Текст книги "Зеленая звезда (Человеком быть, это трудно)"

Автор книги: Ульмас Умарбеков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

18

Длинная пристройка под камышовой крышей, примыкавшая к правлению колхоза, была заполнена людьми до отказа. Раис Нормат-ака поднял руку, призывая к тишине и кивнул Самаду:

– Начинай.

Самад придвинулся вплотную к столу, стоящему посредине сцены, и обратился к людям:

– Товарищи, в повестке дня нашего общего собрания только один вопрос – вопрос о будущем нашего кишлака. Но сначала о настоящем. Наш колхоз – миллионер. Живем мы неплохо, зерна и всякого добра у нас как будто в достатке. И даже есть избытки. Однако, товарищи, облик нашего кишлака не переменился. Каким он был двадцать – тридцать лет назад, почти таким и остался. Вот эта пристройка, в которой вы сидите, гордо именуется клубом. Но разве это клуб? А что сказать про другие дома в кишлаке, про узкие кривые улочки? Теперь нам не к лицу жить в таких условиях. Иное дело, если бы у нас не было средств. Но у нас теперь достаточно средств, чтобы построить новый кишлак. Конечно, не все сразу. Но надо начинать. Вот перед вами макет нового Мингбулака, – тут Самад осторожно снял покрывало со стола. – Вот смотрите. Этот макет создан нашим молодым архитектором Гюльчехрой, дочерью уважаемого Ганишера-ака. Она же будет и начальником всего строительства. Так решило правление колхоза.

Люди захлопали в ладоши, раздались голоса:

– Дай аллах тебе здоровья, дочка!

– Будь счастлива!

– Пусть не будет дня худшего, чем этот!

– А теперь, – сказал Самад, – мы дадим слово Гюльчехре. Она расскажет нам, каким будет новый Мингбулак, а потом перейдем к обсуждению. Нет возражений?

Нет.

– Слово предоставляется Гюльчехре Саидовой.

Гюльчехра, сидящая между раисом и отцом, поднялась с места. Краска смущения залила ее лицо. Вопросительно посмотрела она на Нормата-ака.

– Говори. Расскажи обо всем, что думаешь, что у тебя на душе, – поддержал ее раис.

Гюльчехра подошла к своему макету. Дома она готовилась к речи, даже репетировала, с чего начать и чем закончить. Однако сейчас, при виде множества устремленных на нее глаз, растерялась. «В самом деле, с чего же начать, с чего же начать?» – лихорадочно думала она.

Между тем люди задвигались на своих местах, зашептались. Кто-то кашлянул. Гюльчехра подняла голову, и тут ее взгляд упал на Алишера, сидящего на подоконнике. Брат подмигнул ей, махнул рукой и этим словно бы сказал: «Да говори ты, чего стесняешься?» Девушка взяла себя в руки и, не отрывая глаз от брата, тихо начала:

– Товарищи! Этот макет – моя дипломная работа. У нас в институте студенты-выпускники создают макеты больших зданий, макеты целых районов. А я выбрала свой кишлак. Я с детства мечтала о новом Мингбулаке, мечтала избавить его от пыли, от узких улиц, от домов, напоминающих погреба. И вот моя мечта перед вами. Конечно, этот макет несовершенен, в нем есть недостатки, и к тому же это моя первая самостоятельная работа… – Гюльчехра остановилась. Волнение снова сковало ее.

– Говори, дочка, мы все слушаем тебя, – сказал один из аксакалов, сидящих в переднем ряду.

– Не бойся, мы сами тебе укажем на твои недостатки…

– Вызовешь на хашар – исправим…

– Не скромничай, дочка, продолжай.

Гюльчехра снова взглянула на брата. Алишер опять подмигнул ей.

– Каким должен быть новый Мингбулак? – проговорила, запинаясь, Гюльчехра. – Вы видите здесь, на макете, трехэтажное здание. Это новый клуб. Нормат-ака посоветовал назвать его Дворцом культуры. У нас много молодежи. И нужно специальное помещение, в котором бы люди вечером могли отдохнуть, повысить свои знания, прослушать лекцию, посмотреть кино, принять концертную бригаду. Все это можно будет сделать в клубе.

– Когда? – крикнул кто-то.

