Текст книги "Остров Серых Волков (ЛП)"

Автор книги: Трейси Нейткотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Чарли бросает теннисный мяч по комнате, достаточно сильно, чтобы захлопнуть дверь Эллиота.

– Я не собираюсь становиться жертвой ямы. Я могу умереть.

– Я больше не буду говорить о твоей грёбаной смерти, – огрызается Эллиот, прежде чем выбежать из комнаты.

Взгляд Чарли задерживается на мне, и в первый раз в течение очень долгого времени его глаза одержимы.

– Такие дела, Руби. Я умру на Острове Серых Волков.

ГЛАВА 6: РУБИ

Мальчик, который умрёт. Так называют Чарльза Кима. Не «мальчик, родившийся от девственницы», как Гейб, или «тот, кому папаша расшиб лицо», как Эллиота. С тех пор, как в шесть лет к нему пришло первое видение, Чарли был «мальчиком, который умрёт».

Это, правда, глупо, этот ярлык. Мы все умрём. Единственное отличие в том, что время Чарли подходит к концу.

Это знание – такая же часть меня, как тот факт, что Уайлдвелловские нарциссы не зацветают до тех пор, пока стая желтоногих соловьёв не запоёт, чтобы пробудить бутоны. Я не помню того времени, когда Чарли ещё не был на пороге смерти.

Но я не знала, что он умрёт на Острове Серых Волков. Или что он умрёт так скоро.

Эллиот и Гейб об этом уже знали. Их глаза удивленно не таращились и не метались по клмнате, как мои. Тем не менее, заявление Чарли официально положило конец нашему собранию, и с тех пор я избегаю мальчиков.

Теперь, спустя два дня я решила пойти одна. Это не из-за Чарли. Из-за того, что любой из них может умереть, и это будет на моей совести, потому что я нашла карту. Я уже совершила достаточно убийств, нет, спасибо.

Но потом звонит дверной звонок, и они заманивают меня обратно.

– Нам нужна лодка, Руби.

Эллиот врывается в мою дверь с такой важностью, будто бы это я тут гость. Мне следовало бы знать, что он не сдастся.

Чарли останавливается менее чем на секунду перед тем, как выйти через широкую французскую дверь слева от меня. Он что-то кричит про еду, становясь все тише, когда проходит дальше по дому. Если бы я не потратила последние 48 часов, размышляя о его смерти, то сказала бы ему, насколько моя мать ненавидит, когда кто-то ходит в обуви в доме. Но я переживаю из-за его смерти и поэтому промолчу.

Он идет обратно к фойе, держа в зубах батончик и роняя крошки на свою футболку.

– Не могу никуда его взять, – шепчет мне Гейб.

– Меня, что ли? Мы можете взять меня, куда угодно.

– У тебя проблемы с личным пространством, – говорю я и поворачиваюсь к Эллиоту. Сегодня он ведет себя, как бандит. Вырезы на майке обнажают его руки, шорты свисают свободно и низко. – К тому же у меня нет лодки.

– Я знаю, – отвечает Эллиот, не отрываясь от книги, которую он выставил напоказ. Он стоит перед окном, которое освещало его волосы, будто само солнце считает его лидером. – Я договорился о встрече кое с кем, у кого она есть.

– И почему все считают, что ты кто угодно, но не маньяк, помешанный на контроле, с инициативой, я этого не понимаю, – говорю я, забывая на секунду о том, что когда я говорю, не думая, я почти всегда говорю грубые вещи. Сейди бы сейчас закатила глаза, глядя на меня.

Я осмеливаюсь бросить взгляд на Эллиота. По какой-то причине он кажется удивлённым. Может, ему кажется, что он более хороший «плохой мальчик», чем он есть на самом деле.

– А у тебя нет лодки? – спрашиваю я у Чарли, отчим которого достаточно богат, чтобы иметь целый флот.

Чарли что-то бормочет, в процессе выплёвывая кусочки гранолы. Гейб переводит.

– Чарли сломал свою последнюю лодку, когда пытался проверить, взорвётся ли банка от газировки с петардами внутри.

– Это был эксперимент, – говорит Чарли, – ну и с наукой, и с весельем.

Предполагается, что я отправлюсь на серьёзный поиск сокровищ с этими людьми?

– На это потребуется больше, чем день. Сомневаюсь, что родители отпустят нас провести неделю на Острове Серых Волков.

