Текст книги "Состязание. Странствие"

Автор книги: Тур Хейердал

Соавторы: Коре Холт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Эпилог

«Фрам» подошел к ледовому барьеру 8 января 1912 года. 30 января, забрав Амундсена и его спутников, судно взяло курс на север.

После благополучного плавания «Фрам» пришел в Хобарт в Тасмании. Амундсен известил мир о том, что Южный полюс был покорен в декабре 1911 года. Послал также телеграмму в Географическое общество в Христиании: «Юхансен устроил бунт. Пришлось исключить его из полюсного отряда. Его возвращение на родину не афишировать». Годом позже Юхансен покончил с собой.

30 октября 1912 года из британской базы в проливе Мак-Мёрдо вышла спасательная экспедиция. В ее составе был норвежец Трюггве Гран. 11 ноября экспедиция достигла склада «Одна тонна» и продолжила путь на юг.

Они нашли палатку.

Скотт лежал в спальном мешке, положив руку на своего друга Уилсона. В одном пьёксе нашли письмо Амундсена королю Хокону.

18 января 1913 года в пролив Мак-Мёрдо пришла «Терра Нова», чтобы забрать экспедицию Скотта. До этого дня только зимовщики знали о трагедии.

Судно взяло курс на север, и 12 февраля были переданы телеграммы о случившемся.

Госпожа Скотт в это время плыла в Новую Зеландию, чтобы встретить там своего мужа. Известия с «Терра Новы» еще не дошли до ее судна.

14 февраля 1913 года судно подошло к берегам Новой Зеландии. Госпожа Скотт сидела в шезлонге на верхней палубе. Радист принял телеграмму.

Капитан поднялся на верхнюю палубу.

* * *

Р. Амудсен. 1906 г.

Ф. Нансен, выдающийся путешественник, незаурядный ученый, неутомимый общественный деятель.

«Фрам» и его создатель Колин Арчер.

В качестве тягловой силы наряду с собаками в экспедиции Скотта использовались пони.

Скотт со своей женой Кэтлин незадолго до его отплытия в Антарктиду.

На «Терра Нове» к Антарктике.

Февраль 1911 г. Участники экспедиции Скотта в хижине Шеклтона.

Эдвард Уилсон.

Эрнест Генри Шеклтон, соперник Скотта в исследованиях Антарктики.

Императорские пингвины, нарисованные с натуры Эдвардом Уилсоном во время экспедиции.

Р. Скотт: на пути к Южному полюсу.

Р. Амундсен.

Ялмар Юхансен.

Трудно поверить, что за стенами этого уютного жилища бушует ледяная стихия.

Скотт и его друзья на Южном полюсе.

Капитан Оутс.

Возвращение «Терра Новы» в Лондон. 1913 г.

Амундсен. 14 декабря 1911 г. человек впервые достиг Южного полюса.

Могилы Скотта, Уилсона и Бауэрса в ледяной пустыне.

Странствие

1

Высокий молодой человек с редеющими на висках светлыми волосами старался ступать возможно тише, чтобы не разбудить других. Ему удалось подняться из своей каюты, пересечь палубу и спуститься на лед, не потревожив даже собак скрипом морозной корки под меховыми сапогами. В сумерках он различал кругом черные носы: собаки лежали под снежной пеленой, высунув только морды наружу. Он встал на лыжи и пошел по лыжне, удаляясь от затертого льдами судна.

На нем было две пары шерстяного белья и безрукавка из верблюжьей шерсти, поверх безрукавки – два толстых свитера и плотная штормовка. Можно было надеть еще и кожаный костюм, но градусник показывал всего лишь минус тридцать пять, и он решил, что будет чересчур – только зря потеть. На ногах – портянки из домотканого сукна и пимы с подметкой из нерповой шкуры. Руки защищены варежками и рукавицами из волчьей шкуры мехом внутрь.

Пройдя по лыжне на север около трех километров, он оставил лыжи и взобрался на высокую ледяную глыбу. Стоя наверху, посмотрел сперва на свое судно. Оно слегка кренилось на правый борт, словно под напором штормового ветра. Три мачты торчали, как монументы бессмертному деянию или же самой Смерти, которую многие молодые люди встретили на пути к крайним точкам земного шара.

