Текст книги "Рыба красного цвета. История одной тайной войны"

Автор книги: Уоррен Хинкл

Соавторы: Уильям Тернер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

ФБР с готовностью подчинилось, установив суровую слежку за Джанканой, которая вскрыла еще один подводный камень – амурную историю как раз для бульварных газеток. Некая женщина по имени Джудит Кемпбелл регулярно звонила в Белый дом из чикагской квартиры гангстера. Далее обнаружилось, что звонила она самому президенту. Мисс Кемпбелл была представлена Джону Кеннеди Фрэнком Синатрой и, по ее собственному признанию, встречалась с ним на протяжении нескольких месяцев. Однако неизмеримо более огорчительным был тот факт, что подружка президента продолжала одновременно видеться и со своими старыми приятелями из мафии – Джанканой и Роселли. Нетрудно представить, к каким неприятным последствиям могло все это привести.

В феврале 1962 года Эдгар Гувер забил тревогу, информировав обо всем Бобби Кеннеди и помощника президента Кеннета О’Доннелла. Через месяц директор ФБР устроил неофициальный завтрак для Джона Кеннеди, во время которого, вероятно, они и обсудили эту проблему. Согласно докладу специальной сенатской комиссии 1975 года, «последний телефонный контакт между Белым домом и подругой президента имел место через несколько часов после завтрака».

И если на этом с мисс Кемпбелл было покончено, то немаловажная проблема Джанканы оставалась нерешенной: вполне вероятно, что в случае судебного преследования он выложит все, что знает о любовнице президента. Последовала кропотливая работа, направленная на то, чтобы заставить ЦРУ расхлебывать эту кашу.

На следующий день после завтрака с президентом Гувер направил Эдвардсу меморандум, в котором извещал, что министерство юстиции хотело бы знать, будет, ли ЦРУ «возражать или нет против возбуждения уголовного преследования» за установку подслушивающего аппарата против Мэхью и того, кто был непосредственным исполнителем. Имя Джанканы в меморандуме не упоминалось. Ответ Эдвардса можно было предсказать заранее. ЦРУ будет возражать, поскольку, как докладывал потом Гувер, «преследование Мэхью, несомненно, приведет к разглашению совершенно секретной информации, связанной с неудавшимся вторжением на Кубу в апреле 1961 года, в результате чего будет нанесен огромный ущерб правительству Соединенных Штатов».

Вооруженное этим затрагивающим «национальную безопасность» протестом, министерство юстиции уведомило ЦРУ, что не предвидит «серьезных трудностей в прекращении судебного преследования». Никаких трудностей, естественно, и не возникло. Именно в этот момент Бобби Кеннеди вызвал Эдвардса на ковер для объяснений по поводу того, как ЦРУ ухитрилось спутаться с мафией. Во время этой беседы Кеннеди узнал и о заговорах с целью убийства. И хотя Билл Харви передал Роселли содержащие яд таблетки всего двумя неделями раньше, Эдвардс заявил Роберту Кеннеди, что ЦРУ от проектов убийства отказалось. Так что поводом для ярости Роберта Кеннеди послужило лишь то, что его не информировали о Джанкане. Он не осудил политические убийства как аморальные, не запретил ЦРУ иметь дело с мафией в дальнейшем. Он просто потребовал, чтобы ему сообщили первому, если ЦРУ опять свяжется с гангстерами. «Я настаиваю на том, чтобы вы держали меня в курсе подобных дел»,– цитировал Эдвардс Роберта Кеннеди.

Эдвардс понял, что сам себя загнал в угол, но теперь уже не мог повиниться министру юстиции в обмане. Вернувшись в Лэнгли, он вызвал Харви и в общих словах изложил ему содержание беседы. Однако, дабы обезопасить себя, Эдвардс пишет служебный, меморандум, в котором заявляет: «Сегодня меня посетил мистер Харви. Он дал понять, что отказывается от каких-либо планов использовать объект (Роселли) в будущем». Харви узнал об этом документе только во время допроса в специальной сенатской комиссии в 1975 году. Его возмущение не знало границ. Он тут же объявил, что «это неправда, и полковник Эдвардс энает, что это неправда».

Цель подобной фальсификации – продемонстрировать, что Эдвардс «уже не несет ответственности», если операция сорвется.

