Текст книги "Стриптиз (СИ)"

Автор книги: В. Бирюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

В. Бирюк
Зверь лютый. Книга 22. Стриптиз

Часть 85. «Кабы раньше я знала…»

Глава 463

 
«В лунном сиянии снег серебрится,
Вдоль по дороге троечка мчится.
Динь-динь-дон, динь-динь-дон —
Колокольчик звенит,
Этот звон, этот звон
О любви говорит».
 

О любви к кому? – Ну вы спросили! Конечно, ко мне. А кого ещё нормальный законченный эгоист, вроде меня, может полюбить в этом, в высшей мере среднем святорусском средневековье? Не поверите: вокруг ни одного генсека или президента! Какого-нибудь там авангарда или, к примеру, организующей и движущей силы, или хоть бы «отца нации»… ничего. Даже три апельсина полюбить… некого.

Вот и приходиться… Самому звенеть. Бубенчиками по морозу. А жо поделаешь? Всё – сам, всё – сам… Вполне по «коньку-горбунку»:

 
«Средний был гермафродит.
Сам ебёт, и родит».
 

А рожаю я тут…

 
«Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь,
Не мышонка, не лягушку,
А неведому зверушку».
 

Бедненькая. Как я её понимаю! У меня-то ещё хуже. Такая «неведома зверушка» лезет… Рожаю «историко-культурную общность». Народ. Ни – истории, ни – культуры. Извините за подробности. Не то – лютичи, не то – зверичи. Азиопейцы? Евразиойцы? – Пусть будут… «стрелочники».

Процесс – пошёл. Головка уже видна. Но до перерезания пуповины и хлопка по попке… А уж до внятного «мяу»… Ох, Господи, не доживу.

А ведь как хорошо всё начиналось! Банкет за Лугой, хороший коньяк, приятственная любовница на десерт, мощный успокаивающий звук мотора моей «тэтэшки», раннее утро, пустое шоссе…

«Вдоль по дороге троечка мчится…».

И ведь ничего не предвещало! Колокольчики так и не позвонили. Не свезло. У поворота на Кащенку. Там надо транспарант поставить. «Не проходите мимо». И меленько ниже: «а то пролетите».

Я – «пролетел». «Восемь веков – полёт нормальный». Прям к серийным убийцам. Головосекам-людорубам. Факеншит! Как вспомню…

Да это-то фигня! Выжил же!

А вот дальше выживать в этой полной ж… Э-э-э… В «Святой Руси». Извращённо-изощрённо-вывернутой. Всё – не так! Всё – через… Как всегда у нас.

Вру – снег такой же. А остальное… даже звёзды на небе… вещи, запахи, люди…

Люди – это… Это факеншит уелбантуренный! Они – не такие! Таких – даже в Кащенке нет. Мать их…

Э-э-э… В смысле – наши матери. Сильно пра-… И отцы. Такие же.

И принялся я выживать. Ничего в туземной жизни не понимая.

«Учите мат. часть, коллеги! А то до смерти замордуют».

«Мордовали» – больно. На каждом шагу. Из-за каждого угла. По темечку… И по другим частям тела.

Выжил-таки. Сам себе удивляюсь.

 
«И не раз в пути привычном,
У дорог, в пыли колонн,
Был рассеян я частично,
А частично истреблен…».
 

Кроме дорог, колонн и привычного пути – всё правильно. Особенно – «не раз».

Есть у меня, конечно, кое-какие таланты. Но чтобы талант выживаемости… до такой степени… Даже и не предполагал. А вот же – прорезался. Как у той коровы в бомболюке: «захочешь жить – и не так раскорячишься».

 
«В одиночку без подручных,
Может – стыдно, может – скучно».
 

А главное – невозможно.

«Человек – тварь общественная».

Первое общество, в которое я вляпнулся после вляпа, в лице боярыни Степаниды свет Слудовны и сынка её Хотенея…

Факеншит! Встречу – зарежу! Почему? – Не почему, а для чего! Для «чтобы не было»!

