Текст книги "Остров Серых Волков (ЛП)"

Автор книги: Трейси Нейткотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– Это не так работает, – говорит мама со смехом, – кроме того, мы дадим ей неделю, не больше.

Ещё одна божья коровка садится на меня, жирная и скорее рыжая, чем красная. Я перемещаю её на свою ладонь, позволяю проползти по указательному пальцу.

– Она хотела, чтобы я отправилась туда.

Мой отец смотрит на меня. По-настоящему смотрит на меня.

– Я знаю, – говорит он, – я знаю, что ты скучаешь по ней.

Он говорит это, как будто я единственный человек, который замечает, что Сэйди нет. Будто бы он сам не читает стихи в темноте, чтобы снова чувствовать себя рядом с ней. Будто бы мама со слезами не стирает её наволочку. Будто бы весь город не скучает по ней, даже кот Кит, приходивший каждый четверг за молоком и тунцом, который Сэйди оставляла ему на крыльце. Как-то в четверг уже после её смерти, я увидела, как этот бродяга болтается рядом с домом, будто бы он потерял своего близнеца.

– Она заставила меня пообещать ей. Пожалуйста, не заставляйте меня нарушить обещание.

– Это грязный приём, детка.

Мама смотрит на отца, высоко подняв брови. Он кивает, будто она говорит вслух, и мне вспоминается тихий разговор Эллиота и Гейба на днях. Множество разговоров с Сэйди. Это происходит, когда жизни двух людей связаны столь долгий срок. Их мышление становится настолько схожим, что им не нужно говорить, чтобы сказать то, что имеется в виду.

– Я доверяю тебе, – говорит мама, – поэтому вперёд. Веселись и заводи новых друзей… делай то, что обычно делала бы с Сэйди. Или даже то, что ты бы не сделала, если бы Сэйди была здесь.

– Безопасные, законные и нравственные вещи, – говорит отец с усмешкой, медленно ползущей по его лицу. Без неё он выглядит старым и потрёпанным. – И, что бы ты ни делала, не упади в эту яму!

ГЛАВА 10: РУБИ

Спустя неделю родители отвозят меня в город. Мы опускаем стёкла на окнах, запуская в машину запах лета – мульчи коры, свежескошенной травы и лаванды, окрашивающей холмы в пурпурный цвет. Мама включает радио, и «Violent Femmes» поют о волдырях под солнцем. Её плечи покачиваются, папа качает головой, но кожа около его глаз в морщинках.

Именно в такие моменты, когда всё кажется по-абсурдному идеальным, я больше всего скучаю по Сэйди. Сейчас бы она улыбалась, преисполнившись предвкушением приключения. Она бы отклонила голову назад, высунула руку в окно и раскрыла бы ладонь, чтобы почувствовать воздух между пальцами.

Жаль, что я та сестра, которая должна жить.

Через пробку мы пробираемся вниз по Главной улице мимо магазинчиков, раскрашенных во все цвета пастели. Отец паркуется перед магазином Купера, коттеджа с голубой черепицей, покрытого радугой из старых поплавков.

– Не забудь позвонить домой, – говорит он, обнимая меня. – Не ходи никуда по ночам – это опасно. И всегда действуйте сообща, хорошо?

– Со мной всё будет хорошо, пап.

Он прижимает меня к себе в последний раз, затем надевает рюкзак мне на плечи. Он держит за ремешки и говорит:

– Она будет гордиться.

Я киваю, затем смотрю на мамин развевающийся хвостик около магазина Купера. Гейб стоит, прислонившись к зданию, небрежно засунув руки в шорты лососевого цвета. Он выглядит так, будто бы должен держать старомодную теннисную ракетку, которой никто не использует, если только они не носят Ральфа Лорена и не снимаются в рекламе. Рядом с ним стоит Эллиот, который выглядит как парень, который избил модель Ральфа Лорена.

Мама дожидается, пока мы не окажемся на расстоянии двух футов от парней, чтобы начать обсуждать моё нижнее бельё.

– Они лёгкие, – говорит она, запихивая ещё пять пар в сетчатый карман сбоку моего рюкзака. Это один из тех больших рюкзаков, которые носят люди, путешествующие по Европе и находящиеся в местах, где вместо колокольчиков одни клопы. Хотя я и заполнила его до почти что битком – я отвечаю за туалетные принадлежности и одну из тех лёгких палаток, которые дал Чарли, – я уверена, что внутри найдётся место, где можно спрятать мои трусы с принтом под зебру.