Он был вправе смотреть на судно с гордостью. Он доказал всему миру, что никакие льды не могут расплющить такой корабль и не способны чудовищным натиском утопить его в пучине. Судно пробкой выскакивало из грозных объятий, ускользая от погибели, точно безгрешная душа перед вратами ада. Льды не подминали его под себя, а выталкивали вверх, после чего расходились под тяжестью корпуса и судно гордо продолжало плыть вперед. Сантиметровой трещины во льдах было довольно, чтобы оно могло проложить себе путь к широкому разводью.

Несколько дней назад они – он и его люди – стояли на льду, выгрузив большую часть снаряжения на крепкую льдину. Маленькие человечки, которых бросало в дрожь при мысли о том, что судно может превратиться в щепки и останутся они без крова в огромном замерзшем пустынном океане. Но нет, судно постонало, поскрипело, однако не ушло под воду.

Он стоит, обозревая безмолвные просторы, и у него вдруг возникает такое чувство, словно из мира теней явился некто и встал рядом с ним. Некто напевает, когда он напевает, вздыхает, когда он вздыхает, безмолвствует, когда он молчит. И не прогонишь его. Он ждет своего часа.

Молодой блондин поворачивается лицом на север, на юг, на восток, на запад. Ни души. Никого не видно, никого не слышно. Только космы тумана плывут в безбрежной белой пустыне.

– Ты готов заплатить за то, чтобы достигнуть полюса?..

– Да.

– Цена может оказаться очень высокой.

– Пускай.

Не иначе, это его собственный внутренний голос задает вопросы и отвечает. Он часто слушал его и пытался понять, но, как правило, без особого успеха. Спустившись вниз, он снова встает на лыжи и возвращается на судно.

2

В жизни ему нередко доводилось бросать наезженную другими колею и прокладывать собственный путь. Вот и сейчас вспомнился эпизод, который когда-то причинил ему боль и который он всячески старался вытеснить из памяти. Сегодня снова всплыло в голове… Это было в Лондоне, во время одного весьма торжественного заседания в Королевском Географическом обществе, где он изложил свой замысел пройти дрейфом через Северный полюс на судне, построенном так, чтобы льды не могли его раздавить. Он увидел скепсис на лицах ученых мужей, насмешливые мины авторитетов. До той поры едва ли не каждое судно, отваживавшееся на поединок с паком, было нещадно раздавлено чудовищным сжатием льдов. И все кончалось тем, что команды были вынуждены покидать тонущие суда, чтобы пешком пробиваться к берегу. Тщетно. Большинство либо замерзало в пути, либо погибало от цинги и прочих пакостей. А он – молодой человек из маленькой страны, не заслуживший титулов и небогатый медалями, плечистый, высокий, с голосом, пробивающим бреши в тумане, легкий на подъем и не глупец – твердо верит, что нужно идти к полюсу, пристегнув доски к сапогам. Но ведь это уже не спорт, а совсем другое дело. Полярнику после кораблекрушения и без того надо нести изрядный груз, а тут еще волочи по снегу две доски?

Один из ученых мужей берет слово:

– Мне представляется, что наш уважаемый гость с присущим молодости легкомыслием совершенно забыл о необходимости продумать все те проблемы, которые возникают при отступлении после того, как судно будет раздавлено льдами.

Гость отвечает густым басом, говорит на отличном английском языке, хотя и с потешным акцентом, вызывающим сдержанные улыбки аборигенов:

– Я думаю не об отступлении, не о пути назад, а только о пути вперед. Думаю о цели, которой должны достигнуть я и мои люди. Я сжигаю мосты. Мои люди одобрят такой образ действий – именно такой.

В зале воцаряется мертвая тишина. Вот как, он сжигает мосты?.. Теперь он замечает намек на восхищение на некоторых лицах. Враждебность на других. И скепсис, по большей части скепсис, недоверие; недоверие всегда было его злейшим врагом. Ему часто доводилось сжигать мосты. Как в тот раз, когда он пошел на лыжах через великий ледник, избрав для старта необитаемое восточное побережье. Его целью было западное побережье, с маленькими селениями, где можно было перезимовать при необходимости.

