Текст книги "Тайные слуги. Подводные диверсанты"

Автор книги: В. Бру

Соавторы: Сет Роналд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Когда Фарнсуорт ушел, агенты ФБР явились к Мазеру и спросили, с какой целью приходил Фарнсуорт. Капитан–лейтенант Мазер и его жена были вне всяких подозрений. Они информировали агентов ФБР о том, что Фарнсуорт время от времени навещает их и уверяет, что тоскует по флоту. Супруги Мазер старались доставить Фарнсуорту удовольствие разговорами о кораблях. Когда же агенты ФБР высказали предположение, что Фарнсуорт занимается шпионажем, ошеломленные супруги Мазер поняли зловещий смысл его визитов.

Бывали моменты, когда Мазер выходил из комнаты, и тогда Фарнсуорт задавал госпоже Мазер такие вопросы, которые мог задать только человек, отлично знающий последние события во флотской жизни.

Так произошло и в это последнее посещение, Фарнсуорт завел разговор о миноносце «Баддлитт», недавно вступившем в строй и имеющем самое новейшее оборудование. Отметив про себя, что Фарнсуорт в последнее время опустился и, видимо, злоупотребляет вином, Мазер старался не отвечать на его вопросы. Но когда Мазер на несколько минут вышел из комнаты, Фарнсуорт поспешил обратиться к его жене с вопросом:

– Пожалуйста, расскажите мне о «Баддлитт». Я хочу знать о нем!

Остановившись в Аннаполисе в отеле «Карвелл Холл», Фарнсуорт вызвал по телефону Вашингтон. Он назвал номер, который не значился в телефонном справочнике. Это было подозрительно, но еще большее подозрение вызвало то, что он назвал телефонисту не свое имя. Человек, который подошел к телефону в Вашингтоне, сердито ответил, что номер назван ошибочно. У этого человека был явный японский акцент.

Проверка показала, что номер телефона, заказанный Фарнсуортом, принадлежит капитану 2 ранга Итимия. Но так как Итимия был отозван в Японию, его квартиру на Олбан Тауэрс занял новый военно–морской атташе капитан 2 ранга Акира Ямаки.

Так ФБР впервые достоверно узнало о связи Фарнсуорта с японцами.

Это побудило ФБР проверить другие визиты Фарнсуорта в Аннаполисе, где он всегда останавливался в отеле «Карвелл Холл». Было установлено, что за последние два года Фарнсуорт приезжал в Аннаполис семь раз и всегда не менее одного раза в день разговаривал по телефону с японским военно–морским атташе в Вашингтоне. Однажды в течение четырех часов он звонил в Вашингтон три раза.

Расследования ФБР приняли широкий характер, и была воссоздана картина передвижения Фарнсуорта за последние три года. Оказалось, что он посещал Бостон, Филадельфию, Балтимор, Норфолк и Нью–Йорк. Из каждого города шпион звонил Итимия в Вашингтон.

Из Бостона в начале 1933 года Фарнсуорт звонил в Вашингтон японцу по имени Сато, который официально значился как корреспондент японского газетного агентства Домэй Цусин. Сато жил в Вашингтоне на Моррисон–стрит. Поскольку он вращался только в высших официальных кругах, с ним считались как с полуофициальным представителем японского правительства.

Установили, что одним из близких друзей Сато был Ямаки. Они часто обедали вместе в лучших ресторанах Вашингтона и затем расходились по домам. Они никогда не встречались дважды в один и тот же вечер.

Но вскоре агенту ФБР удалось сделать одно из тех открытий, которые почти всегда способствуют разоблачению шпиона.

От горничной из дома на Олбан Тауэрс агент узнал, что Сато часто приходит к Ямаки в четыре часа утра через черный ход и остается до рассвета.

Предположив, что Фарнсуорт проделывает то же самое, за черным ходом установили постоянное наблюдение. Однако ничего не удалось узнать вплоть до дня ареста Томпсона.

