Текст книги "Муссон"
Автор книги: Уилбур Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
– Обычно этот океан спокойный и солнечный, – заметил Аболи, глядя на низко нависшие темные тучи. – Морские дьяволы кувыркаются.
– Да, где-то на востоке большое волнение, – согласился Нед Тайлер. – Ветер вращает нас, как колесо, и все время меняет направление удара.
– Мы встречались с такими ветрами и раньше, – напомнил Большой Дэниел. – Они крутятся около нас, как волчок. Я слышал, на этих широтах и в это время года они не редкость. Но мы не в центре…
Он замолчал при виде гигантской волны, больше прочих: она с тяжким достоинством надвигалась на корабль и была так велика, что «Серафим» казался рядом с ней карликом; гребень волны вздымался выше формарса. Зияющая пропасть между этой волной и следующей была в лигу шириной.
Хэл оставил свое место у подветренного борта и быстро прошел к рулю.
– Поворот на два румба, – спокойно приказал он. – Навстречу волне!
Волна подняла их, и они на долгие мгновения зависли над пропастью.
Люди у руля затаили дыхание, потом одновременно выдохнули, когда «Серафим» вздернул нос.
– Мистер Фишер прав, – кивнул им Хэл. – Эта буря исходит из центра, который от нас отделяют сотни морских миль. Она проносится над всем океаном из конца в конец. Но, хвала Господу, мы не в ее центре. Там сила ветра, вероятно, способна сорвать грот-мачту, даже если на ней ни клочка парусов.
Снова заговорил Большой Дэниел:
– На одном из Маскаренских островов я видел, как такой дьявольский ветер с корнями вырвал пальму и на милю отнес ее в море. Она летела, как воздушный змей.
– Молитесь, чтоб выглянуло солнце, – Нед Тайлер посмотрел на низко нависшие тучи, – чтобы мы смогли по крайней мере определить свое положение.
– Я далеко отвернул корабль от суши. – Хэл посмотрел на нактоуз, потом на запад. – Мы должны быть не менее чем в двухстах милях от Африканского континента.
– Но Мадагаскар – один из самых больших островов в мире, он почти в десять раз больше Ирландии и лежит прямо поперек нашего маршрута, – негромко заметил Нед Тайлер, так чтобы не слышал рулевой. Незачем тревожить экипаж обсуждением опасностей навигации.
И тут с мачты послышался крик:
– Палуба! Что-то на плаву! Прямо по правому борту.
Офицеры всмотрелись вперед, и Хэл в рупор закричал:
– Мачта! На что это похоже?
– По высоте – на корабль или… – Впередсмотрящий замолк, потом возбужденно воскликнул: – Нет, это шлюпка, но почти затопленная. И в ней люди.
Хэл торопливо прошел на нос и перепрыгнул на бушприт.
– Да, клянусь Господом, – сказал он. – Судя по виду, потерпевшие крушение. Живые к тому же, я отсюда вижу, как один шевелится. Приготовиться к спуску шлюпки. Надо их подобрать.
Подвести «Серафим» к маленькой лодке в таком море, при таком ветре – задача трудная и опасная, но наконец Хэлу удалось спустить шлюпку и отправить Большого Дэниела с командой на выручку терпящим бедствие. В потрепанном суденышке было всего два человека. Саму шлюпку Дэниел оставил – ее проще было бросить, чем поднять на борт.
Двоих выживших подняли в боцманском кресле, потому что они были слишком слабы, чтобы подниматься по лестнице.
Доктор Рейнольдс осмотрел лежащих на палубе. Оба были в полусознании. Соль разъела кожу на их лицах. Глаза так опухли, что закрылись и почти не видели, языки посинели и распухли от жажды – они заполняли весь рот и торчали между зубами.
– Прежде всего им нужна вода, – сказал врач. – Потом я пущу им кровь.
