Текст книги "Муссон"
Автор книги: Уилбур Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
Он надеялся также, что отец отчитает Тома перед всем экипажем, прикажет привязать его к мачте и публично высечь, хотя в глубине души понимал, что рассчитывать на это не стоит. Но по крайней мере Тома заставят извиниться перед мистером и миссис Битти и запретят разговаривать с Каролиной и остальными членами ее семьи.
Том станет на корабле парией. Быть может, когда они придут на мыс Доброй Надежды, отец удалит его с «Серафима», даже с позором отошлет в Англию – пусть страдает в Хай-Уэлде от тирании Черного Билли.
Гай с нетерпением ждал, когда все это произойдет. Но с каждым днем его досада росла – ничего не происходило, словно его смятение чувств и страдания ничего не значили.
Правда, несколько следующих дней Каролина была молчаливой и отчужденной; она вздрагивала, когда за стеной каюты, где они вместе сидели за книгами, слышались шаги; пугалась, когда на палубе раздавался голос ее отца; вовсе не смотрела на Тома и не поднимала головы от книг. Гай с удовлетворением заметил, что стоило Тому показаться на палубе, когда там находились Каролина с матерью и сестрами, девушка сразу находила какой-нибудь предлог, чтобы вернуться в свою маленькую каюту, и часами не выходила оттуда.
Но так продолжалось меньше недели, после чего к Каролине вернулись самообладание и привлекательные манеры. На ее щеках вновь расцвели розы, она смеялась и шутила с мастером Уэлшем и красиво пела дуэтом с Дорианом на концертах. Некоторое время Гай отказывался принимать участие в вечерних развлечениях, жалуясь на головную боль, и, лежа на своем тюфяке на орудийной палубе, слушал слабые отголоски пения и смеха, доносившиеся сверху. В конце концов он позволил мастеру Уэлшу уговорить себя и вернулся со своей цитрой, хотя играл на ней всегда с героически-трагическим выражением.
Что касается Тома, то он не проявлял никакого раскаяния в своем предательстве и обмане. Правда, он на время оставил всякие попытки поговорить с Каролиной или хотя бы привлечь ее внимание, но в этом не было ничего нового. Просто одна из его вероломных штучек. Потом, во время одного из уроков, Гай заметил общение этой пары.
Каролина уронила мел и, прежде чем Гай успел что-либо предпринять, наклонилась и пошарила под столом.
Корабль качнуло, и мел покатился по палубе к Тому, который поднял его и с галантным поклоном протянул ей, в то же время воспользовавшись возможностью заглянуть в вырез ее платья.
Каролина, глядя лукаво, повернулась так, что ее не мог видеть мастер Уэлш, и показала Тому язык. Это был не детский жест, он предлагал и приглашал, он был насыщен чувственным подтекстом.
Том усмехнулся и подмигнул, Каролина зарделась, а Гая словно ударили кулаком в лицо.
Остаток дня он думал об этом, но нашел лишь один способ показать Каролине, как она его обидела, как уничтожила его веру в нее и сломала ему жизнь. Он без разрешения пересел на другое место в классной комнате. На следующий день он без объяснений покинул свое место рядом с Каролиной, выбрав низкий неудобный стул в углу подальше от нее.
Эта тактика принесла непредвиденные и нежелательные плоды.
Мастер Уэлш сразу заметил перемену в классе и посмотрел на Гая.
– Почему вы пересели?
– Мне здесь удобней, – мрачно ответил Гай, не глядя на него или на Каролину.
– В таком случае, – Уэлш посмотрел на Тома, – думаю, будет лучше, если рядом с мисс Каролиной сядет Том. Тогда я смогу все время видеть его.
Тому не понадобилось второе приглашение, и остаток утра Гай вынужден был наблюдать игру этих двоих. Глядя на грифельную доску, Том под столом незаметно подвинул ногу в большом башмаке с деревянной подошвой и коснулся элегантной атласной туфельки девушки.
Каролина улыбнулась, словно прочла что-то забавное, но и не подумала отстраниться.
