Текст книги "7. Найм"
Автор книги: В. Бирюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Глава 145
Я уже вспоминал Степняка-Кравчинского, отмечавшего удивительную способность русской общины-«мира» или украинской «грамады», находить общий консенсус в рамках свободного обсуждения всякой проблемы. Это так восхищало «народников» – «ячейка социалистического общества… наш народ изначально готов к светлому будущему». Только о цене этого консенсуса они не пишут. В часах потраченного времени и битых мордах участников…
Если хорошенько набраться терпения… Блин! Лучше бы я водки набрался! Водярой – добавлять легче.
Пригнали гребцов. Две трети – больные да мелкие. «На тебе, боже, что нам негоже» – русская народная мудрость, отражающее исторически обусловленное отношение к сакральному и высокодуховному. К Духу Святому – куда уж выше.
Опять Ивашка-попадашка разворачивается в «Зверя Лютого». Слов – нет, мыслей – нет, из чувств – одно бешенство. А тут Аким ручкой машет – зовёт.
– Ты, Ванька, попусту-то с людьми не ссорься, бери что дают. А то обедать пора, а там уже и солнышко к закату пойдёт. Сегодня, по бестолковости твоей, день, считай, потеряли. Вели людям на постой становиться.
– Благодарствую, Аким Янович, на добром слове. Только ты уж соблаговоли меня уму-разуму учить, когда я тебя о том просить буду. А пока не буду – ты уж помалкивай, не лезь под горячую руку.
Его реакция… ну, понятно. Моя… только что бороду не жую. За неимением.
С гребцами дурак пришёл – староста местный. Ну, его и разложили. Поверх лодочки, что на берегу сохла. Я уже говорил – палач работает кнутом медленно, в час – 20 ударов. Хватило четверти часа. Вся эта мелочь гребцовая – кучей подхватила, унесли болезного. Всё, факеншит, достали. Сожгу нафиг гнёздышко дебилоидное. C работниками не получится, но хоть уйдём по освещённому. «И хай воно горит».
Новая толпа по косогору валит. Чарджи уже и лук изготовил для стрельбы, но я углядел впереди Жердяя. Сыночка своего привёл. Жениха обещанного. И вообще – общество временно поставило его вместо поротого старосты. Не сыночка – Жердяя. Даже удивительно – обычно подобное избирает себе в начальники подобное же.
Вот только теперь дело пошло. Хоть со скрипом, с взвизгами всякими, но тронулось.
Интересно, ведь и напугал же пейзан не мелко, и поп им втолковывал, а всё равно – пока поротую спину не увидели – всё схитрить норовят. Хотя понятно: что мор, что пожар, что гром небесный – наказание божье – отмолить можно. А спина поротая, с которой «куски мяса вырваны мало не до кости» – наше, земное. Понятное и повседневное, молитва не поможет.
«Кому война, а кому мать родна» – опять же наше, исконно-посконное. Я тут весь из себя… еле-еле «крышку» держу, чтоб «кипятком не снесло», а тут визг истошный. Ивица орёт-надрывается. Я уж решил – опять черти из земли полезли. Нет, парень из гребцов стоит-забавляется. Столбом работает – девку за руки ухватил и вокруг себя крутит. И чего? Ну, забава такая, карусели тут на каждом углу не построены. Обычные юношеские игры здешних пейзан. Блин же! Девка – Елица! Когда он её отпустил – у неё и глаза уже закатились. Чуть дышит. Хорошо хоть – не завтракала.
Дурдом на прогулке – обязательна цистерна успокоительного и комплект смирительных рубашек. Мне – тоже. «И – побольше».
Уже солнце к закату перешло, когда сдвинулись, наконец. Только от селения отошли – лодка в середине каравана села на мель. Вторая – сходу ей в борт. Третья – в корму. На третьей – Меньшак с семейством, коровой и тем самым тощим поросёнком. Место мелкое, никто не утонул. Но поросёнок в суете убежал. Домой, наверное. Ивашка зудит:
– Я же говорил – надо было сразу зарезать, хоть бы какая польза была.
Меньшак тоже зудит, но своё:
– Ты, боярыч, обещался всё надобное для жизни дать. А тут и свою-то животину, что уже была, уберечь не можешь.
– Меньшак! Твою…! Закрой хайло! Что тебе для жизни надобно – у тебя между ног болтается. Вот эту животину и береги. Чтоб не сбежало с похрюкиванием.
