Текст книги "Муссон"
Автор книги: Уилбур Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
Хэл подал лучший кларет, и обед получился шумным и веселым. Из-за такого количества гостей сидеть, а тем более переходить с места на место было почти негде, и когда наконец Хэл попросил тишины и предложил мастеру Уэлшу начинать, Том, которого нисколько не интересовала музыка, оказался оттесненным в самый угол каюты; за резной перегородкой, отделяющей ее от спальни отца, его никто не мог видеть.
Уэлш и Гай для начала исполнили несколько старых песен, в том числе «Зеленые рукава» и «Испанок», чем восхитили всех, кроме Тома, которому стало так скучно, что он принялся вырезать кортиком на переборке свои инициалы.
– А теперь споют мисс Каролина Битти и мастер Дориан Кортни, – объявил Уэлш.
Каролина встала и с трудом пробралась по переполненной каюте туда, где сидел Том. Она бросила на него холодный взгляд, полуотвернулась и прижалась бедром к переборке; теперь она стояла лицом к Дориану, который устроился у другого конца переборки.
Начали они с арии Пёрсела. Голос у Каролины оказался чистым и приятным, хотя немного жеманным, а Дориан пел с природным мастерством. Божественные звуки, исходившие из горла мальчика, вызывали у слушателей слезы.
К этому времени Том ерзал, стремясь быстрее покинуть душную каюту, вызывавшую у него клаустрофобию. Ему хотелось на палубу, под звезды, спрятаться за орудийным лафетом с Аболи или Дэниелом – а может, с обоими – и слушать рассказы о диких странах и таинственных морях, которые ждут впереди. Но он не мог уйти.
Тут он заметил, что когда Каролина берет высокую ноту, она привстает на цыпочки; юбка ее приподнимается настолько, что открывает лодыжки и икры. Том мгновенно перестал скучать. У девушки оказались красивые ноги. Она была в темно-синих чулках, линия щиколоток изящно переходила в изгиб икр.
Почти помимо воли рука Тома выскользнула из кармана и устремилась к лодыжке Каролины.
«Ты с ума сошел? – спросил он себя. И с усилием остановился, не притронувшись к девушке. – Стоит мне к ней прикоснуться, и воплям конца не будет».
Том виновато осмотрелся.
Каролина стояла прямо перед ним, так близко, что закрывала его от остальных. Он знал, что все теперь смотрят на Дориана. Но Том еще колебался. Он начал убирать руку, чтобы сунуть ее в безопасность кармана.
И вдруг ощутил запах девушки.
Среди других острых запахов каюты – жареная свинина с капустой, винные пары и дым отцовской сигары – он уловил запах тела Каролины.
Сердце его словно стиснули в кулак, от желания заныло в животе. Он с трудом подавил стон, рвавшийся с губ.
Том наклонился вперед и коснулся ее лодыжки.
Всего лишь легчайшее прикосновение пальца к синему шелку чулок. Он тут же отдернул руку и выпрямился, готовясь принять невинный вид, если она повернется к нему.
Каролина, не пропустив ни такта, подхватила мелодию вслед за Дорианом, и Тома удивило такое ее безразличие. Он снова протянул руку и на этот раз коснулся лодыжки двумя пальцами. Каролина не шевельнула ногой, а ее голос продолжал звучать ровно и ясно.
Том погладил ее ногу, потом медленно обхватил пальцами лодыжку.
Она была такая маленькая, такая женственная, что у него сдавило грудь. Синий чулок был на ощупь гладким и скользким. Очень медленно, осторожно Том провел пальцами по изгибу икры, наслаждаясь мягкой выпуклостью, пока не достиг верха чулка с бантом на ленте, завязанной под коленом. Тут он помедлил, но в этот миг песня кончилась великолепным слиянием двух молодых голосов.
Недолгую тишину нарушил взрыв аплодисментов и крики «Браво!» и «Спойте еще!» Потом голос отца:
– Мы не должны затруднять мисс Каролину. Она и так была очень добра к нам.
Темные кудри Каролины задрожали на плечах.