Распухшие языки мешали спасенным пить, поэтому доктор Рейнольдс вставлял им в горло медную спринцовку и впрыскивал воду. Потом он густо смазал жиром их разъеденные солью губы, лица и руки. Все это произвело волшебное действие на младшего – через два часа он настолько оправился, что смог говорить. Однако старший не приходил в сознание, и, казалось, жизнь быстро покидала его. По приглашению доктора Рейнольдса Хэл прошел в угол оружейной палубы, где на соломенных тюфяках лежали спасенные. Он присел рядом и наблюдал, как врач пускает кровь младшему пациенту.
– Следовало бы выпустить еще пинту, – сказал Рейнольдс Хэлу, закончив, – но он быстро поправляется, а я всегда был сторонником консервативного лечения. Одной пинты хватит.
Он залепил рану комком смолы и перевязал чистой тряпкой.
– Старший гораздо хуже. У него я возьму две пинты.
И он занялся неподвижной фигурой второго пациента.
Хэл видел, что молодому человеку действительно лучше после лечения; наклонившись к нему, он спросил:
– Ты говоришь по-английски?
– Да, капитан. Говорю, – прошептал матрос. Невозможно было не узнать валлийский акцент.
– Как тебя зовут, парень, и с какого ты корабля?
– Таффи Эванс, прошу прощения, капитан. С корабля «Нил» «Джон Компани», да смилостивится над ним Господь.
Хэл неторопливо и осторожно расспрашивал и постепенно узнал всю историю. Опасаясь пиратов, «Нил» в конвое с двумя другими кораблями шел из Бомбея в Англию с грузом тканей и пряностей, когда попал в сильный шторм в ста лигах севернее Маскаренских островов. Под действием сильного ветра и гигантских волн «Нил» потерял остальные корабли конвоя и набрал много воды в трюм. На пятый день, во время второй полувахты, корабль снова попал в бурю. Отяжелев от воды в трюме, он перевернулся и затонул. Конец был таким быстрым, что лишь горстка людей сумела спастись в шлюпке, но у них не было ни воды, ни пищи, и большинство вскоре погибли. Спустя двенадцать дней в живых оставались лишь двое.
Пока спасенный рассказывал, доктор Рейнольдс выпустил второму пациенту две пинты крови и только послал помощника вылить кровь за борт, как огорченно воскликнул:
– Черт побери, бедняга умер! Я так надеялся его спасти. – И он занялся Таффи Эвансом. – Думаю, этого мы вытащим.
– Когда совсем поправишься, для тебя найдется место на корабле, с полной оплатой и долей призовых денег. – Хэл пригнулся под низкой палубой. – Запишешься в наш экипаж?
Таффи со слабой улыбкой коснулся лба.
– С радостью, капитан. Я обязан вам жизнью.
– Добро пожаловать на борт, моряк.
Хэл поднялся на палубу и легко прошел по кораблю, качающемуся на волнах. Этих потерпевших крушение они нашли, конечно, случайно. Такая же случайность и шторм, который постепенно стихает.
Но это предлог для того, что он задумал.
Тщательно обмозговав все подробности своего плана, он собрал в своей каюте офицеров. Они расселись вокруг стола, на котором лежали карты.
– Как вы все знаете, уже двести лет вся торговля на Берегу Лихорадок сосредоточена здесь, – он показал на небольшой архипелаг, отмеченный на карте. – Занзибар. Разумно начать поиски Джангири именно отсюда.
Все собравшиеся уже плавали в этих морях и знали, что три небольших острова группы Занзибар расположены идеально для плаваний в Индию, Красное море и Персидский залив и всего несколькими лигами отделены от африканского побережья. Острова лежат в полосе муссонов, которые к концу сезона меняют направление. Юго-восточный муссон несет корабли из Индии к Африке, а когда сезон меняется, северо-западный муссон обеспечивает обратное плавание. Вдобавок на главном острове Занзибарской группы, Унгула, есть прекрасная безопасная гавань, и даже в самый гибельный сезон дождей эта местность относительно свободна от страшных малярийных комаров, которые превращают африканское побережье в смертельную западню. С самого возвышения ислама это место оставалась пакгаузом на пути к Африке и Индийскому океану и рынком, где продавались африканские товары: рабы, золото, слоновая кость, каучук и драгоценные благовония.
