Текст книги "Давай начнём все с начала (СИ)"

Автор книги: Ульяна Дагова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 62

Медленно, с трудом, отрываю глаза. В нос бьет запах спирта, дергаю рукой, становится больно. Смотрю и понимаю, что в вену воткнута игла, прекращаю попытки дергать рукой, чтобы не причинять себе боль. Пытаюсь осмотреться, но в глазах словно пелена, различаю белые стены и тёмный силуэт, который сидит рядом. Концентрируюсь, но выходит плохо, не понимаю кто это, пока не слышу голос и не узнаю моего Армена.

– Армина, – вздрагиваю. Так непривычно, неожиданно слышать за столько лет из его уст такое обращение к себе, – Ари, черт! – исправляется друг, и я улыбаюсь, кажется, все в порядке. – Ты… ты думаешь головой, что делаешь?! – распаляется друг, но, видя, как я морщусь, продолжает спокойно, без крика. – Что случилось? Расскажи, как ты оказалась без одежды на трассе. Черт, о себе не думаешь, так о ребёнке подумай, Ари.

Армен говорит что-то ещё, а я молчу. Перед глазами плывёт. Наша ночь, фотографии, пришедшие на телефон Саввы, мои блуждания по трассе. Как я могла? Как можно было забыть? Пытаюсь прислушаться, но я ничего не слышу, становится так страшно, а вдруг с ними, что-то случилось. Руки холодеют, машинально кладу свободную на живот. Страшно, Боже, как мне страшно. Я не переживу, умру, знаю это точно.

– С малышом всё обошлось, – слышу словно через призму, когда Армен берет меня за руку, и слегка трясёт ее в попытке привезти меня в чувство.

Смотрю на него и ощущаю, как по моим щекам текут следы.

– Ари, я тебя прошу, ну прекрати, тебе нельзя нервничать, вдруг кровотечение, мне голову твой врач открутит. И так не хотели меня впускать, еле откупился.

Смеюсь, когда Арменчик смешно трёт пальцами, указывая на способ откупа.

– Всё, мы их любим и все мы грешны, – произносит, словно священник. – Расскажи, что случилось? Кто обидел тебя и моего крестника?!

Слова друга вызывают такую приятную теплоту, но молчу, смотрю на него и не отвечаю. Что ответить? Армен, я такая глупая, что поверила ему? Смотрю на него и слушаю, как он ругает меня и пытается докопаться до истины, а я поглаживаю живот. Мне до сих пор не верится, и в ту же секунду страшно. Кровотечение, вот откуда такие боли, и воспоминание, что что-то тёплое текло по ноге. Это были не галлюцинации, не помутнение, а кровь.

– Сейчас как? – тихо шепчу, через боль в горле.

Армен подсаживается близко.

– Да всё хорошо сейчас. Но тебя хотят оставить в больнице на пару дней, посмотреть, плюс подлечат. Ты за малым воспаление легких не подхватила. Ари, я боюсь представить, что бы принесло это для ребёнка.

Армен всё говорит, говорит, а я плачу. Мне так страшно. Я так боюсь. Ларингиты, вечные спутники детства, их почти всегда лечили антибиотиками. Я могла его убить, убить крошку в себе.

Смотрю на Армена и шепчу:

– Ты знаешь, я поверила ему. Он умеет быть убедительным…

Друг не спрашивает, он знает, о ком я говорю. Сворачиваюсь клубком и продолжаю. Рассказываю без особых подробностей. А потом поднимаю глаза и спрашиваю:

– Армен, почему мужики такие?

Он молчит, ничего не говорит, наверное, вопрос риторический. Ответить на него просто невозможно. Все индивидуально, а может и нет.

– Может ты что-то хочешь? Из еды? – Армен нарушает тишину, которая возникла после моего вопроса.

– Не хочу. Помоги квартиру продать. Ключи у тебя есть, хочу, как выйду из больницы, чтобы все было продано или на сделку вышли. И подбери мне что-то на море.

– Может, не будешь спешить? Квартира хорошая.

– Нет, не хочу, – прерываю речь друга отказом.

Он больше не перечит, лишь кивает.

– Ари, я вечером заеду. Хочешь, Беллу пришлю?