– Это ничуть не затруднительно, сэр Генри. Мы рады, что вам понравилось. Мы споем еще, и с большим удовольствием. Споем «Моя любовь живет в башне Дурхема», Дориан?
– Можно, – без особой радости ответил Дориан, Каролина раскрыла хорошенький ротик, и полилась песня. Том не убрал руки, и теперь его пальцы переместились выше чулка и принялись гладить мягкую кожу под коленом. Каролина пела, и, казалось, ее голос только набирает силу. Уэлш, который аккомпанировал на флейте, одобрительно и восхищенно покачал головой.
Том поиграл сначала с одним коленом, потом с другим. Он приподнял край юбки и смотрел на блестящую кожу, такую мягкую и теплую под его пальцами. Теперь, когда стало ясно, что Каролина не закричит, не обвинит его перед всеми, он осмелел.
Он провел пальцами выше, добрался до обратной стороны бедра и почувствовал, как Каролина задрожала, но при этом ее голос оставался ровным, и она не пропустила ни слова из песни. Со своего места Том видел под столом ногу отца – тот отбивал ритм.
Сознание, что отец совсем рядом, понимание всей опасности своего поведения лишь обостряло и усиливало возбуждение Тома. Его пальцы задрожали, добравшись до бороздки, отделяющей бедро от круглой ягодицы Каролины. Под нижними юбками на девушке ничего не было, и он вел пальцами по ее заду, пока не добрался до глубокой вертикальной впадины, отделяющей одно полушарие от другого. Он попытался пальцами раздвинуть ей бедра, но они были плотно сжаты, все мышцы были напряжены и тверды, как камень. Раздвинуть ноги оказалось невозможно, и Том отказался от этой попытки.
Вместо этого он забрал в руку одну из маленьких упругих ягодиц и слегка сжал.
Каролина взяла высокую ноту в конце куплета и слегка изменила позу, чуть расставив ноги и придвинув к Тому зад. Бедра ее разомкнулись, и, когда Том повторил попытку, он нащупал гнездо шелковистых волос между ними. Каролина снова чуть подвинулась, словно хотела облегчить ему задачу, потом еще раз, направляя его. Мэри, посудомойка, показывала Тому, где найти волшебный бугорок твердой плоти, и он отыскал его и нажал.
Теперь Каролина мягко двигалась всем телом в такт музыке, раскачивая бедрами. Глаза ее сверкали, щеки раскраснелись.
Миссис Битти подумала, что ее дочь никогда не была такой красивой, оглянулась на кольцо мужских лиц и почувствовала гордость, увидев в глазах мужчин восхищение.
Песня достигла кульминации, и даже Дориан превзошел себя, чтобы не спасовать перед этой последней высокой, звонкой нотой, которая словно заполнила всю каюту и висела, мерцая в воздухе, даже после того как песня кончилась. Каролина расправила платье и нижние юбки, словно лепестки экзотической тропической орхидеи, и поклонилась так низко, что лбом едва не коснулась пола.
Все мужчины вскочили и зааплодировали, хотя им при этом пришлось пригибаться под потолочными балками. Когда Каролина подняла голову, ее губы дрожали, а щеки были мокры от слез, вызванных глубоким чувством.
Мать тоже вскочила и порывисто обняла дочь.
– О, моя дорогая! Как это было прекрасно! Ты пела словно ангел. Но ты так утомилась! Выпей полстакана вина, освежись.
Под всеобщие одобрительные и радостные выкрики Каролина вернулась на место. Она словно преобразилась, молчаливость и отчужденность исчезли, и она почти весело вступила в общий разговор. Когда миссис Битти решила, что пора удалиться, оставив мужчин с их трубками, сигарами и портвейном, Каролина покорно последовала за ней. Она попрощалась и вышла из каюты, даже не глянув в сторону Тома.
Том опять сел на свой стул в углу, глядя на палубу над собой и стараясь выглядеть беззаботным и спокойным, но ему пришлось сунуть обе руки глубоко в карманы и держать там, чтобы никто не заметил, что выросло у него в штанах.
* * *
В ту ночь Том почти не спал. Лежа на своем тюфяке (с одного бока Дориан, с другого Гай), он слушал их дыхание и стоны и храп матросов, спавших на палубе.