Почтительно заговорил Уил Уилсон:
– У них в плену я часто слышал, как пираты говорили о Занзибаре. Похоже, они частенько продают здесь добычу, пленных на рынках рабов и пополняют запасы снаряжения и продовольствия.
– Вам не показалось, что Джангири обосновался в Занзибаре? – спросил Хэл.
– Нет, капитан. Мне кажется, поступив так, он попал бы под власть оманского султана. Я считаю, что у Джангири есть другое тайное логово, а Занзибар он использует для торговли.
– Я с самого начала наших поисков собирался посетить Занзибар. Однако не знал, как объяснить присутствие английского корабля так далеко от обычных торговых маршрутов между Индией и Доброй Надеждой.
Хэл осмотрел круг внимательных лиц и заметил, как кивнули Большой Дэниел и Нед Тайлер.
– Действительно, если бы мы приплыли в Занзибар, через неделю все побережье знало бы, что прибыла эскадра охотников на пиратов, и Джангири скрылся бы. Мы ни за что не заставим его вступить в бой, если не найдем надежную, невинную причину своего появления в тех водах. Эту причину дал нам шторм, – продолжал Хэл. – А потерпевшие крушение, которых мы подобрали, подсказали и повод.
Все с любопытством посмотрели на него.
– И что же вы расскажете консулу в Занзибаре? – спросил Нед Тайлер.
– Скажу, что мы – часть злосчастного конвоя из Бомбея, в который входил и злополучный «Нил». Что у нас ценный груз. Придумаю такие подробности о наших сокровищах, что у Джангири, как только он услышит это, слюнки потекут.
Все весело рассмеялись, представив себе эту картину.
– Мы угодили в самый центр сильной бури и пострадали, как «Нил». – Хэл через стол взглянул на Неда Тайлера. – Мы уже скрыли основную часть вооружения, но сейчас я хочу, чтобы вы убрали часть реев и парусов; наша оснастка и состояние корпуса должны убедить берегового наблюдателя, что мы не врем. Справитесь, мистер Тайлер?
– Да, капитан, – энергично ответил Нед.
– Эти повреждения станут причиной нашей остановки в Занзибаре, пусть все шпионы и дау на побережье разнесут новость о нашем прибытии, – развивал Хэл свою мысль. – И ко времени нашего отплытия все корсары и грабители отсюда до самой Джидды потянутся к нам, как осы на мед.
Несмотря на бурное море, работа по преображению «Серафима» началась немедленно. Неда вдохновило задание капитана, и его плотники взялись покрывать корпус пятнами разного цвета. Нед приказал поднять из трюма старый, с плавания по Атлантике, набор парусов и нарочно запачкать и изорвать их. И убрал некоторые из реев, включая самые верхние, отсутствие которых существенно не отразится на мореходных качествах корабля.
Как только покажется земля, эти реи и паруса уберут. Зайдя в гавань Занзибара, «Серафим» будет представлять поистине печальное зрелище.
Три дня спустя небо начало расчищаться, и хотя море оставалось бурным, корабль снова освещало тропическое солнце. Это благотворно сказалось на экипаже – Хэл довольно наблюдал, как матросы с новой энергией взялись за работу. В полдень он впервые за несколько недель плавания смог провести наблюдение за положением солнца. И обнаружил, что корабль находится на двенадцатом градусе южной широты, на двести пятьдесят миль севернее, чем говорили математические расчеты.
– Согласно расчетам мы увидим на горизонте Мадагаскар через неделю, – заметил он, отмечая положение корабля в журнале, и приказал изменить курс на западный, к острову и африканскому побережью.
Как всегда, о близости суши предупредили птицы. Таких птиц Том и Дориан раньше не видели. Здесь были изящные крачки с оперением белым, как иней декабрьским утром в Хай-Уэлде, и длиннохвостые фаэтоны, парящие над косяками мелкой рыбешки, от бесчисленного множества которой темнела вода. Ближе к острову стали попадаться фрегаты, черные, как грех, с алым горлом; они парили на широких крыльях в воздушных потоках муссона. Эти фрегаты караулили стаи крачек, возвращающихся с рыбной ловли. Том и Дориан наблюдали, как фрегаты, расправив крылья, похожие на лезвие складного ножа, пикировали на своих жертв, заставляли птиц отрыгнуть добычу и на лету подхватывали ее.
