Текст книги "Давай начнём все с начала (СИ)"

Автор книги: Ульяна Дагова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 47

Савелий покидает палату, а мне почему-то становится смешно. Я начинаю смеяться, прикрыв рукой рот, потому что почти сразу ощущаю слёзы, они начинают литься из моих глаз. Вот и закончилось всё, подвожу итог. Чужие дети никому не нужны, и врут те, что говорят, если любишь женщину, и ее ребёнка полюбишь. Это ведь продолжение твоего любимого человека.

Всё это ложь. Никто никому не нужен. Так и у нас.

– Это был твой папа, – провожу рукой по животу и говорю негромко, точнее сказать, шепчу и поглаживаю живот, – но, как ты понимаешь, без него нам будет проще, не верит он, что ты его ребенок. Так, наверное, и к лучшему.

Мне ожидаемо никто не отвечает, а я глажу живот. Становится легче, я успокаиваюсь. Понимаю одно, главное – это свобода. Развод есть, можно смело продавать квартиру и уезжать, меня, а точнее, нас ничего не держит.

Тянусь за сумкой, не сразу нахожу в ней свой телефон, а когда достаю его, чуть не вскрикиваю. В кресле почти напротив меня у окна сидит Георгий.

– Привет, прости, я вас напугал.

– Зачем ты тут?

– Ты в моей клинике, я узнал, что ты тут, захотел навестить, уточнить, все ли с тобой хорошо.

Я затравленно смотрю на него. Почему так вышло, что хозяином, владельцем этой больницы является Георгий? Тут же возникает вопрос, а знал ли Савва? Он сделал это специально? Или… я не успеваю развить мысль дальше, ее прерывает сам мужчина.

– Армина, я совладелец этой клиники. Думаю, ты случайно попала к нам. Полный пакет у моего компаньона Озова Валеры.

Тут я все понимаю. Савелий приятельствовал с Озовым, вот и ответ, почему я тут. Не думаю, чтобы он допустил, чтобы я тут оказалась.

– Я видел анализ, все просмотрел, беспокоиться не о чем. Вс хорошо.

– Я знаю, спасибо, – стараюсь прекратить наш разговор. Мне хочется побыстрее остаться одной, а не вести этот разговор, он ни о чем и ни к чему не ведёт.

– Армина, по результатам анализов ты беременна, – я сглатываю. Началось то, чего я так не хотела, до дрожи боялась. Точно нужно быстро продать квартиру и уезжать, как же это надоело. Одним и те же вопросы, одни и те же эмоции. Мужики, мать их, самцы.

– Чей ребёнок, точнее, кто отец?

Я смотрю на сидящего мужчину, и мне становится смешно. Так и хочется сказать: ты же врач, посчитай, в чем проблема.

– Ты не отец, – говорю холодно.

– Значит, Громов, – тянет спокойно и смотрит на меня. Изучает, что-то подчёркивает для себя.

– Он рад? Или любовь заканчивается там, где появляются чужие дети?

– Я замираю на этих словах. Они болезные, но правдивые. Я сама пара минут назад думала об этом же.

– Так интересно, – продолжает Георгий, словно смотря и не смотря на меня. Будто больше рассуждая вслух. – Люди любят говорить, если любишь человека, то и детей примешь, они становятся родными, но всегда ли так? В природе животные точно знают, его или не его детеныш. Если нет, самцы часто уничтожают таких малышей.

Я смотрю и честно не знаю, что ответить. Георгий находит ко мне сейчас ключ, говорит какие-то слова. Они хоть и неприятные, но правильные, я понимаю это, принимаю, вероятно, поэтому и слушаю.

– Но люди гуманнее… Армина, Арин, – исправляется, а я смотрю на него. – Я не говорил это ранее, но скажу тебе. Я прекрасно понимаю тебя. Измена – это ужасно. Первые мгновения ты думаешь – нет, это не со мной, это обман, да что угодно…

Я начинаю глубоко дышать, мне становится неприятно, я словно возвращаюсь с каждым его словом в своё прошлое. Перед глазами всё плывет. Учебное занятие, звонок телефона и слова, которые раз и навсегда засядут на подкорку моей памяти:

– Алло, это Армина? – слышу из трубки молодой женский голос.