Он снова переживал каждое мгновение эпизода в кормовой каюте, каждое прикосновение и движение, ее запах и ее пение, когда он ласкал ее, мягкость ее самых укромных частей и их тепло. Он не сможет сдерживаться, когда на следующий день окажется в каюте мастера Уэлша с Каролиной. Хотя все они будут вглядываться в свои грифельные доски и слушать мучительно однообразные монологи мастера Уэлша, он попытается притронуться к ней и подтвердить огромное значение того, что произошло между ними.
Когда наконец она следом за своими писклявыми сестрами вошла в каюту мастера Уэлша, то, не обращая внимания на Тома, сразу подошла к учителю.
– На моем месте свет слишком слабый. Можно я пересяду поближе к Гаю?
– Конечно можете, барышня, – сразу согласился Уэлш, который тоже не устоял перед очарованием Каролины. – Вам следовало раньше сказать, что вам неудобно сидеть рядом с Томом.
Гай охотно подвинулся, освобождая ей место, а Том почувствовал себя униженным и попытался привлечь внимание Каролины, пристально глядя на нее через узкую каюту. Однако Каролина все внимание сосредоточила на грифельной доске и не поднимала головы.
Наконец даже мастер Уэлш заметил странное поведение Тома.
– У тебя морская болезнь? – спросил он. Подобное оскорбительное предположение ошеломило Тома.
– Со мной все в порядке, сэр.
– Тогда повтори, что я сейчас говорил, – предложил мастер Уэлш.
Том задумчиво посмотрел на него и погладил подбородок. Одновременно он под столом пнул Дориана.
Дориан преданно бросился ему на помощь:
– Вы говорили, сэр, что тавтология – это…
– Спасибо, Дориан, – остановил его Уэлш. – Но я спрашиваю твоего брата, а не тебя.
Он неодобрительно посмотрел на Тома. Его всегда раздражало, когда молодой человек с хорошей головой отказывался использовать свои возможности полностью.
– Теперь, после отсрочки, Томас, может, ты объяснишь нам значение этого слова?
– Тавтология – это ненужное, лишнее повторение того, что уже было высказано словом или фразой, – ответил Том.
Уэлш не скрывал разочарования. Он надеялся, что Том продемонстрирует перед остальными свое невежество и устыдится.
– Ты поражаешь меня своей эрудицией, – сдержанно сказал он. – Может, дашь нам пример тавтологии?
– Наставительный наставник? – предположил Том.
– Докучный наставник! – Дориан рассмеялся, и даже Гай поднял голову и улыбнулся.
«Отродье Битти» не поняли ни слова, но увидели, что Уэлш побагровел, а Том сложил руки на груди и торжествующе улыбнулся, догадались, что их идол одержал верх, и радостно захихикали. Только Каролина продолжала писать на доске, даже не подняв головы.
Том был озадачен и обижен. Как будто между ними вообще ничего не произошло! И поскольку его вечные стычки с мастером Уэлшем нисколько ее не заинтересовали, он попытался привлечь ее внимание другими способами.
Когда Каролина выходила на палубу, он пытался превзойти собственные силы и опыт, демонстрируя мастерство и проворство на реях. Повторяя подвиги старших, он бежал по всей рее, подняв руки над головой, к своему месту на лине или скользил без остановки вниз, так что грубая конопляная веревка срывала кожу с ладоней, прежде чем он, стукнув о палубу босыми ногами, приземлялся на палубу рядом с тем местом, где стояла девушка. Она же, едва взглянув на него, отворачивалась.
Как назло, она была мила и любезна с Гаем, Дорианом и даже с мастером Уэлшем. Том, которому медведь на ухо наступил, был исключен из музыкального кружка, и Каролина как будто находила особое удовольствие в обществе Гая.
Они непрерывно перешептывались во время уроков, и Уэлш безуспешно пытался заставить их замолчать. Том протестовал:
– Я решаю задачу по тригонометрии и не могу думать, когда вы трещите как сороки.
Уэлш мстительно улыбнулся.
– Я не уверен, что твои мыслительные процессы ускоряются даже в полной тишине.
