Текст книги "Конфидент. Трилогия (СИ)"

Автор книги: В. Печерин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

  – Дурак... – оторопело повторил оружейник, – нет-нет, то был вовсе не дурак. Но, напротив, человек знаменитый... и именитый. Из самой столицы приехал.

  – Имя! – взревел Крогер.

  – Шенгдар! – воскликнул Тенант таким тоном, будто звал на помощь, – маркиз Шенгдар... талантливейший и несравненный. Вы должны знать... если сами из Каз-Рошала. Человек прибыл, чтобы возглавить первый в городе театр. Не слышали? А говорят, скоро открыться должен.

  – Шенгдар, значит, – из уст сэра Ролана это имя прозвучало как презрительная кличка, – талантливейший и несравненный. А вот интересно, для чего ему груда ржавых мечей, старых кольчуг и тому подобного барахла? Не театр же оборонять.

   В ответ Тенант лишь пожал плечами. Мое, мол, дело маленькое: продавать то, что хотят купить. А зачем именно хотят – уже не мои заботы.

* * *

   Городишко оказался совсем маленьким. Едва ли даже в лучшие времена его населяли хотя бы с тысячу человек. Потому правильнее, наверное, было бы назвать его укрепленным поселком. Тем более что частокол вокруг городка в своем нынешнем состоянии мог считаться укреплением разве что с огромной натяжкой.

   Отчего ведьмы и их рабы не удосужились привести его в порядок – Аника толком не понимала. Вероятней всего, Ковен рассчитывал не столько на сомнительную защиту ограды, сколько на лес. Обступавший городок, скрывавший его от посторонних глаз. Если же кто-то сумеет пробраться сквозь чащобу и набрести на город, не нанесенный на карту – против таких отчаянных людей ведьмам неплохо помогала собственная волшба.

   Вообще, успев прогуляться в предрассветный час по улицам городка, дочь Ханнара имела возможность рассмотреть его как следует. И отметить про себя царящую здесь запущенность. Камни мостовых почти скрылись под слоем грязи. Окна большинства домов зияли черными пустыми провалами. Ветер хлопал покосившимися ставнями и распахнутыми дверями. По обочинам улиц росла сорная трава.

   Еще один раз на пути процессии встретилась груда бочек, ведер, тачек и табуретов, сваленных, словно нарочно так, чтобы перегораживать улицу. Обходить это препятствие пришлось переулками.

   Прохожих почти не попадалось. И едва ли только по причине раннего часа. Лишь пару раз толпе детей и сопровождавших их посланцев Ковена довелось поравняться с небольшими группами других ведьм и рабов. Ведьмы что-то обсуждали вполголоса. А при виде вернувшихся с живыми трофеями соратников, окликали их фразами "да хранит вас Урдалайа!" или "да предаст вам силы богиня луны!" Что до рабов, то они, как обычно, покорно молчали. Да волочились за ведьмами с неотступностью верных собак.

   Последняя точка в этом путешествии для Аники и других девочек была поставлена у дверей длинного бревенчатого сарая без единого окошка. Вероятно, в прежние времена здесь находился какой-то склад.

   Изнутри сарай кое-как освещался масляным фонарем, подвешенным на стене рядом с дверью. А всю мебель здесь составляли топчаны, расставленные в четыре ряда, и небольшая железная печь.

  – Располагайтесь, – велела девочкам седовласая ведьма, в чьем голосе проклюнулись неожиданно участливые нотки, – вам нужно отдохнуть.

   И ведь трудно было поспорить! Силы, невесть откуда взявшиеся у детей после дурацкого ритуала с лошадиной кровью, теперь были почти совсем растрачены. Ушли на ночной, почти безостановочный, переход. И отнюдь не по тракту, прямому и ровному.

   Так что голова Аники потяжелела, глаза слипались. Решив, что дальнейшие свои действия лучше обдумывать, для начала выспавшись, юная воровка плюхнулась на жесткий тюфяк ближайшего топчана. И почти мгновенно отбыла в мир грез.