Так вот, я к ним – со всей душой! Как к людям. А они – не люди, они – бояре, господа прирождённые. Они меня предали. На смерть отправили. А я снова выжил! Хрен вам! «Не дождётесь»!

Добрался до Рябиновки, прикинулся ветошью, пристроился в семейство боярское, затихарился…

Х-ха! Батюшка названный – Аким Янович Рябина – меня выгнал. Закономерно: ежели человек наловчился мимо Кащенки пролетать, то… «лететь тебе, любимый мой, с одним крылом». Но не далеко. Какая-то заимка воровская… И – пошло. Не по кругу, а по спирали – с расширением на каждом витке. С ветерком и повизгиванием на поворотах.

А шо вы хочите? – У меня внутри вечный двигатель, вечный бегатель, вечный прыгатель… А, ещё эти… «гейзер свободы» и «брандспойт инноваций». И, конечно, шило. В некоторых местах.

Кого побил, кого порезал, кому мозги задурил. Не-не-не! Не только насилием! «Кусочники», к примеру, сами приходили. Голяди сильно просились, ещё там некоторые…

Человек один – не выживает. Как тот одинокий муравей в банке. Начал строить вокруг себя «домик», «кокон» из людей вить-завивать. А тут… Вам нравиться жить в выгребной яме? Уточню: в своей. Но – в выгребной. Мне – нет. А здесь – все так живут. Обычай у них такой. С-с-святорусский. С дедов-прадедов.

Честно: плохо здешние живут. Голодно, холодно, грязно. Недолго.

Про 90 % кариеса у новгородских словен рассказывать? А с чего они, вы думаете, Рюрика призвали? – Зубы мужик хорошо выбивал, почти без боли.

Стал я это дело менять. Тут подправлю, там подчистю. «Кокон» мой растёт и хорошеет…

 
«Стоит терем-теремок.
Он не низок, не высок».
 

Три этажа – разве ж это много?

«Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества». Это я – ещё со школьной скамьи… И с других скамей – тоже. «Общество» я себе обустроил. Рябиновская вотчина называется. А дальше… третья производная? «Общество» тоже в обществе живёт. И Пердуновка моя – в окружении нормального средневекового святорусского б… болота.

«Хуже нету той минуты, когда власть да грызть начнёт». А власти тамошние начали… чего-то с под-меня хотеть. Посматривать, прицениваться, примеряться… Жить по моему – не дадут, по ихнему… подташнивает. Извините.

«Асфальт на темечке». Не только в карман – в душу лезут! Сволочи.

 
«Ах, куда же ты, Ванёк, здесь же – твари!
Не ходил бы ты Ванёк, во бояре.
У князей-то – дураков, чай, найдётся.
Без тебя «Святая Русь» обойдётся».
 

И выскочить из-под них – никак.

Кому «никак», а кому «как». Какается… как так и надо. Совдепия с дерьмократией в фазах распада и становления создают широкий спектр познания возможностей. В смысле приобретения жизненного опыта и развития измышлительных способностей. Для тех кто выжил.

«Чтоб тебе жить в эпоху перемен!».

Я ещё и не придумал ничего, мозги ещё только примерялись. Как бы гранит проблем в щебень делишек перевести, а душа-то…

«А душа уже взлетела… Вроде…».

Про своё нутро, где двигатель, бегатель и прыгатель – я уже…? Вы думаете, «эксперт по сложным системам» – кто может всё наперёд продумать? – Не-а. Про обратные связи слышали? Про отработку по отклонениям, про адаптирующиеся системы, нейронные сети, «чёрных лебедей», «теорию катастроф»…? Реактивность от реакционности отличаете?

С интуитивной логикой не работали? – Наша. Исконно-посконная.

В классической древнегреческой – «исключение третьего». А у нас – включение третьего. «Третьим будешь?» – постоянно и повсеместно.

Выбирая из двух – в дерьмо или на плаху – я выбрал третье.

Тю! «Я выбрал…». Фигня. У нас даже президентов «сердцем» выбирают. Чем другим – просто страшно.

