Текст книги "Зеленая звезда (Человеком быть, это трудно)"

Автор книги: Ульмас Умарбеков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Вот отец. Он в один миг постарел. Смотрит с болью на сына, потом отводит взгляд. Он ничего не скажет. Он может простить. Вот бабушка… Нет, старуха не простит. У нее нрав крутой. Не простит. Дядя? Этот еще ничего. Поругает, конечно, а вот как Турсунали-ака?.. Вот это всего ужасней. Он может с Абдуллой сделать все, что захочет. Достаточно одного его слова – и он смешает Абдуллу с грязью. А Саяра? Вот она получила неожиданную весть. Пришла к нему в комнату, на глазах слезы, нет, она не станет плакать. Она придет и плюнет ему в лицо. Или отвесит пощечину. Без сомнения, она так и сделает. Что будет потом? Нет, нет! Может быть, Гюльчехра напрасно тревожится? Может быть, и нет ничего такого? Может быть, задержка произошла из-за болезни? У женщин это бывает, он слышал. Гюльчехра, наверно, этого не знает, вот и испугалась…

Он еще раз прочитал письмо. Ну да, она и сама сомневается, пишет, что надо подождать еще неделю…

20

Гюльчехра выглянула из своей комнаты и сказала мачехе, что сейчас переоденется и выйдет к столу. Потом подошла к большому зеркалу. Перед ней стояла девушка с бледным, осунувшимся лицом, под глазами были заметны темные круги. Она знала, отчего это: от бессонницы, от слез, от всех ее тревожных мыслей. Но почему у нее стали такие толстые губы? Или это так кажется? Неужели это признак беременности? Значит, и Зумрад-апа может заметить… Девушка невольно провела рукой по животу, по груди. Нет, как прежде, как будто все без изменений… От Абдуллы до сих пор нет вестей. Двадцать дней назад она отправила письмо. Или он уехал из Ленинграда? Но тогда письмо бы уже вернулось.

Гюльчехра так часто ходила на почту, что под конец это показалось ей уже неудобным, и она стала посылать Алишера.

– Апа!

Девушка вздрогнула. В окно она увидела брата.

– Чай остынет!

– Я сейчас, – сказала Гюльчехра. – Отец здесь?

– Недавно ушел.

– Я сейчас…

Она отложила в сторону узкое платье, которое собиралась надеть, и перебрала чуть не весь свой гардероб, прежде чем остановилась на платье из ханатласа, которое сшила ей недавно Зумрад-апа. Зеркало подсказало, что обнова ей к лицу – даже темных кругов под глазами не стало заметно. Настроение у Гюльчехры немного поднялось, она ободряюще улыбнулась себе в зеркало и вышла на веранду.

– Ты что так задержалась? – спросила Зумрад-апа.

– Долго платье выбирала, вот выбрала ваш подарок…

– Чтобы ты его долго носила, ты все хорошеешь, стала еще красивее, – Зумрад-апа залюбовалась девушкой. – Немного пополнела, но это тебе идет.

Гюльчехра прикусила губу. «Неужели догадывается?!»

– Говорят, красота девушки в ее сердце, – продолжала Зумрад-апа, наливая чай. – Конечно, не только в этом. Важно, как девушка выглядит… Разве худенькой подошло бы такое платье?!

С благодарностью посмотрела Гюльчехра на свою мачеху.

– И вы совсем неплохо выглядите, Зумрад-апа.

– Где уж неплохо, вот твоя мама… говорят, была очень красивой женщиной.

Гюльчехра растерялась. Неужели она ревнует… к человеку, которого нет в живых? Или, может быть, отец чем-нибудь обидел? Или родственники? Надо ее как-то поддержать. Бедная Зумрад-апа!

– Мать у меня была красивая, – сказала девушка, – однако сама она этого не замечала. И я тоже не замечала. Для нас она была просто мамой. И вы, Зумрад-апа… Вы для меня и для Алишера просто мама.

– Спасибо…

Слезы показались на глазах Зумрад-апа.

– Вас кто-нибудь обидел?

– Нет, – ответила Зумрад-апа, снова протягивая ей пиалу с чаем. – Бери. Нет. Меня никто не обижал.

– Не надо, не расстраивайтесь…

– Я ничего… Только бы вы были счастливы, здоровы.

Гюльчехра не знала, чем еще ее утешить, поднялась с места.

