Текст книги "Муссон"
Автор книги: Уилбур Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
Он понял, что должен приобрести эти бивни по любой цене. Грей заметил блеск его глаз и заломил непомерно высокую цену. Хэл заплатил за бивни больше, чем стоила бы дюжина рабынь.
Позже, когда бивни перенесли на «Серафим» и они лежали на палубе, отливая янтарем в свете солнца, Хэл понял, что заключил очень выгодную сделку. В старости, в середине английской зимы, когда последний холод проберется в его кости, ему достаточно будет протянуть руку и коснуться Африки – и он снова перенесется туда, где был молод, к чудесам и огням этой земли.
Он стоял, почти благоговейно глядя на великолепную пару.
Подошли сыновья и остановились по обе стороны от него. Даже Дориан молчал, чувствуя благоговейный страх. Одно и то же чувство объединило их. Когда Том наконец заговорил, его голос звучал едва слышно.
– Какие они огромные, – прошептал он. – Вот бы когда-нибудь поохотиться на такого зверя.
Хэл делал вид, что ремонт «Серафима» затянулся. Он хотел, чтобы новость о его прибытии на Занзибар успела разойтись по островам и по всему Берегу Лихорадок и достигла ушей Джангири, где бы тот ни обретался. Затем пирату потребуется время, чтобы собрать силы и устроить засаду в проливе. Хэл был уверен, что даже Джангири не решится напасть на «Серафим» в гавани. Ведь в конце концов Хэл – гость султана и находится под его защитой.
Хэл неплохо знал учение пророка и понимал, что значит в мире ислама долг хозяина, какая это честь. Султан никому из своих подданных не позволит отнестись к этому долгу с пренебрежением. Но едва «Серафим» выйдет в море, он снова станет мишенью для грабежа, и султан без малейших угрызений совести примет свою долю добычи.
Другим обстоятельством, которое учитывал Хэл, была скорость продвижения «Йомена из Йорка» под командованием Эдварда Андерсона и предполагаемая дата встречи с этим кораблем. Хэл был готов встретиться в открытом море с Джангири один на один. Но он был уверен, что, когда удастся обнаружить логово пирата, оно окажется сильно укрепленным, с большим гарнизоном – понадобятся все люди и корабли, какие удастся раздобыть, чтобы взять разбойничье гнездо штурмом.
Если Эдвард Андерсон оставил мыс Доброй Надежды через неделю после «Серафима», он, вероятно, не попал в сильную бурю и попутный ветер ускорит его плавание к Бомбею. А смена времен года не за горами.
Скоро муссон повернет и поможет Андерсону вернуться к побережью Африки. Тем не менее пройдет много недель, прежде чем можно будет надеяться на встречу с ним. Поистине спешить некуда.
Экипаж принялся неторопливо поднимать реи и закреплять на них паруса, а плотники осматривали, ремонтировали и заново красили корпус.
Через неделю после визита к британскому консулу Хэл отправил Аболи за покупками на саук. В тот же вечер он вызвал к себе в каюту Тома и Дориана. Стоило шлюпке по тому или иному делу отправиться на берег, как оба одолевали отца просьбами разрешения сойти на сушу. Накопившаяся и нерастраченная энергия в последнее время толкала их на опасные проказы, и было бы неплохо убрать мальчишек с корабля, чтобы повыдохлись и не бедокурили.
– Мы с Аболи отправляемся на берег, послушать, о чем говорят на улицах и в тавернах, – сказал Хэл. – Мне понадобится пара рабов-мальчиков для сопровождения.
Он говорил по-арабски и улыбнулся, когда Том, уловив настроение, ответил на том же языке:
– Почтенный отец, ты окажешь мне большую честь, позволив сопровождать тебя.
Хэл исправил ошибки, но порадовался его успехам в языке. Конечно, Том еще не сойдет за араба, но его смогут понять в любом обществе. Хэл взглянул на Дориана.
– Что скажет мой младший сын?
Дориан низко поклонился.
– Возлюбленный отец, в ответ на такую милость моя любовь хлынет, подобно сладкой воде из пустынного источника.
– Да я породил настоящего поэта, – рассмеялся Хэл. Дориан говорил по-арабски намного лучше старшего брата. У него был внушительный словарь, и он подбирал именно те слова, которые в таком случае использовал бы настоящий араб.
