Текст книги "Муссон"
Автор книги: Уилбур Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
Том напился из кожаной бутылки, которую взял у Аболи, но никто не проронил ни слова. Однако ночь больше не была тихой. В лесу вокруг них суетились мелкие зверьки, кричали ночные птицы.
Снизу, со склона, доносился отвратительный хохот стаи гиен, рывшихся в грудах отбросов голландского поселения.
От этого звука волоски на шее Тома встали дыбом, и ему пришлось бороться с желанием приникнуть к темному надежному телу Аболи.
Неожиданно ему в лицо подул теплый ветер, и Том, подняв глаза, увидел, что на звезды наползают надвигающиеся с моря тяжелые тучи.
– Буря идет, – сказал Аболи, и тут же над голым утесом пронесся новый порыв ветра. В отличие от первого – ледяной. Том вздрогнул и плотнее запахнулся в плащ.
– Надо торопиться, – сказал Хэл, – пока нас не застала буря.
Все молча встали и двинулись в ночь под темными грозовыми тучами и сильным ветром. Деревья над головой качали ветвями.
Идя вслед за высокой фигурой Аболи, Том начал сомневаться, что кто-нибудь, даже Аболи, в силах найти в темном лесу темной ночью тайное место, покинутое двадцать лет назад.
Наконец, когда казалось, что минула уже половина ночи, Аболи остановился под крутым утесом, чья вершина терялась в темном небе.
Хэл и Большой Дэниел тяжело дышали после долгого подъема. Аболи старше всех, но он, как и Том, дышал легко.
Он наклонился и поставил фонарь на плоский камень перед собой.
Потом отодвинул решетку и занялся огнивом. Сталь ударила о кремень, поднялся столб ярких искр, и Аболи зажег фитиль фонаря. Держа фонарь высоко над головой, он продвинулся вдоль подножия утеса, светя на поросший лишайником камень.
Неожиданно в стене утеса открылась узкая щель, и Аболи довольно хмыкнул. Он протиснулся в щель – она была такая узкая, что его широкие плечи проходили с трудом.
В глубине щель была забита лианами и корнями кустов. Аболи саблей расчистил проход и, добравшись до конца расщелины, опустился на колени.
– Держи фонарь, Клиб.
Он передал фонарь Тому, и тот в его свете увидел, что расщелина завалена камнями. Аболи голыми руками извлек из стены камень и передал Дэниелу. Они работали молча и постепенно расчистили низкий естественный туннель в утесе. Когда туннель открылся полностью, Аболи повернулся к Хэлу.
– Только тебе и твоему старшему сыну подобает войти на место упокоения твоего отца, – негромко сказал он. – Мы с Дэниелом подождем здесь.
Он развязал кожаный мешок, висевший у него на поясе, протянул его Хэлу и наклонился, чтобы зажечь фитили других фонарей. Закончив, он кивнул Дэниелу, и оба отступили к началу расщелины, предоставив Хэлу и Тому выполнить свой священный долг до конца.
Они немного постояли молча. Бушевала буря, ветер развертывал их плащи, как стервятники – крылья. Фонари отбрасывали причудливые тени на скалу.
– Пойдем, парень.
Хэл провел Тома к скале, опустился на четвереньки и вполз в темное отверстие туннеля. Том передал ему фонарь и пополз следом.
Звуки бури стихли позади, а туннель неожиданно расширился в пещеру. Хэл встал на ноги. Потолок пещеры был всего в нескольких дюймах от его головы.
Том встал рядом с ним и заморгал в желтом свете фонаря. Он оказался в склепе, где пахло пылью веков, и его охватил набожный страх; стало трудно дышать, задрожали руки.
В дальнем конце пещеры возвышалась природная каменная платформа.
На ней сидела и смотрела прямо на них пустыми глазницами худая человеческая фигура. Том невольно отшатнулся и подавил всхлип, рвущийся из горла.
– Спокойней, парень.
Хэл взял его за руку. Шаг за шагом подвел к сидящей фигуре. По мере приближения фигура в свете фонаря становилась видна яснее.
Голова представляла собой череп.
Том знал, что голландцы обезглавили деда. Это Аболи, должно быть, вернул голову на плечи. На черепе видны были обрывки сухой кожи, как темная кора на хинном дереве.