Отрицательно качаю головой.

– У меня небольшая сделка, все быстро решим, вечером заеду, поправляйтесь.

Дверь палаты закрывается. Я прикрываю глаза. Наверное, в капельнице не только лекарство, но что-тои для сна.

Глава 63

– Здравствуйте, Армина, – после обеда в палату входит врач, которого обещала медсестра, приходящая ставить очередную капельницу, и забирает обед, который я так и не съела, не захотела. Рыба источала неприятный запах и заставить себя съесть ее я так и не смогла.

– Здравствуйте, – я присела в кровати.

– Когда мне сказали, я не поверил. Сама Армина Огнева, прима и красавица, – протянул врач.

Я улыбнулась, хотя давно привыкла к таким фразам, но все ровно приятно.

– Что ж, поговорим о вашем состоянии, моя хорошая. Состояние мы нормализовали, кровотечение остановили, угроза потери плода миновала, по анализам у вас лёгкая анемия, в целом это частое явление. Но вот ваш стресс… с ним надо что-то делать. Если вы хотите здорового ребёнка, настоятельно прошу вас: уберите по возможности стрессы из своей жизни, как и прогулки раздетой. Вы у нас теперь будущая мама, думать нужно о двоих. И о еде не забывайте, пожалуйста, – посмотрел врач в тарелки с едой, до которой я так и не дотронулась. – Я думаю, пару дней понаблюдаем и, если все хорошо, выпишем вас с условием хорошего поведения.

– Спасибо.

– Поправляйтесь.

Врач ушёл, а я вспомнила его фразу «Ваш стресс, с ним надо что-то делать, настоятельно прошу вас: уберите по возможности его из своей жизни».

Он даже не понимал, как близок к цели и прав. Я уберу, вычеркну его навсегда. Будем только вдвоём. Приложила руку к животу, посмотрела на тарелку и тут же отрицательно покачала головой. Нет, не смогу.

– А я вам книгу принесла, надеюсь, понравится, – положила мне на прикроватную тумбу книжку молоденькая медсестра, закреплённая за моей вип палатой, которую оплатил Армен.

– Спасибо.

– Я могу вам ещё чём-то помочь?

– Нет, спасибо. Я бы хотела побыть одна.

Девушка кивнула и направилась на выход, а я взяла книгу. «Три мушкетёра» Дюма. Читала в детстве, но, чтобы развеять мысли и не думать, подойдёт. Первые страницы, а после я поддалась обаянию книги, она навевала детские воспоминания, воспоминание о родителях, стало казаться, ещё немного, и мама позовёт обедать, а я буду говорить, что еще только страничку, и я бегу, на деле дочитывая уже третью.

Скрип двери, но я, как и в детстве, хочу дочитать страницу, а потом поднять глаза, скорее всего, пришла моя медсестра.

Тишина, и что-то, чего я не понимаю, наверное, интуиция, говорят или подсказывают, что это не медсестра. Поднимаю глаза и сглатываю.

Глава 64

Поднимаю глаза и сглатываю. Посреди палаты стоит Громов. Гематома на губе сразу же попадает в поле моего зрения, как и глаза, их бешеный блеск, обманчиво медленные шаги. Подтягиваю ноги к груди и наблюдаю, как он шаг за шагом подходит к моей кровати. Что я испытываю? Впервые ничего, раньше был трепет, ревность, боль, море боли, сейчас ничего. Скорее, страх, что этот визит понесёт за собой для малыша. Боялась сейчас я только за него, не помню, от кого слышала или читала, но именно в этот момент поняла, насколько верно утверждение: когда у тебя появляются дети, ты больше не принадлежишь себе.

Савелий подошел к кровати, придвинул стул и сел, насколько это возможно, близко ко мне.

– Рассказывай, – протянул устало и опустил глаза.

Усталый, замученный, с красными глазами, разбитой губой, которая перешла в гематому.

– О чем? – спросила так же устало.

– Почему ушла, почему разодетой ходишь по трасам. Армина, что случилось?

Я вздрогнула, как от удара. Так непривычно прозвучало полное имя из его уст.