Необходимость возникла. Впоследствии месяцы, проведенные среди эскимосов Гренландии, он считал лучшими в своей жизни.

Или взять тот день, когда он вошел в комнату к ней, которая держала в руках их новорожденного. Она была словно изваяна из льда – красивая, молодая, умная.

Он сказал:

– Я решил идти к полюсу.

Она промолчала – знала, что возражать нет смысла, даже с ребенком на руках.

Сейчас он возвращается к судну. Проснувшиеся собаки бегут ему навстречу.

Ветер нес от судна запах свежезаваренного кофе. Он подумал, что, возможно, уже не скоро вновь услышит этот запах. Если вообще услышит.

– Вот так-то, Варавва! – сказал он одной из собак. – Ты пойдешь со мной. Но тебе невдомек, что тебя ждет. Кончится тем, что ты будешь съедена своими товарками.

Осажденное льдами судно перед ним было единственным в своем роде. Построено из норвежского и итальянского дуба, из нектандры и длиннохвойной сосны. Форштевень толщиной около полутора метров, и такие же несокрушимые шпангоуты. Доброжелатели, видевшие судно под парусами, сравнивали его с плывущей по волнам розой. Менее доброжелательные уверяли, что оно похоже на яичную скорлупу, способную пойти ко дну так быстро, что не успеешь и флаг поднять. Но истина заключалась в том, что конструкция судна основывалась на идее, родившейся в его мозгу, и воплотили идею в жизнь первые специалисты в мире. Корпус был сделан округлым, чтобы выскальзывать из дьявольской хватки льдов. И он выдержал испытание.

Однажды ночью после того, как судно было затерто льдами, подводные силы затеяли бесовскую пляску, бросая на палубу огромные глыбы. Мачты и снасти дрожали и гнулись, словно деревья в шторм. Но судно в конце концов вырвалось из объятий смерти, прочная скорлупа осталась на плаву.

Он поднимается на борт. Его люди уже сидят за столом, их двенадцать, он тринадцатый. Ему освобождают место. Он незаметно обводит их взглядом. Народ все незаурядный. Физических сил им не занимать. Некоторые сверх того наделены особой сноровкой. Например, Ялмар. Он может поставить палатку в шторм и разжечь строптивый примус. В арктических областях тот, кому это дано, выживет, кому не дано – погибнет.

Когда громовой голос Ялмара раскатывается надо льдами, пятьдесят собак послушно ложатся на снег. Взяв на прицел серую точку за ухом белого медведя, стоящего на светлом фоне в полутораста метрах, он спускает курок – и медведь падает замертво. Ялмар необычайно силен. Гимнаст высокого класса, герой родного города, известный всей стране обладатель множества серебряных кубков. Соображает быстро, когда время не ждет, невыносимо медленно, когда торопиться некуда. Утром за столом по нему не скажешь, что вчера вечером он чуть не расстался с жизнью. Он не смекалист с виду. Но это лишь с виду. Ялмар пойдет к полюсу вместе с ним.

Он боец, который не всякому повинуется, – только ему. К нему, единственному человеку, коим он восхищается, Ялмар почтителен, ему он верен и покорен.

Они допивают кофе и начинают прощаться.

3

26 февраля 1895 года двое начали странствие к полюсу. Лед искрился красными бликами, словно его окропила кровь от ножевого пореза: отблеск парящего в далеких небесах северного сияния. К тому же остающиеся члены команды развели на высоком торосе костер из старых ящиков. Его пламя отражалось в острых собачьих клыках и в блестящих бусинах инея на бородах хлопотливых людей. Искры от костра лихо кружились в пляске смерти, тщетно пытаясь взлететь до звезд.

Старт оказался неудачным. Через каких-нибудь пятьсот метров сломался полоз одних саней.

Ничего не поделаешь, пришлось возвращаться на судно.