Вы свою жену по уму выбирали? По имуществу, потенциальному наследству, кругу связей родственников…? – Сочувствую. Жить вы будете с человеком. А не с этими… атрибутами. Хотя, конечно, в супружеской жизни всегда есть место подвигу. Опять же, «Виагра», говорят, подешевела… Терпите, бедолаги.

«Бачилы очи шо купувалы…».

* * *

Я ещё ничего не понял. Кроме того, что «так жить нельзя и я так жить не буду», а душа, или там, интуиция, уже погнала мои мозги на изобретение всяких каверз и приключений.

Ну невдобняк мне в шкурке смоленского недо-полу-боярича! И жмёт, и трёт, и… выворачивает.

Мда… порезвился. В той избушке для «прыщей» на подворье Смоленских князей, поди, и по сию пору запашок стоит.

Э-эх… «Самую великую княжну» жалко. Такая девушка была…!

И я – убёг. Типа: героически бежал, или, там, трусливо дезертировал. Не «куда», а «откуда» – оттуда, где мне было тошно. И попал в ещё бóльшую тошниловку – в Бряхимовский поход. Трудов… – до кровавых мозолей, условия… – сортир походный. Баб – нету.

Слушайте, у вас в голове нейроны есть? – Не, не нейтроны – эти-то везде. А именно, которые с аксонами? А в сети они собираются? – Вот и у меня также. Как соберутся, как начнут друг у друга электрические потенциалы выравнивать… Спать невозможно!

Это к тому, что вопрос с бабами нейроны решили.

Правда… были потери. В моём окружении. За что я, уже без всяких аксонов и приколов, взыскал смертно. Не по щучьему велению, а по моему хотению.

А дальше – как всегда. Делов – понаделал, хотелок – поуелбантуривал. Нейрончики-то жить хотят! Давай аксончиками шевелить, иончики туда-сюда гонять, выводить головушку плешивую из-под топора палаческого.

Вот и обосновался я на Стрелке. Сижу тихо-мирно, никого не трогаю, «кокон» себе выплетаю. Дятловы горы. Гнездуюсь я тут. Вполне по совпадению названия и сущности. Хорошее место.

По-первости – всё было красиво. Из-под топора – выскочил, из-под – «асфальта» убежал. Податей – не платить, чьим-то законам – не кланяться, чужое дерьмо – не расхлёбывать. Сам себе хозяин.

«И тут – тебя нет, и тут – тебя нет». Красота!

У меня – всё есть. А чего нет – сделаю или куплю. На этой земле да с моими аксонами…!

У вас, кстати, они тоже есть. Так что вы меня понимаете.

Одна беда – дела делаются людьми. Хоть бы я и семи пядей во лбу был, а бревно с двух концов не ухватить.

«Нет человека – нет проблемы».

Кто это сказал? – Идиот! Попробуй стропила в одиночку поставить! Или так и будешь в землянке жить?

Человек – всегда проблема. Проблемы – надо решать. А не устранять вместе с источником. Иначе – «грабли».

«Только на Руси человек, наступив в темноте на грабли, радуется: не украли пока».

* * *

Прилетел как-то в Россию инопланетянин. Встретил мужика у пивного ларька. Заговорили за жизнь. Так это, весьма дружелюбно. Без всяких «Звёздных войн» и «Четвёртых июлей». По плечу похлопал, тараньку подал, Васей назвал.

– Ну и как там у вас, на Альфе Центавра?

– Да всё путём.

Рассказывает живенько так, по простому, пивка хлебнул – не побрезговал, по плечу похлопал, анекдоту посмеялся. Нормальный мужик.

– Слышь, альфист-центровист. А скажи-ка ты мне, а как вы там… сношаетесь?

– А вот такответил инопланетянин и похлопал Васю по плечику.

* * *

Вот так и я со здешней святорусской жизнью: то она – меня по плечику похлопывает, то я – её. Вы меня понимаете? Тоже в очереди рядом с инопланетянами стояли?