Буквально через несколько дней Харви получил первое донесение от Роселли о ходе операции: таблетки и оружие благополучно переправлены на Кубу. В июне гангстер сообщил об отправке туда группы из трех убийц, а в сентябре – о готовности второй группы проникнуть в Гавану и попытаться внедриться в охрану Кастро. «Лекарство» – имеются в виду таблетки – по-прежнему находится на Кубе «в целости и сохранности».

V

Выходящая в уругвайском приморском курортном городе Пунта-дель-Эсте ежедневная газета «Диа» однажды февральским утром 1962 года преподнесла читателям интересную новость: «Посол Моррисон представил отчет о расходах за день: завтрак – 1,5 доллара; такси утром – 2 доллара; второй завтрак – 2,5 доллара; такси днем – 3 доллара; обед с министром иностранных дел Гаити – 5 ООО ООО долларов».

Речь в заметке шла о представителе Соединенных Штатов в Организации американских государств (ОАГ) Делессепсе Моррисоне. Несколько дороговатый обед на самом деле был обязательством перед Гаити построить в Порт-о-Пренсе современный аэропорт. А фактически это было взяткой за то, чтобы Гаити проголосовало за исключение Кубы из ОАГ. Именно на Делессепса Моррисона администрацией Кеннеди была возложена немаловажная задача – изолировать Кубу от других государств Западного полушария. Выполнение этой задачи в ходе тайной войны требовало как наступательной дипломатии, так и некоторых закулисных махинаций.

Хотя Моррисон и носил титул посла, фактически же он был у Джона Кеннеди «разъездным аварийным монтером». После убийства Трухильо он оказался в Сьюдад-Трухильо, где по поручению Джона Кеннеди лично присматривал за тем, чтобы сын Трухильо при разделе власти, не дай бог, не подпустил коммунистов к «сладкому пирогу».

В августе 1961 года Моррисон возглавлял делегацию Соединенных Штатов на сессии Межамериканского экономического и социального совета в Пунта-дель-Эсте. Главной ее темой был Союз ради прогресса[62]62
  Союз ради прогресса – правительственная программа США предоставления помощи странам Латинской Америки, предложенная в марте 1961 года президентом Кеннеди и принятая в августе того же года 20 латиноамериканскими государствами; инструмент экономического шантажа и укрепления влияния США в странах Латинской Америки.


[Закрыть], который, как обещал Джон Кеннеди, «поможет свободным людям и свободным правительствам сбросить оковы нищеты». Было намечено в первый год существования Союза оказать экономическую помощь в размере миллиарда долларов – ожидалось, что такая соблазнительная приманка окажется неотразимой для слаборазвитых стран. Повесив перед их носом столь солидную золотую морковку, Соединенные Штаты рассчитывали нанести сокрушительный удар по широко распространенному в Латинской Америке мнению, что, как сформулировал Эдлай Стивенсон[63]63
  В тот период постоянный представитель США в ООН.


[Закрыть] после своей ознакомительной поездки в июне, «кубинский крестьянин обрел свое место под солнцем»,

В составе американской делегации был и Ричард Гудвин, автор речей Кеннеди, который стал в Белом доме «специалистом» по Латинской Америке. Моррисон любил повторять анекдот о Гудвине: вскоре после того, как Гудвин пришел в Белый дом, он как-то остановил одного из журналистов и спросил: «Меня собираются назначить на высокий пост в Латинскую Америку. Не посоветуете ли, какие стоящие книги прочитать?»

К неудовольствию Моррисона, его молодой коллега проявил интерес к Че Геваре, главе кубинской делегации.

«Хотел бы я знать, чем он дышит»,– обронил Гудвин, наблюдая за Че, окруженным толпой восхищенных поклонников в фойе перед залом заседаний.

«Дик, я бы держался от него подальше,– ответил Моррисон неодобрительно.– Мы просто не должны иметь ничего общего с этой компанией».

«Ну, не знаю, не знаю,– гнул свое Гудвин, жуя сигару.– А мне все равно интересно, что за личность эта борода».

Гевара пошел ему навстречу. Во время пленарного заседания он передал коробку кубинских сигар, украшенную национальным гербом. «В ней лежала написанная по-испански записка от Че,– вспоминает Гудвин,– Там говорилось: „Поскольку у меня нет визитной карточки, приходится писать от руки. Поскольку трудно говорить с врагом, я протягиваю руку”».

Позже, на приеме, устроенном для делегатов конференции представителем Бразилии, Че пригласил Гудвина в отдельную комнату. Гевара улыбыулся: «Будем вести эту встречу, как враги на нейтральной территории или как два частных лица, желающих обсудить общие проблемы?»

