355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » В Храмов » Сегодня-позавчера_4(СИ) » Текст книги (страница 20)
Сегодня-позавчера_4(СИ)
  • Текст добавлен: 4 мая 2017, 17:30

Текст книги "Сегодня-позавчера_4(СИ)"


Автор книги: В Храмов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Зимнее солнце покатилось на вечер. Мы – ещё живы. Дом ещё держим. Комдив обещал... много что обещал. Но, требовал – большего. Требовал дом удержать до утра. У меня – 17 штыков. Со мной и теми двумя, что ранены в ноги, но остались на месте. Их надолго не хватит – не сменят позицию – задавят. Маугли отправил исправить связь – телефон замолчал.

Отбиваем ещё атаку. Отбиваем гранатами. Половина здания – горит. Немцы притащили огнемёт, крики горящих заживо – мои горящие бойцы подорвали огнемётчика гранатами. Пылает, как пионерский костёр. Чему гореть в куче битого кирпича? Горит. И ещё как!

Немцы залегли в 20-40 метрах. Следующая атака – будет штурм этажей. Раненные забаррикадировались в подвале. Отвожу всех на цокольный этаж ещё не занявшегося огнём крыла. Ставлю растяжки.

Атака! Штурм! Гранатный бой в упор. Удары взрывной волны своих же гранат. Рукопашная. Рывком врываюсь в группу врагов, начинаю свой "танец клинка". Кручусь среди них, как будто танцую брейк-данс. Режу ноги, руки, тела. Кровь – во все стороны. Немцы – валятся.

Удар в поясницу, тоже – падаю. Ноги – отнялись. Выхватываю гранату, кидаю за спину. Ещё одну, последнюю. Туда же! Ползу. Взрыв, взрыв.

– Ура! – отовсюду выпрыгивают бойцы, бегут мимо меня, перепрыгивают через меня.

Меня подхватывают, оттаскивают.

– Что там? – спрашиваю. Теплится ещё надежда.

– Пуля там. Прямо пониже поясницы, – отвечает боец, что накладывает повязку, стянув с меня штаны.

– Обидно. В спину.

– Всяко бывает. Ноги отнялись?

– Да.

– Херово, Дед.

– Немцы! – крик от стен.

Скриплю зубами. Ног – не чувствую. Боли, правда – тоже. Бойцы – разбегаются. Ползу. Волоку свою винтовку.

Бешенная пальба, частые взрывы гранат, мат по-русски, по-немецки. Подползаю к стене. Переворачиваюсь лицом ко входу. Винтовку – на проём. На меня вылетает немец. Стреляю. Пуля ему вонзается в грудь. Но, он идёт. Стреляю и стреляю. Две пули в грудь, одна – в лицо. Падает. Летит граната. Падает к ногам. Изворачиваюсь, хватаю, откидываю. Взрывается прямо в проёме. Меня бьёт ударной волной, вырубает.

Очнулся, застонал. Ругаю себя последними словами. Вдруг – немцы.

Но – никого. Только трупы. Нет живых. Ни наших, ни немцев. На моём КП – только трупы.

Ползу. В левой – пистолет, правой волоку винтовку за ремень.

Телефон! Кручу ручку этого аналога динамомашины. Маугли! Ты – чудо! Есть контакт!

– Ольха! Ольха! Я – Точка! Я – Точка!

– Точка, я – Ольха! Что молчали?

– Ольха! Дай огня! Всем, что есть. Ориентир – 2, право – 400. Ориентир – 2, право – 400. Всем, что есть!

– Точка! Это ваши координаты! Ты кто, назовись?!

– Слушай сюда, Ольха, мать твою за ногу и об угол четыре раза пока не раздуплиться! Ольха! Дуб ты! Крыса тыловая! Говорит боец Кенобев. Нет тут больше никого. По этим координатам – наших – нет. Понимаешь? Нет больше живых! И я – помираю, сука! Некем держать дом! Тыловая ты гнида! Дай огня! Огня дай! Отомсти за нас! С землёй нас перемешай! Хорони ребят, Ольха! Ребят хорони! Нас – хорони! Мы все – умерли, но не сдали Точку! Не сдали! И не сдадим! Дай огня! Хорони нас! Не оставь на поругание!