   Странные, кстати, были эти грезы. Обычно, набегавшись за день и основательно утомившись, Аника спала без снов. Ибо даже на них сил тогда не оставалось. Теперь же сновидения к дочери Ханнара пришли яркие, можно сказать, живые. Походили они, скорее, на слишком отчетливые воспоминания. Причем о совсем недавних событиях.

   Аника снова увидела отца. Каким изможденным и словно пришибленным он вернулся из темниц Каз-Рошала. И сердце дочери Ханнара закипало от гнева при мысли о том, как обошлись прислужники короля с родным и дорогим ей человеком. Прислужники короля, которого только льстецы и глупцы могли называть Милосердным!

   Вспомнилась поездка через море, в жаркую и дикую глушь Колонии. Куда Анике пришлось отправиться – зачем? Да опять же по воле не столько отца, сколько его величества. Уж как Ханнар Летучая Мышь хотел засвидетельствовать свою верность королю, что готов был дочь родную отдать в его распоряжение. Как будто это он, а не Лодвиг Третий в чем-то провинился! И как будто она, Аника, не более чем вещь!

   Юная воровка вспомнила каждого матроса, за дни пути успевшего задеть ее хоть одной фразой, грубой или пошлой. Или даже единственным словом. И Вальдера, этого самодовольного болвана, тоже не забыла. Тот только и мог, что размахивать, как флагом, своим положением. Теплым местечком при королевском дворе. Да командовать еще. Ею, Аникой, помыкать!

   Из-за этого сыщика-лопуха оба они чуть не угодили в переплет. С возможным, кстати, трагическим исходом. И за каким-то псом Аника еще полезла Вальдера вызволять. Зачем, спрашивается?

   Ну а напоследок юная воровка поразилась собственной глупости. Это ж надо – едва вернувшись домой, не успев снова войти в колею повседневности, бросаться в новый путь. И как? Словно излишне бравый солдат из какой-то дурацкой комедии! "Так точно, будет сделано..." Стоило прийти письму от королевского любимчика, сэра Ролана.

   Во сне Аника взглянула другими глазами на этого человека. На его лицо, казавшееся презрительным и самодовольным. На его манеру говорить – одновременно с высокомерием и снисходительно, вежливо, но с подчеркнутым превосходством.

   А главное: Ролан, недолго думая, сунул ее в самое гнездилище врагов. Аника же с овечьей безропотностью согласилась. Зачем, скажите на милость? Зачем? Зачем?! Зачем?..

   "Зачем?" – было первым словом, что прошептала лазутчица после пробуждения.

   На топчане она провалялась еще час. А потом дверь сарая-барака отворилась. Внутрь вошел рослый раб, впереди себя кативший тачку. На тачку был водружен немаленьких размеров котел, из которого доносился запах чего-то съестного. И явно вкусного.

   Успевшие проснуться девочки, радостно повизгивая, столпились вокруг котла. Некоторые отпихивали товарок помельче, стремясь оказаться как можно ближе к еде. В руках многие из пленниц держали наготове медные ложки и миски. Откуда, задалась вопросом Аника. А потом догадалась заглянуть под топчан. Где и обнаружила свой немудрящий набор посуды.

   "Вот и первый промах, – подумала юная воровка с досадой, – о чем-то узнавать позже других. Не лучшее начало для лазутчицы".

   Похлебка из котла оказалась не столько вкусной, сколько сытной и наваристой. О большем, впрочем, соседки Аники по бараку вряд ли посмели бы мечтать. Рожденные в бедных семьях, они, наверное, не каждый день вообще-то могли наесться досыта.

   Другое дело – дочь предводителя столичных воров. Чей промысел, хоть и слыл опасным да порицаемым законами, однако доходным был тоже, вполне. Потому-то, если другие девочки уминали похлебку за обе щеки, то у Аники трапеза прошла заметно медленнее. И принесла куда меньше наслаждения.

   Когда обед был закончен, раба с котлом сменила пара молоденьких ведьм. Они еще походили на близняшек в своих однообразно-черных одеждах. И почти одинаковыми же звонкими голосами ведьмы велели девочкам строиться в два ряда и следовать за ними, наружу.

