Текст книги "Зеленая звезда (Человеком быть, это трудно)"

Автор книги: Ульмас Умарбеков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

10

Та-та-та-так, та-та-та-так… – постукивали колеса на стыках рельсов. Абдулла улыбнулся. Ему казалось, что поезд все-таки движется очень медленно. Было двенадцать часов ночи, а спать почему-то не хотелось. В купе он был один, и это было очень кстати. Никто не мешал ему думать и вспоминать. Он смотрел в окно на стремительно проносящиеся мимо темные столбы, разглядывал плавающие по небосводу бесчисленные звезды. Итак, он едет в Ташкент. Он хорошо отдохнул. И не только отдохнул. Он понял, что такое счастье – Гюльчехра… Ясно, такая девушка не каждому достается!..

Где ты, Инамджан? Где ты, дурачок?! Посмотри, это вторая большая победа Абдуллы! Еще какая победа! Его полюбила самая красивая девушка на свете. Она готова ради него на все. Один год пройдет мгновенно. И тогда Абдулла возьмет ее за белые нежные руки и проведет по самым многолюдным улицам Ташкента. Всем ее покажет. Пусть завидуют! Есть другая такая девушка? Нет, такой быть не может.

Как хорошо, что он поехал в кишлак! Молодцы родители, это они настояли. А то он отправился бы с товарищами в Чимган, ведь они приглашали его, он с ними уже договорился! А родители в один голос: зачем тебе Чимган, поезжай в Мингбулак! Сколько времени бабушку не видел! Бедная бабушка очень соскучилась. К тому же какой там чистый воздух, какие прохладные родники! А еще вместе с дядей можно и на охоту сходить. Перепелки! (Это уж отец ему сказал.) Неужели не интересно поохотиться? Мингбулак – это вещь. А что хорошего в Чимгане? Чего он там не видел? И потом, что он там будет есть? Где питаться, в столовых? Что должен делать человек, который весь пожелтел от занятий? Он должен хорошо отдохнуть. А где это можно?! Только в кишлаке у бабушки!

Наконец Абдулла согласился с ними. Отправился в дорогу с подарками, с гостинцами. Это была его первая самостоятельная поездка. И первая же такая поездка неожиданно оказалась удачной. Мало сказать удачной – просто замечательной. Его товарищи любили поговорить о девушках. Иные рассказывали, куда ходили с девушкой, что делали, и все это без всякого стеснения… Когда перешли в десятый класс, почти у всех были свои девушки, у некоторых из своего же класса. Другие приводили на школьные вечера девушек из соседних школ. Один даже студентку привел с первого курса! А вот у Абдуллы не было девушки, ни с кем он не встречался. Конечно, на вечерах танцевал, его многие выбирали на белый танец, и записки он получал, когда в почту играли. Однако Абдуллу это хоть и трогало, но не очень. Нельзя сказать, конечно, что девушки не нравились ему. Вроде нравились, особенно симпатичные… И все же Абдулла ни одну из них не проводил домой с вечера. Танцевать танцевал, а провожать – нет. Если вечер затягивался, он исчезал…

– Сейчас нужно учиться, сейчас мне нужно быть дома, сейчас обязательно надо быть дома, – внушал он себе. – А это все потом. Девушки никуда не уйдут. Делу время, потехе час…

Перед его глазами сверкала золотая медаль, она сверкала и во сне и наяву. Он только покажет ее краешек – и его сразу пустят в будущее, в любой институт! И пусть товарищи смеются над ним, пусть девушки качают головой, хихикают! Недолго это будет продолжаться!

Он занимался, усиленно занимался, не тратил зря времени. А теперь – теперь он опередил своих одноклассников. У него есть золотая медаль, у них нет, у него есть Гюльчехра, а у них что?.. Даже имя у нее прекрасное, Гюльчехра – цветок, да и сама она прекрасна, как цветок! Какие глаза! А косы!.. А голос! Музыка льется! Такого голоса ни у кого нет. И ноги стройные, чуть полненькие! Недолюбливал Абдулла тонконогих да еще того хуже – кривоногих.

