Текст книги "Давай начнём все с начала (СИ)"

Автор книги: Ульяна Дагова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 38

– Моя девочка, – шепчу, утыкаясь в ее волосы,

– Твоя, – вторит она мне и обнимает, зарывается своими пальчиками в волосы. Приятно, если бы не одно «но». Запах, мне кажется, или Арина пахнет иначе? Поднимаю глаза, смотрю на лицо, скулы. Начинаю предполагать, что схожу с ума.

Сказать бы, что тебе ещё надо, Савелий.

Пришла, она сама пришла к тебе. Льнет, обнимает, вторит, признаёт, что твоя. Радуйся, но что-то не даёт вдохнуть, расслабиться, мерещится подвох, а она словно чувствует: гладит тело, целует, клеймит, шепчет слова любви.

Мозг начинает отключаться, я отвечаю на поцелуи, растворяюсь в ней. Она быстро расстёгивает свои пальчиками рубашку. На секунду отстраняется от меня, в комнату попадают отблески лунного света, и я замираю. Смотрю и понимаю, что не ошибся, это не Арина, не Армина Огнева.

Глаза, глаза не ее. У неё они зелено-голубые, аквамариновые, а тут голубые.

Перехватываю девушку и опрокидываю ее. Смотрю внимательно в лицо и ни черта не понимаю. Похожа, чертовски похожа, только губы немного пухлее, и глаза…

Ответа не надо, я и так знаю, кто перед до мной. Но что она сделала? Раньше была схожесть, но не такая. Со спины, в профиль можно было перепутать, но, если присмотреться, они были разными, сейчас же словно передо мной была Армина, моя жена.

– Черт побери, что ты сделала? – рычу, хватая ее за горло и всматриваюсь в лицо. Оно родное и неродное одновременно. Я начинаю запутываться, но смотрю на кожу.

Точно не Армина, темнее. Это явно Алина. Отпускаю ее горло. Она не злится, не обижается, по ее лицу струится одинокая слеза.

– Не угодила? – шепчет с отчаянием и вселенской болью в глазах.

Я сглатываю, мысленно считаю до пяти, чтобы не сорваться, не убить ее.

– Что ты сделала с собою? – счёт не помог, потому что сам морщусь от своего рыка.

– Пластику. Мы ведь похожи, теперь я её​полная копия. Похожа во всём. Ты скажи, только скажи, что мне сделать ещё. Я буду такой, какой ты хочешь. Голос… она говорит ниже, да? Я научусь.

Я смотрю на неё, и мне становится страшно от этого дурдома. Чем забиты ее мысли, что она творит? В голову закрадывается мысль, не болен ли случайно этот человек. Маниакальность поступков пугает, наталкивает на мысли, страшные и непонятные.

– Савва, – она тянет руки, пытается обнимать, смотрит на меня, молит.

А меня воротит, раздражают ее поступки. Хочется навсегда выкинуть ее из своей жизни. Сдерживаю себя в желании навсегда убрать ее, останавливает малыш. Маленький, неповинный ни в чем малыш. Он не виноват, что родители не любят друг друга, не нужны, не важны друг для друга.

Дети должна рождаться в крепких любящих браках. Смотрю на неё и жалею. Почему у нас с Арминой не получился малыш, наш малыш, наследник или наследница. Неважно, кто бы это был. Девочка, мальчик. Я бы любил этого ребёнка больше своей жизни. Осознание этого приходит именно сейчас. Обхватываю руками голову. Я,наверное, едва ли не впервые не знаю, что делать.

– Уйди, – говорю отстранённо, не глядя на девушку.

– Почему?

Не отвечаю, я банально не знаю, что ответить на такой вопрос. Не люблю, не интересна… По мне, это и так понятно. Но, видимо, я ошибаюсь.

До Алины не доходит. Она смотрит на меня. Глаза наполняются слезами, а мне противно. Родное лицо, в груди начинает печь от данного факта, но тут же есть и понимание. Это не она. Не Армина. Подделка. Может, хорошо сделанная, но это не она. Не моя девочка.

– Почему? – слышу опять вопрос.

Вновь не отвечаю, мой взгляд направлен в окно. Дождь льёт стеной. Природа будто олицетворяет бурю, творящуюся у меня внутри.