Эллиот пожимает плечами.

– Я не планировал говорить матери.

– Скажем, что мы поехали смотреть колледжи, – предлагает Гейб.

Я вздыхаю.

– Кого мы подкупаем?

– Никого, – говорит Эллиот. – Гейб упоминал о том, что ты постоянно ходишь к миссис Ленсинг. Она разрешит тебе взять её лодку.

Смех вырывается из меня и разносится по фойе.

– Я не та, кто должен просить её об этом, – говорю я, целенаправлено смотря на Гейба.

– Я? Я её видел-то пару раз.

– Ну, зато она знает тебя, – я правда пытаюсь сдержать хихикание, срывающееся с моих губ. – Тебя в этих чувствительных хаки и накрахмаленной футболке. Ты без футболки, покрытый потом и сверкающий…

Чарли падает на пол со смехом, и Гейб бросается на него. Чарли уклоняется и исчезает за дверью.

– Она думает, что ты очень аккуратно целуешься.

Гейб следует за завываниями Чарли снаружи. Эллиот отрывает взгляд от книги, оглядывается по комнате и пожимает плечами.

– Пошли.

Затем он тоже уходит, и передо мной встаёт выбор.

И я выхожу за дверь.

– Если бы я знала, что ты придёшь, я бы надела свой красивый свитер.

Дорис поправляет свои волосы и смотрит на Гейба через плечо, когда мы выходим из медицинского центра Оушенвью.

Я иду возле инвалидного кресла с пучком зубровки. Когда она была моложе, а под «моложе» Дорис понимает 40 лет, хотя это совсем не молодой возраст, – она и другая индианка основали компанию по изготовлению корзин. Вдвоём они плавали на каноэ на остров Эррой и собирали эту траву на лугах и спали под звёздами.

Она больше не может путешествовать, поэтому иногда я встаю рано утром и отправляюсь до острова на лодке ловцов лобстеров. Так я провела вчерашний день, и теперь у нее будет трава для ученика, которого она обучает пару недель. Но вместо благодарности она не позволит мне везти коляску, потому что здесь же Гейб, а видела ли я его мускулы?

– У тебя такие милые черты. Прямо молодой Кери Грант.

Дорис была влюблена в Кери Гранта ещё до появления цветных телевизоров.

Гейб подмигивает мне.

– Не такие милые, как ваши, миссис Ленсинг.

Я закатываю глаза. Дорис смеётся.

– Такой вежливый. Что я тебе говорила, Руби? Именно за такого мальчика хочется выйти замуж.

Лицо Гейба бледнеет. Или же его пугает идея женитьбы на мне, или же брак в целом. Наверное, и то, и другое.

У Эллиота напрягаются плечи. Он не может помешать тому, что люди видят его милую внешность и представляют себе человека, который кусал ствол оружия. А Чарли? Что ж, никто не рассматривает Чарли для длительных отношений.

Эллиот сидит у основания широкого дерева, скрестив ноги, и открывает книгу. Чарли исчезает в листве. У меня появляется ощущение, что иметь дело с этими парнями будет сложнее, чем найти спрятанное сокровище.

– Простите, миссис Ленсинг? – манеры Гейба на самом деле очень милы. Я отвечаю улыбкой и сосредотачиваюсь на Дорис, которая распрямляет пучок зубровки, который я уронила на землю.

– Зови меня Дорис, я не настолько старая.

Дерево хохочет. Дорис смотрит на ветку над нашими головами.

– Продолжай смеяться, Чарльз Ким, и твое время придет раньше, чем ты предполагал.

Листья шелестят над головой. Затем тело подлетает к стене, которая образует барьер между территорией дома для престарелых и океаном за его пределами. Чарли облокачивается на верхнюю часть стены, опираясь руками, его тело наклоняется к морю внизу. Он двигается правее, убирает свои косматые волосы от глаз и подмигивает.

– Не волнуйтесь, миссис Ленсинг. Я не могу умереть, пока не придёт моё время.

Дорис качает головой.

– Вопрос не в том, когда этот мальчик умрёт. Вопрос в том, кто убьёт его первым.

Это заставляет Чарли смеяться.

– Сегодня это буду я, – Эллиот уставился на Чарли. – Тема закрыта.

Мне следует беспокоиться о том, что у нас пока ещё нет лодки, но, по большей части, я наслаждаюсь тем, что понимаю шутки, хотя пока что я просто сижу и смотрю на всё без слов.

