Текст книги "Остров Серых Волков (ЛП)"

Автор книги: Трейси Нейткотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Эллиот усмехается.

– Никто не стал бы возводить камни на каждом конце звезды без причины. Если он, конечно, не засранец.

– Может, там зарыто сокровище.

– Команда, обнаружившая камни в 1886 году, считала, что символы на северном Звездном Камне были картой. Несколько лет спустя они провели раскопки. Под ним оказалась пещера – целая система известняковых пещер – но на этом все. Десятилетия поисков, и ничего, кроме пустых пещер, – он обводит контур на стене, так сильно прижав палец, что ноготь белеет. – Они что-то упустили.

В устах Эллиота слово «они» звучит, как оскорбление. Но он же Торн. Они всегда считали саму мысль о других искателях сокровищ отвратительной.

Я оставляю его там, ковырять ногтем штукатурку, словно сокровище спрятано под ней. Словно дыра в стене удовлетворит его любопытство о дыре в земле.

– Срань господня, – восклицает Эллиот, и в тишине маленькой комнаты звук кажется криком. Его глаза округляются так сильно, что я вижу их белки с другого конца комнаты.

– Руби, – говорит он.

Я удивлена, что он знает мое имя, и не потому, что большинство людей называют меня сестрой Сейди или вообще никак не называют. Я удивлена, потому что мы с Эллиотом разговаривали всего дважды, много лет назад, когда он был другим человеком.

Его глаза распахиваются еще шире.

– Руби.

Ещё до того, как он сменил дизайн своего гардероба и тела, у Эллиота был такой вид, из-за некого уклона губ и прищура глаз, что казалось, что он знает секрет, и никто другой не обладал достаточным умом, чтобы узнать его. Но теперь он смотрит на меня с улыбкой, которая говорит, что мы партнеры в чём-то, чём-то редком и важном.

Это пугающая мысль.

Я опускаю взгляд, и именно тогда замечаю её. Поймана в смертельную ловушку.

Обложка красного и чёрного цветов и белый череп.

ГЛАВА 3: РУБИ

Стащить свою книгу обратно оказалось невероятно легкой задачей. Эллиот разглядывает карту, когда я подхожу к нему и выдергиваю «Остров сокровищ» у него из рук.

Он хмурит брови.

– Я видел стихотворение. Ты же знаешь, что это, верно?

– Конечно, я знаю, что это, – фыркаю я. Но мне плохо дается общение. Раньше я всегда общалась с Сейди, а она уже со всеми остальными. Теперь же у меня в голове вертятся слова, которые хотят очутиться у меня на языке. Вот только мои слова грубые, не такие красивые и ладные, какими перебрасывалась Сейди.

Но об этом у меня вообще нет необходимости говорить. Мне нужно превратить стихотворение в инструкцию, а мили пустой темноты в сокрытое место для потерянного сокровища.

Я блуждаю около витрин, где выставлены единственные объекты, которые выплюнула та, скупая на дары, яма, с тех пор, как она была обнаружена в 1845 году. Стекло запотевает от моего дыхания, пока я читаю о монете, найденной в 1943 году. Это совсем не идеальный круг из шоколадных монеток в сувенирном магазине музея. Вряд ли это ещё круг. Правая сторона прямая и тоньше других. Это серебро, я знаю это, потому что все знают об этой монете, но она – тускло-серая, не блестящая, как монета в 10 центов.

Эллиот сдвигает меня в сторону, опускается на пол и вставляет в замок пару скрепок для бумаг.

– Знаешь, кто это написал? Ты расшифровала его?

Я нажимаю на пластиковую ручку.

– Нет.

Я надеялась, что он поймёт намёк и закроет тему, но кормить Эллиота информацией – это словно кидать хлеб чайке. Одного куска никогда не достаточно.

Кроме того, это не просто информация. Дорис говорит, что первым словом, которое произнёс Эллиот, было «сокровище», также как и его отец и дед, и, возможно, каждый их предок из рода Торн.