– Через три года, – ответила Гюльчехра. – Теперь смотрите: справа от Дворца культуры расположено двухэтажное здание – здесь будет размещаться правление колхоза. А слева – гостиница «Мингбулак», видите – с верандой? Таким образом, в центре кишлака будут эти три больших здания, а между ними будет сад с фонтаном. Этот сад, вот с этой стороны, видите, протянется до самого канала. А по берегу канала пройдет автострада, которая свяжет кишлак с одной стороны с Кокандом, с другой – с Алтыарыком…

Тут девушка увидела, что в одном из средних рядов поднялся высокий седобородый старик.

– У меня есть вопрос, – услышала она его голос.

– Подождите, ата! Пусть она закончит свое выступление!

– Она может и потом закончить. А я, если сейчас не спрошу, забуду… – промолвил аксакал.

– Пожалуйста, спрашивайте, ата! – согласилась девушка.

– Все, о чем ты говорила, дочка, все это хорошо. Все эти Дворцы культуры нам нужны, но ты мне скажи о другом. Что станет с нашими домами? Вчера мой внук целый час болтал, что Мингбулак разрушат, а на его месте поставят небоскребы. Я сказал внуку: «Погоди, что же это такое получится? У нас не такой уж плохой дом, чего ради мы должны переселяться в этот небоскреб и жить друг под другом? Мы к такому не привыкли». В Ташкенте есть место, называется новый район Чиланзар. Года три назад приехал я в Ташкент, и меня потащили в этот Чиланзар, на панихиду. В комнате люди не уместились, и мы читали молитвы на улице. Это бы еще ничего. Но когда гроб стали спускать на веревках из окна, да еще чуть не уронили, тут уж я разозлился. И я не хочу, чтобы в Мингбулаке так было. Узбеку не только дом нужен, ему нужен свой двор, хотя бы клочок земли, и чтобы на этом клочке земли росло хотя бы одно дерево. Или я не прав?

– Верно говоришь, ата, верно!

– Кабилджан-ата, – обратился к аксакалу Самад, – вы целую речь произнесли. Подождали бы немного, а потом выступили.

– Э, сынок, я же говорю, память у меня стала слабеть, забыл бы все. Ну так, дочка, скажи, правду говорил мой внук? В самом деле ты будешь строить такие дома?

– Нет, отец, – ответила, улыбаясь, Гюльчехра. – Я постараюсь вам объяснить… От центра кишлака в радиальном направлении, на четыре стороны света протянутся четыре улицы. По обеим сторонам этих улиц будут построены одноэтажные дома для колхозников. Вот здесь вы видите макеты этих домов. Позади каждого дома обязательно будет двор. В Мингбулаке пока нет надобности строить многоэтажные жилые здания. В кишлаке всего пятьсот семей. Лет через десять – пятнадцать положение изменится. И вот тогда по ту сторону канала можно будет запланировать многоэтажные дома. А пока достаточно и этих. Кабилджан-ата, смотрите, в каком доме вы будете жить: впереди веранда, три комнаты и гостиная. Или же – четыре комнаты и гостиная. А свой дворик вы можете огородить, сделать, если хотите, ворота.

– Кабилджану-ата ворота нужно сделать в самом доме. А то вдруг гроб в двери не пройдет.

Люди заулыбались, раздался смех.

– Таким образом, – заключила Гюльчехра, – работы у нас очень много. Чтобы построить все, что изображено на макете, потребуется по меньшей мере лет пять, а то и шесть. Если есть вопросы, пожалуйста, задавайте.

И Гюльчехра направилась на свое место. Раис благодарно кивнул девушке.

– Молодец, выдержала, – сказал дочери Ганишер-ака. – А я уже хотел бежать к тебе на помощь…

– Товарищи, у кого есть вопросы? – обратился к собранию Самад, постукивая по столу карандашом.

– У меня вопрос! – из второго ряда поднялась худенькая женщина средних лет. – Будут ли в новом кишлаке ясли? Почему об этом ничего не говорите? Или же нам так и работать по старинке, ребенка к спине привязывать?

– Ясли будут! – ответил с места Нормат-ака. – В первую очередь мы построим ясли на шестьдесят мест. Это не вошло в план. Потому что строительство яслей начнется в этом году.

– Вы удовлетворены, Карамат-апа? – спросил Самад.

– Это другое дело.

– Какие будут еще вопросы?

– Разрешите мне!

Мальчик, стоящий возле Алишера, поднял руку.