Гейб улыбается Дорис.

– Мы собираемся найти сокровище Острова Серых Волков.

– Конечно же. Он же вас возглавляет, – говорит Дорис, кивая головой на Эллиота. Как будто бы просто быть Торном увеличивает его способность найти сокровище. Я отрываю головку пурпурного цветка клевера.

– Ну, это, нам нужна лодка, – говорит Гейб, – чтобы добраться до туда.

– Понятно, – она встречает мой взгляд, приподняв бровь, – и вы решили, что я охотнее одолжу вам её, если попросит Гэбриэль?

– Да, – я прищуриваюсь, глядя на неё сквозь солнечный свет, – Это сработает?

Дорис вздыхает:

– Конечно, сработает.

Голова Эллиота дёргается, показывая широко распахнутые глаза и открытый рот. Гейб дуется.

– Ты всегда недооцениваешь моё обаяние.

Дорис гладит его по голове.

– И кто из вас, мальчики, знает, как управлять лодкой?

– Я, – говорит Чарли.

Тонкие губы Дорис кажутся полоской коралла на фоне коричневой кожи.

– Следующая попытка.

Я качаю головой. Сэйди боялась открытого океана, поэтому мы так никогда не научились плавать на лодке. Гейб кажется подходящим для этой роли, но он говорит Дорис, что не отличит левый борт лодки от правого. Кажется, её мнение о нём из-за этого стало ниже, потому что далее она целые две минуты объясняет, что у лодок есть портовый и вёсельный борты, но не левый и правый.

– Я знаю, как управлять быстроходным катером, – говорит Эллиот, – и я быстро учусь.

– О, нет, – Дорис качает головой, а затем для дополнительного эффекта закатывает глаза. – У Бишопа был бы сердечный приступ, если бы он только подумал о том, что вы отправите «Золотого жука» на этот проклятый остров, не зная ничего о мореплавании.

Одним движением пальца очки Эллиота соскальзывают с его головы на переносицу.

– Что вам нужно, – говорит Дорис, – это кто-то вроде моей правнучки.

Я уверена, что Дорис предложила бы свою кандидатуру, если бы она всё же умела управлять лодкой, но она получила в наследство «Золотого жука» намного позже того, как старость приковала её к земле. И, оставляя лодку Дорис после смерти, Бишоп Роллинс на самом деле оставил её Анне Ленсинг. В отличие от дочери и внучки Дорис, у Анны было и время, и терпение, чтобы научиться.

Тёмная бровь поднялась над вишнёво-красными очками.

– Вы доверяете ей больше, чем мне и Чарли?

– Полагаю, мы знаем, как я умру, – говорит Чарли.

Дорис пожимает плечами. Она и все остальные в Уайлдвелле давным-давно перестали гадать, как умрёт Чарли.

– Полагаю, тебе просто стоит сдаться.

Я застонала. С таким успехом весь город может переехать на Остров Серых Волков для охоты за сокровищем.

– В любом случае, спасибо, Дорис, но думаю, что мы забудем о сокровищах, – Эллиот смотрит на меня поверх своих солнечных очков, – наш командир не очень любит общество.

Меня не должно волновать, что он прав. Мне не следует хотеть быть такой, как эти парни, которые перестанут существовать друг без друга. Это опасно – распахнуть грудь и умолять другого человека забраться внутрь и ничего там не сломать.

После Сейди я должна хотеть быть одной. Но в этом то и загвоздка, в одну секунду «одна» превращается в «одиночество». Может быть, я ждала, чтобы кто-то подтолкнул меня. Думаю, это то и делают эти парни. Они пробивают себе путь в мою душу.

Я опускаю глаза.

– Нет, – говорю я, – мы пойдём туда.

ГЛАВА 7: МАЛЬЧИК

Я кое-что узнаю о себе в промежуток времени между отправлением на лодке Бишопа и тем, что я узнаю, что никому не принадлежу.

Всё начинается с перекатывающихся волн, игриво подталкивающих лодку. Мы качаемся, кренимся, опускаемся и поднимаемся.

У меня нет морской болезни.

Из всех бесполезных фактов, которые я узнаю о своём неизвестном «Я», этот, наконец-то, работает в мою пользу.