Звук открывшегося замка и дрожь стеклянной двери на металлической балке спасли меня от ответа. Я снимаю монету с подставки, тяжёлый металл охлаждает мою ладонь, пока я рассматриваю её. На поверхности выгравирован истёртый герб, с буквами P и S справа и цифрой 8 слева.

– Одна из восьми.

Хоть Эллиот и не был местным сотрудником, он долгое время ошивался около музея, с тех пор, как умер Бишоп Роллинс и вместе с ним ушла возможность другой охоты. Он знает экспозицию музея так, будто бы ему платят за это зарплату.

– Где другие семь?

Эллиот вздыхает, и это звучит как предшествие некой жестокости.

– Это не часть подарочного набора. Составными частями восьмёрки были испанские доллары, чеканившиеся в XVII веке. Они были, фактически, мировой валютой последние восемнадцать сотен лет.

– Они могут быть частью сокровища? Хотя не очень-то и похожи, это уж точно.

Эллиот пожимает плечами.

– Может быть. А может, они принадлежали первому охотнику за сокровищем.

Я переворачиваю монету, чтобы найти год выпуска. 1677.

– Нам не надо надевать белые перчатки или что-нибудь такое?

– Я бунтарь, Руби.

В свою защиту, я изо всех сил пытаюсь не смеяться. Он хмурится, затем хватает монету из моей ладони и возвращает её в коробку.

– Хочешь увидеть что-то крутое?

Он прислоняется к витрине, показывая на огромный нож.

Я пожимаю плечами.

Эллиот протискивается рядом со мной, вытаскивает для меня ручку ножа. Проводит пальцем по завитым буквам, вырезанным на ручке.

– Видишь эти слова? Они на голландском. Знаешь, что они значат?

– Голландец потерял нож на острове Серых Волков?

Его взгляд встречается с моим, прежде чем вернуться к замысловатой резьбе.

– Это значит, что этот нож мог принадлежать Михаэлю Андрисзону, голландскому пирату, который плавал в Новую Англию в конце XVII века.

– И это может быть его сокровищем, – отвечаю я.

– Возможно.

Эллиот вращает нож в руке с лёгкостью того, кто привык обращаться с острыми предметами. Если бы я не пошла за ним на лекцию в тот день в прошлом году, я могла бы представить его вертящим кинжал в руке, прежде чем приставить острый металл к чьему-то горлу. Вместо этого я представляю его, практикующегося с пластиковыми ножами перед зеркалом в своей комнате.

– Раньше я думал, что рыцари ордена Тамплиеров закопали там Ковчег Завета. Это казалось самой крутой идеей.

– Круче безграничного знания?

Эллиот снова ухмыляется.

– Думаю, у меня уже есть безграничное знание…

Я закатываю глаза, и он смеется.

– Ладно, да, это было бы круто. Но Ковчег Завета, по крайней мере, находится в категории возможного. Но даже это выглядит неправдоподобно.

Я вздыхаю. Не могу сдержаться.

– Всё это кажется неправдоподобным.

Он вопросительно вглядывается в моё лицо.

– Ты охотишься за сокровищем, в которое не веришь?

– Да, – я думаю о книге в моих руках и 18 строфах, тянущих меня на дно, – нет. Я уже не знаю.

– Оно существует.

Его слова звучат и как предложение, и как угроза.

Я отодвигаюсь от витрины с древними находками, подальше от Эллиота и любопытства, проступающего во всех чертах его лица. Я вглядываюсь в миниатюрный макет Острова Серых Волков, стоящий на постаменте в центре круглой комнаты. Ставлю мизинец на провал в земле.

Он прикусывает губу рядом с серебряным колечком.

– Дай мне взглянуть на карту.

Делиться эти кажется неправильным. Сейчас эти поиски – дело между мной и Сейди, удерживаемыми хрупкой нитью, что соединяет жизнь и смерть. Если я открою книгу, если позволю Эллиоту заглянуть, это знание сделает его частью этого.

И всё же, я подхожу к витрине. Я думаю о Сейди в тот тёплый летний день, когда воздух пах туберозой и морской солью, когда были только я, она и обещание. Затем думаю об обсуждении сокровища, которое вышло не столь ужасным, как я себе представляла.