– Малыш, что не так? Ты мне можешь сказать? Что я не так сделал? Что ты увидела?

Я смотрела на него и видела в его глазах как раньше, как и всегда своё отражение, но сейчас это не трогало, не приносило трепета, радости.

– Если вы хотите здорового ребёнка, настоятельно прошу вас: уберите по возможности стрессы из своей жизни, – повторила я слово в слово фразу врача, нарушив тишину, возникшую между нами. – Ты знаешь, мой самый большой стресс – это ты.

Савелий что-то хотел возразить, но я приложила палец к губам, призывая его к тишине, и он промолчал, ничего не сказав.

– Мне так надоело, я устала. Я начинаю тебе верить и обжигаюсь. Ты клялся мне, а потом утром я снова натыкаюсь на твою ложь. Зачем только ты лжёшь, я не понимаю. Это что угодно, но не любовь. Эгоизм, страсть обладания… не знаю. – Вздохнула глубоко и посмотрела на мужчину. Он смотрел, на меня, не отрывая глаз, а я решила, что сказать стоит, это будет правильно.

– Это твой ребёнок, – выпалила я и тут же опустила глаза. Смотреть на Громова не смогла, понимала одно – не выдержу. – Я хотела тебе рассказать утром, а сейчас решила, что бессмысленно скрывать, так будет правильно.

– Мой, – прошептал Савелий, и я посмотрела на него, он буквально светился от счастья.

Так больно кольнуло где-то внутри в области сердца.

– Из-за него и прошу – оставь нас. Мы уедем, но ты сможешь видеться. Но жить, думать, где ты, с кем ты я не хочу.

– Я не врал тебе никогда. Все мои слова, клятвы – всёправда.

– Утро доказало, что ты лгал. Всё выдало фото, и ты это знаешь.

– Я не спал с ней. Фото пришли не от неё, от бывшего начбеза отца.

– Савва, меня это не интересует, я просто не хочу. Это каждодневный ад. Мы в нем пребывать не хотим. Уйди, пожалуйста, мне нельзя нервничать. А я нервничаю, живот тянет, если я потеряю ребенка, я не прощу тебе этого никогда.

Не знаю, что стало решающим, но Громов поднял и ушёл, не проронив ни слова, тихо закрыв за собой дверь.

Глава 65

– Мой, мой! – хочется кричать от счастья и выть от безысходности.

«Мой самый большой стресс – ты…»

Самый большой стресс…

Вдохнул глубоко и выдохнул, легче не стало, появилось другая потребность – убивать, которую безумно хотелось исполнить.

– Выходи, – подошёл к джипу и постучал по стеклу, выгоняя водителя, свидетели были ни к чему. – Ты остаёшься в больнице. Палата 420, платное отделение. Дежурь у Армины, отвечаешь головой, если что, звони сразу же.

Парень кивает и уходит, скрываясь в здании больницы. Дожидаюсь, когда он исчезает, выруливаю на трассу. Она на удачу свободна, ни машины. Выжимаю всё, что можно, из железки, и мчусь, мчусь по душу того, кто всёиспортил. Так хорошо было в усадьбе, которую переделал под частную дорогущую гостиницу, но только одно слово, и это мог быть наш загородный дом, в который хорошо приезжать в любое время года. Но ночь прошла, а утром все треснуло, остались лишь осколки.

«Мой самый большой стресс – ты», – тут же вспомнил слова Аришки, и глаза такие холодные, такие пустые. Раньше, после того как она узнала, мне иногда, казалось, что ее взгляд пустой, нет, ошибался. Тогда она что-то чувствовала, прятала где-то внутри себя, но чувствовала, сейчас же нет. Холодная и недосягаемая. Черт, и все равно манила, привлекала к себе. Ощущаю себя словно наркоманом, помешанным на определённом сорте, для меня таким личным сортом была Армина с первой встречи, с первого взгляда. Как дурак, припер ей огромный букет гвоздик, все дарят розы, а я гвоздики, и не прогадал, ей понравилось. Скаким детским обожанием она протянула: как облако. А я смотрел на нее и чувствовал: увяз раз и навсегда… всем нутром, ее раб навсегда.