Немного погодя Том что-то написал на доске и, когда Уэлш занялся арифметической задачей Дориана, повернул доску так, чтобы Каролина смогла прочесть. Каролина покосилась на надпись, покраснела и мотнула головой, словно в досаде, но ее глаза танцевали. Потом она что-то написала на своей доске и дала Тому прочесть. Он осклабился, как мужлан. Да он и есть мужлан, подумал Гай.
Гая пожирали гнев и ревность, но он был бессилен. Он вынужден был смотреть, как они флиртуют, дразнят друг друга, и ненависть кипела в нем. Наконец он почувствовал, что больше не выдержит. Его преследовали жуткие картины, которые он подсмотрел в пороховом погребе.
Фигура отца заслонила от него большую часть ужаса той ночи, да и освещение было слабым, но перед его глазами все время вставало ее белое тело, его мягкие округлости. Гай одновременно ненавидел Каролину и тосковал по ней. Потом он видел брата и его отвратительные деяния, осквернявшие эти чистые, прекрасные формы.
Том был как свинья, как грязный боров, чавкающий и фыркающий у кормушки. Гай пытался найти самые страшные слова, чтобы выразить свое отвращение, но они не могли выразить его чувств. «Я ненавижу его, – свирепо думал он. А потом: – Я его убью».
При этой мысли он ощутил укол вины, но почти сразу вину сменила свирепая радость.
«Да. Я убью его». Теперь для него это единственный возможный путь.
И Гай стал искать случая. На следующий день в полдень он прогуливался по палубе с мистером Битти, а вахтенные офицеры, в том числе отец и Том, с помощью своих бэкстафов замеряли положение солнца.
Мистер Битти подробно объяснял, как Компания ведет свои дела на Востоке.
– У нас две фактории на Карнатическом побережье. Вы знаете, где это, Кортни?
– Да, сэр. – Гай прочитал гору книг и документов, которые дал ему мистер Битти. – Карнатик – это территория на юго-востоке Индии, между Восточными Гатами и Коромандельским берегом. Один из богатейших торговых районов Индии, – послушно процитировал он.
Мистер Битти кивнул:
– Вижу, вы ответственно относитесь к своим обязанностям.
Гай пытался следить за разговором, но его внимание все время привлекали люди на юте. Он видел, как офицеры разговаривали, глядя на навигационную доску, затем Том написал что-то на своей доске и показал результат отцу.
– Отличная работа, парень. Прикажу отметить на карте.
Голос отца был слышен, несмотря на ветер. Эта похвала резанула Гая и укрепила его решимость осуществить свой план.
Отец в последний раз обошел палубу, поглядывая на паруса и на курс на нактоузе. Внушительная фигура: высокий, с широкими плечами, с красивым обветренным лицом и густыми черными волосами, забранными сзади в конский хвост. При мысли о разговоре с отцом Гай испытывал страх. Наконец Хэл передал палубу вахтенному офицеру и спустился по трапу в свою каюту.
– Сэр, – повернулся Гай к мистеру Битти. – Прошу меня извинить. Мне нужно обсудить с отцом кое-что очень важное.
– Конечно. – Мистер Битти жестом отпустил его. – Я буду здесь, когда вы вернетесь. Тогда и продолжим нашу беседу. Я нахожу ее очень интересной.
Гай постучал в дверь каюты на корме и, услышав голос отца: «Войдите», открыл ее. Отец поднял голову от судового журнала, в котором записывал положение в полдень; перо в его руке еще нависало над страницей.
– Да, парень, в чем дело?
Гай набрал в грудь побольше воздуха.
– Я хочу вызвать Тома на дуэль.
Хэл аккуратно опустил перо в чернильницу и задумчиво потер подбородок, прежде чем снова посмотрел на сына.
– Почему?
– Ты знаешь, отец, ты там был. Это так отвратительно, что я не могу заставить себя говорить об этом, но Том нанес глубокое оскорбление мисс Каролине.
– Ага! – сказал Хэл. – Так вот оно что.
Молча глядя на Гая, он думал: «Если эта маленькая шлюха восприняла то, что ее уложили на спину, как оскорбление, она очень своеобразно выражала это». А вслух спросил:
– Кто она для тебя?
– Я люблю ее, отец, – ответил Гай с простым достоинством, которое тронуло Хэла. Он сдержал улыбку, уже готовую появиться на губах.
– А леди известно о твоих чувствах?
– Не знаю, – ответил Гай.
