Текст книги "Тайные слуги. Подводные диверсанты"

Автор книги: В. Бру

Соавторы: Сет Роналд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

От агентов ФБР не ускользнуло, что японцев сразу пропустили в здание, словно их там поджидали. Вслед за Акаги и Хагивара в клуб вошел Гисслинг в сопровождении двух других японцев. Вскоре появился и граф фон Кейтель.

Теперь ФБР могло добавить в свой список подозреваемых Гисслинга, Акаги и Хагивара. Кейтель обеспечивал связь между японскими и немецкими агентами. Из его поведения стало ясно, что существовало тесное сотрудничество между шпионами на Восточном побережье и шпионами на Западном побережье.

На Западном побережье супруги Фурусава с Уэллер–стрит были очень занятыми людьми, в особенности госпожа Фурусава. Когда бы ни прибывал в Лос–Анжелос японский пассажирский пароход, она спешила на пристань, чтобы встретить приехавших японских офицеров и щедро угостить их в ресторане «Кавафуку Тэй». Перед отплытием парохода она снова спешила на пристань. Всякий раз она поднималась на борт с портфелем, а сходила на берег с пустыми руками.

На заре своей славы известный киноартист Чарли Чаплин нанял слугу – японца по имени Торити Коно. В 1933 году Коно уже не служил у Чаплина. Прошло несколько лет. За это время Коно, видимо, нашел для себя более выгодный источник дохода. Он жил в дорогой квартире на Бронсон–стрит в Голливуде, имел два автомобиля, на одном из которых ездил на Уэллер–стрит, 117 1/2. Автомобиль ждал Коно, пока тот находился в лечебнице.

Запросили американское посольство в Токио, может ли оно дать какую–нибудь информацию о Коно. Посольство ответило, что Коно владеет богатым имением на окраине японской столицы, куда он приезжает ежегодно на несколько месяцев.

В один из майских дней 1934 года Коно так торопился, что проехал, не остановившись, несколько красных светофоров. Он затормозил только у лечебницы Фурусава.

Коно пробыл у доктора Фурусава около четверти часа. В полночь он выехал экспрессом в Сан–Франциско. На следующее утро отправился на такси в Стэнфордский университет и, как было установлено, вошел в здание мужского студенческого общежития. Поскольку туда за ним последовать было нельзя, то предположили, что он посетил одного из тех немногих японских студентов, которые действительно занимались изучением языка.

Из университета Коно вернулся на железнодорожную станцию и дневным экспрессом выехал в Лос–Анжелос. С вокзала он направился прямо на Уэллер–стрит, 117 1/2 и оставался там всю ночь. На следующий день он выехал в Чикаго трансконтинентальным экспрессом, который делает ограниченное количество остановок. В Чикаго пересел на экспресс, идущий в Нью–Йорк. Прибыв туда, он сразу же отправился к графу фон Кейтелю.

Коно и фон Кейтель вышли из дома в полночь. Они едва успели на вашингтонский поезд. В американской столице они посетили капитана 2 ранга Ёсиюки Итимия, японского военно–морского атташе, и имели с ним беседу, продолжавшуюся несколько часов, Вечерним поездом Кейтель и Коно возвратились в Нью–Йорк.

На следующий день Коно выехал из Нью–Йорка обратно в Лос–Анжелос. Проводив его, фон Кейтель отправился в отделение управления Южно–Маньчжурской железной дороги к Акаги.

Когда фон Кейтель ушел, Акаги направился к Хагивара в агентство Домэй Цусин, а тот в свою очередь нанес визит вице–консулу Гисслингу. Гисслинг и Хагивара посетили немецкий клуб, где к ним вскоре присоединились фон Кейтель, Акаги и два японских атташе.

Все это установили в условиях, когда действия ФБР были затруднены двумя странными факторами: позицией, которую занимал государственный департамент, и отсутствием координации между различными разведывательными и контрразведывательными органами США.