– Аболи купил вам одежду. Будьте готовы сразу после ужина.
Хэл надел длинное, до щикотолок, одеяние и сандалии – все купленное Аболи. Его талию перетянул широкий пояс с золотой вышивкой и кривым кинжалом в ножнах. Рукоять кинжала – из рога носорога, полированная – напоминала непрозрачный желтый агат. Жилет расшит золотыми и серебряными нитями, тюрбан черный. Благодаря густым черным усам, орлиному носу и загорелой коже цвета намасленного тика Хэл походил на процветающего капитана дау, работорговца или даже пирата с Красного моря. Из предосторожности он сунул за пояс, под жилет, два заряженных пистолета.
Кожа братьев тоже так сильно потемнела от загара, что им не понадобилась дополнительная краска, а их волосы скрывали накидки. Поразительно зеленые глаза Дориана выделялись на фоне медно-золотой кожи, но у многих племен патанов на севере Индии такая же кожа и светлые глаза.
Когда стемнело, они спустились в шлюпку, и Хэл решил не приставать к каменному причалу, а направился мимо мола к тихому песчаному берегу в миле от города. Шлюпку он оставил под командованием Большого Дэниела, и протоптанной тропой они направились в город.
Сам город не окружен стенами, его узкие улицы не освещены – лишь иногда свет лампы пробивается из окна верхнего этажа, – и войти незамеченными ничего не стоило.
Добравшись до главного саука, они обнаружили, что большинство палаток и лавчонок еще торгуют. Хэл выбрал лавку торговца коврами, которую приметил во время визита к консулу Грею. Здесь попадались великолепные по текстуре и рисунку ковры. Хозяин, которого звали Салим Бен-Толф, вежливо поздоровался с Хэлом, усадил на прекрасный шелковый ковер и предложил густой сладкий кофе, приправленный корицей.
Следуя наставлениям Хэла, Аболи и два мальчика-раба сели в тени в глубине лавки и весь вечер сохраняли почтительное молчание.
– Как дела, эфенди? – задал ритуальный вопрос Бен-Толф.
– Хорошо, – ответил Хэл. Такой ответ полагалось бы дать, даже если бы его ограбили, или все его жены были обесчещены, или старший сын умер от укуса змеи. – А как твои дела?
– Тоже хорошо.
Они беседовали и пили кофе, а тем временем несколько членов семьи Бен-Толфа и его друзья, привлеченные вестью о появлении незнакомца, присоединились к их кругу. Неторопливо и с должным вниманием к правилам учтивости задавались вопросы и обсуждались дела.
– Твоя речь выдает, что ты не северянин, эфенди.
Они уловили его акцент.
– Я из Морби в Гуджарате, это в империи Великого Могола. Мой корабль в гавани.
Он изучил несколько мореходных дау, стоявших поблизости от «Серафима», и мог описать любую из них.
– Я приплыл купить рабов и товары на сауках Занзибара и Ламу.
– И как дела в твоей земле?
– Племена маратов и сикхов восстали против императора, но с божьей помощью он одолеет их.
– Божьей милостью!
– В эту навигацию его сын Асаф-Хан совершит паломничество в Мекку с флотом из ста кораблей.
– Хвала Господу!
– Нет Бога, кроме Аллаха!
Все эти новости Хэл узнал во время пребывания на мысе Доброй Надежды, но их правдивость подтвердит Бен-Толфу и его друзьям, что он тот, за кого себя выдает. Они успокоились, стали дружелюбнее, разговор потек свободно. Хэл поторговался за замечательный персидский ковер, и когда заплатил золотыми мохурами цену в пятнадцать рупий, дружелюбие продавцов стало вполне искренним.
– Видел в гавани английский корабль? – спросил двоюродный брат Бен-Толфа.
– С черным корпусом, стоит на якоре у дальнего мола? Мой корабль стоит недалеко от англичанина. Он как будто пострадал – весь его экипаж занят починкой на мачтах.
– Говорят, попал в сильную бурю в прошлом месяце.
– Я тоже столкнулся с бурей, но, милостью Бога, мы избежали ее ярости.
– Хвала Господу!
– Говорят, английский корабль идет из твоей страны, из Бомбея в царстве Великого Могола. – Бен-Толф огляделся, желая убедиться, что никакой шпион не подслушивает. – На нем огромные сокровища – дар Великого Могола королю франков.