– К обеду придешь? – спросила Зумрад-апа, когда девушка спустилась во двор, – Я приготовлю вкусную кисленькую шурпу. Приходи.

– Обязательно! Вы не печальтесь, ладно?

Зумрад-апа улыбнулась сквозь слезы, кивнула.

У ворот девушка поняла, что послужило причиной слез мачехи. Дувал подпирала темная мраморная плита. На плите была выбита надпись: «Саодат Саидова». И годы жизни и смерти.

Мать прожила всего тридцать семь лет! Комок подступил к горлу девушки.

– Мама! Мамочка! – еле слышно вырвалось у нее. Гюльчехра зажала рот ладонью. Зачем причинять боль бедной женщине, оставшейся в доме? Она закрыла ворота за собой.

Если бы мать была жива! Гюльчехра упала бы перед ней, заплакала, и мать помогла бы ей, разделила бы ее горе.

Ноги сами привели девушку к почте. Там стоял у окошечка старик и пересчитывал деньги. Гюльчехре пришлось подождать, когда он закончит. Старик считал не торопясь, поплевывая на пальцы. Наконец он наклонился к окошку и спросил:

– Нигяра, это все?

– Все, ата, – раздался голос Нигяры, девушки лет шестнадцати, работающей на почте.

– Спасибо, дочь моя.

Старик направился к выходу.

– Скажите спасибо своему сыну, ата! – крикнула вслед Нигяра.

– Сын меня не забывает. Спасибо ему, спасибо и тебе.

Еще что-то пробормотав, старик вышел из комнаты, не заметив Гюльчехру.

– Заходите, апа! – сказала Нигяра, приподнимаясь с места. – Вы насчет письма?

Гюльчехра кивнула.

– Нет, апа. Вам ничего нет. Не волнуйтесь, – принялась утешать ее Нигяра. – Должно быть, все в порядке, вот и не пишут.

Гюльчехра была вынуждена облокотиться о стойку.

– Если вы очень беспокоитесь, – добавила Нигяра, – то можете дать телеграмму.

– Верно! – Гюльчехра выпрямилась. – Дайте мне, пожалуйста, бланк.

Она села за стол. Если сегодня дать ему телеграмму, завтра уже может прийти ответ. Почему она раньше этого не сделала? Наверное, он не получил последнего письма. Конечно, не получил. Письмо затерялось в дороге. Разве нет таких случаев? Или попало по чужому адресу. Кто знает? Все решит телеграмма. Все станет известно завтра.

Гюльчехра торопливо написала адрес Абдуллы и вдруг отложила ручку. Почему же до сих пор он получал все ее письма? Ведь не было никакой путаницы. Нет, письма не пропадают. Значит, он просто молчит… Не хочет отвечать…

Значит, бросил… Девушка закрыла глаза… «Что это, о чем это я подумала? Как я могла такое подумать… Письмо придет, придет не сегодня, так завтра. Оно не может не прийти».

Гюльчехра смяла в руке бланк с адресом и подалась к выходу.

– Вы что, апа, не будете посылать телеграмму? – спросила Нигяра.

Гюльчехра остановилась:

– Нет… Я еще подожду…

Она вышла на улицу. Письмо придет. Должно прийти…

Однако письмо не пришло и на следующий день.

И тогда прямо с почты девушка отправилась куда глаза глядят. Вышла в поле. Мыслей у нее никаких не было.

Возле хауза она услышала звук мотора и подняла голову. Ей навстречу ехал газик. За рулем сидел Нормат-ака. Раис увидел Гюльчехру и остановил машину.

– Куда путь держишь?

– Я просто так… гуляю, – голос ее задрожал.

Раис открыл дверцу, выбрался из машины.

– Все ли у тебя в порядке? Что-то вид у тебя такой… Ты не больна?

Девушка не выдержала, заплакала. Нормат-ака положил ей руку на плечо и сказал:

– Я понимаю, почему ты плачешь. Не надо. Твоя покойная мать была очень хорошим человеком, но смерть никого не щадит. Завтра мы приведем в порядок ее могилу. Ты, наверно, увидела надгробную плиту, что мы заказали…

Гюльчехра ничего не ответила.

– Или Зумрад-апа тебя обижает? – задал раис новый вопрос.

– Нет, – выдавила из себя девушка. – Зумрад-апа очень хорошая…

– Вот видишь! – обрадовался раис. – Ганишер не приведет в дом плохого человека. Ну, успокойся, не к лицу тебе плакать. Ты ведь у нас архитектор, начальник, а плачешь как ребенок. А ну-ка посмотри на меня!

