Текст книги "Муссон"
Автор книги: Уилбур Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
Теперь он вспотел от страха.
– Делай, что я говорю, – яростно прошептал он, стараясь скрыть свой страх, – не то я оскоплю тебя и отдам своему экипажу как шлюху.
Он потащил Дориана в центр комнаты и встал у него за спиной.
– Великий господин Муссалим Бен-Джангири, я покажу тебе нечто невиданное!
Он помолчал, нагнетая напряжение ожидания, и театральным жестом откинул капюшон, скрывавший голову Дориана.
– Смотрите! Голова, предсказанная в пророчестве!
Четверо сидящих молча смотрели на Дориана.
К этому времени Дориан уже привык к такому поведению арабов, видящих его в первый раз.
– Ты выкрасил его голову хной, – сказал наконец аль-Ауф, – как я бороду.
Но говорил он с сомнением, и на его лице проступил благоговейный страх.
– Нет, господин. – К Юсуфу возвращалась уверенность. Он спокойно возражал аль-Ауфу, а ведь за такую дерзость многие умирали. – Господь окрасил его волосы, как и волосы Мухаммеда, истинного пророка.
– Хвала Господу! – машинально ответили все.
– Подведи его ближе! – приказал аль-Ауф.
Юсуф схватил Дориана за плечо и едва не сбил с ног, торопясь выполнить приказ.
– Осторожней! – предупредил его аль-Ауф. – Обращайся с ним заботливо!
Юсуф осмелел: этот выговор означал, что аль-Ауф не отвергает с ходу ценности мальчика-раба. Он мягче потянул Дориана за собой и заставил встать на колени перед корсаром.
– Я англичанин! – К сожалению, детский голос Дориана дрожал, выдавая страх. – Держи свои грязные руки подальше от меня!
– У этого еще не отнятого от груди малыша сердце черногривого льва, – с одобрением заметил аль-Ауф. – Но что он сказал?
Никто не смог ему ответить, и аль-Ауф снова посмотрел на Дориана.
– Ты говоришь по-арабски, малыш?
Гневный ответ на том же языке рвался с губ Дориана, но он справился с собой и ответил по-английски:
– Убирайся в ад и передай дьяволу мой привет, когда будешь там.
Это было одно из выражений отца, и Дориан почувствовал, что к нему возвращается мужество. Он попытался встать с колен, но Юсуф не пустил.
– Он не говорит по-арабски, – с глубоким разочарованием сказал аль-Ауф. – А ведь такова была часть пророчества святого Теймтейма, да будет благословенно его имя.
– Его можно научить, – с ноткой отчаяния предложил Юсуф. – Поручи это мне, и он через месяц будет знать на память весь Коран.
– Это не то же самое, – покачал головой аль-Ауф. – В пророчестве говорится, что из моря придет ребенок с красной мантией пророка на голове и что он будет говорить на языке пророка.
Он молча смотрел на Дориана. У Дориана родилось невероятное предположение: никто из арабов никогда не видел рыжих волос.
Он начинал понимать, почему на него смотрели как на какое-то знамение бога – у их пророка Мухаммеда был тот же цвет волос. Дориан вспомнил, что об этом бегло упоминал Уил Уилсон в одной из своих длинных лекций об исламе. Очевидно, аль-Ауф выкрасил себе бороду в подражание пророку.
– Может, все-таки его волосы искусно выкрашены, – мрачно заметил аль-Ауф. – Если так, – он свирепо взглянул на Юсуфа, – я казню вас обоих.
Дориан почувствовал, что задыхается от ужаса. Перед его мысленным взором встали несчастные жертвы на треножниках в пальмовой роще.
Юсуф снова упал на колени, клянясь в своей невиновности и норовя поцеловать ноги аль-Ауфу. Корсар оттолкнул его ногой и повысил голос:
– Пошлите за Бен-Абрамом, врачом.
Через несколько минут вошел почтенный араб с седой бородой и бровями и поклонился аль-Ауфу. Кожа у него была бледная, цвета яичной скорлупы, а глаза яркие и умные. Даже аль-Ауф разговаривал с ним уважительно.
– Осмотри этого франкского мальчишку, дядюшка. Натурального ли у него цвета волосы или выкрашены? Здоров ли он и хорошо ли сформировался?