Расцепились, пошли дальше. Хорошо, что летние дни долгие, хорошо, что вниз по реке. Хорошо, что недалеко – вёрст 70. А речка сама по себе вёрст 15 в час течёт. Одна забота – чтоб лодки на стержне удержать, чтоб на мель не посадить. А речка – мелкая, перекат на перекате. Не столько – вёслами, сколько – шестами отталкиваемся.
– Эй, боярыч! Эта… ну… солнышко садиться… вроде как… надоть на ночёвку становиться. Покудова светло. А то, слышь-ка, тёмно будет. Не видать… эта… вот… ничего.
В «Анжелика в Новом свете» отмечается, что значительная часть североамериканских индейцев с наступлением темноты прекращала всякую активную деятельность. Собирались к своим кострам и ждали восхода. Даже в ходе военных действий. Мотивация – суеверная: «злые духи ходят в темноте». Здесь – аналогично.
От заката до рассвета нормальный православный человек должен сидеть дома. Креститься, молиться, трахаться… Ну, или – спать. Но под крышей, у огня. Потому что ночью демоны, бесы, черти, и всякая нежить… из пекла вылезают и по Русской земле рыщут.
Поэтому так много на «Святой Руси» однодневок. Не фирм – часовен. Бревенчатые церковки ставят одним днём – от восхода до заката. Предполагается, что плотность бесовщины на «Святой Руси» столь велика, что во всяком недострое в первую же ночь черти заводятся. Это ж сколько «туристов из пекла» должна быть? Плотность «адских иммигрантов» на «Святой Руси» на несколько порядков выше плотности аборигенных душ христианских на квадратный километр. Страна нечисти. Что Гарлем, что «Святая Русь» – полное подобие. В смысле количественного соотношения цвета кожи жителей.
В крестьян это крепко вбито, но я-то – попаданец. Я-то привык к искусственному освещению.
«И утро в полночь обратя,
Спокойно спит в тени блаженной
Забав и роскоши дитя».
Чтобы так спать до полудня – нужно всю ночь до утра… чёрте чем заниматься. Что Онегин и делал.
«Там будет бал, там детский праздник.
Куда ж поскачет мой проказник?».
Естественно – со светом. И здесь так же сделаем:
– Никаких стоянок. Ночевать будем в Пердуновке. Факела вяжите.
«Мы сделали факела и двинулись вниз по реке при их неверном свете»… Красиво. Ага. Ну хоть бы кто подсказал – из чего эти самые факела делать?! Когда от реки в каждую сторону по версте сырой поймы. В которой только гнилой хмыжник растёт.
Нашли-таки… как-бы сушняк, связали пучками, запалили… Пойдём со светом. Если не погорим, если не обожгутся, если не утопят… Освещение… «Неверный свет» – мягкое выражение. И – запах. Сырое и гнилое дерево имеет гнусную привычку – при сгорании вонять, коптить и чадить.
Солнце село. Сразу похолодало. И как-то… грустно стало. Сумерки. Время вампиров. И их любовных похождений с дочерями человеческими. Не оригинально – самцы хомосапиенсов при таком освещении ведут себя аналогично. Но мы не в Америке – здесь вампиров называют упырями. Здешние туземцы, в отличие от американцев, из всей Камасутры при сношениях с упырями предпочитают одну позицию – осиновый кол в сердце. А если в какие другие места?
Странно: персонажи у Стефани Майер такие продвинутые и толерантные, а до деревянных фалоимитаторов не додумались. Разница между наслаждением и болью часто невелика – кто делает, с какой силой… Как собственные прыщи ковырять. Сам корочки сдираешь – одно ощущение, лекарь прижигает – другое.
Говорят, что у осиновой древесины какая-то хитрая электропроводность. Которая при взаимодействии с электромагнитным полем типа ауры, приводит к разрушению этого поля. А если не разрушать, а так, осторожненько, по краю…? Как струпья – подцепить и потянуть? Интересно, а если – посыпать? Или – покурить? Или – нюхать?