Она одаривает мальчиков своей улыбкой шириной в милю и качает головой.

– Нет ничего хуже грязных трусиков.

Моё лицо начинает гореть.

– Боже мой.

Гейб кладёт руку мне на плечо.

– Итак, ярко-розовые зебры…

– Комодские вараны, – говорит Эллиот. В ответ на наши пустые взгляды он торопливо отвечает: – Учёные полагали, что бактерии из их пасти убивали жертву, но на самом деле ядовиты они. Ну, это и ещё их острые зубы, которые оторвут кусок твоей плоти. Но яд заставляет ускоряется кровотечение. Это намного хуже, чем грязное бельё.

– Слушать твои лекции хуже, чем грязное бельё, – Гейб толкает Эллиота в сторону магазина Купера. – Я собираюсь купить любовь Руби при помощи сахара.

Эллиот пихает Гейба в живот, а затем машет моей маме.

– Он мне нравится, – говорит мама.

– У него есть пирсинг. И тату.

Она затягивает мне хвост. Целует в лоб.

– Это хорошо для тебя.

Я покидаю её, белая блузка вздымается на ветру, я иду по покрытому ракушками пути, ведущему к частной пристани. Скопление качающихся лодок с голыми мачтами с края дока.

Капитан Тирволл, старый просоленный моряк с потёртой кожей и волосами, серыми, как океан во время шторма, сидит у кормы своей лодки и держит во рту трубку, которую он никогда не зажигает. Синяя шляпа капитана лежит поверх кулера на пристани, но он подносит руку ко лбу, чтобы затенить глаза, наблюдая, как я приближаюсь к Золотому Жуку. Он похож на ожившую игрушечную лодку: блестящее белое дно, палуба из тикового дерева и отполированная отделка из дуба.

– Сделайте что-нибудь с этой индейской девчонкой, – ворчит капитан, – она лежит здесь с полудня.

Я отслеживаю его взгляд до конца пристани, где Анна лежит на спине. Она смотрит на меня одним глазом.

– Я проиграла пари самой себе.

– Ну, тогда, полагаю, что ты и выиграла тоже, – говорю я.

Она крутит головой из стороны в сторону.

– Пари с самой собой так не работают. Видишь ли, я подготавливала утром лодку, и у меня появилось чувство, что, может быть, мы четверо не отправимся на Остров Серых Волков. Я сказала самой себе, что если так и будет, мне не придётся делиться мармеладками.

– И ты подумала, что именно я буду тем, кто не придёт?

– Конечно, – говорит Анна, – но лишь потому, что ты ненавидишь приключения. А может и людей тоже.

Из моей груди вырывается смех. Её губы складываются в мягкую улыбку.

– Анна Ленсинг, ты колдунья, – Гейб наступает ей на ногу. – Какая магия заставила нашу угрюмую Руби так хохотать?

– Я забавная, Гэбриэль.

Она поднимается на ноги, берёт мой рюкзак, который почти такой же с неё ростом, и, вероятно, такой же тяжёлый, и поднимает его на лодку. Гейб следует её инструкциям, пока она готовится к отплытию, их тела вертятся вокруг мачты и друг друга, когда они затягивают канаты, снимают покрытие паруса и производят миллион небольших корректировок, которые может сделать только опытный матрос.

Я оборачиваюсь на звук шагов, и замечаю, как капитан Тирволл таращится на Эллиота, когда тот спускается по пристани. Эллиот вписывается в антураж к мирной пристани, так же как монахиня в драку с ножом: черные брюки, майка с ухмыляющимся черепом и татуировки. Когда он проходит мимо капитана, Эллиот ухмыляется и вытягивает средний палец.

Он стоит рядом со мной на краю пристани и говорит:

– Прошлой ночью небо было красным.

– Ну, сейчас оно голубое.

Серебряное кольцо в губе Эллиота сверкает на солнце, когда он улыбается. Эта крошечная, неуверенная мелочь заставляет меня думать, что не столь глупо надеяться на то, что когда-нибудь мы станем друзьями.

– Да, – он наклоняет голову назад. – Это просто… Ну, это про то, как свет солнца рассеивается сквозь грязь в атмосфере. Если ночью красный цвет, значит, есть высокое давление, поэтому на следующий день погода будет хорошей. Cегодня.

