Текст книги "Конфидент. Трилогия (СИ)"

Автор книги: В. Печерин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

  – В таком случае не мешало бы поискать карты от тех времен, – сразу последовало предложение со стороны сэра Ролана, – у губернатора Нэста... например.

   А про себя поразился тому, до каких лет смог дожить старейший из полковых магов. Если вообще не самый старый среди волшебников королевства. Притом, что совсем уж дряхлой развалиной или говорящей мумией он вовсе не выглядел. И ясность ума вроде бы сохранил.

   Внешне на поведении конфидента это удивление, впрочем, ничуть не сказалось. Не отразилось на лице. И голос Ролана звучал, как и прежде, спокойно, уверенно.

  – Что ж, – проговорил конфидент, подводя черту, – если где ведьмы и могут хранить большие запасы Серой Гнили, то только в этом Кукенхейме. И вот поэтому я попросил бы солдат действовать поаккуратнее. Ничего без веской причины не разрушая и не сжигая. А после битвы обыскать городок хорошенько. Вплоть до погребов и уборных.

* * *

   А примерно пару недель спустя боевые грифоны королевства летели уже над пустыней по другую сторону моря. Доставленные сюда кораблями военного флота.

   Пустыня... хотя едва ли это, отдающее обыденностью слово в данном случае было применимо. Ведь обычные пустыни разве что суровы и негостеприимны по отношению к живым существам из иных мест – и только. Но жизни как таковой они не чужды. Просто жизнь пустынная вынуждена приспосабливаться к зною и более-менее стойко сносить недостаток воды.

   Эту же... скажем так, местность, лежащую к югу от джунглей дшерров, иначе как безжизненной назвать было нельзя. Любая пустыня показалась бы райским уголком рядом с нею. Выжженная солнцем равнина простиралась на сотни миль вокруг, до самого горизонта. Голая земля, на которой не произрастало ни малейшего кустика или травинки. Даже сухих веток и листьев сюда случайно не занесло. А если когда-то и заносило, то недолго им удавалось пролежать на земле, оставаясь никем не тронутыми.

   Первозданный покой этой мертвой земли нарушали разве что стаи причудливых существ. Нигде, ни в каких других уголках мира не водящиеся, они походили кто на огромных жуков, кто на червей – причем, опять-таки, немаленьких.

   И днем и ночью эти твари рыскали по округе либо вгрызались глубоко в землю в поисках хоть какого-то пропитания. Большая часть так и погибала, от голода. А немногим счастливчикам удавалось отрыть в давно мертвой почве... например, каким-то чудом сохранившийся корень. И уж совсем редко странным существам хватало сил, терпения и удачи добраться до границ своих владений. В те места, где еще произрастала в изобилии зеленая трава, а солнце закрывали раскидистые деревья с сочными листьями.

   Туда, где полным-полно еды!

   Когда-нибудь и эта, обильная зеленью, земля обречена была превратиться в выжженную равнину, мертвую и бесплодную. Но особям Роя, не ведающим ничего, кроме сиюминутных потребностей, не было до этого никакого дела. Собственно, и потребность-то у Роя была единственная. Пожрать сейчас, дабы вскорости не умереть с голоду. Сделавшись оттого пищей для других особей.

   Отродья Роя всполошились, когда на них пали тени от пролетавшего грифоньего клина. Нет, существа эти были слишком просты, чтоб испытывать страх и другие подобные чувства. Грифонов они восприняли, как могли. То есть, огромными кусками живого мяса. Едой. Вот только еда эта пролетала слишком высоко, чтобы особи Роя могли ее достать.

   А грифоны летели дальше. В сторону огромного скопления, чуть ли не горы бесформенной колыхающейся плоти. Исполинского фурункула на теле земли. Гора плоти, именуемая "маткой", также учуяла еду, оказавшуюся к ней так близко. В теле "матки" развезлось огромное отверстие – пасть неправильной формы. А отростки плоти, эти, дрожащие как студень, щупальца, устремились навстречу грифонам. Но те, всем клином сразу, прибавили высоту. Так что отростки-щупальца опали и втянулись обратно.