Я ещё долго кричал в трубку, хотя связь – снова прервалась. Выстрел от входа – боль в левой кисти – пистолет и рука – вперемешку. Вижу – забегают немцы. Один, второй, третий. Смещаются приставными шагами, держат меня на прицеле. Отшвыриваю трубку, тянусь за винтовкой. С ухмылочкой, немец стреляет. Пуля ударяет в правое плечо. Рука – безвольно падает. Дёргаю искалеченной левой. Стреляет опять. В левое плечо. Рука падает.

Взвыл волком от бессилия. Один из немцев присаживается около меня на корточки, достаёт мой нож, разглядывает. Хмыкает. Плюю ему в лицо. Бьёт меня кулаком в нос. Хруст. Нос – опять – набок. Рот сразу полон крови. Боль, на фоне остальной боли – незаметна.

Немец ставит мне колено на грудь, что-то с ухмылкой говорит своим. Ухмыляются. Один из них заходит мне за голову, садиться и зажимает голову, другой – держит ноги. Они же не знают, что ноги мои – что сардельки.

Немец пальцами открывает мне веки и начинает медленно-медленно приближать острие ножа к глазу:

– Нет! Нет! Суки! Что ты делаешь, падла! Тварь! Скотина! А-А-А!

Больно. Очень больно. Но, больше – накатывает отчаяние и убивает – бессилие. Я – как жертвенный ягнёнок! Мне глаза выкалывают, а я – только орать могу.

Темнота. Меня – ослепили. Кричу от всей своей боли и отчаяния.

Через свой же крик слышу вой снарядов и тяжелые взрывы. Мир заходил ходуном. А потом – померк.


По ту сторону света

Я – живой. Опять живой. И опять – котлета. Лежу – бревном. Руки и ноги – перебиты. Глаз – нет. В том смысле, что – вообще. Вытекли! А-А-А! Су-у-у-ки-и-и-и!

Лицо и то – обгорело. Опять обгорело. До костей, местами. Про волосы – и не говорю.

Боль! Пылающая боль! Вся моя жизнь – боль!

Зачем я выжил? Кричу об этом. Прошу – добить.

Но, поздно. Я – в госпитале. Вытащил меня – Маугли. Говорят, что Маугли. После мощного артиллерийского налёта – дом сложился. Все перекрытия – рухнули. Остались только стены. Как я выжил? Как меня нашёл искалеченный войной мальчик? Как вытащил кусок мяса, которым я стал? Как дотащил? Маленький мальчишка, с начала бомбёжки Сталинграда – голодающий? Не реально. Или – его тоже Пяткин "модернизировал"? Я схожу с ума!

Зачем? Зачем? Зачем я выжил? Слепой, с перебитым спинным мозгом, с искалеченными руками? Дармоедствовать? Объедать здоровых бойцов?

Кричу. От боли – не кричу. Кричу от обиды. Нет, не на такой финал я рассчитывал. Хотел умереть в бою! Как и подобает мужчине, как и положено защитнику воюющей страны, как и положено воину народа, сражающегося за право на жизнь. Стоя, с оружием в руках!

Не хочу я жить растением! Зачем такая жизнь?

Предчувствие меня обмануло. Кинуло. Оно меня обнадёжило – всё, Витя, настал твой последний и решительный! Увидишь ты дом родной, увидишь ты родных! И что? Сгнивай теперь куском тухлого мяса! В этом проклятущем прошлом!

Как я мог поверить своим предчувствиям? Как мог так себя обнадёжить? Ведь уже не раз они меня подводили! И не два раза подводили! Подводили много раз: Маугли, в тот раз – не учуял. Чутьё не предупредило о том, что пулемётчик немцев будет стрелять прямо сквозь межкомнатные стены, которые для пулемёта – что картон? Почему предчувствие опасности не сработало? В него, в "датчик опасности" – в крестец, пулю и получил. Да так, что пуля прошла меж позвоночных дисков и перебила спиной мозг. И – застряла там, не в силах пробить кости позвоночника. Не пошла дальше, что убило бы меня, к моему счастью. Кирпичи – пробила, а в изменённых костях – застряла.

Как я мог забыть, что Пославший меня сюда не даст мне смерти? Но, не избавит меня от страданий. Цель – не достигнута. И как её теперь достичь парализованному слепому инвалиду? Глаз – нет. Ног – нет. Правая, может, и оживёт, а левой – нет.