Я спрашиваю у Бишопа о себе, пока мы плывём к нему домой. Стараюсь впитать как можно больше деталей. Надеюсь, что что-то напряжёт мою память.

– А это, – говорю я, вытягивая прядь волос, – как они выглядят?

Бишоп управляет лодкой, поэтому он бросил едва заметный взгляд.

– Коричневые.

– Существует миллион оттенков коричневого, – говорю я.

– Думал, ты вообще ничего не знаешь.

– Я ничего не знаю о себе. Но знаю многое о других вещах. Да и вообще, даже если бы мой мозг был совершенно пустым, я бы знал, что коричневый цвет не тот коричневый и не этот коричневый. Ваше лицо тоже коричневое, но оно темнее цвета грязи на этом чёртовом острове.

– Не бранись, – говорит он. – Хорошо, твои волосы цвета индийского лавра.

– Это цветок такой?

Я вытягиваю вперёд волосы, но не могу разглядеть кончики, которые задевают мои брови.

– Я из тех парней, что красят волосы в цвет цветка?

– Это вид твёрдой древесины. У меня есть письменный стол из такой – красивый, богатый коричневый цвет.

Я очень широко открываю глаза.

– А что скажете про глаза?

– О, у тебя глаза Острова Серых Волков.

Я моргаю, стоя лицом навстречу осушающему ветру.

– Я не знаю, что это значит.

– Зелёные, как трава в долине.

– Гм! – отвечаю я, всё ещё с мучением глядя на зелень из-за её бесполезности.

На расстоянии возвышается земля, мелкие дома и холмы. Когда мы приближаемся к берегу, я вижу небольшую пристань для яхт, группу зданий, покрашенных дюжиной разных цветов, высокий утёс и огромный дом, построенный на его краю.

– Кто здесь живёт?

Бишоп смотрит на особняк.

– Один старый человек, занятый ещё более старыми поисками.

В центре Уайлдвелла стоит гостиница с завтраками, похожая на пряничный домик. Она тёмно-коричневого цвета. Возможно, цвета индийского лавра. Отделка бирюзового цвета. С крыши свисает какие-то украшения из белой древесины, напоминающие кружево.

Внутри здание похоже на взрыв в магазине сладостей. Мебель – радуга цветов жвачки. Деревянная лестница покрашена в розовый. Картина за стойкой регистрации – спираль леденца. Я разглядываю банку с мармеладками на прилавке.

– Давай, угощайся.

Женщина-портье моложе Бишопа, но уже в том возрасте, когда появляются седые волосы. У неё добрые глаза. Это заставляет меня полагать, что ко мне в прошлом проявляли доброту, если я могу узнать в ней доброту.

Я отправляю в рот целую горсть.

– Может быть, ты частично животное, – говорит Бишоп, кладя в рот мармеладки одну за другой. – Ты ешь, как животное.

– Я не могу вспомнить, когда я последний раз ел, – говорю я, набив рот конфетами.

– Ты ничего не можешь вспомнить.

– Совсем ничего? – спрашивает работница гостиницы.

Я качаю головой.

– Вы меня знаете?

Я провёл весь последний час, задавая этот вопрос. Бишоп кажется менее оптимистичным, чем тогда, когда мы ступили на землю. Обезнадёженным, как и мои чувства.

– Не могу знать, – отвечает она, указывая на свои глаза. Зрачки стали туманно-серыми. – Утренний туман попал мне в глаза, и я никак не могу проморгаться, чтобы убрать его.

– Но вы можете знать меня.

– Может быть, – она качает головой. – Но пока что, ты такая же великая тайна, как этот остров.

На крыльце никого, кроме ребенка, надевшего шлем, смотрящего в пустоту.

– Странно, – бормочу я.

Бишоп похлопал меня по голове.

– Ну что, Безымянный Парень. Пора идти в полицию.

Я останавливаю его около синего коттеджа, на стене которого висит миллиард буйков. Прошло несколько часов с тех пор, как я проснулся около той ямы. Часов на поиски того, кто же я. Как я туда попал. Почему я такой же тупой, как в день своего появления на свет.

Меня раздражает быть неизвестным.

– Я не хочу быть Безымянным Парнем.

– Может, Барт? Тебе подходит.

– Я похож на Барта?

Я тихо выдыхаю. Я забыл поискать зеркало, пока мы искали кого-то, кто мог знать меня. Мне хочется поискать своё отражение в окне автомобиля, но день становится всё хуже и хуже, это значит, что я видимо узнаю, что выгляжу как Барт.