ФБР действовало медленно и настойчиво до тех пор, пока у него не оказалось улики, свидетельствующей, что Фарнсуорт шпион. В поступивших в ФБР сообщениях имелись данные, что в течение последних трех лет Фарнсуорт постоянно посещал в Вашингтоне некоторые фотографии. Служащих этих фотографий допросили, но они не припомнили, какая конкретно работа выполнялась для Фарнсуорта. Однако, по их словам, она имела отношение к военно–морскому флоту. Фарнсуорт всегда ждал, пока работа будет закончена, тут же расплачивался и уносил все копии и оригиналы.

Были также опрошены владельцы фотографий в Норфолке и Балтиморе. Они опознали Фарнсуорта по фотокарточке и вспомнили, что он выдавал себя за морского офицера, которому срочно нужны фотокопии некоторых официальных документов.

На основании показаний прислуги с Олбан Тауэрс о том, что Итимия запретил им входить в две его комнаты, ФБР предположило, что японец занимается там фотографированием документов. С большим удовлетворением агенты ФБР узнали, что Итимия, приехав в Вашингтон в 1933 году, через месяц получил посылку с двумя фотокопировальными аппаратами.

Доказательств, уличающих Фарнсуорта и дающих основания арестовать его, имелось достаточно. Помимо явных связей Фарнсуорта с некоторыми японцами, допрос матросов и офицеров военно–морского флота, с которыми шпион общался, показал, что они непреднамеренно снабжали его очень ценной информацией. Только из бесед Фарнсуорту стали известны тактико–технические данные почти каждого орудия военно–морского флота, а также наиболее важные сведения об авианосцах «Рейнджер» и «Саратога».

Но как и в случае с Гарри Томпсоном, действия ФБР сдерживались властями. К тому времени, когда улики были собраны и Фарнсуорта следовало арестовать, он во избежание разоблачения прекратил шпионскую деятельность, капитан 2 ранга Ямаки благополучно вернулся в Токио, а Сато продолжал безнаказанно орудовать в Вашингтоне.

Решение капитана 2 ранга Ямаки прекратить после ареста Томпсона связь с Фарнсуортом, а также факт невыплаты Фарнсуорту денег – самые грубые ошибки, когда–либо и где–либо совершенные японской секретной службой.

Приговор Гарри Томпсону произвел на Фарнсуорта сильное впечатление. Вечером Фарнсуорт вышел из дому и напился. На следующее утро он отправился в здание «Нэйшэнэл Пресс Билдинг» на 14–й улице в северо–западной части города. Там в лифте поднялся в помещение «Юниверсал Ньюс Сервис», одного из подчиненных Херсту информационных агентств. С ним любезно побеседовал Джон Ламберт, заведующий вашингтонским отделением этого агентства. Он провел Фарнсуорта к Фултону Люису.

Оставшись без средств, Фарнсуорт, помимо желания раздобыть денег, искал оправдания своему сотрудничеству с японцами. Только теперь ему пришло в голову, что и за ним, возможно, следят агенты контрразведки. Он хорошо продумал историю, которую рассказал «Юниверсал Ньюс Сервис». И если бы ФБР к этому времени не знало о размерах ущерба, нанесенного им государству, ей могли бы поверить.

Фарнсуорт сказал Фултону Люису, что он делал вид, будто сотрудничает с японцами, а в действительности стремился выявить размеры их шпионской деятельности. Властям он якобы не сообщал о своих подозрениях только. потому, что надеялся, что, если ему удастся успешно осуществить свой план, его восстановят в военно–морском флоте. Фарнсуорт предложил Фултону Люису купить для опубликования его историю за 20 тысяч долларов.

Люис поступил разумно и не спросил Фарнсуорта, почему тот пришел к нему, а не в военно–морскую разведку. Желая выиграть время, Люис ответил, что сам не может выплатить такую большую сумму и должен проконсультироваться прежде со своим начальником. Может быть, Фарнсуорт зайдет завтра?

Как только за Фарнсуортом закрылась дверь, Люис связался с полицией и ФБР. Он говорил, что в интересах безопасности нации нельзя более оставлять шпиона на свободе и что необходимо добиться согласия властей на его арест. Фарнсуорта арестовали через несколько часов после того, как он покинул «Нэйшэнэл Пресс Билдинг».