При этих словах Каролина звонко рассмеялась и склонилась на плечо Гаю, как будто хотела разделить шутку с ним.
Взгляд, который она бросила на Тома, был злым и насмешливым.
Том и Дориан унаследовали от отца острое зрение, и поэтому их часто отправляли наверх, впередсмотрящими. Тому нравились долгие вахты на марсе, на грот-мачте, – это было единственное место на забитом людьми корабле, где они могли побыть одни. Дориан научился держать язык за зубами, и они могли часами сидеть в дружеском молчании, не мешая друг другу, погружаясь в фантазии и воображаемые картины.
Если прежде Том мечтал о битвах и славе, о диких землях и больших океанах, куда они направлялись, о слонах, китах и огромных обезьянах в туманных горах, которых он так ярко представлял себе по рассказам Аболи и Большого Дэниела, то теперь все его мечты были о Каролине. О ее мягком белом теле, которого он касался, но никогда не видел, о ее взгляде, обращенном к нему с любовью и преданностью, о замечательных вещах, которые он делал с Мэри и другими девушками в деревне и мог бы сделать с нею. Но ему казалось святотатством допускать в мечты о божественной Каролине нечто столь низменное.
Он представлял себе, как спасает ее с корабля, охваченного пламенем и полного пиратов, как с нею на руках прыгает за борт и плывет к белоснежному пляжу или на коралловый остров, где они могли бы быть наедине. Наедине!
Именно эта загвоздка обрывала все его грезы. Как остаться наедине? «Серафим» может проплыть через весь океан, но на его борту они никогда не будут наедине.
Том отчаянно пытался найти на корабле место, где они могли бы хоть несколько минут побыть одни, вдали от взглядов, если он сумеет уговорить ее пойти туда. Что, как он признавал в глубине души, крайне маловероятно.
Есть грузовой трюм, но он заполнен грузом и опечатан Компанией. Есть каюты на корме, но даже самые большие из них не позволяют остаться в одиночестве, потому что забиты людьми. Переборки такие тонкие, что Том слышал, как спорят сестры: в их каюте только одна могла стоять выпрямившись. Двум, чтобы раздеться или одеться, приходилось забираться на койки.
На корабле нет места, где он мог бы излить Каролине свою любовь или поближе познакомиться с ее прелестями. Но воображение не давало ему покоя.
По вечерам, когда позволяла погода, Том и Дориан забирали на камбузе свои чашки и шли на нос, где могли поесть, сидя на палубе в обществе Аболи и иногда Большого Дэниела. А потом они ложились на спину и смотрели в звездное небо.
Дэниел пыхтел трубкой и показывал ею, как с каждым днем продвижения на юг меняется небосвод.
Показывал большой Южный Крест, который по вечерам все выше поднимался над горизонтом, мерцающие Магеллановы Облака, которые, как ангельское сияние, появились наконец под Крестом.
А Аболи рассказывал о каждом созвездии легенды своего племени. Большой Дэниел посмеивался:
– Довольно, хватит, большой черный язычник. Давай-ка я расскажу им христианскую правду. Это Орион, могучий охотник, а не лесной дикарь.
Аболи не обращал внимания на его слова и однажды вечером рассказал легенду о глупом охотнике, который все стрелы потратил на стадо зебр (тут он указал на скопление на поясе Ориона), и поэтому ему нечем было защищаться, когда лев, Сириус, подкрался к нему. Из-за своей непредусмотрительности охотник оказался в брюхе льва.
– Для слушателя эта история интересней, – довольно закончил Аболи.
– И для льва, – согласился Дэниел, выколотил трубку и встал. – Кажется, в отличие от некоторых у меня есть работа на корабле.
И он отправился на обязательный обход.
После его ухода все какое-то время молчали.
Дориан свернулся на палубе, как щенок, и мгновенно уснул. Аболи довольно вздохнул и произнес на языке лесов, которым они часто пользовались наедине:
– Глупый охотник мог бы узнать много полезного, если бы прожил подольше.
– Ты это к чему, Аболи? – спросил Том, садясь и поджимая колени – он почувствовал в рассказе какой-то скрытый смысл.