Море изменило цвет на желтоватый.
Когда братья спросили почему, Аболи объяснил:
– Дожди привели к разливу рек на материке, и реки несут свои грязные воды в море. Сейчас мы очень близко к суше.
На следующее утро, когда на востоке за их кормой неслышно взорвался рассвет и окрасил горизонт в тона огненных опалов и лепестков розы, они увидели с мачты прямо по курсу корабля волнистую голубую линию на горизонте.
– Земля! – прозвучали по всему кораблю радостные крики.
Хэл хорошо знал эти земли; к середине дня он поднялся на мачту и узнал на севере горы Мадагаскара, все выше поднимавшиеся из моря.
Весь день обе вахты занимались тяжелой работой: снимали снасти и паруса со стенег, придавая кораблю вид потрепанного бурей. Без верхних парусов «Серафим» начал артачиться, стал неловким и непокорным и, когда нужно было менять курс, отказывался поворачивать по ветру больше чем на восемь румбов. Однако пассат дул в спину, и Хэл смог убрать паруса и положить корабль на верный курс к земле. Они закончили работу до приближения к суше, и хорошо, потому что там сразу встретили множество мелких рыбачьих дау, которые расскажут о прибытии «Серафима» и опишут его состояние.
В следующий полдень мыс Амбер, самая северная оконечность Мадагаскара, проплыл в десяти милях с правого борта корабля. Точно зная теперь свое положение, Хэл смог проложить прямой курс по Мозамбикскому проливу к острову Занзибар. Внутреннее море было усеяно красивыми маленькими островами.
«Серафим» проходил между ними, иногда так близко, что с палубы видны были смуглые полуголые островитяне, махавшие кораблю с берега.
Матросы карабкались на реи и с вожделением махали в ответ, рассуждая о том, какого пола крохотные фигурки.
Повсюду виднелись паруса малых торговых кораблей и рыбачьих дау. Когда «Серафим» проходил мимо, матросы с кораблей выкрикивали вопросы на арабском и других непонятных языках. К радости моряков с «Серафима», на некоторых дау были и женщины.
– Клянусь богом, я вижу у той груди. Коричневые, как пасхальные булочки из печи.
– Тогда я слижу с них сахар.
– Пообещай, что выйдешь за меня замуж, языческая красотка, и я тут же прыгну за борт, – крикнул один из матросов с мачты.
– Они не понимают слово «замуж», – сказал его товарищ. – Просто покажи им, это они поймут.
С дау послышался звонкий женский смех, подтверждая мудрость совета.
В подзорную трубу Хэл видел ущерб, причиненный бурей пальмам и другой растительности на островах; мусор и обломки на поверхности океана тоже свидетельствовали о том, что здесь прошел шторм. Когда корабль придет в Занзибар, никто не усомнится, по каким причинам.
– Если мы не встретимся с Джангири раньше, – сухо заметил Нед Тайлер. – Мы уже подняли в этих водах такую рябь, что весть о нашем прибытии намного опередила нас.
Хэл сознавал опасность того, что Джангири нападет раньше времени – ведь они теперь в его водах.
Он удвоил бдительность. Впередсмотрящих предупредили об опасности, экипаж привели в боевую готовность. Из-за того, что орудийные порты были закрыты, Хэл не мог проводить учения пушкарей, но заставлял их упражняться с саблями и мушкетами. Эти предосторожности оказались излишними – ни один большой корабль им не встретился, а через десять дней показался берег Африки.
После выхода с мыса Доброй Надежды Том и Дориан увидели Африку впервые, и теперь, когда впереди замячило избавление от уроков в каюте мастера Уэлша, от изучения арабского языка с Уилом Уилсоном и от других обязанностей, они поднимались на марс и часами говорили о загадочной земле и о тех чудесах и приключениях, которые их там ожидают. «Серафим» шел на север вдоль побережья, иногда так близко от заливов и коралловых рифов материка, что братья стремились разглядеть необычных зверей и свирепые дикие племена, но Африка казалась обширной, загадочной и пустынной.