«Как враги, – ответил Гудвин, – Хочу также напомнить, что я не уполномочен говорить от имени президента Кеннеди или от имени американского народа».

Че выразил желание вести переговоры с Соединенными Штатами без предварительных условий, однако Гудвин сомневался, что администрация Кеннеди на это согласится. Че Гевара объявил, что Куба не вступает ни в политические, ни в военные союзы ни с какой страной, и никогда не вступит, если США возьмут на себя обязательство не предпринимать нового вторжения. Их беседа длилась час.

Моррисон осудил эту закулисную встречу, которая едва не разрушила все его планы добиться «исключения Кубы Организацией американских государств из межамериканского сообщества». После беседы с Гудвином Че тайно встретился с президентом Аргентины Фрондиси и призвал к сосуществованию. Каким-то образом об этом стало известно, произошел невероятный скандал. Отбиваясь от нападок, Фрондиси упрямо твердил: «Если Соединенные Штаты сочли возможным встречаться с майором Геварой, как мог отказаться я?»

Конференция в Пунта-дель-Эсте завершилась принятием странами – членами ОАГ хартии Союза ради прогресса. Ставя подпись за Соединенные Штаты, Дуглас Диллон, щепетильный делец с Уолл-стрит, занимавший пост министра финансов, предупредил, что Куба не получит никаких денег до тех пор, пока находится «под контролем иностранной державы, а именно Советского Союза».

Докладывая Джону Кеннеди о своей поездке, Гудвин передал ему коробку сигар, подаренную Че Геварой, «Он взял одну и начал ее раскуривать, – вспоминал Гудвин. – Потом посмотрел на меня и сказал: „Первую сигару должен был выкурить ты”».

Кубинский консул – в Буэнос-Айресе, карьерный дипломат Виталио де ла Торре неожиданно подал в отставку после того, как много лет занимал свой пост – при режимах Прио и Батисты. Из сейфа посольства Кубы он прихватил 82 документа, которые и передал эмиссару «Кубинского революционного совета» в Майами. Документы до мельчайших деталей подтверждали существование разработанного в Гаване плана свержения правительства Фрондиси путем внедрения мятежников в деловую и политическую жизнь Аргентины.

«Кубинский революционный совет» придержал документы, намереваясь использовать их с максимальным пропагандистским эффектом во время государственного визита Фрондиси в Соединенные Штаты. Однако за неделю до выезда аргентинского главы государства выходящая в Буэнос-Айресе газета «Насьон» опубликовала пространную статью, иллюстрировав ее фотокопиями документов.

Статья вызвала бурю возмущения против Кубы, однако революционное правительство заявило, что документы подделаны кубинскими эмигрантами, действующими в союзе с ЦРУ. Так оно и было. Подделка этих документов явилась началом кампании, ставившей своей задачей «доказать», что Куба «экспортирует» революцию, осуществляя подрывную деятельность против стран ОАГ. Главной же целью было помочь Моррисону добиться исключения Кубы из ОАГ.

Однако «Авансе», журнал кубинских контрреволюционеров, ненароком сболтнул лишнего. Он сообщил, что де ла Торре предпочел просить политического убежища, нежели подчиниться распоряжению Гаваны встретиться с Че Геварой во время предстоявшей конференции в Пуп-та-дель-Эсте. Указывалось, что де ла Торре взял документы из консульства в тот самый день, когда подал в отставку, и передал их Тони Вароне, который «совершенно случайно» находился в это время в Буэнос-Айресе. Но настоящей уликой стало хвастливое заявление журнала о том, что де ла Торре уже более года был связан с кубинской эмиграцией в Аргентине. И если консул столь долго был агентом-двойником, то его побег с разоблачительными документами как раз накануне важнейшей конференции едва ли можно считать простой случайностью.

После исчерпывающих допросов де ла Торре государственный департамент США пришел к выводу, что документы «являются подлинными». Аргентина, пытавшаяся после Залива свиней придерживаться нейтрального курса, была настроена скептически. Она сама хотела тщательно изучить документы. «Кубинский революционный совет» передал аргентинцам фотокопии, но наотрез отказался представить оригиналы. Аргентина настаивала на том, что для экспертизы необходимы подлинники. В итоге «Кубинский революционный совет» передал 33 документа, которые, как он заявил, имеют прямое отношение к делу.