Срочно выстрогали новый полоз. Заодно еще раз обсудили распределение груза. Впрочем, слово «обсудили» тут не годится. Все решал руководитель, он точно знал, где должна лежать каждая упаковка. У него было развито умение, не произнося ни слова, пресекать любые разговоры. Но в глазах его появился желтый отлив, способный ярко вспыхивать, как у больного пса от сильного жара.

Когда они стартовали в первый раз, весь лед был залит красным сиянием. Перед повторным стартом их окружал тяжелый от влаги густой туман и в серой каше глухо выли собаки.

Снова прощание с остающимися. Снова в путь.

Однако и на этот раз выяснилось, что сани перегружены. То и дело приходилось звать двух-трех человек на помощь, чтобы сдвинуть с места сани, упершиеся в ледяной бугор. Было очевидно, что вдвоем с таким грузом далеко не уедешь. Вечером в палатке Ялмар, который счел себя вправе высказаться после того, как был избран сопровождать руководителя к полюсу, заявил:

– У нас чересчур много саней! Они слишком тяжело нагружены. Или мало людей… Так просчитаться!

И руководитель промолчал. Однако он был верен себе, и отливающая жуткой желтизной несокрушимая воля горела в его глазах, когда они во второй раз повернули и возвратились к судну. Странствие успело приобрести трагикомический оттенок. Они топали туда и обратно, словно в церковь на богослужение. Первый заметивший их из оставшихся на борту крикнул:

– Что, уже побывали на полюсе?

И все рассмеялись. Он тоже смеялся. Но все видели, что его лицо под слоем копоти, грязи и пота побледнело.

На этот раз была проделана основательная работа. Сани обстрогали, доведя их вес до минимума. Снова перебрали снаряжение и без жалости выбросили все, что не было абсолютно необходимо. Из шести саней осталось трое; на каждые по двести килограммов груза. Снова запрягли собак. Руководитель должен был идти с одной упряжкой впереди, прокладывая курс. За ним с двумя упряжками последует Ялмар.

Погода выдалась хорошая. Тяжелые синие тучи, но полное безветрие, и льды не громыхали. На этот раз договорились, чтобы их никто не провожал. На ходу они оборачиваются и машут руками тем, кто остается на борту.

Труднейший в истории человечества лыжный переход начался.

4

В мире только два человека, и весь этот мир – такое у них ощущение – замерзшее море. Вид тянущих сани собак усугубляет впечатление, что они – одинокие странники на мертвой планете под бледно-голубым небом, которое низко нависает над ними, затрудняя дыхание. Надо протискиваться между торосами и разводьями, проваливаясь по пояс в мокрый снег, приподнимать передок саней, чтобы скользили. Во рту кровяной привкус.

Большие торосы вынуждают их без конца менять курс и подолгу петлять, огибая полыньи. Приходится понукать собак, чтобы тянули в полную силу. В душе зреет чувство, которое было им знакомо и прежде, когда они находились в относительной безопасности на борту судна. Чувство совместных усилий и общей опасности связывает их, но и влечет за собой известную раздражительность. И как-то притупляет восприятие: мысль о неведомых угрозах отступает на задний план, а в глубине души таится росток неприязни, которая усиливается всякий раз, когда надо поднимать сани, погонять собак, протискиваться между торосами или валиться на мокрый снег. «Это он втянул меня в эту затею. – Внутренний голос Ялмара. – Если бы не он, не пришлось бы так маяться…»

Руководитель ушел так далеко, что Ялмар не слышит, как он его окликает. Он гонит собак вперед – в голубой мерцающий сумрак, в белесый мир льда, где еще не ступала нога человека. Он понимает, что ни на минуту нельзя проявлять слабость, ведь как бы ни отстал Ялмар, он заметит это, и на его лице мелькнет молниеносная улыбка. Правда, улыбка, лишенная враждебности. Напротив – полная сочувствия. Но все равно руководитель не щадит ни собак, ни себя. Что до Ялмара, то его словно связывает с руководителем некая тайная сила и тянет вперед. Они в одно и то же время притягиваются и отталкиваются друг от друга.

Спускается ночь. Ночь, озаренная тусклым весенним светом полярной пустыни. Видно почти так же хорошо, как днем. Их следы, петляющие между торосами и полыньями, усугубляют чувство одиночества. Следы ведут прочь от судна, в великое неизвестное, где таится лишь одно великое известное – смерть.