У Гюльчехры ноги не такие. Нет. И потом, все идет, что бы ни надела, – и туфли на высоком каблуке, и босоножки…

Абдулла открыл окно побольше и подставил голову под холодную плотную воздушную струю. Стараясь не мигать, он смотрел в яркое ночное небо. Ему сейчас припомнились слова бабушки, будто у каждого человека есть своя звезда, она ему об этом давно говорила. Где его звезда? Вон их как много, одни поменьше, другие чуть побольше. Его звезда должна быть особой, непохожей на другие. Нет, маленькие, тусклые ему не подходят. Долго выбирал Абдулла и наконец выбрал одну – зеленую, мерцающую. Теперь главное – не потерять ее. Только не потерять. Она правее Луны, чуть повыше Венеры. Какую же звезду выбрать для Гюльчехры?

Может, Венеру? Нет, Венера не подойдет, Венера большая. Ярче его звезды. А они должны быть равными, должны светить одинаково! А как же иначе? Ведь они теперь связаны на всю жизнь. Они всегда будут вместе. Но что скажут на это его отец и мать? А родители Гюльчехры? И вообще, надо ли им об этом знать или нет? Конечно, надо, решил Абдулла. Если даже и не сказать им ничего, все равно в один прекрасный день узнают. Но все же лучше, если они пока будут не в курсе дела. До тех пор, пока он институт не окончит. До этого времени он никак не может жениться. По этому вопросу у него мнение твердое. Не приведет же он Гюльчехру в пустой дом. Постесняется. Он закончит институт, поступит на работу, купит все необходимое для совместной жизни и тогда женится. Однако это означает, что ждать надо не год и даже не пять лет… Выдержит ли он? Ведь даже теперь его не вполне удовлетворяло то, что он держал Гюльчехру за руки, иногда целовал ее осторожно… Нет, он хотел большего. Однажды ему даже сон такой приснился. Проснувшись, Абдулла замотал головой, долго тер глаза, ударил себя кулаком по лбу. Целый день потом ходил будто в воду опущенный. А когда вечером встретился с Гюльчехрой, не мог смотреть ей прямо в глаза.

– Что это с тобой сегодня? – спросила тогда Гюльчехра и взяла его за локоть.

Абдуллу словно током ударило. Он тихонько отстранил ее руку.

– У меня голова болит, – промолвил он.

– Голова болит? Сейчас мы ее вылечим! – Гюльчехра нагнулась к роднику, опустила в воду ладонь и приложила ее ко лбу Абдуллы. – Теперь лучше? – спросила она.

– Лучше. – Абдулла, по-прежнему не глядя на девушку, обнял ее за талию и поцеловал в губы. Он обнимал ее все крепче.

Гюльчехра попыталась высвободиться.

– А ты очень быстро поправился, – нахмурилась девушка.

– Гюльчехра… – Абдулла сам не узнал своего голоса, так хрипло он прозвучал.

– Подожди!.. Слышишь? Поет твоя перепелка!..

Тут Гюльчехра выскользнула из его объятий и побежала домой.

И хорошо сделала. Если бы они дали себе волю, то что бы тогда было? А доброе имя девушки?! Вместе бы и опозорились. Нет, Абдулла так не сделает. Даже если ему будет очень трудно, если он будет мучиться, все равно этого не допустит. Надо быть волевым человеком. Главное – воля. Как хорошо, что Гюльчехра тоже не из легкомысленных…

– Молодой человек, вы разве не сойдете?..

Абдулла испуганно оглянулся. В дверях купе стоял проводник.

– Мы уже в Ташкенте? – с непритворным удивлением спросил Абдулла.

– Ты угадал! – Проводник расхохотался.

Абдулла повернулся к окну. Из-за гор поднималось большое лучистое солнце. «Вот это звезда так звезда», – подумал он. Вот бы ему такую. Хотя нет, слишком уж он размахнулся. Не такой уж он великан. Значит, и думать об этом нечего.

Абдулла медленно шел по перрону, с удовольствием взирая на вокзальную сутолоку. До чего хорошо жить в таком большом прекрасном городе! В ту минуту все его радовало: и красивое здание вокзала, и несущиеся вперед, обгоняющие друг друга машины, и памятник четырнадцати комиссарам, возвышавшийся среди широкой вокзальной площади.

Давно остался позади Мирабадский базар, где когда-то работал его отец, незаметно промелькнули знакомые улицы и махалли. Трамвай остановился со скрежетом. Абдулла подался вперед и увидел из окна родной дом с балаханой, заметил наверху висящую люльку – бешик. Вот он и приехал.