* * *

К счастью для США, ФБР упускало немногое. Такая активность японцев объяснялась стремлением быть в курсе развития военно–морского флота США и отчасти имела своей целью выявить реакцию американцев на заявление Амо, предупреждавшее иностранные державы против оказания какой–либо помощи Китаю. Далее японцы хотели установить, не ведут ли американцы каких–либо секретных военно–морских приготовлений, которые можно было бы расценить как попытку игнорировать это предупреждение. Но главное, что объясняло такую активность, – это дружеское сотрудничество между японцами и их новыми друзьями – немцами. При этом японцы делали все возможное, для того чтобы произвести впечатление на немцев своими методами и достижениями в области разведки в США.

Полковник Евгений Отт, близкий друг и сослуживец одного из руководителей немецкой разведки полковника Вальтера Николаи, в 1933 году был послом в Токио. Его назначение явилось следствием желания профашистски настроенных элементов в Японии приобрести друзей среди немецких фашистов. Это желание было продемонстрировано поездкой в Берлин делегатов от японского фашистского национального движения молодежи и визитом принца Тохигава, игравшего важную роль в Японии, к Альфреду Розенбергу, нацистскому философу расизма.

Полковник Николаи, который позже стал руководителем немецкой военной разведки, был связан с Садзо Накамо, одним из ведущих специалистов Японии по шпионажу. Накамо предложил организовать сотрудничество в мировом масштабе между немецкой и японской гражданской и военной шпионскими службами. По этому вопросу было достигнуто соглашение. Вот почему граф фон Кейтель познакомился с Акаги, Хагивара и супругами Фурусава, а также с японскими атташе, включая военно–морского атташе в Вашингтоне, который являлся главой японского военно–морского шпионажа в США.

За предложением Накамо, разумеется, скрывалось желание преодолеть затруднение, которое ощущали японцы, посылая в западные страны агентов японской национальности. Наличие в Америке значительного числа японцев, естественно, помогло основать там наиболее успешную и многочисленную по сравнению с любой другой западной страной систему шпионажа. Свои достижения японцы желали продемонстрировать немецким друзьям.

В свою очередь Германия захотела, чтобы японцы взамен той помощи, какую немцы окажут им в западных странах, помогли Германии в ведении шпионажа на Дальнем Востоке и в азиатской части России.

Несмотря на большую дружбу японских агентов в США с фон Кейтелем, Гисслингом и другими немцами, Германия не пожелала сразу принять предложение Накамо. В задачу полковника Отта входило изучение методов и результатов японского шпионажа с тем, чтобы доложить о них к лету 1934 года. Японские армейские офицеры отнеслись к Отту очень доброжелательно. Через несколько недель после своего прибытия в Японию он был приглашен в японскую армию в качестве наблюдателя. Отт познакомился с поклонником Гитлера адмиралом Нобумаса Суэцугу и «Лоуренсом Маньчжурии» генералом Кэндзи Доихара. С последним у Отта завязалась тесная дружба. Доихара подружился с Оттом, как ни с одним из своих соотечественников. Когда Доихара совершал какие–либо поездки, он всегда приглашал Отта сопровождать его. Хорошие отношения установились у Отта и с полковником Хироси Осима, который по просьбе Доихара познакомил немца с организацией японского военного шпионажа.

Свой доклад Отт составил главным образом на основе того, что узнал от Осима. В конце 1934 года Отт вновь прибыл в Токио, на этот раз в качестве военного атташе, а в начале 1935 года в Берлин на такую же должность был послан Осима.

Предложение о японско–немецком сотрудничестве в области шпионажа исходило от японцев. Однако делая такое предложение, они заранее решили передавать немцам минимальное количество получаемой ими информации, минимальное в такой мере, чтобы не вызвать подозрений у Берлина. Немцы же, наоборот, были готовы отнестись к сотрудничеству честно. Например, в 1934 году и в последующие годы японский консул в Лос–Анжелосе получал приглашения на встречи с капитанами немецких судов, которые передавали ему последнюю информацию, добытую во время плавания.

Самое тесное сотрудничество между немцами и японцами установилось в Центральной и Южной Америке. Видными японскими агентами в этих районах были Ямасита и Мацуи, прибывшие в Мексику на японских рыболовных судах. Они действовали в Гуаймасе.