«Каждое утро молодая жена вампира в сногсшибательном халатике на голое тело отправлялась на кухню. Вскоре оттуда доносился рёв кухонного комбайна – это очередная осиновая чурка перетиралась в порошок. Утомлённый предшествующей ночью, когда сначала была просто охота, а потом – и „ей охота“, не проснувшийся ещё супруг, поднимался на восхитительный знакомый запах свежесмолотой древесины. Но стоило ему вдохнуть через костяную трубочку, изготовленную из большой берцовой кости любимого учителя, первую порцию древесной трухи, как в глазах – появлялся блеск, в улыбке – клыки, а в пальцах – когти. „Иди ко мне, осинка моя дорогая!“. И ночь продолжалась…».
Чего только не сделаешь для дорогого человека. Когда он вампир.
Или – пусть и больно, но есть смысл потерпеть ради великой цели? Есть у вампиров великие цели? Типа женской депиляции – чтоб быть привлекательной. Мда… Совмещение упыря и осины позволяет построить достаточно мощное множество вариантов взаимодействий. А учитывая широкую распространённость вампиров и упырей в современной литературе… И – в массовом сознании… Идея обретает коммерческую привлекательность. Выйти на рынок с набором аксессуаров для вампирячьего садо-мазо… «Комплект из двадцати заточенных полированных осиновых щепочек, вымоченных в чесночном соусе». Для загоняния под ногти. «Сделай вампиру приятно. Перевампирь его!». Или «набор косметических инструментов из молодой осины»… Осиновый молоток-киянка для выравнивания глазных (рабочих) зубов…. Или что-то фармакологическое: «Настойка корня столетней осины на нашатырном спирте. Каждому упырю – по нашатырю!»…
В начале 21 века 35 тысяч американцев ежегодно страхуются на случай похищения их инопланетянами. А как со страхованием от укусов вампиров? И дополнительный бонус за наличие средств индивидуальной защиты – постоянно носимый ошейник из чеснока c серебряными нитями и осиновыми жемчужинами.
Надо пробовать. При случае – поймаю упыриху и проверю возможность обезволосения вампирской ауры путём применения осиновых щипчиков.
Может, и поймаю. В этой ночи на медленно текущей воде. Самая подходящая обстановка для нежити. По краям русла – заросли осоки и камыша, чуть выше, на берегу – кустарник и мелколесье. Огонь колеблется – в такт ему пляшут и тени на берегу. Всё время кажется, что там кто-то есть, кто-то ходит, прячется. Не то – зверь, не то – человек. Заросли эти – отнюдь не безмолвные. Там всё время что-то скрипит, шуршит, ухает, ахает, ломится с треском…
На воде – отблески от факелов. Тоже – дёргаются, пляшут. Что там впереди – коряга? Отмель? Водяной с кикиморой балуются? Постоянно вглядываешься, напрягаешься. Что-то плеснуло впереди. Рыба играет? Или волна о камень плещет? Или черти топляк подсовывают? У края камышей вдруг поднимается здоровенный рыбий плавник. Акула? Дельфин? Лохнесское чудовище? Здесь, на Верхней Угре?! Плавник медленно проворачивается и скрывается в воде. Щука ходит…
От постоянного напряжения начинают болеть и слезиться глаза. Человек во многом схож с лягушкой – тоже реагирует на движение. А здесь всё – двигается. Не сами предметы – их образы, абстракции, изображения, тени, окраска… В реале – ничего. Надеюсь. Но нам – кажется, что «там кто-то есть». «Когда кажется – крестись» – русская народная мудрость. Что все и делают.
Народ мой притомился, угомонился, притих. Деваться им некуда – связались с сумасшедшим бояричем – придётся терпеть, приказ исполнять. Плывём потихоньку. Ночь всё глуше, всё тише. Темно. Куда плывём?… Во мрак, в неизвестность… Заколдованная река в заколдованном лесу… Только небо звёздное над головой да полоса чуть отблёскивающей воды впереди. А по обеим сторонам – две стены темноты. Поверху – лёгкая, прозрачная, небесная. Понизу – тяжёлая, непробиваемая, земная. Как-то очень чётко чувствуется, что за этими чуть освещаемыми нашими факелами стенами – бесконечность, беспредельность. Темнота и молчание. Беспросветность и без-светность. Без конца и без края…
«Ой, да не вечер, да не вечер!
Мне малым мало спалось!!
Мне малым мало спалось!!!
Ой, да во сне привиделось!!!!!».
