Текст книги "7. Найм"
Автор книги: В. Бирюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
– Глава 134
Нанять её за деньги – невозможно. Зачем деньги смерти? «Гроб – не мерседес, багажника не имеет» – постсоветская народная мудрость. Испугать… пробовал. «И смертью смерть испугав»… Не пугается. Какую-то фанатичную идею? Да она сама – такая идея! Фундаментальная. «Жизнь и смерть»… Причём не какого-то конкретного «Хоакина Мурьетты», а вообще – любого и каждого. А что в мире вообще, кроме этого, есть?!
А вот если ей это понравится… Или, хотя бы, просто интересно будет, любопытно… «Служба из любопытства»… «Нация эмигрантов» о таком не рассказывает. Может, это их «великая национальная тайна»? Не, не похоже. Скорее – это наша «великая национальная тайна». «А что будет если…?» – непрерывный вопрос в многострадальном отечестве. Но если я прав, то… иметь в хозяйстве собственную смерть… функционально. Хоть просто: «Чтоб перед глазами была».
«Но смерть полна коварства
Его подстерегла.
И нанесла удар свой
Ему из-за угла».
Нет уж, не надо «из-за угла». Лучше – «лицом к лицу» или – «грудь в грудь»… Насчёт груди… Да и вообще, в тазике она выглядит… привлекательно. «По двору боярской усадьбы голая фигуристая „костлявая“ гонялась вприпрыжку за малолетним владетелем. Потрясая его своим бюстом»… Размечтался…
Так, а что я наблюдаю вот на этом дворе, на Гостимиловом подворье? Сплошной Лебедев-Кумач пополам с Дунаевским. В формате «Детей капитана Гранта»:
«Кто привык за победу бороться,
С нами вместе пускай-ка нальёт.
Кто весел – тот смеётся,
Кто хочет – тот еб…тся,
Кто ищет – что-нибудь найдёт!».
Что мы и имеем. «Кто весел – тот смеётся». Но – тайком. Тихое веселье. Такие… смешки за спиной: Рябиновские мужички у Гостимила за спиной над ним посмеиваются. И насчёт своих игр с его жёнкой, и насчёт его вчерашней ошибки. Как он отвернётся или отойдёт – бабёнку его прижимают. Тут пощупают, там потрогают. А чего «нет»? Она ж не кричит. Только ойкает да ахает. Отскакивает резко от каждого щипка-хлопка-прикосновения. Оглядывается так… удивлённо-недоуменно. Как блондинка в ЦУМе на проспекте Шота Руставели в Тбилиси.
А мужикам – в радость. Развлечение. Такой… вариант игры в жучка. Когда вокруг десяток шаловливых мужских ручонок, и все тянуться подержаться…
– Ну-ка, угадай – кто? Угадала? Призовая игра: лап-лап.
Гостимил походил по усадьбе, покрутил головой. Чувствует – что-то не так, а понять не может. Жена дёргается, но помалкивает, а эти… гребуны честными благородными глазками на него смотрят. И давятся от смеха. Наконец, он не выдержал – плюнул, пошёл спать, бессонная ночь сказывается. А жене – нельзя. По дому «всегда есть место подвигам», которые именно сейчас надо сделать. Двор-то подмести и на другое утро можно, а вот живность покормить или варево какое сготовить…
В любой артели по трудодням считать – у поварихи всегда больше всех получается. Что мужиков кормить, что сталь варить – непрерывное производство. В России доменные печи работают от войны до войны. А кухонные – и в войну работают. А возле печки – хозяйка. Каждый день, всю жизнь, без отпуска, выходных и выслуги лет. Не, я бы так не смог, я бы с тоски повесился. А они находят в этом смысл и удовольствие, всякие разности придумывают, друг перед другом хвастаются, книги читают, рецепты изобретают и собирают… «Работа на унитаз». Как писал Макаренко о Куряже: «сотни видневшихся над обрывом детских задниц были заняты перерабатыванием совцосовских миллионов в продукт, из которого уже ничего сделать нельзя». Там большая кухня была – на восемьсот едоков.
Вот уж точно: какое бы дело ежедневно ни делал – полюби его. Или – вешайся.