   Во время второй своей прогулки по странному городку Аника смотрела на него уже не с любопытством, а оценивающе. Задавшись мыслью, а легко ли будет отсюда сбежать. В итоге пришла к выводу, что легко... наверное. В городке-то ведь даже ворота не запирались по причине их отсутствия.

   Но чтобы побег удался, самое меньшее, что требовалось – это бегать побыстрее и хорошо знать планировку города. Чтобы добраться до ворот кратчайшим путем. И не угодить ненароком в какой-нибудь рукотворный тупик вроде давешней груды бочек и ведер.

   Еще, как верно предвидела Аника, ведьмы могли попытаться задержать беглянку, в том числе посредством магии. А значит, от нее не помешало бы хоть какое-нибудь средство защиты.

   Привели девочек-пленниц к самому высокому зданию в городке. Высотою оно было в целых три этажа. Широкое каменное крыльцо здания успело густо покрыться щербинами и даже трещинами. От двустворчатой двери осталась всего одна створка. Да и та держалась неровно и, видимо, на честном слове.

   Третий этаж являл собою небольшую башенку, которую в прежние времена украшали огромные часы. Теперь, однако, круглый циферблат успел растерять большую часть прикрепленных к нему металлических цифр. А единственная оставшаяся стрелка остановилась навечно.

   По всей видимости, когда-то в здании располагалась местная ратуша. А на втором этаже, в просторном светлом зале, уставленном множеством скамей, собирался Городской совет. В пользу этих предположений свидетельствовал и герб, что висел, чудом сохранившись, на одной из стен. Рельефная фигура, изображавшая что-то круглое, вроде пряника или печенья, в обрамлении кольца из листьев.

   Единственное, зато огромное, окно когда-то было застекленным. Однако теперь мимо пустой рамы беспрепятственно гулял ветер. Потолок и даже стены покрывали пятна плесени. А углы успело обжить не одно поколение пауков.

   Однако все перечисленное никоим образом не смущало и не волновало седовласую ведьму. Ту самую, что во главе группы посланцев Ковена принимала от королевства живые дары. А теперь ведьма стояла на пятачке свободного пространства в зале – спиною к окну, лицом же обратившись к рядам скамей.

  – Садитесь, пожалуйста, – вежливо и без малейшей враждебности молвила ведьма, – меня зовут Ксантарда, и я возглавляю нашу общину.

   "Эх... вот ведь пакость-невезуха! – про себя посетовала Аника, – получается, аж главарь... главариха Ковена сама с королевскими солдатами пришла на встречу! Хватило бы одного удара саблей, чтоб на тот свет ее спровадить. Или захватить могли бы... так даже лучше. Не пришлось бы меня в этот гадюшник засылать".

  – ...я буду обучать вас, посвящая в великое искусство волшебства, – говорила между тем Ксантарда, – я одна... ибо, к сожалению, у нас не хватает людей, чтобы обеспечить наставницей... опытной волшебницей каждую ученицу.

  – Простите, пожалуйста, – с одной из скамей донесся робкий писклявый голосок, – а когда вы нас отпустите домой?

  – Вы дома, – все также спокойно и даже дружелюбно, но непреклонно ответила ведьма, – теперь наша община... Ковен – ваш дом и ваша семья. А кто вас когда-то породил и где держал до сих пор, уже не имеет значения. Знаете, что ждало вас прежде? С людьми, называвшими себя вашей семьей... родней, не важно. Серая жизнь, полная нужды, унижений... и запретов. Да-да, запретов.

   Постепенно гомон десятков девочек, толкающихся и ерзающих на жестких скамьях, стих. А Ксантарда, напротив, возвысила голос:

  – Это именно то, главное, слово, из-за которого Ковен веками пребывал вне закона. Слово, путающееся под ногами, превращающее хищного зверя в барбоса при цепи и будке, а вольного человека – в двуногий скот, безропотно гнущий спину. Слово, вынуждающее многих волшебников сдерживать свои таланты и любознательность. И слово это – "запрет".