Бишоп закатывает глаза. Что странно для его возраста.

– Твоё поведение. В тебе есть некое Бартство.

– Что, чёрт побери, это вообще значит?

– Не бранись, – говорит он, – это значит, что у меня был отличный пёс по имени Барт, и ты мне его напоминаешь.

– Я бы предпочел не быть названным в честь собаки.

– Он был хорошим псом.

– Вам понравится, если я буду называть вас Ровером, а не Бишопом?

– У тебя есть пёс по кличке Ровер?

Я наталкиваюсь на окно магазина. Листовка о 158-м ежегодном Фестивале Душ царапает шею.

– Очевидно же, что я не знаю этого. Я ничего не знаю. Но я мог бы.

– Да делай, что хочешь. Это же твоё фальшивое имя.

– Я кручу головой. «Сельский магазин Купера» – кричащая жёлтая надпись.

– Купер, – заявляю я Бишопу, – меня зовут Купер.

ГЛАВА 8: РУБИ

Идёт битва, и я не единственная, кто за ней наблюдает. Я стою в тени, одинокая среди крутящихся огней карусели, позволяя телу исчезать, пока не становлюсь невидимой словно ветер. На грязной дорожке Эллиот, Чарли и Гейб хватаются за оружие. Звенит колокол, и мальчики стреляют, струя воды летит в движущиеся ракушки с бычьими глазами на створке.

Эллиот усмехается над Гейбом. Именно такую улыбку в моём представлении может иметь дьявол, прежде чем он соблазнит вас продать душу. Вода летит дугой над моллюсками, над прилавком, над Чарли. Мокрые линии пересекают грудь Гейба. Эллиот смеётся, громко, глубоко и притягательно. Клянусь, это звук, который я никогда не слышала.

Мои губы улыбаются без моего разрешения. Меня заводит их энергия, их волнение, их надежды. Сэйди сказала бы, что бы я присоединилась к их веселью и повеселилась сама. Но я не могу влиться в толпу просто так.

Ко мне подходит группа друзей Сэйди, и я рада, что не стала преодолевать расстояние между мной и мальчиками. Со мной это искромётное настроение испарилось бы. Всегда так. Я даже не виню их – мне было бы трудно говорить с тем, кто выглядит так же, как Сэйди.

Эллиот вытягивает шею и разглядывает толпу. Я чувствую это в тот момент, когда он находит меня, жар в теле заставляет меня снова проявиться.

– Руби!

– Я машу рукой, а затем опускаю руку в волосы.

– Думаю, мне нужен кусок торта «Муравейник».

– Подожди! – он перебегает через грязную дорожку, пиная камешки. – Ты исчезла ненадолго.

Я смущённо пожимаю плечами.

– Хорошая игра.

– Если ты ещё не заметила, в последние дни я вроде как засранец.

– Уверена, что засранцы не рассказывают всем подряд, что они засранцы, – я очень стараюсь сдержать улыбку. – Я не думаю, что это слово обозначает именно то, что ты имеешь в виду.

– Непостижимо. Ты же знаешь, что я лингвистический вундеркинд.

– Верю в это.

Он смеётся, затем возвращается к делу.

– Давай, соберём ребят. Анна ждёт нас у колеса обозрения в 8:30.

Пока Эллиот отговаривает Чарли от посещения пиратского корабля, я направляюсь к Гейбу, который собирается исчезнуть по совершенно иной причине.

Он зажат между двумя девушками на столике для пикника, под вывеской с кричащей надписью «165-й ежегодный фестиваль карнавала душ!» Его футболка свисает с рук, покачиваясь на лёгком ветру. Я хотела бы притвориться, что не замечаю его мышц, но это очень сложно, когда закатное солнце придаёт коже Гейба необычное сияние.

– Твоя футболка сухая, – говорит Эллиот, подходя к столику.

– Похоже, полиция нравов официально закрывает вечеринку, – говорит Гейб, надувшись, хотя по его виду кажется, что он испытывает облегчение. Он обменивается номерами телефонов с девушками, пока Эллиот читает книгу, а Чарли распаковывает леденец размером с голову.

– Хочешь лизнуть? – Чарли опирается на моё плечо, суёт свой радужный леденец мне в лицо. Я качаю головой. Он прижимает липкую конфету к моим губам. – Всё нормально. Мне плевать на твои микробы.