– Ответь мне, – ощущаю легкие удары в спину. Оборачиваюсь.

Алина замирает с поднятыми маленькими кулачками, а потом, не сдерживаясь накидывается на меня. Бьет не глядя, удары попадают в грудь, плечи, руки. Не больно.

Я ощущаю всю боль ее души. Вроде бы всёпонятно, ее чувства достойны хотя бы восхищения, но и его не вызывают, только раздражение. Ее можно сравнить с навязчивой мухой, от которой хочется отбиться.

Не знаю, сколько времени проходит, но я перехватываю ее руки, держу их вытянутыми, смотрю в глаза, полные слез, боли и обиды.

– Запомни: пластика, голос, походка, да, черт, что угодно. Для меня ничего не заменит в тебе Армину. Ничего, – выговариваю по слогам. – Есть такие ужасные понятия: страсть, похоть, любовь, наконец. А я не испытываю к тебе ничего, понимаешь или нет? Меня не интересуешь ты. Больше не приходи. Я не отказываюсь, ребёнка не брошу, но прекрати попытки. Не гоняйся за мной.

– Она ничего не может. Ребёнка родить не может, почему вы не сделали ЭКО?! Врачи сказали, чтобесполезно? Она словно мертвая. Ничего не может. А я могу. Посмотри на меня. Детей, я знаю, ты хочешь, так я рожу. Сколько? Кого ты хочешь, мальчика, девочку? Послушай меня, услышь, я умоляю, не бросай меня. Не бросай Сашу. Он твой, он даже похож будет на нее. Глаза, нос. Я очень похожа на нее. Ты сам нас перепутывал, бывали случаи. А девочку я могу. Я рожу, ты назовёшь ее Арминой, если захочешь. Я всёсделаю, скажи только, скажи.

Алина говорила, шептала, ластилась возле моих ног, а я потерялся в ее слова, в ее бреду. Она всёпридумала, всё решила, страшная девушка. Страшные поступки, роящиеся в ее голове.

Не знаю, в какой именно момент, что послужило спусковым механизмом, но я сдёрнул ее с кровати. Она упала на мягкий ворсистый ковёр, а я навис над ней. Она начала цепляться за руки, ноги, смотрела, молила, а я не понимал только одного: у неё совсем нет гордости? Встань, уйди. Я бы ушёл, Армина, уверен, тоже бы ушла. Она точно не стала бы терпеть такого унижения.

– Уходи.

– Нет, – я мать твоего сына, ты не посмеешь меня выгнать, я не она.

Рывок, и она поднята на ноги, а потом я потянул ее на выход. Вначале из спальни, потом из дома.

Охрана вышла на шум. Они непонимающее смотрели, как я тяну за собой девушку. Она плакала, пыталась отбиться, твердила как заведённая: «Я не она, я не она».

А для меня это было, как красная тряпка для быка. Я ускорялся от каждого ее слова сильнее.

– Выведи ее и больше никогда не впускайте, – бросил стоящему начальнику охраны.

– Я найду себе другого, слышишь, найду.

– Ну так выбирай, – кивнул на парней из охраны и ушёл в дом. Как же меня всё достало. Ее слёзы, вопли, попытки что-то доказать, попытки удержать ребёнком.

Женщины чертовски глупые. Они не понимают, что даже детей мужики любят по-разному. Ребёнок, напоминающий любимую женщину, автоматически будет любим сильнее. Ему многое будет прощаться. А если девочка, то это, считай, отражение любви. Она всем напоминает тебе ту, от одного взгляда которой тебя ведёт. Ты будешь видеть ее взросление, как она растёт, как всёбольше и больше становится похожей на любимую женщину. Даже в старости именно красота дочки будет тебе напоминать ваши былые чувства, историю вашей жизни.

Поднимаюсь в спальню, провожу пальцами по фотографии Армины. Какая она красивая, какая счастливая. Белоснежное платье оттеняет ее кожу, корсет приподнимает грудь. Какие красивые бы были дети, задумываюсь, смотря неотрывно на ее улыбку. Она всегда улыбалась, дарила мне свою улыбку и теплоту. С ней я чувствовал, что живу, дышу.