   Жить, а вернее, существовать "матке" оставалось считанные мгновения. Ровно до тех пор, пока один из наездников на грифонах не скинул вниз пару мешочков, привязанных к седлу. При падении один из мешочков прорвался, но содержимое его – серый, похожий на прах, порошок – все равно достигло цели.

   Упал порошок удачно: прямиком в пасть "матки", формой похожую на рваную рану. Гора плоти заколыхалась в агонии, во все стороны выбрасывая щупальца – уже вслепую, бесцельно. А затем замерла и опала, вся пожухла. Сделавшись похожей на опорожненный бурдюк.

   Потом прошло еще несколько минут – и от "матки" осталась только огромная лужа зловонного синюшного месива, стремительно подсыхающая на солнце. А ждавшие своего череда воины-дшерры двинулись по мертвой земле, уничтожая рядовых особей Роя. Уж с ними-то под силу было сладить даже обычным оружием.

   А грифоны летели дальше. "Маток", от которых следовало избавить этот край и весь мир, оставалось еще немало. Как не были покамест скудными и запасы Серой Гнили.

НИТЬ ИЗМЕНЫ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

   Ведьма умирала.

   Сраженная ударом сабли, она лежала в луже собственной крови посреди грязной мостовой. Глаза ее... еще живые глаза с бессильной ненавистью уставились в небо. А руки тянулись из последних сил. Тянулись к Анике.

   "Ксантарда..." – ненароком вспомнила юная воровка ее имя. Столь же нечаянно, сколь и неожиданно для себя. Потому что трудно было в этом жалком существе, похожем на большую куклу, выброшенную на помойку, в этой груде окровавленного тряпья узнать предводительницу зловещего Ковена. Немолодую, но не сгорбленную тяжестью лет, женщину. Отверженную, но державшуюся с достоинством придворной дамы.

   Откуда-то доносился приглушенный звон клинков. А еще чаще до ушей Аники долетали крики страха и боли. Пахло гарью. Все правильно, иначе и быть не могло. Приказ командования во главе с благородным сэром Роланом предписывал солдатам беречь, не подвергая опасности, в этом заброшенном городишке разве что детей и запасы Серой Гнили. Причем на детей, подаренных Ковену в знак якобы перемирия, указание это распространялось постольку поскольку. Главной же целью атаки на Кукенхейм был захват смертоносного порошка. Этого секретного, самого опасного, оружия ведьм.

   В остальном же бравые вояки были вольны. Вольны рубить, жечь и разрушать. Брать пленных не имело смысла. А наилучшим исходом – в чем сходились и Ролан, и подполковник Берт – было перебить ведьм и их рабов. Да сровнять проклятый городишко с землей.

   Когда тень от подошедшей Аники пала на нее, Ксантарда встрепенулась. И, несмотря на то, что ее тело доживало последние мгновения, ведьме хватило сил приподнять голову. Чтобы вперить злобный, мутный, какой-то усталый... но внезапно враз прояснившийся взор в юную воровку. Глаза предводительницы Ковена злобно сверкнули.

   Анике хватило мгновения, чтоб прочесть в них и ненависть к предательнице-перебежчице, и досаду на собственную то ли недальновидность, то ли недостаточность как наставницы. А может, Ксантарда просто осознала, что всем ее замыслам и планам конец, да и ей самой тоже. Всякое возможно было. В одном только дочь Ханнара Летучей Мыши была уверена. Ведьма могла признать в ней одну из своих учениц, могла и не признать. Но вот всей правды о лазутчице, затесавшейся в ряды прибывшего к ведьмам пополнения, узнать ей было неоткуда. Или все-таки?..

  – Я смотрю, ты радуешься, – проговорила Ксантарда слабеющим надтреснутым голосом, – вы все радуетесь. Так радуйтесь... веселитесь. Это ненадолго.

   И в голове Аники промелькнула еще мысль, что обращается умирающая ведьма не к ней. Не к ней конкретно – но, скорее, ко всему миру скопом.