Руки врача прикоснулись к голове Дориана мягко, но уверенно, и Дориан неохотно подчинился, напрягаясь всем телом. Бен-Абрам потер между пальцами его шелковистые рыжие волосы, тихонько цокая языком.
Потом развел волосы и внимательно осмотрел кожу, поворачивая голову, чтобы поймать свет из высоких зарешеченных окон. Понюхал волосы, стараясь уловить запах химических веществ или трав.
– Я пятьдесят лет занимаюсь медициной, но ни разу такого не видел, ни у мужчин, ни у женщин, хотя слышал, что у людей на севере Парфии бывают такие волосы, – сказал наконец Бен-Абрам. – Они не крашены, нет. – Аль-Ауф с вновь вспыхнувшим интересом наклонился вперед на подушке. – Это их природный цвет, – подтвердил Бен-Абрам.
– А остальное тело?
– Посмотрим. Прикажи ему раздеться.
– Он не говорит на языке пророка. Тебе придется самому его раздеть.
Хотя Юсуф держал Дориана, они и вдвоем не смогли выполнить приказ. Дориан сопротивлялся, как кошка, которую суют головой в ведро с холодной водой. Он царапался, лягался, кусался. В конце концов пришлось приказать двум стражникам держать его.
Наконец он остался перед ними обнаженным, стражники держали его за руки, чтобы не прикрывался.
– Посмотрите на цвет и гладкость его кожи, – удивлялся Бен-Абрам. – Она прекрасна, как тончайший белый шелк, как кожа жеребца самого султана. Ни одного изъяна. Она прекрасно сочетается с рыжими волосами и вне всякого сомнения подтверждает истинность моих слов. Цвет его волос природный.
Аль-Ауф кивнул.
– А что остальное тело?
– Держите его, – велел Бен-Абрам стражникам. Укус на его запястье еще кровоточил. Он осторожно протянул руку и начал щупать белые гениталии Дориана.
– Яички еще окончательно не сформировались в мошонке, но они нетронуты.
Он сжал пальцами белый детский пенис.
– Как видите, он еще не обрезан, но…
Он оттянул крайнюю плоть, и показался розовый кончик.
Дориан извивался в руках стражников, стыд и унижение заставили его забыть о решении не говорить по-арабски.
– Неверная свинья! – закричал он по-арабски. – Убери свои грязные руки от моего конца, или, клянусь Господом, я тебя убью!
Аль-Ауф откинулся на подушки, на лице его отразились удивление и набожный страх.
– Он говорит! Пророчество исполнилось!
– Аллах милосердный! Да будет свято его великое имя! – хором подхватили люди по обе стороны от него. – Исполнилось пророчество святого Теймтейма!
Высоко на фок-мачте Том приложил руки ко рту и закричал:
– Парус!
– Где? – крикнул в ответ Нед Тайлер.
– С правого борта. На расстоянии в две лиги.
Хэл в своей каюте услышал эти крики и так стремительно бросил перо, что забрызгал карту. Он быстро стер чернила и побежал к двери.
На палубу он вышел в одной рубашке.
– Мачта! Что видно? – крикнул он наверх.
– Маленькое судно с косым парусом! – донесся ответ Тома. – Ага. Они нас увидели. И отвернули.
– Только виновный убегает.
Большой Дэниел поднялся на палубу и остановился у руля.
– Или благоразумный, – сказал Нед Тайлер.
– Ставлю гинею против фунта дерьма, что это корабль с острова аль-Ауфа, – сказал Большой Дэниел.
Хэл посмотрел на них.
– А мы у них спросим, мистер Тайлер. Поднять все паруса и лечь на курс перехвата, кто бы они ни были.
Маленькое суденышко, старавшееся двигаться против ветра по бурному морю, не могло тягаться с „Серафимом“. Через полчаса показался весь корпус дау. Большой корабль с квадратными парусами безжалостно надвигался на нее.
– Дайте сигнальный выстрел, мистер Фишер, – приказал Хэл, и Большой Дэниел торопливо направился к носовым орудиям. Несколько минут спустя прогремел единственный пушечный выстрел. Хэл в подзорную трубу видел, как через несколько секунд в половине кабельтова от убегающей дау взвился фонтан, увенчанный белой пеной.