– Глупому охотнику не хватает хитрости и коварства. Чем настойчивей он преследует, тем быстрей убегает дичь. А люди смотрят и говорят: «Какой глупый охотник!» – и смеются над его бесполезными усилиями.
Том подумал над его словами – он привык к тому, что в рассказах Аболи всегда есть скрытый смысл. Неожиданно он понял мораль и тревожно заерзал.
– Ты смеешься надо мной, Аболи?
– Я никогда не смеюсь над тобой, Клиб, но меня огорчает, когда другие смеются над тобой.
– Это над чем же?
– Ты слишком настойчиво преследуешь. Все на борту понимают, на кого ты охотишься.
– Ты имеешь в виду Каролину? – шепотом спросил Том. – Значит, это так очевидно?
– Можешь не отвечать. Лучше скажи, почему ты так сохнешь по ней.
– Она прекрасна, – начал Том.
– Да, самое меньшее не уродлива, – улыбнулся в темноте Аболи. – Но тебя сводит с ума то, что она не замечает тебя.
– Не понимаю, Аболи.
– Ты гонишься за ней, потому что она убегает, а она убегает, потому что ты гонишься.
– Но что же делать?
– То, что делает умный охотник – спокойно жди у водопоя. Пусть добыча сама придет к тебе.
Прежде Том хватался за любой предлог, чтобы задержаться в каюте мастера Уэлша после уроков, надеясь на какой-нибудь знак внимания от Каролины, если та им еще интересуется. Отец распорядился, чтобы все три брата ежедневно посещали три урока, прежде чем перейти к обязанностям на корабле. Трех часов обучения у мастера Уэлша для Тома было более чем достаточно, но раньше он мужественно задерживался, чтобы несколько лишних минут пробыть с предметом своего обожания.
После разговора с Аболи все изменилось. На уроках он заставлял себя непроницаемо молчать, ограничиваясь самым необходимым обменом репликами с мастером Уэлшем. Как только корабельный колокол звонил перемену вахты, Том, даже посреди самой сложной математической задачи, собирал книги и доску и вскакивал.
– Прошу прощения, мастер Уэлш, мне пора исполнять свои обязанности.
И исчезал из каюты, не взглянув на Каролину.
По вечерам, когда Каролина с матерью и сестрами выходила на палубу прогуляться на воздухе, Том старался, чтобы обязанности удерживали его так далеко от них, как позволяло пространство корабля.
Несколько дней Каролина ничем не выдавала, что заметила перемену в его к ней отношении. Потом однажды утром, на уроке, Том незаметно оторвался от доски и увидел, что Каролина искоса смотрит на него. Она сразу опустила голову, но не могла скрыть краску на щеках. Том почувствовал удовлетворение. Аболи был прав. Он впервые заметил, что она разглядывает его.
Он приободрился, и ему стало легче не замечать ее, как когда-то она подчеркнуто не замечала его. Это длилось почти две недели, пока он не заметил легкую перемену в ее поведении. На утренних уроках она стала разговорчивее, адресуя свои замечания Уэлшу и Гаю, но преимущественно Гаю. Она часто шепталась с ним и преувеличенно смеялась его самым обычным словам. Том продолжал мрачно молчать, не поднимая головы, хотя этот смех глубоко ранил его.
Однажды, когда они покончили с уроками и были у трапа, Каролина с деланной досадой сказала:
– Ах, эти ступеньки такие крутые! Можно я возьму тебя за руку, Гай?
Повернулась и посмотрела на Тома.
Том миновал их, ничем не выдав своих чувств.
Иногда обязанности Гая на борту позволяли ему прогуливаться с миссис Битти и девочками по палубе или проводить часы в разговорах с мистером Битти в его каюте.
И мистер и миссис Битти считались с ним. Гай по-прежнему не пытался оставить палубу и подняться на мачты, даже когда Том в присутствии Каролины насмехался над ним. Том сам удивлялся, что робость Гая не вызывает у него негодования. На самом деле он даже испытывал облегчение оттого, что не нужно присматривать за близнецом на опасной высоте. Достаточно, что приходилось заботиться о Дориане, хотя младший брат стал на снастях таким проворным и уверенным, что не доставлял Тому никаких неприятностей.