Мда… Певец из меня… Как оперный солист из сигнала воздушной тревоги. Вот я заорал, и все проснулись. А то, видите ли, вздрёмывать начали. Тут у меня – «ночной лодейный поход». Экстрим полный, по местным понятиям. А у них такое, знаете ли, оцепенение наступает. Дрыхнут с открытыми глазами. Как уставший водитель за рулём.
Я это состояние хорошо знаю, чем оно кончается – проходили. И – когда сам за рулём, и – когда со стороны глядючи.
Обычно в таком состоянии повторяется какой-то один сон. Так что, можно и во сне понять, что ты заснул. Парадокс, но – правда. Одна моя знакомая, которой далеко ездить приходилась, как-то объяснила:
– Если вижу бабу с коврами на обочине – всё, уже сплю.
Причём сон специфический – только за рулём на трассе. Можно представить, как мы по этой теме над моей знакомой пошутили. Сдуру…
Сон, сонливость – штука заразная. Одни зевнул, другой голову преклонил, третий сопеть начал… Я, господин их, не сплю, а оне-с спать изволят! Бардак и дисгармония. Поэтому и пою: любая песня в моём исполнении – полностью соответствует этим определениям. Только моё – громче. Разрушаем иллюзию тишины и покоя образцами песенного фолка.
– Господине, а что такое «есаул»?
– Это, Николай, то же самое, что «сеунчей», только постарше.
Мда, надо заранее тексты своих песен продумывать. Оно, конечно, «слова – народные». Но часть слов – народ не знает.
…
В Пердуновку мою пришли уже за полночь. Родные места, дом мой. Ждут, поди. Ага, дождались.
Вечная проблема – обманутые ожидания. Пока ходишь по миру – дом представляется чем-то идеальным. «У меня-то там… хорошо». Всё – «хорошо». «Дома и стены помогают» – русская народная мудрость. Вот бы скорее домой, к этим… «помощникам»…
Возвращаешься – и часть ожиданий оказываются… преувеличенными. Я не про Окуджаву:
«А где же наши женщины, дружок,
когда вступаем мы на свой порог?
Они встречают нас и вводят в дом,
но в нашем доме пахнет воровством».
Нет, с женщинами просто: сам выбрал – «кушай до несхочу». А вот мелочи всякие… Посуда не помыта, полотенце не там брошено, подгоревшим чем-то пахнет… Замечаешь кучу вещей, на которые раньше внимания не обращал. Дверь на сквозняке хлопает, обои выцвели, кран подтекает… Жить-то можно, но… идеалу не соответствует. Раздражает.
Я для себя вывел простое правило: не хочешь испортить настроение себе и домашним – не замечай. Поешь, поспи. Если и на утро – не прошло, на мозги давит, тогда исправляй. А кидаться с порога в атаку: «плохо ждали, всё запустили, так-то я вам нужен…»… Для женщины в начальной стадии истеризма – нормально. А мне это как-то… глупо.
Но тут истерика у меня началась сразу. Только к берегу пристали, только начали выгружаться – Потаня с Филькой подошли. Во всей этой суете под факелами вижу: ползёт у Фильки какая-то гадость мелкая по рукаву. Если бы не целая ночь с таким… факельным освещением – не заметил бы. Но после стольких часов вглядывания в пляшущие тени…
– Филя, это что?
– Где? Дык… известно чего – вошка. А мы её – бздынь. Во, теперя она вона у того мелкого. Гы-гы-гы.
Как меня затрясло… Чуть слюнями брызгать не начал. А этот придурок меня успокаивает. Типа:
– Как же без этого… оно ж само… тварь божья… скотина ж без ей жить не может…
Я бы поверил. Погрустил, посочувствовал. Опечалился бы и преисполнился бы. Неизбывности с неотвратимостью и безысходностью. На всё, дескать, воля Творца или там – его творценутые законы.
Но вот беда-то какая: в своей первой жизни мне пришлось в разных местах побывать. И в таких коровниках, где вошки толпами гуляли, а блохи стадами скакали. И где всего этого не наблюдалось вообще. Вот там где «вообще» – удои были выше. Не потому, что насекомые молоко воруют, а потому, что если в чём-то одном – чистота и порядок, то часто и в остальном – тоже. Чистота – это разумно организованная технология очистки местности. Если у конкретного хомнутого сапиенса хватает ума и тщательности хоть одну технологии выдерживать, то и правильно исполнять технологию доения и кормления – наверно сможет.
Это ж так просто! Если у человека в дому свалка, беспорядок, то у него и в мозгах аналогично. И – наоборот.