– Ты не объяснился? Ты не обручен? Ты не просил у мистера Битти руки его дочери?
Голос Гая дрогнул.
– Нет, отец, еще нет. Мне только семнадцать и…
– Боюсь, ты несколько запоздал с объяснениями. – Хэл говорил мягко, он хорошо помнил боль первой любви. – Что в данных обстоятельствах, пожалуй, даже к лучшему.
– Не понимаю вас, сэр.
Гай напряженно распрямился.
«Теперь придется объясняться с этим маленьким занудой», – с тайной улыбкой подумал Хэл.
– Говоря проще, теперь, когда ты знаешь о, выразимся так, наклонностях мисс Битти, ты можешь пересмотреть свое мнение о ней. Достойна ли она такой благородной любви, как твоя? Возможно, брат оказал тебе услугу, раскрыв перед тобой ее истинную природу, пусть даже насильно?
Хэл собирался добавить: «Кажется, совершенно ясно, что мисс Битти маленькая распутница», но сдержался, подумав: «Еще не хватало драться на дуэли с родным сыном».
– Том заставил ее, – с мрачной решимостью заявил Гай. – Поэтому я должен бросить ему вызов.
– Он утащил ее в погреб против ее воли?
– Может быть, нет, но он соблазнил ее.
– Если ты вызовешь Тома, весь экипаж узнает, что произошло между ними. Хочешь, чтобы ее отец узнал об этой небольшой нескромности? Чтобы она испытала всю силу отцовского гнева?
Гай явно смутился, и Хэл стал развивать свой успех.
– Единственная причина, по которой я не стал строго наказывать твоего брата, – стремление спасти репутацию и будущее молодой леди. Ты хочешь выдать ее?
– Я никому не скажу, почему это делаю, но хочу с ним сразиться.
– Что ж, – сдался Хэл. – если ты принял решение и я не могу тебя переубедить, сразись. Я устрою борцовский поединок между вами…
– Нет, отец, – перебил Гай, – ты не понял. Я хочу вызвать его на дуэль на пистолетах.
Лицо Хэла мгновенно стало жестким.
– Что за вздор, Гай? Том твой брат.
– Я его ненавижу, – ответил Гай, и его голос задрожал от страсти.
– А ты подумал о том, что, если вызовешь его, у Тома будет право выбора оружия? Он определенно выберет сабли. Ты хочешь выйти против Тома с саблей? Я бы не хотел. Аболи превратил его в фехтовальщика, который справится с любым противником. Ты и минуты против него не выстоишь. Он унизит тебя или даже убьет, – жестко и прямо говорил Хэл.
– Мне все равно, я хочу с ним сразиться.
Хэл потерял терпение. Он с такой силой ударил ладонью по столу, что чернила из чернильницы выплеснулись на страницы судового журнала.
– Хватит! Я пытался говорить с тобой разумно. Я запрещаю тебе осуществлять твое желание. На этом корабле не будет дуэлей, тем более между моими сыновьями. Если услышу от тебя еще хоть слово об этом, прикажу посадить тебя на цепь в трюме, и, как только мы достигнем мыса Доброй Надежды, ты перейдешь на другой корабль, отправляющийся в Англию. Ты меня слышал?
Гай пошатнулся от силы отцовского гнева. Он редко видел его таким. Однако он попытался настоять на своем.
– Но, отец…
– Довольно! – рявкнул Хэл. – Я все сказал, раз и навсегда. Отправляйся исполнять свои обязанности к мистеру Битти. Не желаю больше слушать этот вздор.
«Серафим» двигался зигзагами вперед и назад, упорно пробиваясь на восток, и море постепенно меняло цвет и нрав. Беспорядочная мешанина океанских волн сменилась большими зубчатыми рядами, словно армия великанов в боевом порядке двигалась к суше, все еще скрытой за горизонтом.
– Это волны у мыса, – сказал Нед Тайлер Тому и Дориану и показал вперед, на туманный горизонт. – Холодные воды встречаются там с теплым африканским воздухом. Некоторые называют его мысом Доброй Надежды, но другие – Морем Туманов, а еще мысом Бурь.