Доктор говорит, что пули и осколки – вынули. Частично – зашили. Частично – оставили открытые раны. Или дренаж вывели. Чтобы не гнило изнутри, а – выходил гной наружу. Я – не особо вникал. Кисть – оставили. Понадеявшись на силу и молодость организма. Обычно при таких ранах – конечность отсекают по сустав. Кисть могли и отхреначить. Запросто. Но, оставили. Косточки, а их в кисти много, – оказались целы, хотя вся плоть на кисти была изорвана пулей и осколками рукояти пистолета. Если приживётся – будет кисть. Видимость кисти. Работать не будет – порвано всё. Мышцы, связки, нервы – всё в клочья. Не приживётся – отрежут. Поток раненных бойцов стал спадать, вот и решили – не спешить.

Да, немцы – капитулировали. Паулюс – сдался. Спешащих к нему на выручку Манштейнов – отбили. Теперь – гонят немцев грандиозным наступлением. Отчищают от немецкой заразы юг страны. Грандиозные, тщательно подготовленные, бережно лелеемые ударные кулаки танковых армий наступают из Ростова и отсюда, Сталинграда, гоня немецкую мутную волну на запад. На Воронеж, Харьков и Киев. Под Моздоком окружена Кавказкая группировка немцев. Против Сталинградской она – мелочь. Но, объективно – пипец немцам на Кавказе.

Надо радоваться грандиозной Победе русского оружия, восхищаться стратегическому таланту, выдержке и прозорливости русских полководцев и Сталина, что удержался, не ввёл эти элитные, набранные из опытных бойцов, свежие войска в бой в эпической битве в бассейне Волги и Дона, не израсходовал их в оборонительных боях. Сберёг. Оборону держали части "второго эшелона". А лучшие соединения – мехкорпуса, танковые бригады, егеря, отлично вооружённые, сформированные из опытных бойцов – ждали своего часа. И вот – он пришёл. Последние резервы Гитлера были развеяны, наступление ему – не сдержать. Нечем сдерживать. Все резервы были потрачены на деблокирующий удар. Пока он перекинет войска из Европы и Африки – наши основательно почистят Родину.

Но, человек такая скотина, что своя боль – намного сильнее и больнее, чем общая Победа. Радость Победы над лучшей, и это – объективно, армией мира проскочила мимо моего сознания, замутненного болью и отчаянием. Я медленно, но верно погружался во мрак. В апатию и аутизм. Я – отказывался есть, не реагировал на людей, не реагировал на процедуры и перевязки.

Мир стал чёрным, беспросветным пространством боли и безысходности. Я не видел смысла моего дальнейшего существования. Не видел смысла продолжать эти мучения. Не видел смысла в малейшем душевном шевелении, не говоря уже о шевелении телом. Не хочу! Хватит! Погасну, как лампа в фонаре с севшими батарейками.

Долг? Я – мало его выполнил? Перед Родиной? Я сражался в полный выход своих сил. Больших сил, приданных мне. Не сачковал, не отлынивал. Кому многое дано – тот должен много и отдать. Брал всю нагрузку, что давала Судьба. Воевал, учил людей, вёл их к Победе.

Перед Сталиным? Великим и Ужасным? Всё, что знал – рассказал. Позволил мозгокопателям перетряхнуть всего себя, чуть не лишившись рассудка, и так, едва держащегося в чужом теле. Сколько времени, сил и средств, сколько жизней этим я сберёг? Сколько стоит карта ещё не открытых Сибирских месторождений? Сколько стоит ещё не прожитый опыт трудных ошибок? А я же не только "языком горазд" – руками делал. Самоходы мои взять. Приложил я "ручки, язык и голову" и к другим новым образцам оружия. Пресловутый "промежуточный патрон" – уже является частью стандартного боепитания, наравне с винтовочным 7,62 и пистолетным 7,62. Выпускается миллионами. Это только то, что я сам сделал. А что делали "кадры" Сталина! Используя дармовой опыт поколений!

Перед Родом? Родину – защищал. НаРод – берёг. ПриРоду – берёг, много рассказывал о последствиях для экологии современного бездумного загрязнения.

Что я не сделал? Почему продолжается моё существование в этом Аду? Почему не дашь мне избавления?

Я – совсем обезумел. Я – проклял Его. Кричал Ему проклятия, обвиняя Его в своей боли. Тщетно теша себя надеждой, что он – осерчает и пошлёт мне Кару Небесную. Чем хуже – тем лучше. Забывая, что Он – не человек. Он – не обидчивый. Всепрощающий и всё понимающий. Всё знающий. Он – Всё. И он – Ничто. Всё в Нём начинается и Им же – завершается.

А я – всего лишь человек. Слабый и безвольный. Я – усомнился в Его промысле. Поспешил, поторопился. Всему – своё время. Есть время Боли и осмысления. Есть время – Избавления.