– Да, Армина.

Точно Армина? – переспрашивают, не веря.

– Точно, говорите, – мне начинает надоедать этот монолог.

– Тогда слушай, Армина, твой муж изменяет тебе.

– Что ещё? – смеюсь в трубку и собираюсь отключиться.

– Он изменяет тебе со мной. Что он сказал тебе? Выставка в Италии? – словно набатом.

– Молчишь, – чувствую даже на расстоянии насмешку в голосе. – Не веришь?! Тогда посмотри…

– Пожалуйста, прекрати, – почти выкрикиваю. – Я не могу и не хочу это слушать, это ужасно – понимать, знать, что тебя любили, тебя боготворили, тебе чуть ли не возносили молитвы, а потом растоптали и бросили. Кинули в лицо обычно и спокойно: «Там ребёнок». Ребёнок! – закричала я, – ребёнок! Которого я хотела, о котором я мечтала, которого я вымаливала! Знаешь, сколько врачей, сколько всего? Я каждый раз брала тест и каждый раз молилась. Я заходила в зал, где тысячи малышек, я смотрела на них и мечтала о такой же. Самое ужасное – находиться среди детей и не иметь для себя ни одного. Я первые занятия заканчивала со слезами. Я хотела ребёнка, хотела, – на последних словах я закрыла глаза. Это мой ад, моя цена, ошибка, моя точка невозврата. Я никогда себя не прощу. И больше всего за то, что он…

Георгий просто обнял меня, и я плакала на его плече. Это так низко, так ужасно.

– Прости, что заставил тебя через всё пройти, довёл до слез, мне очень больно, поверь, я не хотел этого, не хотел твоего срыва.

Я слушала, но не поднимала глаза. Не хотела, не могла, это было больно, ужасно больно поднять их, встретится глазами с человеком.

– Ты знаешь, я начал говорить, потому что со мной такое тоже было. Я знаю и одновременно не знаю, каково это. Женщины устроены по-иному, они по-другому переносят. Но и мужчины – мы не бесчувственные. Моя жена, ты знаешь, я любил ее всегда, с первого момента, как она появилась в нашем классе. Две косички, рюкзак через плечо и тёмное платьице. Я тогда не понял как, но влюбился. Все вместе: школа, выпускной, мединститут. Я жил, дышал ею. Все вначале для неё, потом для Лили. Как-то мне намекали, а я не верил… Мол, присмотрись к жене. Но я не слушал, а как что-то можно понять? Я люблю, она любит. А, потом наступил мой ад. Я пришёл домой раньше, она была в спальне с водителем. Знаешь, такая красивая, такая родная, но с другим. Я несколько минут не понимал, думал, бред. Она надела халат, подошла ко мне, поцеловала в щеку, словно ничего не было, и сказала:

«Гер, я долго не понимала, думала, любовь, но ты пойми, ты мне как брат. Вроде люблю, но как-то не так. Прости. Надо было по-другому. Сказать, подготовить. Мы, как только обустроимся с Максимом, заберём Лилю, пожалуйста, не препятствуй».

На последних ее словах, я сорвал с руки обручальное кольцо, – Георгий поднимает палец и показывает мне шрам. Он, конечно, зарубцевался, побелел, но очень хорошо виден, кривой немного и с изломом.

– Я тогда вырвал с мясом, – продолжает он, а я молчу, боюсь дышать, я словно посторонний зритель в его мире, где не должна быть.

– Мы так и не развелись, она молча после собрала вещи, села в машину. Лил сильный дождь он стал источником аварии, так, по крайней мере, говорили судмедэксперты. Ее, а точнее, наш водитель исчез, я не знаю его судьбы. Лиля со мной. Ты знаешь, я словно законсервировался. Работа, дом и Лиля, больше ничего. Мужики, мы по-другому, в отличие от вас реагируем на другой пол. От красивой фигуры у нас может встать, это физиология, могу подтвердить это и как врач.