С каждым днем экипаж, который очень давно не видел суши, все больше охватывало возбуждение. С далекого континента навстречу летели птицы: длинные ряды бакланов, с черными пятнами на желтом горле; хрипло кричащие черные чайки с белоснежной грудью; буревестники бороздили поверхность воды своими перепончатыми лапками.
Потом показались первые темные клочья плывущих водорослей, сорванных бурным морем со скал и унесенных течением, они размахивали длинными стеблями и пучками листьев, как растерзанные осьминоги щупальцами. Под поверхностью холодной зеленой воды кишели огромные косяки небольших рыб, похожих на сардин; легионы скользких блестящих тюленей резвились в воде и кормились этим изобилием. Когда корабль приближался, они поднимали головы и смотрели на людей большими блестящими глазами над жесткими кошачьими усами.
Теперь каждый вечер Хэл укорачивал паруса, так что корабль едва двигался против бурного зеленого течения. С первыми лучами рассвета он посылал Тома и Дориана на грот-мачту, чтобы быть уверенным: никакой риф или скала впереди не вспорют корабельное брюхо. Убедившись, что океан впереди чист, он развертывал и поднимал все паруса.
В середине семьдесят третьего утра с отплытия из Плимута Дориан показал старшему брату неподвижное облако прямо по курсу на горизонте; другие небесные когорты разносил ветер. Мальчики некоторое время разглядывали это облако, и вдруг оно на мгновение разошлось, и они увидели под ним жесткую голубую линию, прямую, как сабельный разрез.
– Земля! – прошептал Том.
– Неужели? – удивленно спросил Дориан.
– Да! Да! – возбужденно говорил Том. – Это земля. – Он вскочил на ноги на раскачивающемся марсе и дрожащим пальцем показал вперед. – Земля! – закричал он. – Земля по курсу!
Палуба под ними ожила, матросы снизу бросились наверх и присоединились к тем, кто уже поднялся на снасти. Вскоре все паруса и реи кишели людьми; матросы висели на снастях, как гроздья спелых плодов, крича и возбужденно смеясь.
Хэл Кортни выбежал из кормовой каюты без камзола, держа под мышкой медную подзорную трубу, и поднялся к сыновьям на верх мачты. Поднимался он быстро и уверенно и ни разу не остановился, пока не добрался до марса. Том с гордостью заметил, что, несмотря на долгий подъем, дышал отец ровно.
Хэл поднес трубу к глазу и принялся разглядывать голубой силуэт, замечая тень ущелий и складки рваных скал.
– Что ж, мастер Томас, твой первый подход к суше. – Он протянул трубу Тому. – Что ты видишь?
Он стоял между мальчиками, обняв их за плечи.
– Это гора! – воскликнул Том. – Большая гора с плоской вершиной.
– Столовая гора, – подтвердил Хэл.
Том не понимал, какой навигационный подвиг они совершили. Они плыли больше семидесяти дней не видя суши, и отец привел их точно на тридцать четвертый градус южной широты.
– Внимательно посмотрите на землю перед вами, – велел Хэл сыновьям. Он испытал странное предчувствие, как будто на мгновение перед ним распахнулась завеса будущего. – Там ваша судьба.
– И моя, отец? – высоким голосом спросил Дориан.
– И твоя. Сюда вас привел рок.
Мальчики молчали, страстность отца лишила их дара речи.
Они втроем сидели наверху, пока солнце не достигло зенита.
– Сегодня не нужно замерять положение солнца, – усмехнулся Хэл. – Предоставим это Неду Тайлеру и Уилу Уилсону. Теперь мы знаем, где находимся.
Солнце спускалось с неба, «Серафим» весело и неторопливо шел под юго-восточным ветром к берегу, а гора с плоской вершиной величественно поднималась впереди из моря, пока как будто не заполнила впереди все небо; уже можно было разглядеть точки человеческих поселений у подножия крутой скалы.
– Мы помогали строить эту крепость, – показал Хэл сыновьям. – Аболи, Дэниел, Нед Тайлер и я.
– Расскажи, – попросил Дориан.
– Да вы уже сто раз слушали, – возразил Хэл.
Том присоединился к просьбам брата.
– Неважно, отец. Мы хотим послушать еще раз.