Поднимаю фото, сделанное не так давно издалека. Армина другая. Грустная, задумчивая. Ставлю рядом два фото и понимаю, что я виновен во всём этом. В отсутствии ее улыбки, слезах. Во всём, что происходит с ней. Но что сделать, я тоже не понимаю. Многие мужики изменяли, да и продолжают. Жены просто закрывают глаза, порой просят подарки повесомее. Так удобно, так проще. Закрыла глаза, и вот тебе новый Феррари или кольцо с бриллиантом.

Провожу по ее лицу и обещаю, что найду выход, он обязательно должен быть.

Глава 39

Я больше десяти минут сижу в кресле и смотрю на адвоката. Он листает толстую записную книгу в кожаном переплёте.

«Подумаем, к кому можно обратится за помощью! – так он выразился, огласив цену своего скромного вознаграждения.

А я сглотнула, увидев «скромную цену». Но не отказалась, я хотела развода. И если он мне его устроит, деньги я найду, плохо пока понимая, где их взять.

– Нет, не подойдёт, сидит по коррупции, – выдаёт адвокат, и что-то вычёркивает в книге, а я поднимаю глаза.

– Вы можете дать гарантии?

– Какого плана? – отрывается он от созерцания своей книги. – Что вас разведут?

Я киваю.

– Армина, я не буду лгать. Скажу вам честно: Савелий Громов – это не просто человек, это фигура. Деньги, связи, возможности – это всёпро него. С такими людьми, как он, живут и радуются. От них не уходят, больше скажу: боятся представить, что они уйдут или решат оставить. Я не учу вас жить, мне в целом неинтересна причина. Это сугубо ваши дела, но произвести развод будет сложно. Я не могу дать гарантий. Наши шансы на данный момент пятьдесят на пятьдесят. Я просматриваю знакомства, связи, чтобы увеличить шанс. Нам нужно найти такого человека весомее или равного Громову, который был бы за нас.

Я вздохнула, мне не нравился адвокат, который не мог дать полностью гарантий, мне не нравился Громов с кучей знакомств и связей.

Ранее мне, девочке из глубинки, это было в диковинку – яхты, личные самолёты, личные водители и прочие принадлежности богатой жизни. Сейчас же это отягощало. Я понимала и знала – адвокат прав. От таких, как Громов, сами не уходят, они бросают. Но и быть собачкой в этой истории не хотелось.

– И что предлагаете?

– Я берусь. Два-три дня на раскачку, подключим знакомства и, думаю, в конце месяца выйдем на суд.

– Я могу идти?

– Конечно. Буду рад видеть вас в скором времени, очаровательная Армина, – мужчина встал и поцеловал мою руку.

Престарелый Дон Жуан, подумала я. Не молодой уже, но поджарый, ухоженный, которому не дашь больше сорока пяти, но возраст выдают руки.

– Как дела, Ари? – увидела я выходящего из машины Армена.

– Привет, ты тут откуда?

– Надо к Соловью, недвижимость продаём его.

Я присвистнула, представляя его недвижимость, если он называет такие цены.

– Денег у него меньше, чем у Саввы.

Я фыркнула.

– Много запросил?

Я кивнула.

– Я помогу.

– Не надо, всё хорошо, разберусь.

– Одолжишь водителя? Опаздываю на собрание.

– Конечно, скажи только Косте адрес. А я пошёл, подпишем с ним договорчик, – друг смешно пожал руки.

Здание академии встретило тишиной. Детей сегодня не было, собирались только работники на совещание. Обсуждение новыхпрофстандартов, инвентаря, набор детей. Я не любила такие мероприятия. Они были больше для галочки.

Заняв место в самом конце, я села с ежедневником, наблюдая, как наполняется помещение работниками.

Через несколько минут появился директор. Стандартная речь вкупе с презентацией. Ничего нового. Кто-то задал интересующие вопросы.

А я осознала, что совсем не слушала, что говорили, о чем спрашивали. Как в трансе я рисовала шестиугольную призму, словно вновь находилась в своём физико-математическом классе.

– Армин, идёшь Или нарисуешь ещё пирамидку? – я приподняла глаза на Пашу, который рассматривал мой шедевр с лукавой улыбкой.