Наконец показалась Унгула. В группу входили еще два небольших острова – Пемба и Латам. Но, говоря о Занзибаре, моряки обычно имели в виду этот остров. Его венчала массивная крепость, построенная из блестящих белых коралловых глыб, которые сверкали на солнце, как айсберги. На ее укреплениях стояли тяжелые пушки. Хэл направился ко входу в древнюю гавань.
Множество судов с косыми парусами в диком беспорядке заполняло всю гавань. Некоторые из океанских дау размером были почти с «Серафима» – купцы из Индии, Маската и Красного моря. Однако сказать, корсары ли они, было невозможно.
Вероятно, при случае все этим грешили. Хэл украдкой улыбнулся и полностью занялся постановкой «Серафима» на якорь. Он приспустил флаги в знак уважения к представителю султана и бросил якорь подальше от берега, чтобы уменьшить возможность попадания с батареи. Он давно научился не доверять даже самому теплому приему любых африканских владык.
Они встали на якорь, и к ним тотчас приблизился рой маленьких лодок, предлагая товары, способные удовлетворить любые потребности и потрафить любым порокам: здесь были зеленые кокосы, наркотические травы и цветы, иглы дикобраза, полные золотой пыли, и живой товар для любовных утех – маленькие коричневые мальчики и девочки.
– Позаботьтесь, чтобы никто из этого сброда не поднялся на борт, – предупредил Хэл Большого Дэниела. – и следите за нашими парнями, чтобы не попытались улизнуть на берег за бутылкой и забавой. Я собираюсь навестить английского консула, хотя не думаю, чтобы это был тот самый человек, которого я встретил двадцать лет назад, когда в прошлый раз побывал в этом месте. Как его звали?
– Насколько я помню, Грей, капитан.
– Верно, Дэниел, Уильям Грей. Такой мошенник, что его стоило бы повесить.
Хэл взял с собой на берег несколько человек, в том числе Аболи и пять вооруженных матросов. Шлюпка высадила их на каменный причал под мощными белыми стенами крепости. Аболи расчистил дорогу в толпе торговцев и зевак, и они углубились в лабиринт переулков и улочек, таких узких, что троим людям с трудом удавалось идти рядом.
От зловония открытых сточных канав, ведущих в гавань, перехватывало дыхание, и Хэла едва не вырвало.
Жара в переулках, куда не проникал ветер, оглушала. Моряки не прошли и ста шагов, как их рубашки промокли от пота. Некоторые здания были в три этажа, и стены их не были вертикальными и прямыми; они наклонялись, выпирали и почти сходились над головой.
Балконы на верхних этажах зданий закрывали решетки со сложным узором, и сквозь занавеси зенана видны были безликие женщины в черных чадрах.
В период муссонов сюда отовсюду – издалека – приплывают работорговцы.
Аболи провел группу через главный рынок рабов. Это был огромный рынок под открытым небом, защищенный рощей баньянов со странными змеящимися стволами и толстыми темно-зелеными листьями.
Под кустами рядами сидели рабы, предназначенные на продажу. Хэл знал, что цепей с них не снимали с того самого дня, как захватили несчастных где-то в глубине Африки, и во время всего долгого тяжелейшего пути к побережью, и на особых палубах дау, которые перевезли рабов через пролив. Некоторые мужчины были заклеймены, шрамы от клейма на их лбах еще не зажили.
Клеймо означало, что их оскопили в бараках на побережье материка. Рабов предназначали для продажи в Китай – император воспретил ввозить черных невольников, способных осквернить чистоту потомства его народа. Потери из-за грубой хирургии и прижигания были очень велики, но цена таких рабов удваивалась.
Покупатели с кораблей, стоящих в гавани, осматривали товар и торговались с продавцами в длинных, до щиколотки, халатах и в черных накидках на голову. Хэл протолкался сквозь их толпу и углубился в переулки на дальней стороне саука.