Они сидели наверху, и Хэл описывал события бушевавшей двадцать пять лет назад войны, рассказывал, как весь экипаж дедушкиного корабля был захвачен голландцами и привезен в цепях на мыс Доброй Надежды. Сэра Фрэнсиса Кортни пытали, чтобы он сознался, куда спрятал сокровища, захваченные им на голландском галеоне. Он не согнулся перед палачами, выдержал немыслимые, нечеловеческие страдания, и голландцы выволокли его на площадь и там казнили.
Хэла и остальных членов экипажа приговорили к тяжелым работам на строительстве стен голландской крепости, и здесь они страдали и трудились три долгих года, прежде чем удалось сбежать.
– Значит, дедушка Фрэнсис похоронен в этой горе? – спросил Том. – А ты знаешь, где его могила, отец?
– Аболи знает, потому что он ночью снял тело с виселицы. При лунном свете он отнес его в тайное место на горе.
Том какое-то время молчал, думая о пустом саркофаге в церкви на холме за Хай-Уэлдом; на этом саркофаге стояло имя его деда. Он догадывался, что собирается сделать отец, но сейчас не время было обращать на себя внимание. Он подождет.
«Серафим» поравнялся со скалистым островком, охраняющим вход в залив под Столовой горой.
Вся вода вокруг острова была забита качающимися лентами водорослей, орды блестящих тюленей усеивали каменистые берега острова Робен – по-голландски так называются тюлени.
– Теперь мне пора позаботиться о безопасной стоянке на якоре, – сказал сыновьям Хэл.
– Вперегонки до палубы! – крикнул Дориан и ухватился за снасти. Том пропустил его вперед и полетел за ним.
Их ноги мелькали по реям, как будто братья находились в свободном падении. Том начал сокращать расстояние между ними и, когда почти догнал Дориана, позволил ему первым коснуться палубы.
– Я победил! Я победил! – восторженно кричал Дориан.
Том взъерошил его золотые волосы.
– Не слишком важничай, – сказал он и оттолкнул брата. Потом посмотрел на небольшую компанию на носу «Серафима». Там стояли мистер и миссис Битти с дочерями, с ними и Гай. Все были оживлены и возбуждены, показывали друг другу особенности этой знаменитой местности, самой южной точки Африканского материка, если не считать мыс Агулас.
– Белое облако на горе называют скатертью, – объяснил компании Гай. – А этот небольшой холм южнее поселка называют Львиной Головой. Отсюда видны ее очертания.
Как обычно, он прочел лоции и знал все подробности.
– Гай, почему бы тебе не подняться на мачту? – беззлобно спросил Том. – Оттуда все видно гораздо лучше.
Гай холодно взглянул на него.
– Спасибо, но мне и здесь неплохо.
Он пододвинулся ближе к Каролине и начал отворачиваться.
– Не бойся, – заверил Том. – Это вполне безопасно.
Гай снова повернулся к нему.
– Ты назвал меня трусом?
Лицо его побагровело, а голос дрожал от негодования.
– Я ничего такого не сказал, – рассмеялся Том и повернулся, собираясь идти к рулю. – Но понимай как хочешь, – бросил он через плечо.
Гай посмотрел на него, и его затопил стыд.
Том усомнился в его храбрости, опозорил его в присутствии семейства Битти и Каролины. Что-то щелкнуло в его сознании, и, прежде чем он сообразил, что делает, он уже во весь дух бежал по палубе.
– Том, оглянись! – крикнул Дориан, но было поздно.
Том начал разворачиваться, чтобы защититься, но Гай с разгона налетел на него всей своей тяжестью, когда Том стоял на одной ноге. Том отлетел к поручню и ударился с такой силой, что воздух вырвался из легких. Гай прыгнул ему на спину и схватил за горло. Все мальчики регулярно упражнялись в борьбе с Большим Дэниелом, и хотя в этом виде спорта Гай был неуклюж и медлителен, он знал все захваты и броски, и теперь, когда сдавил горло брата убийственной хваткой, вовсю использовал свое преимущество. Одним коленом он уперся в спину Тома, на другое опирался рукой, которой держал Тома за горло, перекрывая ему дыхание, и одновременно нажимал на спину, так что в любую минуту мог сломаться позвоночник. Том шатался, отчаянно пытаясь разжать пальцы Гая; он постепенно слабел и глотал широко раскрытым ртом воздух.