Странно, как человек может так ненавидеть одиночество и в то же время стремиться к нему.

Мои пальцы дрожат, когда я нахожу стихотворение и двигаю книгу по футляру из стекла. Глаза Эллиота пожирают слова. Закончив читать, он смотрит на меня. Смотрит сквозь меня, размышляя об острове или глубокой яме.

– Мы собираемся найти сокровище.

Его губы складываются в искреннюю усмешку, но я не присоединяюсь к нему.

– Нет. Нет, нет, нет. Никаких «мы», Эллиот Торн. Есть я – девушка, которая найдёт сокровище для своей сестры. И есть ты – волонтер исторического общества Уайлдвелла и музея, который расскажет мне всё, что он знает об Острове Серых Волков.

– Я не работаю тут волонтёром.

Стихотворение, должно быть, смутило разум Эллиота, потому что у его лица столь ошеломлённый вид, будто бы он пробрался сквозь портал и обнаружил, что все говорят на другом языке или ходят по потолку.

– То есть, ты ничего не знаешь об острове?

Я знаю, что это не так. Есть люди, которые знают по чуть-чуть о многом. Эллиот знает многое о многом.

Эллиот облокачивается на витрину. Его ботинки отбивают жёсткий ритм по деревянному покрытию.

– Нельзя просто так использовать меня ради моих мозгов.

Я хочу сказать ему, что люди всё время используют других людей и лучше, если используют твои мозги, а не что-то другое, но я лишь приподнимаю бровь и жду.

– У меня есть потребности, Руби.

– Ты не можешь просто использовать меня ради моего тела.

Челюсти Эллиота разжимаются, и, хотя он всё ещё кажется суровым, я могу понять, что он борется с улыбкой.

– Забудь о своем теле. Я хочу поучаствовать в охоте.

– Нет, это то, что я должна сделать сама. Но я поделюсь с тобой сокровищем.

Это невероятно великодушно с моей стороны, особенно потому, что мне предстоит тяжёлый переход через остров. Но Сейди никогда не говорила, что я должна хранить сокровище, лишь только то, чтобы я нашла его.

Эллиот дёргает себя за волосы.

– Какой, к чёрту, смысл в сокровище, которое не нужно искать?

Я захлопываю «Остров сокровищ» и кладу его обратно в сумку.

– Ещё увидимся, Эллиот.

Я поворачиваюсь к двери, но он отдёргивает меня. Лицо Эллиота неподвижно, словно камень, но кадык выдаёт его нервозность. Он бьётся и бьётся около горла, прежде чем Эллиот заговаривает.

– Стихотворение… тебе понадобится моя помощь, чтобы его расшифровать, – говорит он, имея в виду нечто намного большее.

Эллиот прекрасно обращается со словами. Пирсинг, татуировки и новый гардероб этого не изменят. Миссис Торн – лингвист. Я не совсем уверена, что это значит, но я знаю, что Бишоп Роллинс нанял её, чтобы перевести странные символы, покрывавшие северный Звёздный Камень.

И более того, я помню, каким был Эллиот – всезнайкой, который готов устроить войну из-за неправильного использования слов или болтающего об этимологии термина, который ты вообще не знаешь. И если кто и мог бы расшифровать карту в стихотворении, это был бы парень, владеющий своими знаниями, как боевым топором.

Но он же Торн.

– Ты захочешь делать всё по-своему и самостоятельно, и через несколько дней это будет полностью твоя экспедиция, а не моя.

– Пожалуйста, – просит он охрипшим от желания голосом. Мне знакомо это чувство, оно со мной с тех пор, как я нашла вчера книгу. Иногда мне кажется, что я чувствую ногами прохладную воду, текущую в дыре на глубине в пятьдесят футов, жёсткие удары по щекам дикого ветра, атакующего Остров Серых Волков, но не трогающего Уайлдвелл.

И я говорю единственное, что могу сказать. Я говорю: «Да».

ГЛАВА 4: МАЛЬЧИК

Когда я просыпаюсь, ещё темно. Запах грязи набрасывается на меня.