Немецкие агенты в Мексике не сразу сообразили, что японцы дают им очень скудную информацию. Поняв это, они заявили энергичный протест. Японцы кланялись, вежливо извинялись, давали обещания, но делали по–своему.

Но если японцы были вежливыми, то немцы – настойчивыми. 5 октября 1937 года немецкий посол в Мехико Рюдт фон Колленберг созвал совещание с участием итальянских и японских коллег. Фон Колленберг был дипломатом старой школы и относился к шпионажу неодобрительно, даже если он велся его же страной. Атташе доктор Генрих Норте проинструктировал посла. Доводы, которые он привел, должно быть, произвели впечатление на Колленберга. Во всяком случае, с этого времени немцы и японцы сотрудничали в области шпионажа весьма плодотворно.

Особенно успешным это сотрудничество было в Коста–Рике, где главными действующими лицами выступали Такахиро Вакабаяси от Японии, Герхард Хенске от Германии и Джузеппе Сотанис от Италии. (Италия присоединилась к соглашению о сотрудничестве в области шпионажа после подписания антикоминтерновского пакта.) Сотанис жил в Гранд–отеле в городе Сан–Хосе. Он был известен как страстный филателист. Но то, что он, помимо марок, усердно коллекционировал оружие и военное снаряжение, никто не знал.

Для осуществления своих планов в Центральной Америке японцы предложили подготовить аэродром, замаскированный под хлопковую плантацию. Вакабаяси купил прекрасный участок земли, а Сотанис, имеющий влияние на костариканское правительство, получил концессию на выращивание хлопка. Затем Вакабаяси привез 21 рабочего из Чимботе в Перу, где находилась японская колония, насчитывающая 20 тысяч человек [70]70
  Другие обширные японские колонии в Южной Америке находились в Колумбии (25 тысяч населения), Бразилии (40 тысяч) и Парагвае (15 тысяч). – Прим. автора.


[Закрыть].

Рабочие привезли с собой мешок с хлопковыми семенами. Они разместились в одном из лучших отелей. Мешок так там и остался.

Вскоре после совещания дипломатов Ёситаро Амано, владелец «Амано–мару», самого крупного в то время рыболовного судна в мире, приехал в Коста–Рику и попытался войти в контакт с экспериментальной хлопковой плантацией Вакабаяси. Но он действовал неумело и сразу же был арестован.

Герхард Хенске первый услышал о неудаче, постигшей Амано. Он немедленно связался с Сотанисом. Тот обратился к своему «другу» президенту республики и добился немедленного освобождения Амано.

Сотрудничество с немцами и итальянцами полностью не решило проблему, стоявшую перед японцами в Америке, и японцы постоянно стремились найти недовольных или продажных американцев, которых можно было бы подкупить. Им удалось завербовать двух таких американцев. Когда об этом стало известно, правительство США впервые разрешило морской разведке и ФБР воспользоваться плодами своих трудов и передать изменников правосудию.

Глава 16

ПРЕДАТЕЛИ – БЫВШИЕ ВОЕННЫЕ МОРЯКИ

– Есть огонь, приятель?

Молодой человек покачал головой:

– У меня даже и окурка нет.

Мужчина, обратившийся за огнем, был старше юноши года на три или четыре.

– В тяжелом положении? – участливо спросил он. – Подожди минуту.

Он повернулся, чтобы попросить огня у прохожего и, доставая себе сигарету, протянул молодому человеку пачку «Кэмел».

– Закури и ты.

Тот взял сигарету и прикурил от горящей сигареты собеседника. Сделав глубокую затяжку, он почувствовал головокружение и провел рукой по глазам.

– Что с тобой?

– Это моя первая сигарета за последние четыре дня.

– Когда ты ел в последний раз?

– Позавчера, кажется.

– Иисус! Тогда тебе лучше пойти вместе со мной. Эй, такси!

Молодой человек не возражал. Все еще ощущая головокружение, он не сопротивлялся, когда его наполовину подсадили, наполовину втолкнули в машину.