Избавление пришло. Не оттуда, откуда я ждал. А совсем с другой стороны. Оттуда, откуда я – не ждал. Потому что – забыл. Потому что – придурок. Как я мог усомниться? И в Ком?

Однажды в бесконечный Мрак, в котором я пребывал, ворвался доклад:

– Установлено соединение с устройством.

Это было – неожиданно. Психованная клавиатура – нейроинтерфейс, вдруг напомнил о себе. Жил себе, подыхал себе – молчало. И вдруг – вот оно! А что за устройство?

Бася! Мой костюм Железного Человека нарисовался в "зоне доступа"! Я так этому обрадовался, что мгновенно вынырнул из Мрака. Ощутил себя в каком-то помещении, среди людей. Несколько человек – страдали. Физически страдали. Двое разумных – морально. Один, маленький, но яркий отпечаток энергетики был сильно зациклен на меня, оттого – страдал. Другой, мутный, с сильно просевшей оболочкой, отчего энергия утекала без пользы – за всех. Сиделка? Вот как выглядят в энергетике старики?

– Маугли! – прохрипел я.

Малыш подскочил, ткнулся в меня лбом.

– Встреть товарищей генералов, проводи сюда. Не хочу больше терять время. Свет давно отрубили?

– Минут пять как, – ответил мне женский голос. Голос не старухи.

"Бася, прекрати безобразничать!" – приказал я своему же костюму. Нет, не увидел, глаз – нет же. Догадался.

– Сейчас перезапустят генератор и будет свет, – прохрипел я.

Басю я "отдавал" Кельшу. Кельш отдать Басю может только Меркулову, Берии и Сталину. Никто из этих троих – сюда не явиться. Не потому что я – Никто. Заняты люди. Работы у них – на 48 часов в сутки. Не могут они позволить себе такую роскошь, как потерю времени на перелёт и переезд за каким-то куском модифицированного медвежьего протухшего, подгнившего мяса. Значит – Кельш. С сопровождающими, естественно, но – сам. И я ему – рад.

– Ты угадал, – сказал тот же женский голос, – свет дали.

А вместе со светом – нервное напряжение поднималось в здании. Эпицентр этого напряжения плыл плавно в мою сторону. Вот они, уже рядом.

"Бася, покажи мне их".

Пошла картинка. Ах, Бася, ах, проказник! Мой костюм самостоятельно шёл рядом с Кельшем. Повинуясь моему мысленному пожеланию, Бася осмотрел себя – он принял вид бойца осназа. Кельш, старый ты урод! Как же я рад тебя видеть! Хмурит своё изуродованное пытками лицо, слушает начальника госпиталя.

Кельш. Когда в 1942-м "активировалась" "пятая колонна" скрытых оппозиционеров во власти, возбуждённая утечкой информации о "пришельце из будущего", т.е. обо мне, Кельш провёл блестящую операцию. Можно было – выявить скрытых врагов, купировать угрозу кастрацией голов, чтобы не "утекло" к их покровителям в Лондон. Но, "кадры" Сталина поступили тоньше и мудрее. Кельш позволил себя захватить. Под пытками, выдал заранее подготовленный "слив", рассказал им часть картины будущего. Под нужным углом зрения.

Случилось так, как надеялись – раскол "пятой колонны", грызня оппозиционеров меж собой. Среди противников Сталина не все были противниками СССР, не все были врагами России. Много было там патриотов. Много. Большинство. Обиженных жесткостью Сталина и Ко, его – "лес рубят – щепки летят". Не "проникнувшиеся моментом". Много – заблудших, отравленных, обманутых. Обработанные, зомбированные, но – элита народа. Умные, грамотные, активные, обладающие огромным опытом по управлению страной. Терять таких людей – непозволительная роскошь. Чтобы их сохранить, Кельш и пожертвовал собой. Информация за рубеж – не ушла. Большинство "оппозиционеров" приняли "суровую необходимость", перешли на сторону Сталина и Ко, сдавая всех остальных. По стране прокатилась волна сердечных приступов, внезапных смертей, весьма влиятельные люди умирали от насморка. Вся сеть лондонской разведки оказалась парализована. Затошнило патронов также и в Вашингтоне, и Берлине, и в Цюрихе – их сети тоже "легли", в случае Берлина – в очередной раз. Её, разведку Канариса, вырезали в очередной раз. Власть в стране была пастеризована, как пакет молока. Быстро и незаметно для работающего и воюющего народа. Блеск! И – огромное личное мужество этого чекиста. Респект и уважуха!