В феврале 1937 года государственный прокурор закончил дело Фарнсуорта. Последнего обвиняли, в частности, в том, что он посещал министерство военно–морских сил в августе 1934 года и январе 1935 года и военно–морскую академию в Аннаполисе в апреле 1935 года с целью раздобыть там книгу кодов и шифров, а также некоторые чертежи, фотографии, карты и документы.

Всем, в том числе адвокату, Фарнсуорт твердил о своей невиновности. Но в последний момент он отказался от этого и заявил о своей якобы невменяемости.

23 февраля 1937 года его приговорили к длительному заключению в федеральной каторжной тюрьме.

Глава 17

ВЛАДЕЛЕЦ НОЧНОГО КЛУБА НА ЗАПАДНОМ ПОБЕРЕЖЬЕ

Заключение в тюрьму Томпсона и Фарнсуорта сильно напугало, руководителей японского шпионажа и привело к некоторой реорганизации американской контрразведки. Для борьбы со шпионажем было выделено большее количество агентов ФБР, но и после этого их число продолжало оставаться недостаточным, чтобы в полной мере решить стоящую перед ними задачу.

Передвижения графа фон Кейтеля по США были взяты на учет. Переехав из Нью–Йорка в Лос–Анжелос, Кейтель продолжал осуществлять связь между японской и немецкой шпионскими организациями, действующими на Восточном и Западном побережье США. ФБР вело наблюдение за всеми многочисленными поездками Кейтеля и его «дворецкого» Манфреда в Нью–Йорк и Гамбург, которые они совершали в качестве курьеров. Их багаж тщательно проверялся. Но немцы соблюдали конспирацию и никаких улик против них найти не удавалось.

Наблюдение за Манфредом привело ФБР к другим японцам. Было обнаружено, что связи японцев замыкались на Акаги, который, как и вице–консул Гисслинг, являлся ответственным за деятельность шпионской сети в Нью–Йорке.

На след Ямамото ФБР навел Килсо Хаан, кореец, свободно владеющий китайским и японским языками. Ямамото к тому времени, как им заинтересовалось ФБР, достиг определенной известности на Западном побережье. Он выступал в роли владельца нескольких ночных клубов и публичных домов, а также занимался очень прибыльным делом: продажей наркотиков, главным образом опиума. Это был типичный гангстер.

Килсо Хаан организовал тайное антияпонское общество под названием «Китайско–корейская народная лига». Стремясь нащупать путь к секретам японцев, Хаан обратился к японскому консулу в Гонолулу с просьбой разрешить ему попытаться склонить корейцев на Гавайях на сторону Японии. Он так убедительно доказывал выгоды своего предложения, что японцы согласились и предоставили ему в качестве «прикрытия» место посыльного в одном из отелей Гонолулу. Теперь Хаан имел возможность подслушивать разговоры и все свое внимание сосредоточил на деятельности японцев.

Вскоре после осуждения Фарнсуорта Хаан собрал важные сведения и послал в Вашингтон «Китайско–корейской народной лиге» следующее сообщение:

«Из разговора, подслушанного в японском консульстве, здесь (Гонолулу) точно узнал, что Ямамото и его организация готовятся начать усиленное обучение агентов, предназначенных для проведения диверсий в Калифорнии, Орегоне и Вашингтоне в случае начала войны. Ночные клубы, находящиеся в ведении Ямамото, должны стать центрами этого обучения, которое будет вестись на специально созданных моделях мостов, электростанций, систем водоснабжения, железнодорожных депо и других стратегических объектов. На пароходе компании «Нью–Йорк Кисен», прибывающем в Сан–Франциско во вторник на будущей неделе, едут два человека, имена которых я не смог узнать. Они везут Ямамото инструкции».

«Китайско–корейская народная лига» передала эту информацию ФБР. Когда пароход вошел в порт, высадившиеся с него японцы были взяты под наблюдение. Все они, кроме двух, остались в Сан–Франциско. Эти же двое, посетив японского консула, выехали поездом в Сиэтл.