– Иду, – подмигнула я и закрыла ежедневник.

– Армиш, у меня к тебе просьба. Посмотришь? Я идеи накидал, но совет со стороны был бы идеален.

– Давай, только на днях. Я что-то…

– Не в кондиции, я понял.

– До встречи, моя богиня, – он смешно отвесил поклон. – Не забудь, ты обещала посмотреть.

Я кивнула и пошла на выход. Хотелось в пледик и горячего шоколада.

Но, покидая здание, я столкнулась с тем, кого не ожидала увидеть в ближайшее время, точнее сказать, я стала забывать его.

Глава 40

– Привет, Армина.

– Здравствуй, – шепчу, смотря на мужчину. Нет, он не изменился. Все такой же: молодой, высокий, привлекательный. Смотрит с обожанием, затаенным желанием. Перед глазами проплывёт его поцелуи объятия, признание.

– Это тебе, – протягивает он темно-красные розы.

Я принимаю их и благодарю.

– Не знаю, какие ты любишь, взял классику.

А я молчу о том, что люблю все цветы, кроме красных роз. Не знаю, почему, но красные розы не люблю.

Смотрим друг на друга. Молчим. Он, я. Не знаем, что сказать. Безумно чужие в эти секунду, и недалекие… чужие люди не делают такого, как мы друг с другом…

– Армина, я говорил тебе и повторю. Я поборюсь за тебя.

– Не надо, – говорю тихо.

– Ты любишь его? – начинает злится Георгий, а я качаю головой.

– Не люблю, никого не люблю. И себя не люблю, – говорю философски и смотрю на облака. Красивые, белоснежные они проплывают над нами.

– Так не бывает. Человек всегда кого-то любит.

– Возможно, но, думаю, никого не любить лучше, не будет больно.

Георгий хмурится, диалог не идёт. А я и не скрываю, что говорить не хочу. И, честно, даже не знаю о чем. О нашем сексе бессмысленно. Я решила навсегда закрыть эту тему. Было и было. Не плохо и не хорошо, лучше бы, если не было совсем. Кошмары сниться мне перестали. Савелий не появляется, охраны его не видно, можно наслаждаться. А лучше закрыть все свои проблемы. Развод, новый город, мой малыш, новая жизнь.

– Я могу хотя бы подвезти?

– Ну, подвези.

В машине мы сидим на заднем сиденье. Рука в лангете, водить Георгию нельзя, личный водитель медленно ведёт авто. Мы сидим в тишине. Одновременно близко и очень далеко. Несколько сантиметров друг от друга, а как будто целая пропасть. Я смотрю в окно, да, собственно, куда угодно, только не на мужчину. Я не знаю, как себя вести с ним. Он неплохой, просто не мой человек, не мой мужчина. Сама дала ему надежду, позволила больше, и теперь не знала, как вести себя с ним. Часто слышала выражение от девочек: вы ведёте себя так, как будто между вами был секс. Теперь я поняла значение этой фразы, определение этого поведения.

Вы и не близкие, и не чужие. Глупое ужасное состояние… всё ужесточалось тем, что Георгий хотел продолжения отношений, встреч, ночей.

– Красиво? – услышала я и повернула голову.

– Я про вид из окна, ты смотришь так увлечённо.

Я пожала плечами. Что сказать, правду? Будет грубо, промолчать глупо.

Есть мудрое выражение – если не знаешь, что сказать, лучше помолчи и посмотри по сторонам.

Мужчина ничего не ответил, только хмыкнул, а я вновь развернулась к окну. Ну не клеился у нас разговор, вот и все. А водитель, как назло, ехал медленно, а может быть, мне только так казалось.

– Я провожу, – остановил меня Георгий, когда мы подъехали к дому и я собиралась выйти из машины.

Мужчина открыл дверь с моей стороны, помог мне выйти и поцеловал в щеку. Медленно, элегантно коснулся губами моей щеки. А я замерла в это мгновение. Было ли мне неприятно? Нет, скорее, непривычно, неудобно, словно мы вновь переходим какую-то грань, словно я вновь даю ложные надежды.

– Спасибо, что подвёз, я пойду, – говорю я и отхожу на несколько шагов от мужчины. Так проще, так свободнее.