Может быть, сейчас рассвет, может быть, наступает ночь.

Во рту вкус грязи.

Где я?

Кто я?

Последний вопрос повергает в шок всю систему. Я вскакиваю на ноги. Мир переворачивается вверх ногами, и несколько шагов я спотыкаюсь, прежде чем он выравнивается обратно.

Верх. Низ. Это я знаю.

Я осматриваю своё тело. Без ран и покрыто слоем грязи. Вокруг очень много грязи, слипшейся грязи, перевёрнутой грязи. Позади небольшая хижина, несколько лопат торчат из земли. Справа от меня белый крест. Прямо впереди скопление строительной техники. А позади меня самая массивная яма, которую я когда-либо видел.

Или нет. Мне не вспомнить.

Я уставился вниз, вглубь ямы. Сплошная темнота и никакого толку. Я кидаю вниз камень, жду звука удара о другой камень или бултыхания в воду, но ничего не слышно.

Я пробую зайти в хижину. Пусто и заперто. У меня нет ключей, поэтому, наверное, это не моя лачуга.

Кто я, чёрт возьми?

Вопрос ещё более раздражающий, чем более насущный «где я, чёрт возьми?»

Я решаю сфокусироваться на этом вопросе, хотя единственный способ найти ответ – прогуляться. К счастью, на мне кроссовки. Я выбираю направление, закрыв глаза, начав кружиться вокруг своей оси, а затем иду в направлении, которое вижу перед собой, когда открываются глаза.

Так я узнал что-то новое о себе. Я полный идиот.

Зелень. Вверху, внизу, везде, куда я смотрю – зелень, зелень и ещё больше зелени.

Зелёная трава. Зелёные деревья. Зелёный мох.

Это скучно. Более того, это никак не помогает. Мне нужно уличные знаки.

Если только зелень – это подсказка. Могу я находиться в Ирландии? Звучит зелено.

Может, я ирландец.

– Может, я ирландец, – повторяю я уже вслух, чтобы расслышать свой акцент. Американский.

Бесполезная информация. Что с того, что я американец? Я могу быть американцем, потерявшимся в Китае, потому что об этом говорит вся эта богом забытая дикая местность.

Больше деревьев, река. Трава, цветы, бла-бла-бла. Я же не остановлюсь здесь понюхать розы. Я ищу две и только две вещи: знаки и людей. Наверное, это идиотский шаг, но я уже установил в той дыре, что я идиот.

Проходит час. Мне кажется, что сейчас около восьми утра.

Я смог вспомнить, как определять время по положению солнца, но я не могу ничего вспомнить из моей жизни. Это по правде несправедливая сделка.

Гигантские мухи кусают ноги. Я давлю одну на своих шортах

Земля тянется вниз, у меня болят бёдра, пока я удерживаю себя в вертикальном положении. На полпути между стоящим положением и скатыванием кувырком вниз по крутому холму, я чувствую его запах. Морской, рыбный, солёный воздух.

Когда деревья пропадают из виду, я оказываюсь на выступе и смотрю на пляж внизу.

– Я живу на пляже, – говорю я, проверяя себя. Это не ощущается правдой и не ощущается ложью.

Я изучаю берег. Зубчатые скалы. Жёлтый песок. Глубокое синее море.

Там есть причал. И сбоку от него качается лодка.

Сейчас весна, переходящая в лето. Этот факт я осознал где-то между моим пробуждением около той дыры и приходом на пляж. До рассвета было тепло, а сейчас душно.

Я вытираю вспотевшую бровь тыльной стороной ладони. Почти пришёл.

Лодка почти что светится на солнце. Понятия не имею, хороша ли она и вообще, но выглядит здорово. Вправду блестящая.

– Эй, – вода, ударяющаяся об берег, заглушает мой крик. – Есть кто-нибудь?

Причал скрипит под ногами. Шатается, это может быть опасно. Я рассматриваю воду, трущуюся о его основания.

Умею ли я плавать?

Хотелось бы предполагать, что если бы я не умел плавать, в меня вселился бы какой-нибудь врождённый страх. Мозг сказал бы: «Уходи с причала, пока не утонул».