С другой стороны, с моей позиции промежуточного этапа между обеденным столом и нужником – хорошая стряпуха – это очень здорово. Одно из 3–4 настоящих удовольствий в жизни. А уж что может сделать плохая хозяйка со своей семьёй!.. Даже не по злобе, а так просто – по неумению да по лености… Ни один, даже самый изощрённый палач не может организовать человеку такие бесконечные муки мученические, как просто повариха. И это не только про желудок с кишечником. Чуть сдвинуть диету и наступает, например, «мерцающий идиотизм». С утра, вроде бы, чувствуешь себя человеком. Чего-то хочется, что-то получается. А после обеда – «боров откормленный». Пригоден только для «сала натопить». И, что самое скверное, это – начинает нравиться. А что делать, если жена вкусно готовит?
Всё-таки ресторан – «публичный дом для женщин»: место получения удовольствия от ощущения «не я это готовила, не мне посуду мыть». И для тех несчастных, кому с женой не повезло.
В одном из французских детективов пожилой полицейский инспектор обнаруживает женщину-убийцу. Она за три-четыре года доводит своего очередного мужа до смерти, просто потому, что вкусно готовит. И в очередной раз становится богатой вдовой. Собрав достаточно доказательств и неопровержимых улик, инспектор является к вдове и говорит:
– Я знаю, что вы убийца. Будьте моей женой. Я вышел на пенсию, у меня есть небольшое состояние, которое останется вам. Я знаю, что больше трёх-четырёх лет при ваших кулинарных талантах – не проживу. Но могу же я, наконец, поесть нормально!
Вот нормальный мужской подход: мы, конечно, можем жрать всё, что угодно, вплоть до жаренных гвоздей. Но за удовольствие хорошо покушать серьёзный мужчина готов и жизнь положить.
Бывает и в другую сторону. Родной фольк, например, такие рецепты выдаёт:
«полы мыла
– во щи вылила,
порог скребла
– пирог спекла».
И не говорите, что «истина где-то рядом» – она у нас внутри.
Так что, хозяйка занимается своим хозяйкиным делом, мужики – своим мужским. Что радует, так это отсутствие «вместе пускай-ка нальёт» из выше приведённой песенки. Групповой запой – вещь страшная. Очень вредная и опасная для здоровья и жизни. И тех, которые – «вместе пускай-ка», и случайных окружающих. Мужички мои пока «сухие» – приходят в себя после вчерашних-позавчерашних приключений. Барахлишко перебирают, рубахи, в порубе рваные – штопают. Но это ненадолго. К вечеру дела переделают, начнут соображать и искать. «Кто ищет – что-нибудь всегда…». Найдут. Придётся снова успокаивать. Мужики, они как дети малые – пока не набегаются – не успокоятся. Надо им срочно какое-то новое занятие искать. Может, курсы какие организовать? Икебану там, или макраме какое спрогрессировать? Всеобщее одиннадцатилетнее образование в моей России – не сколько, чтобы детишек научить, сколько – чтобы их время занять.
Так, Иван Юрьевич, не надо о больном – о российском образовании. То помещений нет, то – указаний. То учебников, то компьютеров. Всегда – денег и учителей. Черчиль писал: «Наше самое выгодное капиталовложение – вложение в образование». Бисмарк после первых побед Новогерманской империи приказал поставить памятник школьному учителю. А у нас… «учебный год наступил неожиданно». Причём – ежегодно. Вот детишки кончатся, и проблема закроется. Не будет школьников – любая школьная реформа «на ура» проходить будет. От детишек и их родителей столько забот! А уж расходов!
М-м-м… «Кто хочет, тот…». Сухану с Марой я хорошее занятие нашёл. До-о-олгое. Такой… непрерывный процесс. И ведь не бросишь. Вот ей захотелось и… прямо по песне. А я лишился своего постоянного попутчика. Как-то непривычно одному – как голому. Жизнь без зомби вызывает чувство неуверенности у зомбиводителя. Почему никто из попаданцев не писал, что отсутствие в поле зрения «живого мертвеца» провоцирует нарастание ощущения заброшенности, одиночества и неизбывную депрессию?