В Сиэтле их встретил Ямамото. В течение трех дней они находились в его отеле. После этого поездом вернулись в Сан–Франциско. Там пересели на отправляющийся в Японию пароход компании «Доллар Лайн».

После отъезда гостей Ямамото немедленно созвал в ночном клубе совещание своих помощников в Сиэтле. Оно длилось всю ночь. В Портленде в штате Орегон он созвал другое совещание. Когда оно кончилось, посетил японского консула в этом городе, а затем выехал в Сан–Франциско, где проделал то же самое.

Информация Хаана оказалась достоверной. Никогда раньше Ямамото не проявлял такой активности. Он был настолько занят, что его наркоманы и его доходы начали страдать от отсутствия наркотиков. Люди Ямамото бросили прежние дела и начали развертывать деятельность вокруг военно–морских и военных баз на всем Западном побережье страны. Вооружившись фотоаппаратами, они снимали стратегические сооружения из любых возможных положений.

Этим занималось такое количество японцев, что ни ФБР, ни военно–морская разведка не имели возможности установить слежку за каждым шпионом и стремились прежде всего установить личность тех людей, которые будут изготовлять макеты военных объектов. Агенты ФБР и военно–морской разведки надеялись, что рано или поздно они появятся в доме Фурусава на Уэллер–стрит, 117 1/2. За этим домом было установлено постоянное наблюдение.

Контрразведчики не просчитались. В апреле в лечебницу Фурусава приехали два японца, ранее не бывавшие там. На следующий день Ямамото вылетел из Сиэтла в Лос–Анжелос, где направился прямо в дом на Уэллер–стрит. Вечером он вышел оттуда с этими двумя японцами.

Все трое провели ночь в японском консульстве. Утром Ямамото сел в самолет, отлетающий в Сиэтл, а его соотечественники направились в одно учреждение, расположенное в деловом секторе Лос–Анжелоса. Там сразу узнали их. Это были самые известные японские инженеры на всем Тихоокеанском побережье США.

Прежде в служебное время они занимались вполне официальной работой. Теперь инженеры закрыли свою контору, никого не принимали и отказывались от деловых предложении. Однако примерно через неделю после свидания с Ямамото они возобновили прием посетителей, среди которых оказались японский консул, Фурусава и несколько японских атташе.

В конце первой недели мая японские инженеры в необычное для них время, с 11 до 3 часов дня, оставляли свое учреждение на час. С большими чемоданами они направлялись или на Уэллер–стрит, 117 1/2, или в популярный клуб «Литтл Токио», принадлежавший Ямамото, или в японское консульство.

Теперь ФБР интересовал еще один вопрос: не занимаются ли японцы подобной же деятельностью в других важных в стратегическом отношении городах, таких, как Портленд, Сан–Диего и Сиэтл? Попытки установить это оказались безуспешными, а тем временем японские инженеры в Лос–Анжелосе продолжали активно действовать.

В целях пресечения враждебной США деятельности агенты ФБР должны были проникнуть в шайку Ямамото. Но американцы не могли сделать это, не вызвав подозрений.

Тогда ФБР обратилось к шести родившимся в Америке японцам, на лояльность которых можно было положиться, и попросило помочь. Эти японцы взяли на себя роль агентов ФБР и, не будучи профессиональными разведчиками, в течение нескольких недель раскрыли общий замысел, лежавший в основе планов японского правительства в отношении диверсий на Тихоокеанском побережье на случай войны.

Всех людей Ямамото усиленно обучали взрывать мосты, электростанции, портовые сооружения и другие стратегические объекты, разрушение которых превратило бы американскую оборону на Западном побережье в хаос…

Инструкторами были сам Ямамото и два японских инженера, о ком упоминалось выше. Они приходили на занятия с отлично выполненными макетами военных объектов, которые проносили в больших чемоданах. Ямамото–обучал группы в два–три человека. Инженеры всегда имели большую аудиторию.

Вскоре ФБР столкнулось с новыми трудностями.