   Вам и нам... и всем от века что-то, да запрещалось. Родители запрещают детям, старшие младшим, мужья женам, жрецы мудрецам... ну а правители – всем и сразу. Чуть ли не весь род людской поголовно принимает чужие запреты и порождает новые. Не замечая, как жизнь вокруг превращается в вязкую паутину, дышится в которой все трудней и трудней.

   Ковен намерен положить этому конец. Чего невозможно добиться, не начав с себя... не отринув запреты, установленные другими людьми. К тому я и призываю вас, здесь собравшихся. Осознать запреты, понять их нелепость – и безжалостно отбросить. Пусть это будет моим первым для вас уроком.

   Ведьма взяла паузу, видимо, чтобы перевести дух. А в наступившей тишине раздался хрипловатый ломающийся голос:

  – А что с моим братом? Где он? Его тоже учат?..

   Ксантарда вздохнула, готовясь к объяснениям, тяжелым и, видимо, долгим. Ну да лиха беда начало. Потом, как надеялась ведьма, усилия ее вознаградятся.

* * *

   Маркиз Шенгдар...

   Вообще-то, со слов Ролана, дворянских кровей в жилах этого человека не было ни капли. В то лихое для королевства время, когда на троне сидел Эбер Пятый, Шенгдар служил в Каз-Рошале придворным шутом. И хоть мало что и кто удостаивались любви тогдашнего монарха, но шуту посчастливилось попасть в этот далеко не длинный список. Заняв в оном место аккурат между хмельными напитками и панегириками из уст придворных.

   А уж как эти три явления дополняли одно другое – хмель, придворная лесть и грубые выходки шута! Просто-таки служили тремя китами, державшими на себе настроение его престарелого величества. Настроение, хоть все реже и реже, но все-таки бывавшее хорошим.

   Когда же, опять-таки под хмельком, Эбер Пятый решил выразить шуту-любимчику свою благодарность в полной мере, ошарашены были даже завзятые подхалимы. На Шенгдара, выросшего в семье бродячих артистов, буквально свалился титул маркиза. А с ним дом в столице... куда, впрочем, шут до поры едва заглядывал, живя в замке. Ну и, наконец, имение с немаленькой рентой.

   Случай то был уникальный, если не сказать вопиющий. Причем говорить, что незаслуженное счастье шута-маркиза было недолгим, значило погрешить против истины. Да, жалование Шенгдару титула стало одной из многих капель, год за годом наполнявших чашу терпения богов. Да, капля эта была одной из последних. Потому что всего пару лет спустя Эбер Пятый лишился трона, а вместе с ним и жизни.

   Однако титулованному шуту посчастливилось пережить ту ночь, в которой погибли многие другие любимцы и приближенные старого короля. Монарх же новый счел Шенгдара безобидным и ограничился лишь изгнанием из замка. Ибо не забавляли Лодвига Третьего ужимки и прыжки. Вообще-то в первые годы после восшествия на трон времени на развлечения не находилось. Лишить же титула и ранее дарованных благ было не во власти даже его величества.

   Иными словами, голод, рубище и паперть Шенгдару не грозили точно. Однако чем так называемый маркиз занимался со времени изгнания из замка, Ролан не знал. И не очень интересовался. Но вот теперь бывший шут ввязался в какое-то грязное дело. Ни больше ни меньше, королю задумал подгадить. И всей стране заодно. Только зачем? Как раз этот вопрос конфидент со своим телохранителем и намерились прояснить.

   Дом, снятый Шенгдаром в Нэсте, хоть и не сиял роскошью, но все равно свидетельствовал о достатке. Двухэтажное строение с черепичной крышей и мраморным балкончиком, да с прилегающим небольшим садиком окружала высокая ограда, увитая плющом. Разыскать дом не составило труда. И не пришлось даже встречаться с губернатором. Хватило расспросить полдесятка прохожих – из них хотя бы один знал, где проживает столичная знаменитость.