– Я тоже слышал об этом сокровище. – Хэлу стоило большого труда сдержать улыбку. – О нем много говорили, когда я покидал Аллахабад. – Он тоже понизил голос. – Говорят, там алмазов на двадцать лакхов.
– Нет, – возбужденно возразил брат хозяина, – я слышал, там изумруды, и стоят они пятьдесят лакхов. Говорят, Великий Могол опустошил свою сокровищницу.
– Должно быть, это поистине величайшее сокровище, какое видел свет, – с благоговением произнес Хэл. – И теперь оно рядом с нами. Я хотел бы взглянуть на него.
Все помолчали, обдумывая слова Хэла. Глаза у всех жадно блестели.
– Я тоже хотел бы подержать в руках такое сокровище, – признался Бен-Толф. – Просто чтобы рассказать об этом внукам.
Его брат хрипло рассмеялся.
– Аль-Ауф забрал бы его из твоих рук.
Все рассмеялись, и кто-то другой добавил:
– Вместе с руками.
– Клянусь Господом, это правда!
– Верно! Верно!
Все неудержимо смеялись.
– А кто такой этот нехороший человек? – невинно спросил Хэл: аль-Ауф означает «плохой».
– Ты моряк и не слышал о нем? – удивился Бен-Толф. – Мне казалось, каждый моряк должен трепетать при этом имени.
– Я из далекой страны и ничего о нем не знаю, – признался Хэл.
– Муссалим Бен-Джангири, бич язычников и меч пророка. Вот кто такой аль-Ауф, Плохой.
Хэл почувствовал, как при звуке этого имени его сердце забилось чаще, но сохранил бесстрастное лицо и задумчиво погладил подбородок.
– Значит, аль-Ауф корсар? – спросил он.
– Он отец и мать всех корсаров, – улыбнулся Бен-Толф.
– Кажется, благоразумней избегать встречи с ним. Но где человеку, достаточно глупому для этого, отыскать аль-Ауфа?
Бен-Толл усмехнулся и сделал глубокую затяжку из кальяна. Вода в чаше забулькала, и от губ хозяина поднялся ароматный дым.
– Ты прав, эфенди. Только безумец способен искать встречи с аль-Ауфом. Если ты сумеешь проследить путь тигровой акулы в океане, то узнаешь, где искать его корабль. Если знаешь, где встает морской туман, увидишь и тень его черных парусов.
– Он словно джинн, морской дух, а не человек из плоти и крови, – сказал Хэл.
– Нет, он человек. Я видел его собственными глазами, – похвастал брат хозяина.
– Где ты его видел? И каков он?
– Я видел его в Ламу. Там в гавани стоял его корабль. Я видел его на палубе. У него гордый вид и смелый взгляд древнего героя, он могуч, и смотреть на него страшно.
– А каков был его корабль?
Хэл понимал, что описание Джангири расцвечено внушаемым им ужасом и вряд ли верно обрисовывает внешность этого человека. Но можно ожидать более точного описания его корабля.
– Это, как ни странно, был не дау. Франкский корабль со множеством парусов, – сказал двоюродный брат. – Но паруса у него черные.
– Корабль вроде английского, что стоит в гавани? – спросил Хэл.
– Да! Да! Но гораздо больше и со множеством пушек.
«Должно быть, он видел захваченный „Минотавр“, – подумал Хэл.
– А сколько пушек? – спросил он.
– Много. Наверно, сто, – предположил брат.
Он явно не моряк, и вопрос для него не имеет смысла.
– Если английский корабль встретится с аль-Ауфом, языческий экипаж должен молить Аллаха о милости, потому что ждать милости от аль-Ауфа им не стоит.
Вскоре после этого Хэл распрощался и вышел вместе с Аболи и сыновьями.
Когда возвращались на „Серафим“, он один сидел на корме шлюпки и вполуха слушал, как Том и Дориан возбужденно пересказывают Большому Дэниелу и Уилу все, что видели и слышали в порту. Хэл был доволен посещением.
О вымышленном сокровище Могола он поведал только консулу Грею, но теперь на сауке все об этом говорят. Новость уже должна была дойти до корсара.