А тут как быть? Вот я притащил с полсотни человек. Если их по дворам ставить – к утру насекомые на них переползут, по узлам спрячутся. Потом их вывести… Санприёмник у меня не получился – впустую напрягался. Или – напрягался, но недостаточно?
Но больше всего меня взбесила не философия с санитарией, а очень простая вещь – мой приказ не выполнен. Мой приказ! Я им тут что – почирикал и улетел?!
Как-то не помню у попаданцев таких ситуаций: людям говоришь, они кивают, соглашаются. И не делают. Не в экстремальных или боевых условиях, а в обычных, рядовых, повседневных.
– Почему не сделали?
– Дык… эта… да ну его…
Это даже не саботаж, не «душа не принимает», а просто… «да ну его». Поднять задницу, куда-то тащиться, чего-то шевелиться… «Ляг, поспи – и всё пройдёт» – русская народная рекомендация. В реальной жизни – самая типовая ситуация.
Единственное противоядие – долбодятелство. Мда… Как-то это не героически, как-то это скучно. Эльфизм-магизм-гоблинизм здесь не срабатывает. Поэтому приступаем к чисто человеческому занятию – к тупой долбёжке. В этическо-эстетическо-кинематическом исполнении.
Сначала этика – промывание мозгов с объяснениями.
Потанины оправдания я выслушал.
– Я им говорил. А они только поверху прибрались. Всё говорят: сейчас-сейчас, завтра-завтра. А тут покос, дерева валяют, лес возить…
– Самое главное правило у мужчины, Потаня – знаешь какое? Мужик сказал – мужик сделал. Не сделал – не мужик. Хоть с одной рукой, хоть с двумя. Я своим смердам обещал кучу неприятностей. Ты недоглядел, не настоял. Теперь мне эти гадости им придётся сделать. А ты мне в этом помогать будешь.
Дальше весьма сумбурно: на росчисти, где уже стволы свалили, да сложили – новосёлы укладываются. Девять девок и Прокуй – десять детей. Хорошо, что не на голой земле – веток много от вываленного леса. Чуть дальше – работнички будущие. Только они сначала мне всё майно из лодок вытащили.
Аким на меня снова озлился – лодку со своими оттолкнуть велел, пошёл дальше в Рябиновку. Даже не попрощался. Эх, благодарность человеческая, где ты? Ау?
С караваном разобрались – теперь пошла кинематика. На дворе деда Перуна нашлась «кобыла» – разложили Пердуновских мужичков по очереди – всыпали по два десятка плетей каждому. С приговором-припевом:
«Будешь вшей да блох кормить —
Будешь поротым ходить.
Ай лю, ай лю-лю
Будешь поротым ходить».
Я ещё много чего придумать могу – стихи-то лучше запоминаются.
Кроме местных ещё двоих пришлых положили – не хотят они, вишь ты, котлы ставить. Мы, де, только в гребцы уговаривались. По два десятка горячих. И вопрос:
– Ну как? Будете делать по слову моему или продолжить?
Так нельзя: суета и беспорядок – сам знаю. Но остановиться не могу. Нужно всё и сразу.
Местных пороть кончили – пошло продолжение обещанного. Данные обещания надо исполнять. Мне от слова своего – отступать нельзя. У меня тут не сказания, а приказания. Порка – так, увертюра. Исполняем эстетику.
– Потаня, поднимаем семьи местных. Пускай теперь мужики всех своих обреют наголо. И – везде. Кто мявкнет – ещё по два десятка плетей. Не поможет – будем повторять. До полного исчерпания всех «мявов».
«Мявкать» начали все. Белобрысому пришлось вообще зуб выбить. Потом – по второму кругу порка. Потом – брижка. Всех, везде, у костра. Волосню, насекомых, тряпьё гнилое – в огонь. Вой стоит… будто «сушки» на рулёжке заезд устраивают. Но мне, после ночного безмолвия да шёпота листьев – даже нравиться. Как на большую товарную станцию попал. Жизнь вокруг, «Секс в большом городе».
Работнички мои как углядели такое – и сна ни в одном глазу. Встали вкруг и восторгаются – как мои смерды экспрессионистически своих жёнок бреют. В смысле – с выражениями, выражающими крайнюю степень экспрессии. Комментарии… уши вянут. Девки Меньшаковы, кто не спит, скулят потихоньку – куда ж это нас занесло-то? Неужто и вправду – к «Зверю Лютому»?