Аргентинских экспертов изумила грубость подделки. Лишь один из 33 документов соответствовал ранее присланным фотокопиям, но и на нем красовалась фальшивая подпись, да и отношения к делам государственным он не имел никакого. Тони Варона весьма бессвязно объяснял, что «Кубинский революционный совет» не выдал всех документов Аргентине, поскольку не доверяет ее министерству иностранных дел и не одобряет того, что между Буэнос-Айресом и Гаваной сохраняются дипломатические отношения.

В то же время Куба представила собственные доказательства подделки. 9 октября заместитель министра иностранных дел Карлос Оливарес, чья «подпись» фигурировала на многих документах, встретился в Гаване с главами ряда дипломатических миссий и подчеркнул, что обычно корреспонденцию подписывает не он, а глава министерства иностранных дел. Далее, указал Оливарес, когда министр иностранных дел Рауль Роа или он сам подписывает документ, их подписи скрепляются особой сургучной печатью. В дополнение к этому, подчеркнул он, перепутан порядок регистрационных номеров, что подтверждает книга регистрации министерства.

Аргентина объявила дело закрытым. В нем чувствовалось что-то знакомое: уж очень это все напоминало действия антикастровской группировки, которая год назад в Перу «выкрала» из кубинского посольства в Лимо письмо, «доказывавшее», что Гавана готовит в Перу мятеж. (Это было именно то самое поддельное письмо, с помощью которого Уильям Поули добился обещания предоставить перуанских морских пехотинцев для участия во вторжении в Заливе свиней. Ходили упорные слухи, что к изготовлению подложного письма приложил руку Говард Хант.)

Однако для Моррисона, посла Соединенных Штатов, подозрительные аргентинские документы были что чистое золото. 13 октября Перу по поручению Соединенных Штатов предложила созвать совещание министров иностранных дел стран ОАГ для обсуждения вопроса об исключении Кубы в связи с ее подрывной деятельностью. Моррисон направил письмо генеральному секретарю ОАГ, в котором поддержал позицию Перу, приложив к нему «вещественные доказательства». В этом качестве фигурировали поддельные документы.

Конференция в уругвайском курортном городе открылась 30 января 1962 года. С самого ее начала стало ясно, что легкой победы Моррисону ждать нечего. Он был откровенно разочарован, когда бразильский делегат «начал распространяться о „сосуществовании"», пользуясь аналогией: «Почему мы не можем считать для себя Кубу тем же, чем Финляндия является для Советов?» Мексика и Аргентина, которые вместе с Бразилией представляли две трети населения Латинской Америки, придерживались того же мнения. Моррисон, столь рьяно ратовавший за демократию, обнаружил, что должен обхаживать такие репрессивные режимы, как парагвайский, никарагуанский и гаитянский, чтобы заполучить необходимое для исключения Кубы большинство в две трети голосов.

Именно в этот момент Моррисон и устроил министру иностранных дел Гаити обед стоимостью в пять миллионов долларов. Гаити подала решающий голос за исключение Кубы.

Это был волнующий момент для Чепа Моррисона. Дин Раск произнес прочувственную речь, на глаза Моррисона навернулись слезы. «Должен признаться – никогда не был более горд тем, что я американец»,—заявил он.

VI

Ровно в 22 часа 30 минут 24 августа 1962 года два катера, на борту которых находилась группа «Директората», проскользнули под лучом радара, охранявшего Гаванский залив, потом мимо двух сторожевиков. Их целью была гостиница «Икар», расположенная на берегу в пригородном районе Мирамар. Подпольная организация «Директората» на Кубе донесла, что вечером каждой пятницы вновь прибывшие иностранные советники и технические специалисты встречались в пустующем театре «Бланката», потом пешком шли в близлежащую гостиницу «Икар», где проводили вечер. Частенько к ним присоединялся Фидель Кастро. Один из катеров был вооружен 20-миллиметровой пушкой. Другой – крупнокалиберным пулеметом. Если все будет хорошо, Кастро умрет под градом пуль и снарядов, не тут-то было.

«Все шло гладко, пока мы не подошли достаточно близко,– говорит Хосе Басулто, стрелок на катере «Хуапин».– Но тут дал течь один из запасных пластиковых бензобаков, и горючее растеклось по всей палубе. Мы не знали, что делать. Бензин плескался прямо под пушкой, а я-то уж собрался из нее стрелять. Теперь мы боялись, что из-за какой-нибудь искры при выстрелах мы все взлетим на воздух. Но Куба – вот она, рукой подать, мы зашли слишком далеко, чтобы отступать».