Хотя в последний раз они побывали здесь двадцать лет назад, Аболи безошибочно вывел их к тяжелой двери из африканского красного дерева, выходящей на шумную улицу. Дверь была усажена металлическими гвоздями и украшена резьбой: текстами из Корана и исламскими орнаментами, в которых не было ни одной фигуры человека или животного – такие изображения здесь считаются язычеством. На звонок колокольчика ответил черный раб в длинном черном балахоне и тюрбане.
– Салям алейкум. – Он коснулся груди и губ и приветственно поклонился. – Мой хозяин знает о вашем приходе и хочет оказать вам гостеприимство. – Он осмотрел небольшую группу сопровождающих Хэла. – Ваших людей ждет угощение.
Он хлопнул в ладоши, и другой раб увел моряков, а Хэл вслед за первым рабом прошел во двор, где плескал фонтан и аромат цветов перебивал зловоние улицы.
В первые мгновения Хэл не узнал чудовищную фигуру, возлежавшую на груде подушек в тени у фонтана. Он опешил, но потом разглядел в разбухшем лице черты человека, которого когда-то знал.
– Салям алейкум, – поздоровался с ним Уильям Грей, консул его величества в султанате Занзибар.
Хэл едва не ответил на том же языке, но вовремя сдержался. Грею незачем знать, что он бегло говорит по-арабски. Вместо этого он сказал:
– Боюсь, я ни слова не знаю на этом басурманском языке, сэр. Мне сказали, вы англичанин. Разве вы не говорите на христианских языках?
– Прошу прощения, сэр. Виновата привычка, – обворожительно улыбнулся Грей. – Я Уильям Грей, полномочный представитель его величества при Оманском султанате. Прошу прощения, что не встаю поздороваться с вами.
Грей небрежным жестом показал на свое изуродованное тело и огромные слоноподобные ноги, покрытые мокнущими язвами. Хэл узнал признаки водянки.
– Пожалуйста, садитесь, сэр. Я ожидал вашего появления с тех пор, как получил сообщение о вашем прибытии в гавань.
– Добрый день, сэр. Капитан Джон Блэк, к вашим услугам.
Хэл помнил, что Грей вероотступник, принявший ислам. И подозревал, что перемена веры у этого человека объяснялась соображениями выгоды, а не религиозными убеждениями.
Очевидно, Грей не помнил Хэла и не узнал его; можно было надеяться, что и не узнает. Хэл рассчитывал на это, называя Грею вымышленное имя, – важно, чтобы пираты не подозревали, кто он на самом деле. Двадцать лет назад Хэл заслужил у арабов прозвище Эль-Тазар, Барракуда, за свои морские походы, во время которых он сеял ужас среди исламского флота; это было в Эфиопскую войну на Африканском Роге. И если он хочет приманить Джангири и заставить его напасть на себя, враг не должен заподозрить, кто на самом деле ему противостоит.
Хэл сел на принесенные для него подушки.
Появилась рабыня с подносом, на котором стояли две серебряные кофейные чашечки, и другая – с высоким серебряным котелком на жаровне.
Обе рабыни – молодые, стройные, с тонкими талиями.
Грей наверняка заплатил за каждую не меньше двухсот рупий.
Хэл помнил, что Грей сколотил изрядное состояние на торговле рабами, на продаже торговых лицензий и на комиссионных от султана. Во время их последней встречи он пытался заинтересовать Хэла обоими предложениями. Хэл предполагал, что этим его гнусная деятельность не ограничивается, и не питал никаких иллюзий относительно честности и нравственности этого человека. Вполне вероятно, что он поддерживает связи с Джангири и другими ему подобными.
Одна из девушек склонилась перед Греем и налила в чашечки горький черный напиток, вязкий, как мед.
Грей небрежно погладил ее по руке, как ласкают домашнюю кошку; золотые кольца и перстни с драгоценными камнями утонули в белой распухшей плоти его пальцев.
– Благополучно доплыли, капитан?
– Не обошлось без приключений, – ответил Хэл.
Грей, должно быть, уже знал о состоянии «Серафима» и просто искал подтверждений.