  – Мне-то уже все равно, – продолжала предводительница Ковена, – но вы... вы все остаетесь... один на один... с этим. Не придет к вам на помощь лунная богиня... сколько ни зовите. Да вы и не позовете... забудете ее имя...

  – Не очень-то и хотелось, – помимо воли сорвалось с языка воровки.

   Ксантарда в ответ усмехнулась. И струйка темной крови потекла из ее рта.

  – Ну да! Пока вы можете веселиться. Так же слепец... веселится и пляшет на краю бездны. А потом... потом, деточка моя, становится слишком поздно. Вот и у вас всех под ногами пропасть... но и надежда... тоже. Осколки Черной... Звезды. Но что толку? Вы же ничего не поймете... куда вам! Вы отвергли спасение, дарованное Урдалайей... отвергли знание... запретное знание! Сами решили... сами назвали так – запретное. Предпочли утешаться сказками о ложных богах. Да только не спасут они вас, когда придет Повелитель!

  – Повелитель? – дрожащим голосом переспросила Аника.

  – Повелитель Чумы! – вскричала ведьма, – Властитель Мора. Владыка Боли. Спит он покамест... но скоро... очень скоро смерть и ужас придут на улицы ваших городов! И муки, рядом с которыми смерть покажется избавлением. Вы побежите... в горы, леса, поля... вы будете молить о спасении. Но спасенья не будет. Ваши вопли и стоны будут музыкой, славящей Повелителя. Гимном в его честь. А ваши души – пищей!

   Произнеся эту речь, Ксантарда пала, наконец, на землю с лицом, застывшим смертной маской. А в следующее мгновение замерла уже и Аника – от ужаса. Когда оторвала взгляд от мертвой ведьмы и огляделась вокруг.

   Ибо не улочку злополучного городка Кукенхейма увидела она вокруг себя. Но знакомый с детства район под названием Ножи. Просто выглядел он теперь так, что казался заброшенным... если не хуже.

   Окна в домах были сплошь заколоченные. И ни единого прохожего... хотя нет: одного цепкий взгляд юной воровки сумел-таки приметить в сотне шагов от нее. Существо, в котором трудно было узнать хоть мужчину, хоть женщину – облаченное в бесформенные лохмотья, с кожей, покрытой струпьями и с поредевшими волосами, оно ползло вдоль обочины. Ползло, из последних сил тщась добраться до порога своего дома. Или хоть до какого-нибудь жилища, где можно скоротать последние часы или минуты жизни. Уж в чем-чем, а в свободных домах столица не испытывала теперь недостатка.

   Существо ползло, тяжело вздыхая и кашляя. И с каждым вздохом окропляя землю кровью изо рта и из носа. А к запаху гари, доносимому ветром, кажется, с соседней улицы, примешался еще один дух. Вроде того, что бывает, когда жаришь мясо и зазеваешься, дав будущему обеду лишнего провисеть над огнем.

   Похожий запах – только куда гуще, сильнее. Это сжигали товарищей по несчастью ползшего по улице существа. Трупы сжигали. Тех из них, которые уже отмучились.

   А вдалеке, над крышами домов, в лучах восходящего солнца возвышались башни Каз-Рошала. Королевского замка, давшего имя всей столице. Издали замок казался по-прежнему великолепным, внушительным и неприступным. Но сердце подсказывало Анике, что крепостной ров и замковые стены – это не та защита, что способна остановить Властителя Мора.

   ...она моргнула глазами – и кошмарное видение исчезло. Сменившись темнотой комнаты в том самом доме, куда девушка накануне забралась через окно. Но с избавлением от жутких грез не пришло облегчения. Аника знала: разговор с Ксантардой – разговор, наяву которого не было – повторится вновь. Как и зрелище столицы, умирающей, агонизирующей от нахлынувших на нее жутких болезней.

   Более того, надежды, что кошмар отвяжется сам собой, уже и не осталось. Ибо, если прежде он тревожил Анику лишь во сне, то теперь и настиг ее бодрствующей. Да не абы когда еще, а как раз в то время, когда воровка вышла на ставший уже привычным ночной промысел. То-то огорчится отец – предводитель столичных воров, он ведь и на дочку возлагал надежды. Видел ее тоже на том же поприще.