„Серафим“ еще три недели простоял в гавани, потом Хэл нанес прощальный визит консулу. После того как они обменялись цветистыми приветствиями и комплиментами, Хэл сказал:
– Я наконец закончил ремонт судна и готов выйти в море.
– Когда вы думаете отплыть?
Грей с трудом придал своему огромному телу сидячее положение и с интересом посмотрел на Хэла.
– Через три дня с утренним отливом.
– Хотя ваше присутствие для меня большая честь, я понимаю ваше желание продолжить путешествие. Особенно памятуя о вашем драгоценном грузе. Могу только пожелать вам удачи и попутного ветра.
Он не проявлял ни малейшего желания отсрочить отплытие Хэла – напротив, стремился побыстрее выпроводить гостя. Для Хэла это означало только одно: Джангири, аль-Ауф, извещен и, может быть, уже затаился в засаде где-нибудь в Мозамбикском проливе.
Последние три дня в гавани Занзибара посвятили окончательной подготовке к бою. Под присмотром Большого Дэниела пушки зарядили новыми зарядами, принесли из порохового погреба шелковые мешочки с порохом и уложили возле орудий. Аболи позаботился, чтобы все мушкеты и пистолеты были снабжены новыми кремнями и заряжены. Жужжали точильные камни, столбы искр слетали с лезвий абордажных сабель, кромки которых становились острыми, как бритва; наконечники пик затачивали вручную. Но всю эту деятельность тщательно скрывали, так что ее нельзя было заметить с пристани или из крепости.
Хэл наблюдал за неожиданными передвижениями стоящих на якоре кораблей. Ему казалось, что со времен его последнего разговора с Греем число небольших судов, уходящих из гавани и входящих в нее, увеличилось.
Многие подплывали к „Серафиму“; их моряки, свешиваясь через борт, смотрели на большой английский корабль. Возможно, это было вызвано естественным любопытством, но Хэл полагал, что новость о предстоящем отплытии услышали и заинтересованные лица в море.
В их последнюю ночь на Занзибаре спустились тяжелые тучи, загремел гром, словно по небесной крыше покатились большие камни, молнии превратили ночь в день, и на палубу „Серафима“ обрушился дождь.
На орудийной палубе приходилось кричать, чтобы тебя услышали.
После полуночи небо расчистилось и на него высыпали мириады звезд, отражавшиеся в поверхности гавани. Было так тихо, что Хэл, лежавший без сна в своей каюте, слышал, как караульный араб на одной из стоявших поблизости дау негромко запел:
Аллах велик!
Человек словно пена в следе муссона.
Держи Плеяды над головой.
А Утренняя Звезда пусть будет у тебя перед глазами.
Только Аллах знает все океанские пути.
Только Аллах вечен.
С первыми признаками рассвета, который погасил звезды, Хэл встал и вышел на палубу. С острова теплыми порывами дул ветер, „Серафим“ покачивался на якоре, готовый пуститься в путь. Хэл кивнул Неду Тайлеру, и тот вызвал наверх обе вахты.
Экипаж поднялся на мачты, паруса развернулись, наполнились; они хлопали и рябили, но вот ветер туго натянул их, „Серафим“ накренился и стал носом к выходу из гавани. Хэл прошел на корму и увидел, что четыре дау тоже снялись с якоря и следуют за ними, каждая подняла свой единственный парус.
– Они могли просто дожидаться отлива, чтобы отплыть, – заметил Нед, стоявший рядом с ним и тоже глядевший назад.
– Все возможно, мистер Тайлер, даже то, что консул Грей честный человек, – согласился Хэл.
– Думаю, они могли укрыться на луне, капитан, – с серьезным видом сказал Нед.
Хэл посмотрел на высокие стены крепости, озаренные жемчужным рассветом, и неожиданно заинтересовался.
На вершине восточной башни загорелся огонь. На глазах у Хэла поднялся тонкий столб дыма, и его начало уносить муссоном.
– Думаете, они там греются? – негромко спросил Хэл.
– Этот дым легко заметить на побережье через пролив, – ответил Нед.
– Или в двадцати лигах в море.
Пролив здесь был узок, и когда солнце подняло свой огненный диск над горизонтом, они явственно увидели очертания африканского побережья – его далекие горы вспыхнули на солнце.
Хэл снова оглянулся. Небольшая флотилия дау по-прежнему следовала за ними.