Хотя вмешательство Каролины ускорило этот процесс, близнецы и сами постепенно отдалялись. Они мало времени проводили вместе, а когда это случалось, разговор их становился напряженным и осторожным. Как это отличалось от тех не столь далеких дней, когда они делились каждой мыслью и мечтой и утешали друг друга, столкнувшись с жизненными трудностями и несправедливостями!
После обеда Хэл часто приглашал пассажиров поиграть в вист в его каюте. Он был хорошим игроком и научил Тома этой игре. Со своей склонностью к математике Том стал прекрасным игроком и часто выступал в паре с отцом против мистера Битти и мастера Уэлша. Игра воспринималась серьезно, и соперничество шло жестокое. Каждая партия по окончании игры обсуждалась, а тем временем Гай, миссис Битти и девочки играли в мушку и другие простые игры. Гай не проявлял ни склонности, ни способностей к висту.
Однажды вечером, играя на пару с отцом, Том обнаружил у себя на руках слабый набор червей. По раскладу он знал, что нужно выбрать из двух взаимоисключающих тактик. Он может, исходя из того, что у мистера Битти дама червей, и проредить его карты. Или можно рассчитывать на приход козырей. Он попытался подсчитать, какова вероятность того, что черви разложатся поровну или что дама окажется одиночной, но возгласы и женский писк за другим столом отвлекали его. Он немного подождал и сделал выбор в пользу дамы. А когда пошел, увидел, как нахмурился отец, а потом, к отчаянию Тома, мастер Уэлш торжествующе загоготал и восполнил свои карты одиночной дамой.
Расстроенный своим неверным расчетом, Том невовремя сбросил черви, и партия завершилась катастрофой.
Отец был строг.
– Ты должен был понять по раскладу, что у мастера Уэлша семерка треф, а то, что он сбрасывал, подтверждало неблагоприятный для тебя расклад.
Том заерзал. Он посмотрел на другой стол и увидел, что там прекратили играть и слушают, как распекает его отец. На лице Гая отражалось такое злорадство, какого Том раньше никогда не видел. Гай буквально упивался унижением брата.
Том вдруг ощутил глубочайшую вину. Впервые в жизни он осознал, что не любит своего брата-близнеца. Гай повернул голову и подмигнул Каролине. Та положила свою маленькую белую руку ему на рукав. Другой рукой она прикрыла рот и что-то прошептала Гаю на ухо. Она смотрела прямо на Тома, и в ее глазах была насмешка. Том ошеломленно понял, что не просто не любит брата – он его ненавидит и желает ему всяческого зла.
Много дней потом он боролся с чувством вины. Отец всех своих сыновей учил, что верность семье священна.
– Мы против всего мира, – часто говорил он, и Том чувствовал, что в этот раз не оправдал ожиданий отца.
Потом начало казаться, что он отмщен. Вначале он лишь смутно ощущал, что на борту происходит нечто важное. Потом однажды заметил, что отец и мистер Битти о чем-то серьезно говорят на юте, и сразу понял: отец чем-то очень недоволен.
В следующие несколько дней отец подолгу просиживал с мистером Битти, закрывшись в своей каюте. Наконец Хэл послал Дориана пригласить на такую встречу Гая.
– О чем они говорили? – спросил Том у младшего брата, когда Дориан вернулся.
– Не знаю.
– Надо было подслушать у двери, – сказал Том.
Он сгорал от любопытства.
– Я не посмел, – признался Дориан. – Если бы отец застукал меня, он протащил бы меня под килем.
Дориан лишь недавно услышал об этом страшном наказании, и оно его очень занимало.
Несколько дней Гай со страхом ждал вызова в каюту на корме. Он помогал Неду Тайлеру в крюйт-камере вскрывать бочонки и проверять, не отсырел ли порох, когда за ним прибежал Дориан.
– Отец ждет тебя в своей каюте.
Мальчика распирало от гордости – он принес такую зловещую весть! Гай встал и отряхнул с ладоней зерна пороха.
– Лучше иди быстрей, – предупредил Дориан. – У отца лицо «смерть неверным».