Я лижу, потому что это вызывает улыбку Чарли. Он скоро умрёт, и наименьшее, что я могу сделать – это съесть кусок его конфеты.

– Наконец-то, – говорит Эллиот, когда подбегает Гейб. – Пойдём, найдём Анну.

Пока мы блуждаем по карнавалу, небо в пурпурных полосах темнеет до цвета глубокой лазури. Мерцают волшебные огоньки, освещающие деревья на окраинах. Китайские фонарики, нанизанные гирляндами над головами, освещают дорожки с ярким светом.

Мой сосед Альфи Баркер подходит к Гейбу.

– Завтра у меня собеседование по работе. Если я не получу её, то к 60 годам согнусь пополам из-за откапывания моллюсков, которым мне тогда придётся заниматься. Мне бы пригодилось какое-нибудь божественное вмешательство, если ты не против.

Он не скажет «нет». Не говорил с тех пор, как ему было десять, и он убегал от ловца лобстеров в поисках удачи. Когда сезон был плохим, половина Уайлдвелла была уверена, что это Гейб всех проклял. Мне всегда было досадно за него, что все те люди думают, что могут относиться к нему как к талисману. Я так рада, что ничем не примечательна.

Гейб вздыхает, раскрывает руки. Пожилой мужчина обнимает Гейба.

Я жду под толстым деревом. Миниатюрные волки расселись на ветвях – пенопластово-меховые поделки с глиняными клыками. Юношеская Лига делает их каждый год, дань знаменитому острову, которую мы прикрепляем к старому дереву, загадывая величайшие желания.

– Я пожелаю касания твоих губ здесь, – говорит мне Гейб, тыкая в свою шею пенопластовой волчьей мордой. Он привязывает своего волка к низкой ветке, а затем стоит передо мной в ожидании. Тень проходит по его лицу, и я поднимаю взгляд и замечаю высокого мальчика-индейца с шипастыми волосами, перекрывающего свет лампы.

– Эй, Габриэлла, – Ронни Лэнсинг улыбается, будто он знает шутку, а Гейб – суть прикола, – всё так плохо, что тебе приходится просить у призрака замутить с тобой?

– Прошлой ночью это просила твоя девушка.

– Не смей говорить о моей…

Кулак Эллиота запихивает остаток слов Ронни обратно в рот.

– Следующий для Гейба.

– Невменяемый, – Ронни сплёвывает кровь на бортинок Эллиота, – прямо как твой папаша.

Эллиот бросается к Ронни, но Чарли его удерживает.

– Вали, – говорит Ронни, – если ты не хочешь, чтобы я был тем, кто тебя убьёт.

– Ты мог бы, – говорит Чарли. – Но не могу пообещать, что останусь мёртвым. Не говоря о том, что ты был бы неумелым убийцей или типа того. Просто я планирую умереть в другом месте.

– Действуй в своё удовольствие, – Ронни поворачивается к Гейбу, с зубами как лезвия и брызгами крови с языка. – Дай знать, когда найдёшь свою Y-хромосому.

И он уходит.

Эллиот вырывается из хватки Чарли.

– Я бы справился.

Гейб обнимает меня, кладя руку на плечо, и притягивает к себе.

– Ронни так завидует моей красивой внешности и истинной мужественности, не так ли?

Это чёрная магия, способная превратить гнев человека во что-то достаточно мощное, чтобы отравить жизни. Я просто благодарна за то, что Ронни выбрал того, у кого достаточно эго, чтобы не ощущать её последствий.

– Так завидует, – говорю я, приближаясь к дереву желаний. Два доллара дают мне своего собственного волка. Я выбираю более высокую ветку, ещё не покрытую искусственными волками. Я закрываю глаза, очень сильно сжимая веки. Я желаю, чтобы Сэйди была жива.

Мальчики застают меня в таком состоянии, слишком боящейся узнать, что моё глупое желание не сбылось.

– Ну, что ты загадала? – говорит Эллиот, когда мы оставили позади дерево и наши надежды. – Найти сокровище?

Сначала я не говорю ничего, а затем шепчу:

– Я пожелала вернуть сестру.

Он кивает.

– Я трачу все свои желания на то, чтобы вернуть брата, – он говорит о Тоби, которого так захватила мысль о сокровище, что в 10 лет он решил пройти прямо через океан к Острову Серых Волков. – Думаю, однажды это сработает?