Он сидит на кулере капитана и следующие десять минут расспрашивает меня раз за разом, взяла ли я «Остров сокровищ». Будто бы я могла забыть его.

– Все на борт! – кричит Анна.

Капитан жуёт кончик своей трубки.

– Детки, у вас есть разрешение использовать эту лодку?

Он говорит «детки», но смотрит на Эллиота. Анна выпрыгивает из лодки.

– Не волнуйтесь, капитан. Моя прабабушка знает, что мы её используем.

– Держитесь подальше от этого острова. Даже океан вокруг него проклят. Там не место для кучки детей, – он очень медленно качает головой, чтобы мы поняли, что он считает наше приключение невероятно глупым. – Там не место для пары девушек, и наверняка, черт возьми, это не место для мальчика, который может одним прекрасным днём отведать дуло пистолета.

Эллиот поднимается на ноги, топает по пристани и с такой силой прыгает в лодку, что я удивляюсь, как он не упал, пробив дно. Я запрыгиваю на борт, застёгиваю спасательный жилет и сажусь на пустую дубовую скамью на корме. Маленькое тело Анны перемещается по компактному пространству, пока она проверяет ветер и отстраивает лодку. Стук шагов соединяется со скоблящим звуком паруса, поднимающегося вдоль мачты, Чарли появляется у края пристани, рюкзак соскальзывает с его плеча.

– Быстрее, пока мама не обнаружила, что меня нет! – Чарли кидает сумку в лодку, затем прыгает в кабину, едва не лишив себя головы при помощи длинной балки, выступающей с мачты.

– Я думал, что ты не придёшь, потому что умрёшь, – говорит Эллиот.

– Возможно, умру, – Чарли приземляется рядом с ним, – но, представим себе, как сначала я повеселюсь.

Я запрокидываю голову к небу и закрываю глаза, позволяя качающейся лодке убаюкать меня и ввести почти что в сон. Безмятежность прекращается, когда поток ругательств вырывается из лёгких капитана Тирволла, как приступ кашля. Пушистые брови соединяются посреди его красного лица.

– Не думай, что тебе удастся уйти с ней! – кричит он Эллиоту, чью усмешку видно из-под истощённой морем шляпы капитана.

– Простите, я вас не слышу! – кричит Эллиот. Капитан бросает вслед еще несколько ругательств, но Эллиот просто поправляет шляпу.

– Ты смешно выглядишь, – говорит Гейб. И это правда, смешно, но в тоже время и красиво.

В медовом свете раннего вечера, когда вся моя жизнь остаётся позади, а Остров Серых Волков где-то впереди, я испытываю головокружительное ощущение, что всё, что произойдёт дальше, будет принадлежать уже новой девушке.

ГЛАВА 11: КУПЕР

Прошло два месяца, и вот что я знаю: у меня тёмно-коричневые волосы. Цвета стола Бишопа. У меня зелёные глаза. Яркие, как трава на острове.

Я стоял голый перед зеркалом в ванной в ту ночь, когда Бишоп привёл меня домой, и изучал себя. Искал что-то знакомое.

Не нашёл.

Всё, что действительно имеет значение для меня, – это волосы цвета, который Бишоп описал как «коричневый цвет индийского лавра», и глаза, которые он назвал «глазами Острова Серых Волков». Возможно, это не то, кем я был раньше, но это то, кем я являюсь сейчас.

Я знаю, что не умею рыбачить, но Бишоп сказал, что я научусь. Я могу подстригать газон, но Бишоп говорит, что у меня отвратительно выходит. Я знаю, что могу читать и писать, и теперь это моя работа.

Бишоп так и не услышал ничего об этом новом помощнике, поэтому я занял эту роль, словно этого ожидал всю свою жизнь. Иногда мне кажется, что я и есть тот пропавший помощник. Будто бы я отправился знакомиться с Бишопом на Остров Серых Волков, получил по голове чем-то тяжёлым и приземлился прямо там, где должен был.

Но это не то, что произошло тогда.

Помощник был старше, а Бишоп полагает, что мне от 12 до 15 лет. Я попытался сказать ему, что мне 21, но он впихнул мне в руку банку холодной газировки и сделал глоток Скотча.