Тогда опять мой мозг сегодня не очень добр ко мне.

Я прислушиваюсь к тому, как ветер бьётся в парус. Пинаю лодку сбоку кончиком ноги и спрашиваю:

– Ты моя?

– Сынок, если бы «Золотой Жук» был твоим, он бы пнул тебя в ответ.

Позади меня мужчина. Он старше меня, но не знаю на сколько. Я вообще-то не видел себя. По крайней мере, мне кажется, что я намного моложе, чем он выглядит.

Я жду реакции. Объятия облегчения. Вопрошающий взгляд.

Его обветренное лицо не говорит ничего.

Мужчина затаскивает сумку в лодку. Проводит пальцем по корпусу, прямо там, где я её пнул. Кажется, от этого я чувствую себя плохо. Хотя, честно говоря, не будет чувства хуже, чем тогда, когда я проснулся без прошлого и пробирался по этой тупой зелёной местности.

Мужчина оглядывается на меня через плечо.

– Ты крадёшь мою лодку, юноша?

Юноша. Значит, я достаточно молод. Если бы океан не был столь буйным здесь, я бы склонился у края этого причала, чтобы взглянуть на отражение своего лица.

– Вы меня знаете?

– Ты приехал с бригадой из Белфаста, чтобы помочь на раскопках?

– Мы в Ирландии?

Это вдвойне удивительно, потому что у старика тоже американский акцент.

Черты его лица искривились так, что он одновременно выглядит утончённым и насмешливым.

– Не мой новый помощник, это точно, – он смеётся. – Ирландия.

– Здесь зелено.

– Конечно, вокруг зелень. Сейчас же весна.

Моя голова начинает колотиться, вероятно, из-за слишком малого количества памяти.

– Послушайте, я не знаю ничего ни о чем, за исключением бессмысленных вещей, таких как солнце, так что можете просто сказать мне, где мы?

– Остров Серых Волков, – отвечает он.

– Так, а где находится Остров Серых Волков?

– У побережья Мэна, – мужчина косо смотрит на меня. – Что с тобой?

Я спрыгиваю на причал, даже не беспокоясь о том, чтобы не упасть в воду и, возможно, не утонуть.

– Я проснулся рядом с этой огромной дырой, и в моей голове пустота. Сраная пустота.

– Не бранись, – требует мужчина.

– Простите.

Он качает головой.

– Ты выглядишь юным, но… У тебя есть с собой паспорт?

У меня даже в мыслях не было поискать паспорт… Больше доказательств, что я был либо рожден глупцом, либо это постучалось в мою голову, когда оттуда выбили память.

Я роюсь в карманах. Везде пусто.

Мои плечи опускаются.

– Давай, – говорит мужчина, запрыгивая в лодку, будто бы он ребенок или что-то вроде того. Ловко и быстро. Я следую за ним. Больше я ничего не могу сделать. – Мы прокатим тебя по городу, посмотрим, может кто-то из туристов потерял тебя.

Я закрываю глаза, пока он заводит лодку. Внутри мои веки краснеют от солнца.

Кто я?

Кто я?

Кто я?

– Безымянный мальчик, – зовёт меня он. Я открываю глаза навстречу солёному морскому бризу. Брызги воды попадают на мои щёки, когда лодка набирает скорость.

– Я же не представился. На раскопках я мистер Роллинз, но можешь называть меня Бишоп.

ГЛАВА 5: РУБИ

Особняк Торнов находится на некотором расстоянии, покрытом зеленью, от больших, более современных домов на улице. Обветрившийся камень придает дому грубоватый вид, но площадка с перильцами на крыше поднимает его статус, словно бы Торнам нужен ещё один способ возвышаться над нами всеми.

Властная позиция Торнов в прошлом была связана не только с умственными способностями, как в случае Эллиота, но и с очень старым ботинком. Гарри Торн, который услышал зов острова в Калифорнии, провел пять долгих лет, копаясь в яме, когда её стены извергли изношенный кожаный ботинок. Это был 1876 год, и, хотя с тех пор ни один из Торнов не обнаружил никаких артефактов, им нравится думать, что они могут это сделать.