Гюльчехра вытерла слезы, перестала всхлипывать.

– Ну вот так-то лучше. Садись, подвезу до кишлака.

Девушка покачала головой:

– Спасибо, я пойду пешком.

– Ну ладно, как хочешь…

Раис сел в машину и уехал… А Гюльчехра, глядя себе под ноги, тихо пошла вдоль канала.

Вечером Алишер принес ей с почты телеграмму. Ректор вызывал Гюльчехру в Ташкент.

21

Никто в институте не знал, что творится в глубине души у этого способного, трудолюбивого студента. Дипломную работу он защитил на «отлично». Его похвалил заведующий кафедрой профессор Марков.

Поговаривали, что ему будет предложено остаться в аспирантуре.

По-прежнему Абдулла так и не мог ни на что решиться. Но все же временами он еще пытался рассуждать логически. Если он женится на Гюльчехре, то в Ташкенте им будет делать нечего. Он ничего не достигнет в Ташкенте, потому что Турсунали-ака не даст ему там хода. Что перед ним Абдулла? Соринка! Академик дунет – и Абдулла полетит в сторону. Они будут жить в Ленинграде, конечно, если его оставят в аспирантуре. Здесь он защитит и кандидатскую диссертацию.

Но что скажут на это его родители? Ведь они ждут его в Ташкенте, ждут не дождутся. И согласится ли Гюльчехра поехать в Ленинград? Хотя работа там для нее отыщется, архитекторы везде нужны…

Удивительно, чем больше думал Абдулла о Гюльчехре, тем больше нравилась ему Саяра. Ведь она была рядом, веселая, милая, озорная…

В тот вечер ему стало совсем невмоготу. За окном шумел дождь. Абдулла взял плащ и спустился вниз. Сначала он направился в сторону Мойки, а потом неизвестно как очутился на Литейном проспекте. Людей было много, почти все шли под зонтиками. Каких только зонтов не было – большие, маленькие, белые, красные, желтые, черные… Абдулла остановился, вытер мокрое лицо платком. И, задрав голову, посмотрел наверх, в черное небо. Когда только кончится этот дождь…

– Что, Аду, звезды считаешь? – спросил кто-то рядом.

Перед ним стоял его однокурсник Виктор в длинном плаще с капюшоном. Виктор был старше Абдуллы года на четыре, пришел в институт из армии.

– А ты что здесь делаешь в такую погоду? – удивился Абдулла.

– Навещал жену. Она лежит в больнице.

– А что с ней?

– Аборт сделала, дурочка, – сокрушенно сказал Виктор.

– Аборт?

– Она думает, нам достаточно одной Светки. Светка – это наша дочь. Ей уже три года, славная девчушка. Так вот, жена до вчерашнего дня ходила как ни в чем не бывало, не было у нас об этом никаких разговоров. А сегодня прихожу из библиотеки, на кухне под чайником письмо. Мол, прости, Витенька. Я пошла в больницу. Через три дня выйду…

Через три дня? – переспросил Абдулла.

– Да, через три дня, мол, выйду, если хочешь, можешь навестить. Я бросился со всех ног… Не повезло, Аду. Опоздал.

– А она здорова? Когда выйдет?

– Здорова. Полежит еще завтра и послезавтра, а потом выпишут.

– Значит, там долго не держат? – взволнованно спросил Абдулла.

– А что?

– Нет, нет, ничего!.. Что теперь будешь делать?

– А что теперь сделаешь? Светку я у соседей оставил, надо скорей забрать. Надоела им небось. Что случилось, то случилось. – Виктор вздохнул. – Ладно, до свидания.

– До свидания.

Абдулла, широко улыбаясь, смотрел вслед Виктору, но не видел его. Выход найден! Он сейчас же напишет письмо Гюльчехре. Нет, даст телеграмму. Ведь это же, оказывается, просто. Всего три дня! Да пусть хоть неделю. Неужели Гюльчехра не сможет этого устроить? Не такая уж она маленькая.

Поблизости нигде не было видно почты. Но Абдуллу это не обескуражило. Он бодро зашагал в сторону гостиницы «Ленинград», там почта работала круглые сутки. Надо составить телеграмму так, чтобы было понятно только Гюльчехре. Он немного подумал и написал на бланке: «Если обратишься нужное учреждение все будет порядке Приветом Абдулла».