   Вообще, от помощи местных властей Ролан и Крогер решили пока воздержаться. Во-первых, дабы не терять времени. А во-вторых едва ли бывший придворный шут был столь опасен, чтобы для разговора с ним двум вооруженным мужчинам требовалось подкрепление. Разговор, конечно, предстоял жесткий – и тем не менее.

   Проникнуть в дом Шенгдара решили уже в сумерках. Оставшееся время скоротав за прогулками по городу и посидев в небольшом ресторанчике.

   Подобравшись к ограде, Крогер помог взобраться на нее более легкому конфиденту. А тот, спрыгнув уже на траву сада, подошел к калитке и отодвинул запиравший ее засов.

   Никакой охраны шут-изгнанник, похоже, не держал. Даже собаки в саду не обнаружилось. "Потрясающая беспечность!", – еще подумал сэр Ролан.

  – Что теперь? Отмычки не сохранилось? – вслух, шепотом поинтересовался он у спутника, указывая на входную дверь.

  – Да не поможет, боюсь, – сообщил Крогер, подойдя к двери и чуть навалившись на нее, – заперто-то, похоже, изнутри, на засов. Так что, либо ломать... либо обходной путь пользовать.

   Он указал на ближайшее из окон, уже закрытое ставнями. После чего посетовал:

  – Эх, столько лет в городской страже, а чем занимаюсь теперь. Сказал бы кто еще год назад – в морду мог получить.

   С этими словами бывший командир стражи осторожно раздвинул створки ставен. Те поддались без сопротивления. Недолго продержалась и оконная рама. Правда, чтобы открыть ее, Крогеру пришлось сперва воспользоваться мечом. Вернее, попробовать воспользоваться. А затем прибегнуть к помощи кинжала. Когда оказалось, что щель слишком узка, и клинок меча в нее не пролазит.

   В любом случае лезть напролом, разбивая стекла, что конфидент, что его телохранитель считали недостойным себя варварством.

   Один за другим вскарабкавшись на подоконник, Ролан и Крогер пробрались в небольшую неосвещенную комнату. Мельком осмотревшись и не приметив здесь для себя ничего, достойного внимания, оба они подошли к двери, что вела в соседнее помещение. Скорее всего – в коридор.

  – Проклятье! – прошептал Крогер, толкнув эту дверь и обнаружив, что она тоже заперта, – похоже, сэр, внезапностью придется поступиться.

   Ролан молча пожал плечами. Все равно, мол, при встрече с Шенгдаром себя обнаружим. Главное, что внутрь проникли.

   Так думал конфидент, пока его телохранитель действовал. Благо, данная дверь немало уступала входной и по прочности, и по толщине. Да и запор имела слабенький. Так что Крогер высадил ее с первой же попытки.

   В открывшемся коридоре было светло благодаря нескольким небольшим светильникам, закрепленным на стенах. Еще коридор украшала пара картин. И откуда-то явственно так тянуло холодом. Даже морозом – вкупе с тем неподражаемым запахом, что обычно бывает от недавно выпавшего снега. Каковому взяться ранней осенью было неоткуда. Даже на севере королевства.

   Как и ожидалось, высаживание двери... точнее, получившийся при этом шум, привлек внимание хозяина дома. Или, правильнее было бы назвать его арендатором. А может, какой-нибудь слуга вышел проверить, что происходит. Так или иначе, но до незваных гостей дома донесся легкий стук шагов. Какой обычно бывает при спуске с лестницы. Затем на смену стуку пришло поскрипывание половиц. А несколько мгновений спустя из-за поворота показался не кто иной, как сам Шенгдар.

   Невысокий, черноволосый и носатый, бывший шут почти не изменился с той поры, как пришелся не ко двору и покинул Каз-Рошал. Разве что бородой обзавелся. Причем борода эта успела отвоевать себе почти всю нижнюю половину лица. Глаза-угольки, как и прежде, смотрели на мир с затаенной и едва скрываемой усмешкой. Взгляд этот не изменился даже, когда Шенгдар увидел двух посторонних людей в своем доме. И распознал в одном из них конфидента Лодвига Третьего.