– О чем ты хочешь спросить?

– Когда построят Дворец культуры, кино будет каждый день или, как сейчас, два-три раза в месяц?

– В день два раза. Устраивает?

Парнишка заулыбался.

– Будут еще вопросы?

– Я не могу взять в толк одну вещь, – сказал, не вставая, пожилой человек, сидящий в первом ряду. – Вот вы показываете наши новые жилища. Все это хорошо. Ясно, что правление и клуб будут построены на деньги из общего фонда. Это я понимаю. Но кто будет строить наши жилые дома. На чьи деньги? Вот это я прошу объяснить.

Самад вопросительно посмотрел на раиса. Нормат-ака поднялся со своего места, подошел к столу.

– Вы дельный вопрос задали, Муким-ака. Колхоз, конечно, не может бесплатно построить все дома. Мы посоветовались в правлении и пришли к одной мысли. Надо создать строительную бригаду, человек тридцать – сорок. Это выход из положения.

– А кто ей будет платить? Кто даст на это деньги? Деньги?

– Сейчас я все разъясню, – Нормат-ака поднял руку. – Деньги даст каждый по мере своих сил. А у кого сил не хватит, тому поможет колхоз. Предоставим кредит. Возьмем, к примеру, вас, Муким-ака. Вы сами трактористом работаете, а в полеводческой бригаде работают ваш сын и сноха. Если доходы двоих членов вашей семьи будут тратиться на хозяйство, то доход одного будет идти на покрытие долга. Если на это будет идти лично ваш доход, то вы за первый же год рассчитаетесь. Ну как, подходит?

– Еще как подходит, – сказал Муким-ака. – Включите в таком случае меня первым в список, а то мне надоело все время кланяться, когда в дом захожу. Ох, приземисты у нас дома…

– Ну кто еще выступит?

– У меня вопрос…

– Можно мне?..

– Подождите, не все сразу…

Еще много было вопросов и ответов. Гюльчехра никак не ожидала, что ее работа послужит для них поводом.

Счастливая возвращалась она домой между отцом и Самадом. На полпути Ганишер-ака о чем-то вспомнил и пустился обратно, искать раиса.

– Не помню, чтобы у нас раньше на собраниях столько народу выступало, – сказал Самад.

– Я тоже не ожидала, – отозвалась девушка. – Никак не думала, что этот макет за живое всех заденет.

– Это естественно. Хорошее жилище много значит в нашей жизни. – Самад потупился. – Ты знаешь, я тоже хочу построить новый дом…

– Значит, свадьба уже не за горами? – спросила Гюльчехра.

– Если девушка даст согласие, то не за горами, а если не даст согласие…

– Кто она?

– Да есть такая… Очень хороший человек.

– Она из Мингбулака?

– Да, из Мингбулака. Я учился с ней вместе, вместе работаем…

Гюльчехра давно поняла, в чем дело, она и раньше об этом догадывалась, но никак не думала, что робкий, стеснительный Самад пойдет на этот разговор.

– Кто же это такая? – наконец она обратилась к нему.

– Сказать?

– Да.

– Ты…

Гюльчехра покраснела. Вот он и сказал… Дождалась… Она сама вызвала его на этот разговор. А зачем? Бедный Самад! Мало ей сегодняшнего успеха, ну зачем она это сделала?

– Я тебя не обидел? – заволновался Самад.

– Нет, нет. – Девушка готова была казнить себя за легкомыслие. – Самад, то, о чем ты говоришь, – невозможно.

– Понимаю, тебе нравится Абдулла.

– Откуда ты знаешь? – спросила Гюльчехра поспешно. «Неужели он видел нас, – подумала она, – о аллах, там, на берегу сая!..»

– Когда он приезжает, ты становишься совсем другой.

– И только? – Девушка перевела дух.

– Это уже о многом говорит.

– Да, наверно. Ведь я… его люблю.

– А он?

– Он тоже. Уже давно.

Ну вот, теперь все сказано. Все-таки когда-то надо было выяснить отношения. Может, это к лучшему. Ему теперь все совершенно ясно. Теперь он постарается не думать о ней. Пройдет время, наверно, полюбит другую. Ведь в кишлаке столько хороших девушек. И красивых. Вот, например, младшая дочь Нормата-ака Джумагуль, недавно десять классов окончила. Очень милая. И Гюльчехра представила себе ее лицо, глаза, всю ее фигуру.