Он заплатил за телеграмму и вышел из гостиницы. У него словно гора с плеч упала.

Без сомнения, Гюльчехра тоже размышляла об этой возможности, о «нужном учреждении». Конечно, рано ей заводить ребенка, рано… Вот почему они никогда об этом и не говорили, им это просто в голову не приходило. Надо сначала встать на ноги, а уж потом думать о детях.

Разумеется, аборт – очень неприятная вещь, очень. Больно, наверно, и вообще… ужасно. Вряд ли после этого ему захочется близости с Гюльчехрой… Как нескладно все у них получилось! Конечно, теперь о женитьбе не может быть и речи. Гюльчехра будет переживать, она будет мучиться, но что поделаешь? Он думал, что любит ее, и ошибся. А кто не ошибается? Бывает, люди разводятся после десяти – пятнадцати лет совместной жизни. Разве он виноват в том, что полюбил Саяру? Сердцу не прикажешь, нет. Недаром люди говорят, что первая любовь счастливой не бывает. Гюльчехра должна это понять.

Абдулла дошел уже почти до самого общежития и вдруг остановил такси. Он поехал обратно, в гостиницу «Ленинград», и отбил еще одну телеграмму. В Ташкент, отцу. «Воля ваша Согласен с вами Приветом ваш сын Абдулла».

22

В Ташкенте Гюльчехра решила остановиться у своей однокурсницы Санобар. Девушка надеялась, что Санобар, эта немногословная, серьезная женщина, хоть и поругает ее, но зато и поможет больше, чем кто-либо, подскажет, как найти врача, принимающего на дому. Санобар вместе с мужем работала в горсовете, жили они в Чиланзаре. Гюльчехра была у них однажды, помнила, что напротив их дома находится большой гастроном, однако точного адреса не знала.

Долго кружила она в такси по Чиланзару, прежде чем обнаружила знакомое здание. Поднялась с чемоданчиком на третий этаж, нажала на кнопку звонка. Вот сейчас выйдет Санобар. Однако никто не открывал. Девушка еще раз позвонила – с тем же результатом.

Вдруг открылась соседняя дверь, и на лестничную клетку вышла девушка в синей форме стюардессы, с сумкой Аэрофлота через плечо. В маленьких ушах ее поблескивали клипсы в виде листочков.

– Вам кого? – спросила она, улыбаясь и показывая свои ровные белые зубки.

– Санобар-апа. Санобар Кадырову, – ответила Гюльчехра.

– А кем вы ей приходитесь? – неожиданно прозвучал вопрос.

– Я ее знакомая, мы вместе учимся. Я приехала из Коканда. Так дома ли Санобар?

– Ах вот как, так вы и есть тот самый архитектор из Коканда? Ведь вы победили на конкурсе? – продолжала спрашивать девушка, не переставая улыбаться.

– Да.

– Санобар-апа много о вас рассказывала. Значит, вы раньше бывали здесь, как же я до этого ни разу вас не видела… Я тоже хочу поступить в ваш институт, стать архитектором. Мне так нравятся красивые дома… Скажите, а вы знакомы с академиком Сагдулаевым?

Гюльчехра отрицательно покачала головой.

– Я однажды была у него, – продолжала девушка. – Двухэтажный дом. На первом этаже зал, кухня, столовая. На втором этаже спальня, тут же рядом большая ванная… И все внутри – это, кажется, называется интерьером – до чего чудесно!.. Зайдешь – и не хочется уходить. Давайте знакомиться. Тамара. Я пока работаю в Аэрофлоте. На всесоюзной линии.

Гюльчехра пожала ей руку и тихонько напомнила:

– Так вы не сказали, где Санобар…

– А они уехали, – спокойно ответила стюардесса. – На Иссык-Куль. Всей семьей.

– Давно?

– Да неделю назад. А вернутся они дней через десять. Вам очень нужна Санобар?

Гюльчехра вместо ответа подняла свой чемодан.

– Ах, так вы хотели пожить у нее? Остановитесь у меня, – радушно проговорила девушка. – Я ведь одна живу. Пожалуйста, располагайтесь, пока они не возвратятся.

– Спасибо, спасибо, – промолвила Гюльчехра и направилась по лестнице вниз. – Стюардесса пошла за ней следом. Словно сквозь сон слышала Гюльчехра ее голос:

– Вы ведь с дороги. Хоть бы посидели немного у меня, отдохнули…

Они вышли на улицу.

– А у вас есть куда пойти? – спросила стюардесса.