– Он понимает мои действия, руки сжимаются в кулаки, но он молчит. Идёт за мной, останавливается только уподъездной двери. Держит ее, чтобы я могла войти, а я замечаю Савелия. Он сидит в темном авто и внимательно смотрит на нас. Руки начинают холодеть. Что-то мне подсказывает, что он видел поцелуй. Становится страшно. Какие действия предпримет он на этот раз? Убьёт Георгия? Придёт ко мне выносить своими ударами дверь? Ожидать я не решилась. Подарила улыбку мужчине и скрылась в холле. Пусть разбираются сами.

Глава 41

Проходят долгие минуты, но ничего не следует. В дверь ко мне не ломятся, из окна, выходящего во двор, ничего не видно.

Я расслабляюсь, завариваю чай, но изредка всё же бросаю взгляд в окно. Во дворе никого нет, видны только макушки вековых дубов.

Мелодия звонка пугает, я напрягаюсь. Медленно, до чего медленно, буквально крадусь к двери. Замираю возле защелки. Открыть не открыть, посмотреть в глазок?

– Арин, открой, – слышу голос и замираю, обхватив живот рукой. Происходит это непроизвольно, автоматически. Качаю отрицательно головой, словно меня можно увидеть и отступаю на несколько шагов.

– Я ничего не сделаю, открой.

Я молчу, ничего не говорю, спускаюсь по стене. Сажусь на пол, он тёплый с подогревом, опираюсь о дверь, глажу живот. Это немного успокаивает, даёт ощущение защищённости, хотя я понимаю, что никакой защищённости нет. Если он захочет, войдёт. Дверь – это ненадежное препятствие.

– Маленькая, открой, мы просто поговорим. Я ничего не сделаю. Не скажу, не подойду.

Молчу, никак себя не выдаю. Просто слушаю. Его голос, как наждачка по сердцу. Больно, очень больно. Каждое ласковое, родное слово отзывается болью во мне, но встать и уйти не могу. Почему-то зачем-то слушаю. Отрываю одну руку и кладу ее на входную дверь.

– Ариш, – волоски встают дыбом от того, как он по-своему произносит «ш» и «р». Нежно, чувственно, но при этом с легкой толикой жёсткости. Так, как умеет только он.

– Савелий, Саввочка, – слышу женский голос, который заглушает его. Он что-то говорил мне, но его перебили. – Ты чего сидишь на полу? Ключи забыл? Давай ко мне, подождёшь Армину.

– Спасибо за предложение, но не стоит.

Следующие минуты проходят в тишине, Савелий ничего не говорит. Не обращается ко мне, можно бы предположить, что он ушёл, но я слышу его дыхание. Прерывистое, но такое знакомое.

Слегка приподнявшись, я дотягиваюсь рукой до защелки и тяну ее, дверь щёлкает и открывается.

Мы видим друг друга. Одинаковые позы, взгляд глаза в глаза. Секунда, и Савелий встаёт, оказывается рядом. Я неуклюже поднимаюсь и отступаю. Вспоминаю его глаза, затуманенные кровавой поволокой.

«Я его убью» – слышу будто наяву его рык.

Он замечает мои движения и останавливается. Смотрит на меня, а я, как и много лет назад, как и всегда вижу в его глазах своё отражение. Он смотрит нежно с затаённой очень глубоко грустью.

Мне хочется подойти к нему и бить кулачками в его грудь, а ещё кричать, выть: «Зачем, зачем ты это с нами сделал?»

Но не делаю ни шага в его сторону, гашу в себе этот порыв, кусая себя за губы. А Савелий, наоборот, подходит быстро, я не успеваю среагировать. Он вжимает меня в себя, зарывается носом в волосы.

– Не бойся, я ничего не сделаю, – шепчет, успокаивает, ощущая, как я напряглась и пытаюсь выпутаться из таких плотных объятий. – Я ничего не сделаю, – повторяет как мантру, – дай мне немного подышать тобой, потом поговорим.