У меня такое чувство, что мои обещания, насчёт «выпьешь – отрежу» только вот в этот момент до Меньшака дошли.
Как вода в котлах закипела – пошла уже мойка. И людей, и зверей. До какого же состояния они своих собак довели! Собачки у них паршивенькие, но нельзя же так! Толпа бритых наголо мокрых дворовых шавок… Сюрреализм гавкающий… Кошек брить не рискнули – так… сбрызнули… кипяточком.
Не успеваю. Ничего не успеваю. Любава выскочила, пыталась на шею кинуться. Извини, деточка. Не до тебя. Прокуй ноет – а где кузня?
«Погоди-ка, детка, дай мне только срок.
Будет тебе кузня, будет и свисток».
Пошёл с поднявшимися Чимахаем и Звягой посмотреть – что они тут наваляли… Мда… Начать и кончить. А за завалом из веток знакомые ритмичные звуки, знакомая картинка голой мужской задницы между раздвинутыми женскими ляжками – Ивица со своим… «поливальщиком» момент ловят. Как последний день живут. И то правда – надо этого «поливальщика» назад отправить. От греха подальше. Гниловатый парнишечка. Хоть и в Пердуновке, а лучше бы – без сильно воньких.
Кстати, эти ахи мне про «жениха» напомнили – скоро светать будет, надо дебила своего будить. Пошёл, нашёл, пошептал. Точно, слушается! Ну, слава богу, хоть одна забота долой. Ага. И три новых – поднять, покормить, к делу приспособить. Рискнул – дал в руки топор. Работает! Нет, на лесоповал или даже на корчёвку – нельзя. Мозгов-то нет! А вот брёвна обрубать, да обтёсывать под заданный размер – может.
Чимахай со Звягой не худо поработали за эти полторы недели. Вывалили лес по всему холму, где я селище поставить собираюсь. Молодцы мужики, порадовали. Только это – начало. Теперь начинаем следующий этап. Даже два. Надо всё дерево с бугра выкорчевать. И надо ставить подпорную стенку по склону этого холма.
А ещё надо Акимовский сухой лес из штабелей сюда привезти. И надо свежего леса навалять. И надо шинделя понаделать, и надо тёса натесать, и надо отсыпку грунта сделать, и хорошо бы канавы дренажные прорыть, и подземный ход – ну должен же быть в замке средневекового феодала подземный ход, и с колодцами… А ещё надо чего-то сделать с печками. И тут у меня фантазия останавливается. Поскольку, «Ванька и печник» – не вытанцовывается… «Я подумаю об этом завтра».
У меня в голове всё ночной поход продолжается, а на дворе-то уже светло совсем. Из Рябиновки лодочку притащили. Построил бурлаков. «Спать – дома будете». Двоих добавил для ровного счёта – по паре на судно.
В «Трое в одной лодке, не считая…» три юных леди без напряга тащат своё судно бечевой. Такие великобританские, извиняюсь за выражение, бурлачки. Там, правда, канал, а не по реке против течения. Но у тех ледий – лодка нормальная, килевая и гружёная. А здесь плоскодонки и пустые – вытянут. Даже без Монмаранси с его добавками в ирландское рагу.
К середине утра вспомнил – у меня ж ещё и заимка есть! Там же тоже люди мои. Надо проведать. Запрягли телегу, припасов туда кое-каких. Раз на телеге, то и Марану взять можно. Так-то ей ножками… тяжело. Ну, поехали, «богиня смерти». Похвастаюсь местами своей жизни.
Дурак и сволочь. Я – дурак, Кудряшок – сволочь. Что не ново в обоих пунктах.
Я уже как-то грустил об особенностях построения команды из здешнего человеческого материала. Одну деталь пропустил – лидеры второго уровня пытаются прорасти в первый. Это же не капралы урфинджусовские. Деревяшки карьеристами не бывают. А вот отбросы человеческие, но со свойствами лидера – пытаются прорасти из отбросов. Сделать карьеру. Никогда не сталкивались с собственным ногтём, который сквозь твоё же мясо и прорастает? Вот, примерно, так же.
Для получения лидерства вовсе неважно наличие капитала, или высокого происхождения, или физической мощи. У Кудряшка – ничего этого нет, даже ноги нехожалые. И не надо – были бы мозги и желание. А «рычаг архимедов» из чего угодно сделать можно.