– Линден–стрит, Лонг Бич, – сказал незнакомец шоферу.

В своей квартире он приготовил кофе, положил перед бледным гостем хлеб, масло и толстый кусок сыру.

– Не ешь слишком быстро, – предупредил он.

Когда на щеках юноши появился слабый румянец, незнакомец спросил:

– Как тебя зовут? Я Гарри Томпсон.

– Я Уиллард Тернтайн из Сен–Луи.

– Где живешь?

– На берегу.

– У тебя есть деньги?

– Одна–единственная монета в пять центов.

– По–моему, ты славный парень. Оставайся со мной, пока мы что–нибудь не придумаем. Что ты делаешь в Лонг–Бич?

– Ищу работу.

– Ха!

Это восклицание относилось скорее не к юноше, а к тем тяжелым временам, которые переживала Америка.

– Искать работу здесь! Это все равно, что искать иглу в стоге сена. Сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

– Ладно, давай на время забудем о работе. Пойдем куда–нибудь, где ты сможешь как следует подкрепиться. А потом продолжишь свои поиски.

– Благодарю, – ответил смущенный юноша, будучи не в состоянии сказать еще что–нибудь.

Так Уиллард Джеймс Тернтайн встретил Гарри Томаса Томпсона и думал, что приобрел друга.

* * *

Гарри Томасу Томпсону было лет двадцать с небольшим. В свое время он служил писарем в военно–морском флоте США, а теперь, как и Тернтайн, был без работы. Но в отличие от Тернтайна он не испытывал недостатка в деньгах. Казалось, Томпсоном руководило только сочувствие к безработному юноше, когда он оставил его жить у себя.

Тернтайну Томпсон нравился все больше и больше. Но одновременно усиливалось и его любопытство: откуда у Томпсона столько денег, ведь он без работы.

Набравшись однажды храбрости, Тернтайн; задал Томпсону этот вопрос. Он получил неясный и несколько загадочный ответ. Правда, Томпсон пообещал, что когда–нибудь, возможно, Тернтайн узнает. Томпсон составил представление о юноше, и у него созрел план.

Хотя Томпсон больше не служил в военно–морском флоте, он продолжал интересоваться линкорами «Колорадо», «Миссисиппи» и «Техас», на борту которых когда–то плавал. Когда бы ни прибывали в Сан–Диего и Сан–Педро эти корабли, а также управляемый по радио корабль–мишень «Юта», Томпсон всегда встречался со своими бывшими сослуживцами.

На эти встречи Томпсон иногда брал с собой Тернтайна. Юноша удивлялся тому, что его друг задает своим товарищам скрупулезные вопросы о передвижениях кораблей, о последних новинках в их вооружении и содержании приказов по флоту.

Без сомнения, Томпсон обладал более сильным характером, чем Тернтайн. Но и Тернтайн не был глупым и отличался наблюдательностью. Ему также была свойственна храбрость.

Он спросил Томпсона, почему тот, уйдя со службы из–за того, что она не нравилась ему, продолжает интересоваться военно–морскими кораблями. Томпсон ответил: «Мне просто хочется быть в курсе всего происходящего». Этот ответ не удовлетворил Тернтайна. Он никому не высказывал своих подозрений, но по мере того, как проходили дни, таинственные стороны поведения друга становились для него все яснее. Тернтайн стал наблюдать за Томпсоном более тщательно. Так он обнаружил связь Томпсона с маленьким японцем.

Выбрав время, Уиллард спросил Томпсона, кто этот японец и в каких они отношениях. Из того, что ответил Томпсон, стало ясно, насколько глубоко погряз он в предательстве. Да Томпсон и не отрицал этого.

– Мир должен предоставлять мне средства к жизни, не так ли? – сказал он. – Если этого не делает моя страна, я получу их от другой.

Теперь, когда Тернтайн знал правду, Томпсон понял, что в интересах его собственной безопасности юношу необходимо как–то скомпрометировать. Шпион переговорил со своим японским хозяином, и тот согласился встретиться с Тернтайном. Японца звали Танни, и встреча состоялась в Лос–Анжелосе. Танни, однако, так и не решился привлечь Тернтайна.