Гюльчехра кивнула.

– Ну, в таком случае до свидания. Вон мой автобус подъехал. Может, нам по пути?

– Большое вам спасибо, – сказала Гюльчехра. – Вы не беспокойтесь, пожалуйста, я такси здесь подожду…

– Если не найдете, где остановиться, приходите ко мне! – крикнула стюардесса с подножки автобуса. – Я к вечеру вернусь!

Гюльчехра помахала ей рукой и, когда автобус скрылся за поворотом улицы, устало опустилась на свой чемодан. Куда она теперь пойдет? В институт – уже поздно, а без предупреждения нагрянуть с чемоданом к какой-нибудь знакомой студентке со своего курса вроде и неловко.

Значит, остается только к бабушке Абсутай. Но это не так уж и плохо. Она веселая, гостеприимная. Только вряд ли она сможет помочь в таком деле… Еще в первый приезд в Ташкент Касымджан предложил ей устроиться у этой старухи. Гюльчехра согласилась с благодарностью, она не считала для себя удобным жить одной в гостинице.

Дом Абсутай был на Лабзаке. Большой двор. Несколько комнат. Раньше она жила с сыном. Потом он вместе с женой уехал на строительство газопровода Бухара – Урал, и старуха осталась со своим внуком Зубайдой, который учился вместе с Касымджаном.

Гюльчехра остановила свободное такси и поехала на Лабзак. Уже стемнело, когда она зашла в ворота Абсутай. Старуха сидела посреди двора на супе и стегала ватное одеяло.

– Как поживаете, бабушка Абсутай? Как ваше здоровье? – спросила девушка.

– Да что может со мной случиться, дочка, слава аллаху, пока здорова. Вот скучно только. Не привыкла я одна. Ты садись посиди, сейчас я чай заварю.

– Куда ушел Зубайда?

– На практике, вместе уехали с Касымджаном. Садись, дочка, я сейчас!

И Абсутай засеменила к очагу. Гюльчехра в душе даже обрадовалась тому, что молодых людей не было сейчас в Ташкенте. Ей теперь не до развлечений.

Вскоре бабушка Абсутай пригласила ее к столу.

– Надолго ли приехала?

Гюльчехра не знала, что ответить. И в самом деле, на сколько времени она приехала? Это, наверно, будет зависеть от врача…

– Поживу, пока не закончу дела. Может, неделю или две.

– Хорошо, дочка, хорошо. К этому времени и ребята подъедут. А теперь так. Ты тут посиди, попей чаю, а я быстренько приготовлю парамач. Я сегодня на базаре была, хорошее мясо купила.

Они долго разговаривали о том, о сем после ужина. И вот в какой-то момент Гюльчехра не выдержала: она посмотрела с болью на ласковую, предупредительную бабушку Абсутай и расплакалась. А потом раскрылась, поведала ей все, что лежало на сердце. Как могла старалась Абсутай успокоить девушку, хоть немного приободрить ее. А под конец сказала:

– У меня есть одна дальняя родственница, хороший человек, врач. Я завтра к ней схожу, посоветуемся. Только ты не плачь, не плачь, милая, мы что-нибудь придумаем.

Гюльчехра уснула в слезах.

Утром после завтрака Абсутай проводила девушку до ворот.

– Ты теперь не думай об этом негодном парне, – сказала старуха. – Он не человек. Если бы был человеком, разве бросил бы тебя? Не думай о нем.

Гюльчехра пообещала. Но как она могла о нем не думать?..

Возле трамвайной остановки кто-то взял ее под локоть:

– Что случилось, дочь моя, почему плачете?

Гюльчехра подняла голову. Слова участия произнес высокий седобородый аксакал. Он всматривался в нее добрыми близорукими глазами.

– Или кто обидел вас?

– Нет, – промолвила девушка. Она не знала, куда деваться от стыда, от смущения.

– Возьмите себя в руки, – произнес аксакал. – Я потому так говорю, что вижу: вы девушка волевая. Да, не спорьте…

Подошел, погромыхивая, трамвай. Гюльчехра поспешила подняться в вагон.

В институте ее принял сам ректор.

– Проходите, проходите, товарищ Саидова, – проговорил он, выходя навстречу Гюльчехре. – А мы ожидаем от вас телеграммы. Где вы остановились?

– У своих знакомых, – ответила девушка и, подчиняясь знаку ректора, опустилась в кресло.

– Это недалеко?