Вот процессия достигла дверей. Сопоставив мои ощущения и трансляцию Баси, понял – они дошли до моей палаты. А где Маугли? Бася? Мальчишка запищал, когда железные пальцы сомкнулись на его плече. Бася, потише! Железный Дровосек!

Вижу жалкое зрелище – самого себя со стороны. Вижу, как сам вздыхаю тяжко, вижу, как щель в бинтах издаёт звук голосом Кузьмина:

– Здравствуй, Николай Николаевич! Всегда – Кока-Кола!

Кельш – улыбается:

– Рад тебя видеть.

– Не сильно вы спешили, – пеняю ему.

– Так ты же – прятался. Мотаюсь по всему Юго-Западному направлению уже третий месяц, следы твои распутываю. Ладно, потом поговорим. Товарищ полковник медицинской службы, доложите нам состояние этого куска мяса.

Начальник госпиталя удивлён. Запинается.

Вперёд выступает другой медик-боец. Белый халат, с тщательно проглаженными складками, накинут был впопыхах. Кельш останавливает полковника, кивает капитану медслужбы. Тот уверенно докладывает – я его пациент, капитан знает лучше.

Кельш кивает и уступает место ещё одному командиру – подполковнику. Он представляется командиром дивизии, в боевых порядках которой сражалась наша штрафная рота. Зачитывает приказ о снятии с меня судимостей в виду искупления героизмом и кровью. Потом зачитывает приказ о моём награждении медалью "За отвагу". Кельш мотает головой:

– Не верно составлен приказ. Оба приказа. Исправьте. Фамилию Кенобева Обивана Джедаевича замените на Кузьмина Виктора Ивановича. Да-да. Тот самый – Медведь. Прятался от Нас. Знали бы, что так примитивно себе псевдоним выберешь... – Кельш махнул рукой.

Немая сцена. Подполковник стоит – ни жив, ни мёртв. С коробочкой в руках. Бася, в виде бойца осназа НКВД, подходит ко мне и принимает привычный для меня вид черного скафандра. Поднимает меня и несёт.

– Товарищ капитан медслужбы, прошу избавить меня от бинтов и прочих инородных предметов. Пройдёмте в перевязочную, – говорю я звуковыми модуляторами Баси.

Спустя несколько минут я зачитывал данные медблока. Плохи дела. Все раны у меня – заживут, без базара, но повреждения спинного мозга и глаз – необратимы. В полевых условиях. Необходим стационарный медицинский биореактор. Нужен корабль Пяткина. Что сейчас обломками раскидан по площади 1,6 тыс. кв. км.

Пока Бася занимался моим телом, я беседовал с Кельшем.

– И зачем вы меня решили выдернуть?

– Не навоевался?

– Навоевался. Ещё полгода назад – навоевался. Как в плен попал, так и – навоевался. А что, война – кончилась?

– Нет, не кончилась. Вроде, и победили мы на Кавказе и на Волге, а наши заклятые союзники у нас опять хотят победу отобрать.

– Что случилось?

– Турция присоединилась к станам Оси. Закавказье – потеряно. Высадка турецкого десанта в Новороссийске. Надо останавливать и разворачивать танковые армии. И перебрасывать войска обратно на Кавказ и Краснодар. Вертать всё взад.

– И мы остались без горючего.

– И мы остались без нефти Баку.

– Наглы?

– А кто?

– Да, Гитлеру, при всём желании, не хватит мощёнки сдвинуть "диван" с места. Только этим вечным интриганам с острова это по силам. Турки – их рабы. На сколько хватит запасов?

– Что там было, запасов этих?

– Всё так плохо?

– Плохо. Но – не смертельно. Турция взбелинилась не вдруг. И наша разведка свой хлеб с маслом не зазря ест. Оборудование с нефтепромыслов едет в Сибирь. Эвакуация населения и народного хозяйства проведены планово и почти полностью. Так что – пободаемся. Нам с турками – не впервой воевать.

– А что это наглы так в открытую гадят?

– О тебе слухи – не получилось скрыть. Протекло. В открытую, они ещё не присоединились к Гитлеру, ждут наших предложений. Но, вполне – могут. А где Англия – там и САСШ. И прочие колонии. Одним словом – даже если бы ты погиб – это не предотвратило бы войны со всем миром. А вот ты живой – ещё можно поиграть. И как поиграть!