   Чуткое ухо Аники уловило шаги... где-то внизу... тяжелые и неторопливые. Следовало убираться да поскорее. И, к сожалению, без добычи. В том же, что сама она успеет удрать, воровка не усомнилась бы ни на миг. Ох, отец не обрадуется. Но жизнь все-таки дороже.

   "Черная Звезда, – зачем-то бормотала Аника, вылезая в окошко и карабкаясь на крышу, – осколки... Повелитель Чумы... осколки Черной Звезды..."

   А уже когда дом, где ничем не удалось поживиться, остался за спиной, дочь Ханнара Летучей Мыши со злостью воскликнула, зачем-то глядя в небо в поисках луны: "Ну, спасибо, сэр Ролан... за все! Демоны тебя сожри..."

   Вернее, она хотела воскликнуть, но вовремя осеклась и лишь зашипела как рассерженная кошка. Инстинкты воровки, которой тишина и скрытость порой жизнь спасают, не подвели и теперь.

* * *

   Как бы там ни было, а услышать клянущие его слова королевский конфидент не мог при всем желании. Мало того, что ночь он, как и большинство людей, предпочитал проводить в кровати – в отличие от воров и прочего лихого люда. Так что встреча на ночной улице сэру Ролану и его недавней компаньонке точно не грозила. Вдобавок, ни самого конфидента, ни его телохранителя Крогера последние дни вообще не было в столице. И виною тому стала история с шутом-маркизом Шенгдаром.

   Дело же было вот в чем. Да, Лодвиг Третий не зря звался в народе Милосердным. Вот только сердце, увы, переменчиво. В том числе сердце коронованной особы. Покуда сэр Ролан во главе королевской рати радовал его величество вестями о разгроме Ковена, о победе над лил'лаклами, донесение об измене Шенгдара на этом фоне просто меркло, терялось.

   Что недоволен был бывший шут нынешним хозяином Каз-Рошала, Лодвиг Третий знал и без того. Как и то, что между недовольством и способностью причинить существенный вред расстояние порой бывает побольше, чем между двумя материками. Вред же, нанесенный маркизом-изменником, существенным не казался. Ну, поднял он на бунт крестьян где-то в глубинке – так ведь и успокоил их, когда шута-маркиза прижали. Ну, спутался с парой ледянников... то бишь, Ледяных Дев. Так Девы эти, вроде, никого не убили и были своевременно изничтожены.

   Приятного мало, но не катастрофа же!

   Не придавал его величество значения истории Шенгдара, и пока королевство истребляло Рой, заодно налаживая отношения с новыми союзниками – дшеррами. Зато после того, как с Роем было покончено, посольство во главе с самим Великим Дшерром посетило Каз-Рошал, отгремели победные фанфары, прошел парад и отшумел бал, деяния шута-маркиза неожиданно вылезли на первый план. Точно из перевернутого, выпотрошенного сундука вывалилась и невзначай попала в поле зрения вещь, некогда считавшаяся потерянной.

   "Все-таки... я думаю, зря ты этого скомороха так легко отпустил, – сказал король сэру Ролану как-то раз за обедом, – я про Шенгдара. Мог бы выяснить хотя бы, чего он вообще с ледянниками связался. Как ни крути, враги наши главные... непримиримые, вдобавок. Даже с дшеррами, как оказалось, можно договориться. А с этими мерзлыми ублюдками – никак. Ну и, к тому же, измена есть измена. Хоть я и Милосердный, а некоторые вещи спускать нельзя. Не то подданные, чего доброго, вообще на шею сядут. И что тогда?"

   Последний вопрос был риторическим. А вывод из монаршего монолога был яснее ясного. Сэру Ролану надлежало исправить собственную оплошность, наведавшись к Шенгдару в гости. В имение, некогда дарованное любимчику-шуту Эбером Пятым. Приехать, поговорить по душам... и постараться найти хотя бы пару смягчающих обстоятельств, могущих спасти маркиза от виселицы.