У них есть маленькая чесучовая палатка без пола. Ветер, усиливаясь, достигает силы шторма. Придавив снаружи края палатки снегом, они сидят в спальных мешках и разогревают суп на нагревательном приборе, который называется примусом. Это шведское изобретение. Руководитель взял его с собой, чтобы испытать в трудных условиях. Разминая зубами толстые куски мерзлой медвежатины, они чувствуют, как к ним возвращаются силы. Но кульминация трапезы – горячий суп. Их голоса получают прежнее звучание. Ожившее мышление обретает свежесть. Они пробуют просушить варежки на собственном теле. Портянки – тоже. Заталкивают в пимы стельки из сухой травы. Впереди короткая ночь. Им нужны длинные дни, чтобы дойти до полюса раньше, чем кончатся продукты.

Дойти?

Или некий внутренний голос не задает уже сегодня вопрос, дойдут ли они? Первая же серьезная проба сил между ними и льдами, между ними и смертью, между ними и несчетными милями не шепчет на ухо так тихо, что почти не разобрать: «Не дойти вам до полюса…»?

– Не дойти вам до полюса…

– Обратный путь к материку будет во много раз длиннее пути к полюсу.

– Судно постоянно перемещается. Так что вы его никогда не найдете.

– Так что вас никогда не найдут.

– А что забудут – так это точно.

Ночью зуб на зуб не попадает от холода. С мокрым от пота нижним бельем, в сырой от ледяной изморози верхней одежде они ворочаются в спальных мешках и не могут уснуть. Эту проблему надобно решить безотлагательно, если они рассчитывают выжить. Они находят решение. Температура тела каждого около плюс тридцати семи. Ее надо использовать, пока она не выстужена ледяными ветрами. Они распарывают свои спальные мешки и сшивают их, делая из двух один. Поднатужившись, оба влезают в него. Тут нужна гибкость и согласованность движений. Теперь они согревают друг друга. Все-таки можно жить и в пустынном мире на подступах к полюсу.

5

Путь на север продолжает быть таким же трудным, мучительным, гиблым. Они сами впрягаются в сани, чтобы помочь собакам. И тянут, тянут; изборожденные складками суровые лица, обмороженные носы, закостенелые пальцы ледяных рук и ног… Выбиваясь из сил, стремятся к точке на карте, где еще никто не бывал. Время от времени их мутит, и собаки дерутся из-за блевотины.

Они говорят друг другу «вы». Палатка такая низкая, что даже сидя они бодают ее изнутри. Нельзя протянуть руку, чтобы не задеть стенки или соседа. Естественно в таких случаях, соблюдая обычную вежливость, извиниться, сказать: «Я нечаянно». Но откуда взяться вежливости в неоглядной пустыне на пути к полюсу, где никто еще не бывал? В самые изнуряющие вечера в душе зреет ожесточение, перерастающее в злобу. И глаза руководителя наливаются желтизной.

Он вовремя замечает опасность. Заметив, осмысливает, делает вывод и отдает распоряжение; здесь он властелин.

– Будем каждое утро рассказывать друг другу какую-нибудь забавную историю, чтобы браться за дело с хорошим настроением.

Мокрые насквозь в крохотной палаточке. Голубое сияние озаряет ее и льды. Живое сияние над голубым безлюдьем. Но теперь надобно быть не поэтом, а эпиком. Вообще-то Ялмар хороший рассказчик. Однако именно сейчас в голове затор. Наконец, с трудом подбирая слова, он делится наблюдением, касающимся собак: две суки ревнуют друг к другу. Жмутся с двух сторон к здоровенному кобелю, который держит их в повиновении. Руководитель громко хохочет, так что грудная клетка ходит ходуном, и говорит:

– Вы молодчина, Ялмар.

Вечером того же дня оба приходят к выводу, что собаки – самая подходящая тема. Тут они поймут друг друга. Обоим свойственно любить собак и проклинать их, хулить и защищать. Но оба знают также, что завтра первые две собаки должны умереть.