Однажды было замечено, что Ямамото торопится в аэропорт в Лос–Анжелосе. Оттуда он самолетом вылетел в Сан–Франциско. В Сан–Франциско Ямамото встретил шофер, который передал ему записку. Прочитав ее, Ямамото, утратил все свое восточное хладнокровие. Явно взбешенный, он вылетел самолетом обратно в Лос–Анжелос.

Его поведение в аэропорту в Лос–Анжелосе вынудило ФБР опасаться самого худшего. Сделав знак своему шоферу уезжать, Ямамото взял такси и в течение двух часов самым тщательным образом стремился ускользнуть из поля зрения агентов ФБР. Агентам стало ясно, что Ямамото узнал об установленной за ним слежке.

ФБР немедленно попыталось предупредить, своих японских агентов о грозящей им опасности, но только четверо из них своевременно получили это предупреждение. На следующее утро были найдены трупы тех двух японцев, с которыми ФБР не смогло связаться.

На некоторое время Ямамото и его люди затихли, но вскоре опять развернули свою деятельность в полную силу.

Государственный департамент по–прежнему отказывался предпринимать какие–либо действия. Тогда ФБР без его санкции арестовало и заключило в тюрьму Ямамото за уклонение от уплаты подоходного налога.

В эти дни госпожа Фурусава с Уэллер–стрит, 117 1/2 в Лос–Анжелосе была занята как никогда. Теперь она являлась главой «Лиги содействия японскому военно–морскому флоту». Это служило прикрытием и давало ей возможность открыто принимать японских матросов и офицеров, приезжающих в Лос–Анжелос. Госпожа Фурусава передавала своим гостям информацию, а они ей – последние инструкции из Токио. Через графа фон Кейтеля она была связана с новым немецким генеральным консулом в Сан–Франциско. Это капитан Фриц Видеман, близкий друг Гитлера и его личный адъютант. До приезда в Сан–Франциско в 1938 году он не занимал дипломатических постов. В этом же году генерал Иоганн Отт стал послом в Токио вместо фон Дирксена.

Назначение Видемана было знаменательным. А вместе с назначением в Токио Иоганна Отта и повышением в должности Гисслинга (его назначили консулом в Лос–Анжелосе) оно должно было насторожить государственный департамент и поторопить его с принятием серьезных контрмер.

Шпионаж держав оси в Америке, в особенности со стороны Японии, усиливался, и более всего на Западном побережье. Но и здесь японцам суждено было встретиться еще с одним американцем, который расстроил некоторые их планы и намерения.

Глава 18

С ЧЕГО ВСЕ НАЧАЛОСЬ

Многое в американской действительности, а также в мышлении и поведении самих американцев поражает иностранца.

На всемирной выставке в Сан–Франциско в 1940 году стоял павильон, какой, пожалуй, не рискнули бы открыть в любой другой стране. Павильон назывался «Студия натурщиков Кандид–камера». За небольшую плату любитель–фотограф мог сфотографировать обнаженными привлекательных девушек.

Человек, который предложил эту идею и руководил студией, был известным американским артистом мюзик–холла Алом Блэйком. Блэйк натренировался позировать. Он великолепно владел своей мускулатурой и мог часами простаивать в качестве манекена среди неодушевленных манекенов в витринах портновских ателье. Это служило приманкой для публики, которой за определенное вознаграждение предлагалось узнать живой манекен. За выдающееся умение управлять своим телом Блэйка прозвали «Королем роботов».

В один прекрасный день в павильон студии натурщиков вошел коренастый японец лет пятидесяти, с неизменным фотоаппаратом. Он сделал положенное количество снимков, а затем подошел к Блэйку и напомнил, что они встречались в 1917 году, когда Блэйк снимался в фильме Чарли Чаплина «На плечо!». Только тогда Блэйк узнал в японце бывшего камердинера Чаплина. Это был Торити Коно, о котором мы узнаем, что он связан с лечебницей Фурусава и с графом Германом фон Кейтелем.

Несколько минут артист и японец расспрашивали друг друга о жизни. Коно, уходя, произнес:

– Жаль, что вы сейчас не служите во флоте, господин Блэйк. У вас могло бы быть много денег.