– Думаю, если горе и надежда могли бы воскрешать людей, Сэйди бы возглавила охоту за сокровищем.

Мальчики затихают, позволяя карнавалу проглотить нас целиком. Карусель играет оптимистичную песню, а воздух становится смесью жжёного сахара и соли. Если бы возле меня не отсутствовал человек, этот момент был бы совершенным.

Я лгунья, поэтому говорю себе, что всё и так идеально.

Мы находим Анну у колеса обозрения, его мигающие огни делают её рубашку то зелёной, то синей, затем фиолетовой и вновь по кругу. Она – полная противоположность Ронни – мягкие контуры, широкие глаза и мечтательная улыбка, но она, несомненно, его сестра.

Анна вытягивает шею, чтобы взглянуть на Чарли. Её корона из цветов съезжает в сторону.

– Я как раз думала о конфетах.

Она выхватывает леденец из пальцев Чарли и с хрустом откусывает кусок. Мягкий ветерок заставляет её волосы длиной до подбородка прилипнуть к радужной поверхности.

– Не беспокойся, – говорит она, возвращая леденец Чарли, – волосы чистые.

Чарли пожимает плечами и слизывает.

– Им нужна твоя помощь, Анна.

Она наклоняет голову в сторону.

– Мои услуги дешевле всего летом, но оплата всё же зависит от интереса. У меня может быть больше часов в сутках, чем у всех вас, но я не люблю проводить их, скучая.

Гейб поворачивается к Эллиоту.

– О чём это она?

Маленький нос Анны морщится.

– О покупке часов.

Все знают, что Анна Лэнсинг не спит. Она не нуждалась в этом с тех пор, так как её родители ушли в ту жаркую летнюю ночь. С тех пор, как её тётя и дядя, оба важных человека со слишком малым количеством временем, молились о большем количестве часов в сутках Анны.

Но вездесущая мельница сплетен Уайлдвелла никогда не нашёптывала о бизнесе по продаже часов.

– Моё свободное время, – говорит она, склоняя голову, чтобы увидеть, как колесо обозрения совершает свой медленный круг. – Купите часы, и я потрачу их на то, что вам нужно.

– Мы не покупаем твоё время.

– Эллиот имеет в виду, – говорит Гейб с такой улыбкой, которую надо запатентовать, – что мы приглашаем тебя в путешествие.

– Как друга? – большие глаза Анны расширяются. Она выглядит такой маленькой рядом с возвышающейся каруселью, рядом с этими возвышающимися над ней мальчиками и мной, возвышающейся девушкой.

– Ну, как капитана нашего парусника, – Эллиот хрипит, когда локоть Гейба ударяет его в живот, – но и как друга тоже.

Если это возможно, её глаза становятся ещё больше.

– У меня нет друзей.

Наверное, это правда. Сэйди считала, что Анна слишком много живёт внутри своей головы. Я никогда не говорила этого, но мне это всегда нравилось. Я почувствовала, что если мы когда-нибудь подружимся, это будет потому, что она мне нравится, а не потому, что моё лицо такое же, как у Сэйди.

– Мы ищем сокровище Острова Серых Волков, – говорит Эллиот. – Твоя прабабушка уже сказала, что прикроет тебя перед тётей и дядей. Поэтому ты идёшь с нами.

– Это так здорово! – кричит Анна, и это было бы пронзительно громко, если бы не эта карнавальная музыка, заглушающая всё остальное. Она подпрыгивает, сталкивая свою цветочную корону. – Ну и когда мы отправимся?

ГЛАВА 9: РУБИ

Моя мать не может сдержать своё волнение. Она подгибает под себя босые ноги, устраиваясь на огромном кресле. Растрёпанные каштановые волосы и красные улыбающиеся губы делают её моложе, чем она есть, хотя, может быть, на её коже побывали измельчённые лепестки нарциссов, которые, как она заверяет, могут отменить старение.

– Очень здорово с их стороны, что они пригласили тебя.

– Я пригласила их.

Божья коровка садится на мое голое колено. Маленькие ножки щекочут мою кожу. Когда мы были детьми, Сэйди и я загадывали желания на насекомых, три раза поглаживая им спинку на удачу. Этим летом дом был настолько переполнен божьими коровками, что моя мать начала выбрасывать их из окон и занавесок с помощью пылесоса. С таким количеством их вокруг это кажется мне менее похожим на случайные знаки удачи, а скорее на нашествие насекомых.