– Прости меня, Самад, – сказала она. – Прости…

– Нет, это ты меня прости. Я мог бы и промолчать. Вырвалось почему-то… Ну вот мы и пришли к твоему дому.

Самад остановился у ворот, и девушка протянула ему руку:

– До свидания.

– До свидания. – Самад легонько сжал ее ладонь и сразу отпустил.

– Самад!

– Что?

– Подожди… Ты обиделся на меня?

– Нет. – Самад грустно улыбнулся. – Не обиделся, честное слово. Ведь мы не дети. До свидания.

Однако Гюльчехра не могла отпустить его так:

– Ведь мы все равно останемся друзьями? Я считаю тебя самым лучшим и близким другом.

– Я тоже. До свидания. Все в порядке, Гюльчехра, не беспокойся.

– Спасибо, Самад, счастливо тебе…

Гюльчехра долго смотрела ему вслед. Самад не оборачивался. Горько ему сейчас. Но что она может сделать? А если бы не было Абдуллы? И тогда бы она дала такой ответ. Самад хороший парень, хороший товарищ. На него можно положиться. Но этого мало… И снова перед ней возникло лицо Джумагуль. Он может полюбить эту девушку! Или какую-нибудь другую. Человек не может жить без любви.

Эта мысль почти успокоила Гюльчехру, и она вошла во двор. Сейчас ее встретит мачеха. Мачеха? Нет, Гюльчехра уже не может так ее называть. А сначала было очень тяжело. Когда Зумрад-апа впервые появилась в их доме, девушка не могла на нее смотреть, не могла она смотреть и в глаза отцу. Зумрад-апа была родом из Алтыарыка, муж давно с ней развелся, обвинив ее в бесплодии. Она состояла в каком-то дальнем родстве с Норматом-ака и по временам наезжала в Мингбулак.

Прошел год после смерти матери Гюльчехры, и раис заговорил о своей родственнице со своим другом Ганишером.

– Я очень уважал твою жену Саодат, – сказал он, – память о ней у меня в сердце. Но ты подумай о своих детях. До каких пор твоя образованная дочь будет служанкой в доме? Она должна учиться, должна работать. Потом сообрази: она уже не маленькая. Выйдет замуж, что будешь делать один? Кто поднимет на ноги твоего сына?

Крепко задумался Ганишер-ака. Полтора года думал. Не мог он забыть свою жену. А Гюльчехра совсем замоталась – хозяйство, учеба, работа.

И вот, глядя на свою бледную, осунувшуюся дочь, Ганишер-ака решился: созвал пятерых друзей, сделал плов и привел Зумрад-апа к себе в дом. И – чудо! – дом почти сразу стал полной чашей. Такой поворотливой, хозяйственной, ласковой оказалась эта круглолицая застенчивая женщина. Алишер очень скоро стал звать ее мамой. Гюльчехра же часто плакала, на нее не действовали уговоры отца: «Доченька, я привел Зумрад, думая о тебе, о твоем брате. Я привел ее, чтобы вы не были сиротами, чтобы не остались без присмотра. Если же она вас станет обижать, то я… Но ты же видишь, какая она. Она не сделает этого. У нее не было детей – она полюбила вас. Да она ковром готова перед вами расстелиться». Все же девушка постепенно оттаивала. А потом случилось так, что Зумрад-апа перед сбором хлопка решила съездить на неделю в Алтыарык проведать сестру. Алишер попросил взять его с собой. Гюльчехра не хотела, чтобы он поехал, но Ганишер-ака не возражал, и девушка промолчала. Неделя прошла незаметно. А когда они вернулись, девушка не узнала брата: на нем были новые туфли, белая рубашка с отложным воротником, красивые шерстяные брюки. И, самое главное, до того он был ухоженный, розовощекий – просто прелесть.

Алишер сразу бросился к сестре.

– Ой, как было хорошо! – закричал он, – Ой, как хорошо!

И тогда девушка подошла к своей мачехе и обняла ее со слезами на глазах. Они вместе поплакали, и с тех пор Гюльчехра перестала ее дичиться. Они подружились.

…Зумрад-апа увидела девушку из окна и вышла во Двор.

– Как прошло собрание, все хорошо? – спросила она мягким, грудным голосом.