Войдя в каюту, Гай сразу понял, что Дориан не преувеличил. Хэл стоял у окна, заложив руки за спину. Он повернулся, и толстый конский хвост на его спине дернулся, как хвост рассерженного льва. Но он посмотрел на сына не с гневом. Скорее, как заметил Гай, с выражением озабоченности и даже отчаяния.
– У меня состоялся долгий разговор с мистером Битти.
Он кивком указал на пассажира. Битти сидел за столом, строгий, не улыбаясь. На нем был парик – еще одно свидетельство важности разговора.
Хэл помолчал, как будто то, что он собирался сказать, было настолько неприятно, что он предпочел бы смолчать.
– Мне стало известно, что ты строил планы на будущее, не посоветовавшись со мной как с главой семьи.
– Прости, отец, но я не хочу быть моряком, – жалобно произнес Гай.
Хэл невольно сделал шаг назад, словно его сын отрекся от веры в Христа.
– Мы всегда были моряками. Уже двести лет все Кортни выходят в море.
– Я ненавижу его, – дрожащим голосом сказал Гай. – Ненавижу вонь и тесноту корабля. Когда я не вижу землю, я чувствую себя больным и несчастным.
Наступила новая долгая пауза, и снова заговорил Хэл:
– Том и Дориан приняли свое наследие. И, конечно, их ждут удивительные приключения и прибыль. Я думал однажды доверить тебе собственный корабль. Но вижу, что напрасно трачу силы.
Гай повесил голову и жалобно повторил:
– Я никогда не буду счастлив вне суши.
– Счастлив! – Хэл пообещал себе не бушевать, но презрительные слова сорвались с его губ, прежде чем он сумел сдержаться. – А при чем тут счастье? Человек идет по тропе, проложенной для него. Он исполняет свой долг перед Богом и королем. Делает то, что должен, а не то, что нравится.
Он чувствовал, как в нем кипят гнев и возмущение.
– Клянусь Богом, мальчик, каков был бы наш мир, если бы каждый делал только то, к чему лежит душа? Кто пахал бы землю и убирал урожай, если бы каждый имел право сказать «Не хочу»? В этом мире есть место для каждого, и каждый знает свое место.
Он помолчал, видя упрямое выражение на лице сына. Потом повернулся к кормовому окну и посмотрел на океан и на высокое голубое небо, вызолоченное заходящим солнцем.
Хэл глубоко дышал, но ему потребовалось время, чтобы взять себя в руки. Когда он снова повернулся, его лицо было спокойным.
– Хорошо, – сказал он. – Возможно, я чересчур снисходителен, но я не стану тебя заставлять, хотя, видит Бог, готов был это сделать. Тебе повезло, что мистер Битти о тебе хорошего мнения; не могу сказать того же о себе – из-за твоего себялюбия.
Он тяжело опустился в кресло и пододвинул лежавший на столе документ.
– Как ты уже знаешь, мистер Битти предложил тебе место помощника писца в достопочтенной Ост-Индской компании. Он проявил большую щедрость относительно жалования и условий жизни. Если ты принимаешь предложение, твоя служба в Компании начнется немедленно. Я освобождаю тебя от обязанностей матроса этого корабля. Ты приступишь к исполнению обязанностей помощника мистера Битти и будешь сопровождать его в факторию Компании в Бомбее. Ясно?
– Да, отец, – сказал Гай.
– Ты хочешь этого?
Хэл подался вперед, глядя в глаза сыну и надеясь услышать отказ.
– Да, отец, хочу.
Хэл вздохнул, и его гнев улетучился.
– Что ж, молись, чтобы решение было верное. Теперь твоя судьба уже не в моих руках.
Он подтолкнул к сыну листок с контрактом.
– Подпиши это. Я засвидетельствую.
Потом Хэл тщательно посыпал подписи песком, сдул его и протянул документ мистеру Битти. Затем повернулся к Гаю.
– Я объясню твое положение офицерам корабля и твоим братьям. Не сомневаюсь в том, что они о тебе подумают.
В темноте братья, сидя на носу с Аболи и Большим Дэниелом, подробно обсуждали решение Гая.