Может, мне тоже песню спеть? Грузинскую. «Где же ты моё… Сулико?». Слов не помню. И спросить не у кого: Чарджи тоже… отсыпается «песен попевши». Ночью у него опять… «выход в свет». Или это – «полусвет»?
«Ночь тиха, вся Ельня внемлет богу.
Торкский принц бабёнку ублажит».
Вот, Ванюша, все – при деле. Один ты… «привык за победу бороться»? Ну и давай. Сам. Без ансамбля. Потому что есть вещи, которые тебе ну край нужно найти в этом мире.
Типовой попаданец или фентазийник, вляпавшись в своё «ничего себе!» обычно отправляется искать какой-нибудь «фигурный болт». Какой-нибудь «жезл смерти», или «палку вечной жизни», или «кольцо всевластия», или «врата бессмертия»… Какой-нибудь артефакт или «заколдованное место».
И пошёл квест. Правила тут довольно понятные: нужно найти мечника, лучника и колдуна. Этот набор позволяет компенсировать тотальную безграмотность и «рукосуйство» ГГ.
Другой известный пример комплекта «предметов первой необходимости»: негр, женщина и собака. Уровень соображалки и «преданности общему делу» всех членов группы – примерно одинаковы. Но формы выражения несколько различаются. Негр, например, не облизывает ГГ в минуты опасности. В таком «суповом наборе» уже ГГ суперменничает и этим гасит бестолковость своих попутчиков.
Варианты не новы, отработаны ещё в древнегреческих трагедиях. Оттуда и специфический термин: «бог из машины». Древние греки запутывали своих зрителей так, что единственным выходом из громады несуразиц сценического повествования было появления божественной фигуры, которая спускалась сверху на верёвках через систему блоков («машину») и громогласно объясняла зрителям – «что мы конкретно имели в виду».
Свой квест я уже прошёл – когда бежал из Киева в Рябиновку. «Буратино». Со стремительно курвящейся «мальвиной», склонным к запою отставным гриднем – «артемоном» и тоскующим «пьеро» – разорившимся купцом.
«Идёт суд над Карабасом-Барабасом. Встаёт Мальвина и сообщает:
– Карабас – извращенец. Он делал мне неприличные предложения.
Встаёт Пьеро и уточняет:
– Карабс – гей. Он и мне делал неприличные предложения.
Встаёт Артемон:
– Карабас – зоофил. Ну, вы понимаете – о чём я…
Встаёт адвокат и возражает:
– Ну что вы, господа! Карабас-Барабас – очень приличный человек, он очень любит природу…
Буратино – сам себе:
– Вот только этого мне ещё не хватало!».
Хорошо хоть, мой Карабас-Барабас – в Киеве остался. А не бросился за мной в погоню в поисках «золотого ключика»… Или, скорее, «замочной скважины»…
А так-то всё по законам жанра. И артефакт у меня есть, называется – «дрын берёзовый». Вот, добежал до «замка доброго волшебника» и понеслось… «Кольцо всевластия» в формате усадебной ямы-поруба, маленькая шашечка – в роли «жезла смерти» и «врата бессмертия» – в виде чёрного хода на Рябиновской поварне…
Ладно, отбился, не завалился, усыновился… Квест закончен успешно, можно ставить точку. В смысле – жить спокойно.
И никто не говорит, что собственно после квеста и начинается самое интересное. «Жизнь» – называется. Другой близкий по смыслу термин: «стипль-чез по минному полю».
Марк Твен насчёт «где точку ставить» очень чётко понимал:
«Когда пишешь роман о взрослых, то наперёд известно, где надо поставить точку, – на свадьбе; а когда пишешь о детях, приходится ставить точку там, где это всего удобнее».
Ну, вообще-то, правильно: каждый роман представляет собой квест, конечной целью которого является помещение «палки жизни» во «врата бессмертия».
Понятно, возможны вариации. У Пушкина, например, в «Руслане и Людмиле» всё куда круче обычного стандартного романа: поэма со свадьбы – начинается. Правда, свадьбой же и заканчивается. А какой квест между!