Он поднял еще не все паруса, на грот-мачте оставались три свободных рея, и „Серафим“ двигался легко, но не быстро.
Две большие дау из числа следовавших за кораблем оказались проворнее прочих. Они держались за „Серафимом“, остальные постепенно отставали.
– Палуба! На побережье дым, – донесся с вершины мачты голос Тома, и Хэл подошел к борту. На одном из зеленых мысов, за которым белел коралловый песок, в небо уходил тонкий столб дыма. Дым был неестественного серебристо-белого цвета и поднимался вертикально, пока ветер не подхватил его и не превратил в длинный след над зелеными холмами.
Весь этот день плыли на юг. По мере их продвижения, стоило „Серафиму“ поравняться с каким-нибудь мысом или утесом, на берегу неизменно загорались костры; дым был все такой же серебристый и наверняка видный на много миль в округе.
Разбросанный флот маленьких дау продолжал следовать за ними по проливу, причем две более крупные держались поодаль, в двух-трех милях. Но когда солнце скатилось за горизонт, окрасив облака в красный и золотой цвета, эти две дау прибавили парусов и почти незаметно сокращали дистанцию, пока не стали отчетливо видны с палубы „Серафима“ даже в слабом свете. В подзорную трубу Хэл разглядел на их палубах множество людей.
– Думаю, скоро что-нибудь произойдет, – сказал он Неду Тайлеру. – Пусть экипаж поужинает, пока еще светло. Возможно, ночью потребуется вести бой.
Нед посерьезнел: даже сильный боевой корабль в ночном бою теряет преимущества, окруженный более слабыми, но многочисленными врагами. Под покровом темноты флот из маленьких дау может подобраться к большому судну, и масса вооруженных людей окажется на палубе, прежде чем пушкари сумеют их отогнать.
В этот момент с марса послышался крик:
– Палуба! Прямо по курсу небольшая лодка. Похоже, терпит бедствие!
Хэл подошел к поручню и поднял к глазам подзорную трубу. Впереди он разглядел корпус рыболовной дау, низко сидящей в воде, так что над поверхностью видна была только палуба. Вокруг дау в воде виднелось множество голов. При виде „Серафима“ там замахали, и ветер донес крики:
– Ради любви Аллаха! Помогите! Вас послал нам сам Аллах!
Когда корабль оказался так близко, что стали видны человеческие фигуры среди обломков крушения, Хэл приказал лечь в дрейф. „Серафим“ развернулся носом к ветру и подплыл ближе к затопленной дау.
– Отправить за ними шлюпку! – приказал Хэл, и, пока шлюпку спускали и в нее садились гребцы, пересчитал терпящих бедствие.
– Двадцать два человека. Слишком большой экипаж для такой маленькой дау, мистер Тайлер.
– Действительно, капитан, необычно большой экипаж.
Хэл прошел туда, где с отрядом вооруженных матросов ждали Большой Дэниел и Уил Уилсон.
– Вы готовы к радушному приему, мистер Фишер?
– Такого радушного приема они не встретят по эту сторону рая, – мрачно ответил Большой Дэниел.
Шлюпка заполнилась мокрыми оборванными матросами с дау. Низко сидя в воде, она двинулась к „Серафиму“.
Неожиданно Уил Уилсон негромко свистнул, и его красивое смуглое лицо озарила дьявольская радость.
– Вон тот рослый на носу, с бородой. – Он показал на одного из уцелевших. – Я его знаю. Клянусь богом, истинное удовольствие снова с ним встретиться. Он был вожаком шайки головорезов, напавших на „Минотавр“ с помощью точно такой же приманки.
– Пожалуйста, отступите назад, мистер Уилсон, – негромко предупредил Хэл. – Иначе он вас узнает. Пусть сначала поднимется на борт.
Шлюпка прицепилась к спущенным с „Серафима“ цепям, и первый из спасенных поднялся по лестнице и опустился на четвереньки.
Он прижался лбом к палубе, и морская вода, которая текла с его одежды, образовала небольшую лужу.
– Да благословит Аллах и все святые этот корабль. Ваши доброта и милосердие будут записаны в золотой книге…
– Хватит, парень.
Большой Дэниел ласково поднял его на ноги, а его люди окружили удивленного араба и прижали к борту. Следующим поднялся на палубу бородатый. Он развел руки, и его влажная одежда прилипла к долговязому телу.