– Думаю, даже неверные понимают этот язык, – сказал Хэл и не ошибся: дау покорилась неизбежному. На корабле убрали единственный парус и развернули его по ветру.
– Подготовьте вооруженную абордажную команду, – приказал Хэл Большому Дэниелу, пока корабль сближался с суденышком.
Большой Дэниел возглавил группу в шлюпке. Он поднялся на палубу дау и исчез в трюме. Тем временем его люди захватили дау и под угрозой обнаженных сабель согнали экипаж в одно место. Через десять минут Большой Дэниел вернулся на палубу и крикнул на „Серафим“:
– Капитан, тут полный груз шелка, все тюки с печатями Английской Ост-Индской компании.
– Клянусь Господом, пиратская добыча. – Хэл впервые за много дней улыбнулся и крикнул: – Оставьте на дау для управления мистера Уилсона с пятью матросами. Капитана и весь экипаж перевезти под охраной сюда.
Большой Дэниел привез смущенных, испуганных арабов, а Уил Уилсон снова поднял парус и последовал на дау за „Серафимом“, который лег на прежний курс.
Арабского капитана не потребовалось уговаривать.
– Меня зовут Абдулла Вазари из Ламу. Я честный купец, – заявил он не без вызова, но в то же время угодливо.
– Где ты купил свой нынешний товар, Вазари? – спросил Хэл.
– Я добросовестно заплатил за него полновесной монетой, Аллах свидетель, – уклончиво сказал капитан.
– И ты, несомненно, не заметил, что на тюках в твоем трюме стоят печати Английской Ост-Индской компании.
– Я не вор. Я их не украл, а честно купил.
– В таком случае кто продал тебе их, о Вазари, честный купец? И где именно?
– Мне их продал человек по имени Муссалим Бен-Джангири. Я не знал, что этот товар принадлежит английской компании.
– У тебя не было никаких свидетельств, кроме того, что видели твои глаза, – сухо сказал Хэл по-английски. Потом продолжил на арабском: – Где ты встретился с Джангири?
– На острове Дверь аль-Шайтана.
– Где этот остров? Когда ты отплыл от него?
– Лигах в пятидесяти отсюда, – пожал плечами Вазари. – Мы отплыли вчера с утренним ветром.
Оценка положения острова совпадала с тем, что указывалось в отцовском судовом журнале. Хэл отвернулся и принялся расхаживать взад и вперед, обдумывая новые сведения. Похоже, аль-Ауф продает свою добычу на открытом рынке на острове Флор-де-ла-Мар. Вероятно, арабы со всех восточных морей собираются там, чтобы заполнить трюмы крадеными товарами по сходной цене. Он снова повернулся к Вазари.
– Ты видел самого Джангири или одного из его подчиненных?
– Я видел его самого. Он только что вернулся из тяжелого боя с кораблем неверных. Его собственный корабль стоит в гавани, и он сильно поврежден…
Вазари неожиданно замолчал: до него только что дошло, что он стоит на палубе того самого корабля неверных, о котором говорит. На его лице появилось хитрое выражение.
– Джангири не говорил тебе, что в бою взял неверных в плен? – спросил Хэл.
Вазари отрицательно покачал головой.
– Он не хвастал перед тобой и ты не слышал разговоров о том, что он сделал своим рабом франкского мальчика? Лет одиннадцати-двенадцати?
Хэл старался задать этот вопрос небрежно, но увидел на лице Вазари неожиданно вспыхнувший интерес. Впрочем, Вазари, умудренный опытом купец, тут же его скрыл.
– Я старик, и память мне изменяет, – сказал он. – Возможно, какой-нибудь добрый милосердный поступок освежит ее.
– Например? – спросил Хэл.
– Вот если бы ты, господин, разрешил мне и моему кораблю беспрепятственно продолжить путь… Такой добрый поступок будет навсегда занесен в золотую книгу против твоего имени.
– Один добрый поступок стоит другого, – заметил Хэл. – Прояви доброту ко мне, Вазари, и, возможно, я буду добр с тобой. Когда ты был с Джангири, известным также как аль-Ауф, ты слышал о франкском ребенке?
Араб нерешительно потянул себя за бороду, потом сказал:
– Да, теперь я кое-что припоминаю.