И уже решено, какие именно: две самые слабые. Они пойдут на корм остальным. Живые сожрут своих мертвых товарок, как говорится, тепленькими. После чего, тощие, с разбитыми лапами, подгоняемые кнутами, пойдут дальше – вперед, к далекому полюсу.

Не разговаривая друг с другом, они быстро управляются с завтраком; не глядя друг на друга, выбираются из палатки. Им еще не приходилось убивать собак. Вернее всего воспользоваться ружьями, но они должны беречь боеприпасы. Незачем тратить патрон, когда можно обойтись ножом. Наточив ножи, они обмениваются взглядами и заходят каждый за свой торос, волоча по рвущейся из рук собаке. Ялмар и тут доказывает свое превосходство. Один удар ножом – и готово.

Они разделывают туши и раздают куски голодным собакам, которые жадно глотают останки своих сородичей. У обоих такое ощущение, словно они переступили некую грань. Руководитель заметно подавлен, когда они вновь встречаются у палатки. Ялмар вытирает нож о штанину. Из глубин объединяющей их боли возникает надломленный голос руководителя:

– Может, перейдем на «ты»?

6

Странный монумент сотворен их руками, отныне они совокупны в добрых и недобрых делах на полюсе. История, которую надлежит рассказывать за завтраком, должна быть с перцем, чтобы прийтись по вкусу мужчинам. Но они понимают также, что одними историями сыт не будешь. И начинают есть сырую собачину. Нелегкое испытание. Они выдерживают его – с трудом, но выдерживают. Сделав еще один шаг на стезе жестокости, они обретают способность совершать великие подвиги.

Но тишина может свести человека с ума. Она особенно мучительна, когда ее прорезал какой-нибудь звук. Собачий лай, громкий возглас, скрип полоза о лед. После чего кажется, что весь мир затаил дыхание и боится выдохнуть. В это мгновение тишина может сокрушить человека.

Они взяли с собой два каяка весом по восемнадцать килограммов. Каяки уложены поперек саней. Не так-то просто привязать их крепко к саням. Но хуже всего то, что они постоянно цепляются за торосы, которые приходится огибать. Каяки понадобятся на обратном пути с полюса, когда они выйдут к открытому морю и победителям белого безмолвия надо будет уже без собак добираться до материка. Да-да, победителям, только так.

И тут оказывается, что обшивка обоих каяков порвана. Спусти их на воду сейчас, сразу пошли бы ко дну.

Но руководитель достоин своего звания. Он знает: от его воли зависит, сохранят ли они мужество и надежду.

Он приказывает немедленно разбить лагерь. В два счета поставлена палаточка, и в голубом ночном свете над ледяной пустыней двое трудятся большими иглами. Дыры в обшивке каяков латают кусками запасной палатки. Швы промазывают смесью копоти и овсяной каши. Не ахти какая промазка, но сгодится.

Можно продолжать движение к полюсу. Руководитель вкалывает как зверь, шагая впереди и прокладывая курс на север. Он наделен огромной физической силой, годами тренировался в ходьбе на лыжах, прославился на весь мир дерзким лыжным переходом через Гренландию. В сопровождении одной лишь собаки пересек на лыжах всю Норвегию по горам с запада на восток. Местные жители говорили, что со времен короля Сверре никто не совершал такого перехода. Но ни одно странствие не было таким изнуряющим, таким надсадным, таким тягостным, как это. Полыньи и разводья заставляли делать большие крюки. То и дело путь на север становился непроходимым. Руководитель был вынужден возвращаться к Ялмару и собакам, помогать им, когда они застревали. И получалось, что он дважды проходил каждый отрезок, отделяющий их от полюса. Ялмар лучше справлялся с собаками и располагал богатым набором крепких слов, которые сыпались на четвероногих бедняг. Так ведь другого языка они не понимали. Руководитель чувствовал, что Ялмар внимательно следит за ним, и ему это не нравилось, хоть он и говорил себе, что не следует принимать близко к сердцу такие пустяки.