Поскольку его секрет перестал быть секретом, Томпсон отбросил осторожность и уже. не скрывал от Тернтайна корреспонденцию, которую время от времени получал от Танни. В рождество 1934 года, измученный угрызениями совести, Тернтайн принял решение пойти к властям.

Однако удобный случай представился только в конце января 1935 года, когда Томпсон уехал на несколько дней. Тернтайн знал, что флагманский корабль «Пенсильвания» стоит на якоре в Сан–Диего. Тернтайн отправился туда и добился, чтобы его пропустили к адмиралу Джозефу М. Ривесу. Он все рассказал адмиралу. Его рассказ произвел на того впечатление. Адмирал посоветовал юноше вернуться в Лонг–Бич и продолжать вести себя по–прежнему, причем позаботиться о том, чтобы Томпсон не узнал о поездке Тернтайна в Сан–Диего.

Адмирал Ривес незамедлительно передал сообщение Тернтайна военно–морской разведке. Агенты этой организации направились в Лонг–Бич и подробно допросили Тернтайна. До этого они установили, что у юноши незапятнанная репутация. Рассказ молодого человека произвел на них такое же впечатление, как и на адмирала. Особенно агентов поразило одно из писем Танни, потерянное Томпсоном и припрятанное Тернтайном. Проинструктировав Тернтайна, как вести себя в дальнейшем, они сказали, что, возможно, дадут знать о себе позже. В намерения агентов входило установить личность Танни.

Танни задал военно–морской разведке работы, но все–таки они выследили его в Пало–Альто. Это дало основание полагать, что Танни – студент, изучающий язык в Стэнфордском университете. Так оно и оказалось. При сравнении почерка в письме Танни с почерками студентов–японцев в Стенфорде было обнаружено, что под именем Танни скрывается Тосио Миядзаки.

Миядзаки приехал в США 24 августа 1933 года и почти сразу же поступил в Стэнфорд. Хотя ему было всего тридцать лет, он имел звание капитана 3 ранга японского военно–морского флота.

Теперь Миядзаки находился под постоянным наблюдением военно–морской разведки. Через день или два после того как была установлена личность японца, агенты последовали за ним в Сан–Франциско. Там он хорошо пообедал, провел час или два в публичном доме «Красная мельница» и затем на поезде отправился в Лос–Анжелос. На вокзале взял такси и поехал на Уэллер–стрит. Машина остановилась у дома 117 1/2. Миядзаки оставался гостем доктора Фурусава до воскресного вечера, а потом на такси приехал в Лонг–Бич и посетил уже возвратившегося из поездки Томпсона на его квартире на Линден–стрит.

О визите Миядзаки Томпсон знал заранее.

С наступлением вечера Томпсон дал Тернтайну пятидолларовую бумажку и сказал:

– Уходи на час. Ко мне придет девушка. Договорились?

Агенты военно–морской разведки разместились в здании напротив и могли наблюдать за комнатой Томпсона. Войдя в нее, Миядзаки тотчас вручил Томпсону пачку долларов, а затем достал из своего портфеля большой лист бумаги. Низко склонившись над бумагой, они изучали ее около четверти часа. Затем Томпсон прошел в спальню. Оттуда он вернулся с кипой бумаг, которые одну за другой передавал Миядзаки. Каждая бумага подробно обсуждалась.

В одиннадцатом часу японец ушел. Бумаги Томпсона он унес с собой. Снова на такси Миядзаки вернулся в Лос–Анжелос и посетил «Красную мельницу». Он пробыл там три четверти часа, а затем ночным поездом отбыл в Сан–Франциско. В понедельник утром Миядзаки присутствовал на лекциях в Стэнфордском университете.

Агенты военно–морской разведки установили, что Миядзаки держит деньги в «Йокогама Спеши Банк» в Сан–Франциско и ежемесячно выплачивает Томпсону 200 долларов. В денежных расчетах с Томпсоном он проявлял пунктуальность.