– Какой замечательный день! Мои дети и внуки… – начал он звучным голосом.
– Салям алейкум, Рашид, – поздоровался с ним Уил Уилсон. – Мои глаза много дней стремились увидеть твое прекрасное лицо.
Рашид в тревоге посмотрел на него. Уил подошел ближе и улыбнулся. Араб узнал его и в отчаянии огляделся в поисках спасения, потом прыгнул к борту. Уил Уилсон перехватил его еще в воздухе и бросил на палубу. Он уперся коленом ему в спину, а острие кортика приложил к мягкой коже за ухом.
– Молю тебя, возлюбленный пророком, дай мне причину перерезать тебе горло.
Он уколол араба, и тот завизжал и забился на палубе. Уил провел свободной рукой по телу Рашида, потом порылся в его мокрой одежде и извлек смертоносный кривой кинжал. Прижал острие кинжала к уху Рашида и отрезал мочку. Струйка крови потекла тому на бороду.
– Ага! Достаточно острый! – с удовольствием сказал Уил. – Должно быть, тот самый кинжал, которым ты перерезал горло моему товарищу Бену Брауну и убил Джонни Уайта.
Рашид всхлипнул и истошно взмолился о милосердии.
– Аллах свидетель, я невиновен. Ты принял меня за кого-то другого. Я честный бедный рыбак.
Остальные уже поднялись на палубу и стояли в замешательстве, окруженные кольцом обнаженных сабель.
Уил рывком поднял воющего, извивающегося Рашида на ноги и толкнул к его людям.
– Если кто-нибудь из вас попытается бежать или достанет спрятанное под одеждой оружие, мои люди выполнят приказ рубить головы, – предупредил Хэл. Потом повернулся к Неду Тайлеру.
– Пожалуйста, верните корабль на прежний курс.
Когда „Серафим“ поймал ветер и снова двинулся по проливу, Хэл сказал пленникам:
– Все раздевайтесь! До самой немытой шкуры!
Последовали протестующие крики:
– Эфенди, так не годится! Наша нагота опозорит нас в глазах Аллаха.
Хэл достал из-за пояса пистолет и взвел курок. Он прижал пистолет к голове Рашида.
– Всю одежду! Поразите нас толщиной и длиной своих обрезанных концов, которые позволят вам наслаждаться с гуриями в раю, куда я вас отправлю.
Рашид неохотно сбросил мокрую одежду и остался в набедренной повязке.
– Все снимай! – настаивал Хэл.
Арабы один за другим раздевались. Они осторожно укладывали одежду на палубу, стараясь, чтобы не выпирало и не звякнуло о палубу то, что они под ней прятали. И вот они стояли жалкой кучкой, прикрывая срам руками, подвывая и клянясь, что невиновны. Сброшенная одежда грудой лежала на палубе.
– Обыскать! – приказал Хэл, и Аболи и Большой Дэниел руками прощупали каждый предмет одежды и извлекли множество скрытых в складках кинжалов. К тому времени как они закончили, на палубе выросла гора оружия.
– Рашид! – сделал Хэл знак предводителю. Тот упал на колени; на его лице слезы смешивались с кровью из отрезанной мочки. – Каков план аль-Ауфа? Как вы должны были сообщить о том, что корабль захвачен?
– Я не понимаю тебя, эфенди. Я не знаю человека по имени аль-Ауф. Пожалей бедного рыбака. Мои дети без меня умрут с голоду.
– Всемилостивый Аллах пошлет пропитание твоим сиротам, – заверил Хэл и обвел взглядом замерших от ужаса пленных.
– Вот этого!
Он выбрал злодейского вида грабителя с изуродованным шрамами лицом и пустой глазницей. Уил вытащил его из толпы, обмотал шею цепью и закрепил ее кандалами.
– Спрошу еще раз, – улыбнулся Хэл Рашиду. – Каков сигнал?
– Во имя Аллаха, эфенди, я не знаю человека по имени аль-Ауф. Не знаю ни о каком сигнале.
Хэл кивнул Аболи. Тот подхватил закованного араба на руку, как ребенка, и понес к борту. Поднял высоко над головой и бросил в воду. Тот ударился о поверхность и мгновенно исчез: его утащила вниз тяжесть цепи.