Подобно тому, как я сам, вляпнувшись в «Святую Русь» после «пролёта мимо Кащенки», одуревал от окружающего, не понимал людей, впадал в панику, в непрерывную тревожность, так и здешние жители не понимали меня. Моих целей, возможностей, границ допустимого…

Мне от них ничего не нужно. Лишь бы детишек своих в душегубках не травили – ну непристойно же! Но им – было нужно моё. Моё майно. Чтобы обогатиться. Моя защита. Чтобы выжить. Мои мозги. Что бы обогатиться, выжить и отобрать чужое майно. Моя душа. Чтобы управлять мною.

А морда не треснет?

«Воли своей не отдам никому!».

Все получили желаемое. На моих условиях.

«Бойтесь желаний – они исполняются».

Кто-то заплатил прежним образом жизни, кто-то – самой жизнью.

Почти все стали жить лучше. По критерию здоровья, сытости, безопасности, стабильности, грамотности… По другим критериям… – по всякому.

Мой Всеволжск рос. Разумно, планомерно.

Ну… Относительно. Какая может быть планомерность в среднем средневековье?! Когда на всё: «аллах акбар» и «божья воля».

«То понос, то золотуха» – русское вековое народное наблюдение.

Городок втягивал в себя ресурсы, людей, территории. Создавал. Новых людей, новые вещи, новые стереотипы и правила.

Я не давал этому вареву остывать, помешивал и подкидывал. Заставлял побулькивать – переходить от одной цели к другой, от целей достижения статики: «вот распашем поле и всё будет хорошо» – к динамике: «вот распашем это поле, и другое, и третье. И будем распахивать по сто новых полей каждый год». Поёживаясь от неприятного понимания того, что впереди всё чаще маячит диалектика с её законами «единства и борьбы противоположностей», «отрицания отрицания» и «перехода количества в качество».

Проще: всё всем всегда «хорошо» – не будет никогда. А со временем любое «хорошо» – станет «плохо».

«Круговорот воды в природе» – в школе учили, «круговорот дерьма» там же – по себе знаете, а вот как у вас, коллеги, с круговоротом «добра и зла»? Сами додумались или Гегеля почитывали?

Любое моё «благое дело», если только от него хоть какой-то толк случится, превратится со временем в гадость, мерзость и злодеяние неописуемое. И – наоборот. Прямо – хоть не делай ничего!

Но и ничегонеделание точно также мерцает – то светом, то тьмой.

 
«На свете счастья нет,
Но есть покой и воля».
 

У меня и «покоя» нет. К счастью.

Во. Ещё одно «беспокойство» подвалило. Ну-ну, заходи, выкладывай – что там у тебя.

* * *

– Ну, Ванечка, я тебе службу сослужила. Теперь, как уговаривались, с тебя три желания.

 
«У меня есть три желанья,
Нету рыбки золотой».
 

Рыбки у неё нет. А Ванька-лысый есть. Пришло время изображать карася из драг. металла.

Не самый худший вариант:

 
«Золотая рыбка, ты?
Личико не прячь-ка.
Нет, голуба, это я —
Белая горячка».
 

Бывшая Суздальская княгиня Улита, бывшая инокиня Софья, нынешняя Софочка, «тётушка» – широким шагом явилась в мой балаган, пинком открыла двери, ляпнулась с размаху широкой задницей на низкую лавку, поелозила чуток, устраиваясь в хозяйской позе. Уставилась на меня довольным взглядом.

– Ты ж от слова своего не отступишь? Исполнишь, как сговаривались? Тебе ж ха-ха… сама Пресвятая Дева лжу заборонила.

Вот стерва! И ведь не дура же! Но чуть оклемается, чуть жизнь меньше прижимает – сразу пытается меня оседлать. Во всех смыслах.

– Конечно исполню. Ты желания-то придумала? Вот и славно. Сейчас с делами малость раскидаюсь. Ты вели там малую баньку топить. Я через… часика три и приду.