– Даже очень, – ответила Гюльчехра. – А я так боялась! Вопросы градом посыпались. А сколько народу было в правлении – полным-полно! Все хорошо получилось, и макет понравился…

– Да буду я твоей жертвой, милая, у меня за тебя сердце болело. Сейчас будешь есть или отца подождешь?

– Подожду. Он скоро придет. На полдороге вспомнил о чем-то и пошел обратно к раису.

– Так, говоришь, все остались довольны?

– Как будто. Назначили меня начальником стройки… А мне ведь сначала институт надо закончить.

– Кстати, – промолвила Зумрад-апа, – тебе пришла телеграмма.

– Да? – Гюльчехра сразу подумала об Абдулле.

Они вошли в дом. Телеграмма лежала на подзеркальнике. Девушка поспешно вскрыла ее, прочитала раз, потом другой, и вдруг залилась счастливым смехом. Она долго не могла остановиться.

– Что такое, доченька, что такое? – спросила Зумрад-апа.

Наконец девушка протянула ей телеграмму:

«Коканд Мингбулак Саидовой Жюри конкурса поздравляет вас успехом Ваш проект кафе Ешлик принят Премия будет вам вручена несколько позже тчк Согласно условиям январе будущего года вы должны принять участие строительстве тчк Ташкент улица Куйбышева Горпроектинститут председатель жюри Захидов».

– А знаете, кому я обязана этим счастьем? – загадочным тоном спросила девушка. – Вам, вам, дорогая, милая Зумрад-апа. Если бы не вы, я бы не смогла работать над этим проектом, у меня просто не хватило бы времени… – И Гюльчехра звонко расцеловала смутившуюся женщину в обе щеки.

– Поздравляю, поздравляю, доченька… Значит, тебе надо будет поехать в Ташкент…

– Это не так скоро. И потом, я поеду ненадолго!

Размахивая телеграммой, Гюльчехра закружилась по комнате. Мечта сбылась! Теперь она настоящий архитектор, ее признали… Все будут рады в кишлаке – отец, раис, Самад! Самад… Нужно немедленно написать Абдулле, как он обрадуется! И девушка побежала в свою комнату.

«Абдулла, у меня сегодня очень-очень большая радость. Во-первых, общее собрание колхозников одобрило мой макет будущего Мингбулака. Меня назначили начальником стройки. А когда пришла домой, получила телеграмму. Оказывается, я победила на конкурсе! Мой, проект кафе „Ешлик“ принят! Никто не мог этого ожидать, а я – меньше всех. Это какое-то чудо. Я никак не могу прийти в себя. Абдулла, если ты приедешь на зимние каникулы, мы с тобой встретимся в Ташкенте. Меня приглашают консультировать строительство по моему проекту. Ты разделяешь мою радость? Твоя Гюльчехра».

19

Все эти дни Абдулла ходил сам не свой. Все перепуталось у него в голове. Он понимал, что это добром не кончится. Ведь у человека должна быть одна твердая линия поведения, пытался рассуждать он. Человек не должен разбрасываться, он только тогда добьется успеха, когда идет прямо к цели, не сворачивая.

А что получается у него? Поспешили они с Гюльчехрой, ох как поспешили! Но это она виновата, она проявила слабость. Если бы она сказала «нет», он бы просто немного огорчился, но это бы скоро прошло. А теперь они связаны. Он, Абдулла, связан. После того, что произошло, расстаться с ней значило бы совершить непорядочный поступок.

Ну что ж, значит, выхода нет? Значит, он останется с ней навсегда? А как же Саяра? Эта удивительная девушка, неземное существо, ангел, веселый, добрый ангел? Ведь он обнимал ее, целовал, и она называла его «милый»– разве можно это вытравить из памяти? Ничем не вытравить.

Но он будет жить с Гюльчехрой в этом своем доме с балаханой. И все думать о Саяре. И не только о Саяре – об упущенных возможностях. С ума сойти можно. Какие возможности! Если бы он связал жизнь с Саярой, то уж точно через два года был бы кандидатом наук. Еще через три года была бы готова докторская диссертация. А потом – руководство в каком-нибудь крупном научно-исследовательском институте… Все это вполне реальные планы. Конечно, не исключено, что всего этого он мог бы добиться сам. Но когда? Через сколько лет? И где все же гарантия, что он бы этого добился? Если бы они с Саярой поженились, все пошло бы как по маслу. Турсунали-ака, большой ученый, академик, помогал бы ему по мере сил, указал бы путь. Ведь Абдулла был бы для него не просто ученым, а зятем! Мужем единственной дочери, в которой он души не чает…