С костяной головы свисали на спину длинные волосы, любовно расчесанные и заплетенные.
Том вздрогнул – пустые глаза деда словно смотрели ему в душу. Он хотел отодвинуться, но отец, крепко держа его за руку, негромко упрекнул:
– Он был хороший человек. Храбрый, великодушный. Незачем его бояться.
Тело было завернуто в черную шкуру, которую местами прогрызли насекомые. Хэл знал, что палач четвертовал уже мертвого отца, разрубив на куски топором. Аболи старательно собрал эти части и закутал в шкуру только что убитого буйвола. На полу под каменной платформой виднелись остатки маленького ритуального костра, кружок пепла и черных перегоревших веток.
– Помолимся вместе, – сказал Хэл негромко и потянул Тома за собой на каменный пол пещеры. – Отец наш небесный… – начал Хэл, и Том закрыл глаза руками и подхватил; голос его звучал все громче и увереннее, знакомые слова легко сходили с языка. – Да святится имя Твое на небе и на земле.
Молясь, Том в щели между пальцев видел собрание странных предметов. Он понял, что это погребальные подношения, которые оставил здесь Аболи много лет назад, когда предавал земле тело деда.
Среди этих предметов был деревянный крест, украшенный раковинами морского уха и обкатанными водой камешками, которые неярко блестели в свете фонаря. Грубая модель трехмачтового корабля с надписью на транце «Леди Эдвина», деревянный лук и нож. Том понял, что это символы тех сил, что господствовали в жизни его деда. Истинный Бог, большой корабль и оружие воина. Аболи выбрал дары с любовью и проницательностью.
Закончив молиться, они помолчали, затем Хэл открыл глаза и поднял голову. Он негромко заговорил со скелетом, сидящим над ними на каменной платформе.
– Отец, я пришел, чтобы забрать тебя в Хай-Уэлд.
Он положил на платформу мешок.
– Держи его открытым, – приказал он Тому, потом наклонился к телу отца и поднял его. Тело оказалось удивительно легким.
Сухая кожа треснула, и небольшие ее частички и клочки волос отпали. Столько лет спустя никакого запаха разложения не было, пахло только грибами и пылью.
Хэл ногами вперед уложил тело в мешок, так что высовывалась только голова. Погладил длинные, черные с проседью пряди.
Этот жест поразил Тома любовью и уважением, которые он выдавал.
– Ты любил его, – сказал он.
Хэл посмотрел на сына.
– Если бы ты его знал, ты бы тоже его любил.
– Я знаю, как люблю тебя, – ответил Том, – поэтому могу догадаться.
Хэл одной рукой обнял Тома за плечи и на мгновение крепко прижал к себе.
– Моли Бога, чтобы тебе никогда не пришлось исполнять ради меня столь тягостную обязанность, – сказал он, накрыл голову Фрэнсиса Кортни мешком и прочно завязал кожаный ремешок. Потом встал.
– Теперь нам пора, Том. Уйдем, прежде чем буря начнет бушевать в полную силу.
Он поднял мешок, осторожно взвалил на плечо, пригнулся и углубился в туннель, выводящий из пещеры.
Аболи ждал у выхода; он сделал такое движение, будто хотел облегчить Хэлу тяжесть его ноши, но Хэл покачал головой.
– Мы понесем его сами, Аболи. Веди нас с горы.
Спуск оказался труднее подъема. В темноте, в реве ветра легко было сбиться с тропы и упасть в пропасть или наткнуться на предательскую осыпь и сломать ногу. Но Аболи уверенно шел сквозь ночь, и наконец Том почувствовал, что уклон уменьшается, а скала и неустойчивые булыжники под ногами сменились прочной почвой, а потом скрипящим песком.
Яркая молния разорвала тучи и на мгновение превратила ночь в ясный полдень.
В это мгновение они увидели перед собой залив – его поверхность кипела и пенилась, выметывая белые шапки волн. Потом их снова окружила тьма, и на землю, оглушая, обрушились раскаты грома.
– Шлюпка на месте, – с облегчением крикнул Хэл, стараясь перекрыть ветер. На сетчатке его глаза отпечаталось четкое изображение шлюпки. – Окликни их, Аболи!
– «Серафим»! – крикнул Аболи в ночь, и услышал из бури ответ:
– На судне!
Это был голос Уила Уилсона, и они двинулись по дюнам вниз. Ноша Хэла, в начале спуска обманчиво легкая, теперь пригибала его к земле, но он отказывался отдать ее. Тесной группой они добрались до подножия дюны. Аболи открыл сетку фонаря и посветил в сторону берега.
– К оружию! – отчаянно крикнул он, увидев в свете фонаря, что их окружили темные фигуры – людей или зверей, он не понял. – Защищайтесь!
Все отбросили плащи и обнажили клинки, инстинктивно встав в круг, спина к спине, лицом наружу; острия их сабель образовали стальное кольцо.
Снова ударила молния, ослепительный свет расколол низкие тучи, осветил песчаный берег и бурные воды. Стал виден ряд зловещих фигур, которые бежали к ним. Свет блеснул на их обнаженных клинках, на дубинах и копьях, которыми они потрясали, и на мгновение выхватил из тьмы их лица. Все это были готтентоты, ни одного голландца.
Глядя на приближающегося к нему человека, Том испытал приступ суеверного страха. На него бежало отвратительное чудовище из кошмарного сна. Длинные пряди его черных волос извивались на ветру, как змеи, вокруг страшного лица, со шрамом через раздутый нос и лиловые губы обезображенного перекошеного рта, из которого текла слюна. Глаза горели яростью. Эта тварь бежала к Тому.
Тут их снова обступила тьма, однако Том заметил, как этот человек занес саблю над головой; предвидя удар, он развернул плечи и нырнул под клинок. Мимо уха просвистело лезвие, громко выдохнул нападавший, вложивший всю силу в этот удар.
И тут ему вспомнились уроки Аболи. Том сделал ответный выпад, ориентируясь на хриплое дыхание противника, и почувствовал, как его клинок погрузился в плоть; он испытал неведомое прежде чувство и поразился. Противник закричал от боли, а на Тома нахлынула свирепая радость. Он отскочил, переменил положение ног, быстрый, как кошка, и снова сделал выпад вслепую. И снова попал, ощутил, как сталь вошла в плоть и стукнулась о кость. Человек заорал, и Том впервые в жизни познал бешеное возбуждение битвы.
В небе сверкнула молния, и Том увидел, как его противник покачнулся и выронил саблю на песок.
Он сжимал свое изуродованное лицо. Щека была рассечена до кости, и кровь, черная в голубом свете, как смола, лилась по подбородку и капала на грудь.
При той же вспышке молнии Том увидел, что отец и Аболи убили своих противников – те лежали на песке, один конвульсивно дергался, другой свернулся клубком, обеими руками зажимая рану; рот его был раскрыт в неслышном крике боли.
Большой Дэниел сражался, отвечая ударом на удар; его противником был высокий мускулистый чернокожий, голый по пояс, его тело блестело, как шкура угря. Но прочие нападающие пятились, испуганные отчаянным сопротивлением небольшой группы оборонявшихся. Тьма сомкнулась над ними, как захлопнувшаяся дверь, Том почувствовал на предплечье пальцы Аболи и услышал совсем рядом его голос:
– Назад к шлюпке, Клиб. Не отставай.
Они наугад побежали по мягкому песку, налетая друг на друга.
– Том с нами?
В хриплом голосе отца слышалась тревога.
– Я здесь, отец! – крикнул Том.
– Слава Богу! Дэнни!
Большой Дэниел, должно быть, убил своего противника, потому что его голос прозвучал четко и совсем близко.
– «Серафим»! – закричал Хэл.
– За мной, «Серафим»! – послышался ответный крик Уила Уилсона, и снова молния осветила всю картину. Их четверку отделяло от шлюпки, стоящей на краю бурного моря, еще сто ярдов. Восемь ожидавших их матросов во главе с Уилом Уилсоном бежали навстречу, размахивая пиками, саблями и абордажными топорами. Но орава готтентотов, точно свора охотничьих псов, окружала четверых моряков.
Том оглянулся и увидел, что тот, кого он ранил, пришел в себя и бежит к нему во главе своры. Хотя его лицо было в крови, он размахивал саблей и издавал воинственный клич на незнакомом языке. Он выделил Тома и бежал прямо к нему.
Том попытался подсчитать, сколько у них противников. Человек девять-десять, решил он, но тьма снова сомкнулась, прежде чем он смог определить точно.
Отец и Уил Уилсон перекрикивались, чтобы не терять связь друг с другом. Две группы наконец соединились. Хэл немедленно отдал приказ:
– Встречаем их. Засадный строй!
Даже в темноте они превосходно выполнили маневр, который так часто разучивали на палубе «Серафима».
Плечом к плечу встретили они нападение, которое обрушилось на них, как волна из тьмы. Слышался звон металла о металл, крики и проклятия сражающихся. И тут снова сверкнула молния.
Ханна сидела на краю рощи молочных деревьев с пятнадцатью людьми Олифанта. Ночь оказалась для них слишком долгой, из-за грозы тянуло в сон, и их охватила скука. Они отползли в глубь рощи в поисках защиты от ветра и, свернувшись, улеглись спать. Их разбудили крики и шум схватки. Они похватали оружие и теперь выбегали из-под деревьев.
Молния осветила сражающихся, две группы одинаковой численности; они дрались на берегу, совсем рядом со шлюпкой. В свете той же вспышки Ханна ясно увидела Генри Кортни.
Стоя в первом ряду сражающихся, лицом к ней, он высоко поднял саблю правой рукой и обрушил на голову одного из готтентотов.
– Dis hotn! – закричала Ханна. – Это он! Десять тысяч гульденов за него! Kom, kerels! Идемте, парни!
Размахивая вилами, которыми была вооружена, она побежала вниз по дюне. Ее пример вдохновил мужчин, медливших на краю рощи.
Орущей, воющей толпой они ринулись за ней.
Дориан оставался в шлюпке один. Когда началась схватка, он спал на дне, свернувшись, но теперь пробрался на нос и наклонился к фальконету.
Глаза у него еще слипались, но при вспышке молнии он увидел окруженных врагами отца и Тома; увидел, как по дюнам к ним бежит новая толпа неприятелей.
На «Серафиме» Аболи показывал Тому, как поворачивать фальконет на вращающемся основании и нацеливать его и как стрелять.
Дориан жадно следил за ними и клянчил: дай выстрелить. Но неизменно получал досадный ответ:
– Ты еще слишком маленький. Подрастешь, тогда…
И вот возможность, о которой он мечтал, к тому же отец и Том нуждаются в его помощи. Дориан протянул руку к фитилю, лежавшему в корытце с песком на дне лодки у пушки. Уил Уилсон зажег фитиль и положил его рядом как раз на такой случай. Дориан взял его одной рукой, другой схватил длинную веревку фальконета и с ее помощью развернул орудие в сторону криков и воплей толпы, бегущей вниз по дюне. Посмотрел вдоль ствола, но прицела не увидел; в темноте не было видно и цели.
Над головой раскатился гром, молния ярко осветила берег. Дориан увидел бегущих прямо перед стволом – их возглавляла сказочная ведьма, страшная старуха, размахивающая вилами; длинные седые волосы летели за ней, белые груди выскочили из корсета и болтались, лицо было изуродовано возрастом и пьянством, и она дико орала. Дориан прижал горящий фитиль к отверстию у начала ствола, и из жерла вырвался столб пламени в двадцать футов длиной, а с ним полный заряд картечи, каждая пуля размером с человеческий глаз; пули полетели на берег. Расстояние было как раз таким, чтобы заряд захватил возможно большее пространство. И первой на его пути оказалась Ханна – дюжина свинцовых пуль разорвала ей грудь, а одна ударила в середину лба, сорвав верхнюю часть черепа, как скорлупу яйца. Ее отбросило назад на белый песок, а с нею упали еще шестеро из ее войска. Остальных тряхнуло взрывной волной. Те, что устояли на ногах, с криками ужаса кинулись назад под защиту рощи. Остальные, ошеломленные, толпились в смятении, спотыкаясь о мертвых товарищей, не зная, что делать дальше. Многие были ранены.
Горящий пыж из фальконета попал в длинный ряд сухого плавника у верхней границы песчаного берега.
Быстро вспыхнуло пламя и, раздуваемое ветром, ярко разгорелось, разбрасывая голубые искры из-за кристаллов соли; оно озарило берег дрожащим, мерцающим светом.
Схватка перемещалась вперед и назад. Хотя преимущество нападающих стало меньше, они все еще значительно превосходили числом Хэла и его людей.
Хэл бился сразу с тремя – они окружили его, как стая гиен раненого льва. Он сражался за свою жизнь и не мог даже посмотреть в сторону сына.
Ян Олифант намерен был отомстить за разрубленную щеку и напал на Тома, гневно крича и бранясь, исступленно размахивая саблей. Том отступал; могучий готтентот превосходил его ростом, силой и длиной рук. В эти роковые секунды Том был предоставлен сам себе – он не мог рассчитывать на помощь Аболи, Дэниела или даже отца. Этой ночью он станет мужчиной – или умрет на пропитанном кровью песке. Он боялся, но страх не лишил его рассудка.
Скорее этот страх добавил силы его руке. Том почувствовал в себе нечто такое, о чем до этой минуты и не подозревал.
В бою он обнаруживал природную грацию, которой научил его Аболи за долгие годы тренировок. Теперь, когда горящий плавник освещал берег, Том почувствовал, что к нему возвращается уверенность.
Ощущение стали в руке помогало понять, что противостоящий ему гигант – драчун и скандалист, но не фехтовальщик, хотя руки у него необыкновенно сильные, а удар непреодолим, как лавина.
Том не сплоховал и не попробовал ответить ударом на удар. Напротив, он предугадывал каждый яростный, размашистый удар. Ян Олифант сражался бесхитростно, его горящий взгляд и перекошенное окровавленное лицо, то, как он переставлял ноги и расправлял плечи перед ударом – все это ясно выдавало его намерения.
Поэтому когда клинок устремлялся к голове Тома, тот встречал его в воздухе, но не пытался остановить, а легко отводил в сторону, так что сталь пролетала в дюйме от его головы, не причинив вреда. Всякий раз как Том проделывал это, гнев все сильней овладевал Яном Олифантом и наконец совершенно ослепил его. Он обеими руками поднял саблю над головой и устремился на Тома, ревя, как самец-тюлень во время гона.
Он не пытался защититься от контрудара, и его корпус был совершенно открыт.
Хэл ранил одного из противников, коснувшись в контрвыпаде его плеча. Тот закричал, отшатнулся и выронил саблю, схватившись за рану. Два других готтентота, наседавшие на Хэла, дрогнули и отступили. Хэл получил возможность оглянуться на освещенный мерцающим пламенем берег.
Сердце у него екнуло, когда он увидел, что Том стоит перед нападающим на него гигантом, предводителем готтентотов. Они были слишком далеко, чтобы Хэл успел вмешаться до того, как Ян Олифант нанесет удар. Он хотел выкрикнуть предупреждение, но заставил себя промолчать. Это только отвлекло бы Тома.
Том был бледен, как песок у них под ногами, но его лицо было напряженным и решительным, глаза внимательными и ярко блестели; без тени страха смотрел он на занесенную саблю. Хэл ожидал, что Том отступит перед натиском огромного зверя. Поворот плеч и положение стройного тела свидетельствовали именно о таком намерении. Но Том вдруг левой ногой шагнул вперед, и его клинок, как стрела, устремился прямо к горлу Яна Олифанта. У рослого противника не было времени зарубить Тома или отразить удар. Острие сабли Тома попало точно в ямку у горла, на дюйм выше того места, где соединяются ключицы. Оно вошло глубоко в тело, пробило горло Яна Олифанта, отыскало соединение двух позвонков и перерезало его. Клинок продолжал движение, пока его окровавленное острие не высунулось из затылка.
Занесенная сабля выпала из пальцев Яна Олифанта, к которым не доходили по нервам сигналы мозга, он раскинул руки, так что они на мгновение образовали широкий крест на фоне пламени. Затем Ян Олифант упал навзничь, уже безжизненным телом грянувшись о песок. Движение мертвеца, его тяжесть и инерция освободили саблю Тома; из проткнутого горла противника с силой вырвался воздух, а вместе с ним высокий столб розовой пены.
Все на берегу на мгновение застыли, уставившись на уродливое тело. Затем один из готтентотов, противостоящих Хэлу, в ужасе закричал, повернулся и побежал вверх по дюне. Через мгновение все остальные в панике устремились за ним, оставив мертвых и раненых лежать на песке.
Том по-прежнему смотрел на человека, которого убил.
Лицо его скривилось, он задрожал от потрясения и освобождаясь от страха и гнева. Хэл сразу подошел к нему и обнял за плечи.
– Отличный бой, парень, – сказал он.
– Я убил его! – недоверчиво прошептал Том.
– Раньше, чем он убил тебя, – ответил Хэл. Он осмотрел своих рассыпавшихся по берегу людей.
– Кто выстрелил из фальконета? – крикнул он, перекрикивая ветер. – Это спасло нас всех!
– Не я.
– И не я.
Все повернулись к шлюпке и посмотрели на маленькую фигуру на ее носу.
– Ты, Дориан? – удивленно спросил Хэл.
– Да, отец.
Дориан еще держал в руке дымящийся фитиль.
– Два львенка старого льва, – негромко сказал Аболи. – А теперь пора уходить, пока гарнизон не заинтересовался выстрелами и огнем.
И он показал на горящий плавник.
– Мы кого-нибудь потеряли? – крикнул Хэл.
– Я видел, как упал Дик Фостер, – крикнул в ответ Уил Уилсон и подошел к телу. В груди моряка была страшная рана. Уил потрогал сонную артерию на горле.
– Умер.
– Еще кто-нибудь? – спросил Хэл.
– Нет, только один, – ответил Уил.
Хэл почувствовал облегчение. Могло быть гораздо хуже – он мог потерять сына или друга.
– Ну хорошо. Отнесите Дика в шлюпку. Когда выйдем в море, похороним его по-христиански.
И он поднял кожаный мешок с останками отца.
– Что делать с этим сбродом? – Большой Дэниел пнул раненого готтентота, и тот застонал. – Надо бы перерезать им глотки.
– Оставь их. Не стоит терять время.
Хэл огляделся и увидел, что у половины матросов мелкие порезы и уколы, но никто и не думает жаловаться на это. Он впервые видел их в бою. «Хороший боевой экипаж, – с удовлетворением подумал он. – Они постоят за себя и перед Джангири, и перед другим врагом».
– Назад к шлюпке! – приказал он. Четверо матросов подняли тело Дика Фостера, уважительно перенесли его и уложили на дно шлюпки. Хэл положил рядом с ним кожаный мешок и прыгнул на корму, заняв свое место у руля.
Матросы подхватили шлюпку и понесли ее к воде легко, словно плетеную рыбачью лодку. Первая же волна высоко подбросила нос, и все попрыгали в шлюпку и взялись за весла.
– За весла! – крикнул Хэл, и следующая волна перелилась через нос; все оказались по колено в воде.
– Грести! – приказал Хэл, и шлюпка устремилась вперед, под немыслимым углом поднимаясь на гребень следующей волны. Она достигла вершины, на мгновение остановилась, едва не перевернувшись, и рухнула вниз, в желоб между волнами.
– Грести! – взревел Хэл, и шлюпка вырвалась на открытую воду, где волны были высоки, но не столь круты. Половина матросов оставила весла и принялась вычерпывать воду, а остальные гребли к далекому «Серафиму».
– Дориан! – подозвал сына Хэл. – Сядь-ка со мной.
Он закутал сына полой плаща и под его прикрытием обнял Дориана.
– Как ты научился стрелять из фальконета?
– Мне показал Том, – неуверенно ответил Дориан. – Я поступил неправильно?
– Ты поступил хорошо. – Хэл крепче прижал его к себе. – Бог свидетель, ты не мог поступить лучше.
Хэл отнес кожаный мешок в кормовую каюту.
Сыновья последовали за ним, с их одежды на палубу лилась морская вода. «Серафим» раскачивался на якоре, буря нещадно трепала его.
Хэл положил мешок с его драгоценным содержимым на стол рядом с гробом. Винты, державшие крышку, были уже отвинчены, и потребовалось всего несколько секунд, чтобы извлечь их.
Хэл снял крышку и отложил в сторону. Осторожно уложил кожаный мешок в гроб. Пришлось повернуть его, чтобы уместился; потом Хэл обложил труп отца паклей, чтобы хрупкие кости не сломались во время долгого плавания.
Том помог вернуть крышку на место. Он взял из рук отца отвертку.
– Предоставь эту честь мне, отец.
– Ты ее заслужил, – согласился Хэл. – Вы оба заслужили. Пусть Дориан поможет тебе.
Он протянул младшему сыну другую отвертку из ящика с инструментами и смотрел, как сыновья закрепляют крышку гроба.
– Мы отслужим по вашему деду христианскую службу, когда уложим его в каменный саркофаг в склепе в Хай-Уэлде; этот саркофаг я приготовил двадцать лет назад, – сказал он, гадая, будут ли в тот день его сыновья вместе. Он смотрел, как они заканчивают работу, и его одолевали мрачные сомнения.
– Спасибо, – просто сказал он, когда они закончили. – Идите переоденьтесь в сухое. Потом загляните на камбуз, сумел ли кок в такую погоду разжечь огонь. Пусть даст вам поесть и выпить чего-нибудь горячего.
У двери он остановил Дориана.
– Мы больше никогда не будем звать тебя ребенком, – сказал он. – Сегодня ты доказал, что ты мужчина во всем, кроме роста. Ты спас нас всех.
Улыбка Дориана была такой сияющей и даже со свисающими на лицо мокрыми локонами он казался таким прекрасным, что у Хэла сжалось сердце.
Вскоре он услышал, как братья разговаривают в соседней крохотной каюте, которую освободили дочери Битти; потом на трапе послышались торопливые шаги – братья отправились докучать коку.
Хэл зажег две свечи и поставил на крышку отцовского гроба. Потом встал на колени перед гробом и начал долгое бдение. Иногда он молился вслух о мире для души отца и об отпущении его грехов.
Один или два раза он начинал негромко разговаривать с ним, вспоминал случаи из их совместной жизни, снова переживал ужас и боль страшной смерти сэра Фрэнсиса. Хотя ночь была долгой и он устал и замерз, бдение кончилось, лишь когда рассвет, серый из-за бури, прокрался в окно каюты. Тогда Хэл встал и поднялся на палубу.
– Доброе утро, мистер Тайлер. Созовите обе вахты и готовьте корабль к отплытию! – крикнул он, перекрывая шум ветра. Матросы высыпали на ходившую ходуном палубу. Вахта с бака занялась кабестаном, защелкали собачки храповика, принимая якорную цепь. Тем временем другие матросы поднялись на ванты и занялись снастями и парусами.
Хэл приказал ненадолго распустить фок, чтобы дать кораблю возможность вытащить лапы якоря из песчаного дна, потом снова свернул парус, когда корабль освободился. Он долго слушал, как щелкают собачки кабестана, все быстрее и быстрее, пока звук не превратился в сплошной частый треск – по мере того как поднимался якорь и канат исчезал в клюзе.
– Поднять паруса! – отдал приказ Хэл.
Как только паруса были подняты, ветер сразу туго наполнил их. «Серафим» вздрогнул, а когда Хэл приказал повернуть руль, с готовностью подчинился и заплясал на волнах. Матросы на мачтах радостно закричали. Мгновение спустя с марса послышался голос Тома:
– На палубе! Шлюпка!
– Где? – крикнул в ответ Хэл.
– Отходит от берега. Две шлюпки. Нет, три!
Хэл подошел к поручню и приставил к глазу подзорную трубу.
Серое море было усеяно белыми шапками пены. Низкие тучи ползли по небу, закрывая вершину горы. Он разглядел три шлюпки, борющиеся с прибоем и ветром; разбрасывая носом пену, они направлялись к «Серафиму».
– Гости, капитан, – сказал рядом Нед Тайлер.
Хэл улыбнулся и навел подзорную трубу на резкость. Стали видны голландские мундиры и блеск штыков.
– Едва ли они скажут нам что-нибудь, что мы хотели бы услышать, мистер Тайлер.
Он резко сложил трубу. Очевидно, это солдаты из крепости. Их привлекло ночное сражение на берегу. Хэл повернулся к далеким шлюпкам спиной и улыбнулся, отдавая следующий приказ.
– Проложите курс так, чтобы мы прошли мимо «Йомена», оставив его с левого борта, мистер Тайлер.
В полукабельтове от «Йомена» «Серафим» лег в дрейф и спустил шлюпку. Она плясала на волнах рядом с кораблем, в нее опустили тиковый ящик, следом спустился сам Хэл и взял руль, приказав грести к стоящему на якоре «Йомену».
Андерсон стоял у борта. Хэл влез на кормовую банку и окликнул его:
– У меня для вас груз.
– Готов принять, – крикнул в ответ Андерсон, и его экипаж спустил с грот-реи снасть. Шлюпка встала под ней и, работая быстро и ловко, матросы прикрепили к тросу тиковый ящик.
– Поднимай! – крикнул Хэл, и гроб его отца, раскачиваясь, поплыл на палубу «Йомена».
– Я в большом долгу перед вами, сэр! – крикнул Хэл на палубу высоко над собой.
– Рад помочь, сэр, – ответил Андерсон. – Желаю вам попутного ветра.
Он приветственно коснулся края шляпы.
– До встречи, – ответил Хэл.
И тут над поручнем показалась голова Гая. Он был бледен, как будто уже испытывал первые приступы морской болезни. Тем не менее он храбро улыбнулся и помахал над головой шапкой.
– Прощай, отец, и до встречи в Бомбее.
– Прощай, – ответил Хэл и почувствовал острую боль, вызванную этим расставанием. «Я бы хотел, чтобы судьба была к нам добрее», – подумал он и ободряюще улыбнулся Гаю, стараясь выразить свою любовь и надежду; но почти сразу ему пришлось все внимание уделить трудной задаче возвращения на «Серафим».
* * *
Хотя мачты «Серафима» раскачивались, словно большой маятник, и подъем вверх был трудным и опасным, Том и Дориан наверху, на марсе, оставались в безопасности. Оттуда они смотрели на палубу «Йомена». «Серафим» проходил так близко, что можно было различить выражение лиц пассажиров и экипажа.
– Вон Гай! – Дориан сорвал шапку и помахал брату. – Эй, Гай! Наверху, Гай!
Гай поднял голову и посмотрел наверх. Руки его оставались за спиной, на лице не было улыбки.
– Почему он мне не ответил? – жалобно спросил Дориан. – Я его ничем не обидел.
– Не волнуйся, Дориан. Он ненавидит не тебя, а меня, – спокойно ответил Том, холодным взглядом отвечая на взгляд брата-близнеца.
За Гаем небольшой тесной компанией стояла семья Битти.
Несколько дней назад они вместе с Гаем переселились на «Йомен», собираясь плыть в Бомбей. Каролина стояла в нескольких шагах от остальной семьи, и Том разглядел ее повнимательнее. Она прекрасно смотрелась на фоне окружающих, ветер трепал ее юбки и ленты шляпы, одной рукой девушка придерживала шляпку, волосы на ветру плясали по щекам, глаза блестели, когда она смотрела на второй корабль.
– Каролина! – крикнул Том. – Здесь! Наверху!
В него вселился дьявол, и он кричал, чтобы разозлить близнеца, а не по какой-либо другой причине.
Каролина подняла глаза и увидела его высоко на марсе. Чуть приплясывая от возбуждения, она замахала свободной рукой.
– Том! – Ветер отнес ее голос, но острые глаза Тома прочли это слово по движениям ее губ. – Удачи!
Гай повернулся на ее голос и подошел. Он не коснулся ее, только вызывающе и воинственно посмотрел на брата.
«Серафим» распустил еще паруса, резко накренился и полетел по ветру. Фигуры на палубе «Йомена» уменьшились и вскоре исчезли из вида. Братья смотрели с марса на второй корабль, пока тот не стал точкой на далеком горизонте, почти скрытый темной горой и грядами мрачных темных туч.
– Теперь остались только мы с тобой, – печально сказал Дориан.
Том не ответил. Он не нашел, что сказать.
– Ты не забудешь свою клятву? – настойчиво спросил Дориан. – Ты никогда не оставишь меня?
– Не забуду, – сказал Том.
– Это была самая страшная клятва, – напомнил Дориан. – Крепче любой другой.
– Знаю, – ответил Том и повторил: – Я не забуду.
И потер маленький белый шрам на пальце.
Выйдя из Столового залива, «Серафим» двадцать три дня не видел ни суши, ни солнца. Корабль шел под потоками тропического ливня, такого густого, что казалось, океан занял место небес и падает на палубу. Дождь шел днем и ночью без перерыва. В таких условиях даже навигационные наблюдения Хэла стали отрывочными и бессодержательными, и он полагался только на маршрутную доску и математические расчеты.