Абдулла бросился к выходу, соскочил с подножки. Проводив глазами трамвай, он перешел улицу, по давней привычке стараясь не ступать на рельсы. У края тротуара Абдуллу поджидал его одноклассник Рустам с большой хозяйственной сумкой в руке. Абдулла обрадовался встрече. Рустам за это время вроде не изменился. Да и что с ним могло случиться? Зато вот он, Абдулла…

– Ну, здравствуй! Жаль, что ты не поехал с нами, – сказал Рустам и опустил на асфальт свою сумку.

– А что?

– Хорошее место этот Чимган. Мы здорово отдохнули. Да и потом отец Ахрара не поскупился, зарезал барана. Два дня шашлык жарили. Все горы излазили, купались. Вот только я простыл немного, последние дни уже не купался. Тебе бы там понравилось, в Чимгане…

Абдулла улыбнулся.

– А в кишлаке хорошо было? – спросил Рустам.

– Неплохо, – ответил Абдулла. – На охоту ходил, стрелял перепелок.

– Перепелок? – глаза Рустама округлились.

– Да.

– И много настрелял?

– Штук тридцать.

– Вот молодец! Ну а еще чем занимался?

Абдулла снова улыбнулся. Конечно, он о многом мог бы рассказать, выплеснуть всю душу. Но зачем? Абдулла очень доволен своей поездкой, и этого достаточно. А другим об этом знать не обязательно. Да, совсем не обязательно. Поэтому он переменил тему разговора:

– Когда вы вернулись?

– Позавчера. А сегодня вечером договорились с Ахраром и другими ребятами немножко прогуляться. Наверно, на озеро пойдем. Посидим там на островке. Давай с нами?

– Я с удовольствием…

– Ну, тогда я к вечеру зайду за тобой.

– А сейчас куда с этой сумкой направился? – спросил Абдулла.

– Да на базар, вместо матери. Сам напросился. Скучно что-то стало. Хоть бы скорее приемные экзамены начались… Ну так мы с тобой договорились.

Абдулла кивнул. Уж ему-то, Абдулле, скучать не придется. Он будет учиться, хорошо учиться и думать о Гюльчехре!

11

Гафурджан-ака с нетерпением поджидал своего сына. Дело в том, что недавно их навестил один человек, который или забыл, или не захотел представиться. Гафурджан-ака поначалу никак не мог понять, кто это такой, однако, скрывая недоумение, тепло принял нежданного гостя. Пришедший был человеком средних лет, на нем ладно сидел добротный серый костюм, в руке была шляпа. Он сразу повел себя как старый знакомый.

– Я только вчера утром прилетел из Ленинграда, – сказал он, – Друзья мне и сообщили, что вы давно уже хвораете. Я бы и вчера вас навестил, да гости у меня были. А вот сегодня пришел, как видите.

– Спасибо, спасибо, – поблагодарил хозяин. Конечно, Гафурджан-ака чувствовал себя неловко, ведь он не знал, не мог вспомнить, с кем говорит. А спросить прямо постеснялся.

Между тем Шаходат-хола подала чаю. Гость рассказал, что он уже два года живет в Ленинграде и что там открылся новый физический институт, куда его пригласили читать лекции. Гафурджан-ака был в полном недоумении.

– Я побуду здесь около месяца, а потом заберу с собой дочь, – сообщил незнакомец. – Пусть она будет при мне, если, конечно, поступит в этот институт. А кстати, как поживает Абдулладжан? Я о нем только хорошее слышал.

– Да? – Гафурджан-ака просиял. – Он закончил школу с золотой медалью. Сейчас в Коканде. Мы отправили его в кишлак отдохнуть.

– Очень хорошо, очень хорошо. А что же он дальше собирается делать? В институт какой поступать?!

– В ТашГУ. На физмат.

– О, стало быть, он любит математику…

– Да, выпускную работу по математике он написал за двадцать минут.

– Тем лучше, – загадочно заметил гость.

– Да, учителя тоже удивились.

– Ну, моя Саяра целый час провозилась… Так вот, у института, о котором я говорил, большое будущее. Он, понимаете, с уклоном в ядерную физику…

– Ах вот как!

– Да, для девушки будет, пожалуй, немного трудновато…

Гость задумался. Гафурджан-ака тоже был поглощен своими мыслями. Вот если бы его Абдулла поступил учиться в этот институт!.. Он разумный парень, умеет себя держать, вернулся бы оттуда большим ученым…

– А стипендия там какая? – неожиданно для себя вдруг спросил Гафурджан-ака.