– Что ты припоминаешь? – спросил Хэл, невольно коснувшись рукояти кинжала на поясе.
От араба не ускользнул этот жест.
– А вот что: два дня назад Джангири предложил мне купить раба, франкского мальчика, но такого, который говорит на языке пророка.
– Почему ты его не купил?
Хэл наклонился к Вазари так близко, что ощутил запах его последней трапезы – сушеной на солнце рыбы.
Вазари рассмеялся.
– Цена была лакх рупий. – Он удивленно повторил: – Лакх рупий за одного мальчика-раба.
– Это выкуп за принца, а не за раба, – согласился Хэл. – Ты видел мальчика?
– Ценой в один лакх? – Вазари удивился. – Джангари сказал, что сначала я должен показать золото, потом увижу мальчика. Я бедный человек и так и ответил Джангири. Где я возьму лакх рупий?
– Почему он запросил такую цену? – настаивал Хэл.
– Он сказал, что это ребенок из пророчества Теймтейма, – ответил Вазари.
– Я не знаю такого пророчества.
– Святой предсказал, что из моря придет ребенок с волосами необычного цвета.
– Какого цвета?
– Рыжего, – сказал Вазари. – Рыжего, как голова пророка. Джангири сказал, что у этого ребенка волосы цвета заката.
Хэл почувствовал, как дрогнуло сердце; его надежды ожили. Он отвернулся, чтобы Вазари не видел его лица, и отошел к борту. Стоял он там долго, позволяя ветру шевелить темные волосы. Потом обеими руками пригладил их и снова повернулся к Вазари.
– Ты был поистине добр, – сказал он и с улыбкой повернулся к Неду Тайлеру. – Отвезите этого человека и его экипаж на дау. Пусть плывут своей дорогой.
Нед удивился.
– Отпустить их? Прошу прощения, капитан, но как же украденный шелк?
– Пусть оставят себе. – Хэл громко рассмеялся, и все, кто это услышал, удивленно уставились на него. Много дней они не слышали смеха капитана.
– Это небольшое вознаграждение за то, что он мне дал.
– А что он дал вам, капитан? – спросил Нед. – Хотя, конечно, это не мое дело.
– Надежду! – ответил Хэл. – Он дал мне надежду.
Ночью баркас обогнул южную оконечность Флор-де-ла-Мар. Луна не взойдет еще час, и вокруг очень темно. О приближении берега Хэл мог судить только по фосфоресцирующей полоске прибоя. Хотя парус был выкрашен в черный цвет, он убрал его, чтобы корабль труднее было обнаружить с берега.
Днем „Серафим“ оставался за горизонтом – из боязни насторожить аль-Ауфа. Он подошел, чтобы спустить баркас, только после захода солнца и теперь ждал в двух милях от берега. Хэл договорился с Недом Тайлером о сигналах ракетами. Если попадут в трудное положение, „Серафим“ подойдет и заберет их.
Пока они не встретили никаких трудностей. Южная оконечность острова казалась пустынной, хотя, когда плыли мимо северного конца, видели там дрожащие огни ламп и кухонных костров.
Если данные отца точны, Хэл должен был найти за южной оконечностью острова укрытую бухту и сейчас вел туда баркас. На баркасе двадцать человек, но Хэл собирался взять с собой на берег немногих. Он и не думал нападать на крепость и на корабли, стоящие в гавани. Это лишь разведка, чтобы оценить силы мусульманских корсаров и попытаться определить, где держат Дориана. Хэл надеялся высадиться на берег и потом снова уйти на корабль, не встревожив гарнизон и не выдавая своего появления.
Он услышал плеск лота, затем шепот с носа:
– Глубина четыре!
Измерения проводил сам Большой Дэниел, никому не доверивший эту жизненно важную задачу. Дно резко поднималось. Большая волна прошла под баркасом, высоко подняв его, и Хэл пожалел, что впереди почти ничего не видно. Прибой шумел совсем близко.
– Приготовиться, парни! – негромко сказал Хэл гребцам и, как только почувствовал, что корма приподнимается на следующей волне, приказал: – Налегай!
Баркас поймал волну и полетел вперед на ее гребне. Легкими движениями руля Хэл держал его на волне. Гребень волны кипел вокруг, баркас двигался вперед по неспокойной воде, пока его дно неожиданно не коснулось песка.