Два месяца, и вот, что я знаю: меня не объявили в розыск.

Я никто.

Но Бишоп делает меня кем-то.

Я сижу в огромной библиотеке Бишопа, перебирая стопку книг, когда Бишоп входит в комнату.

Он невысокого роста. Едва выше меня. Но в нём есть нечто представительское. Мэри из гостиницы называет это величием. От этого чувство, будто бы он ростом около двенадцати футов.

– Слушай, Барт, – говорит он, сидя в кресле рядом со мной. Все остальные в Уайлдвелле знают меня как Купера, но Бишоп убеждён, что я Барт. Это вызывает у меня лёгкое отвращение, но это делает его счастливым, поэтому я смирился. – Я собираюсь закопать сокровище на Острове Серых Волков.

– На Острове Серых Волков уже есть сокровище.

Мэри называет Бишопа истинным верующим. Он приехал в Уайлдвелл 30 лет назад. Он заработал миллиард долларов на антиквариате, с которым он до сих пор играет. Он услышал о сокровище из ямы на Острове Серых Волков от ловца лобстеров на севере, который сказал, что где-то в этой дыре зарыт Ковчег Завета. Бишоп знал, что это стопроцентная лажа, но его все равно тянуло к той яме. Когда Остров Серых Волков призывает вас, говорит он, он держит за яйца и не отпускает.

Это тоже правда. Годами он пытался забыть об острове и яме, но она продолжала звать: «Бишоп, Бишоп, Бишоп!», пока он не приехал в Уайлдвелл, и ему пришлось скупить Остров Серых Волков и раскопать то место в поисках сокровища.

Даже сейчас, спустя десятилетие, после того, как он прекратил раскопки, он ведёт поиски самостоятельно. Не может выбросить остров из головы.

Я провёл два месяца, изучая пыльные книги. В поисках подсказок. В поисках упущенных деталей.

Это самое интересное, чем я когда-либо занимался. Совершенно уверен, что так и есть, даже если бы я помнил себя.

Я беру книгу, которую читаю, «Норвежские руны и рунические надписи».

– Как вы думаете, для чего всё это?

Бишоп смеётся.

– Ты начинаешь верить?

Я закатываю глаза, но он знает, что по большей части это показное. Он улыбается так, будто я принадлежу ему. Иногда мне хотелось бы этого.

– Зачем вы закапываете сокровище на Острове Серых Волков?

Он вертит в руках эту улыбающуюся статуэтку Будды за боковым столом.

– Ты помнишь о той поездке, что я совершил в прошлом месяце?

Я киваю. Его не было восемь дней.

Восемь дней – очень долгий срок.

– Это была моя последняя поездка на остров, Барт. Прошло три десятка лет, и я уже стар. Время прекратить это.

– Вы сдаётесь в поисках сокровища?

Я не знаю, почему, но в горле становится тесно.

Он треплет мои волосы.

Я уже взрослый для этого, но позволяю ему так делать, потому что это приносит ему радость.

– Пора что-то отдать.

– Вы можете отдавать и продолжать поиски.

– Я могу, – говорит он, – но я устал. Я не уверен, что кто-то когда-нибудь найдёт его, и это…

– Это что?

Я никогда не чувствовал большей принадлежности к нему, чем в этот момент. И эти трагические глаза Бишопа.

Он не показывает их всем подряд. А может и никому больше.

– Это грустно, Барт, – он смотрит в окно. Библиотека выходит на сад и прибранную лужайку, а затем обрыв. Под утёсом находится глубокий синий океан. Он смотрит туда, на невидимое пятно на горизонте. Остров Серых Волков.

– Это будет моим наследием, – говорит он через некоторое время.

– Хорошо.

Старик качает головой.

– Ты слишком молод, чтобы понять.

– Может, я старше, чем мы думаем.

– А может, ты младше, чем мы думаем. Твой голос ломался на днях.

– Я только проснулся.

– Хорошо.

– Я серьёзно.

– А я серьёзно насчёт сокровища, – он поворачивается ко мне, – Знаешь, я никогда не женился.

Я киваю.

– У меня были женщины, – говорит он, – у меня были женщины, Барт.

– Я верю вам.

Бишоп невероятно богат. Держу пари, все женщины хотели бы встречаться с ним в былые времена. Даже сейчас, когда он морщинистый и седой, Дорис Лэнсинг, которая ещё более морщинистая и седая, говорит, что он красив как Сидни Пуатье. Понятия не имею, кто это.