– Больше, чем в других институтах, есть общежитие. Что скажете на это, Гафурджан-ака? Может, вы пошлете своего сына учиться в Ленинград? Нам нужны способные студенты. А насчет материальной стороны… – Гость по-своему понял колебания Гафурджана-ака. – Со стороны материальной, я думаю, вы немного поможете, а потом, ведь я под боком. Я не оставлю его одного.

– Большое спасибо… – неуверенно произнес Гафурджан-ака.

– Я потому все это говорю, – продолжал свою речь гость, – что нам нужны таланты. И потом, у человека, закончившего этот новый институт, будет очень хорошая, нужная специальность. И еще меня устраивает другое. Они будут учиться вместе с моей дочерью, они будут поддерживать друг друга в этом большом незнакомом городе.

– Спасибо, – Гафурджан-ака приложил ладони к груди, – я обязательно поговорю с Абдуллой, когда он приедет.

– Отлично. Поговорите с ним, а потом пусть он встретится со мной.

Тут гость вырвал листок из записной книжки и что-то написал на нем.

После ухода гостя Гафурджан-ака взял в руки этот листок и закричал:

– Шаходат, эй, Шаходат! Ты знаешь, кто у нас был? Вот проклятая память!

– Кто же? – спросила Шаходат-хола. Она сидела на террасе и занималась шитьем.

– Когда я работал базаркомом, там был такой парень, Турсунали Курбанов, приемщик. Так это он самый. Узнала ты его?

Шаходат-хола подумала, отрицательно покачала головой. А Гафурджан-ака припомнил, как этот человек, стремясь к знаниям, желая учиться, убежал из родного аула Ура-тепа. Трудно ему пришлось, днем работал грузчиком на базаре, по ночам читал, занимался. Гафурджан-ака устроил его на более легкую работу. А потом Турсунали уехал куда-то. С тех пор они и не виделись… И вот, гора с горой не сходится, а человек с человеком… Сколько лет прошло, сколько воды утекло, а Турсунали не забыл его, пришел навестить. Мало того, он еще решил отплатить добром за добро. «Какой хороший парень этот Турсунали, – думал Гафурджан-ака. – Профессором стал, а не загордился. Пусть Абдулла поедет в Ленинград. Конечно, надо будет посылать ему денег. Да, с этим трудновато придется. Ну ничего. Денег занять можно на первое время. А потом, должен же я все-таки поправиться?! Вот только Шаходат будет против того, чтобы сын уехал».

Гафурджан-ака, не откладывая дела в долгий ящик, поговорил откровенно со своей женой. Шаходат-хола сначала воспротивилась, но потом как будто поддалась на уговоры мужа.

– Твоя воля, ладно, – промолвила она. – Но что скажет он сам? Что скажет на это Абдулла?

В этих ее словах был свой резон. «Абдулла любит отца, – думала она, – он не оставит его в таком состоянии. Когда он еще выздоровеет, да и вообще выздоровеет ли – неизвестно. Абдулла должен это понимать. И к тому же и здесь можно учиться, главное – как учиться. Если хорошо, то и здесь он станет большим человеком».

Гафурджан-ака раздумывал вслух:

– Что он скажет сам? Скажет: поеду. Учиться в Ленинграде, в таком интересном институте не каждому суждено. А если он будет колебаться, жена, – слышишь? – то ты уж не сиди молча, поддержи меня.

Шаходат-хола промолчала.

– Почему не отвечаешь? Или я тебя все-таки не убедил? Послушай меня… Разве плохо, если твой сын овладеет редким ремеслом?

– Я уже ответила. – Шаходат-хола не смотрела на мужа. – Твоя воля. Что найдешь нужным, то и делай. Однако твой сын уже не маленький. Если не захочет поехать, так и не поедет. Разве не так?

– Вот и я об этом говорю, жена, – сказал Гафурджан-ака. – Он уже не маленький, однако давать наставления ребенку – задача родителей. Когда я буду говорить, ты не стой молча. Договорились?

– Ладно, я что-нибудь скажу, – промолвила Шаходат-хола.

К удивлению родителей, Абдулла принял новость очень спокойно. Гафурджан-ака никак не ожидал этого.

– Что, разве такое предложение тебе не понравилось? – с удивлением спросил он.

– Нет, почему же? Понравилось… – ответил Абдулла.