  – Сэр Ролан? – а вот талантом скрывать чувства при разговорах опального шута боги не наградили. Отчего голос Шенгдара тоном напомнил шипение напуганного кота.

  – К вашим услугам, – конфидента, напротив, казалось бы, ничуть не смущало собственное непрошеное присутствие в чужом доме, – есть разговор, ваше сиятельство.

   Он даже раскланялся церемонно. Как не всегда получалось даже на балах и приемах. Жаль только, что шут-маркиз ни манер собеседника не оценил, и не смог по достоинству оценить его иронии. А может, наоборот, оценил. Однако никаких добрых знаков для себя в том не увидел.

   Так или иначе, но Шенгдар предпочел метнуться прочь, верней, назад. Да с прытью, совершенно не приличествующей уже совсем не молодому человеку. Вдобавок, последние несколько шагов до лестницы бывший шут преодолел, перекувырнувшись в двойном сальто. Получилось оное неожиданно ловким. И не дало ринувшимся следом Ролану и Крогеру шансов настичь беглеца.

   А вот вопль "помогите!", брошенный Шенгдаром на бегу, прозвучал донельзя нелепо. Ни конфидент, ни его телохранитель не знали, кого мог позвать на помощь шут-изгнанник. Не знали и даже не представляли.

   А морозный дух в коридоре стал ощущаться даже сильнее, чем прежде. Но значения тому Ролан и Крогер не придали, сосредоточившись на погоне.

   На втором этаже они сразу же устремились к приоткрытой двери, от которой поперек коридора тянулся прямоугольник яркого света. Однако стоило конфиденту и его телохранителю переступить порог и оказаться в кабинете, как Шенгдар внезапно вынырнул из-за спины Ролана. И приставил к его шее короткий, но остро наточенный клинок.

  – Ты! Здоровяк! Стой на месте, – высоким и грубоватым голосом, чуть ли не взвизгивая, велел Крогеру бывший шут, – не то твой любимый хозяин отправится на встречу с предками!

  – А ты следом, – невозмутимо отвечал телохранитель, успев уже положить руку на эфес меча, – мало ли, что прыгать умеешь. Места тут мало, особо не напрыгаешься. Порублю в капусту... так что не дури.

  – Сам не дури! – не унимался Шенгдар, – сюда, ко мне!

   Последнюю фразу он выкрикнул явно не для Крогера. Но прямо-таки через голову бывшего командира городской стражи. А несколько мгновений спустя и сэр Ролан, и его телохранитель поняли, кому именно эта фраза адресовалась.

   Морозом повеяло уже как в настоящую зиму. А затем в дверях показались два силуэта: человеческих, по-женски хрупких и длинноволосых. Две фигуры с белыми как снег лицами, серебристыми волосами и в одеждах... вернее, доспехах, отливающих синевой, как весенний лед. И со странными мечами – прозрачными, точно сделанными из стекла. Но не бывшими оттого ни хрупкими, ни менее смертоносными. Уж Ролан-то знал. Успев познакомиться с этим оружием не понаслышке.

   И потому с первого взгляда узнал его обладательниц.

   Белолицые создания были Ледяными Девами – питомцами ледянников. Далеко не добрых соседей королевства на северо-западе. Напав на человеческую деревню или захватив земли, населенные людьми, существа изо льда и снега обыкновенно вырезали мужчин и взрослых женщин. А девочек и юных девушек своей особой магией превращали в такие вот отдаленные подобия человека. Сплавы плоти и льда – воительниц, бесчувственных и беспощадных. Коих, вдобавок, было не так-то просто убить.

  – Клади меч на пол, – велела одна из Ледяных Дев Крогеру, глядя на него своими бесцветными, мертвыми, как у кукол, глазами. Немного жизни было и в голосе, донесшемся из ее тонкогубого рта. Слишком ровно звучал этот голос, без намека на выражение чувств.

  – Много чести, стерва, – хмыкнул телохранитель Ролана. А затем, резким движением выхватив меч, рубанул им ближайшую из противниц. Все произошло едва ли за мгновение, Крогер мог гордиться своей, не потерянной за годы, сноровкой. Ибо даже Ледяная Дева не успела ни отразить удар, ни блокировать.