Позднее было опубликовано следующее письмо Миядзаки к Томпсону: «…Очень рад, что у Вас все идет хорошо. Не спешите. Действуйте постепенно. С этого времени Ваше месячное вознаграждение будет высылаться не позднее первого числа каждого месяца, завтра вышлю 300 долларов…

В следующем месяце я предпринимаю продолжительную поездку. Вернусь, возможно, в январе, но не уверен. До отъезда вышлю Вам деньги за январь.

Пришлете ли Вы мне расписание тактических учений, которые начнутся 5 декабря? Если сможете достать его раньше, вышлите 3 декабря».

На следующий день после визита Миядзаки Томпсон сообщил Тернтайну, что вновь поступает во флот и уже приобрел форму старшины. Тернтайн спросил у Томпсона, собирается ли он дать и ему возможность работать для японцев. Томпсон ответил, что Танни не может в настоящее время найти для Тернтайна работу.

– Но если ты когда–нибудь кому–либо скажешь о том, чем я занимаюсь, или о том, что встречал Танни, тебе долго не жить!

Это была первая угроза со стороны Томпсона.

Надев форму, Томпсон поехал в Сан–Педро, где бо́льшую часть времени проводил в барах, подпаивал матросов и ловко выведывал у них сведения о предстоящих маневрах флота.

Военно–морская разведка теперь окончательно убедилась, что Томпсон представляет большую опасность. Она обратилась в государственный департамент за разрешением на арест Томпсона и Миядзаки.

Но государственный департамент в то время старался не обострять отношений с Японией и решительно отказался дать разрешение на арест Миядзаки. Единственное, что могла сделать военно–морская разведка, – это предупредить матросов о том, чтобы они не вступали в беседы с Томпсоном.

В течение нескольких месяцев Томпсон ходил в форме старшины военно–морского флота. За это время он часто встречался с Миядзаки или у себя на квартире на Линден–стрит, или в отеле «Сент Френсис» в Сан–Франциско.

Когда матросы стали избегать общества Томпсона, тот сообщил об этом Миядзаки и добавил, что опасается доноса, в чем подозревает Тернтайна. Миядзаки прямо не приказал Томпсону убрать Тернтайна, но заметил, что это было бы наилучшим решением. Чтобы обезопасить Тернтайна, военно–морская разведка подыскала ему работу в Сан–Франциско и тем самым дала юноше возможность уехать от Томпсона.

Когда Тернтайн сообщил Томпсону, что получил работу продавца в универсальном магазине в Сан–Франциско, подозрения японского шпиона усилились. Тернтайн показал ему письмо на официальном бланке с предложением о работе. Томпсон как будто успокоился.

После отъезда Тернтайна Томпсон начал пить. Его запои продолжались иногда по нескольку дней. Поведение Томпсона обеспокоило Миядзаки, и японец явился к нему на Линден–стрит. Агенты военно–морской разведки, снова засевшие в здании напротив, догадались по поведению Томпсона и жестам Миядзаки, что японец ругал своего агента.

После ухода Миядзаки Томпсон сел за стол и начал писать письмо. Это оказалось для него нелегким делом, и он просидел над письмом час или два. Несколько раз Томпсон принимался писать заново, но всякий раз комкал листы и бросал в корзину.

Агенты военно–морской разведки не могли открыто войти в квартиру Томпсона, но им удалось заполучить содержимое корзины. Среди смятых листов был найден черновик окончательного варианта письма, которое написал Томпсон:

«Дорогой господин Танни!

Покорнейше прошу считать это письмо моим отказом от службы для Вашей страны. Мне весьма прискорбно и грустно подавать подобное заявление японскому правительству, так как могу заверить, что всегда испытывал удовольствие, принося пользу Вашей стране. Надеюсь, информация, поступившая от меня, полностью возмещает выплаченную мне сумму.

Настоящее заявление вступает в силу со дня нашей последней встречи.

Принимаю это решение по собственной инициативе и доброй воле по соображениям личной безопасности. Оно никак не связано с какими–либо Вашими действиями или действиями Вашего правительства в настоящем или будущем.