Три человека одновременно прыгнули за борт, оказавшись по пояс в воде, и, держа над головой пистолеты, направились к берегу. Большой Дэниел отвел баркас на более глубокое место, дожидаться их возвращения.
Трое остановились у верхней кромки прилива.
– Аболи, оставь здесь ракеты, – сказал Хэл, и Аболи опустил тяжелый сверток, укутанный в парусину.
– Будем надеяться, что они не понадобятся, – сказал он.
– Проверьте заряды.
Послышались металлические щелчки: Том и Аболи проверяли пистолеты. Долгое плавание в баркасе и ходьба по пояс в воде к берегу могли дать морской воде возможность подмочить заряды. Мушкеты с длинными стволами они с собой не взяли: они тяжелые, нести их неудобно, а ночью они вообще почти бесполезны.
– Как ты, Том? – спросил Хэл еще тише. Его тревожило решение взять сына с собой на берег.
– Все хорошо, – ответил Том. Теперь Хэл жалел, что дал общую с сыном клятву. Том воспользовался этим, чтобы уговорить взять его на берег.
Хэл не смог ему отказать. Но утешался мыслью, что ночью Том видит не только лучше его самого, но и лучше Аболи. И еще до конца ночи они, возможно, порадуются, что взяли с собой этого обладателя молодых глаз.
– Иди первым, – приказал Хэл Тому, и они цепочкой двинулись вперед; сам Хэл шел вторым, замыкал Аболи. Местность была открытая, ни кустов, ни водорослей, но приходилось старательно ступать след в след с Томом. Гнезда морских птиц на коралловом песке располагались так близко, что между ними почти не оставалось пространства, а черные спины птиц делали их почти невидимыми. Когда люди переступали через них, птицы раздраженно кричали, но эти крики не были слышны за низким гулом всей огромной колонии. Иногда одна из птиц больно щипала кого-нибудь за лодыжку, но обошлось без общего переполоха, и наконец они добрались до пальмовой рощи на дальнем краю колонии.
Том повел их быстрее, держась под прикрытием рощи, но над самой границей коралловых песков берега. Через полчаса он остановился и, когда Хэл подошел к нему, показал вперед.
– За этим мысом залив, – прошептал он. – Я различаю корабли, стоящие на якоре, хотя не могу сказать, который из них „Минотавр“.
Хэлу темнота впереди казалась беспросветной. Однако Вазари заверил его, что четыре дня назад „Минотавр“ был в гавани, а учитывая, какой ущерб ему нанесли пушки „Серафима“, едва ли он мог отправиться в плавание.
– Очень скоро взойдет луна, – сказал Хэл. – Тогда мы его увидим. А пока подведи нас ближе.
Они осторожно пошли вперед через заросли, прячась под деревьями.
Земля была усеяна опавшими сухими пальмовыми листьями, они шуршали под ногами.
Ступая по этой предательской подстилке, приходилось полагаться на указания Тома. Хэл поморщился, уловив запах кухонных костров и другие, гораздо менее приятные запахи поселения корсаров – от вони гнилых рыбьих голов и потрохов до смрада открытых ям с испражнениями.
Но вот он снова остановился: запах разлагающейся человеческой плоти ни с чем не спутать. Хэл слишком часто бывал на полях битвы, чтобы забыть его. Он сразу подумал о Дориане и постарался прогнать мысль об уязвимости сына и сосредоточиться на предстоящей задаче. Они медленно шли вперед.
Между деревьями замелькали огоньки; подойдя ближе, они услышали негромкие голоса. Кто-то затянул мусульманскую молитву, еще кто-то рубил дрова.
К этим звукам примешивались долетавшие с залива негромкий скрип реев, хлопанье парусов и звон якорных цепей. Дойдя до границы рощи, они увидели перед собой очертания залива.
– Вон „Минотавр“, – негромко сказал Том. – Ошибиться невозможно.
Для Хэла это было всего лишь темное пятно.
– Очень скоро взойдет луна, – сказал он, и они приготовились ждать.
Но вот забрезжило и начало разгораться серебристое сияние, в заливе материализовались очертания кораблей, и скоро на фоне звезд можно было разглядеть мачты и реи „Минотавра“. Хэл увидел три других корабля с прямыми парусами – их упоминал Вазари. Все это были суда, захваченные аль-Ауфом.