* * *

Пару месяцев назад князь Рязанский, про прозванию Калауз, решил потрогать меня за… хлебопоставки. Что хлеб для меня – товар стратегический, что кроме как с Рязанщины, мне его получить неоткуда – сообразить нетрудно. А тут ещё слухи пошли о моём богачестве. О серебре арабском древнем, дарованном Богородицей в Муроме.

Калауз и раскатал губёнки свои – выставил мыто на вывоз хлеба. Заград. пошлины. Экая глупость, несуразность и нарушение техники охраны труда. Как заглядывать в ствол заряженного орудия, дёргая за шнурок.

В Рязани – «калаузнуло».

 
«Мы мирные люди, но наш быр-ныр-поезд…».
 

Одним княжеством на «Святой Руси» меньше стало. Князь Калауз освободил занимаемую им административно-военно-наследственную должность. В связи с внезапной и скоропостижной смертью. Себя, глупого, и всего своего семейства.

– Ах-ах! Кара божья за грехи наши человеческие! Помолимся же, братие!

И все – прослезились.

Вакансия была занята моим другом-приятелем (ежели таковое может быть позволено сказать о русском князе) – Живчиком Муромским.

Главный хозяин здешних мест – Андрей Юрьевич Боголюбский, князь Суздальский, он же – Китай Бешеный, немедля кинулся в Рязань. Стричь купоны и снимать пенки.

С моей, между прочим, работы.

Но я не жадный.

А мне привалило счастье. В форме Бешеного Феди – епископа Ростовского Феодора. Которого я… имал. С боем. И казнил. По суду. Гильотиной. Поскольку такой мерзости по земле ходить… «лишний в реале».

Андрей чего-то унюхал и прислал ко мне своего старшего сына Изяслава. С дружиной.

«Жареным запахло» так, что я даже и поинтересоваться забыл: а в чём, собственно претензии? «Какие ваши доказательства?». – Сходу организовал Изяславу «шемаханскую царицу».

 
«Его за руку я взял,
Порно-сценку показал.
И потом, в полночи ровно
Приневолил безусловно».
 

Вынес помороки, набекрень с разбрызгом. Вплоть до самоубийства семнадцатилетнего парня.

При всех моих талантах перевоплощения, лицедейства и скоморошничества… Не, «шемаханскую царицу» сам… не.

Картинка, показанная Изяславу, не была, как может кому-то показалось, чистой случайностью.

* * *

Как говаривал один мудрый человек по поводу американских вестернов, заполонивших европейские кинозалы между мировыми войнами:

– Я могу поверить, что хорошенькая девушка в полном макияже и городском платье оказалась в каньонах Дикого Запада, и сорвалась с тропинки в бездонную пропасть. Я могу поверить, что именно в это мгновение там проезжал красавец ковбой, который, без всяких задних мыслей, кинулся на выручку и, в самый последний момент, поймал бедняжку над отвесным обрывом. Но вот что рядом оказался кинооператор с заряженной и работающей кинокамерой… нет, поверить не могу.

Здесь – «кина нету». Нет средств фиксации изображения. Ближе – театр, спектакль, балаган, самодеятельность. Кино можно и назавтра показать, в театре – каждый день надо что-то новенькое.

* * *

Актриса, «прима» прошедшего «спектакля для взрослых», пришла требовать свой гонорар.

Бенефициантка, факеншит!

Софочку я использовал «втёмную». Никакое силовое воздействие, вообще – принуждение, для этой… актёрки нельзя было применять. Только – словами. И ни слова лжи!

– Забота у меня ныне, тётушка. Мнится мне, что Сухан, мертвяк мои ходячий – задурил. По нему не видать, но по нему и вовсе ничего не видать! Мара, похоже, ему надоела. А такому-то мужику без этого, сама понимаешь…

– Тю! Так он же мертвяк! Прикажи – пусть в кулачок. Или ещё какое «дупло на ёлке» сыщет…

– Говоришь, а не понимаешь! Это ж мертвяк! Души-то нет! Как с такого приказа бездушье его может уелбантуриться да вспзд… Мда. Одному богу известно.