Если бы знать заранее, если бы знать заранее… Конечно, он сдержался бы тогда, в тальниковой роще! И они бы с Гюльчехрой разошлись спокойно. Он бы сказал: «Гюльчехра, прости, ради аллаха, я ошибся, мы не подходим друг другу». Вполне можно было бы написать такое письмо. И делу конец. Теперь такое письмо не напишешь, так просто не объяснишь… Каким скверным человеком покажется он Гюльчехре! А он совсем не скверный. Его уважают, с ним считаются, он один из лучших студентов института. Он никому не делал плохого, он никогда даже не думал об этом. А в результате он может оказаться виноватым. Как это несправедливо! Ну в чем он виноват? Ведь он не знал, что так получится. И Саяра не знала. Она тоже не виновата. Саяра – еще ребенок. Как она ему недавно сказала: «Абдулла, ты такой хороший. Но я и не знала, что я такая трусиха. Я боюсь тебе не понравиться. Всего боюсь. Ты подожди немного, Абдулла». Вот смешная! А потом посмотрела искоса и добавила: «Я по вечерам не буду тебя в комнату пускать. Приходи днем». Что ж, может, она и права…

Как-то Саяра показала ему то письмо отца, в котором он спрашивал: «Какие у тебя отношения с Абдуллой?»

– Ты… ему ответила? – Лицо Абдуллы стало напряженным.

– Да…

– Что ты ответила?

– Написала, что мы поругались.

Абдулла перепугался. От этой девушки всего можно было ожидать.

– Не шути.

– А что тут такого?.. Я захотела узнать, как он будет после этого к тебе относиться…

Абдулла побледнел.

– Зачем ты это сделала?.. – еле слышно спросил он.

Девушка расхохоталась.

– Эх ты, шуток не понимаешь… Я написала, что ты даже лучше, чем он о тебе думает. Ну как, ты доволен?

– Очень даже, – ответил Абдулла.

Прошла еще неделя, и он получил сразу два письма: одно – от Гюльчехры, другое – из дому. Абдулла сначала взял в руки письмо Гюльчехры, потом передумал, положил его на стол и накрыл сверху книгой. Надорвал отцовский конверт.

Гафурджан-ака осведомлялся о его житье-бытье, сообщал, что мать по нему очень соскучилась, и после того как поведал о том, что чувствует себя намного лучше, приписал:

«Вчера вечером навестил нас Турсунали-ака. Долго сидел и расспрашивал о тебе. И рассказывал о своей дочери. Насколько я понял, Саяра милая, славная девушка. Он сказал, что вы с ней очень хорошо относитесь друг к другу. Еще сказал, что ты ему нравишься. Что ты можешь стать хорошим ученым. Что он возьмет тебя в свой институт после окончания учебы, будет рекомендовать тебя в аспирантуру. Мы с твоей матерью очень обрадовались. Абдулладжан, сын мой, мы только и думаем, что о твоем счастье. Мы хотим, чтобы ты стал большим человеком, и считаем, что ты на пути к этому. Дай аллах тебе здоровья!

После ухода Турсунали-ака мы с твоей матерью полночи не спали, так разволновались. Если твоя звезда и звезда Саяры окажутся рядом, то для нас будет большим счастьем породниться с Турсунали-ака. Как я мог понять, Турсунали-ака тоже к этому склоняется. Прошу тебя написать, что ты обо всем этом думаешь?

Твой отец Гафурджан».

Тем лучше, сказал себе Абдулла. Вот и родители об этом узнали. Все идет к тому, чтобы он был вместе с Саярой. Стало быть, Турсунали-ака возьмет его к себе в институт. Это теперь совершенно ясно. Он будет учиться в аспирантуре. Это тоже ясно. Прекрасная девушка, чудесная семья. Что ему еще нужно? И его родители об этом мечтают. А прислушиваться к родительскому мнению его сыновний долг.

Абдулла снял со стола учебник и посмотрел на послание из Мингбулака. Раньше, когда от Гюльчехры приходило письмо и он брал его в руки, девушка представала перед ним как живая, улыбающееся лицо ее было совсем близко. Теперь же Гюльчехра, как бы не смея приблизиться, остановилась на некотором расстоянии от Абдуллы, и улыбка ее была какой-то далекой.