На палубе все, даже английские моряки, в ужасе умолкли. Они и подумать не могли, что их капитан способен на такую безжалостность. Затем кучка нагих пленников, как один человек, опустилась на колени. Они закричали и, закрыв глаза руками, молили о пощаде.
– Сигнал? – спокойно спросил Хэл, глядя на Рашида.
– Аллах свидетель, я не знаю никакого сигнала.
– Возьми его, – сказал Хэл Аболи. Тот схватил Рашида за раненое ухо, потащил его, вопящего и истекающего кровью, к борту, швырнул его на палубу, босой ногой наступил на спину и обмотал вокруг горла цепь.
Потом легко поднял над головой.
– Брось его акулам, – приказал Хэл, – хотя даже их стошнит от этой падали.
– Я все скажу! – закричал Рашид, дрыгая ногами в воздухе. – Пусть этот черный шайтан отпустит меня, и я скажу!
– Держи его за бортом, – приказал Хэл.
Аболи сменил хватку – теперь он держал Рашида за ноги высоко над волной, поднятой носом „Серафима“.
– Говори, – негромко сказал он, – потому что у меня устают руки. Они не смогут долго удерживать твой вес.
– Два огня! – закричал Рашид. – Два красных огня на грот-мачте. Это сигнал аль-Ауфу, что мы захватили корабль.
Аболи втащил его обратно и бросил на палубу.
– Каким курсом он приказал вам идти? Где вы должны с ним встретиться?
– Он велел мне идти на юг и держаться близко к суше, направляясь к Рас-Ибн-Куму.
Хэл знал, что так называется большой, выдающийся в залив мыс.
– Закуйте их всех и заприте на юте, и пусть охрана от них не отходит. В того, кто попытается бежать, стреляйте, – приказал Хэл Аболи по-арабски, чтобы пленные поняли.
Как только солнце опустилось в горящее море, Хэл убавил паруса и отошел подальше от суши, как сделает любой благоразумный капитан, идущий в виду подветренного берега. Корабль продолжал медленное движение на юг, и в течение ночи впередсмотрящие не раз замечали тусклый свет ламп следующих за ними дау.
Где бы ни укрывался „Минотавр“, аль-Ауф на его борту рассчитывает, что его люди захватят „Серафим“, только когда почти весь экипаж уснет. Поэтому Хэл ждал до четырех склянок утренней вахты, а в два часа приказал поднять на грот-мачте два красных фонаря. Фонари смотрели в ночь, как глаза дракона.
Потом он приказал Аболи и двадцати лучшим бойцам надеть еще влажную одежду пленных арабов. Пока они обертывали головы кусками ткани, Хэл спустился в свою каюту и быстро переоделся в тот костюм, который надевал, когда вечером отправлялся на саук в Занзибаре. Когда он снова вышел на палубу, „Серафим“ спокойно плыл по темной воде. С заходом луны темные очертания суши в ожерелье фосфоресцирующего прибоя исчезли в темноте. Хэл прошел по палубе и поговорил с каждой группой людей, сидевших за поручнями.
– Время опасное, – говорил он матросам. – Будьте начеку. Они нападут на нас так, что мы не увидим.
За два часа до рассвета, в самое темное время ночи, Хэл послал за сыновьями. Когда они пришли, Том был бодр и дрожал от возбуждения, а Дориан зевал и тер глаза – должно быть, он спал на тюфяке.
– Я хочу, чтобы вы оба немедленно заняли место по боевому расписанию на верху мачты, – строго сказал им Хэл. – Если корабль вступит в бой, оставайтесь наверху, что бы ни происходило здесь под вами. Вы меня поняли?
– Да, отец.
Лицо Тома, озаренное светом с нактоуза, было внимательно.
– Я передаю брата под твою опеку, Том, – сказал Хэл, как не раз говорил раньше. – Дориан, ты должен беспрекословно слушаться Тома.
– Да, отец.
– Я буду очень занят и не смогу присматривать за вами. Но хочу знать, что вы оба в безопасности высоко над боем.
Он вместе с сыновьями прошел к грот-мачте, под покровом темноты положил руки им на плечи и сжал.
– Господь любит вас, парни, и я тоже. Не старайтесь геройствовать, оставайтесь в безопасности.