– Тебе что – в городке давалок мало? Вели – десяток твоего мертвяка обслужит. Да мне наперёд скажи – глянуть хочу. Интересно как он это дело… Бабы такие страсти сказывают… Брешут, поди, дуры.

– Тут дело такое… Приказать-то можно. Только все бабы Мару боятся. Вдруг заклятие наложит? Наколдует, что б заросло всё гладенько. Дуры, конечно. На такое заклятие даже и у Мараны силов не достанет. Но страх бабский – есть. А Сухан – он же мертвяк! У него ж чуйка… ого-го! Это нормальному мужику – лишь бы ляжки в стороны и дырка на месте. А он-то – бездушный. Ежели и вторая душа со страху ни жива, ни мертва – ему как? Прикинь-ка как Мара его к себе привязала – всех трусих пуганула. А мужик-то справный, гожий. Ты-то как, смелая? Поджилки не трясутся? Опять же – тебе самой посмотреть охота. А не лучше ль – и попробовать? Тебе – забава, мне – забота долой. Жаль будет, коли доброго слугу потеряю. По пустому, считай, поводу.

Софья, к этому времени, переругалась со всей верхушкой здешнего женского общества. Её привычка к первенству вдруг натолкнулись на другие яркие личности. Рассказывать о том, что она – бывшая княгиня Суздальская, бывшая монахиня Ростовская – не рисковала. Имена – «Улита», «Кучковна» – не звучали. А «Софья», «Софочка» – имя, принятое при постриге – не связывались с общеизвестной персоной.

Тень Боголюбского, его возможной мести заставляла вести себя тихо. А норов, выработанная годами привычка повелевать – не давали.

Я представил её как полонянку из сгоревшей Москвы, взятую мною для услужения в долгом путешествии. Это было подтверждено позднее и пришедшими с Кастусем литвинами. На ложе к себе я не звал, слугам мять запретил. Такая… холопка общего пользования ограниченного применения. Хозработы на подхвате. Статус неясный, но низкий, в шешнадцатом ряду.

Пребывать в таком состоянии она не то чтобы не хотела – просто не могла. Чудо-стиральные машины, возле которых она покрутилась в кучах грязного белья, в холодной и горячей воде, её не вдохновили. Сменила несколько мест в моём большом хозяйстве, чудом проскочила мимо кнута с последующими «кирпичиками», попала в «теремную дворню». Хотя терема у меня ещё нет. Сумела проявить себя:

– А вот слыхала я, что у княгини Суждальской в тереме кафтаны иначе шьют. Запошивочным швом, говорят.

* * *

Русские аристократки довольно много занимаются хозяйством. Не всяким. Но шитьё – обязательно. Понятно, что покои боярыни или княгини – не швейная фабрика. Но уметь и понимать – должна каждая. Вообще – всякая женщина на «Святой Руси» сама вышивает своё приданое. Почти все – полностью обшивают свои семьи.

Шитьё – одно из основных времяпрепровождений аристократок. Чуть выдалась свободная минутка:

– На! Штопай!

Или там, вышивай. Безделье – грех, женщина должна быть круглосуточно занята полезным и богоугодным трудом. Крестьянка может хоть корову подоить или двор подмести, аристократке постоянно – «на иглу!».

Распространённость «швейности» не только нашла выражение в массе обычаев, пословиц, касающихся самого ремесла, но и подвинула нормативы православия. Тот же «Домострой», как и более древние «умные книги», требует не пускать женщину к окну. Ибо будет сиё способствовать греховности. Ибо женщина, в силу мелкости ума своего, будет постоянно увлекаема уличной суетой и беспорядочностью в ущерб праведным трудам и молитвам. Но окошко – основной источник освещения в домах. И женщине запрещается обычаем садиться перед окном, «дабы любытствованием бездумным диавольским попущением смущена не бываема была», но можно рядом.