Со всех сторон сбежались матросы, понаблюдать за схваткой, они кричали от возбуждения и подбадривали своих любимцев. И тут сквозь гул голосов послышался басистый возглас: «Бросок назад, Клиб», и Том мгновенно среагировал.
Вместо того чтобы сопротивляться тяге назад, он вложил всю мощь в обратное сальто. Гая вдруг швырнуло назад с такой силой, что ему пришлось разжать хватку и выставить обе руки вперед, предотвращая падение, иначе он сломал бы себе ребра.
Том кошкой перевернулся в воздухе и очутился на своем близнеце сверху раньше, чем тот коснулся палубы. Когда они вдвоем грянулись о доски настила, он вдавил оба локтя и колени в грудь и живот Гая.
Гай тонко, визгливо, по-девчоночьи закричал и попытался согнуться, зажимая живот, но Том сидел на нем боком, придавив спиной к палубе. Он сжал руку в кулак, собираясь ударить Гая по лицу.
– Том, нет!
Это был голос отца, и Том застыл. Выражение дикого гнева постепенно исчезло из его глаз. Он опустил кулак и встал.
Сверху вниз презрительно посмотрел на Гая.
– В следующий раз, – сказал он, – так легко не отделаешься.
Он отвернулся. Гай встал, все еще сжимая живот, и ухватился за пушку.
Зрители разошлись, разочарованные тем, что потеха кончилась так мирно.
– Том, – позвал Гай, и Том обернулся.
– Прости, – сказал Гай. – Давай пожмем друг другу руки. Будем друзьями.
Он, покорный и униженный, двинулся к брату, протягивая правую руку.
Том сразу улыбнулся и пошел назад. Он схватил протянутую руку.
– Не знаю, из-за чего мы подрались, – сказал он.
– А я знаю, – ответил Гай, и на мгновение на его лице промелькнуло выражение страшной ненависти.
Быстрый, как гадюка, он выхватил из ножен на поясе кинжал.
Шесть дюймов блестящей стали с острым, как игла, концом. Гай держал кинжал на уровне пупка Тома и сильно давил, в то же время правой рукой изо всех сил притягивая к себе Тома, пытаясь насадить его на кинжал.
– Ненавижу! – кричал он Тому, и слюна брызгала с его губ в солнечном свете. – Я убью тебя за то, что ты сделал!
Глаза Тома широко распахнулись от испуга, и он отчаянно метнулся в сторону. Конец кинжала обжег ему бок, распорол рубашку и оставил неглубокий надрез на плоти. Мгновенно хлынула кровь, промочив ткань, и потекла по ноге.
Каролина закричала высоким пронзительным голосом:
– Ты убьешь его!
Закричали и матросы, бросившиеся назад к месту схватки.
Гай понял, что удар получился слабый, и стал махать кинжалом, пытаясь разрезать Тому лицо и грудь. Но Том приплясывал, отчаянно уклоняясь от ударов, пока внезапно не прыгнул вперед и левой рукой не ударил Гая в подбородок. Голова Гая дернулась назад, и он выпустил правую руку Тома.
Гай отшатнулся к поручню, из угла его рта – он прикусил язык – шла кровь. Он по-прежнему держал перед собой кинжал, целясь в лицо Тому, и кричал:
– Я убью тебя! – Его зубы были окрашены кровью. – Я убью тебя, грязная свинья!
Том одной рукой потер поврежденное горло, а другой вытащил из ножен собственный кинжал.
– Отличная речь, брат, – угрюмо сказал он. – Теперь посмотрим, сможешь ли ты сделать то, чем хвалился.
Он пошел на Гая, выставив правую ногу вперед, передвигаясь на кончиках пальцев, кинжал в его руке раскачивался, как голова кобры, глаза не отрывались от лица брата. Гай отступал.
Хэл быстро сделал шаг вперед и открыл рот, чтобы приказать им остановиться, но не успел произнести ни звука: Аболи взял его за локоть.
– Нет, Гандвейн! – Голос его звучал негромко, но настойчиво, и за криками женщин и воем матросов его слышал только Хэл. – Никогда не разнимай дерущихся псов. Этим только дашь одному преимущество.