   Так Ролан и его телохранитель сделали было... для начала. Но по прибытии застали в доме бывшего шута лишь прислугу. Успевшую, причем, изрядно облениться.

   Допросив, за неимением ничего лучшего, конюха, дворецкого, лакея, кухарку, а также двух молоденьких служанок-близняшек, невесть для каких работ привлеченных в господский дом, конфидент сумел выяснить следующее. Да, из Нэста маркиз вернуться успел. И да, ему снова пришлось уехать. Причем времени с тех пор успело пройти прилично. А насчет того, когда вернется, сам его сиятельство как-то не распространялся. Как и относительно места, куда он изъявил желание поехать.

   За последний ответ, впрочем, эта шайка ленивых приживалов держалась ровно до той поры, пока Ролан и Крогер не перешли от вежливых вопросов к угрозам. Пример показал телохранитель конфидента, в прошлом бывший командиром стражи в городе Нэсте. Уж он-то знал, как обращаться с запирающимися преступниками и свидетелями, якобы не сведущими.

   И как только перед прислугой замаячила угроза потерять теплые места, сменив их на темницы Каз-Рошала... нет, чуда, конечно же, не случилось. Ибо Шенгдар действительно не очень-то охотно делился своими планами. Но вот при дворецком он вроде обронил, что должен по кое-каким неведомым делам съездить в Венталион – один из так называемых Вольных Городов. В свою очередь, одна из служанок-близняшек помогла найти письма от друга маркиза. Некоего графа Карея.

   С Кареем этим, несмотря на высокий титул, сэр Ролан если и был знаком, то разве что шапочно. Всего дважды пересекались они на балах при королевском дворе. Причем последний из этих балов случился лет шесть тому назад, а первый – вообще при Эбере Пятом.

   Высокий и тощий как жердь, вечно угрюмый, хотя и не лишенный некой мрачной красоты, Карей слыл нелюдимом и "темной лошадкой". Не проявляя явного интереса ни к дамам, ни к светским беседам, ни даже, кажется, к делам государства, граф редко покидал свои родовые владения. Что располагались на юго-западной окраине королевства. Недалеко от границы с Союзом Вольных Городов... и от Венталиона, в частности. Ближайшего из городов Союза.

   В самом письме не нашлось ничего, заслуживающего внимания. Но вот уже одно то, что кто-то мог считаться другом этого высокородного бирюка, не могло не заинтересовать лицо, приближенное к королю. И потому, в компании телохранителя Крогера сэр Ролан держал путь теперь уже на юго-запад. Во владения Карея. С еще несколькими случайными попутчиками трясясь на сидении быстроходного дилижанса, несущегося по проселочной дороге.

   А за время поездки еще и посетовать успел:

  – Ох, ну и занесло же нас... вот так глушь! Не знал вообще, что во владениях его величества бывают такие ужасные дороги.

  – Вот уж да, не столица, – вполголоса вторил ему Крогер с угрюмым видом, но с иронией в душе, – и что даже в этих краях благородные живут – сэр, наверное, тоже не знал?..

   Но даже многочасовая тряска оказалась лишь цветочками. Ягодки последовали вскоре после того, как дилижанс миновал очередной почтовый стан – по расчету Ролана последний на их пути. Дорога теперь шла мимо леса. И внезапно внимание пассажиров привлекло ржание лошадей: сперва недовольное, а затем испуганное.

   Дилижанс тряхнуло вместе со всеми его пассажирами. После чего лошади заметно сбавили ход. Да что там: плелись теперь как улитки в жаркий день.

  – Эй, вы там! Прочь с дороги! – донесся рассерженный возглас возницы одновременно со звуком щелкающего кнута.

   "Что еще за канитель?" – подумал Крогер, отодвигая штору на окошке дилижанса и выглядывая наружу.

   А напасть... не столь, кстати, неожиданная, заключалась в следующем. Из леса, на дорогу и прямо наперерез дилижансу выступили трое грязных оборванцев, чьи лица и головы заждались визита к цирюльнику. В руках оборванцы держали увесистые дубины. И не требовалось иметь много ума, чтобы понять намерения этих троих. Как и род занятий. Во всяком случае, ни мирными охотниками, ни столь же мирными крестьянами, зашедшими в лес за дровами или грибами да ягодами, они не были точно.