Тут я с Александром Сергеевичем солидарен: только после свадьбы настоящие приключения и случается. Новобрачная огребает экспириенса «по самое не хочу». А молодой муж бегает по миру как наскипидаренный. Мучаясь по ночам эротическими сновидениями с конкурентами-соискателями в главных ролях. Отчего и происходит у него непрерывный «бой с головой». Голова, получив смертельную пощёчину, отмирает и открывает измученной гормонами личности доступ к мечу – общепринятому фаллическому символу. Вцепившись в свой… символ двумя руками – двуручный же! – обезголовевшая психика отправляется на поиски женщины. Понятно, что его противник, обладатель бороды – символа мудрости и преклонного возраста, проигрывает «бой за осеменение» обладателю символа фаллоса.
«Там на глазах перед народом
Через леса, через моря
Колдун несёт богатыря».
Процесс такого «поноса» называется «смена поколений». Пока самцы меняются – дама примеряет шапки и играет в прятки. У Руслана – это «второй подход к снаряду». Более успешный. Странно, что Пушкин не последовал нормам Олимпийского комитета – должна была быть ещё и третья попытка.
А как быть мне? «Мальчик»? Тельце-то подростковое. Добежал, спрятался… Расти себе спокойно, учись, ума-разума набирайся, батюшку слушай, бога не забывай, прогрессируй себе помаленьку…
«И привольная, и праздная
Жизнь покатится шутя…
– Эка песня безобразная!
Няня! Дай-ка мне дитя!»
Тут и никакого «проезжего городского» не надо. Тут же «Святая Русь»! Тут просто за раками на речку сходить… С моими-то талантами… И любопытные зрители могут спрашивать уже лично у Велеса: «а был ли мальчик?».
Ну, положим я – не мальчик. И это тело – уже «не мальчик», а по мозгам… ну совсем «не мальчик». Взрослый? «Поставить точку на свадьбе»? Типа «женился – дальше не интересно»? Или: «женат? – Жизнь кончилась».
У меня другая точка зрения: только после этого жизнь и начинается. Потому что семья и есть «команда по выживанию в этом мире». Эх, мне бы какую-нибудь Василису Премудрую найти. «Вышла она замуж за Ивана-дурака и стала прозываться – Василиса Дурак». И жить – «в урагане по имени Ванька»…
Нет уж, для свадьбы мне по тельцу – ещё рано, а по мозгам – уже поздно.
Поэтому для личного выживания нужно формировать команду, основанную на других принципах. Вместо всяких спящих красавиц, говорящих тотошек, заколдованных железяк, свитков с секретами и ларчиков с сокровищами – мне нужны люди. Толковые, работящие, умелые люди. Как их тут найти? И как убедить их делать нужное мне? Нанять? Серебро-то у меня в усадьбе имеется.
Можно выйти на торжище и закричать:
– А кто тут кузнец-молодец? А скорняк – не дурак? А кирпичник – не на один птичник? А шерстобит-сукнодел, кто на этом зубы съел? Подходи-налетай, даром время не теряй! Мастеров сыскать хочу – подходи, озолочу!
Кричать по-зазывальному я умею. А вот будет ли от моего крика толк? В приличном обществе этот вопрос решается наймом соответствующего специалиста. Обращаешься, например, в рекрутовую контору. Описываешь – что именно тебе нужно. Проводишь несколько собеседований, с подобранными профессионалами в части рекрутинга, кандидатами. Выбираешь наиболее подходящий экземпляр и – вперёд. Договор – типовой, должностные обязанности – интуитивно понятны. Существует законодательство, общепринятые нормы и традиции. Можно расписать подробнее, как в Штатах делают – договор найма на 80 листов.
Здесь всякий договор называется «ряд». Фольк даёт устойчивую цепочку ассоциаций: «рядиться-биться-судиться». Или вот так: «Стали между собой рядиться – и дорядились: и корм сгнил, и скотина полегла». Мне такие договорные отношения – даром не нужны.
А какие нужны? Я же не знаю – что они в свои «ряды» вписывают! А и увидев образец – не понимаю, что для туземцев – само собой разумеется. «Неразглашение информации, полученной в ходе исполнения должностных обязанностей» – это здесь как? «Само собой»? А то у меня всякие «инновушки» в голове бродят – для меня это условие важно. Патентного права здесь нет, авторского права здесь… как в Рунете. Да ничего здесь нет! Даже «право частной собственности – священно» – уже из французской революции. Здесь у человека только одно неотъемлемое право: помолиться перед смертью. Ну и как на этом строить трудовые отношения?