Совсем не хотелось ему ехать в Ленинград. Ведь через год приедет Гюльчехра… он сам на этом настоял, уговорил ее! Вот если бы и Гюльчехра вместе с ним сейчас поехала в Ленинград, тогда было бы чудесно! Однако этому не бывать. Значит, и ему ехать не надо. Конечно, институт хороший. Да и вообще учиться в Ленинграде – об этом он раньше и не мечтал. Однако он не поедет. Он без Гюльчехры никуда не поедет.

– А если нравится, то почему же раздумываешь? – спросил Гафурджан-ака. – Мать согласна тебя отпустить. Шаходат, что скажешь, ведь ты согласна?

Шаходат-хола устремила на сына полные любви глаза и слегка наклонила голову, как бы в знак подтверждения. Она была рада. Колебания Абдуллы она понимала по-своему.

– Турсунали-ака обещает тебе помогать. И к тому же там стипендия больше, чем в других институтах. Но дело не в этом, сынок, там сама учеба интересная… Мы с твоей матерью хотим, чтобы ты стал настоящим ученым. Для этого мы на все готовы. Сами желаем тебе счастливого пути, поезжай. Вот здесь Турсунали-ака свой адрес написал. Он хочет с тобой встретиться. Вот и поговори с ним.

– Я подумаю, – сказал Абдулла. Без видимой охоты взял он из рук отца листок с адресом.

И все же неожиданное приглашение не давало покоя Абдулле. Когда Рустам зашел за ним к вечеру, Абдулла уже почти решил посоветоваться со своим одноклассником, однако в последний момент передумал: «Что это я? Разве в таком деле может быть советчик? А потом, ведь я и не колеблюсь. Я должен остаться, и все тут».

Они с Рустамом вышли на улицу.

– Куда мы пойдем? – спросил Абдулла.

– Вообще-то договорились встретиться на площади, под часами, – сказал Рустам.

– Ну что ж, пошли.

* * *

Солнце приближалось к закату, из парка, из-за серебристой его ограды, доносилась веселая музыка. Там играл духовой оркестр. Тени от громадных чинар ложились на площадь. В сквере Революции было полно народу. Для горожан начиналась вечерняя отрадная пора отдыха. Абдулла вдруг остро почувствовал, как не хватает ему сейчас Гюльчехры. Вот пришли бы они с ней сюда, походили по аллеям, потанцевали, а потом сели бы на эту затененную скамейку.

– А вон и ребята, – сказал Рустам, показывая на аллею. – Пойдем туда. А то здесь, под часами, еще затолкают…

Они перешли улицу. Навстречу им, оживленно споря о чем-то, вышли из аллеи одноклассник Абдуллы высокий курчавый Ахрар и какой-то незнакомый, щеголевато одетый темноглазый парень.

– Ну вот и ты приехал наконец, – сказал Ахрар. – А мы боялись, застрянешь в кишлаке. Знаешь, как здорово мы погуляли в Чимгане!

– Слышал, – Абдулла, улыбаясь, поздоровался с ним. – Вы там так здорово погуляли, что слегли!

Все рассмеялись.

– Ну что ты! – возразил Ахрар. – Один только Рустам и простудился. Он ведь у нас такой – кто-нибудь чихнет, а у него уже сопли текут!

И снова послышался смех.

– Кстати, Абдулла, познакомься, – продолжал Ахрар, показывая глазами на своего товарища. – Это Пулат. Из сорок шестой школы. У него тоже медаль. Он не то что мы – в Ленинград собрался.

– Здравствуй, – Абдулла протянул руку слегка смутившемуся парню. – А в какой институт?

– В новый физический институт, – с готовностью ответил Пулат. – Институт только недавно открылся. Вот я и еду, хотя отец против.

– Хорошо, – промолвил Абдулла. «А чем я хуже этого парня?!» – промелькнуло у него в голове.

– Еще как хорошо! – вмешался в разговор Рустам. – Как ты считаешь, Ахрар? Ведь это здорово!

– Конечно, – подтвердил тот. – Если бы у меня была медаль, я бы и не раздумывал.

– А ты подумай и поезжай, – ввернул слово Пулат.

– Боюсь, трудные экзамены. Не сдать мне…

– А ты? – спросил Пулат, обращаясь к Абдулле. – Куда ты собираешься поступать?