Шлю Вам самые сердечные пожелания и надеюсь, что все предпринятое Вами будет успешным.

Гарри Томас Томпсон.»

Миядзаки, понимая, что Томпсон теперь бесполезен, принял отказ. Его начальство, опасаясь, как бы деморализованный американец не выдал Миядзаки, приказало последнему вернуться в Японию.

Улики против Томпсона оказались настолько убедительными, что теперь, когда японец уехал, не было оснований откладывать его арест. 5 марта 1936 года в прессе было помещено краткое сообщение об аресте Томпсона. На суде Тернтайн выступил основным свидетелем обвинения. Другие свидетели показали, что Томпсон находился на службе у японцев с 1933 года. В июле 1936 года шпиона приговорили к пятнадцати годам заключения в федеральной каторжной тюрьме на острове Мак Нейл.

* * *

5 марта 1936 года Джон С. Фарнсуорт просматривал очередной номер газеты «Вашингтон Пост». Его внимание привлекло сообщение об аресте Гарри Томпсона по обвинению в шпионаже. Фарнсуорт перечитал заметку. Пожав плечами, он допил вино и протянул стакан буфетчику:

– Повторить, Джо!

Не спеша осушил второй стакан, встал, отправился в свой номер, взглянул на часы, взял шляпу, пальто и вышел на улицу.

Вскоре Фарнсуорт сидел в доме японского военно–морского атташе на Олбан Тауэрс и недоуменно смотрел на маленького капитана 2 ранга Акира Ямаки.

Японец метался по комнате, как загнанный в клетку зверь. Его лицо выражало мучительные душевные переживания.

– Это ужасно, ужасно! – то и дело повторял он. – Вы не должны были приходить сюда. Уходите. Постарайтесь, чтобы вас никто не заметил. Прекратите работу и ничего не предпринимайте, пока я не дам вам знать.

– Но почему? – протестовал Фарнсуорт. – То, что они схватили этого болвана, вовсе не означает, что они узнали о моей деятельности. Меня удивляет, как вы могли пользоваться услугами необразованного писаря, который, видимо, не прошел минимальной разведывательной подготовки.

– Арест Томпсона – большой удар для Японии. Не исключено, что они следят и за вами… – ответил капитан 2 ранга.

– Ну что вы! – улыбнулся Фарнсуорт.

– Это правда. Теперь, пожалуйста, идите и помните: ничего не предпринимать, пока я не дам вам знать.

– Господин капитан 2 ранга, у меня нет денег.

Капитан 2 ранга открыл сейф и отсчитал триста долларов.

Фарнсуорт взял деньги. Шпион не знал, что это его последнее вознаграждение от японцев, с которыми он был связан вот уже три года.

* * *

Джон С. Фарнсуорт родился в Цинциннати и окончил среднюю школу первым учеником. В последние годы учебы в школе у него появилось желание поступить на службу в военно–морской флот. По окончании школы Фарнсуорту представилась возможность побеседовать с членом конгресса, юноша произвел на него впечатление, и член конгресса обеспечил ему место в военно–морском училище в Аннаполисе.

Казалось, учась в академии, молодой человек уделял больше внимания женщинам и вину, чем занятиям. Однако в 1915 году Фарнсуорт окончил училище с отличием.

В первую мировую войну Фарнсуорт служил на миноносцах. В 1922 году он заинтересовался самолетами и возвратился в Аннаполис для изучения морской авиации. После Аннаполиса продолжал учиться в Массачусетсском технологическом институте. По окончании института Фарнсуорт получил звание капитана 3 ранга и был послан на преподавательскую работу в военно–морскую авиационную школу в Пенсаколе, штат Флорида. Через некоторое время он командовал эскадрильей в Норфолке в штате Виргиния.

Обаяние Фарнсуорта привлекало к нему не только женщин, он пользовался симпатиями широкого круга людей. Фарнсуорт женился на светской девушке, по положению в обществе стоявшей намного выше его. Стремясь поддерживать образ жизни, к какому привыкла его жена, он влез в долги. Испытывая все большие финансовые затруднения, Фарнсуорт растратил казенные деньги и отказался их возместить. В результате решением военного трибунала он был уволен со службы.