– Женщины по-другому. Вы любите глазами, потом ушами, а потом как выйдет, вы устроены по-иному. У вас другая физиология. Вы не возбуждаетесь так. В этом и ключевая разница. Мужик может оценить, что-то почувствовать. Это физиология, но спать не пойдёт. Это ключевое отличие человека, мужика от самца. Самец пойдёт и сделает. Он так устроен, а человек это психосоциальное существо, нас обучает и делает таким общество. Мы знаем любовь, свою женщину. Секс – это удовольствие, потом дети. У животных по-другому. Ответь сама себе после этого, любили ли тебя. Любовница, думаю, поэтому так и называется. Армина, я все понимаю, все знаю. О ребёнке, о тебе. Я… пойми одно, когда я тебя увидел первый раз, меня так торкнуло, я дышать не мог первые минуты… я любовался, я… я не могу объяснить, я хотел тебя себе. Но отступил, я уважаю любовь, чувства. А сейчас прошу тебя, дай мне шанс. Я никогда не скажу слова против, буду любить этого ребёнка, устрою твою жизнь так, как ты захочешь. Не попрошу, не прикоснусь. Только с твоего желания. Это моя гуманность, моя любовь. Пойми, ребёнку плохо без одного из родителей, ему тяжело. Лиля такой яркий пример, она тянется к тебе, ей не хватает женского. А если будет мальчик?

Мы замолкаем вместе. Слова, всё это слова. Такие правильные, мудрые слова. Но как будет дальше…

– Армина, ты можешь и, думаю, должна, все обдумать, принять решение. Я не тороплю тебя. Скажешь «нет», я соглашусь, – крутит головой, – поборюсь, но, если скажешь прямо «нет», отступлю. А пока я приглашаю тебя в ресторан. Давай просто поужинаем. Я помню, ты любишь мясо, – мужчина подмигнул мне и взял в руки телефон.

Глава 48

Выхожу, нет, скорее, вылетаю из палаты Арины. Печёт безумно. Слышу какой-то крик, но он тут же затихает, замирает от моего взгляда. Старая бабка в белом халате закрывает свой большой рот и замолкает. А я толкаю дверь и выхожу на улицу, где свежий воздух. Но его не хватает, хватаю его и буквально приваливаюсь на бордюр. Закрываю глаза, их печет, как и раздражающая боль в грудине. Глотаю посильнее воздух и осматриваю небольшой дворик, запоздало понимания, что это чёрный, а точнее, служебный выход для персонала, отсюда и крик бабки, вероятнее всего, санитарки. Зажимаю переносицу и сглатываю.

«Срок небольшой, берегите ребёнка»…

Черт, ударяю кулаком в асфальт. Костяшки разбиваются, кровь моментально пачкает асфальт и кипенно-белую рубашку. А в голове звучат, как в фильме на повторе, слова. Мои, ее, наши.

– Армина, чей это ребёнок? – в этом вопросе всё. Мольба, просьба, огромное желание.

Она молчит, ничего не говоря, словно испытывает меня, мою нервную систему, мою выдержку. А я буравлю ее взглядом, стараюсь найти ответы, а сам молюсь. Я хочу, как же я хочу этого ребёнка. От неё! Никогда ничего так не хотел, никогда, а сейчас хочу безумно.

Она молчит, по-прежнему молчит, а я сжимаю кулаки, с каждой секундой все сильнее и сильнее. Вены на руках вздымаются. Мне кажется, ещё немного, и они лопнут, как, собственно, и я сам.

– Чей? – не выдерживаю. Не говорю, рычу, как зверь. Армина беспомощно закрывает живот, ей страшно, я чувствую запах страха, им словно пропахла вся палата. Дышу тяжело, пытаюсь успокоиться, не волновать ее. Пытаюсь опустить глаза на ее руку, лежащую на животе и успокоить сам себя, чтоб меня не рвануло. Понимаю, не сдержусь. Медленно отступаю и выхожу.

Я уверен в одном: если бы это был мой ребёнок, она сказала бы. Ударяю кулаком. Почему так!? Как мы хотели ребенка, но ничего не вышло, а тут один раз, и она залетела от этого Георгия.

Врачи, бабки-знахарки, редкие истерики Арины. И ничего…

Ударяю рукой, так проще, так не больно там внутри, в груди.

Вспоминаю слова одной бабки. Аринка пришла с глазами, полными надёжды. «Поехали», – просила, мы и поехали, наверное, потому, что верил и я сам, а возможно, потому, что хотел сам.