– Я… – Абдулла замялся. – Наверно, и я поеду в Ленинград, – вдруг вырвалось у него, – в этот твой институт.

– Вот это новость! – воскликнул Рустам.

– Ну, это еще не решено, – торопливо прибавил Абдулла. – Так говорит мой отец.

– Поехали вместе, – сказал Пулат. – Вместе веселее.

– Да, конечно, – Абдулла искоса посмотрел на него. – Но сам-то я собираюсь поступать на физмат.

– Ну, хватит! – Ахрар даже руками замахал. – Надоели мне эти разговоры об институтах, как… не знаю что. Пошли.

– Пошли, – отозвался Рустам.

И ребята направились к улице Карла Маркса.

«Никто меня за язык не тянул, – думал по дороге Абдулла. – Или захотелось похвастаться? Вроде у меня нет такой привычки. Может, стало завидно? Неужели я так уж хочу поехать в Ленинград?» Абдулла злился на себя и почти не вмешивался в общий разговор. В кафе он с трудом заставил себя выпить одну пиалу белого вина и раньше всех поднялся с места. А дома, уже в постели, перед тем как заснуть, несколько раз повторил тихонько: «Ничего не случилось, ничего не случилось. Ведь я не сказал определенно, что поеду…»

12

Идти к профессору или нет – было его первой мыслью утром. С одной стороны, идти незачем, потому что он все равно не поедет. А с другой стороны… Хотя что с другой стороны?

Абдулла поднялся с постели, оделся и вышел на улицу. У арыка, лениво текущего между двумя дворами, он приметил Рустама и направился к нему. Рустам грелся на солнышке.

– Загораешь? – спросил у него Абдулла.

– А что делать? – ответил Рустам, зевая во весь рот.

– Утреннее солнце полезно…

– Оно конечно. Послушай, Абдулла…

– Что?

– Ты действительно собираешься ехать?

– Куда? – Абдулла вздрогнул.

– Как куда, конечно, в Ленинград.

Абдулла в ответ пожал плечами, поморщился.

– Ну что жмешься? Будь я на твоем месте, птицей бы полетел.

– Вот и лети, если хочешь.

– Хотеть мало… Ахрар вчера правду сказал: экзамены там будут тяжелые. Не сдать… А тебе и сдавать не надо.

И отец тебя отпускает…

– Мало ли что…

– Не пойму я тебя. Ты, может, с ума сошел? За то время, пока был в кишлаке. Поезжай! А если не поедешь, потом будешь мучиться. Всю жизнь будешь переживать.

«Может, он и прав, – подумал Абдулла. – Скорей всего, так оно и будет».

И в самом деле, к примеру, этот Пулат после окончания нового института, пожалуй, добьется большего в жизни, чем он, Абдулла. Это несправедливо. Он ничуть не хуже Пулата. Если не лучше. Все это так, однако, однако… Нет, ничего не мог решить Абдулла. А что, если он переговорит с профессором? Что здесь плохого? Он переговорит с ним, и все!

Абдулла крепко пожал руку Рустаму:

– Ну ладно, я пошел.

– Куда?

– Дело есть.

С этими словами Абдулла поспешил к себе домой. Он быстро выпил пиалушку чаю, переоделся.

– Сынок, – обратился к нему Гафурджан-ака, – сходил бы ты к дяде Турсуну.

– Хорошо, я имею это в виду, – сказал Абдулла.

Профессор жил в самом тихом и спокойном месте Ташкента, на Хорезмской улице. Абдулла несмело подошел к зеленым воротам и осторожно надавил на кнопку звонка. Подождал немного. Никто не вышел. «Это к лучшему», – сказал себе Абдулла. Однако перед тем как уйти, он нагнулся и заглянул через щелку во двор. Оказалось, почти сразу за воротами росли большие красные канны. Кроме этого, он ничего не увидел. И тут из глубины двора послышался звонкий голосок:

– Кто там?

Абдулла не знал, как ответить, и легонько постучал в ворота согнутым пальцем. Ворота отворились, и глазам Абдуллы предстала стройная девушка в брюках цвета морской волны и в желтой кофточке без рукавов. Каштановые волосы на ее маленькой красивой головке были подхвачены спереди узкой ленточкой. Абдулла приметил едва заметные капельки пота над верхней губой девушки, а увидев в ее руке мокрую тряпку, догадался, какой работой она была занята. Девушка завела руки за спину, чтобы спрятать тряпку.