Медленно скользя по мелководью, катера вышли на ударную позицию. Налетчики уже различали силуэты людей в форме, расхаживавших взад и вперед перед гостиницей. Катера открыли огонь. Чехословацкий врач, гулявший по гостиничному газону, увидел цветные цепочки трассирующих пуль. «Стреляли они из рук вон плохо, и пули летели далеко мимо цели,– рассказывал он журналистам.– Но вскоре началось столпотворение, обитатели гостиницы в пижамах и ночных сорочках ринулись из здания на улицу. И паника представляла большую опасность, чем сам обстрел». Стены «Икара» зияли пробоинами от снарядов, в холле царил невероятный кавардак, но жертв не было.

Через пять минут катера пустились наутек. Бросившиеся в погоню кубинские реактивные самолеты потеряли их из-за плохой видимости, и налетчики сумели добраться до своей базы на островке Мэресен-Ки во Флориде. Кастро обвинил Соединенные Штаты в причастности к попытке покушения на его жизнь. Государственный департамент ответил, что инцидент является актом частных лиц, предпринятым без ведома правительства.

На деле же налет был тщательно спланирован и одобрен отделением JM/WAVE. Связи «Директората» с ЦРУ имеют давнюю историю. Во время революции его члены, большинство которых составляли студенты Гаванского университета, боролись при поддержке бывшего президента Карлоса Прио против Батисты в горах Эскам-брай. Открыв там своего рода второй фронт, они надеялись войти в Гавану прежде, чем это сумеет сделать Кастро. В период подготовки к вторжению в Заливе свиней группы внедрения, сколоченные из числа членов «Директората» и обученные Центральным разведывательным управлением, высаживались на Кубу, но там она оказывались буквально брошенными на произвол судьбы. 74 человека были схвачены: грузы, которые им обещали сбросить с самолетов, так и не прибыли. ЦРУ «никогда не обеспечивало обещанных нам поставок, никогда не делало того, что ему следовало»,– жаловался один из лидеров «Директората».

Хотя «Директорат» был обижен на ЦРУ, не тянуться к его «сладкому пирогу» он не мог. Один из служебных документов ЦРУ сетовал на непредсказуемость поведения группировки, лидеры которой выделялись только своей изворотливостью в добывании денег любыми путями. Однако «Директорат» располагал действенным подпольем на Кубе, а именно это имело жизненно важное значение для операции «Мангуста». ЦРУ обучало студентов шпионскому и диверсионному искусству в майамском мотеле «Модерн», а взрывным работам – неподалеку от крупной строительной, площадки. Затем их на катерах отправляли на Кубу.

Завершившийся с военной точки зрения полным провалом налет на гостиницу «Икар» тем не менее дал «Директорату» возможность устроить пресс-конференцию. Основатель «Директората» Хуан Салват, пухленький коротышка с детским личиком, который возглавлял дерзкую вылазку, и шкиперы катеров в мельчайших деталях поведали о своих «подвигах». Их рассказ был опубликован газетой «Нью-Йорк таймс». Герои «Директората» были приглашены в Вашингтон на аудиенцию к Бобби Кеннеди и Дику Хелмсу, мастеру «правдоподобно опровергаемого». Рекламная шумиха принесла щедрые пожертвования – в общей сложности около 200 тысяч долларов – и поддержку расчетливого Уильяма Поули. Бывший посол возлагал на «Директорат» большие надежды. Он и его друг Джастин Маккарти сумели уговорить нескольких своих хорошо обеспеченных знакомых пожертвовать средства: каждый из них согласился приобрести по катеру и взять на содержание его экипаж.

10 октября 1962 года Кеннет Китинг, сенатор-республиканец от Нью-Йорка, получавший разведывательную информацию от подполья «Директората», заявил, что он убежден в том, что Советский Союз разместил на Кубе наступательные ракеты. Через четыре дня «U-2», пилотируемый Рудольфом Андерсоном, кружил над Кубой на высоте 13 миль и производил аэрофотосъемку. Как только он приземлился на военно-воздушной базе Поулин в Техасе, кассеты с фотопленкой были переправлены самолетом в Вашингтон.