Я следую по дорожке, огибающей окрестности дома. С соединяющей каменной стеной, осыпающейся вдоль скалистого утеса и по берегу, особняк Торнов кажется слитым с пляжем, будто бы сам дом пытается приблизиться к острову.

Эллиот подходит к двери менее чем через минуту после моего звонка. Его темные волосы в беспорядочном состоянии, более длинная верхняя часть их почти что стоит на кончиках. Он проводит по ним рукой.

– Я волновался, что ты не придёшь.

– Я здесь, – говорю я, но я едва ли собиралась. Вчера вечером подумала о нашем партнёрстве с десяток раз, мои мысли метались туда-сюда, как девушка, выщипывающая лепестки цветка.

Он может мне помочь.

Он не может мне помочь.

Он может мне помочь…

И так я и решила. Насколько хочу, чтобы это приключение было для меня и Сейди, для меня, чтобы возместить наконец-то всё то, что я сделала, настолько мне нужна помощь.

– Эллиот, кто это… О, привет.

Миссис Торн – гигантская женщина, почти на голову выше моих пяти футов и восьми дюймов (~ 176 см.). Её улыбка, тёплая и сентиментальная, та же самая улыбка, которую она носит каждый день, с тех пор как отец Эллиота приставил тот пистолет ему в лицо. Она протягивает ему костлявую руку, но он бросает ей взгляд, и она отдёргивает её обратно.

Эллиот проходит мимо матери.

– Пошли, Руби. У нас много дел.

Я смотрю на расстояние между матерью и сыном. Напряжение в фойе столь же тяжёлое, как огромный человек.

– Приятно познакомиться, – с улыбкой говорю я миссис Торн.

Она кивает и поспешно уходит.

Эллиот весь сосредоточен в своих жёстких плечах и тишине, когда мы поднимаемся наверх в его комнату. Тяжелый ботинок пинает белое дерево, и дверь распахивается. Он прислоняется к стене и встряхивает полки.

Я первой замечаю Чарли, почти что слишком поздно. Мой ботинок почти что наступает на тот участок пола, где лежит его долговязое искривлённое тело, словно начерченный мелом контур мертвого мальчика. Ангельский, каким всегда предстаёт Чарльз Ким.

Эллиот пинает его в бок.

– Хватит притворяться мёртвым, – говорит он. – Это бесит.

Заклятие рушится, когда глаза Чарли открываются, и его лицо приобретает знакомый облик. Быстрым движением он вскакивает – он всегда прыгает – над вещами, на вещи, с вещей – только для того, чтобы броситься на кресло, где он усаживается, как смятый лист бумаги.

Эллиот берёт единственный доступный стул, который он ударяет, прежде чем стукнуть ногами по столу. Я смиряюсь с тем, что мне придется сидеть на кровати, на которой Гейб Нэш задрапировал себя в покрывало, словно муза в ожидании, когда ее нарисуют, в компании парней, чтобы мы могли заняться делом.

– Ты принесла её? – спрашивает Эллиот.

Мои челюсти сжимаются. У меня есть ощущение, что наша команда по поиску сокровища удвоилась.

– Я думала, что мы поговорим о…, – мои глаза расширяются, – ты знаешь, о чём.

– О сокровище? Да. Они часть команды.

– Команды, Эллиот? – я глубоко вздыхаю. – Ты руководил моей миссией.

– Нет, я пригласил друзей.

Именно в такие моменты, я хочу, чтобы Сейди была здесь, чтобы спасти меня.

Ногти на пальцах врезаются в ладони. Мой голос спокоен, как море перед бурей, но внутри я ветер, который разгоняет воду и заставляет взрослых мужчин утонуть.

– Пригласив своих друзей, ты украл руководство этой миссией. Ты своровал лидерство.

– Согласен, – он поворачивается к парням. – Руби за главного.

– Круто, – говорит Чарли.

– Круто, – поддерживает Гейб.