– Во имя Господа, Аболи, они мои сыновья!
– Они больше не дети. Они мужчины. Обращайся с ними как с мужчинами.
Том прыгнул вперед, опустив кинжал, и сделал ложный выпад, целясь Гаю в живот. Гай отступил, едва не споткнувшись. Том обогнул его справа, и Гай попятился в сторону носа. Матросы расступались, давая им место, и Хэл понял, что делает Том: он, как собака овцу, гнал Гая на нос корабля.
Его лицо отражало холодное напряжение, но оставалось бесстрастным; сверкающими глазами смотрел он в лицо брату.
Хэл дрался со многими противниками и знал, что такой холодный угрожающий взгляд бывает только у самых опасных фехтовальщиков, когда они приняли решение убить. Он знал, что Том больше не видит перед собой брата: он видит врага, которого нужно уничтожить. Том стал убийцей, и Хэл испугался так, как редко боялся за себя. Не в его власти было остановить схватку. Он не мог позвать Тома – это все равно что звать нападающего леопарда.
У Тома из пореза на боку по-прежнему шла кровь.
Края распоротой рубашки завернулись, показалась белая кожа и на ней рана, этакий улыбающийся рот, из которого сочилась красная жидкость. Она текла на палубу, и в башмаках Тома хлюпало при каждом шаге. Но Том не чувствовал раны: он видел только того, кто ее нанес.
Гай отступил к самому борту. Левой рукой он ухватился за поручень у себя за спиной. Он понял, что загнан в тупик, и выражение дикого гнева в его глазах уступило место страху. Он быстро осмотрелся в поисках спасения.
Вдруг его пальцы коснулись пики – эти пики лежали на стойке под поручнем – и страх Гая растаял, как морской туман под лучами солнца. Яростная радость озарила его лицо, он выронил кинжал и выхватил пику из стойки.
Увидев перед собой тяжелое копье с зазубренным стальным острием, Том отступил на шаг. Гай улыбнулся. Его рот казался кровавым разрезом.
– Вот теперь посмотрим, – насмешливо сказал он, опустил острие копья и бросился вперед.
Том отскочил, и Гай, целясь длинным копьем, находясь вне досягаемости кинжала в правой руке Тома, пролетел мимо. Собрался и снова напал. Том бросил кинжал, кинулся в сторону, чтобы уйти от блестящего наконечника, прыгнул вперед, прежде чем Гай снова смог напасть, и перехватил древко.
Сцепившись, они взад и вперед передвигались по палубе, разделенные древком копья; толкали и тянули, теряли кровь, выкрикивали божбы и оскорбления.
Мало-помалу Том снова прижал Гая к борту. Они стояли лицом к лицу, грудью к груди, удерживая между собой древко пики.
Том медленно надавливал на древко, пока оно не оказалось под горлом у брата, а тогда нажал изо всех сил.
Гай изогнулся, перегнулся спиной через борт. Древко было под подбородком.
В его глазах снова плескался страх: он слышал, как под ним за бортом шумит вода; его ноги отрывались от палубы.
Он падал, а он не умеет плавать, вода приводит его в ужас.
Том расставил ноги, прочно упираясь ступнями в палубу, но под ним оказалась лужа его собственной крови. Он поскользнулся и тяжело упал. Гай освободился и, шатаясь, добрался до снастей фок-мачты; он глотал воздух, его рубашка промокла от пота. Ухватившись за свисающие снасти, чтобы не упасть, он оглянулся.
Том встал, пригнулся, поднял кинжал и, как нападающий леопард, устремился к Гаю.
– Остановите его! – в ужасе закричал Гай. – Пусть остановится!
Но крики зрителей оглушали, дикое возбуждение нарастало, они звучали все громче: с кинжалом в руке и безумием в глазах Том приближался.
Охваченный паникой, Гай повернулся и полез на мачту.
Том задержался, только чтобы взять кинжал в зубы, и последовал за ним.
Зрители на палубе закинули головы.
Никто никогда еще не видел Гая на мачте, и даже Хэла поразило то, как быстро он двигался. Том догонял его с трудом.
Гай добрался до рея и встал на него. Он посмотрел вниз, и у него закружилась голова.