– Том, останешься здесь, – прошептал Хэл.
– Отец… – начал было Том.
– Не перечь! – решительно перебил Хэл. – Ты хорошо справился со своей работой, но теперь останешься здесь, в безопасности, ждать нашего возвращения.
– Но, отец…
Том был вне себя от гнева.
Хэл не обратил на это внимания.
– Если что-нибудь произойдет и мы разделимся, ты должен вернуться на берег, туда, где мы оставили баркас.
– А ты что будешь делать? – спросил Том.
– Мы с Аболи должны внимательней разглядеть корабли в гавани. Ты больше ничем не можешь нам помочь.
– Я хочу… – начал Том, но Хэл оборвал:
– Хватит! Встретимся здесь! Идем, Аболи.
Они неслышно встали и через несколько секунд исчезли, оставив Тома одного на краю леса. Том не боялся – для этого он был чересчур рассержен.
Его обманули, с ним обошлись как с ребенком, а ведь он уже много раз доказывал, что не дитя.
– Я связан клятвой, – бушевал он. – Я не могу сидеть сложа руки, когда есть хоть малейший шанс помочь Дорри.
Тем не менее ему потребовалось все мужество, чтобы пойти наперекор отцу, сознательно нарушить его прямой приказ.
Том неуверенно встал.
– Это мой долг, – напомнил он себе.
Он не пошел за отцом и Аболи. Напротив, он повернул в сторону от берега. Отец показывал ему карту острова и рисунки старой крепости, сделанные дедом пятьдесят лет назад, поэтому Том хорошо представлял себе местность впереди и знал, куда идет.
Луна уже поднялась над деревьями, поэтому он шел быстро. Лунный свет отражался впереди от стен крепости и, повернув в ту сторону, Том сразу наткнулся на ведущую в том направлении тропу. Он шел, а запах разлагающихся тел становился все сильнее, пока Том не вышел из леса и не остановился в тревоге.
Перед ним лежало поле мертвых тел. Нагие человеческие трупы висели на грубых подобиях виселиц и в лунном свете внушали ужас и отвращение. Том почувствовал суеверный страх и не мог заставить себя пойти между мертвецами. Вместо этого он направился под деревья в поисках прохода. И не успел отойти, как на тропе от крепости показалась длинная вереница людей в одеяниях с капюшонами. Останься Том на тропе, он бы наткнулся на них.
Они прошли. Том, не выходя из-под пальм, через несколько минут оказался под освещенными луной толстыми стенами крепости. Однако теперь его гнев утих, и он чувствовал себя одиноким и беззащитным.
Он понимал, что нужно признать глупость своего поведения и вернуться на место встречи, прежде чем отец обнаружит его отсутствие. А это произойдет очень скоро.
Том попытался оправдать свое непослушание. Он начал осторожно обходить крепость и наконец оказался почти напротив главных ворот. Они были открыты, но под аркой стояли стражники. Похоже, они спали, но Том решил не рисковать и не подходить ближе. Несколько минут он просидел, затаившись. Сбоку от ворот на стене в креплении торчал горящий факел. В его свете Том видел массивные прочные балки ворот.
Он повернул обратно и отправился по своему следу в обход. На восточной стороне лунный свет падал прямо на стену, и Том видел, что местами та разрушена; некоторые ее части вывалились, и их место заняла густая растительность джунглей. Древовидные фикусы пустили прочные корни в трещинах между камнями кладки, а по стенам поднимались стебли диких лиан, похожие в лунном свете на чудовищных питонов.
Тома вдруг посетила нелепая мысль: нельзя ли по лиане забраться в крепость и поискать Дорри?
Он обдумывал это, когда услышал негромкий кашель. Том отступил к деревьям и стал искать источник звука.
И увидел на верху стены, в углу укрепления, голову в тюрбане. Том сообразил, что на стене через определенные промежутки расставлены стражники, и его сердце дрогнуло, когда он понял, как близок был к катастрофе. Он продолжал крадучись идти вокруг крепости и на ее северовосточном углу повернул.
Том заметил в этой стене, на самом верху, амбразуры, очень узкие: в них протиснется разве что ребенок. Большая часть отверстий темные, но в одном или двух горит неяркий желтый свет – масляная лампа или фонарь. За этими окнами – комнаты или камеры.