– Но я никогда не женился. Никогда не хотел остепениться. Я всегда искал новое приключение, – он вздыхает. Глубокий неприятный вздох. – Я прожил хорошую жизнь. Путешествовал по всему миру. Однако у меня никогда не было детей. Они не вписались бы в мой мир.

Он называет меня ребёнком, и я вписываюсь в его мир. Но я это не говорю.

– Мне 86 лет, Барт. У меня есть всё это… – он указывает рукой на библиотеку. На протяжении многих лет он заполнял её книгами и антиквариатом, – и когда я уйду, память обо мне уйдёт тоже. Никто не будет рассказывать обо мне байки за обеденным столом. Никто не вспомнит, как на Рождество я надевал костюм Санта Клауса.

Он вновь смотрит на океан.

– Никакого наследия, кроме зарытого сокровища.

– Я помогу, – я открываю рот. Пауза. Закрываю рот. Лучше оставить, как есть.

– Что бы это ни было, говори.

Он прямолинеен. Это одна из моих любимых его черт.

– Я буду рассказывать о вас истории, – я смотрю в другую от него сторону. – Я буду помнить.

– Ты даже не можешь вспомнить своё имя, – его голос грубый, но добрый.

– Может быть, это Барт.

ГЛАВА 12: РУБИ

Сорок пять минут спустя, я уже по горло сыта приключениями. Я выпрыгиваю из лодки и топаю по доку так быстро, насколько это возможно с тяжелым рюкзаком за спиной. Я петляю на ватных ногах, пока не оказываюсь подальше от этой чертовой лодки и ее чёртова капитана.

– Это было… – Анна поднимает глаза к небу в поисках подходящего слова, – ты мне нравишься Чарльз Ким, но я больше никогда не сяду в лодку, которой управляешь ты.

Справедливости ради, Анна не намного лучше. Она практически налетает на другую лодку, поэтому Чарли пришлось сменить её в первый раз. Он обходит лодку с видом полного понимания, словно вырос среди мачт и парусов. Но Чарли нравится летать. Он ловит ветер и позволяет лодке разогнаться до скорости, выворачивающей нутро. Он управляет так, что левый борт поднимается в воздух, а правый – полностью погружается в воду.

– Эллиот, этимология слова «приключение»? – Чарли подтягивает рюкзак повыше. Лопата, прикреплённая снаружи, бряцает, пока он идёт вперёд. – Эллиот, скажи. Происхождение слова «приключение»?

– В конце 14 века оно означало «опасное предприятие». То же означает и плавание с тобой.

С этими людьми определённо что-то не так. Мне следовало нанять настоящего капитана, кого-то с дублёной кожей и глубокими морщинами, доказывающими, что этот человек часто бывает в море и до сих пор не умер. Мне следовало настоять и прибыть сюда одной. Вместо этого я заперта на заброшенном острове с людьми, которые беспрерывно болтают и едва ли оставят меня в одиночестве.

Осматриваю пустынный берег. Полоска песка – зубастая улыбка под толстыми усами сосен. Добро пожаловать, словно говорит остров шелестом веток и лёгким шумом волн, бьющихся о берег.

– Мы можем сделать это до темноты.

Прослеживаю за взглядом Эллиота и вижу скалы, разделяющие берег на две части. Мальчики излишне заворожены видом Ревущих Скал. Это не слишком вяжется с подсказкой из стихотворения, но дневного света становится всё меньше, – Гейб работал всё утро, так что мы поздно вышли – и это замечательное место, чтобы на ночь разбить лагерь.

Пока идём по пляжу, оставляем следы на нетронутом песке. Сколько ещё следов уничтожил океан, стирая все признаки открытий и исследований? Если я пройду пляж и зайду прямо в лес, обнаружу ли там траву, испорченную грузовиками и техникой, или же остров поглотил и их тоже?

– Итак, Руби, у нас только две палатки. Нам с тобой придётся потесниться, – Гейб появляется слева. Каким-то образом за время нашего морского путешествия ветер не тронул его волосы, чего не скажешь о спутанных волосах остальных.

– Я с Анной.