А Ялмара оскорбляло, что руководитель неизменно давал ему понять: приказ есть приказ, и должен немедленно выполняться. Никакого равноправия. Хоть бы раз обратился с просьбой, которая во многих случаях действует лучше, чем приказ. Но было при этом и то, что крепло вместе с ростом тягот: дружба, в которой они как-то стеснялись признаться, но которая согревала их в ледяной пустыне.

Оба тосковали по кораблю, хотя ни за что не сознались бы в этом. И все же однажды вечером, когда они ели горячий суп чайными ложками, чтобы растянуть удовольствие, у одного из них вырвались слова о том, как хорошо было на корабле! И тотчас нахлынули воспоминания.

– Помнишь, как мы обнаружили, что на борту появились вши?

– Наверно, их занесли самоеды, с которыми мы вели меновую торговлю в Сибири. На судно точно обрушилось нашествие вшей. Чего только мы ни делали, чтобы избавиться от них. Все без толку. Был даже момент, когда казалось, что на судне разразится бунт, если мы не управимся с этой нечистью. Тут кто-то вспомнил, будто вошь не выдерживает сильного мороза. И мы решили поставить все на эту карту, попытаться холодом уморить вшей. Вынесли на палубу всю верхнюю одежду и нижнее белье, всю обувь, портянки, перины, спальные мешки, даже скатерти, которыми кок так гордился. Задраили все входы, ведущие в каюты. Целую ночь двенадцать человек сидели в одних кальсонах и прислушивались, не донесутся ли снаружи звуки лебединой песни вшивого племени. Они ничего не услышали, но утром, выйдя босиком на снег, увидели, что их надежда сбылась: полчища вшей лежали лапками кверху, настигнутые неотвратимой карой. Судно вновь стало доброй обителью для людей, плывущих через Ледовитый океан.

После ночи, когда они почти не спали, вспоминая большие события на корабле, оба ощутили новый прилив сил.

У руководителя более чувствительное сердце, чем у Ялмара. Лежа в спальном мешке рядом со своим спутником, он думает о письмах, которые отправил домой с последней оказией, когда его секретарь сошел на берег в Северной Сибири, чтобы оттуда как-то добраться до Норвегии. В этих письмах, полных тепла и преданности жене и заботы об их новорожденной дочурке, самые прекрасные строки, какие когда-либо выходили из-под его пера. Ради своих близких он готов на все. Кроме одного: оставаться дома.

Снова они выбираются из палатки, запрягают в сани собак, продолжают идти на север. На север – с бесконечными крюками, напролом по мокрому снегу или в обход ледяных глыб величиной с хороший норвежский сарай. В голове у обоих упорно крутится одна и та же мысль. И обоим не хватает духа сознаться в ней товарищу. Мысль, которая словно прочно примерзла к мозгу и не растает даже с приходом весны: «Мы не дойдем до полюса…»

Задумав идти на лыжах, оба знали, что берутся за исключительно рискованное дело. Никто еще не достигал полюса, и они уже пробились на север дальше, чем кто-либо до них. Далеко позади осталось дрейфующее судно. Найти его теперь будет невозможно. Остается лишь уповать на то, что они смогут добраться до Земли Франца-Иосифа и там им встретится какая-нибудь промысловая шхуна. Неисчислимые морские мили отделяли их от материка. В уме руководителя давно зрела догадка, что ледяные поля медленно смещаются. Существование течений в Ледовитом океане было доказано. Так почему не допустить, что есть течения, направленные с севера на юг? Он производил обсервации и вечерами сидел в палатке над вычислениями. Его тревога росла, но он держал ее при себе. Не сомневался, что в любой ситуации может положиться на Ялмара. Однако сознание того, что они понапрасну рискуют жизнью, могло стать непосильным грузом даже для самого сильного.

В широкой груди руководителя застрял жгучий ком. Ему доводилось в прошлом трезво взвешивать шансы и, выдержав трудные испытания, побеждать, как в тот раз в Гренландии. Отплывая на север, он знал, что с ним добрые пожелания и гордость целого народа. Но никогда еще обстоятельства не заставляли анализировать стратегию поражения. Теперь, лежа ночью в одном спальном мешке с Ялмаром, размеренно дыша, чтобы казаться спящим, поеживаясь от холода, он пункт за пунктом взвешивал лежащие перед ними возможности.