– Салам алейкум, – сказал Абдулла.

– Здравствуйте, – ответила по-русски девушка.

– Мне нужен Турсунали-ака. Он дома?

– Дома, заходите. – Она произнесла это по-узбекски, но как-то неловко, с акцентом, что ли.

– Спасибо. Я постою здесь… у ворот.

– Нет, нет, заходите.

Девушка шире открыла ворота и, не ожидая, когда он войдет, направилась к дому, постукивая легонькими танкетками по камням.

– Папа!

Девушка поднялась на террасу, отбросила танкетки на – ступеньки и босиком вошла в комнату. Абдулла подошел к лестнице и остановился, оглядывая двор. Он просто утопал в цветах. Посредине двора, под высокой яблоней, возвышался сури, ярко-зеленый плющ вился по голубым стойкам.

– Что ж вы там стоите? Заходите, – пригласила девушка из комнаты.

Абдулла, стараясь не смотреть снизу на ее ноги, поднялся по ступенькам. Он хотел было снять туфли, но девушка положила к его ногам тряпку:

– Что вы, не надо! Вытрите, и все.

Абдулла потоптался немного на этой тряпке и вслед за девушкой вошел в зал. Направо, по обе стороны маленького круглого столика, стояли два больших низких кресла. Девушка коснулась рукой одного из них:

– Садитесь. Отец скоро выйдет.

Абдулла осторожно опустился в кресло. В первый раз ему приходилось видеть такой дом, в первый раз он сидел в таком кресле! Как здесь было хорошо! Интересно, все профессора так живут? И потом, еще эта девушка. Она теперь окно протирала. Абдулла невольно загляделся на нее. Каждый раз, когда девушка поднимала руку с тряпкой, в зазоре между кофточкой и туго натянутыми брюками показывалась ее тонкая белая талия. Это длилось долго. В какой-то момент Абдулла почувствовал, что девушка смотрит на него, и смутился, отведя глаза в сторону.

– Папа! Ну хватит, человек ждет! – крикнула она рассерженно.

Вскоре в гостиную вошел Турсунали-ака. Абдулла поднялся с места.

– Я вас заставил ждать, – медленно произнес профессор. – Кажется, я догадываюсь, с кем имею честь. Здравствуйте, Абдулладжан.

– Здравствуйте, – сказал Абдулла улыбаясь.

– У меня привычка работать по утрам. Простите, Абдулладжан.

Своей обходительностью, спокойной манерой держаться профессор сразу понравился Абдулле.

– Кстати, поздравляю с золотой медалью, – продолжал Турсунали-ака.

– Спасибо, – Абдулла снова улыбнулся и опустил голову.

– Саяра! – позвал профессор.

«Ага, значит, ее зовут Саяра», – отметил про себя Абдулла. Девушка быстро подошла к столику. Теперь у нее на ногах были мягкие тапочки бирюзового цвета.

– Что, папа?

– Познакомься. Это сын Гафурджана-ака. Я тебе говорил о нем.

Абдулла протянул девушке руку.

– Абдулла, – представился он.

– Школу-то он закончил лучше тебя – с золотой медалью! – добавил профессор.

– Поздравляю, – сказала девушка улыбаясь. Носик у нее был точеный. А над верхней губкой чуть темнел едва заметный пушок.

– Да говори ты по-узбекски! – с легкой иронией произнес профессор.

Саяра сложила губы бантиком.

– Ну ты же знаешь, какой у меня выговор! Чаю заварить?

– Конечно. Где мама?

– Пошла в ателье. Где будете пить?

Девушка избегала смотреть на Абдуллу.

– Здесь, – сказал профессор.

– А я хотела здесь убирать…

– Ну, тогда во дворе.

Саяра вышла из гостиной.

– Вот ведь как получается, Абдулла, – заговорил Турсунали-ака. – В молодости я мучился с русским языком, трудно он мне давался, вот я и отдал ее в русскую школу. У нее и подруги русские. А теперь я учу ее узбекскому. С матерью она теперь разговаривает только по-узбекски. А меня стесняется. Ну так рассказывай, как у тебя дела?

– Спасибо, хорошо.