Наверно, опять пишет, что «соскучилась», «скорее бы прошел год».

Он надорвал конверт и вынул то самое письмо, в котором Гюльчехра сообщала о своих успехах.

Прочитав его до конца, Абдулла невидящими глазами уставился в крашеный пол. Да, правильно она пишет: никто не мог этого ожидать… Какой потрясающий успех! Кишлачная девушка оказалась самородком, талантом! Недаром он ее полюбил еще четыре года назад, недаром все каникулы проводил в Мингбулаке. Но, оказывается, он был слеп, не разглядел как следует, с кем имеет дело. Гюльчехра ему ровня. Теперь в этом не может быть никакого сомнения. У него столько связано с нею, столько радостей доставили они друг другу, столько планов строили! Неужели все это впустую?!

Абдулла поднялся с места и заходил по комнате. Как нужен ему сейчас чей-то добрый совет! Он запутался, окончательно запутался. А ведь надо что-то ответить отцу, надо что-то ответить и Гюльчехре. Нет, он пока ничего не станет писать. Надо сначала разобраться в себе.

Гюльчехра добилась всего сама. Абдулле тоже никто не помогал стать одним из лучших студентов и написать курсовую работу, которая теперь опубликована. До этих пор все шло как надо. Так почему же он не сможет достичь своих целей без помощи Турсунали-ака? Когда тебе покровительствуют, в этом есть что-то не очень хорошее, не очень приятное. До сих пор он без этого обходился, вполне может обойтись и в дальнейшем.

Пожалуй, будет трудно все объяснить отцу в письме. Лучше приехать в Ташкент на зимние каникулы, в спокойной обстановке переговорить с отцом, а потом жениться на Гюльчехре. Родители должны понять его, они не будут противиться.

Однако и эти мысли не успокоили Абдуллу. Он прилег на кровать, снова взял в руки письмо Гюльчехры и прочитал: «Если ты приедешь на зимние каникулы, мы с тобой встретимся в Ташкенте. Меня приглашают консультировать строительство по моему проекту».

Абдулла представил себе, как они идут вместе по улице Карла Маркса, все обращают на них внимание, ведь Гюльчехра очень красива. Вот они проходят мимо универмага, и вдруг навстречу им Саяра… Нет, это невозможно. Надо найти какой-то выход, надо как-то так сделать, чтобы не пришлось обманывать ни Саяру, ни Гюльчехру.

В дверь постучали.

– Кто это? – крикнул Абдулла.

– Это я, – раздался голос Пулата.

Он вошел в комнату.

– Что это ты валяешься на кровати, когда надо заниматься?

– А ты что слоняешься по коридорам? – в свою очередь, спросил Абдулла.

– Я из библиотеки. Понимаешь, диплом-то я вроде написал, а вот введение никак не получается. Может, посмотришь?

– Послушай, Пулат, я сегодня не в форме, – сказал Абдулла. – Ты уж извини.

– Хорошо.

И Пулат выскочил за дверь.

«Мне бы его заботы, – подумал Абдулла. – Счастливец. А советоваться с ним просто опасно. Если ему все начистоту рассказать, этот прямой парень вместо совета еще обругает, оскорбить может».

Абдулла встал, подошел к окну. Выпить пива, конечно, не помешает. Все равно ничего путного в голову не приходит.

– Ну вот и я. – Пулат, тяжело отдуваясь, вошел в комнату. – Лифта не стал ждать. Вот пиво.

– Пулат… – сказал Абдулла.

– Что?

– Я хочу задать тебе один вопрос.

– Ну?

– Если бы тебе предложили сильно обидеть твоего друга, причинить ему боль и за это наобещали бы тебе всяких благ, что бы ты ответил?

– Выпей, – предложил Пулат. – А то какие-то дурацкие вопросы задаешь.

– Нет, в самом деле.

– В самом деле? Ну что ж, я бы, конечно, попытался причинить боль… тому, кто мне такое предложил. А что?

Абдулла молчал. Конечно, Пулат не мог иначе ответить. Зачем же он тогда его спрашивал? Глупо все это…

– У тебя все в порядке?

Абдулла не успел ответить. Дверь широко распахнулась, и в комнату вошла Саяра:

– Ребята, можете меня поздравить!

– С чем?