Но тут он увидел под собой лицо Тома – он карабкался по фалам, быстро приближаясь. Гай видел безжалостно сжатый рот и кровь, залившую лицо и пропитавшую рубашку. Он в отчаянии посмотрел наверх, на мачту, но тут дух его дрогнул при виде того, как высоко ее вершина; к тому же Гай понимал, что с каждым футом подъема преимущество все больше будет переходить на сторону Тома. Оставался единственный выход, и Гай с трудом пополз по рею.
Он слышал, как движется за ним Том, и эти звуки подгоняли его.
Гай не мог смотреть на зеленую воду, ревущую далеко внизу. Он всхлипывал от ужаса, но продолжал ползти, пока не добрался до конца рея. Здесь он оглянулся.
Том был в шаге за ним. Гай – в западне и совершенно беспомощен. Том остановился и сел на раскачивающемся рее. Он вынул кинжал из зубов. Том был страшен: весь в крови, с лицом белым и напряженным от гнева, со сверкающим клинком в руке.
– Пожалуйста, Том, – взмолился Гай. – Я не хотел тебя ранить.
Он вскинул обе руки, защищая лицо, потерял неустойчивое равновесие на рее, отчаянно закачался, размахивая руками и отклоняясь все дальше, и наконец с диким криком упал; он летел, поворачиваясь в воздухе, рухнул в воду клубком рук и ног и исчез под поверхностью.
Том застыл; гнев, туманивший его мозг, рассеялся; он в ужасе смотрел на то, что натворил.
Гай бесследно исчез под зеленой поверхностью, в кильватерном следе корабля не показалась голова.
Он не умеет плавать! Эта мысль так ошеломила Тома, что он покачнулся. «Вот оно. Я убил родного брата». Его охватил библейский ужас перед подобным деянием. Он встал на рее, распрямился и посмотрел вниз, в воду.
И увидел поднявшегося на поверхность Гая; тот размахивал руками, его крики звучали слабо и жалобно, как крики чайки.
Том услышал, как внизу отец кричит рулевому:
– Корабль в дрейф! Спустить шлюпку! Человек за бортом!
Но прежде чем корабль успел ответить на поворот руля и повернуть нос по ветру, Том прыгнул, далеко оттолкнувшись от рея. Он изогнулся и вытянулся, высоко подняв руки над головой, выпрямив ноги. Без всплеска вошел в воду и погрузился так глубоко, что темная вода сомкнулась и сдавила ему грудь.
Потом он повернулся и ринулся к поверхности. Выскочил, поднявшись в воде по пояс и шумно дыша. Корабль уже прошел мимо и поворачивал носом по ветру.
Том оглянулся на корабельный след и ничего не увидел, но все же быстро поплыл, выбрасывая руки, бороздя воду, которая вспенивалась позади. Соленая вода почти не жгла рану. Он примерно представил себе, где в последний раз видел Гая, остановился и заколотил по воде, с трудом дыша, озираясь. Ни следа брата.
«О Боже, если он утонет, я никогда…»
Он не закончил мысль, набрал полную грудь воздуха, изогнулся так, что голова нацелилась на глубину, взмахнул в воздухе ногами и исчез под поверхностью.
Широко раскрытыми глазами он видел только зелень, прорезанную лучами солнца, и плыл на глубину, пока не почувствовал, что ему разрывает грудь. Надо было вернуться, чтобы глотнуть воздуха.
Тут он что-то увидел под собой: бело-синее пятно, рубашку и куртку Гая; они поворачивались, как безжизненный клочок плавучих остатков крушения.
Несмотря на боль в легких, Том продолжал погружаться, пока не коснулся плеча брата. Схватил его за воротник куртки и потянул наверх. Хотя он отталкивался изо всех сил, тяжелое тело замедляло подъем. Секунды тянулись с бесконечной болью.
В груди у Тома горело, необходимость вдохнуть затмевала все остальное.
Он чувствовал, как силы покидают его. Рука, которой он держал Гая за воротник, начала разжиматься; он почувствовал, что брат ускользает. Зелень заполнила голову Тома, в глазах темнело и в этой темноте беззвучно вспыхивали яркие звезды.
«Крепись!» – молча крикнул он себе и заставил пальцы крепче сжать воротник куртки, а ноги – ударять по воде.