Не успел Блэйк спросить, что японец имеет в виду, как тот вышел из студии.

Заинтересовавшись последней фразой Коно, Блэйк попытался выяснить, где живет японец, но безуспешно. Однажды в марте 1941 года они случайно встретились на бульваре Санта Моника в Голливуде. Некоторое время оба шли молча. Наконец Блэйк, внимательно наблюдая за Коно, как бы случайно заметил, что из–за условий в американских мюзик–холлах, а также учитывая, что Соединенные Штаты рано или поздно будут втянуты в войну, он серьезно подумывает о возвращении на флот.

Коно проявил большой интерес к намерению Блэйка и спросил, есть ли у него друзья, которые могли бы помочь в этом.

Блэйк мгновенно нашелся и ответил, что его близкий друг служит на флагманском корабле «Пенсильвания», который как раз находился на Гавайях. Поговорив еще немного, Коно пригласил Блэйка к себе на Бронсон–стрит в тот же день вечером. Боясь проявить слишком большое рвение, Блэйк отказался под предлогом, что уже приглашен в другое место. Однако он согласился позавтракать с Коно через два дня в известном нам ресторане «Кавафуку Тэй».

За завтраком Коно пытался выяснить планы Блэйка относительно возвращения на флот. Отличный актер, Блэйк умело вел свою роль. Он без конца восхищался японцами за их положительные личные качества.

Коно попросил Блэйка назвать имя его друга на «Пенсильвании». После некоторого колебания Блэйк сказал:

– Джимми Кэмпбелл.

Под нажимом Коно он рассказал о служебном пути, ловкости и хитрости Кэмпбелла.

В тот же вечер Коно позвонил Блэйку и назначил ему встречу на следующее утро в мебельном магазине. Все еще недоумевая, но заинтересовавшись всей этой историей, Блэйк согласился прийти. В мебельном магазине Коно после многих предосторожностей попросил Блэйка непременно быть в полдень на углу бульвара Сансэт и Уилтон–стрит, где с ним встретится очень важный человек.

Когда Блэйк прибыл в условленное место, Коно уже был там. Он делал вид, что не знаком с Блэйком. Вскоре к бульвару подъехала легковая машина. По едва уловимому знаку японца Блэйк сел на заднее сиденье, вместе с бывшим камердинером Чаплина.

Машину вел японец, который представился как Ямамото. Он заявил, что его интересует намерение Блэйка вернуться на флот, и попросил рассказать о Джимми Кэмпбелле.

Сначала Блэйк заупрямился. Кто такой Ямамото? Почему он должен отвечать на вопросы незнакомого человека? Коно уговаривал и убеждал Блэйка довериться Ямамото. Это продолжалось довольно долго. Но вот Блэйк сделал вид, что Коно его убедил. Прежде чем согласиться вернуться на флот в интересах японцев, сказал артист, надо договориться об условиях, а особенно о деньгах.

Выслушав Блэйка, Ямамото несколько минут молчал, а затем спросил:

– Готовы ли вы поехать на Гавайи?

Блэйк ответил, что готов поехать куда угодно, лишь бы получить побольше денег. Ямамото поспешил заверить. Блэйка, что с деньгами все устроит Коно и единственное, что Блэйку придется сделать, – это поехать на Гавайи и убедить Кэмпбелла дать ему некоторую информацию. Затем они вернулись в Голливуд.

– Я скоро извещу вас, Ал, – сказал Коно, прощаясь.

Через несколько дней Блэйк убедился, что японцы относятся к этому делу серьезно. Всюду, где бы он ни появлялся, за ним следили. Блэйк понял, что поставил себя в очень трудное положение. Если неискушенный гражданский человек впутывается в действия иностранных шпионов, не собираясь стать предателем, он поступает не очень–то умно. Блэйк определенно не собирался изменять своей стране. Ему необходимо было связаться с военно–морской разведкой, но так, чтобы японцы не узнали об этом. Японцы, следившие за артистом, были настойчивы, и он не мог избавиться от них ни одним известным ему способом. Блэйк вспомнил о телефоне, но обнаружил, что в одно из кресел в гостиной его квартиры вмонтирован звукозаписывающий аппарат. Это обстоятельство окончательно укрепило его решение обратиться в военно–морскую разведку.