Бабка заварила чай, что-то шептала, я не вслушивался. Она то вводила, то выгоняла меня из своего маленького дома, сильно пахнущего травами. А когда мы уезжали, отвела в сторону и сказала: сынок, будет у вас ребёнок.

Не знаю, почему, но я вспомнил этот случай. Соврала старая. А я тогда денег отвалил ей на радостях…

– Что вы делаете? Сепсис может быть?!

Услышал я строгий, но совсем юный голос. Поднял глаза и встретился с молодой, голос не подвёл, но бойкой девчонкой в белом халатике, из-под чепчика которой выбивались рыжие кудряшки.

– Не боись, меня не берет ничего.

– Берет всех, – бойко ответила она и начала меня поднимать. – Идемте, надо обработать.

Улыбнулся, встал, пошёл за этой маленькой рыжей бестией. Она мне чём-то напоминала Армину. Нет, конечно, не внешне, внутренне. В свои девятнадцать она была такой же. Бойкая, многие бы сказали – гордая, а она была сама собой. Девочкой, которая всегда держит голову высоко, чтобы не было видно ее слез.

Я шёл за медсестричкой, а она шла перед мной и вела за собой. Кто постарше, смотрели с легкой улыбкой, медсестры помоложе с завистью. Каждая прожигала нас завистливыми взглядами.

Введя меня в процедурный кабинет, она быстро, но не менее профессионально обработала рану.

– Спасибо, теперь, думаю, умру от старости, – подмигнул я ей и положил крупную купюру на стол.

– Вы серьёзным бываете? – обиженно прошептала она, так и не дотронувшись до купюры.

А я, выйдя из кабинета, вдруг понял одно: какая, на хрен, разница, от кого этот ребёнок. Я люблю Армину, люблю свою девочку, она моя, и этот малыш мой. И я люблю их.

Окрылённый новым признанием, я резко начал подниматься по лестнице. Телефон противно разрезал тишину и заставил меня остановиться.

– Да, – почти рыкнул, открывая телефон.

– Савелий Андреевич, пожалуйста, приезжайте.

Секунда, и я развернулся в совершенно другом направлении.

Глава 49

Валя суетливо входит в палату, внося сумку и небольшой чемодан на колёсиках.

– Привет, – улыбаюсь лучезарно нашей домоправительнице.

– Здравствуй, Армина. Как дела? Как самочувствие?

– Спасибо, Валя, все хорошо.

– Я вещи привезла. Всё в маленьком чемодане, а ещё прихватила куриного бульончика и пирог.

Я сглатываю и понимаю, что безумно хочу есть.

– Валя, ты чудо.

Женщина быстро всё расставляет на столе и сервирует его. А я встаю с кровати и сажусь за стол. Куриный суп, пирог с грибами, всё, как я люблю.

Она смотрит на меня с улыбкой, но какой-то затаённой. Словно чем-то расстроена или пытается скрыть.

– Валя, всё хорошо?

– Да, – кивает она и опускает глаза. Не смотрит на меня.

Я беру женщину за руку, она шепчет:

– Сестра приболела, точнее, ногу вывихнула, я хотела бы попросить отпуск, но я буду заезжать.

Говорит аккуратно, словно боится. А у меня появляется улыбка.

– Валя, я не твой работодатель, ты не должна убирать у меня, я даже не просила, – осекаюсь, мы обе знаем, кто просил или, точнее, сказал.

– Поезжай к сестре и ни о чем не переживай.

Женщина тепло прощается со мной и уходит, а я доедаю пирог, как в палату входит Валера Озов, хозяин клиники и светило нейрохирургии.

– Привет, дорогая, – целует он в щёчку и садится рядом. Как самочувствие?

– Спасибо, хорошо.

– Валерий Всеволодович, ваш кофе.

– Ставь, спасибо, Лариса, – улыбнулся мужчина медсестре. – Армин, извини, не зашёл сразу. Операции весь день, только отстрелялся.

– Не беспокойся, Валера.

– А я поздравляю, уже все знаю, – говорит он с лукавой улыбкой. – Ты будешь самой красивой мамой.

Я улыбаюсь, упоминание о малыше вызывает во мне теплоту и улыбку.