  – Не спеши, мужичок, – пробубнил один из оборванцев, – хочешь, чтобы мы ушли, так мы уйдем. Только за все хорошее платить в этом мире надо.

  – Угу, – вторил его подельник, – точно. Всему своя цена. Ты остановись, главное. Мы тут покумекаем... с теми, кого везешь, познакомимся. Ну и решим... по цене-то.

   Возможно, были в этом предложении свои резоны – причем даже для возницы и пассажиров дилижанса. В том смысле, что имелся хотя бы призрачный шанс продолжить путь. Потом. Когда и если удалось бы разойтись с разбойниками миром. Другой вопрос, что приятного в таком новом раскладе не было ни на йоту. Да и возница, как видно, был не слишком опытным. В противном случае, этот день не стал бы для него последним.

   Никто не знал и вряд ли узнает, отчего в голову этого человека с кнутом, сидящего на облучке, пришла такая мысль – попробовать прорваться. Скорее всего, он просто недооценил опасность. Три головореза показались ему не слишком грозной силой. Вроде стайки кур на пути у быка.

   О том же, что шайка, орудующая в этих краях, могла состоять не только из этих трех оборванцев, возница как-то не подумал. И потому, вместо того, чтобы внять предложению разбойников, он сделал с точностью до наоборот. Подстегнул лошадей – и рванул напролом, словно дорога была пуста аки рыночная площадь в дождливую погоду.

   Двое из трех разбойников успели отскочить к обочинам. Третий угодил под копыта, лишь напоследок сумев ударить одну из лошадей дубиной, по ногам. Помогло это ему самому не шибко.

   Зато в следующий миг со стороны леса один за другим вылетели несколько арбалетных болтов. С обеих сторон – и прямиком по лошадям. Стреляли метко: животные валились одно за другим с храпом и ржанием, больше похожим на визг.

   Досталось и вознице: с арбалетным болтом, угодившим прямо в глаз, он сверзился с облучка.

   Теперь уже не только телохранитель Ролана, но и прочие пассажиры в этой поездке сообразили, что дело неладно.

  – Ох, да что ж это? – вопрошала пожилая дородная дама одновременно сердито и испугано. Кому именно адресовалось ее недовольство, понять было сложно.

   Молча всхлипнула девушка, сидевшая напротив сэра Ролана. И крепче прижалась к своему спутнику – молодому, худосочному и заметно побледневшему. Про него конфидент еще подумал, что он мог быть не то успешным учеником, не то подмастерьем какого-нибудь цеха. Чье ремесло вряд ли было связано с поднятием тяжестей или иными испытаниями для телесных сил.

   Еще один пассажир – немолодой, невысокий, но коренастый и с грубым обветренным лицом – весь подобрался. Ни дать ни взять, дворовый пес, приметивший чужака. И по такому случаю равно готовый как к драке, так и к бегству.

  – Разбойники, – коротко бросил Крогер, отстраняясь от окошка. И привычным движением положил руку на эфес меча.

   Между тем лесные головорезы уже выбрались на дорогу и обступили дилижанс, окружив его нестройным кольцом. Еще один разбойник прохаживался, косясь на трупы лошадей. Да неуклюже сострил заодно: "Зато мяса у нас теперь много".

   Затем он подошел к дверце дилижанса и грубо, настойчиво постучал.

  – Э! Есть, кто живой? – выкрикнул разбойник при этом, – хотите и дальше быть живыми – отзовитесь. Да выходите по одному. Ну и дальше... карманы, кошели, сумки. Учтите, я пока добрый. Пока по-хорошему прошу.

   Всего с этим увещевателем разбойников было одиннадцать человек. Столько насчитал сэр Ролан, прикидывая шансы в предстоящей схватке. Да, численный перевес имелся у противной стороны – причем подавляющий. Но, во-первых, умение и в бою кое-что значит. А во-вторых не стоило забывать, что такие вот шайки лесные в основном состоят из подлого трусливого отребья. Что если и лезет в драку, то только в одном из двух случаев: либо когда абсолютно уверено в успехе, либо если загнано в угол, поставлено перед выбором – сражаться или умереть.