Основная форма отплаты в «Святой Руси» – повремёнка, подёнщики. Вроде бы – чего проще? Рабочий день – почти как у вампиров: от заката до рассвета. В смысле – наоборот. А как быть зимой? Когда день короткий? А при работе в помещении? Мне там шинделей моих понаделать надо будет… От звонка до звонка? А кто звонить будет? А как с работой по выходным? А по двунадесятым праздникам? Для обжига кирпича надо бы организовывать непрерывное производство. А как здесь? Как у евреев: суббота – священный день? И для обязательных работ, типа ухода за скотиной или топки печей зимой, нужно нанимать прислугу из православных. А мне кого нанимать?
Суды здешние производственных конфликтов не рассматривают – в «Русской правде» эта тема не прописана. Поэтому всякий трудовой спор, возникший хоть бы и не по злобе, а просто по взаимному непониманию, быстро переходит от «рядиться» к стадии второй: «биться». С мордобоем и поджогами. Потом стадия третья: с уголовщиной – «пожальте в суд». «Пока трупа нет – говорить не о чём». Законодатели…
У Тургенева в «Убежище Монрепо» есть такой пассаж:
«Помнится, у Бажанова говорится, что двое рабочих, при двух исправных плугах, легко могут вспахать в день казённую десятину. Но ежели они не вспашут – как с этим быть? Доказывать ли, с Бажановым в руках, что священный долг каждого рабочего – вспахать не менее полудесятины? – но они ответят на это: „Итак не гуляли“. Броситься ли на тунеядца с распростёртыми дланями и скверным словом на устах? – но он, как человек, сознающий себя героем вольного труда, пожалуй, сам даст сдачи».
Много раз в жизни приходилось слышать фразы типа: «если бы мне платили вдвое больше, то я бы тогда работал. А так – день прошёл и ладно». Ерунда. Вот сидит человек, получает гроши. И тут ему говорят: платим вдесятеро. Но нужно не сидеть, а бегать. Согласен? – Он-то сам, может, сдуру, и согласится. Но восемь часов непрерывного бега после года, например, отсиживания – смерть ещё до обеда.
Другой пример. Человек привык воровать. «Поднимем им зарплату, и они перестанут». Не перестанут. Как не переставали воровать продукты советские эмигранты в Нью-Йорке, устроившись на место повара в каком-нибудь тамошнем ресторане. Как требуют «откатов» менеджеры частных фирм в Демократической России. Не в государственных – в частных, будучи их совладельцами. Как всё шире распространяется коррупция, государственное вымогательство российских чиновников, не глядя на повышение зарплат. Как не перестают тунеядничать двое «тургеневских» работников. Они же не повышения оплаты требуют! «Итак не гуляли»… Вот же, не крепостные – «герои вольного труда». Но работать вольно, по добровольному договору – не хотят. А при давлении – «пожалуй, сам даст сдачи».
«Пусть ворует – лишь бы дело делал»… Не будет такой… «работник» – «дело делать»: человек един во всех своих проявлениях. Привыкший обманывать в деньгах, начнёт обманывать и в делах. Хотя бы просто для того, чтобы сэкономить свои силы и время.
«Эти-то уже наворовались. Новые-то больше воровать будут». Ощущение «я – наворовался» – человеку несвойственно. В этом процессе – всегда есть куда расти. А вот ощущение «воровать – нормально» возникает очень быстро и устанавливается навсегда. «Все так делают. И раньше так было».
«Идёт собрание колхозников. Председатель докладывает о результатах:
– У позапрошлом годе мы посеяли 100 га конопли. И всё тля пожрала. У прошлом годе мы посеяли 200 га конопли. И опять всё тля пожрала. У нонешнем годе мы посеем 500 га конопли. И хай та тля подавиться».
«Тля» не подавится – она размножится.