– Говорили мне умные люди – Большая Игра – это больно. И это – правда. Как будите меня "играть"? Что решили? Сдать меня им в аренду? Или продать?

– Ёжнулся? Врагов укреплять? Как говорят твои: "Щаз!" Но, поиграть можно.

Кельш горестно усмехнулся:

– Теперь расклад ты знаешь. Я от тебя почти ничего не скрываю. Ты знаешь. Каким ты стал! Даже не вериться, что год назад я стал курировать простого пацана...

– Коль, оставь лирику.

– И я – о том. Представь, идём по твоему следу, а ты – как заяц, с дивизии в дивизию, с армии в армию, с фронта на фронт. И мы ещё не уверены, что даже имя джедая Оби Вана Кеноби – гарантия. Чего только на Руси нет! Любая случайность возможна. Любое невероятное совпадение. Сколько мы проверили Прониных, Сароновых, Суроновых, Фёдоров Сумкиных! Был даже Лука Сковородка. Но, с танком – ты угадал! Как услышал – сразу понял – ты!

– Опять этот танк!

Ржём.

– Сейчас – смешно. А когда нашли, где именно ты сражаешься, пока добрались до места, в штабе дивизии слышим: "Боец Кенобев! Все мертвы. И я – мёртв. Умерли, но не сдались! Хорони нас, крыса тыловая! Хорони ребят! Дай огня!" Каково мне было слышать? Послал осназ – нашли гору битого кирпича.

– А кто же меня вытащил? – удивился я. Ни секунды не верил, что Маугли. После эксперимента Пяткиным с моим телом во мне даже в тощем, как велосипед – было 100 кг. При норме, при таком образе жизни и такой кормёжке – 70-75 должно быть во мне, никак не центнер. Зато, кости пулю держат. Спиной мозг бы ещё держал бы. И глаза.

– Некто Киркин. Из разведбата дивизии. Был в самоволке, вернулся, забрал своих разведчиков и увёл. За это – на губу. Случайно узнал эту историю. Как только узнал, что ты жив – тут. И как тебе удаётся так сыпать крылатыми фразочками? Все кругом используют, явно же твои, речевые обороты. К чему я? А, так я и узнал про самовольство разведчиков. Вот это твоё: "Хорони нас, крыса тыловая, дай огня!" – из уст в уста по всему фронту. С подробностями. Все говорили, что погиб. И только в одном месте услышал: "Киркин вытащил".

Раны мои регенерировались на глазах.

Кельш рассказывал о Киркине, а я – вспомнил ротного.

– У тебя с собой наград нет?

Кельш подавился. Таким неожиданным был вопрос. После секундного раздумья, Кельш сказал:

– Киркина и так наградим. Лично вручишь, коль желаешь.

– Есть ещё один чудо-человечек. Ротный. Маугли! – кричу я.

Меленький человечек проскальзывает в процедурную, с удивлением смотрит по сторонам, на стоящий, как в музее, матовый полный доспех рыцаря, потом на меня. Искал давешнего осназовца, что больно сдавливал плечо?

– Что, малыш? Пропал твой обидчик? Это был лишь костюм. Очень сообразительный, самостоятельный и даже – самовольный, но костюм. Мой костюм. Он теперь всегда будет со мной. Без него я не смогу ходить и ничего не увижу. Теперь я – всего лишь начинка доспехов. Как капитан Тул. Так что – привыкай. Я что тебя звал-то? Ты парень молчаливый, но шустрый. Где лежит наш Рвотный Ротный – не знаешь?

Кивает, берёт меня за правую кисть, тянет.

– Не спеши, Мышонок, дай одеться. – Смеюсь я.

А потом приказываю своему костюму:

– Бася! Место!

Костюм стал обволакивать меня.

– Коль, погоны – не ввели, случаем?

– Приказ готов уже давно. Ждали торжественного случая. Салют был в Москве в честь Сталинграда? Да, откуда ты знаешь? Сидишь тут... в жопе. А мы – крутимся, как белки в колесе. Отпуск он себе устроил, козёл! – бурча себе под нос, Кельш вышел.

Я – не понял.

– Бася, принимай форму... Кем я сейчас числюсь? Полковник? Вот, полковника егерей. Отбой медблоку. Препараты заканчиваются, а нам надо одного человечка починить. Веди, Маугли!

Идём с Маугли. Он держит меня за руку. Весь сияет счастьем – "его Дед" не только на ноги встал, но и оказался сказочным принцем – полковником егерей.