   Последняя особенность людей, чей дом – лес, а промысел – грабежи на дорогах, хоть немного, но обнадеживала. Вполне возможно, как предположил конфидент, если удастся убить двух или трех головорезов, остальные уберутся восвояси. Главное, нанести им потери внезапно и как можно быстрее. Чтобы ошеломить врага, напугать и тем снизить шансы на ответный удар.

   Да, у разбойников имелись арбалеты – по меньшей мере, два. С другой стороны, дилижанс вполне мог послужить надежным укрытием от арбалетных болтов. На крепость, осажденную да неприступную, он, правда, не тянул. И тем не менее.

   Еще Ролан рассчитывал на помощь коренастого мужичка, коего сам мысленно сравнил с псом. Да, оружия у "пса" не наблюдалось, ну так он мог где-нибудь прятать... нож, например. Или палку.

  – ...значит, по-хорошему не хотим, – потерял терпение говорливый разбойник, – ладно, будет по-плохому.

   "Дотянусь или нет, – в то же самое время думал конфидент, – и успею ли?.." Имел он в виду окошко, ближайшего к нему разбойника, а также собственные шансы поразить его.

   Головорез-переговорщик сперва пнул в дверь с размаху, затем, очевидно сообразив, дернул ее на себя. Один раз, другой. Но в тот самый миг, когда она открылась, первым, что встретило разбойника внутри дилижанса, оказался меч Крогера. И последним, как оказалось, тоже. Бывшему капитану городской стражи Нэста хватило лишь одного мгновенного движения – и клинок пронзил головореза насквозь.

   А в следующий миг Ролан высадил ногой стекло в окне. Ближайший из головорезов отпрянул инстинктивно... но недостаточно далеко. Шпага конфидента ткнулась ему в живот, и разбойник, охнув да зачем-то прижав к ране руку, осел на землю.

   Порадовало Ролана и то, что сраженный им супостат оказался одним из арбалетчиков. И гибель его делала шайку в целом чуть менее опасной.

   Еще один счастливый обладатель арбалета, заметив гибель подельника, выстрелил в направлении окошка дилижанса. Без особого толку выстрелил, ибо конфидент успел отпрянуть. Единственное, чего добился незадачливый стрелок – просвистевший совсем близко арбалетный болт напугал девушку-пассажирку, ехавшую в компании худосочного паренька. Та взвизгнула и, трясясь от страха, совсем вжалась в жесткое сиденье. Точно хотела раствориться в нем.

  – Ого! Вы так, значит? – раздался возмущенный возглас. Это дал о себе знать "пес". После чего сам вступил в игру.

   В руке у него появился камень. Самый обыкновенный, разве что смотревшийся неестественно гладким от усердной шлифовки. Камень был увесистый, размеру отнюдь не маленького – чуть ли не с два кулака. Что, впрочем, не помешало "псу" метнуть его легко и неуловимо.

   Пролетев примерно в дюйме от побледневшего, покрывшегося испариной, лица худосочного юноши, затем мимо голов Ролана и Крогера, камень вынесся через окошко наружу. И угодил разбойнику-арбалетчику прямо в лоб. Тот, наверное, даже понять ничего не успел. Так и рухнул, даже не выпуская своего оружия из рук.

   Новых выстрелов не последовало.

   Парочка головорезов – из тех, видимо, что посмелее – предприняли последнюю попытку штурма. Размахивая один дубиной, а другой топором, они сунулись к двери дилижанса. Однако при виде Крогера с мечом да сэра Ролана со шпагой, удаль свою боевую малость подрастеряли. Сначала замерли, вероятно, задумавшись: атаковать им предстоит, защищаться или лучше таки спасаться бегством. А в итоге сдали назад под окрик одного из подельников: "Сваливаем, живо! Себе дороже выйдет..."