Стоя под стеной, он задумчиво смотрел на них.
За любым из этих окон в каморке для рабов может лежать Дориан.
Том представил себе ужас и одиночество младшего брата и разделил с ним эти чувства со всей силой своей любви.
Неожиданно Том почти невольно поджал губы и принялся насвистывать начальные строки „Испанок“: „Прощайте, прекрасные испанки, прощайте, женщины Испании. Мы получили приказ плыть в старую Англию…“
Том замер и стал молча ждать ответа.
Тщетно. Немного погодя он встал и неслышно прошел вдоль стены чуть дальше. Снова просвистел мелодию и стал ждать.
И тут его взгляд уловил какое-то движение. За одним из узких окон кто-то передвинул лампу.
Том увидел, что угол теней изменился. Его сердце сильнее заколотилось в груди, и он подполз ближе. Он собирался еще раз просвистеть мелодию, но между лампой и проемом появились темные очертания головы. Кто-то всматривался в окно, однако лица Том не видел. И тут в ночи послышался негромкий, красивый, еще не сломавшийся голос: „Мы будем орать, и кричать, и петь по всему широкому океану, мы будем орать и петь по всем морям…“
– Дорри! – хотел крикнуть Том, но осекся прежде, чем звуки сорвались с его губ. Покинув укрытие густого леса, он подполз к самому основанию стены. Из трещины в коралловых глыбах росла лиана, которая проходила на расстоянии вытянутой руки от окна, где по-прежнему виднелась тень головы Дориана.
Том ухватился за лиану и проверил ее на прочность. Его руки дрожали от волнения и тревоги, но лиана оказалась прочной, с крепкими корнями. Сняв пояс с пистолетом, Том положил его у стебля вьющегося растения.
И начал подниматься. Тело его было закалено постоянными подъемами на снасти, и он лез вверх с проворством и ловкостью обезьяны.
Добравшись до амбразуры, он наклонился к ней.
– Дорри! – прошептал он.
Ответ прозвучал немедленно:
– Том! Я знал, что ты придешь. Знал, что ты сдержишь слово.
– Тише, Дорри! Не так громко. Можешь вылезти в окно?
– Нет, я прикован к стене.
– Не плачь, Дорри. Тебя услышат.
– Я не плачу.
Всхлипывания Дориана звучали жалобно, хотя он прикрывал рот обеими руками, чтобы заглушить их.
– Как думаешь, я смогу пролезть внутрь? – спросил Том. – Я залезу и заберу тебя.
– Не знаю, Том. Отверстие маленькое, а ты такой большой.
– Ничего другого не остается. Я попробую.
Том, перебирая руками, пополз по лиане, подходившей к самому окну. Он чувствовал, как сгибается стебель, но продолжал осторожно перемещаться, пока не добрался до конца. Оставалось еще не менее трех футов до подоконника и двадцать футов до земли. Том разжал одну руку и протянул ее к окну.
– Том, осторожней!
Том отыскал в стене щель, которая давала опору, и отпустил вторую руку. Он висел на правой руке, лихорадочно нашаривая левой, за что бы уцепиться. Пальцы его ног царапали гладкую поверхность стены, не находя опоры.
– Вот! – Дориан высунул в окно обе руки. – Держись!
Том старательно скрестил с ним руки в морской, „обезьяньей“, перекрывающей хватке. Его тяжесть бросила мальчика вперед, и плечи Дориана застряли в отверстии.
Том сразу понял: если окно слишком узко для Дориана, то его широкие, мускулистые от непрерывных подъемов на мачты плечи и подавно не пройдут. Он в ловушке. В окно не протиснуться, а лиана в трех футах от него, и левой рукой ему до нее не дотянуться.
– Ничего не выйдет, Дорри. – Их лица находились в футе одно от другого. – Мы вернемся за тобой.
– Пожалуйста, не бросай меня, Том!
Голос Дориана звучал высоко, истерично.
– У берега ждет „Серафим“. Отец, Большой Дэнни, Аболи, я – мы все здесь. Мы скоро вернемся за тобой.
– Том!
– Дорри, не шуми. Клянусь, мы за тобой вернемся.