Очень странно идти без ног. Как во сне. Не идёшь, а плывёшь над полом. Вместо ног сейчас работают искусственные мускулы костюма. Экзоскелет.

Ротный лежит на животе. Страдает с закрытыми глазами. Одна нога короче другой, в кровавом марлевом кульке. Рука – в окровавленном гипсе. Запеленован бинтами, как мумия. Но – жив.

– Здравствуй, Рвотный Ротный.

Смотрит на меня, не понимает. Бася снимает маску шлема, ротный дёргается. Смотрю на него пустыми глазницами. То ещё зрелище, скажу я вам. Глазных яблок нет, векам не на чем "лежать" – провалились, повисли как шторы.

– Ты оказался опять прав, ротный. Это был твой последний бой как ротного Шурочки. И, опять прав, беру тебя в егеря. Позволь представиться – полковник Егерей Кузьмин Виктор Иванович. Для своих – Медведь. Для тебя – Медведь.

– Кенобев? Медведь? – проскрипел ротный. Глаза его закатились, голова рухнула на подушку.

Ищу что-нибудь режущее, Маугли задирает гимнастёрку, начинает разбинтовываться.

– Ах, малыш! Какой же ты молодец! – треплю ему волосы. А он оказался – блондином. Просто много месяцев немытые волосы были серо-земляными, цвета сталинградской грязи – смеси штукатурки, пыли, битого кирпича. Теперь – светло-русые. Отмыли малыша.

Маугли нашёл и сохранил виброклинок. Только, вибро – теперь не включалось. Бася говорит – блок управления ножом – повреждён. Не прошёл для него бесследно артобстрел. Материал ножа – выдержал, кристалл управления – треснул.

Разрезаю бинты. Залетают, возбуждённые – капитан – мой врач, и полковник – начальник госпиталя. Увидев нож, знаки различия на искусно сымитированном воротнике, посмотрели в пустые глазницы – замерли. Ставлю медблок на рану. Рану ротного зашили, стоят катетеры. Выдёргиваю их. Ротный очнулся.

– Потерпи, Илюха. Теперь – легче будет.

Медблок едва слышно гудит. Читаю данные анализа вслух – тут врачи, вдруг – пригодиться. Анализ закончен, определена степень возможного исправления. Вводятся препараты. От заразы, от гниения, для укрепления, противошоковые, общеукрепляющие. И последние – регенерирующие. Последние. Больше нет.

Всё одно, глаза бы у меня – не выросли. А остальное – само заживёт. Пусть лучше будет два условно-годных бойца, чем один – почти годный. Людей на планете – миллиарды. А Людей – приходиться вот так вот, поштучно собирать. Как золотые крупицы – промывают из тонн пустого песка, так и Людей приходиться искать среди людей.

Медблок доложил, что больше – бессилен что-либо сделать. Снимаю медблок, укрепляю обратно на себя, в предусмотренное конструкцией место.

– Надеюсь, понимаете степень гостайны, что вы сейчас видели? – обвожу присутствующих пустыми глазницами. Больные – ёжаться, два военных медика – кивают рассеяно – их взгляды не отрываясь смотрят на рану, где на глазах проходят многодневные процессы заживления.

– Илья! Ротный! Посмотри на меня! Как поправишься – найди меня! Обратись в НКВД – помогут найти. У меня для тебя есть работа. И служба. Как ты хотел – в Егерях. Ты меня услышал?

– Дед, а я ведь сразу понял, что с тобой всё – не просто, – усмехнулся ротный. На лбу его – испарина. Нездоровый румянец. Сейчас у него температура прыгнула – организм подстёгивает ускорение метаболизма.

– И ты был прав, – киваю.

– А зачем? Ты же мог и отвертеться.

Зашёл Кельш с красной коробочкой в руках.

– Мог. И не мог. Я – был в плену. Искупил.

– Это – глупо. Глупо! Ты – ТАМ – больше пользы бы принёс!

– Как мне потом людям в глаза смотреть? Как на смерть их вести?

– Ты на самом деле – ёжнутый! Пошёл ты! – разозлился ротный.

– Я, и, правда, пойду. Найди меня, Илья. Ты мне нужен, – говорю ему. Кладу ему на тумбочку коробочку с орденом.

– Видеть тебя не могу! Ты мне и так – всю жизнь сломал, – кричит в спину ротный, – погнался за тобой, ёжнутый! На хер?!

Кельш идёт рядом. Спрашиваю его:

– Вопросов по поводу "на хера" – не будет, надеюсь? Или тебе, отдельно, объяснить?