Анна подходит ко мне. Её кроссовки болтаются на шнурках на рюкзаке. Её ноги шлёпают по неглубокой воде. Вода кристально голубая, чего не скажешь о мутной воде вокруг большой земли.

– Меня никогда раньше не приглашали с ночёвкой.

– Ты не спишь, – говорит Гейб.

– Ночёвка – это не про сон, Габриэль. Это про то, что бывает до.

– Вот, – произносит Гэйб, – именно поэтому я хочу делить палатку с Руби.

Я закатываю глаза. Как Гейбу с таким непомерным флиртом удалось привлечь так много девушек, остаётся загадкой.

Мы идём в странной тишине, наполненной звуками: шёпот волн, шелест песка под ногами, крики чаек над головой. А когда мгновение спустя задувает ветер, агрессивный, завывающий, кажется, что он высасывает звук везде, только не здесь.

Через полтора часа мы останавливаемся на последнем перед скалами клочке мягкого песка. После того, как установили палатки, мы отправляемся к Ревущим Скалам – цепи скал, утопающих в море. Они огибают узкую бухту и соединяются с двенадцатифутовой скалой на другой стороне. За ними продолжается пляж, и возвышается скала, которая может быть, а может и не быть, нашей точкой отправления.

Солнце наполовину погружается в воду, и моя тень шагает прочь от меня. Знаю, что следует пойти за Анной и мальчиками к океану, но мне нужно немного времени. Немного времени, чтобы осознать тот факт, что я здесь с четырьмя людьми, и ни один из них не является моим близнецом.

Эллиот щурится в мою сторону, его губы медленно растягиваются в улыбке. Это тот взгляд, из-за которого хочется быть увиденной.

– Иди сюда, Руби! – кричит он. – Тебя плохо видно.

Машу рукой, но не двигаюсь. Сейди никогда этого не понимала, но из меня выходит отличный наблюдатель за весельем. Мальчики этого не знают.

Эллиот качает головой, что-то шепчет Гейбу. Уже могу сказать, что ничего хорошего, потому что лицо Гейба принимает выражение, как мне известно, предвещающее какую-то проказу. Получаю этому подтверждение, когда он отрывает меня от камней, перекидывает через плечо и несёт ко входу в скалу, где остальные уже собрались.

Чарли улыбается, когда видит меня.

– Ты не можешь этого пропустить, Руби. Хотя, могла бы, но тогда мы будем смеяться и рассказывать истории о Ревущих Скалах, а ты будешь не у дел. Тогда мы будем чувствовать себя не очень хорошо, и это испортит всё воспоминание.

От смущения мои щёки заливает румянец, но я улыбаюсь. Есть что-то такое в Чарли, что ощущается, как магия. Словно только нахождение рядом с ним может воскресить мёртвого.

На цыпочках подхожу к краю скалы и осматриваюсь. Вода спускается по узкому проходу, окружённому высокими скалами, обнажая небольшую, наполовину погружённую в воду, пещеру.

– Сейчас лучшее время, чтобы увидеть её, – говорит Эллиот. – Перед приливом, когда волны высокие и стремительные, как эти.

Смотрю на его профиль: брови приподняты, зубы покусывают кольцо на губе. Он вытягивает голову к океану.

– Мы чего-то ждём? – спрашиваю я.

Взгляд, которым он одаривает меня – пугающая смесь озорства и веселья.

– Когда волны проходят через этот проход с достаточной силой, воздух оказывается заперт в пещере. Раздаётся грохот, пока вода не отступит. Вот почему это место называется Ревущие Скалы.

– И это даже не самое интересное, – произносит Чарли. Он произносит что-то ещё, но его слова тонут в шуме свирепой воде, которая через проход попадает в пещеру. Волна ударяет в заднюю часть пещере с оглушительным грохотом. Вода в протоке пенится и поднимается, а когда отступает, то выстреливает вверх, заливая нас с ног до головы.

Убираю солёные пряди волос с глаз и смотрю, как вода отступает, прежде чем выстрелить в нас океанской волной. Эллиот радостно вопит. Анна и Гейб хихикают. Я улыбаюсь так, как не улыбалась уже очень давно. А Чарли, ну, он выглядит так, словно решил впитать в себя столько жизни, сколько возможно, пока еще не умер.

Жаркие лучи солнца образуют красные и оранжевые пятна на поверхности воды. На те мгновения, пока солнце полностью не скрылось под водой, мы – короли и королевы с кожей, словно полыхающей огнём.