Том пытался одной рукой дотянуться до лианы, но Дориан, как утопающий, вцепился в другую его руку.
– Том! Не оставляй меня одного, Том!
– Отпусти, Дорри! Я упаду!
На стене над ними послышался голос. Кто-то крикнул по-арабски:
– Кто здесь? Кто внизу?
– Это стражники, Дорри! Отпусти меня!
Том посмотрел наверх и увидел на фоне звездного неба две головы, всматривающиеся в него с укрепления. Он висел на стене, одной рукой держась за лиану. Вторую руку сжимал его брат. Том увидел, как человек наверху опустил со стены и нацелил прямо ему в лицо длинный ствол джезейла.
– Пусти, Дорри!
Том обеими ногами оттолкнулся от стены и резко отклонился назад в то мгновение, когда из ствола мушкета вырвались язык пламени и облако искр.
Пуля пролетела мимо его головы, но Том уже падал вдоль стены – падал с высоты двадцати футов, так что в животе все сжалось – и с силой ударился о землю, так что дух вон. Какое-то время он лежал, пытаясь наполнить опустевшие легкие.
Второй выстрел со стены привел его в чувство.
На этот раз он не слышал пули. Том вскочил, еще глотая воздух, хотел бежать к роще, но, когда оперся на левую ногу, боль в лодыжке пронзила его ногу до паха, словно жало гигантской осы.
Тем не менее он заставил себя побежать, преодолевая боль.
Нашел саблю и пистолет и поднял их на бегу.
Подпрыгивая, стараясь щадить поврежденную ногу, он бежал к границе деревьев. Позади он смутно слышал душераздирающие крики Дориана, пронзительные, полные отчаяния. Разобрать можно было только имя Тома. Эти крики причиняли Тому более сильную боль, чем поврежденная щиколотка.
Не пробежал он и ста шагов, как выстрелы и крики подняли весь гарнизон.
Том остановился и прислонился к стволу дерева. Завязывая перевязь, он старался сообразить, что делать.
Он знал, что в одиночку не доберется до южной части острова, где ждет шлюпка. Надо надеяться, отец и Аболи услышат шум и придут за ним.
В темноте эта надежда казалась отчаянной.
Но ему недолго пришлось отыскивать решение – вся роща словно ожила. Арабы перекрикивались и время от времени открывали огонь: стреляли по теням.
– Кто это? Что случилось?
Все новые люди прибегали с берега, отрезая Тома от места встречи.
– Это франк, неверный. Я видел его лицо.
– Где он сейчас?
– Побежал к заливу.
– Откуда он взялся? Никакого корабля неверных нет.
Голоса приближались – Том слышал, как арабы с шумом продираются через подлесок. Он оттолкнулся от дерева, ступил на больную ногу и захромал дальше. Но не прошел и пятидесяти ярдов, как сзади послышался крик:
– Вон он! Не дайте ему уйти!
Прогремел новый выстрел, и Том услышал, как пуля ударилась в ствол соседней пальмы. Он всей тяжестью наступил на раненую ногу и заставил себя бежать.
От боли Том обливался потом, который залил лицо и глаза, почти ослепив его. На каждом шагу в глазах от боли вспыхивали яркие искры, но Том не останавливался. Преследователи догоняли его; оглядываясь, он видел в лесу их белые одеяния.
Он оказался перед кустами, слишком густыми, чтобы продираться через них, и двинулся в обход, как вдруг его неожиданно схватили сзади и прижали к земле. Он отчаянно отбивался, но его руки словно попали в железные кандалы. Тяжесть человека на спине вжала его в песок.
– Том! – услышал он голос отца. – Не сопротивляйся. Не издавай ни звука.
Том с огромным облегчением выдохнул.
– Ты ранен? – тревожно спросил Хэл. – Почему ты хромаешь?
– Лодыжка! – выпалил Том. – Я упал. Думаю, она сломана.
Звуки погони раздавались совсем рядом.
– Вы его видели? – кричали арабы. – Куда он побежал?
– Я видел – он бежал сюда! – ответил кто-то.
Преследователи приближались. Аболи глухо прошептал:
– Парень не убежит от них. Я уведу их в сторону, чтобы вы могли добраться до шлюпки.
Он встал с того места, где лежал рядом с Хэлом, и устремился в ночь.