– Недавно я к твоему отцу приходил. Поговорили. Как-никак не виделись долго. – Турсунали-ака вздохнул. – Мучится он, бедняга. Гипертония – модная болезнь. Но ведь как-то лечат же ее! Думаю, поправится. Давно я твоего отца знаю, много хорошего он для меня сделал. Кто знает, не помог бы он мне, может, я и не стал бы тем, кем стал…

Профессор задумался. Абдулла смотрел на его высокий гладкий лоб, отметил про себя седину на висках… В эту минуту ему очень захотелось быть похожим на Турсунали-ака. Пройдет время, он заведет семью, так же, как этот профессор, непринужденно будет разговаривать со своими сыновьями, как равный с равными…

– Мой отец много о вас рассказывал, – прервал молчание Абдулла, не найдя другого способа сделать приятное хозяину.

– Спасибо. С отцом вам повезло. Душа человек. Он всем делал только добро. А что же все-таки говорят доктора?

Абдулла не знал, что ответить. Как вернулся из кишлака, ни разу не говорил на эту тему ни с отцом, ни с матерью. Но до поездки в Мингбулак он слышал мнение одного врача, которое теперь и высказал:

– Ему нельзя есть мясо. Ничего острого тоже нельзя. Пробовал было отец выйти на пару дней на работу, но ему сразу стало хуже…

– Да, если он сейчас не станет как следует следить за собой, потом ему будет труднее. Конечно, надо пока оставить мысли о работе…

– Вот и я каждый раз говорю ему об этом, – сказал Абдулла и густо покраснел. Никогда он этого не говорил. Наоборот, ему нравилось, когда отца не было дома, он чувствовал себя свободнее. «Почему я так плохо отношусь к отцу? – подумал Абдулла. – Если уж профессор произнес такие слова, я-то должен был и подавно…»

– У нас часто бывает так, – промолвил грустно Турсунали-ака. – В большинстве случаев болеют хорошие люди, добрые люди не живут долго. А плохие – ничто их не берет: ни простуда, ни другие напасти.

– Да, – несмело подтвердил Абдулла.

– Пап! Все готово! – услышали они со двора голосок Саяры. – Ну идите же!

– Что ж, пойдем, – Турсунали-ака поднялся с места. – Откушаем чаю. Саяра славно заваривает! Правда, дочка?

– Нет, неправда! – ответила Саяра немного жеманно.

Они устроились в беседке. На столе в большой хрустальной вазе лежали персики, яблоки, виноград хусейни, золотистые ягоды инжира. На голубом блюдце – самаркандский миндаль. Жирная конская колбаса кази была искусно нарезана тоненькими кружочками. Абдулла был поражен. Вот это завтрак!

Саяра принесла большой фарфоровый чайник, села напротив Абдуллы и стала разламывать лепешки. Потом подала ему пиалу с фамильчаем.

Дымящийся напиток в пиале был яркого рубинового цвета и распространял тонкий, нежный аромат.

– Вот видишь, разве я тебе не говорил! – воскликнул, улыбаясь, Турсунали-ака.

– Не хвастай, папа! – буркнула Саяра, покосившись на Абдуллу.

– А разве я не прав?

– Чай получился очень хороший, – сказал Абдулла, – очень душистый, вкусный чай.

– Послушай, – обратилась к отцу Саяра, – так этот Абдулла поедет в Ленинград, да?

Турсунали-ака прищурился и спросил:

– А он тебе понравился, я вижу, а?

Саяра покраснела. Потом схватила чайную ложку и легонько стукнула ею отца по руке.

– Выдумываешь всегда. Я просто спрашиваю.

Однако профессор продолжал подначивать:

– А почему же ты тогда покраснела?

– Просто жарко! Вот и все!

– Знаю, почему тебе жарко.

– Папа!

– Ладно, ладно, больше не буду.

Абдулла, смущенный этим разговором, пристально разглядывал сложный рисунок на пиале. «Какая славная девушка! Неужели мы будем учиться вместе?»

– Отец, наверно, уже говорил тебе… – начал в этот момент профессор, обращаясь к гостю.

Абдулла поднял голову.

– Институт, в котором я работаю, – продолжал Турсунали-ака, – создан недавно. Это очень нужный институт. Сейчас много идет разговоров о ядерной физике, ты и сам слышал, наверное. В Москве, Ленинграде, Новосибирске построены атомные реакторы. Создаются электростанции. Через два-три года и в Узбекистане будет немало таких сооружений. Кроме того, в институте занимаются и космосом, частицами высоких энергий. Так вот я тебе и предлагаю… Подумай.