– Мы вышли из Бомбея в составе конвоя еще с двумя кораблями достопочтенной Ост-Индской компании и у побережья Мадагаскара попали в страшную бурю. Один из кораблей затонул со всем экипажем, а у нас сильно пострадали корпус и оснастка. Вот главная причина захода в ваш порт: первоначально у меня не было такого намерения.
– Жаль слышать о ваших неприятностях, – сочувственно покачал головой Грей, – но я благодарен за то, что вы и ваш прекрасный корабль навестили нас. Я бы хотел быть вам полезным и снабдить всем необходимым.
Хэл сидя поклонился и подумал: «Несомненно, по двойным ценам и с большими комиссионными».
Он дивился тому, как изменили Грея возраст и болезнь. В их последнюю встречу Грей был молод и энергичен, а теперь облысел и отрастил седую бороду.
Глаза у него подслеповатые, слезящиеся, и от него пахнет смертью.
– Спасибо, сэр. Благодарен за предложение, в особенности потому, что везу необыкновенно ценный и политически важный для его величества короля Вильгельма груз.
Грей заворочался всем разбухшим телом, и в его глазах вспыхнула искорка интереса.
– Как прямой представитель его величества в этих краях, – сказал он, – могу я осведомиться о характере этого груза?
Хэл резко втянул воздух и принялся разглядывать пестрых рыб, плававших в воде фонтана. Он задумчиво потер виски и сделал вид, что размышляет о благоразумности такого поступка. Наконец он вздохнул.
– Как представителя его величества, – сказал он, – вас следует поставить в известность.
Он снова помялся, потом как будто окончательно решился.
– Я должен перевезти дар, который Аурангзеб, император Индии из династии Моголов, посылает королю Англии в честь коронации.
Грей приподнялся на локте и уставился на Хэла.
Глаза его алчно блеснули. Он попытался скрыть эту свою алчность, но мысль о царских подарках, о даре одного повелителя другому, наполнила его почти религиозным благоговением.
Династию Моголов основал Бабур, который, в свою очередь, был прямым потомком Тимура и Чингисхана. Его отец, Шах-Джахан, построил знаменитый Тадж-Махал, усыпальницу своей любимой жены. Государство Моголов – самое богатое и могущественное на всем Востоке. Какова же ценность даров такого могучего императора?
Хэл понизил голос почти до шепота:
– Губернатор Бомбея, которому был доставлен дар, сообщил мне, что в него входит набор изумрудов – двадцать совершенных камней величиной с незрелый гранат каждый. – Грей негромко ахнул и с трудом начал дышать снова, а Хэл продолжал: – Губернатор Ангиер подтвердил, что эти камни стоят пять лакхов рупий.
Грей попытался сесть, но его усилия не увенчались успехом. Он снова опустился на подушки и молча смотрел на Хэла. Один лакх соответствует ста тысячам рупий.
Полмиллиона рупий – это почти сто тысяч фунтов. Трудно представить себе такое богатство.
– Поистине, капитан Блэк, такой ценный груз должно обслуживать особо, – наконец смог сказать Грей. – Можете не сомневаться, я употреблю все свое влияние, чтобы ускорить ремонт вашего корабля и ваше отплытие.
– Благодарю вас, сэр.
– Как по-вашему, сколько времени займет необходимый ремонт? – с тревогой спросил Грей. – Когда вы сможете возобновить плавание, капитан?
– С вашей помощью – через месяц.
Грей помолчал, очевидно, занятый быстрыми подсчетами в уме. Затем с облегчением вздохнул.
Эти небольшие улики еще более укрепили Хэла в том мнении, что Грей связан с пиратами.
Грей улыбнулся ему вымученной улыбкой.
– Ущерб должен быть больше, чем кажется с первого взгляда, – сказал он, подтвердив подозрения Хэла: Грей с крыши в подзорную трубу наблюдал за «Серафимом».
– Конечно, я постараюсь отплыть пораньше, но у нас большие течи, и я думаю, что ниже ватерлинии корпус поврежден. Мы пробудем здесь не меньше двух-трех недель.
– Отлично! – заявил Грей. – Я хочу сказать, что за это время ваш корабль наверняка подготовят к дальнейшему плаванию.