У меня к этим «общечеловеческим ценностям» здесь добавляются специфические, средневековые. В третьем тысячелетии 90 % трудоспособного населения работают по найму. Мы все как-то это понимаем. Примерно представляем, что означают те или иные слова: оплата больничного, отчисления в пенсионный фонд, компенсация инфляции, восьмичасовой рабочий день… Здесь этого нет. Напрочь. Есть подённая оплата. Вот её и реализуют тургеневские пахари.
А есть ещё чисто местные, локальные заморочки. Маркс в «Капитале» пишет, что и в середине 19 века в индустриальной Англии разброс в размере оплате в разных местностях составлял разы. Восходя к уровням, сложившимся в графствах в 12–14 веках. Да что там Англия! Этому городку, Елно, князем налог установлен «… и лисица». Почему лисица? Почему не серебро или какая-то другая шкурка, или товар? Как пересчитывать, например, шкурку рыси в шкурку лисицы?
Оплата работника традиционно идёт или серебром, или хлебом. Хлеба у меня нет. Примут ли наёмные работники серебро? По какому курсу? В 17 веке Россия, проиграв войну шведам, обязуется выплатить им контрибуцию. И в Пскове начинается мощное восстание против Московского государя. Потому что Москва, проиграв главное, «честное» дело, пытается «жульничать по мелочи». Сумма контрибуции определена в серебре, а вот поставка шведам должна идти хлебом по ценам Псковского рынка. И московское правительство посылает боярина срочно скупить хлеб во Пскове, поднять цены и, тем самым, объегорить шведов в количестве пудов. Но простой-то народ таких стратегически-мошеннических замыслов не понимает. Он видит, что в награду за проявленный в войне героизм, правительство собирается заморить его голодом. И недавние русские патриоты из Пскова и из Москвы старательно бьют друг другу морды. С привлечением воинских соединений и смертельными исходами.
Это – по оплате. Второй типовой пункт здешнего договора найма – корм. Кто-нибудь их попаданцев эту проблему решал? Рассчитывал необходимые рационы? Какой, сколько, чего… Ну нет в моё время у работодателя обязанности кормить работника! В крайнем случае: «согласно действующих санитарных норм». Кто-нибудь знает: какие они, эти нормы, в «Святой Руси»?
«Русская Правда» в «поконе вирном» даёт нормы содержания вирника и его команды при проведении следственных мероприятий на месте преступления. Остальные… согласно обычаю. Отдача – столетиями: формулировка «дать в кормление» в русской истории – основание для сотен бунтов, для десятков тысяч убитых и искалеченных. Несколько веков чуть ли не ежегодно на Руси, и Древней и Московской, где-нибудь начинается свара. С мордобоем и поджогами, как минимум. Из-за корма.
Три относительно свежих примера уже из Российской Империи.
Восстание на броненосце «Потёмкин». Официальная причина – червивое мясо. Хотя корабельный врач выдал положительное заключение. Из-за отсутствия холодильной техники «мясо с червями на кораблях Черноморского флота в те времена было явлением нередким, всегда обходилось без конфликтов…».
Ленский расстрел 1912 года. Всё началось с того, что на стол в заводской столовой подали варёный половой член жеребца. Состав супового набора в «договоре найма» не оговорён. Но… хоть бы покрошили… кухарки…
Третий – уже Первая Мировая война. На броненосцах, стоящих в Гельсингфорсе, объявляется «угольная тревога». Матросики, замотав себе головы и между ног тряпками от угольной пыли, таскают мешки с углём с берега в угольные ямы своих линкоров. И получают, «по обычаю», после этой тяжёлой работы, праздничный обед. С гречневой кашей. А не с картошкой, как «по обычаю» в том моменте времени, в том месте, должно быть. Картошка считается более «продвинутым», более праздничным блюдом. Поскольку более трудоёмка в готовке и более капризна при хранении. И на кораблях эскадры, в зоне боевых действий, начинаются массовые беспорядки военнослужащих. Скажи моим современникам, что картошка – это праздник, это награда за тяжёлый грязный труд, а гречка – нет… И за эту разницу можно пойти под военный трибунал… Наплевав на «Веру, Царя и Отечество»… Не поймут ни по одному пункту.