У Кудряшка есть только жена. Худая жена – неверная, гулящая, битая… Но – официально законная.
У «пламенного горниста» с этой официально чужой женой… отношения. Любовный треугольник. Я с этого смеялся. Какая она ему жена, когда она под всеми моими мужиками по-всякому побывала и не один раз. Шлюшка общего пользования. Ну есть у неё с этим… «горнистом» какие-то… симпатии – ну и фиг с ними.
Ответ неверный. Это я так думаю. По стереотипам моего 21 века. А тут «Святая Русь» со своими законами, и век – двенадцатый, со своими правилами, нормами и понятиями.
Она Кудряшку – жена венчанная. Которая «да убоится мужа своего». Ибо на то – воля божья!
Понятно, что прямо против моего господского приказа она не пойдёт. Воля господина вровень с волей господа. После перенесённой порки и прочих дел – особенно. Но и не надо против моей воли – я же никаких ценных указаний по её поводу не выражал. А в остальном – мужнина власть над ней. Одно слово – овца. С очень паршивым пастырем.
После моего ухода, Кудряшок потребовал от жены исполнения супружеского долга. Ну как же без этого? Святое дело, муж в законном праве своём. И «это» – было исполнено. С некоторыми дополнительными элементами, которые обеспечили «показательно, громко, больно». Когда «горнист» не стерпел и кинулся на защиту своей подружки, то на его голову обрушилась целая проповедь. О Законе Божьем и вытекающих из него правилах поведения «жены доброй».
Врёт Кудряшок складно, не хуже, чем профессиональный поп с амвона. Мне, к примеру, до него ещё далеко. Это я объективно говорю – накатанных оборотов у меня мало. Остальные… крестьяне. Их дело – внимать. «Горнист» вообще, по сути – некрещёный ещё язычник. А тут – кары божьи в натуральную величину на том и на этом свете.
Но Кудряшок проявил милосердие, умилился раскаянию юноши, высоко оценил «души прекрасные порывы», предложил «трубку мира» и свою дружбу. Вспомнил, что «господь велел делиться». В качестве «трубки мира» была предложена «жена законная». Её и «покурили». И – «любовный треугольник» превратился в бордель. Причём – двусторонний. «Ты – мне, я – тебе». Я тебе – «половину» свою законную, а ты мне – свою половину, заднюю. А чего удивляться? Разве не сказано в Писании: «и будут двое одна плоть». Типа: если ты мою жену раскладываешь, то это эквивалентно как меня самого. И я тебя – симметрично. Чисто по дружбе, в знак приязни и уважения. Отдариваться-то на Руси – первейшее дело.
Пошли в ход приёмы и методы «не повседневного применения»: и «этажерка», и «тяни-толкай», и «гамбургер скособоченный»… Хотен, естественно, мимо такого веселья пройти не мог. Любознателен он. Как всякий сплетник. Кудряшок к старшему по команде – со всем уважением. «Любой кусок мяса на ваш выбор, господин старший надзиратель». Пока оно – тёплое и шевелится. Сложность акробатических фигур и вариации позиций существенно увеличились.
Что интересно: никаких материальных преференций для себя – Кудряшок в обмен не требовал. Дружелюбие и широта души в чистом виде. Кормёжка у всех – из одного котла, шмотки – какие были. Практически, на заимке – чистый коммунизм. И Кудряшку ничего-то не нужно. Только-то – «а поговорить».
Даже заготовки под шиндель он продолжал изготавливать. По кухне пытался помогать. Милейший и добрейший человек. Отнюдь не стяжатель. Никакой личной выгоды.
Только есть абстракция одна – любовь и уважение окружающих. Экая хрень, вроде бы. Другое название – контроль поведения, личный авторитет, изменение приоритетов мотиваций, воспитание у друзей-товарищей чувства зависимости, долга перед ним.
Баба – его. Собственность, имение. И он имением своим с сотоварищами делится. Как добрый христианин, как добрый друг. С приязнью, уважением и всемерной поддержкой. Ну как же такому человеку не помочь? Как-то нечестно, неприлично, не по-людски. Просьбами Кудряшок не надоедал. Так, по мелочам, для пользы общего дела. И просьбы эти исполняли. От чистого сердца, от всей души, из благодарности.