Формально – на лавке у стены, к окну спиной или боком. Рукоделье освещено. А что на улицу глянуть – только голову повернуть…

Лавка, расположенная ближе к естественному источнику света – женская. Сидеть на ней мужчине – постыдно. Девушки у окна высматривают женихов, поэтому «сидеть под окном» значит «уподобиться женщине», а в свадебных песнях – «быть невестой».

* * *

Новая одежда – форменные кафтаны – вызвала бурные споры между моими мастерицами. Один кафтан построить – искусство, пару сотен – производство. Сшила да распорола – не пройдёт. Нужна технология. Массовая, простая, однонаправленная.

Об особенностях средневекового рынка, о ремесленном производстве – я уже… с разных сторон и неоднократно.

В швейном ремесле – такого никто на «Святой Руси» не знает.

* * *

Ме-е-едленно.

Никто в мире(!) не шьёт массово одежду.

Рынок готовой одежды – с конца 19 века. Сама основа машинной строчки – иголка с ушком возле острия – австрийский патент 1814 года. Патент легендарного Зингера – 1851.

* * *

Одежда делается только на заказ. На конкретного человека.

Вам понятно? – Нет, непредставимо.

– Дорогой, заглянем в бутик. Я там блузочку видела…

Не заглянем. Магазинов готовой одежды нет. Нигде. Вообще.

Шопинг – есть, шмотинга – нет.

Вся одежда (вся!) шьётся хозяйкой из отреза, «штуки», рулона ткани. «На руках». Исключения – импортные халаты и платочки. Ещё – меховое: шубы, шапки, рукавицы… Это – мужское дело. Всё остальное – сама, своей иголкой.

Вся одежда многократно ушивается, расшивается, перелицовывается, штопается, распарывается… Шесть возрастов женских колготок помните? – «Под юбку, в сапоги… для процеживания побелки».

Здесь так – с каждой тряпкой. Только побелки нет. Новая ненадёванная рубаха – событие, в большинстве семейств на «Святой Руси», более редкое, чем рождение ребёнка.

Новорожденному дают рубашоночку – «родильную», «крестильную». Потом он десятилетиями донашивает одежду старших.

* * *

Про типоразмеры – я Гапе растолковал. Но дело не в том – толстый/худой/короткий/длинный. Вообще, в мыслях мастериц нет возможности пошить одежду, не видя, не прикинув, не сняв прежде мерку с человека.

«Этого не может быть! Потому что не может быть никогда!».

У Софьи сработал опыт ведения большого хозяйства. Привычка к пренебрежению «хотелками» слуг. В крестьянском-то хозяйстве сошьёшь мужу рубаху «не так» – получишь по уху.

Ещё: способность воспринимать и придумывать новое.

– Да не кудахтайте вы, бабы! Мужики-то все одинаковые. Уж поверьте мне. Наберём десяток разных, мерки с них снимем. Да и будем шить на всех.

– Да как же так?! У одного руки длиньше, у другого – короче…

– И что? У которого короче – рукавов не подвернуть? Ничё, приспособятся.

* * *

Чисто для знатоков: весь «великий, могучий, созданный волей народной» носил, вплоть до брежневского застоя – купленное на вырост. Помнится характерный взгляд хозяйки дома, выворачивающей штанины примеренных уже брюк сына:

– Нет, не годится. Выпускать нечего.

* * *

Хозяйственные навыки Софьи произвели впечатление. Увы, ясность ума, сообразительность, энергия, дополнялись у Софочки свободолюбием. Которое, в нынешних условиях, реализовывались в склочности, интриганстве, карьеризме.

Чтобы быть свободным самому – нужно иметь множество рабов. Как в «Республике» Платона.

Платонов с аристотелями Софочка не читала, но суть – спинным мозгом потомственной русской аристократки и многолетней княгини – чувствовала.

Рабства у меня нет. Но есть зеки, слуги, «карантинщики», должники, данники… Теперь – чиновники.