Свернув в знакомую улицу, немного сбавил скорость и потянулся за телефоном, но потом передумал. Никому звонить я не буду, так зайду. Припарковав машину, подошёл к звонку. Пара гудков, и мне открыл Сычев.

– Здравствуй, Савв, проходи, я тебя ждал.

Захожу во двор и резким движением бью бывшего начальника безопасности отца в челюсть.

Он ошарашен, не ожидал, а я борюсь с желанием убить.

– За что, сука?! – ору, заставляя оставаться себя на месте, а не убить его. – Зачем ты прислал эти фото?! Ты понимаешь, что я всё исправил, я вернул ее, но ты разрушил. – Не выдерживаю, хватаю его за грудки. Трясу и только через пару минут понимаю, что Николаич даже не отбивается, хотя явно может. Позволяет ударить, позволяет спустить пар. Осознание этой истины действует как ушат холодной воды, отпускаю старика и выдыхаю.

– Извини, – проговариваю и моментально получаю удар в челюсть от Сычева.

– Вот теперь квиты, – говорит он, а я на собственной шкуре ощущаю – удар у старика все еще, что надо.

– Проходи, рассказывай, что у тебя, – кивает взглядом на террасу.

Иду по узкой тропинке, ведущей к просторной витражной террасе, навстречу выходит тёмный доберман, но размером явно больше данной породы, из чего делаю вывод, что пёс, скорее всего, метис. У Николаевича, всегда была страсть к собакам, любил он им доверять, объясняя, что их преданность и верность невозможно перекупить.

– Свои, – звучит команда хозяина, и пёс сразу виляет хвостом, показывая доброжелательность в мой адрес.

Садимся за резной стол на террасе.

– Рассказывай, – говорит Сычев, – уж очень интересно, за что получил по морде.

Хмурюсь, но начинаю рассказ и сам возвращаюсь в прошлое.

***

Первые солнечные лучи, пробившиеся сквозь приоткрытую плотную штору, освещают комнату, но сон сильнее. Ощущаю нежные прикосновения к руке, и понимаю, что не брежу, все было наяву. Приоткрываю глаза, в легкие проникает любимый родной аромат моей малышки, она продолжает, словно игривый котёнок, потираться о мою руку. Я обнимаю ее, прижимаю крепче и просто кайфую, что она рядом, со мной, такая своя, такая родная.

Ощущаю, как ее пальчики исследуют мое лицо. Нежно, трепетно, так умеет только она, да и можно только ей, никогда не любил и не понимал, когда бабы лезли с такими смазливыми соплями. Хмыкаю, когда замечаю, как она морщится от лёгкой небритости, покалывающей ее пальцы. В этом жесте она так такая ранимая, такая незащищенная, хочется зацеловать ее пальчики, так и делаю, ловлю руку, целую, уделяю внимаю каждому пальчику и шепчу:

– Ариш, давай ещё поспим. Не помню, когда нормально спал, – говорю истинную правду. Не то что спал, существовал не пойми как, скорее, от сведения к сведению о ней. Заключаю в свои объятия и зарываюсь в ее волосы.

Она, улыбаясь, рассматривает меня, а я не удерживаюсь, засыпаю. Через время ощущаю, ее возню, лёгкий прогиб матраса, поцелуй щеку и шёпот: «Спи, я в душ и подумаю насчёт завтрака».

Киваю, зарываюсь в ее подушку, ощущаю на себе ее взгляд и как пацан ловлю себя на мыслях: «Точно скучала, точно тосковала».

Лёгкий щелчок двери. Последнее, что помню, открывая глаза и морщась от стрелок на часах: начало третьего, вот это выспался.

Арина уже скорее думает об обеде, странно, что не слышал, когда принесли завтрак. Встаю с кровати, ищу глазами Арину и не замечаю ее нигде. Какое-то незримое беспокойство закрадывается тут же. В какой-то момент осознаю со стопроцентной уверенностью, что ее нет в номере. Хватаю халат и выхожу из номера. Две девушки-хостел тут же поднимают глаза на первом этаже, самая бойкая пытается кокетливо улыбнуться. Надо уволить, решаю сразу же, но это потом, надо найти мою Арину.

– Где девушка, с которой я приехал?