   И лишь когда разбойники убрались с дороги, скрывшись, наконец, в лесу, сэр Ролан позволил себе выйти из дилижанса и осмотреться. Отмечая, насколько густой лес вокруг, насколько теряется в его полумраке тянущаяся впереди дорога. И насколько хотя бы кусты, растущие вдоль обочины, удобны для засады, оценил тоже.

  – Да-а-а, дело дрянь, – были его слова при этом, – стратегическое отступление... увы, неизбежно.

  – Сэр, – с непривычной для себя робостью обратился к конфиденту Крогер, – когда проезжали... в общем, я трактир приметил. Недалеко. В миле примерно отсюда.

* * *

   Мы еще вернемся в нашей истории к сэру Ролану, его телохранителю и их нежданным злоключением. А пока уделим внимание еще одному человеку, коему предстояло сыграть тоже немалую роль. Речь пойдет о веллундце Джилрое... о жребии своем до поры и не помышлявшем.

   Когда миссия в Клыкастых горах была успешно выполнена, а тем паче, после разгрома Ковена, и его величество и королевский конфидент были единодушны. По их общему мнению бывший прихвостень ныне покойного Джавьяра сполна искупил свою вину. Простили ему, и приснопамятное проникновение в замок, и угрозу расправиться с принцессой... липовую, на самом деле, и похищение ожерелья. Никто Джилроя более не удерживал, он был отпущен на все четыре стороны. Причем, что ценно, не с пустыми руками. На ту сумму, что веллундцу выдали прежде, чем он вышел за ворота Каз-Рошала, можно было приобрести неплохой домик в столице. И на прожитье кое-что осталось бы. На то время, пока новоиспеченный столичный житель искал бы работу.

   Лодвиг Третий умел быть благодарным.

   "Не хотел бы на службу при дворе поступить? – осведомился у Джилроя напоследок сэр Ролан, – жил бы в замке. О пропитании и крыше над головой точно бы душа не болела".

   "Э, нет уж, благородный сэр, – с почти нарочитой небрежностью в голосе отвечал веллундец, – как по мне, любая служба – это немножко каторга и чуток темница. Что у Джавьяра, что у вас. То есть, нет-нет, а приходится пойти куда-то и сделать что-то, чего сам не хочешь, а велели. Так что пойду-ка я лучше... свободой насладиться".

   Казалось бы, в стремлении этом – обрести свободу да наслаждаться ею – ничего предосудительного не было. Другой вопрос, что отношение Джилроя к службе, например, при дворе или к работе на дельца, сколь могущественного, столь же и нечистоплотного, распространялось, увы, на любой труд вообще. Проще говоря, работать веллундец не любил, а работать на дядю тем паче. Или... если посмотреть с другой стороны, вся огромная столица немаленького королевства почему-то не желала предоставить своему новому обитателю такую работу, которая пришлась бы ему по душе.

   Яму копать? Наколоть дров? Или поучаствовать в разгрузке караванных подвод? Все подобные предложения Джилрой игнорировал, только что не отплевываясь. Во-первых, считал для себя унизительным такой труд – спину гнуть, напрягаться и все за гроши. Ну а во-вторых, что греха таить, силенок не хватало. Телосложение-то у уроженца солнечного Веллунда, было далеко не богатырским.

   Что касалось труда, в меньшей степени связанного с поднятием тяжестей, а в большей – с умом, умением и сноровкой, то ему следовало перво-наперво... научиться. Потому любой цех, от ткацкого до кузнечного, если и готов был принять новичка, то исключительно в качестве ученика. Иначе говоря, мальчика на побегушках при мастере, трудиться на которого предстояло в течение первых нескольких лет разве что за еду и кров. И это в лучшем случае. Если мастера, нуждающегося в ученике, вообще удалось бы отыскать.

   О стезе белоручки, вроде жреца, мага или, скажем, писаря, в случае Джилроя вообще не приходилось мечтать. Ввиду незнания оным хотя бы грамоты.

   Посему, оценив все расклады и, как он думал, разобравшись с желаемым и действительным, направился Джилрой не собственный пот проливать, но чужое пиво. В ближайшей таверне и по сходной цене. Не пополняя тем самым свой денежный запас, а совсем наоборот.