Блэйку позвонил Коно, чтобы договориться о второй встрече, и сообщил, что в случае его согласия выехать в Гонолулу на этой неделе он получит две с половиной тысячи долларов с дополнительной оплатой всех путевых расходов. Еще пять тысяч будут выплачены, когда он представит нужную японцам информацию.

Выйдя на улицу с твердым намерением немедленно связаться с военно–морской разведкой, Блэйк обнаружил, что японцы здесь и готовы следовать за ним. Артист отправился в кинотеатр. Из окна фойе он увидел, что японцы не собираются заходить в помещение. Тогда Блэйк прошел к директору кинотеатра, кратко объяснил ему суть дела и попросил выпустить его через запасный выход.

В военно–морской разведке Блэйк рассказал обо всем лейтенанту Лео П. Стэнли. Лейтенант спросил, готов ли Блэйк сотрудничать с военно–морской разведкой, выполняя при этом все, о чем попросят японцы.

Блэйк согласился. Стэнли сказал, что военно–морская разведка немедленно пошлет на борт «Пенсильвании» агента, который будет играть роль несуществующего Кэмпбелла. После того как актер и лейтенант обсудили дальнейшие действия, Блэйк через тот же запасный выход вернулся в кинотеатр и оставался в зрительном зале до конца сеанса. Выйдя на улицу, он увидел, что терпеливые японцы поджидают его, сидя в машине.

Вечером ему позвонил Коно. Он сказал, что Блэйк должен заказать себе место в самолете, отбывающем в Гонолулу на следующий день.

Военно–морской разведке, которая теперь подслушивала все телефонные разговоры Блэйка, требовалось еще некоторое время, чтобы посадить своего агента на флагманский корабль. Она связалась с авиакомпанией, и Блэйку ответили, что свободных мест нет. Об этом Блэйк немедленно сообщил Коно, тот устроил ему встречу с Ямамото.

Ямамото изменил прежние инструкции. Блэйк должен был выехать в Гонолулу на пассажирском судне «Матсония», отходящем из Сан–Франциско через два дня.

К этому времени военно–морская разведка установила личность Ямамото. Он оказался капитаном 2 ранга Итару Татибака. Закончив японское военно–морское училище и военно–морской колледж в Токио, Татибака получил звание капитана 3 ранга и быстро продвинулся до капитана 2 ранга. Он приехал в США в 1930 году и поступил в Пенсильванский университет, где изучал историю и внешнюю политику США. Закончив изучение этих наук, он перевелся в Южно–Калифорнийский университет в Лос–Анжелосе. В течение нескольких лет Татибака разъезжал по Тихоокеанскому побережью США, встречаясь с видными японцами.

Когда Блэйк прибыл в Сан–Франциско и обратился в пароходную компанию, ему сказали, что на «Матсонии» все места заняты и что другой пассажирский пароход пойдет на Гонолулу не ранее чем через неделю.

Блэйк был уверен, что и на этот раз его задержала военно–морская разведка. Выйдя из конторы пароходства, он столкнулся с японцем, который шепотом предложил ему следовать за ним. Они пришли в какой–то ресторан, где японец тайком передал Блэйку пакет с билетом на пароход «Президент Гарфильд» компании «Доллар Лайн».

За два дня до отъезда Блэйка Ямамото встретился с Коно в магазине шляп. Примеряя шляпы, японцы тихонько переговаривались. Из магазина они вышли по одному. Ямамото возвратился в японское консульство, а Коно направился на Уэллер–стрит, 117 1/2. С наступлением темноты он покинул этот дом в сопровождении двух других японцев. Все трое направились в публичный дом «Красная мельница», из которого вышли в такое время, чтобы успеть на ночной поезд на Сан–Франциско.

В этом городе спутники Коно встретились с двумя немцами и вместе с ними сели на пароход «Президент Гарфильд» незадолго до его отплытия. На борту парохода находился и Блэйк.