В то время, как специалисты хлопотали над отснятыми Андерсоном фотоматериалами, Рип Робертсон на базе Саммерленд-Ки близ Ки-Уэста проводил инструктаж экипажа катера, которым командовал Эухенио Мартинес. Их целью снова был медедобывающий комплекс Матаамбре в Пинар-дель-Рио. Если уничтожить гигантские башни-опоры канатной дороги, по которой руда доставляется в порт Санта-Лусиа, работа рудников остановится на целый год. Мартинесу и его людям внушали, что этому заданию придается чрезвычайное значение. «Вы или сделаете дело, – сказал им Робертсон, – или живыми не возвращайтесь».

На следующее утро, когда Джону Кеннеди докладывали, что произведенная Андерсоном аэрофотосъемка обнаружила русскую ракетную установку, Мартинес, экипаж его катера и восемь десантников отплыли с Саммерленд-Ки на 45-метровом корабле-матке ЦРУ «Эксплоурер II». В район Санта-Лусии они прибыли после наступления темноты. Мартинес переправил десантников на берег на своем катере, который привели сюда на буксире. Десантники поползли к башням-опорам, чтобы заложить взрывчатку С-4, но были обнаружены милицейским патрулем и под огнем отступили. Двое так и не вернулись на катер. Мартинес каждую ночь подбирался к берегу, надеясь – хотя с каждым разом все меньше и меньше – установить контакт с пропавшими без вести десантниками.

22 октября Мартинес вновь крался в сумерках к берегу, выжидая наступления темноты, когда его радист настроился на Майами и узнал, что президент Кеннеди будет выступать с речью. Мартинес и его экипаж слушали, как Кеннеди объявил о блокаде Кубы. Мартинес и его люди пришли в неописуемый восторг. Они были уверены, что вот-вот начнется вторжение на Кубу. Когда Мартинес вернулся с Саммерленд-Ки, сотрудник ЦРУ сообщил ему, что вторжение не за горами. Агент ЦРУ спросил, не вызовется ли Мартинес спрыгнуть с парашютом в родную провинцию Пинар-дель-Pиo перед приходом американских войск. Мартинес согласился.

Вооруженные силы США уже были приведены в боевую готовность. В начале месяца, когда сенатор Китинг выступил со своим заявлением, Джон Кеннеди на пресс-конференции обронил любопытную фразу: «Я против вторжения на Кубу – сейчас», вызвав смех присутствующих. Дела президента опровергли его слова. В зоне Панамского канала и на юге Соединенных Штатов были развернуты даже амфибийные дивизии, а Атлантический флот готовился к «учениям» в Карибском море. В день знаменитого полета «U-2» лидеры так называемого «Кубинского революционного совета» встречались с представителями Пентагона и государственного департамента. Как заявил Миро Кардона, они потребовали «массовой мобилизации всех кубинцев подходящих для военной службы возрастов», в том числе и вновь прибывших, «которые должны поступить на военную службу прежде, чем будут зарегистрированы в качестве беженцев».

По мнению Билла Харви, не было никаких сомнений в том, что ракеты придется убрать только силой. Он отправил на Кубу несколько групп агентов, приказав им готовиться поддержать американские военные операции. Когда об этом узнал Бобби Кеннеди, произошла ужасная сцена. Кеннеди считал, что самовольные действия ЦРУ могут сорвать переговоры с Москвой. Как деликатно потом сформулировал в показаниях специальной сенатской комиссии Харви, во время имевшего место «обмена мнениями» у министра юстиции «возникло множество возражений». Это навсегда рассорило Харви с братьями Кеннеди. Один из сотрудников ЦРУ говорил, что Харви «заработал еще одну плохую отметку за недисциплинированность».

После завершения «ракетного кризиса» Джон Кеннеди и не думал прекращать враждебных акций против Кубы.

Операция «Мангуста» была приостановлена, но только потому, что проводилась, по мнению Бобби Кеннеди, уж слишком «благовоспитанно». На заседании специальной группы накануне «ракетного кризиса» Роберт Кеннеди выразил разочарование отсутствием ощутимых результатов – два налета на рудники Матаамбре и те провалились – и пообещал уделять «больше личного внимания» операции. Расширенная специальная группа была заменена межведомственным «Кубинским координационным комитетом», которому поручили разработку секретных акций.

Важность этой новой меры была подчеркнута созданием внутри Совета национальной безопасности Постоянного комитета по делам Кубы, которому вменялось в обязанности подготовка будущих операций тайной воины. Председателем ее стал брат президента. Как выразился генерал Лансдейл, Бобби Кеннеди хотел устроить «трам-тарарам» на острове Куба.