– Где наш счастливый отец? – задаёт он вопрос о Савелии, а я замираю, думая, что ответить, но ситуацию спасает его телефонный звонок.

– Да… Как? Черт. – рявкает мужчина и вскакивает со стула. – Армиша, забегу ещё, прости дорогая, там капец, – выбегает он из моей палаты.

А я расслаблюсь, ничего не надо объяснять.

Через пару минут приходит медсестра, забирает посуду и возвращает всю вымытую, сообщив мне, что у меня есть прекрасный выход на небольшой балкон, где можно вечером посидеть.

Я благодарю женщину и открываю чемодан. Надо отдать должное Валентине, собрала все, что не только нужно, но и что я люблю. Начиная от вещей, заканчивая любимым кремом и маленькой косметичкой. Также в чемодане есть книга. Разложив вещи, я взяла книгу и прилегла с ней в кровать. Она быстро завладела моим вниманием и отвлекла от дурных мыслей в моей голове.

***

За столом, накрытым на моем балконе, который уместнее назвать из-за размеров верандой, мы сидим уже где-то больше часа. Григорий появился вечером с большим пакетом из модного ресторана и объявил: врачи не рекомендуют покидать клинику. А я не решился нарушать их рекомендации и вспомнил народную мудрость: если Магомед не идёт к горе, то гора идёт к нему. И решил, что у нас получится не хуже, чем в ресторане. Уютный стол, атмосфера.

Мы быстро засервировали стол, зажгли пару свечей и сели на стеклянной террасе, которая открывала хороший вид на городской парк.

Георгий вновь доказал, что собеседник он лёгкий и очень хорошо эрудированный, кажется, нет такой темы или вопроса, который он не смог бы поддержать. Я вновь, как и ранее, поймала себя на ощущении, что с ним легко, если не задумываться, на что рассчитывает этот мужчина.

– Может, потанцуем? – говорит он, отпивая из бокала вино.

– А давай, – соглашаюсь, плохо представляя, как мы это сможем сделать, но мужчина и тут, кажется, всё продумал. Телефон, лёгкая приятная мелодия из динамика, лёгкий полумрак..

Время начинается тянутся долго, бесконечно. Горячие ладони, обжигающее дыхание с привкусом вина у моей скулы. Губы двигаются к уху, ладони смыкаются на талии. Замок, а у меня внутри всё замирает. Если он захочет меня поцеловать, я убегу.

– Ты сильно наряжена, расслабься, – поглаживает он меня по спине, а я, наоборот, напрягаюсь, особенно когда ощущаю его ладони, спускающиеся ниже. Сердце бьётся, кажется, выпрыгнет из груди, но вовсе не из-за того, что цепляет. Совсем не цепляет.

– Извини, – шепчу.

Становится легче, губы Георгия замирают возле моей щеки, а я, пользуясь моментом, выскальзываю из его объятий и сажусь в плетёное кресло.

Бросила мужика во время танца, а если он разозлиться или решит, что я сумасшедшая, а может, вовсе придет к выводу, что отношения со мной ему не нужны… От последней мысли становится хорошо. Но нет, Георгий возвращается и садится рядом с невозмутимым видом, подливает себе вино и предлагает мне, уверяя, что немного вина мне не навредит. Я отказываюсь.

– Не угадал с вином?

– Нет, все хорошо, вино, мясо и прочее… просто не хочу. Беременные пристрастны, – говорю с улыбкой.

Смотрю на мужчину и думаю: «Идеальный, но не цепляет. Сексуальный, объективно даже очень сексуальный, красивый. Но если проверить мою женскую сущность, она молчит, я не испытаю ничего, словно сижу не с мужчиной».

– Ты идеальный мужчина.

– Но жаль, мы не влюбляемся по щелчку, да? – тянет он, не дав мне завершить.

А может, и к лучшему, что я ещё могу сказать.

– Так было бы проще, – тяну с легкой грустью. – Но и не так интересно. Тривиально.

– Тебе надо развестись, чтобы закончить старое и дать шанс новому.

Замираю от его слов. Что сказать, что сделать? Говорить о том, что мы развелись, не хочу, но что-то мне подсказывает, Георгий не отстанет. Хотя, возможно, он хороший муж и отец.