– Но как Гай может взять и оставить нас? Мы ведь поклялись всегда быть вместе, правда, Том?
Дориан был расстроен.
Том избегал ответа на прямой вопрос.
– Гай страдает морской болезнью. Из него никогда не вышел бы моряк, – сказал он. – Он боится моря и высоты.
Почему-то Том не разделял огорчения младшего брата. Дориан, казалось, почувствовал это и в поисках утешения посмотрел на старших.
– Он должен был остаться с нами. Правда, Аболи?
– В джунглях много дорог, – ответил Аболи. – Если мы все пойдем одной дорогой, на ней будет тесно.
– Но Гай! – Дориан едва не плакал. – Он не должен был бросать нас!
Он снова повернулся к Тому.
– Ты ведь никогда меня не бросишь, Том?
– Конечно нет, – ответил Том.
– Обещаешь?
Слеза прокатилась по щеке Дориана и сверкнула в свете звезд.
– Нельзя плакать, – укорил его Том.
– Я не плачу. Просто от ветра у меня слезятся глаза. – Дориан смахнул слезу. – Обещай, Том.
– Обещаю.
– Нет, не так. Поклянись страшной клятвой, – настаивал Дориан.
С долгим страдальческим вздохом Том извлек из ножен на поясе кортик. Он поднял узкое лезвие, блеснувшее в лунном свете.
– Пусть Бог, Аболи и Большой Дэниел будут моими свидетелями. – Он уколол подушечку большого пальца. Потекла кровь, черная в серебристом свете, словно смола. Он убрал кортик в ножны и свободной рукой приблизил к себе лицо Дориана. Серьезно глядя мальчику в глаза, Том большим пальцем начертил у него на лбу кровавый крест. – Клянусь самой страшной клятвой, что никогда не оставлю тебя, Дориан, – серьезно сказал он. – А теперь перестань плакать.
С отказом Гая судовое расписание изменили, и Том получил вдобавок к своим обязанности брата-близнеца. Теперь Нед Тайлер и Большой Дэниел давали уроки навигации, пушкарского дела и управления парусами двум ученикам, а не трем. Расписание Тома и раньше было насыщенным, теперь же, казалось, занятия не оставляют ему ни минутки свободной.
А обязанности Гая стали легкими и приятными.
После ежедневных уроков, когда Том и Дориан отправлялись наверх и начинали свои уроки корабельного дела, Гай в течение нескольких часов писал для мистера Битти письма и отчеты или изучал публикации Компании, включая «Наставление начинающим службу в достопочтенной Ост-Индской компании», после чего мог почитать миссис Битти или поиграть в карты с девочками. Все эти занятия не вызывали энтузиазма у его брата, который временами наблюдал с реев, как Гай прохаживается по юту в обществе женщин и смеется с ними – далеко от офицеров и матросов корабля.
«Серафим» пересек экватор, и на обычном по такому случаю празднике все, кто делал это впервые, проходили посвящение и давали клятву на верность Нептуну, богу океанов. Аболи в невероятном костюме из разнообразных остатков, взятых из корабельных запасов, прищепив бороду из распущенного каната, внушительно исполнял роль Нептуна.
Полоса штилей оставалась на севере, и корабли постепенно освобождались от ее влияния; теперь они входили в полосу пассатов. Характер океана изменился – после вялых, неподвижных вод полосы штилей вода засверкала, заиграла, словно ожила. Воздух посвежел и внушал бодрость, небо покрылось гонимыми ветром перистыми облаками. Повеселел и экипаж.
Хэл проложил курс с уклонением на юго-запад, почти посередине Атлантического океана, на полпути к Южной Америке, вдали от Африканского континента. Зато этот крюк компенсировали устойчивые ветра.
Каждые десять дней Том с Недом и помощниками пушкаря спускались вниз, чтобы проверить пороховой погреб. Частью обучения мастерству артиллериста было умение понимать качество и состояние черного пороха. Надо было знать состав пороха, как безопасно соединять и хранить его компоненты: серу, древесный уголь и селитру, как предохранять от нагревания и влаги, отчего порох спекается и дает неровное горение или вообще не горит.