Первые мгновения я жду, думаю, что он нарушит свои обещания, но он действительно ничего не делает, просто обнимает, крепко, бережно. Становится тепло и уютно, я растворяюсь, обмякаю, сама отвечаю на объятия. А потом начинаю натуральным образом обнюхивать, вертеть головой в попытках увидеть, унюхать другой, не его аромат. Ничего не вижу, не ощущаю. Просто белоснежная рубашка без единого следа, аромат сугубо Савелия с лёгкими нотками сандала, всё, как он любит, все и всегда. Его аромат, ничего больше.

– Давай пройдём, – не разрывая объятий, одной рукой захлопывает дверь и заходит со мной в комнату.

Я сажусь в кресло, а он опускается у моих ног, обнимает их, кладёт голову на колени. Я провожу рукой по его лицу, опускаюсь к губам, он тут же целует мои пальцы, берет в руки мою руку. Нежно проводит по ней своими пальцами, перебирает, так приятно, так необычно. Теплота разливаемся по всему телу и опускается к животу. Он приподнимает голову и целует плоский живот, а я вздрагиваю.

«Почему он так сделал? – кричит мозг? – Он знает что-то? Он знает о ребёнке?»

Мне становится очень страшно, я смотрю на мужчину, всматриваюсь в его лицо, глаза. Они ничего не выражают, ноль эмоций. Сложно сказать, сделал ли он это специально или просто так. Но страх не отпускает. Я сижу словно на иголках, теплота ушла, на ее место пришёл страх.

– Ариш, – говорит мужчина, выделив буквы ш и р, тем самым перебив меня и осекшись. Я вижу, чувствую, как сжимаются его руки в кулаки.

– Ты хотел поговорить, напоминаю, – складываю руки на груди.

– Да, – он кивает. – Скажи, что мне сделать, чтобы ты меня простила?

Я смотрю на него, сердце бьется так отчаянно, словно ещё немного, и выпрыгнет. Руки холодеют. Это приятно и больно. Вопрос хороший, и я понимаю, что ожидается мною. Но, что сказать, что мне ответить?

– Я не знаю, – говорю честно.

– Я сделаю всё, это не пустые слова, только скажи, я просто не понимаю, как это убрать, что сделать, помоги мне, маленькая. Я часами готов сидеть с тобой, охранять тебя, целовать руки. Ариш, мне не хватает тебя, мне без тебя плохо.

Я глотаю воздух, мне так больно от каждого его слова, и так приятно. Что-то эгоистичное просыпается во мне. Что-то шепчет мне, что я на первом месте, он сидит тут рядом со мной, а не с ней.

– Я не знаю. Мне больно и приятно от каждого твоего слова. Мне страшно. Ты говоришь, – я заломила руки, – и я думаю, что это правда. А потом думаю – а вдруг нет. Там ребёнок, твоя кровь, а что могу дать я?

– Жизнь, мое существование, – вторит он мне.

– Мне очень тяжело, Савва. Даже сейчас. Ты пришёл, обнял, а я смотрю на рубашку, вдыхаю аромат, сканирую, нет ли женских духов, помады. Это конец, между нами – пропасть. Нет того, что было ранее, нет доверия. А так я не хочу, честно. Делить, быть первой, потом второй. Это не для меня, не про меня. Дай мне развод, – говорю, и сама умираю, но понимаю – так будет лучше для него, для меня, для Алины, для их ребёнка и моего.

– Я не могу, – шепчет он и целует мою руку, а я не выдергиваю ее, обвожу по контуру его губы, они у него такие красивые, такие сочные, такие вкусные…

– Отпусти, – говорю опять, но это больше похоже на мольбу.

– Не могу, но я сделаю, если ты так хочешь. Не сразу, дай мне немного времени. Я отпущу, обещаю.

Он говорит слова, которые я хотела, о которых только что молила, но больно становится всё равно. Какая-то часть меня хочет, чтобы он сказал «нет», обнял. А я плакала на его груди, но он поднимается, смотрит на меня несколько секунд, а потом говорит:

– Я отпущу, наступлю себе на горло, но отпущу, моя девочка, раз ты так сильно этого хочешь, только дай мне немного времени.

Уходит он после своих слов быстро, словно за ним кто-то гонится, а я закрываю дверь на все замки. Все внутри меня перевёрнуто с ног на голову. Вот я, кажется, и получила то, чего хотела, но почему-то радости от этого не испытываю.