По разному, но – зависимые, подчинённые. Непривычно для «Святой Руси», но разнообразие форм зависимости – понятны княгине Суздальской. Именно в повествовании о событиях в Боголюбово впервые прозвучит в русских летописях слово «дворянин». По сути – министериал.

* * *

На «Святой Руси» и позже – в Руси Московской, часто говорят «милостивец». Это не тот, кто «милость» даёт, господин, а тот кто «милость» получает. Сама «милость» имеет смысл не подаяния, милостыни, а жалования, содержания, платы.

В Германии министериалы с XI века составляют особое сословие динстманнов (Dienstmannen), стоявшее выше горожан и свободного сельского населения, тотчас позади свободных рыцарей. Их несвобода – в невозможности бросить службу «по собственному желанию». Преимущества этого сословия побуждали свободных, а с середины XII века – вот как раз сейчас – даже знатных, добровольно подчиняться сеньорам на правах министериалов.

О связи между Боголюбским и Барбароссой – я уже… Андрей опыт Фридриха – знал, с немцами – общался. Софочка в этом варилась, вариантности зависимости – не шугалась.

* * *

Она хотела власти. Как воздуха – здесь, сейчас, больше, немедленно…

Увы, она опоздала. На чуть-чуть. Попади она ко мне в Пердуновку… я бы просто и не понял – какая «тигра людоедская» ко мне пришла. Схарчила бы к взаимному удовольствию… Да хоть бы сюда, на Стрелку, но год назад… Сейчас опыта понимания здешних человеков – у меня больше стало. Да и места вокруг заняты. Гапа, Трифа, Мара, Цыба, сестрица Марьянка, мать Манефа… с каждой из них меня объединяет общий жизненный и эмоциональный опыт. Опыт потерь, опыт побед. Взаимный умственный и душевный интерес.

С ней…

Честно говоря, сам по себе я Софочке не сильно интересен.

Меня это сперва несколько… расстраивало. Как же так?! Я ж такой весь из себя…! Попандопуло иггдрасилькнутое! Из 21 века…! Да мы там все…! И перья из задницы веером…!

Потом – просто радовало. Она вызывала во мне чувство опасности.

Дамасская сабля. Со множеством лезвий. Отравленных.

«Увидеть ужасного ядовитого паука – ерунда! – По-настоящему страшно становится, когда он пропадает из виду…».

Я старался не выпускать её из поля зрения. Потащил в Усть-Ветлужский торг. И потом постоянно… Но у меня своих дел – выше крыши. Ведь сдохнем же! С голодухи перемрём или ещё чего такое же! Если я не буду постоянно подпрыгивать, выёживаться и уелбантуривать!

По счастью… или по несчастью? – бежать с Всеволжска Софочка не собиралась. Наоборот, стремилась подлезть ко мне поближе. Причина простая: власть здесь – проистекала от Ваньки-лысого. Она алкала власти. А я держал её в отдалении. И жёстко запретил своим ближникам с ней общаться. Понятно, что она на мои слова наплевала и попыталась обойти запрет. Начиная, естественно с красавчика Чарджи. Тот плюнул ей под ноги и ушёл.

Табу, неприкасаемая.

– Может – заразная? Воевода-то без причины не сказал бы…

Обнаружив отторжение с моей стороны, со стороны моих ближников, вообще – носителей власти во всяком патриархальном обществе – взрослых мужчин, она накинулась на подростков, на Точильщика, когда тот начал расспрашивать её по моему совету. Увы, снова облом.

Злорадство – нехорошее чувство. Но… слаб я, слаб. Вид её напряжённо соображающего лица, нахмуренного лобика… Стыдно, конечно, но меня – радовало. При том, что помятуя о завязке «1001 ночи», о даме из сундука, обманывающей своего джина с сотнями мужчин у него «на рогах», победить её я не надеялся.

Про «мускулистое тело» в голове я уже…?

Повторю: у мужчин мускулы – снаружи, у женщин – внутри. Самые опасные – между полушариями. Я имею в виду – головного мозга.

Яркая, умная, беспринципная, прошедшая половецко-византийскую школу интриги в Кидешах…