ГЛАВА 13: РУБИ

ТВОЁ ПРИКЛЮЧЕНИЕ НАЧИНАЕТСЯ,

Объединятся в этот тайный знак.

Сверяйся с ним, и рано или поздно

Сплетёшь свой путь с моим,

да будет так!

Мы отправляемся обратно на пляж; плотные фигуры превращаются в тени по мере того, как сгущаются сумерки. Мы с Анной встряхиваем промокшую одежду, в то время как парни собирают дрова на краю леса. Таинственным образом холодный ночной воздух не проникает под влажную ткань. Сотовая связь на острове не работает, и я звоню по спутниковому телефону, который мы забрали у Золотого Жука, своей матери. Она хотела знать, есть ли у меня по-прежнему лучший друг, и покрыта ли его кожа татуировками. Этот звонок краток.

Выбравшись из палатки, я обнаруживаю, что половина вещей из рюкзака Гейба разбросана по песку: противомедвежья канистра с едой, запечатанный мешок со складными чашками и горстью «ложковилок», контейнер масла и титановый горшок с крышкой, которую можно использовать и как сковороду. Гейб вместе с Эллиотом стоят на коленях перед кучей дров. Эллиот щёлкает зажигалкой, поднеся пламя к растопке и ожидая, пока дрова разгорятся.

Когда костёр разгорается жарким сильным пламенем, Гейб кладет на сковороду пять непонятных свёртков из фольги и ставит её на огонь.

Загребая ногами песок, появляется Чарли. Он снимает рубашку, и его тощий торс, подобно луне, ярко белеет в темноте.

– Я хочу стейк!

– Мы же не таскаем с собой холодильник по всему острову, – произнёс Эллиот. – Хочешь мяса – поныряй, налови рыбы.

Гейб снимает сковороду с огня и перебрасывает каждому из нас свёрток из фольги. Обжигая кончики пальцев, я разворачиваю свой, выпуская наружу клубы пара и запах бананов в арахисовом масле. Язык ощущает сильный сладко-солёный вкус.

– Говорят, путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, – высказывается Чарли, пережёвывая сэндвич. – Возможно, поэтому ты кажешься мне удивительно привлекательным?

Гейб закатил глаза.

– Я серьёзно! Будто бы любовь ешь.

На лице Гейба отражается беспокойство, но оно моментально пропадает.

– Ну, что сказать, я хорош в любви. Действительно хорош, – подмигивая мне.

– Секс, – встревает Анна, – он говорит о сексе.

Я не осмеливаюсь взглянуть на Гейба. К счастью, вечерний закат скрывает румянец смущения на щеках, а Эллиот неотвязно поглощён поиском клада.

– Видишь, Руби? Среди звёзд можно увидеть сотни созвездий.

Я прослеживаю за его взглядом, направленным на свет, льющийся сквозь булавочные проколы, которые появляются в темнеющем небе.

– Мы вроде уже убедились, что ты всегда права.

Эллиот чертит квадрат на песке. Он добавляет линию, проходящую сквозь его центр, начинающуюся на дюйм выше фигуры, а заканчивающуюся дюймом ниже. Затем стирает символ краем ладони и начинает заново.

– Но если это не связано со стихотворением, то к чему это?

Никто не отвечает, поскольку нет идей. Чарли приволок капитана Моргана, которого стащил из тайника своего старшего брата, поскольку спереди был нарисован пират, а мы занимались поиском клада. Анна отхлебывает из бутылки, прежде, чем передать её Эллиоту, и поворачивется к Чарли.

В свете костра её глаза кажутся полными слёз.

– Ты здесь для того, чтобы обмануть судьбу? Или ты ищешь свою смерть?

– Я здесь потому, что либо смогу изменить свою судьбу, либо нет, – ворчит Чарли.

Эллиот подбрасывает ракушку перед лицом Чарли, и она отскакивает от его лба.

– И я либо врежу тебе, либо нет. Каков же ответ?

– Слушай, если смогу изменить то, что увижу, я останусь в живых. Если же нет, то я, так или иначе, стремлюсь к тому, чтобы отдать концы на этом острове, не так ли? – Чарли смеется, и это звучит как падение камня в бездонную пропасть. – Я просто хочу справиться с этим.