– Нет, прямо здесь, на Лабзаке.

– Ну что же… Если желаете, мы предоставим вам место в гостинице.

– Нет, спасибо. Мне там хорошо… Я всегда там останавливаюсь, когда приезжаю в Ташкент.

– Прекрасно. Гюльчехрахон, прежде всего я поздравляю вас с наградой. Ваша работа всем нам по душе. Конечно, есть в проекте отдельные, частные недостатки. Но это и в самом деле частности, мы потом об этом поговорим. Замечания в основном по интерьеру. Что же касается внешнего вида, то ваше кафе очень удачно компонуется с новой гостиницей. Строители предлагают возводить оба здания одновременно. Но ведь гостиница-то почти уже готова. Хотите посмотреть?

– Было бы неплохо.

– Хорошо. Я сам вас отвезу.

Ректор нажал на кнопку в углу стола, и в комнату вошла секретарша.

– Послезавтра в двенадцать собрание. Будут вручаться премии победителям конкурса…

Гюльчехра никак не ожидала, что все будет именно так. Она ехала в машине с ректором и как будто даже отвлеклась от своих волнений и тревог.

Через полчаса они подъехали к будущему студенческому городку. Строительство здесь велось ускоренными темпами. Куда ни глянь, везде подъемные краны, самосвалы…

– Вы посмотрите только, – с гордостью произнес ректор. – Через два-три года здесь все преобразится, все будет прекрасно, как сама молодость! И что примечательно, проекты многих зданий создали молодые архитекторы. Вот взгляните, уже можно себе представить, каким будет этот Дворец культуры. Его строят по проекту нашего аспиранта. Вам нравится?

– Очень даже!

– А вот это гостиница «Ешлик». Мы приехали.

Машина остановилась. Ректор вышел и протянул руку Гюльчехре.

– Но ведь здание уже готово, – с удивлением сказала девушка.

– Еще много работы. Однако к концу года обещают сдать.

Они вышли на широкую строительную площадку. Старик сторож двинулся навстречу гостям.

– Здравствуйте, Сулейман-ата! – любезно поздоровался с ним ректор. – Как ваши дела? Вот познакомьтесь с нашим молодым архитектором. Гюльчехра Саидова.

– Очень хорошо, очень хорошо! – старик оглядел девушку с головы до ног. – Говорите, архитектор?

– Ну да! – рассмеялся ректор.

Гюльчехра смутилась, опустила голову.

– Глядите-ка, оказывается, и из девушек выходят архитекторы.

– Да еще какие! А ну-ка, отец, показывайте свое хозяйство! Пойдемте!

* * *

Вечером бабушка Абсутай встретила уставшую Гюльчехру словами:

– Была я у своей родственницы. Она обещала помочь. Только она сначала хотела с тобой поговорить. Пойдем к ней в начале будущей недели. Она сказала, чтобы ты не волновалась, все будет в порядке…

И Абсутай обняла девушку, погладила ее вздрагивающие плечи.

В тот день, когда вручались премии и награды, институтский зал был переполнен. Гюльчехру усадили в президиум. Было много всяких речей. Председатель жюри Захидов поздравил ее и вручил премию. Потом выступил ректор.

– Я очень рад, – сказал он, – что победительницей оказалась наша студентка. Вижу, что эту радость разделяет весь наш коллектив. Я от души желаю Гюльчехре новых успехов.

Гюльчехра вышла из института ошеломленная, у нее кружилась голова. «Я недостойна таких похвал, – думала девушка. – Надо будет обязательно посоветоваться с преподавателями насчет типовых построек в Мингбулаке. Как все-таки избежать однообразия?»

– Можно бы и отметить премию! – услышала она чей-то голос.

Группа третьекурсников окружила ее:

– Поздравляем, поздравляем!

– Спасибо! – Гюльчехра пожала всем руки. – Я готова. Можем сейчас и отметить.

– Отлично! Тогда – в ресторан «Бахор»! – крикнул вихрастый молодой парень.

– Нет, нет! – возразили ему, – Пусть сначала построят кафе. Вот когда мы увидим его в металле, стекле и камне, тогда Гюльчехра-апа устроит нам хорошее угощение!

– Согласна! – Гюльчехра улыбнулась, – Мы непременно так и сделаем.

Студенты весело попрощались и ушли. Гюльчехре еще рано было возвращаться домой, и она направилась в сторону Урды. В самом деле, что она будет делать с премией? Девушка открыла сумочку и потрогала конверт с деньгами. «Да, большая сумма. Отправить домой, отцу? Или же накупить подарков? Тут на все хватит», – решила она.