– Кому надо – объяснишь. Как мужик мужика – понимаю тебя. Как командир, как генерал – полковника – нет. Не принимаю. Сам Ему в глаза своими дырками посмотри и объясни – где ты шлялся три месяца и какой хернёй ты занимался?! И на что ты разменял своё здоровье и работоспособность?! Которые, между прочим, тебе – не принадлежат. Обычным человеком стать захотел? Рядовым пехотным Ваней? А из-за тебя – на нас весь мир готов броситься!

– Я – виноват? Я? – я резко встал, нависнув над Кельшем как Дарт Вейдер, Включается РЭБ-режим костюма, вокруг нас – повисла серая пелена. Кричу в лицо Николаю Николаевичу:

– А не ты ли меня выдернул из "рядовых пехотных Ванек"? А? Я что, рвался в ваш вонючий интриганский клоповник лезть? А? Нет, ты меня вытащил! Стали Вы мной, как куклой на верёвке играть, за ниточки дёргать! Думаешь, не видел? Не вижу ваших "тонких" закидонов? А? Вы же меня кем только не использовали. Как "толкача" с самоходкой, как "мормышку" в ловле своих блох из "пятой колонны", как приманку для СС и Анэнербе. И скажи мне ещё, что не от вас "протекло"?

– Что протекло? Ничего не протекало, пока ты не устроил чудовищный взрыв на Украине, не стал там немцев "лучами смерти" из "Войны миров" уничтожать! Всячески демонстрируя возможности своей новой игрушки. И не я тебя нашёл. А Сара.

– Сара? Старая еврейская морда! Всё же – друзей он имеет. Ха-ха! Как в воду глядел!

– Причём тут Сара? Ты так явно продемонстрировал всему миру чудо-оружие! И – пропал! Какой реакции наших врагов ты ждал? А?

– Я – спасал ребят.

– А теперь – Крестовый Поход? Всех Западных стран на нас?

– А что мне надо было делать? А? Отдать им пришельца и ребят? Так надо было сделать? Или убить их всех? Так? А всё шматьё и броню, что была там? Куда? В болото? Найдут! Это – немцы! Дотошные! Они – найдут. Что мне было делать? Я тогда, понимаешь ли, слегка ранен был. И чуть-чуть помирал. Жалею, что не помер. И совсем не слегка – умом тронулся! Разве я нашёл, этого шныря, Вилли? Он – меня нашёл! И я – Пяткина у них – украл! Пяткин – уже у них был, у немцев. Уже! Вопрос его корабля – вопрос времени. А если бы пришелец стал бы сотрудничать с немцами? А? Если бы они Пяткина доломали бы? Игрушка моя тебя возбудила? А если бы Вилли-немчик был в такой игрушке? И не в спасательном жилете, а в полноценной боевой броне космодесанта? И не один, а рота? Со всеми их болтерами, лазганами и мультимельтами? А? Что тогда? Наглы – кинулись бы на Гитлера или подождали бы пока догорит наше с тобой Отечество? Есть решение? Сейчас, спустя квартал? А? У меня не было ни сил, ни здоровья, ни времени на взвешивание и принятие решения. Я сделал так, как сделал. И готов ответить. Хоть перед Сталиным, хоть перед Богом. Поехали, отвечу! Чё, думаешь, пацан? Зассал? Это ты, Коля, пацан передо мной! Я уже столько раз умер и заново родился, столько раз потерял и снова обрёл рассудок, что нечем тебе меня напугать! Нечем! Я уже настолько сошёл с ума, я уже таким сущностям в глаза заглянул, что отвечу перед кем угодно за себя и за свой Путь! Поехали!

Пришибленный моей отповедью, Кельш покачал головой:

– Какой ты стал!

– Вот – такой! Каким вы меня сделали – такой и стал! Так – едем?

– От твоего самочувствия зависит.

– Поехали. Заживёт. А не заживёт – хер бы с ним! Внутри Баси – могу прожить и так! Одна голова останется – жить буду, как голова того профессора. А что ты мнёшься? К Сталину не едем?

– Нет. Потом.

– Понятно. А куда? Не верю, что у вас нет плотного графика, расписанного посекундно.

– По дням. Твои методы спорны, но, безусловно – эффективны. И твоё – "видение предмета". Ты нам нужен. Генералов у нас хватит. Новые проклёвываются. Бойцов – миллионы. А вот таких, как сказать?...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю