Текст книги "Муссон"
Автор книги: Уилбур Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
– Ох ты! – Жена бюргера зачарованно вздрогнула. – Звери эти моряки!
– Все они такие, дорогая. Не только моряки, – строго кивнула Ханна. – Все мужчины такие.
– Верно, Господь свидетель! – согласилась женщина, подняла девочку и посадила себе на плечо. – Вот так, дорогая, – сказала она. – Отсюда тебе будет лучше видно.
Магистрат кончил читать приговор.
– Посему вышеуказанный Хендрик Мартинус Окерс приговаривается к смертной казни через повешение. Казнь производится публично на парадном плацу перед крепостью сентября третьего дня в десять часов утра.
Он тяжело спустился по лестнице с помоста, и один из стражников помог ему преодолеть несколько последних ступенек. Палач, стоявший за осужденным, вышел вперед и надел ему на голову черный холщовый мешок.
– Терпеть не могу, когда они так делают, – проворчала Ханна. – Мне нравится видеть его лицо, когда он висит на веревке, весь багровый, и дергается.
– Неторопливый Джон никогда не закрывал лица, – согласилась женщина рядом с ней. – Ах! Вы помните Неторопливого Джона? Он был настоящий художник. Никогда не забуду, как он казнил Фрэнки Кортни, английского пирата. Вот уж было на что посмотреть!
– Помню, словно это было вчера, – согласилась Ханна. – Он возился с ним битых полчаса, прежде чем разрубил на части…
Она вдруг замолчала, словно начала что-то припоминать.
Что-то, связанное с пиратами и красивым парнем на эшафоте. Она раздраженно покачала головой – джин притупил ее ум.
Палач накинул петлю на голову заключенному и затянул узел под левым ухом. Парень дрожал. Ханна снова пожалела, что не видит его лица. Все это о чем-то ей напоминало.
Палач отошел, взял тяжелый деревянный молот. Размахнулся, чтобы выбить клин, державший люк.
Приговоренный жалобно закричал:
– Во имя Господа, сжальтесь!
Зрители рассмеялись. Палач снова взмахнул молотом и выбил клин.
Люк с грохотом открылся, и парень упал в него. Он повис на короткой веревке, вытянув шею и мотая головой из стороны в сторону. Ханна слышала, как, словно сухая ветка, лопнули шейные позвонки, и снова испытала разочарование. Неторопливый Джон все рассчитал бы гораздо лучше: парень висел бы на веревке много долгих мучительных минут, а жизнь уходила бы из него медленно. Бездарный палач, ему не хватает тонкости. На вкус Ханны все кончилось слишком быстро.
Тело повешенного несколько раз содрогнулось, и он повис, медленно вращаясь на веревке, изогнув шею под немыслимым углом.
Ханна недовольно отвернулась. И застыла.
Воспоминание, которое ускользало от нее, вдруг разом обрело четкость.
– Мальчишка пирата! – сказала она. – Сын пирата Фрэнки Кортни. Никогда не забуду его лицо. Я сказала, что видела его.
– О чем это вы? – спросила женщина с девочкой на плече. – Мальчишка Фрэнки? Кто такой мальчишка Фрэнки?
Ханна не стала отвечать и торопливо ушла. Дрожа от возбуждения, она несла в себе эту тайну.
Нахлынули воспоминания двадцатилетней давности: суд над английскими пиратами. Ханна в те дни была молода и красива и кое-что позволила одному из стражников бесплатно, чтобы он пропустил ее в зал суда. Она весь суд просидела на скамье в заднем ряду. Развлечение гораздо лучше любого балагана или ярмарки.
Она снова видела парня, прикованного цепями к пирату, сына Фрэнки, стоявшего рядом с ним, когда прежний губернатор, Ван дер Вельде, приговорил одного из них к смертной казни, а другого к пожизненной каторжной работе на стенах замка. Как же звали того парня? Закрывая глаза, она отчетливо видела его лицо.
– Генри! – воскликнула она. – Генри Кортни!
Три года спустя пираты во главе с Генри Кортни вырвались из подземелья крепости. Ханна никогда не забудет крики и грохот боя и мушкетного огня, потом потрясший землю взрыв и поднявшийся в небо огромный столб дыма и пыли, когда английские разбойники подорвали пороховой погреб в крепости. Она своими глазами видела, как они выносятся из ворот крепости в украденной карете и удирают по дороге в глухие места. И хотя гарнизон крепости преследовал их до диких гор на севере, им удалось бежать.
Она помнила объявления, развешанные после этого на рынке и во всех прибрежных тавернах.
– Десять тысяч гульденов! – прошептала она. – Награда была десять тысяч гульденов.
Ханна попыталась представить себе такую огромную сумму.
– С этими деньгами я могла бы вернуться в Амстердам. И прожила бы остаток жизни как знатная дама.
Но тут ее взяла робость. Заплатят ли награду столько лет спустя? Сказочное состояние уходило из рук, и Ханна вся обмякла от отчаяния.
«Попрошу Аннету узнать у ее парня из крепости».
Аннета – одна из самых молодых и красивых проституток в тавернах на берегу. Среди ее постоянных клиентов был некий чиновник губернатора, на профессиональном языке шлюх – ее «покровитель». Ханна подхватила юбки и бегом кинулась на берег. Она знала, что у Аннеты своя комната в «Моллимоке», одной из самых популярных таверн, поименованной в честь странствующего альбатроса.
Ей повезло: Аннета еще валялась на грязном тюфяке в каморке под крышей.
Комната пропахла мужским потом и похотью. Аннета села; ее густые черные волосы были спутаны, глаза сонные.
– Чего разбудила в такую рань? Ума решилась? – гневно взвыла она.
Ханна села рядом с ней и торопливо объяснила.
Девушка села и протерла глаза. Она слушала, и выражение ее лица менялось.
– Сколько? – недоверчиво переспросила она и сползла с тюфяка, чтобы собрать разбросанную по полу одежду.
– На каком корабле этот керел? – спросила она, через голову натягивая платье на колышущуюся белую грудь. Ханна оставила вопрос без внимания. В заливе больше двадцати кораблей, и она понятия не имела, где именно искать их добычу. Но вдруг ее лицо изменилось. Генри Кортни – английский пират, а среди стоящих на якоре кораблей всего два английских. Он должен быть на одном из них.
– Это уж моя работа, – сказала она девушке. – Ты только узнай, обещают ли еще награду и как ее получить.
«Серафим» уже пятнадцать дней стоял на якоре, когда наконец в залив, борясь с юго-восточным ветром, вошел «Йомен из Йорка» и встал в кабельтове за его кормой. Эдвард Андерсон приплыл на шлюпке, поднялся на борт «Серафима» и поздоровался с Хэлом.
– Я едва узнал вас, сэр Генри. «Серафим» выглядит совсем другим кораблем.
– Значит, я своей цели достиг.
Хэл взял его за руку и повел к трапу.
– Что вас задержало?
– С самого нашего расставания ветер был противный. Меня отнесло так далеко, что я видел побережье Бразилии, – проворчал Андерсон. – Но я рад, что мы снова вместе.
– Ненадолго, – сказал Хэл, приглашая Андерсона сесть и наливая ему белого канарского вина. – Как только пополните запасы продовольствия и обновите оснастку, я отправлю вас в Бомбей, а сам пойду к побережью искать грабителя-басурмана.
– Не ожидал!
Андерсон даже пролил вино – призовые деньги ускользали из рук.
– У меня хороший боевой корабль и экипаж…
– Пожалуй, чересчур хороший, – перебил Хэл. – Судя по тому, что я здесь узнал, лучший способ отыскать Джангири – предложить ему наживку. Два боевых корабля не привлекут его, скорее отпугнут.
– Ага! Так вот почему вы изменили вид корабля? – спросил Андерсон.
Хэл кивнул и продолжал:
– Кроме того, с нами пассажиры, срочная почта и груз для Бомбея. Мистер Битти ждет в квартире на берегу, когда мы перевезем его с семьей в Бомбей. Пассаты долго не продержатся, и тогда ветер изменится и помешает пересечь Индийский океан.
Андерсон вздохнул.
– Я понимаю ваши доводы, сэр, хотя они неутешительны. Не хочется снова расставаться с вами.
– К тому времени как вы достигнете Бомбея, муссон изменит направление. Вы сможете доставить груз и поймать ветер, который позволит вам быстро пересечь Индийский океан и подойти к Берегу Лихорадки, где мы будем ждать встречи с вами.
– Обратный путь займет несколько месяцев, – мрачно заметил Андерсон.
Хэл был рад такому стремлению участвовать в бою. Другие капитаны сделали бы все, чтобы избежать схватки, и удовлетворились бы мирной жизнью купца. Он попытался утешить Андерсона.
– К тому времени как мы снова встретимся, у меня будет больше сведений о Джангири. Я сумею даже вынюхать, где его логово. Не сомневайтесь, нам понадобится объединить силы, чтобы выкурить его из убежища, и тогда мне будет нужна помощь вашего корабля и экипажа.
Андерсон слегка просветлел.
– Тогда мне нужно быстрей готовиться к плаванию в Бомбей. – Он допил вино и встал. – Я немедленно отправляюсь на берег, поговорю с мистером Битти и попрошу его подготовиться к дальнейшему пути.
– Я пошлю с вами своего офицера Дэниела Фишера, он проводит вас к дому мистера Битти. Я пошел бы с вами сам, но по ряду причин это было бы неблагоразумно.
Он проводил Андерсона по трапу на палубу и у поручня сказал ему:
– Весь груз и почту для губернатора Ангиера я прикажу погрузить в мои баркасы и завтра переправить к вам. А сам намерен через три дня отплыть и начать охоту на Джангири.
– Мои люди будут готовы принять груз. Милостью Господа я смогу отплыть через десять дней, не позже.
– Если доставите мне удовольствие и сегодня на ужине будете моим гостем, мы сможем обговорить подробности нашего плана.
Они обменялись рукопожатием. Спускаясь в шлюпку, Андерсон казался куда более довольным. Его сопровождал Большой Дэниел.
Ханна сидела на вершине высокой песчаной дюны на берегу; отсюда она видела всю стоящую в заливе флотилию. С ней были еще двое – Аннета и Ян Олифант (Слон).
Ян Олифант – незаконнорожденный сын Ханны. Отцом его был Зиа Нка, готтентотский вождь. Тридцать лет назад, когда Ханна была еще молода и золотоволоса, она приняла от вождя прекрасный каросс из шкуры рыжего шакала в обмен на ночь любви. ВОК строжайше запрещала связи между белыми женщинами и цветными мужчинами, но Ханна никогда не обращала внимания на глупые законы, которые принимали семнадцать стариков в Амстердаме.
Хотя внешностью и цветом кожи Ян Олифант напоминал отца, он гордился своим европейским происхождением.
Он бегло говорил по-голландски, носил с собой саблю и мушкет и одевался как бюргер. Прозвище Олифант он получил за свое ремесло. Он был известный охотник на слонов и недобрый, опасный человек. По закону ВОК никто из бюргеров не имел права уходить за границы колонии. Но благодаря готтентотскому происхождению на Яна Олифанта эти ограничения не распространялись. Он мог уходить и приходить когда захочет, углубляться в дикое бездорожье за горами и возвращаться на рынок поселка с драгоценным грузом слоновьих бивней.
Его смуглое лицо было страшно изуродовано – нос свернут на сторону, рот пересекали шрамы; эти шрамы начинались под густыми волосами на голове и доходили до подбородка. Сломанная нижняя челюсть торчала в сторону, отчего казалось, что Ян постоянно улыбается.
Во время одного из первых выходов за пределы колонии на него, спавшего в лагере у костра, напала гиена и ухватила за лицо своими мощными челюстями.
Только человек огромной физической силы и выносливости мог пережить такое нападение. Зверь утащил Яна Олифанта в темноту, неся под грудью, как кот несет мышь. Гиена не обращала внимания на крики спутников Яна и бросаемые ими камни. Ее длинные желтые клыки так глубоко вонзились в лицо, что челюстные кости сломались, а нос и рот оказались закрыты и он даже не мог дышать.
Ян дотянулся до ножа на поясе, а другой рукой нащупал на груди зверя щель между ребрами, через которую почувствовал биение сердца. Он старательно приложил острие ножа и одним мощным ударом снизу вверх мгновенно убил гиену.
Сейчас Ян Олифант сидел на дюне между двумя женщинами. Свернутый нос и поврежденная челюсть искажали его голос.
– Мама, ты уверена, что это тот самый человек?
– Сын, я никогда не забываю лица, – упрямо ответила Ханна.
– Десять тысяч гульденов. – Ян Олифант рассмеялся. – Ни один человек, ни живой, ни мертвый, столько не стоит.
– Но это правда, – яростно возразила Аннета. – Награду обещают до сих пор. Я спросила своего парня из крепости. Он говорит, что ВОК заплатит всю сумму. – Она алчно улыбнулась. – За живого или за мертвого, если только мы докажем, что это Генри Кортни.
– Почему бы им просто не послать солдат на корабль и не схватить его? – спросил Ян Олифант.
– Думаешь, нам заплатят, если они сами его арестуют? – презрительно спросила Аннета. – Нет, мы должны сами его схватить.
– Может, он уже уплыл, – сказал Ян.
– Нет, – уверенно покачала головой Ханна. – Нет, дорогой. За последние три дня ни один английский корабль не снялся с якоря. Еще один пришел, но ни один не ушел. Смотрите! – Она показала на залив. – Вон они.
На воде белели свернутые паруса, корабли флота, стоя на якоре, исполняли грациозный менуэт под ветром; их флаги и вымпелы развевались и свивались блестящей пестрой радугой. Ханна знала все названия кораблей. Она отсеивала их, пока не перешла к двум англичанам, которые стояли так далеко, что невозможно было разглядеть их цвета.
– Вот это «Серафим», а другой, что подальше и ближе к острову Робен, «Йомен из Йорка». – Она произнесла эти названия на ломанном английском, с сильным акцентом, и заслонила глаза от света. – От «Серафима» отходит шлюпка. Может, нам повезет и наш пират в ней.
– Ей потребуется полчаса, чтобы дойти до берега. У нас достаточно времени. – Ян Олифант лег на солнце и потер выпирающий бугор в промежности. – Зудит, сил нет. Пойдем, Аннет, почешешь.
Аннета, напустив на себя скромный вид, возмутилась:
– Ты знаешь, Компания запрещает белым женщинам доить черных ублюдков.
Ян Олифант фыркнул.
– Я не побегу доносить на тебя губернатору Ван дер Штелю, хотя слышал, что и он любит черное мясо. – Он вытер струйку слюны, вытекавшую из разбитого рта. – А мама постережет за нас.
– Я тебе не доверяю, Ян Олифант. В прошлый раз ты меня обманул. Сначала покажи деньги, – возразила Аннета.
– Я думал, мы с тобой влюбленные. – Он наклонился и стиснул одну ее большую круглую грудь. – Когда получим десять тысяч гульденов, я, может, даже женюсь на тебе.
– Женишься? – Она затряслась от хохота. – Да я даже на улицу с тобой не выйду, уродливая обезьяна.
Он улыбнулся.
– Да ведь мы с тобой не о прогулках по улице. – Он ухватил ее за талию и чмокнул в губы. – Пойдем, мой маленький пирожок, у нас полно времени – пока еще шлюпка дойдет до берега!
– Два гульдена, – упорствовала она. – Это моя особая плата для лучших любовников.
– Вот тебе полфлорина.
И он опустил монету между ее грудей. Аннета протянула руку и помассировала ему промежность, чувствуя, как та разбухает под рукой.
– Один флорин, или иди сунь его в океан, охолони.
Он фыркнул изуродованными ноздрями, вытер с подбородка слюну и снова порылся в кошельке. Аннета забрала у него монету, мотнула головой, отбрасывая с лица волосы, и встала. Он подхватил ее на руки и понес вниз, в ложбину между дюнами.
Ханна со своего места на дюне без всякого интереса смотрела им вслед. Ее тревожила ее доля награды. Ян Олифант ее сын, но она не питала иллюзий: при малейшей возможности он ее обманет. Надо постараться, чтобы награду отдали ей в руки. Но ни Аннета, ни Ян ей тоже не доверяют. Она раздумывала над этой дилеммой, наблюдая, как Ян Олифант дергается на Аннете, громко хлопая животом о ее живот. При этом он фыркал и подбадривал себя громкими криками:
– Да! Да! Как ураган! Как фонтан Левиафана! Как отец слонов, сносящий лес! Да! Так кончает Ян Олифант!
Он издал последний вопль, слез с Аннеты и упал рядом с ней на песок.
Аннета встала, поправила юбки и презрительно посмотрела на него.
– Скорее пузыри золотой рыбки, чем фонтан кита, – сказала она, ушла на дюну и снова села рядом с Ханной. Шлюпка с «Серафима» была уже возле берега, ее весла поднимались и опускались, перенося шлюпку с одного гребня на другой.
– Видишь мужчин на корме? – вдруг оживилась Ханна.
Аннета заслонила глаза рукой.
– Ja, их двое.
– Вон тот. – Ханна показала на человека на корме. – Он тем вечером был с Генри Кортни. Они с одного корабля, это точно.
Рослый встал и отдал приказ гребцам.
Гребцы одновременно подняли весла и держали их в воздухе, как кавалеристы – копья. Лодка скользнула по песку и остановилась на сухом высоком месте.
– Здоровый, сволочь, – заметила Аннета.
– Это точно он.
Они смотрели, как капитан Андерсон и Большой Дэниел вылезают из шлюпки и идут по тропе к поселку.
– Пойду поговорю с матросами, – вызвалась Аннета. – Узнаю, с какого корабля наш человек и точно ли он сын пирата Фрэнки.
Ханна и Ян Олифант смотрели, как она идет по песку к шлюпке. Моряки заметили ее и принялись смеяться и в ожидании подталкивать друг друга.
– Награду для всех нас должна получить Аннета, – сказала Ханна сыну.
– Ja. Я думал то же самое. Платить будет ее приятель.
Они наблюдали, как Аннета смеется и болтает с моряками. Потом она кивнула и повела одного из них в небольшую рощу темно-зеленых молочных деревьев выше по берегу.
– Какую долю ты ей пообещала? – спросил Ян Олифант.
– Половину.
– Половину? – Его поразила такая расточительность. – Это слишком много.
Первый матрос показался из-за деревьев, завязывая веревку, державшую штаны. Товарищи иронически приветствовали его, а второй матрос выскочил из лодки и побежал под деревья, сопровождаемый свистом и аплодисментами.
– Да, многовато, – согласилась Ханна. – Она жадная сука. Вот увидишь, обслужит всех этих английских свиней.
– Ja, с меня взяла два гульдена. Жадная сука. Придется от нее избавиться, – философски заметил Ян Олифант.
– Ты прав, сын мой. Так ей и надо. Но пусть сперва получит для нас деньги.
Они терпеливо ждали на солнце, лениво обсуждая, что сделают с богатством, которое скоро будет в их руках, и наблюдали за тем, как английские матросы один за другим исчезают под деревьями и несколько минут спустя возвращаются, глуповато улыбаясь в ответ на дружеские насмешки и крики товарищей.
– Ну, что я говорила? Она обслужила всех до одного, – неодобрительно заметила Ханна, когда последний матрос вернулся к шлюпке. Несколько минут спустя из-под деревьев показалась и Аннета, стряхивая с волос и одежды песчинки. Она с самодовольным выражением на круглом розовом лице подошла к тому месту, где сидели Ханна и Ян Олифант. И села рядом с Ханной.
– Ну? – спросила Ханна.
– Капитан корабля Английской Ост-Индской компании «Серафим» сэр Генри Кортни! – провозгласила она.
– И у тебя есть свидетельства восьми его матросов, – язвительно добавила Ханна.
Аннета невозмутимо продолжила:
– Кажется, этот Генри Кортни – богатый английский дворянин. Ему принадлежит большая собственность в Англии.
Ян Олифант улыбнулся.
– Как заложник он может стоить больше десяти тысяч гульденов. Мы с моими парнями будем ждать здесь, когда он сойдет на берег.
Ханна встревожилась.
– Задерживать его ради выкупа опасно! Он мне кажется скользкой рыбой. Хватай, отруби голову и неси в ВОК. Бери награду и забудь о выкупе.
– Мертвый или живой? – спросил Ян Олифант у Аннеты.
– Ханна права, – подтвердила она.
– Моя мать права. Мертвая рыба не выскользнет из пальцев. Рыба с перерезанным горлом, – рассуждал Ян.
– Я буду ждать с тобой на берегу. И покажу его тебе и твоим парням, – сказала Ханна сыну.
– Если он снова высадится на берег, – презрительно напомнила Аннета, и Ханна опять забеспокоилась.
Груз, отправляющийся в Бомбей, сняли с «Серафима» и перевезли на «Йомен». Бочки вычистили и заново наполнили водой из ручья, бегущего вдоль склонов Столовой горы.
Пополнили запасы лампового масла, а также соли, муки, сухарей и других сухих припасов, израсходованных за долгое плавание к югу. Хэл переоснастил корабль, чтобы улучишь его ход. Экипаж был в хорошем настроении, все здоровы, сыты и счастливы, отъедаясь свежими фруктами, овощами и мясом; двадцать шесть больных цингой, после того как Хэл временно поселил их на берегу, полностью выздоровели. Они возвращались на борт оживленные, готовые продолжать плавание.
– Ухожу завтра на рассвете, – сказал Хэл капитану «Йомена» Андерсону. – Вы тоже торопитесь выйти в море?
– Не бойтесь, – заверил его Андерсон. – Я буду ждать встречи в условленном месте первого декабря.
– У меня найдется для вас хорошая работа, – пообещал Хэл. – Есть еще одно – последнее, в чем я прошу вашей помощи.
– Говорите.
– Сегодня вечером я отправляюсь на берег по очень важному для меня делу.
– Простите мое вмешательство, сэр Генри, но разве это разумно? После того как вы поделились со мной, я навел справки у властей колонии. У них к вам незакрытый счет. И если вы попадете к ним в руки, вам не поздоровится.
– Благодарю за заботу, сэр, но мое дело на берегу отложить нельзя. Когда оно будет закончено, я передам вам небольшой ящик, чтобы вы отвезли его в Бомбей от моего имени. Я буду у вас в большом долгу, если вы отправите ящик на первом же корабле из Бомбея в Англию, моему старшему сыну в Девоне.
– Можете быть абсолютно уверены, что я так и сделаю, сэр Генри.
Том и Дориан с растущим возбуждением наблюдали за приготовлениями к вылазке на берег.
Они обсуждали ее уже несколько дней. Когда Хэл начал отбирать людей и подбирать для них оружие, любопытство победило.
Подбадривая друг друга, мальчики направились к каюте отца, где, как им было известно, он закрылся со своими офицерами.
Дориан караулил на трапе, а Том прильнул к двери каюты и стал слушать. Он услышал голос отца:
– Пока я на берегу, старший на корабле вы, мистер Тайлер. Возможно, нас будут преследовать голландцы и вообще не исключено спешное возвращение, поэтому пусть экипаж шлюпки ждет нас на берегу в полной готовности. Все должны быть вооружены и готовы прийти нам на помощь. Вы тоже будьте готовы помочь нам, мистер Тайлер, и, как только мы окажемся на борту, поднять якорь и отчалить, даже посреди ночи.
Том отвел Дориана на палубу. Они поднялись на снасти и уселись рядом на грот-мачте. Сюда они уходили, когда не хотели, чтобы их подслушали.
– Сегодня вечером. Я слышал, как отец отдавал приказы офицерам. Он ведет на берег вооруженный отряд, – сказал Том младшему брату. – Теперь мы знаем, для чего этот ящик.
– Правда? – с сомнением спросил Дориан. Они вдвоем наблюдали, как группа матросов под руководством Большого Дэниела принесла этот загадочный ящик из трюма. Размером с небольшой матросский сундучок, сделан из полированного тика, прекрасно подогнан и сколочен, с крышкой на винтах.
– Конечно, знаем, – уверенно ответил Том. – Отец собирается забрать тело дедушки оттуда, где его спрятал Аболи.
Дориан сразу заинтересовался.
– Он возьмет нас с собой?
Том приподнял шапку и с сомнением почесал в затылке.
Дориан настаивал:
– Ты ведь не побоишься спросить его, Том?
Он знал, что лучший способ добиться чего-нибудь от Тома – поддразнить его.
– Еще чего! – с негодованием ответил Том. Тем не менее ему пришлось собрать всю свою храбрость, чтобы вернуться к каюте на корме.
– Говорить буду я, – шепотом сказал он Дориану и постучал в дверь.
– Войдите! – резко сказал отец и увидел, кто это. – А, вы. Каким бы важным ни было ваше дело, ребята, у меня сейчас нет времени. Вам придется прийти потом. Поговорим завтра.
Оба, сжимая шапки в руках, упрямо стояли у двери. Том показал на полированный тиковый ящик, который теперь стоял на столе в центре каюты.
– Мы с Дорианом знаем, что сегодня вечером ты хочешь забрать дедушку Фрэнсиса. Это гроб для него, который ты привез из дома.
Хэл извлекал заряд из двух пистолетов, лежавших перед ним на столе; он открыл затвор, достал пулю, пыж и пороховой заряд, собираясь заменить их. Оторвавшись от этого занятия, он поднял голову и посмотрел в серьезные лица сыновей. И вздохнул.
– Раскусили, – сказал он. – Бессмысленно отпираться.
– Мы хотим пойти с тобой, – сказал Том.
Хэл удивленно посмотрел на него, потом снова на заряды и продолжил свою работу. Старательно отмерил порох из фляжки, высыпал его в ствол и плотно утрамбовал. Потом взял из медного ящика кусок ткани и плотно завернул в него пулю. Теперь пуля точно подходила для ствола. Пистолет отличный, изготовлен Джорджем Трулоком в Лондоне. Рукоять ореховая, с выгравированными мелкими завитушками.
– Твоя рана еще не зажила, Том, – сказал он, не поднимая головы.
– Зажила, – возразил Том и коснулся бока. – Это была всего лишь царапина, ничего опасного.
Хэл сделал вид, что с восхищением разглядывает двойной замок пистолета. Пистолет инкрустирован золотом, восьмиугольный ствол с нарезкой. Эта нарезка не позволяет пуле вращаться беспорядочно и дает неслыханную точность выстрела. Хэл знал, что каждым выстрелом за двадцать шагов попадет в цель размером с ноготь.
Небольшим деревянным молотком он загнал пулю в ствол, затем вставил запал.
– Даже если так, я все равно нахожу твою мысль не слишком удачной, – сказал он.
– Это наш дед. Мы его семья, – настаивал Том. – Наш долг быть с тобой.
Он старательно подобрал слова и не раз повторял их заранее. Семья и долг – к этим двум понятиям отец никогда не относился с пренебрежением. И теперь он повел себя именно так, как рассчитывал Том. Отложил заряженный пистолет, встал и подошел к окну.
Некоторое время Хэл стоял, сцепив руки за спиной, глядя на сушу. Наконец он заговорил:
– Возможно, ты прав, Том. Ты уже достаточно взрослый и умеешь защититься в бою.
Он повернулся к братьям. Том был возбужден, лицо его сияло.
– Спасибо, отец.
Дориан напрягся в ожидании следующих слов отца.
– Но не ты, Дориан. Ты еще слишком молод. – Хэл старался ласковой улыбкой смягчить удар. – Мы не хотим лишиться тебя.
Дориана словно сломил этот отказ. У него на лице появилось убитое выражение, глаза наполнились слезами. Том резко толкнул его в бок и прошептал углом рта:
– Не плачь. Не будь ребенком.
Дориан взял себя в руки и с огромным трудом подавил слезы.
– Я не ребенок, – храбро и трагично произнес он.
«Какой красивый мальчик», – подумал Хэл, разглядывая сына.
Кожу Дориана позолотило тропическое солнце, его кудри в солнечном луче, падающем в окно, блестели, как медная проволока.
Хэла снова поразило сходство ребенка с матерью. Он почувствовал, что его решимость дрогнула.
– Я не ребенок. Дай мне доказать это, отец.
– Хорошо. – Хэл не смог отказать, хотя понимал, что это неразумно. – Можешь пойти с нами.
Лицо Дориана озарилось радостью, и Хэл поспешил уточнить:
– Только до берега. Будешь ждать нас в шлюпке с Уилом Уилсоном и остальными. – Он поднял руку, предупреждая дальнейшие возражения. – Достаточно! Никаких споров. Том, иди к Большому Дэниелу и скажи, чтобы он выдал тебе пистолет и абордажную саблю.
* * *
За час до заката они спустились в шлюпку. На берег предстояло высадиться всего четырем людям: Хэлу, Аболи, Дэниелу Фишеру и Тому. У каждого огниво и сигнальный фонарь. Под темными плащами – абордажные сабли и у каждого по два пистолета. Аболи обернул вокруг пояса и завязал большой кожаный мешок.
Расселись на банках, и Уил Уилсон дал приказ отходить. Гребцы взялись за весла, и шлюпка медленно направилась к берегу. На ее носу и корме были водружены длинноствольные фальконеты – смертоносные небольшие пушки, заряженные шрапнелью. На дне шлюпки, под ногами гребцов, лежали наготове пики и сабли.
Все молчали, весла погружались беззвучно, только вода капала с лопастей. Уил Уилсон смазал уключины. Том и Дориан молча обменивались возбужденными улыбками – вот одно из тех приключений, о которых они мечтали, о которых так часто говорили во время долгой вахты на марсе. Началось!
Ханна Макенберг лежала в роще молочных деревьев над берегом. Последние три дня с утра до вечера она торчала здесь, следя за покачивающимся на якоре «Серафимом». Трижды она видела, как приходили шлюпки с английского корабля, и разглядывала их в медную подзорную трубу, которую дал ей Ян Олифант. И всякий раз ее ждало разочарование – Хэла Кортни на борту не было.
Наконец она пала духом. Может, Аннета права? Может, он больше не сойдет на берег?
Ее сын тоже быстро терял интерес к охоте. Два дня он провел рядом с ней, наблюдая, но в конце концов утратил надежду и присоединился к своим приятелям в пивных на берегу.
Теперь Ханна наблюдала за шлюпкой с «Серафима», едва заметной в сгущающихся сумерках.
Она очень взволновалась. Он прибудет в темноте, как в прошлый раз, чтобы его никто не узнал. Она все время держала шлюпку в поле зрения подзорной трубы. Шлюпка коснулась носом берега, и сердце Ханны дрогнуло и учащенно забилось. На западном горизонте оставался лишь легкий отблеск света, когда из шлюпки на белый песок вышел высокий человек и, напряженно повернув голову, осмотрел дюны и редкие кусты.
Мгновение он смотрел прямо туда, где лежала Ханна. Луч света упал на его лицо – не узнать его черты было невозможно.
Но тут свет померк, так что даже в подзорную трубу шлюпка с экипажем казалась только темным неопределенным пятном на белом берегу.
– Это он! – выдохнула Ханна. – Я знала, что он придет.
Напрягая глаза, она смотрела, как от лодки отделилась небольшая группа. Люди пробрались между грудами плавника, нагроможденного у верхней границы прилива, и направились туда, где лежала Ханна.
Она закрыла трубу и прижалась к ближайшему стволу молочного дерева.
Люди шли молча. Они прошли так близко, что она испугалась, как бы ее не обнаружили. Без остановки, поскрипывая обувью по песку, они проследовали мимо нее на таком расстоянии, что она могла бы коснуться их ног. Поглядев наверх, она увидела лицо Хэла Кортни, освещенное последним лучом заката. Потом англичане миновали ее и исчезли в густом кустарнике, направляясь в глубь суши.
Ханна ждала несколько минут, чтобы они отошли подальше, потом вскочила и побежала по тропе, ведущей в город. В душе все пело, и она вслух восклицала:
– Теперь он мой! Я буду богата. Все деньги достанутся мне. Я разбогатею!
Цепочкой – Аболи впереди – они обогнули поселок, оставив его далеко в стороне. Когда пересекали дорогу, ведущую к Соленой реке и разбросанным фермам Констанции, не встретили ни одной живой души. Какая-то собака учуяла их и разразилась исступленным лаем, но никто их не окликнул.
Впереди показалась гора, и они начали подъем. Кусты стали гуще, но Аболи словно чутьем находил узкую звериную тропу наверх.
Густой лес закрыл звезды над головой. Хэл и Большой Дэниел изредка спотыкались, а Том – молодые глаза, острое зрение – безошибочно отыскивал путь в темноте. Аболи же вырос в лесах и шел впереди неслышно, как пантера. Неожиданно они очутились на голой плоской скале высоко над поселком.
– Привал, – объявил Хэл. Отыскивая место на поросшем лишайником камне, Том поражался тому, как высоко они забрались.
Звезды висели совсем близко – крупные клубки серебристого свечения, удивительные в своем бесконечном множестве. Внизу крошечные огоньки в окнах домов поселка казались ничтожными рядом с этим великолепием.