Ладно, предположим, что мои здешние «старшие товарищи» вправят мозги малолетке-бестолковке, и кое-какой типовой договор мы сконструируем. С кем его заключать? Где взять столь необходимых мне наёмных работников? Без которых и экзотический слоган: «Смерть курной избе», и куда более простая и типовая для этого 12 века задача: «Рябиновка – усадьба боярская, образцовая» – одно суесловие и воздуха сотрясение.
Я не могу, подобно Диогену, выйти на рынок среди белого дня с факелом и криком «Ищу человека!». Не поймут-с. Да и смысл другой, не диогеновский: мне нужны не образцы высокой морали для подражания, а профессионалы в нескольких областях деятельности.
Каждый попаданец – дилетант. Не знаю, насколько мои «коллеги по цеху» это осознают, но мы все – неучи. Мы хуже «кухарки, которую научат управлять государством». Потому что она хоть умеет профессионально кухарить. Вот на этой идиотской корявой святорусской кухне. А нормальный попаданец не владеет ни каким серьёзным профессиональным умением вот этого среднего средневековья. Я об этом очень погрустил в самом начале. Как осознал, так и грустанул. Но тогда-то я искал место в этом мире для себя лично, а теперь мне нужно найти профессионалов в свою команду. А я даже не знаю – как их отличить!
Был у меня как-то серьёзный конфликт с одной московской фирмой. Поругались мы тогда основательно, и их босс выдал чёткую формулировку:
– Я очень мало понимаю в ваших профессиональных игрищах. Поэтому я и не принимаю решений по вашим профессиональным вопросам. Поэтому я и профессиональных ошибок совершить не могу. Единственное, в чем я понимаю – люди. И ошибиться я могу только в людях. Поставив «не того человека». А ты – «тот человек»?
А для меня здесь всякий человек – «не тот»! Я же в этих людях не понимаю! Не в смысле общефилософском: «чужая душа – потёмки», а в смысле аутизма: «неспособен к полноценному социальному общению и не может интуитивно почувствовать состояние другого человека». А как я могу «интуитивно почувствовать» чувства и мысли человека, у которого «клейма бедности, несчастья, унижения, обид, которые обесчеловечивают человека и превращают его в преданного покорного раба, радующего взор своего господина» – врождённые? Прямо на лбу написанные. Для которого Велес и Власий – консультанты по удойности и привесам. У которого в каждой луже – по водяному, в каждом лесу – по оборотню…
Есть куча народа, которые начнут гнуть пальцы и фыркать: «А зачем нам его душа? Лишь бы он дело своё делал». Глупость. Так не бывает.
Простенький пример: прекрасный водитель, профи. Но 5-го и 20-го – «в грязь». И тут вам именно пятого и надо ехать. А на восьмое, соответственно, можно заказывать венки?
Другой пример: отличный врач, великолепный детский диагност. Профессионал высшего класса. Но – педофил. Вам нужен такой работник?
«Сапожник? – Прекрасный богобоязненный человек. Каждый постный день ходит в церковь». Если кто не знает – в православном календаре не-постных дней за год – от 60 до 80. А церковь у нас за 20 вёрст. Когда ему работать-то? Ну и зачем мне такой мастер? Такой… богобоязненный…
Ладно – душевные, коммуникативные, личностные, общественные… качества. Я не могу оценить профессиональные навыки ремесленника! Всё, что они делают – на мой взгляд – дерьмо. Как поёт Семён Слепаков:
«Купи говно и поддержи Россию.
Купи говно, ведь ты же патриот.
Купи говно и поступи красиво.
Купи говно – толкни страну вперёд».
За исключением нескольких, довольно редких, образцов ювелирной, оружейной, культовой продукции, всё остальное здесь выглядит тем, чем оно и является – самодельным лепежом.
Как говаривал дон Румата Эсторский:
– С высоты моего происхождения разница между королём Арканара и каким-нибудь арканарским простолюдином – просто незаметна.
Так и у меня: разница между лепежом ручной работы и продуктом индустриального массового производства – по глазам бьёт. А вот между изделиями хорошего ремесленника и ремесленника плохого… чуть лучше, чуть хуже… Верёвочкой подвязанное, ремешочком примотанное, на коленке слепленное…
Румата там добавил:
– Я бы мог купить весь ваш Арканар, но мне не интересны помойки.
А у меня тут просто ничего другого нету!