Анна вскакивает. Обходит костёр и садится напротив Чарли.

– Я верю, что ты сможешь испытать судьбу. Я верю, что с помощью своих видений ты можешь победить судьбу, – она прикусывает губу, а затем разматывает с запястья кожаный браслет. – Ты носил его в твоём видении?

Чарли мотает головой, и Анна надевает браслет ему на руку. Потом снова садится.

– Мы собираемся спасти твою жизнь, Чарльз Ким. Пока ты носишь это, твоё видение ложно. Если оно может быть ложным…

– Так же, как и моя смерть, – с улыбкой чеширского кота Чарли поднимает стакан с ромом над головой. – За сокровище! И за выживание!

Эллиот толкает меня плечом.

– Сыграй нам что-нибудь, – в ответ на мой ничего не выражающий взгляд, он произнёс: – Я однажды слышал, как ты играешь в школе. Ты ждала сестру. Я был на скамье рядом с тобой, и… – он запинается. Лишь вздох и быстрый взгляд вдаль.

– Продолжай, – говорит Чарли, – я не думаю, что она считает тебя законченным преследователем, но, думаю, ты можешь заставить её изменить своё мнение.

– Заткнись к чёрту, Чарли, – Эллиот искоса смотрит на меня. – Ты же принесла губную гармошку, не так ли?

– Да, – я накрываю голову руками, – но я не могу играть перед кем-либо.

Кто-то стучит мне по голове, и я поднимаю взгляд. Моя морская диатоническая гармошка покачивается между пальцами Анны.

– Самое время, – говорит она, – нам нужен саундтрек, чтобы нас запомнили.

Я глажу пальцами по крышке. На наше двенадцатилетие Сейди сделала на ней гравировку моих инициалов. От этого прикосновения кровь быстрее бежит по жилам, а нужные ноты непреодолимо пытаются ускользнуть.

Я хватаю инструмент и прижимаюсь губами. Единственная нота – всё, что удаётся извлечь. По крайней мере до тех пор, пока я не почувствую вкус музыки. Затем прикрываю глаза, и звук оформляется в нечто блюзовое. Пытаюсь контролировать мелодию, делая её медленной и низкой, но она просто рвется из меня.

Я позволяю ей это. С невероятно быстрым дыханием, притопывая в такт, растягивая ноты, звук пульсирует в моих дрожащих руках. Я извлекаю последнюю ноту, и вместе с ней исчез запах туберозы, словно музыка вырывает какую-то часть Сейди из моей души.

Когда небеса темнеют, и костёр гаснет, Эллиот рисует на песке ещё один перечёркнутый квадрат, а затем поспешно стирает его. В этот раз ни брань, ни богохульство не срываются с его языка.

– Я нашёл свою месть, – он отшвыривает символ ногой.

– Я думала, у твоей семьи есть связь с этим островом, – я протягиваю пальцы ближе к огню, позволяя тонким языкам пламени разогнать ночную прохладу. Клубы дыма пляшут над огнём и раздражают мои глаза. Все выглядит размыто, как в дымке.

В нескольких футах от меня Гейб помогает Анне засыпать спящего Чарли песком, и он похож на сущего ангела. Но затем я моргаю, и мир становится чётким и ясным.

Элиот вновь матерится, и, обернувшись, я вижу, что он запутывается в рюкзаке Гейба и выбирается на песок.

– Ты что, пьяный, или вроде того?

– Я говорю неразборчиво? – мотает он головой в мою сторону, – возможно у меня ишемический инсульт.

Что ж, это всё объясняет.

– Ты в порядке, – отвечаю я. – Думаю, ты перелил свою неуклюжесть из бутылки.

– Это потому что суровые парни вроде меня всегда пьяны?

Слишком темно, чтобы понять, шутит ли он. Я искренне надеюсь, что это так.

– Дело в том, что парни, притворяющиеся суровыми, обычно выпивают.

– Кроме того, – говорит он, придвигаясь ближе. От него пахнет солёным морем и дымящимся деревом, – в общем-то, я не собираюсь тебе говорить.

Я гляжу на волнующуюся чёрную массу океана. В темноте мы находимся ещё дальше от Вайлдвелла, чем на свету.

– Дразнить так людей – против законов вселенной.

Улыбка Эллиота пронзает ночь.

– Так арестуй меня. Это усилит мой авторитет.