– Я отдала диплом на машинку!

– Ура! – захлопал в ладоши Пулат. – Стало быть, мы снова пойдем в «Асторию»?

– Пожалуйста!

– Пошли, Абдулла? – Пулат толкнул его локтем.

Абдулле никуда не хотелось идти, но он понял, что расспросов в случае отказа не миновать. Саяра обязательно станет допытываться, почему да отчего он такой невеселый.

– Хорошо, – согласился он.

– Вы сначала объясните мне одну вещь, – с довольным видом сказала девушка. – По какому случаю вы тут сидите и к тому же без меня?

– Просто у Абдуллы оказались лишние деньги.

– Еще гонорар?

– Нет, это то, что осталось, – промолвил Абдулла. – Выпьешь немножко пива?

– Фу! Нет. – Саяра поморщилась.

– Что ж, тогда пошли, – заторопился Пулат.

– Подождите немного. Я должна переодеться.

– Вот еще! Ты и так хорошо одета…

– Я быстро. – Девушка выбежала из комнаты.

– Вот диво! – произнес Пулат. – Что бы мы делали без нашей Саяры? Хорошо бы нам всем троим и работать вместе. Как ты считаешь, Абдулла?

– Наверно, это не удастся.

– Почему?

– Я слышал, заканчивается строительство одного объекта. Кого-нибудь из нас уж точно туда пошлют.

– Только не меня. Саяра тоже не пойдет. Неужели ты?

– Не знаю. Что поделаешь, если вдруг распределят?

– А как же аспирантура? Ведь это твоя мечта?

– Мечта – одно, а жизнь – другое. Неужели ты этого не понимаешь?

– Странно… – Пулат пожал плечами. В коридоре послышался стук каблучков Саяры. – Ну вот и она. Пошли.

Абдулла нехотя поднялся с места. «Может быть, это и выход. Уехать куда-нибудь подальше от всех», – подумал он.

У В «Астории» Абдулла отвлекся от своих мрачных мыслей. Он танцевал с Саярой, и она вновь казалась ему самой прекрасной девушкой на свете. Потом они долго гуляли по городу. Прошли Невский из конца в конец. Саяра негромко читала Пушкина: -

 
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит:
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный…
 

Однако, вернувшись в общежитие, Абдулла понял, что это была лишь отсрочка, что надо на что-то решиться и времени для принятия решения остается все меньше и меньше.

Так проходили дни. Абдулла через силу заставлял себя заниматься. Отцу он так ничего и не написал, а для Гюльчехры составил в муках коротенькое послание. Он поздравил ее с большим успехом и сообщил, что, возможно, приедет в Ташкент на зимние каникулы.

Ответ пришел очень скоро. Абдулла прочитал письмо Гюльчехры и побледнел как стенка.

«Абдулла, здравствуй!

Я знаю, на этот раз мое письмо тебя не обрадует. Боюсь, что случилось то, чего мы не ожидали. Я никому не могу сказать об этом, даже и тебе стесняюсь.

Абдулла, после нашей последней встречи произошла задержка того, что обычно случается у меня раз в месяц. Ты понимаешь? Прости, я не могу по-другому написать. Сначала я себя успокаивала, что это иногда бывало и раньше. Но вот уже прошел и второй срок, два месяца прошло. Я очень боюсь, что мои опасения подтвердятся. Подожду еще неделю, и тогда уже все станет совершенно ясно, не останется никаких сомнений. Ты понял меня, Абдулла? Зачем только мы это сделали?.. Я в полном отчаянии. Я уже теперь не могу смотреть людям в глаза. Если бы ты был рядом со мной, тогда бы другое дело, я бы так не мучилась. Мы бы с тобой что-нибудь придумали. Но ты далеко. Что мы теперь будем делать?

Жду ответа. Гюльчехра».

Все закружилось перед глазами Абдуллы. Гюльчехра беременна! Только этого еще не хватало. Теперь всему конец… Вся жизнь насмарку. Вот результат легкомыслия! Что теперь он скажет Саяре? Что теперь у него будет с Саярой? Ужас! Ужас!

Картины одна другой страшнее замелькали перед ним.

Абдулле придется ввести в дом женщину с ребенком. Вот он говорит об этом матери. Она не верит своим ушам. А потом покачивает головой и произносит: «Сын мой, мы не ожидали от тебя этого. Ты опозорил нас».