Следующие два дня Гюльчехра почти целиком посвятила хождению по магазинам, покупкам. Позаботилась она и о бабушке Абсутай: преподнесла ей голубой шерстяной отрез на платье. Старуха растрогалась, даже молитву прочитала. Конечно, Гюльчехра и себе купила кое-что из одежды. Еще в прошлый свой приезд в Ташкент она мечтала приобрести белые индийские туфельки. Не нашла она их и теперь. Однако продавщица отдела обуви в ЦУМе посоветовала ей зайти послезавтра, туфельки привезут чешские, но они ничуть не хуже индийских.

В тот же день Гюльчехра решила поехать в строящийся студенческий городок. Девушку тянуло туда, ведь там будет стоять ее здание!

Старик сторож обрадовался Гюльчехре, угостил ее большим ломтем дыни хандалаки. Девушка походила немного по строительной площадке, а потом поднялась на пятый этаж гостиницы.

– Будь осторожна, дочка! – крикнул ей снизу Сулейман-ата. – Далеко ли до греха, здание еще не закончено!

Гюльчехра не послушалась его, вышла на балкон, еще не огражденный перилами, и прислонилась к дверному косяку.

Город был перед нею, рядом с нею.

Сквозь изумрудную листву громадных чинар и тополей просвечивали белые и красные крыши домов. Вдалеке вырисовывались контуры гор. Вершины их отливали серебром на солнце. Легкий ветерок шевелил пряди волос, овевал лицо, шею.

«А что, если крышу кафе превратить в веранду? – вдруг подумала Гюльчехра. – Нет, к сожалению, придется во многом изменить проект… Стоит все-таки попробовать – вчерне». Девушка спустилась вниз.

– Ну как, нравится? – спросил Сулейман-ата.

– Что и говорить… И воздух такой хороший, так легко дышится.

– Э, дочка, здесь будет рай, да и только. Ну да тебе лучше знать, как здесь будет, – сказал старик.

Гюльчехре было пора домой, на Лабзак. Когда она добралась до Хадры, вдруг вспомнила о чешских туфельках в ЦУМе. Трамвай довез ее до театра Навои.

Народу в магазине было много, однако продавщица, увидев Гюльчехру, поманила ее к себе:

– Вот, можете примерить.

Гюльчехра села на стул рядом с прилавком. Туфельки и в самом деле оказались очень красивые: аккуратно скроенные, белые, по началу подъема – тоненькая золотая цепочка, и каблук не слишком высокий, удобный.

Девушка примерила их – подошли на диво!

– Большое вам спасибо, – сказала она продавщице.

Та в один миг вложила туфельки в коробку и выписала чек.

– Поздравляю с удачной покупкой, – произнес кто-то сзади.

Девушка обернулась и увидела Шаходат-холу. И сразу словно туман поплыл перед глазами Гюльчехры.

– А я давно за тобой наблюдаю, думаю: Гюльчехра это или нет? Ну, как поживаешь, как домашние? Все ли в порядке? Когда приехала?

– Я здесь уже четыре дня, – девушка сама не узнала своего голоса. – Меня вызвали в институт.

– Ну разве так можно, милая? Уж сколько прошло времени, а ты даже к нам не заглянула!

– Загляну. Как ваше здоровье? – спросила девушка. А глаза помимо ее воли отметили поразительное сходство в выражении лица Шаходат-холы и Абдуллы. – Как поживает Гафурджан-ака?

– Слава аллаху. Сейчас ему немного лучше. Мы, старики, сейчас живем предстоящей свадьбой…

– Свадьбой?!

– Решили поженить нашего Абдуллу.

Гюльчехра была вынуждена облокотиться о прилавок.

– Он учится вместе с ней, – продолжала Шаходат-хола. – Она славная девушка. Знаешь, кто у нее отец? Академик Курбанов. Ты, наверно, о нем слышала. Так вот. Наверно, в июне и соберемся. Все уже слажено…

– Поздрав… Поздравляю, – у Гюльчехры было впечатление, будто кто-то другой говорит за нее. – Пусть будут счастливы… – Она собрала все свои силы и выпрямилась. – Пусть будут счастливы…

У нее совершенно выпало из памяти, как она простилась с Шаходат-холой, как вышла из магазина, как пришла на Лабзак. Она что-то проговорила Абсутай, которая суетилась во дворе, поднялась в дом, в свою комнату, и легла на кровать.