Мы можем дойти до полюса и умереть от голода на обратном пути, потому что нам не хватит провианта. У нас осталось двести суточных рационов для двоих и корма собакам на тридцать дневных переходов. Мы можем дойти до полюса, но не сможем вернуться живыми домой. Никто никогда не найдет наши останки. Люди установят факт нашей смерти, но не узнают о нашей победе. Это – одна возможность. Вторая: повернуть назад, не дойдя до полюса. Тогда у нас есть шанс живыми вернуться домой. Не очень большой шанс, но все-таки.

Ты должен выбрать. Либо поражение – и жизнь. Либо победа – и смерть. Если завтрашняя обсервация покажет, что льды дрейфуют на юг, придется решать.

Завтрашний день настал – и он принял решение. Ялмар не удивился. Он был наделен инстинктом и незаурядным умом. Он восхищался руководителем и в полной мере доказал свою лояльность в тот день, когда они поняли, что битва за полюс проиграна.

Они повернули назад.

Они достигли 86°14′ северной широты. Еще никто не заходил так далеко на север. Мы знаем по их дневникам, что они трезво восприняли поражение. Между тем от материка их отделяли неисчислимые морские мили.

Руководитель снова шел впереди, прокладывая курс.

Неожиданно выяснилось, что они забыли завести свои часы в один и тот же день. Не зная точного времени, они не могли производить точных обсерваций, не могли определить, где находятся и в какую сторону следует двигаться.

7

Весна настигла их. Весна в Ледовитом океане – желанная и долгожданная. Когда же она наступила, все только осложнилось.

Снег между торосами пропитывался влагой. Часто под ним скрывалось разводье, и идущий впереди – руководитель – рисковал провалиться вместе с собаками и санями. Так и случалось не раз. Пока выберется, штормовой костюм основательно намокнет. При десяти-двенадцати градусах мороза одежда превращалась в ледяной панцирь, и внутри этого панциря был он. Каждый шаг становился испытанием. Обледенелые твердые рукава ранили кожу на запястьях до крови, как пилами. Болячки воспалялись, образуя язвы, которые удалось залечить лишь много месяцев спустя. Варежки и портянки они вполне прилично просушивали, засовывая на ночь под штанины.

Собаки делались все более строптивыми. Промокнут, одолевая вплавь разводье, потом обрастают ледяной коркой. Они перегрызали ремни упряжи, и ее без конца приходилось чинить. Леденящая работенка, когда температура вдруг понижается до минус сорока…

Стало туго с едой. Скромные дневные рационы урезали наполовину; собакам доставалось и того меньше. И вот очередное происшествие: сани руководителя наполовину в воде, собаки – в его упряжке их осталось всего пять – лежат на снегу, переводя дух. Вроде бы и на этот раз обошлось… Он переносит вес тела с одной ноги на другую, внезапно лед под ним обламывается, и он проваливается по колено в воду. Одной рукой держится за вбитую в снег лыжную палку, другой обхватил ледяной бугор. Постромки обмотаны вокруг пояса, и он орет на собак, чтобы они вытащили его. Собаки не трогаются с места. Глупость или мстительность: «Вот когда мы отыграемся»? Он знает, что Ялмар отстал метров на двести, если не больше. Звать его сейчас мало толку, оба привыкли слышать, как товарищ кричит на собак. Он чувствует, как лыжная палка подается, острие вот-вот выскочит изо льда. Медленно, страшно медленно центр тяжести смещается, еще немного – нижняя часть тела перевесит и его засосет под большую льдину, которая словно разинула хищную пасть, готовясь заглотать человека. Он пробует все-таки крикнуть, но замечает, что, напрягая грудные мышцы, еще хуже расшатывает лыжную палку. В голове крутится мысль: если бы собаки только захотели, вполне могли бы вытащить его. Теперь они мстят человеку, который гнал их через полярную пустыню. Слыша, что Ялмар приблизился, он изо всех сил орет: «На помощь!» Лыжная палка срывается, он еще больше погружается в воду и понимает, что постромки могут зацепиться за край льдины и тогда быть ему под ней. Снова кричит. Вода уже по грудь.