Блэйк был озабочен. Он впервые участвовал в деле, которому не обучался. Лейтенант Стэнли обещал связаться с ним и сказать, что делать по прибытии в Гонолулу. Но из–за звукозаписывающего аппарата в квартире Блэйка военно–морская разведка не могла звонить ему, а японцы так тщательно наблюдали за артистом, что о личном контакте не могло быть и речи.

Ступив на борт парохода, Блэйк вскоре обнаружил, что за ним внимательно наблюдают два немца и два японца. Если он сидел или прогуливался на палубе, японцы были неподалеку, если спускался в бар, то там видел немцев.

На пароходе среди других пассажиров находился торговец металлоизделиями со Среднего Запада. Он совершал морскую прогулку для улучшения здоровья. Он и его жена значились как господин и госпожа Хорнер.

Торговец, вероятно, был болен хроническим алкоголизмом. Он почти не отходил от стойки бара. А когда не пил, то занимался тем, что бесцеремонно навязывался на разговор, грубо спорил и не соглашался с собеседниками.

За день до прибытия «Президента Гарфильда» в Гонолулу Хорнер заметил Блэйка. Тот не переставал думать о том, как он свяжется с «Кэмпбеллом». Хорнер в этот день был особенно сварлив. Когда Блэйк что–то сказал ему, он вскипел и хотел было ударить Блэйка, но поскользнулся и упал. Казалось, он потерял сознание. Встревоженная госпожа Хорнер попросила Блэйка помочь перенести мужа в каюту. Блэйк исполнил просьбу женщины, и она побежала за корабельным доктором. В это время случилось чудо – Хорнер очнулся.

– Когда прибудете в Гонолулу, – быстро зашептал он Блэйку, – позвоните из отеля на «Пенсильванию» и попросите к телефону Кэмпбелла. Договоритесь о встрече в отеле. Вы сможете узнать его по дырке для орденской планки на левой стороне мундира. Остерегайтесь микрофонов!

Когда в каюту вошли госпожа Хорнер и доктор, господин Хорнер снова «впал» в бессознательное состояние.

Прибыв в отель, Блэйк позвонил на флагманский корабль и договорился с Кэмпбеллом, что тот придет к нему в номер вечером, как только освободится от служебных дел. В ожидании Кэмпбелла Блэйк внимательно осмотрел номер и в столе, на котором стоял телефон, обнаружил микрофон.

Блэйк и Кэмпбелл приветствовали друг друга, как старые друзья. Блэйк молча показал гостю на микрофон. Затем подведя Кэмпбелла ближе к столу и понизив голос до шепота, он предложил тому работать вместе с ним на японцев.

Кэмпбелл был потрясен, но, постепенно успокоившись, он стал сговорчивым. Друзья решили встретиться снова на следующий день вечером. Кэмпбелл обещал дать определенный ответ. Но за час до назначенной встречи он позвонил и сказал, что не может прийти. Моряк оттягивал встречу целую неделю.

Блэйк приехал в Гонолулу впервые и очень увлекался экскурсиями. Он заметил, что всякий раз, когда он выходил из отеля, за ним следовали два немца. По «случайному» совпадению оба немца и два японца остановились в том же отеле, что и Блэйк. Немцы занимали номер по одну сторону комнаты Блэйка, а японцы – по другую.

Японцы, прибыв в Гонолулу, сразу же посетили косметический кабинет немки Руфь Кюн.

Когда, наконец, Блэйк и Кэмпбелл встретились, моряк с «Пенсильвании» решительно отказался передавать какую–либо информацию до тех пор, пока не получит денег. Блэйк тоже отлично играл свою роль и не пожелал покупать «кота в мешке».

– Как я могу знать, чего стоит информация, если я не видел ее? – спросил он. Кэмпбелл упорствовал. На этот раз друзья простились сухо. Когда Блэйк собирался лечь спать, в щель под дверью просунули конверт. Внутри лежала бумажка в тысячу долларов и записка: «Вы очень хорошо ведете дело. Дайте это своему другу в виде первого взноса. Действуйте быстро».