– Хочу тебя живой, – выдаёт неожиданно он, – да, вот такой, – подмигивает мне. – С румянцем, чтобы ты была раскрытой, доступной, чуточку развязной, свободной, одним словом, собой. Армин, если есть сложности, я помогу с адвокатом, есть хороший приятель.

Георгий говорит что-то ещё, а у меня словно заела его фраза: «…развязной, доступной».

Перед глазами медленно проплывёт наша единственная с ним ночь. А я ведь такой и была, доступной, и его. Он делал, что хотел. Клеймил, целовал…

Заламываю пальцы, холодный озноб проходит по телу. Не готова и не хочу.

Вечер проходит удачно, сказала бы, отстойно.

Хочу принять душ, лечь в кровать, закутаться в одеяло и не слушать, какой мне надо быть, какой хотят меня видеть.

– Георгий, ты замечательный. Спасибо за поддержку. Но мне нужно время. Ты сам говорил, не будешь спешить. Мне нужно время.

– Арин, тебе надо развестись, совсем порвать эту связь. Станет легче.

– Спасибо за вечер. Я немного устала, хотела бы полежать, – говорю нарочно холодно и приплетаю своё самочувствие, чтобы быстрее закончить этот вечер и этот ужин.

– Давай, я тебе помогу и приберу.

– Спасибо, я сама, и медсестра поможет.

В темном, немного голодном взгляде Георгия я замечаю колючую обиду.

Первая эмоция, которая как контраст, которую я быстро замечаю.

– Я хотя бы могу тебе просто помочь?! Просто, блин, помочь, ничего больше. Хотя я искренне не понимаю, почему ты так холодно себя ведёшь, когда муж изменяет, заводит детей на стороне? Между нами ведь всё было. Что за холодность, отстранённость?

– Это все между мной и мужем. Наше дело, – режу холодно. – Не между мной и тобой.

– А наше? – почти рычит Георгий.

– Ты сказал, что подождёшь, не будешь спешить, – сжимаю руку мужчины, он заметно теплеет от такого жеста. Позволь, я решу сначала с Громовым, а мы спешить не будем. Я правда устала и хочу полежать.

– Отдыхай, – бросает мужчина и, поцеловав меня, покидает палату, а я облегченно выдыхаю.

Глава 50

Двадцать четыре ступени, столько я прошёл, как одну, и столько же мне оставалось пройти, чтобы оказаться в палате Армины….

Двадцать четыре, подумал я, вновь смотря на дрогу. Водитель ехал быстро, но мне казалось, что он ползёт со скоростью медленной черепахи.

– Останови, – не выдержал я, вновь вспоминая о ступенях. – Выходи из-за руля, я сам.

– Савелий Андреевич, – попытался возмутиться парень, но это мало волновало меня. Я быстро сел за руль и втопил педаль газа. Кому-то не понравилась скорость моей езды, и я услышал противный звук клаксона. Остановило ли это меня? Нет. Все потом, штрафы за нарушение, недовольство других водителей, пассажиров.

Я просто мчался на всех парах. Быстро решить, быстро разобраться, и к Армине. Так всё затянулось, так всё глупо запутывается. Надо решить, надо ее возвращать. Знать бы, что делать, чтобы простила. Простил бы я? – вдруг задумался и почему-то осознал, что да. Ведь, если разобраться, она мне тоже изменила. С этим Георгием, глупо, по-детски, мечтая что-то доказать. Вопрос только, доказала ли? И кому: мне, себе, нам.

Очнулся от мыслей на повороте, когда зацепил обочину, но выехать смог. «Никаких мыслей, никаких», – запретил сам себе и ускорился, пролетев на красный свет светофора.

На обширной площадке перед домом заглушил машину и, выскочив, замер.

Охрана, Валя и многие работники дома суетились перед ребёнком.

Он плохо стоял на ногах, но звонко кричал, прижимая какую – то маленькую игрушку, которую я попросту не мог разобрать. Уже не красный, а синий. Многие пытались подойти, успокоить, но малыш отбегал, неуклюже отталкивал и кричал.