Несколько минут глупых переглядываний, мой хлопок по ресепшн, и одна из дурочек выдаёт информацию. Хмурюсь, да чего там, зверею, хочу убить. Это додуматься – не остановить человека. Она ведь ещё в положении, и этот малыш может быть моим, хотя сейчас это неважно. Если что-то случится с ребёнком, она не переживёт.

Выбегаю на улицу, обхожу всё рядом, замерзаю, возвращаюсь взбешенный, на дур не смотрю. Боюсь, не выдержку, убью. Вбегаю в номер, одеваюсь, хватаю телефон и вижу фото. Номер Сычева и несколько фоток от него с Алиной, точнее, наших совместных, но это полная херь. Я точно не спал с ней в то время, даже не виделся тогда. Складываю пазл в голове и понимаю, куда она ушла, и почему.

Чёртово тату, о котором спрашивала Армина, и я клялся, а по фоткам выходит, что врал. Зверею, безумно зверею. Разбиваю кулак о стену в мясо и покидаю номер. Набираю Матвея. Отдаю приказ искать Армину всем. Выезжаю на трассу, гоню в сторону города, уверен, она на квартире, куда ещё могла пойти? Второй вариант – ее друг Армен, другого выхода просто не может быть, пугает только, что она вышла полностью раздетой…

До въезда в город сеть почти не ловила, до охраны дозвониться не выходило, а когда въехал в город, телефон разрывался от звонка.

Беру не смотря, уверен, пацаны ее нашли, сообщат хорошие новости и можно будет выдохнуть, но голос в трубке не пацанов. Армена.

– Где ты, сволочь! – орет.

– Где она?!

– Где?! Ты только это хочешь спросить? А как она добралась с трассы раздетая, не хочешь спросить?

– Армен, не беси, скажи, что с ней. Ты знаешь, я найду и очень быстро.

– Приблизишься к ней, убью.

Хмыкаю, нашел, кого пугать. Ни капли не страшно.

Вижу, по линии второй звонок, переключаю на Матвея.

– Нашли, третья городская.

Сбрасываю звонок, разворачиваюсь через две сплошные, забиваю с приклалом на кучу сигналов недовольных водил и просто гоню, нарушая все правила. Оплачу, откуплюсь. Всё потом, главное, приехать и узнать, как она, где она. Влетаю по больничной лестнице в платное крыло, вылизанное, цивильное, дорогое, почти дохожу до палаты Арины, как появляется Армен с грозным видом.

– Говорил же, убью, – начинает он идти на меня, а мне это похер,

– Только попробуй встань между нами – убью, не посмотрю, кто ты для неё, раздавлю, сдвину, – рычу.

Но надо отдать должное пухляшу, он не сдвигается ни на метр и страха в глазах нет.

– Ты знаешь, что ей еле остановили кровотечение?!

Замираю. Какое кровотечение? В голове щёлкает, как она молила о ребёнке. Неужели потеряла, неужели…Образ Армины на коленях перед иконой встаёт моментально. И я вдруг понимаю, какая разница, от кого этот ребёнок, если он ее, то и мой тоже.

– Она чуть не истекла кровью, слышу голос мужчины и ощущаю удар. Губу и челюсть обжигает болью, провожу пальцем и чувствую кровь. Разбил губу.

– Ты понимаешь, сволота, из-за тебя, твоего блядства она могла умереть!

Армен продолжает трясти меня, а я вдруг ощущаю все серьёзность ситуации. Она доходит до меня как через призму. Моя малышка, что же ты творишь? Зачем, разве нельзя было просто спросить? Тысячи вопросов крутятся в голове, Армен продолжает трясти, что-то кричит, но я не слышу его. Волнует сейчас, совсем другое. Как она.

Не знаю откуда появляется врач, он разнимает нас, кричит что-то о пациентах и называет фамилию Арины, это отрезвляет нас.

Идём в кабинет врача, он говорит о ее самочувствии, выдыхаю, когда слышу, что с малышом все нормально. Армен, получая для себя информацию, встаёт и бросает мне грозно: «Я сейчас поеду, Армина просила продать ее квартиру, она хочет уехать. Не смей, слышишь, не смей лезть и мешать, ты сам все просрал.