   Да только телохранитель конфидента не знал, что убить зачарованных льдом воительниц можно, разве что обезглавив и порубив на части. Еще против них с успехом применяли боевые заклинания, основанные на магии огня. Ран же Ледяные Девы не чувствовали, как и утратили на веки ощущение боли. И рука, столь ловко отсеченная клинком Крогера, должна была прирасти обратно за считанные минуты.

   С другой стороны, большего бывшему командиру стражи и не требовалось. В схватке с двумя противницами, незнакомыми, но явно не из рода людского, победить он все равно не надеялся.

   Все, на что рассчитывал Крогер – это ошеломить враждебную сторону. И выиграть для себя немного времени. Ровно столько, чтоб хватило добежать до окна. И, высаживая на ходу раму, выскочить наружу. Прямо на густо росшие под окном кусты.

   Да, хозяина своего Крогер, по сути, бросил на расправу врагам. Но с другой стороны, как рассуждал телохранитель, если Ролана не убили сразу, значит и не намеревались вовсе. Разве что попугать хотели. А отбить конфидента у него будет куда больше шансов, если прежде удастся найти подмогу.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   Один выдающийся полководец прошлого как-то изрек: "командиры, как и родители, бывшими не бывают". И лично у Крогера была возможность проверить правдивость этих слов. Когда он, спешно покинув дом, снимаемый Шенгдаром, отправился к казармам городской стражи. К своему старому месту службы.

   Надо сказать, что в бытность командиром, Крогер, если и мог считаться "отцом солдатам", то отцом строгим и даже суровым. Ибо принадлежал к той разновидности начальников, что круглосуточно живут службой. И того же самого требуют от подчиненных.

   Капитан Крогер мог скомандовать подъем посреди ночи. Без малейшей внешней причины, просто бдительности ради. Мог довести до изнеможения муштрой, а потом еще покрыть отменной руганью, если результат его не устраивал. Не щадил Крогер даже новичков: один из них стал калекой, причем уже на второй неделе службы. Долго, кстати, суровый командир по этому поводу не сокрушался. "Наша служба – не женский монастырь, – говорил он, – можно вдруг и увечным стать... и даже погибнуть. Раньше или позже, какая разница? И не все ли равно, как это случится – при обучении или в патруле, к примеру? Если ты слизняк, к службе не приспособленный. Но понять это самому мозгов не хватило".

   Подчиненные отвечали ему вымученной покорностью. И проклятьями, тихо и сквозь зубы, но произносимыми. Зато теперь, когда бывший командир всполошил своим нежданным визитом казармы... желающих прогнать Крогера или отказать ему, как ни странно, не нашлось. Благо, в Нэсте бывшего капитана городской стражи почитали спасителем всего города. После недавней истории с поддельным проповедником.

   Но что все-таки сыграло решающую роль – та история или сыновняя почтительность солдат к командиру – Крогер не знал.

   А прежде, чем отряд городской стражи нагрянул к дому Шенгдара и окружил его, в самом доме тоже успело случиться многое. Так кстати удравший телохранитель оказался прав: опальный шут-маркиз действительно не собирался убивать сэра Ролана. Он вообще-то, при всех своих изъянах, лично марать руки в крови был не склонен. Мог разве что изобразить решимость да готовность лишить жизни. Благо, артистического дара совсем уж лишен не был.

   Однако теперь изображать стало не перед кем. И, более того, Шенгдар вмиг сообразил, чем грозит ему бегство Крогера. А именно, разоблачением. Ибо если даже вина столичного гостя в подстрекательстве крестьян к бунту останется недоказанной – все равно, присутствие в доме двух враждебных созданий придется объяснять. А как это сделать, чтобы избежать обвинения в измене и последующей виселицы, бывший шут не представлял. Его собственных талантов здесь явно недоставало.

   Потому, едва Крогер скрылся в проеме разбитого окна, Шенгдар только что на колени не пал перед королевским конфидентом. Обещал, что лично съездит к вооруженным им крестьянам и призовет их прекратить бунт. А ведь в том, что именно шут-маркиз в оном повинен, вроде никто его обвинить не успел.