– Паша, – выкрикнул я, и мальчик повернул свою головку. Секунда, и он посеменил своими маленькими ножками в мои объятия, а я опустился на колени, вжимая в себя это маленькое тельце. Когда позвонила Валя, я не представлялвесь масштаб, только слышал плач. И смутно проглотил информацию, что мальчика бросили у дома. По голосу узнал Пашу, но не мог представить, что он будет ранней весной вот так выброшен на улицу. Пакет с вещами и ребёнок… Сын, мой сын.

Злость, боль, все смешалось воедино, когда прижимал к себе мальчика. Убью, только и осознавал, убью суку, где бы она нибыла. Мальчик с каждым всхлипом, с каждой секундой вцеплялся в меня. Сильно-пресильно… В груди пекло, перед глазами плыло. Детство, мое детство. Я тоже не особо был интересен отцу. Множество его баб, изредка играющих моих мам и тысячи гувернанток, так и не заменивших мамы, которой у меня не было.

– Влад, – подозвал я охранника и попытался передать ребёнка Валентине, но он заплакал, глаза стали огромными, испуганными, и я не смог его оторвать от себя, прижал сильнее и кивнул парню, чтобы следовал за мной.

– Валя, – остановил я, приметив, как она усаживается в тёмный джип охраны. – Ты куда? – почти растерянно рявкнул, надеясь, что она уж точно поможет с ребёнком.

– Мне надо к Армине, девочка в больнице, Савелий Андреевич, – я немного вздрогнул.

Ее тон… Слова были произнесены таким холодным тоном, она словно показывала, да что там показывала, она открыто говорила, на чьей стороне, и минус был приготовлен явно для меня.

Сев в машину, Валентина с водителем тут же выехали за ворота, а я пошёл в дом. Пашка немного успокоился, но всетак же вцеплялся в меня.

– Рассказывай, Влад, – сажусь в кресло с Пашкой и внимательно смотрю на старшего по смене охранника.

– Темная машина притормозила у ворот где-то часа два назад, мужчина подошёл, стучал в двери, просил встречи с вами, что-то говорил о том, что сына привез. Мы ничего не поняли, послали, честно говоря, Савелий Андреевич, – говорит он, опустив глаза. – Не знали ж, – но тут же продолжает говорить – Он, недолго думая, открыл пассажирскую дверь и высадил ребёнка с пакетом.

Последние слова меня не то что покоробили, они словно убили. Высадить малыша, сука, убью… Кто посмел? Пашка тут же нахохлился и прикусил губу, словно подумывая, зареветь или нет, но я не дал. Улыбнулся малышу, и он раздумал.

– Найди мне этого водителя.

Парень кивнул и ушёл, а я достал телефон, набрал Валентину, она взяла с первого гудка, словно знала, что я позвоню, ждала.

– К Армине, потом сразу домой, с Пашей поможешь. И, Валь, не отказывайся, уволю.

Она промолчала, а я знал – не захочет так, заставлю. Уволю, и что потом? У неё сестра болеет, которую она всю жизнь тянет. Чувствовал себя чудовищем, но Пашка сейчас был ближе, а деньгами я помогаю. Как, впрочем, и ранее. Лечение, деньги, больницы, все – и Валя знала – попросить она всегда могла иможет.

– А теперь позвоним твоей мамаше, – проговорил сыну и набрал. Три раза и все три тишина, никто не отвечал. Бесило ли это? Безумно. Сказать больше, раздражало. «Убью», – кипело внутри меня, остановил от быстрого броска в ее сторону только ребёнок. Он так вжался в меня, словно маленькая обезьянка, не оторвать.

А я испугался, так сильно испугался. Только Армина и он могли вызвать во мне такой страх. Страх, когда не просто дышать, руки сжимать не можешь, потому, как они трясутся.

– Ну ничего, найду, – почти шипел я, набирая охрану, которая присматривала за Алиной, тихо приставленная мною следить за этой гадюкой, пару раз меня это выручило от ее дурости, но видимо, не сегодня. Охрана, как и моя личная сука…гадюка… Я пока не решил, как точнее ее называть, не отвечали. Раздражало, бесило.

– Егор, – набрал я. – Охрана у Алины не отвечает, разберись.

Через десять минут, пока я укладывал на кровать уснувшего Павла, мне поступил звонок.

– Охрана у дома были оглушена, – сообщил лаконично Егор, – девушки в квартире нет.

Отключив телефон, я точно знал, что теперь буду делать.