Хэл любезно улыбнулся и подумал: «Если не ошибаюсь, твой деловой партнер Джангири к этому времени будет готов встретить нас и устроить нам восторженный прием, как только мы опять войдем в Мозамбикский пролив».
Грей жестом велел рабыням снова наполнить кофейные чашки.
– Помимо корабельных припасов я могу предложить нечто, выгодное лично вам, – товары, которые вы сможете перепродать в Англии в три или четыре раза дороже. Это интересует вас, капитан?
– Хотя Компания запрещает частную торговлю, я считаю, что каждый человек имеет право на плоды собственного труда и изобретательности, – ответил Хэл.
Грей с энтузиазмом кивнул.
– Я точно такого же мнения. В моих бараках десяток рабов такого качества, какое вы редко встретите на сауке.
Он наклонился вперед и подмигнул так похотливо и непристойно, что Хэл с трудом сдержался, чтобы не выдать свое отвращение.
– Я мог бы даже расстаться с одним или двумя своими особыми сокровищами. – Он погладил по голове склонившуюся перед ним девушку, ласково улыбнулся ей и велел по-арабски: – Улыбнись этой языческой свинье!
Девушка искоса взглянула на Хэла и продемонстрировала в легкой улыбке прекрасные белые зубы.
– Разве не красавица? – спросил Грей. – На Доброй Надежде она будет стоить сто пятьдесят фунтов. Вам, в порядке личного одолжения, могу уступить за семьдесят.
Он снова погладил девушку.
– Покажи язычнику грудь, – приказал он по-арабски.
Девушка медлила.
– Покажи, или я спущу с тебя шкуру!
Девушка, почти ребенок, не старше шестнадцати лет, подняла блузку и показала одну светло-коричневую грудь, увенчанную, словно черной жемчужиной, соском, при этом она застенчиво опустила голову.
– Уверяю вас, ее более интимные места не менее прекрасны. Желаете осмотреть? – спросил Грей.
– Она прекрасна. Но увы, мне негде разместить ее на борту, – решительно сказал Хэл, и девушка прикрыла грудь.
Грея отказ не разочаровал.
– У меня большие запасы благовоний лучшего качества, – сказал он. – Поверьте, на них сейчас огромный спрос. Они принесут вам большую прибыль.
Хэл понимал, что, если он хочет сохранить дружеские отношения с Греем, благоразумнее будет принять одно из его предложений. И принялся торговаться за десять корзин ладана общим весом сто пятьдесят фунтов.
Рабы Грея принесли корзины, расставили во дворе, и Хэл осмотрел их содержимое. Он знал, что эту ароматную смолу добывают из деревьев в горах Африки. В стволах делают глубокие надрезы, и сок, который течет из них, затвердевает на воздухе. Через четыре месяца смола превращается в крупные шары, которые можно снимать.
Сразу после надреза смола дает полупрозрачный зеленоватый сок, что говорит о ее высшем качестве. Хэл проверил содержимое корзин, убедился в качестве товара и подтвердил свое согласие.
На Грея его познания, по-видимому, произвели впечатление.
– Я вижу, у вас есть вкус и вы проницательны, капитан. На рынок Занзибара недавно поступили два слоновьих бивня такого качества, какого я не видел за все годы на острове. Я не предложил бы их никому, кроме вас, сэр.
Он хлопнул в ладоши, и пять дюжих рабов, которые, должно быть, ждали приказа, подошли, сгибаясь под тяжестью огромного бивня.
– Десять футов длиной, – гордо сказал Грей Хэлу. – Весит в двести пять фунтов.
Бивни были совершенно невероятные. Конец, который находился в черепе зверя, кремово-белый, остальная часть бивня – коричнево-зеленая, вымазанная соком больших деревьев, которые слон этим бивнем валил и сдирал с них кору. Когда рабы принесли второй бивень, их было почти невозможно различить, настолько они оказались похожи.
Толстокожие животные, стадо которых он когда-то увидел на африканском берегу, с самого первого взгляда очаровали Хэла. Тогда он был мальчишкой одних лет с Томом. Хэл погладил бивень. Казалось, он прикасается к самой душе огромного дикого континента.