Я ничего не отвечаю ему, он уходит, а я вхожу к врачу, задаю вопросы, кладу крупную пачку денег. Глаза медика округляются. Это на лечение, точнее, на очень хорошее лечение, пребывание в больнице и уход за пациенткой.

Он кивает, уверяет, что все будет: повышенное внимание, лечение.

– Я к ней зайду, – не спрашиваю, констатирую. Врач кивает, никак не возражая.

Вхожу в палату. Сразу замечаю Армину. В кровати клубочком с книгой в руках. Такая беззащитная, такая бледная. Замираю посередине палаты, не зная, как поступить. Впервые не знаю, как себя вести, хочется обнять, зарыться в ее объятиях и молить о прощении… говорить тысячи слов о любви. Но сдерживаю себя, боюсь напугать, спровоцировать ее кровотечение.

Она словно чувствует меня, мое присутствие, поднимает глаза, сглатывает, смотрит, изучая мое лицо, но молчит, ничего не говорит. Подтягивает ноги к груди и наблюдает, как я шаг за шагом подхожу к кровати, придвигаю стул, сажусь, насколько возможно близко.

– Рассказывай, – протягиваю устало и опускаю глаза, не могу смотреть на неё такую бледную, ненавижу себя зато, что довёл ее до такого состояния.

– О чем? – спрашивает так же устало.

– Почему ушла, почему раздетой ходишь по трассам. Армина, что случилось?

Вздрагивает, как от удара. Так непривычно обращение, или я что-то сделал не так, не знаю, поэтому продолжаю по-другому. – Малыш, что не так? Ты мне можешь сказать? Что я не так сделал? Что ты увидела?

Она смотрит на меня, что-то видит, понятное только ей. А я тону, тону в ее глазах…

– Если вы хотите здорового ребёнка, настоятельно прошу вас: уберите по возможности стрессы из своей жизни, – это слова моего врача нарушают тишину, возникшую между нами.

– Ты знаешь, мой самый большой стресс – это ты.

Хочу возразить, но она прикладывает палец к губам, призывая к тишине, и я не смею ей перечить, молчу.

– Мне так надоело, я устала. Я начинаю тебе верить и обжигаюсь. Ты клялся мне, а потом утром я снова натыкаюсь на твою ложь. Зачем только ты лжёшь, я не понимаю. Это что угодно, но не любовь. Эгоизм, страсть обладания… не знаю, – вздыхает глубоко, смотрит на меня, не отрывая глаз, и говорит быстро на одном дыхании:

– Это твой ребёнок, – и тут же опускает глаза. Не смотрит на меня, а я смотрю и холодею, не смея поверить. – Я хотела тебе рассказать утром, а сейчас решила, что бессмысленно скрывать, так будет правильно.

– Мой, – шепчу, не веря, до меня, кажется, только сейчас это доходит. Этот ребёнок мой. Мой ребёнок от любимой женщины, и мы могли его потерять…

– Из-за него и прошу – оставь нас. Мы уедем, но ты сможешь видеться. Но жить, думать, где ты, с кем ты, я не хочу. – Армина добивает каждой фразой, убивает, забивает гвозди глубоко…

– Я не врал тебе никогда. Все мои слова, клятвы – всё правда, – говорю в попытках оправдаться.

– Утро доказало, что ты лгал. Всё выдало фото, и ты это знаешь, – выносит свой вердикт.

– Я не спал с ней. Фото пришли не от неё, от бывшего начбеза отца.

– Савва, меня это не интересует, я просто не хочу. Это каждодневный ад. Мы в нем пребывать не хотим. Уйди, пожалуйста, мне нельзя нервничать. А я нервничаю, живот тянет, если я потеряю ребенка, я не прощу тебе этого никогда.

Я и сам не прощу. Хочу сказать, но молчу, поднимаюсь и выхожу, не говоря ни слова. Тихо закрываю за собой дверь, боясь спровоцировать новый стресс.

– Я ее самый большой стресс, – говорю и поднимаю глаза на начбеза.

Он кладёт чёрную папку на стол.

– Изучи, я уверен, многое поймёшь и исправишь.