Через некоторое время бабушка Абсутай заглянула к девушке. Гюльчехра посмотрела на нее ничего не выражающими, безразличными сухими глазами.

– Что случилось, дочь моя?! – спросила старуха.

Гюльчехра не ответила. Так она пролежала до самого вечера. А потом вдруг поднялась с постели, вынула из коробки белые туфельки, надела их и вышла во двор.

– Куда ты в такую пору, доченька? – забеспокоилась бабушка Абсутай.

– Я прогуляюсь немного, у меня голова болит, – сказала Гюльчехра и направилась к воротам.

– Не задерживайся, поздно ведь уже! – крикнула ей вслед Абсутай.

Девушка шла пешком до самой Урды. «Хорошие я купила себе туфли, – подумала она у поворота. – Совсем новые, а не жмут, мягкие, легкие, красивые…»

Подошел трамвай. Двери его открылись, как бы приглашая Гюльчехру войти. Безотчетно взялась она за поручень, поднялась на подножку, вошла в полупустой вагон. Трамвай тронулся, рывками набирая скорость.

Девушка села у окна. Огни рекламы, бесчисленные фонари, подобно ханатласу, переливались, горели на широкой улице.

Гюльчехра долго кружила по городу. Сошли последние пассажиры, она осталась одна… вагон был без кондуктора. Это не испугало девушку, она казалась очень спокойной.

Дзинь-динь!.. Трамвай остановился. Гюльчехра сидела, по-прежнему не отрывая глаз от окна.

– Девушка, вы где выходите?

Гюльчехра подняла голову. Перед ней стоял вагоновожатый.

– А мы куда приехали?

– К студенческому городку.

– Я здесь выйду.

Гюльчехра торопливо поднялась с места.

– Вот диво, – тихо проговорил ей вслед вагоновожатый. – Бывают же странные люди на свете.

Она прямиком направилась к гостинице «Ешлик» и вскоре очутилась на строительной площадке. Как раз в это время сторож Сулейман-ата выглянул из своей будки.

– Кто там? – крикнул старик.

– Это я, Гюльчехра, – ответила девушка.

– Что, дочь моя, не спится? – сразу узнал ее старик.

– Скучно мне стало… Вышла погулять, прошлась немного по улицам. Сулейман-ата, как вы думаете, понравится мое здание людям?

Гюльчехра теперь явно волновалась, нервничала. Голос у нее был такой… Сулейман-ата попробовал ее успокоить:. – Дочь моя, еще как понравится! Гостиница будет самым красивым зданием в городе! О аллах, сделай так, чтобы век твой, доченька, был долгим!

– Спасибо, ата.

– Да, ты уж можешь мне поверить. Сулейман-ата не врет. Люди будут хорошо о тебе думать. Это уж точно. Твое кафе будет местом радости, отрады.

– Да сбудутся ваши слова, ата.

Девушка призадумалась. А Сулейман-ата какими-то новыми глазами посмотрел на здание гостиницы, и показалось ему, что оно похоже на громадную птицу, распростершую широкие крылья. Старик даже удивился вслух:

– Ты погляди только, гостиница-то словно полететь собирается!..

Молодая женщина не ответила. Она постояла еще в раздумье, а потом исчезла в темноте. Сулейман-ата немного подумал, окликнул ее раза два и пошел к себе в будку. Старик снова захотел чаю.

А Гюльчехра, чуть слышно постукивая каблучками по ступенькам, осторожно поднялась на пятый этаж темного здания. Как и утром, вышла она на балкон, еще не огражденный перилами, прислонилась плечом к стене.

Лунный был вечер над Ташкентом, светлый. Легкий, прохладный ветерок поправил прядку волос на виске девушки. В отдалении листья громадных чинар и тополей блестели, словно великое множество серебряных монет.

Вдруг луна поплыла, замелькала в заблудившемся дырявом облаке, подгоняемом ветерком. Гюльчехра пристально смотрела на луну, всем своим существом ощущая ее плавное стремительное движение. Она даже подалась немного вперед, и какое-то мгновение она и луна словно бы плыли вместе. Но тут Гюльчехра вспомнила, что находится на балконе, и резко отпрянула назад. Она отвела назад и обе руки, чтобы опереться о спасительную стену. Но ее не было. Гюльчехра забыла, что она стояла боком к стене!