Он смотрел, как они поднимаются по снастям и исчезают в темноте наверху. Потом вернулся на свое место на юте.
Под утро снова пошел дождь, поэтому ночь словно бы затянулась. С рассветом дождевые тучи вмиг разошлись, и с драматической внезапностью вспыхнул день. За ночь случайное течение в узком проливе отнесло „Серафим“ близко к берегу.
В двух милях по правому борту побережье Африканского континента представляло собой белые пляжи, в мелкую воду прибрежных лагун впивались клыки коралловых рифов. Прямо впереди спиной кита поднимался мыс Рас-Ибн-Кум, далеко выступающий в пролив. Хэл негромко приказал поменять курс, чтобы миновать этот мыс.
За ночь флот преследующих корабль дау по сигналу красных фонарей сократил расстояние, отделявшее его от „Серафима“.
Первый корабль, водоизмещением в сто с лишним тонн, набитый людьми, находился всего в кабельтове за кормой. Как только там увидели, как из темноты, точно по волшебству, появляется „Серафим“, на дау радостно закричали и устроили пальбу из джезейлов. [11]11
Джезейл – афганский кремневый мушкет.
[Закрыть]
Очевидно, из-за красных огней там поверили, что корабль в руках людей аль-Ауфа. В воздух поднимался пороховой дым, матросы на дау приплясывали, размахивали руками, и их голоса отчетливо доносились через пространство темной волнистой воды.
– Ответьте им, парни, – велел Хэл морякам в арабской одежде.
Те тоже запрыгали и замахали руками тем, что на дау, их одежды развевал утренний ветер с берега. Хэл не замедлял ход корабля, поэтому расстояние между ними не сокращалось.
Хэл смотрел вперед, рассчитывая, сколько осталось до зеленого мыса, выступающего в канал; но вот он почувствовал, что его грудь сжимается и дыхание становится сиплым – от силы в двух милях показался еще один корабль, с квадратными черными парусами, и устремился ему навстречу.
Хэл сразу понял, что корабль стоял на якоре в заливе за мысом, поджидая в засаде, а береговые огни предупреждали его о приближении „Серафима“. Теперь этот корабль шел навстречу, его нос резал пенную волну. За ним следовало множество мелких судов, больше десяти небольших дау.
Уил Уилсон подбежал к Хэлу, возбужденно блестя глазами.
– Это старина „Минотавр“! – крикнул он. – Я узнал бы его где угодно, капитан.
– Спасибо, мистер Уилсон, я так и думал.
Хэл сохранил нейтральное выражение лица, потом бросил взгляд на Неда Тайлера.
– Так держать.
Два корабля быстро сближались. Хэл разглядывал „Минотавр“ в подзорную трубу. Корабль захвачен аль-Ауфом меньше двух лет назад, но Хэл сразу заметил, что его паруса и снасти в плачевном состоянии. Ни один английский капитан не довел бы свой корабль до такого упадка.
К тому же кораблем плохо управляли. Возможно, его капитан привык к косому парусу, и ему не хватало опыта управления большим количеством высоко расположенных квадратных парусов. Поэтому теперь топсели корабля развернулись в бейдевинд, а паруса на грот-мачте обвисли и ловили не весь ветер, их черная ткань тряслась, словно в параличе. Оценивая ход корабля, Хэл решил, что дно „Минотавра“ заросло водорослями и ракушками.
С обеих сторон вдоль бортов выстроилась беспорядочная толпа; обезумев от радости, люди плясали и размахивали оружием. Хэл решил, что на „Минотавре“ несколько сот человек и с ужасом представил себе, как эта толпа врывается на палубу „Серафима“.
Тем не менее он ничего не предпринимал, чтобы предотвратить столкновение с корсаром.
Тем временем на „Серафиме“ переодетые английские моряки в безумной пантомиме приветствовали пиратов.
С каждого борта „Минотавра“ стояло по двадцать пять орудий, что обещало бортовой залп почти вдвое более мощный, чем у „Серафима“. Если бы кораблем хорошо управляли, „Серафим“ не мог бы с ним тягаться. „Будем надеяться, что мастерство его артиллеристов соответствует мореходным качествам“, – подумал Хэл, пока корабли летели навстречу друг другу, отчего начинало казаться, что им не избежать столкновения. Дау следовали за „Минотавром“, как утята за уткой.