   "Вот ты сам и признался, голубчик!" – с сарказмом подумал Ролан.

   А все, чего хотел Шенгдар – это прощения. Чтобы жизнь его снова пошла, как и прежде. Не так безоблачно, как в бытность шутом при дворе Эбера Пятого. Но хотя бы с возможностью и дальше пользоваться дарами покойного монарха, включая титул и подобающие привилегии.

   По большому счету, Ролан был готов согласиться. Хотя и не прочь был узнать, как так вышло, что Шенгдар связался не просто со смутьянами и преступниками, но со злейшими врагами королевства. Ведь, опальный или обласканный, с титулом или без – прежде всего он был подданным его величества. И человеком тоже. Едва ли шута-маркиза могла порадовать Вечная Зима, что несли ледянники из своих земель, холодных и безжизненных.

   Проще говоря, конфидент готов был решить дело миром. И ограничиться допросом. Жаль только, что парочка промороженных насквозь воительниц, нашедших в доме Шенгдара приют, полагали иначе.

  – Так ты готов предать наше дело? – все так же бесстрастно вопрошала одна из Ледяных Дев, – шкуру свою спасти пытаешься?

  – Он просто испугался, – вторила ее напарница, – все люди боятся. Жалкие создания. Жалкие, слабые. Такие союзники нам не нужны.

   За ровными интонациями нетрудно было пропустить последнюю фразу. Вынесение приговора, причем сразу двум человекам, оставшимся в одном доме с Ледяными Девами. Но к счастью, ни Шенгдар, ни Ролан ничего не пропустили. Служба при дворе, пусть и в совершенно разных амплуа, вообще-то развивает в людях внимательность. Либо убивает их, если развивать нечего.

   Вовремя оба человека и сообразили, что шансов остаться в живых у них будет больше, если станут они действовать сообща. Пытаясь вдвоем отбиться от источающих холод убийц. Благо, теперь у оных хотя бы не было численного преимущества.

   Собственно, контратака началась с кинжала, который Шенгдар, изловчившись, смог вонзить в глаз одной из Ледяных Дев. К чести бывшего шута, он не оцепенел от изумления, видя, что его противница при этом лишь едва пошатнулась. Но не рухнула на пол, тем более, замертво.

   Вероятно, о нечеловеческой живучести этих существ шут-маркиз уже был наслышан. А хотел, подобно Крогеру, лишь выиграть чуток времени. Каковое использовал, надо сказать, весьма результативно.

   Ловко метнувшись к стене, Шенгдар сорвал с нее горящий светильник. И, как уличный грабитель ножом, пырнул им подоспевшую Ледяную Деву. Та, конечно, не вскрикнула, боли не чувствуя. И к несчастью своему, даже не отпрянула.

   Стоило же открытому огню хотя бы соприкоснуться с творением нечеловеческой магии, как оно вмиг потемнело и сделалось рыхлым. Затем Ледяная Дева, казавшаяся воплощением неуязвимости, как-то вся оплыла, утратив всякое сходство с человеком. И, наконец, повалилась на пол грудой грязного весеннего снега и давно умершей плоти.

   А вот сладить с ее напарницей оказалось посложнее. Ролан шпагой отражал все удары прозрачного клинка. Отражал успешно, однако возможностей для атаки не имел. Ибо собственные удары конфидента тоже успешно парировались холодной противницей.

   Хуже было, что неверный союзник не спешил на выручку. Но какое-то время просто наблюдал за поединком, лично для себя, наверное, считая схватку законченной. Пришлось Ролану напомнить кое о чем.

  – Эй! Если я погибну, то ты следующий, забыл? – выкрикнул он, не отвлекаясь от боя, – не думаешь же, что эта ледяная стерва простит тебе?..

   Что именно простит, а вернее, не простит Ледяная Дева Шенгдару, конфидент назвал уже без слов. Но просто указал носком сапога в направлении останков второй из мерзлых воительниц.