Такое пятно на репутации не смывается. Попытки Фарнсуорта получить работу на гражданском поприще не имели успеха. Можно предположить, что после неудач, которыми сопровождались его поиски средств к существованию, он стал думать о том, что власти просто травят его.

В отчаянии Фарнсуорт предлагал свои знания в области авиации Перу, Китаю, Бразилии и России. Никто не откликнулся. Он обратился к Японии.

Японцы заинтересовались Фарнсуортом, но не как советником по техническим вопросам. Возможно, он предпочтет другую работу, где найдут широкое применение и его знания и его личные достоинства?

Капитан 1 ранга Уильям Пьюлстон, начальник военно–морской разведки, впервые взял Фарнсуорта на заметку в начале 1934 года. За несколько дней до этого Фарнсуорт навестил своего прежнего сослуживца по военно–морскому флоту капитана 3 ранга Лесли Гехреса из военно–морского исследовательского управления. В военно–морских кругах стало известно, что с некоторых пор Фарнсуорт часто навещает своих старых друзей по флоту, очевидно надеясь, что его прошлое будет забыто и его восстановят на службе.

В то время когда Фарнсуорт находился у Гехреса, последнего на несколько минут вызвали из кабинета. Вернувшись, он попросил извинения у гостя: ему предстояла срочная работа. Фарнсуорт ушел.

Вскоре Гехрес обнаружил, что у него со стола пропал экземпляр сборника «Служба информации и безопасности», особо секретного документа, специально изданного для очень ограниченного числа высших военно–морских офицеров. Взволнованный происшедшим, опросив подчиненных, Гехрес на всякий случай позвонил Фарнсуорту и спросил, не взял ли тот случайно секретный сборник. Фарнсуорт ответил, что сборник у него и он вернет его на следующее утро. Фарнсуорт обещание выполнил.

Гехрес доложил обо всем этом своему начальнику. Его сообщение стало известно военно–морской разведке.

Капитан 1 ранга Пьюлстон познакомился с личным делом Фарнсуорта и узнал из него, что Фарнсуорт после того, как его уволили из флота, разошелся с женой, затем вновь женился, но и вторая женитьба не принесла ему счастья.

Пьюлстону удалось установить, что Фарнсуорт не испытывает недостатка в деньгах. У него часто можно было видеть бумажки по сто долларов. Это вызывало удивление, так как Гехресу и другим бывшим сослуживцам Фарнсуорт говорил, что не может найти работу. И тем не менее он жил в «Нью Виллард», шикарном отеле в Вашингтоне, и целые вечера проводил в баре у стойки. Откуда же у него деньги?

Проверка банковского счета Фарнсуорта не внесла ясности в этот вопрос.

Сообщение об аресте Томпсона натолкнуло Пьюлстона на предположение, что Фарнсуорт получает деньги из того же источника, что и осужденный писарь. Стали следить, с кем связан Фарнсуорт. Внимание привлек военно–морской атташе капитан 2 ранга Итимия.

От горничных из дома на Олбан Тауэрс Пьюлстон узнал, что им не разрешается входить в две комнаты в квартире капитана 2 ранга. Горничные рассказали, что иногда из этих комнат идет какой–то странный запах, видимо, там занимаются фотографией.

Фарнсуорт и Итимия не встречались. Изучив банковский счет Итимия, установили, что сверх своего содержания он регулярно получает крупные суммы. Каждый раз после поступления денег на текущий счет японца ему выдавали в банке солидную сумму новыми бумажками по сто долларов.

У военно–морской разведки не хватало людей, и Пьюлстон обратился за помощью в ФБР. Последнее установило круглосуточное наблюдение за Фарнсуортом. В течение некоторого времени обнаружить его связи с японцами не удавалось. Но вскоре ФБР напало на след.

Фарнсуорт поехал в Аннаполис и навестил капитан–лейтенанта Джеймса Е. Мазера; он пробыл у капитан–лейтенанта свыше часа.