– В том, что позже может оказаться проклятием отвратительного родительского воспитания, я собираюсь закрыть глаза на все нарушения частной собственности. Но лишь потому, что Бишоп Роллинс мёртв, и никто не контролирует остров.

Она говорит об охоте за сокровищем. Я думала о том, чтобы солгать – я лгунья, в конце концов, но я знала, что мне это не понадобится.

– Я знаю, как сильно она хотела этого для тебя. Я тоже хочу этого для тебя.

Я не могу смотреть на неё со всей этой любовью, просто выливающейся из неё, всё, чего я не заслуживаю, заполняет пространство между нами. В такие моменты я бы хотела, чтобы она понимала это, что глаза Сэйди не были налиты кровью от болезни, и что я наполнена отвратительной тьмой.

Но мои родители никогда не заподозрят, что во мне есть зло. Я слишком труслива, чтобы признаться.

Мама наклоняется вперёд, сжимает мою руку.

– Мне будет досадно, если ты пропустишь всё просто потому, что не можешь пойти одна.

– Я могу пойти одна, – говорю я.

– Нет, ты не можешь, – я открываю рот, но она обрывает меня перед тем, как я могу ответить, – это приказ, а не просьба.

В дверях появляется отец, ключи свисают с его пальцев. Прямо с работы в юридической фирме, блестящий и сдержанный, волосы зачёсаны в сторону, галстук, плотно сидящий пиджак поверх крепкой фигуры. Его пристальный взгляд прыгает между мной и матерью.

– Девчачьи секреты?

Мама зовёт его в гостиную.

– Группа ребят пригласила Руби в поход с палатками. Разве это не здорово?

– Я их пригласила.

– Это здорово, милая, – говорит он, утаскивая миску жареного арахиса в меду с кофейного столика и погружая орехи в рот один за другим.

– Я достану тебе палатку с чердака.

– Мы не идём в поход, – говорю я, – мы идём искать сокровище Острова Серых Волков.

Я ожидаю, что он подавится арахисом от удивления, но он даже не поднял взгляд со своих испачканных мёдом пальцев.

– Тебе всё равно понадобится палатка для этого, так?

– А что насчёт той красной, которой мы пользовались несколько лет назад? Она отлично подошла вам с Сэйди, – говорит мама, – если только Анна не будет делить палатку со своей прабабушкой… Тогда ты можешь воспользоваться маленькой синей палаткой, а мальчики могут использовать красную, если она им понадобится.

– Дорис просто одалживает ей лодку. Она с нами не идёт, – говорю я, – то есть, ну, мам, ей же миллиард лет.

Мама, кажется, утопает в кресле.

– Что ж.

Отец качает головой.

– Ты не отправишься в поход без присмотра с мальчиками-подростками…

– И Анной, – говорю я.

– Мальчиками-подростками и Анной к потенциально опасному провалу в земле, и для всего это придётся устраивать нарушения, – он поворачивается к моей матери. – Тебя это вообще не волнует?

Мой взгляд перескакивает с отца на мать, в котором, хоть она и не радуется как раньше, она дарит мне подозрительно искреннюю улыбку.

– Конечно же, это волнует меня. Она наша… дочь, – говорит она, и мой разум подключается только в эту небольшую паузу. – Но я просто счастлива от того, что она выберется из дома. Что она будет говорить с другими людьми, кроме Дорис. Будет здорово, если она вновь будет вести себя как ребёнок.

– Но этот Уэйд ненормальный. Что, если он попросит её спрыгнуть с обрыва?

– Его даже не будет с нами, – говорю я. – Но если бы и был, зачем ему просить меня прыгать с обрыва?

Отец слишком занят своим возмущением, чтобы ответить на это. Он двигается ближе к маме.

– А Эллиот Торн – это вообще хулиган. Разве ты не боишься, что он заставит её, ну не знаю, что-нибудь украсть?

Я падаю обратно на диван, позволяя пухлым подушкам поглотить меня.

– В этом ведь и весь смысл охоты за сокровищами, не так ли?

– Ненавижу, когда ты применяешь на мне логику, – говорит отец через плечо. Он переносит внимание на мать, – Это может занять много времени. Она может забеременеть, проведя столько времени с этими мальчиками.