Я издаю низкий стон. Это всё, чего я не хочу. Сейди никогда не указывала, что я должна сделать это в одиночку, но не думаю, что она поддержала бы мысль, что эти парни найдут её сокровище.

Ещё одна ложь.

– Хорошо, – говорю я, потому что знаю свою сестру-близнеца лучше, чем себя, а Сейди никогда бы не отказалась от путешествия с тремя симпатичными парнями. Их глаза приклеились к моим пальцам, когда я расстегиваю молнию на сумке и достаю книгу. Матрас качается, когда Гейб пододвигается ближе и смотрит через моё плечо на потрёпанный роман. Я листаю до последней страницы. Провожу пальцами по простым словам, которые приведут меня к сокровищу.

Подбородок Гейба упирается мне в плечо, и тепло щекочет мне ухо, когда он выдыхает.

– Не может быть.

– Хм, может, – говорю я, вежливо отодвигаясь, – может быть.

Его тело наваливается на меня. Упираясь ладонью в лоб, я выталкиваю его из своего личного пространства. И встаю, прижимаясь спиной к стене.

Вина пробегает по лицу Гейба, но лишь на секунду. Он смеётся и отодвигается на другой конец кровати, принимая позу, которая довела бы Дорис до ещё одного сердечного приступа.

– Я полагал, что это ты должен найти карту, – говорит он Эллиоту, – и какой же ты Торн после этого?

Эллиот вздрагивает от этого, и я понимаю, что он такой Торн, который проведёт свою жизнь в попытках оправдать ожидания от этих четырёх маленьких букв.

– А это важно? У нас есть карта, и сокровище тоже будет наше.

Эллиот наклоняется вперёд, будто между его грудью и книгой есть невидимая цепь, и, открыв обложку, я спровоцировала не очень мягкий рывок. Я читаю вслух стихотворение, едва глядя на слова на странице. Я изучала их так часто, что они отпечатались в складках моего мозга.

Когда заканчиваю, Чарли наклоняет голову назад и издаёт самый громкий смешок из всех, что я слышала.

– Чувак, – говорит он, глядя на Эллиота влажными глазами, – ты выглядишь так, будто бы собираешься бороться за неё.

Эллиот вновь опускается на кресло. Он кидает в Чарли скомканным носком.

– Руби защищает свою книгу, но, – говорит он, фокусируясь на мне, – я смогу разгадать стихотворение, если ты отдашь мне книгу.

Я прижимаю книгу к груди.

– Но ты можешь разгадать его сам?

Он уставился на меня, глаза сузились, язык повис около кольца на краю его нижней губы, но это только в момент, пока испуг Эллиота не проходит.

– Я бы не стал так делать.

– Ещё как стал бы, – Гейб вырывает книгу из моих пальцев.

– Заткнись, Габриэлла, – говорит Эллиот.

Пальцы Гейба сжимаются на странице, но его лицо не выражает напряжения.

– Хрен.

– У него он хотя бы есть, – вносит свой вклад Чарли в эту бессмысленную беседу.

В конечном итоге книга оказывается у Эллиота, поскольку он хватает её с кровати, пока Гейб прыгает к Чарли. Они перекатываются по полу, как пара диких животных, почти уронив комод Эллиота в процессе. Эллиот же усмехается, читая книгу, будто бы эта борьба входила в его план.

– Возьми свои слова назад, или я сбрею тебе брови, – говорит Эллиот, его мускулистое тело прижимает Чарли к полу.

– Меня будто бы растерзала горилла. Не то, чтобы меня когда-либо терзали гориллы. Или вообще растерзали. Или я видел горилл.

Чарли пытается оттолкнуть голову Гейба, но, в основном, он просто цепляется, как поваленный на землю жираф.

– Хорошо, я забираю слова обратно.

Гейб отпускает Чарли, проводит по своим взъерошенным каштановым волосам и с радостным вздохом падает на кровать, как будто признание Чарли его мужественности – единственная причина, по которой она реальна.

– Ты уже нашёл сокровище? – спрашивает Чарли Эллиота, распластавшись на полу. Пот приклеил его волосы к коже, и он убирает их тыльной стороной ладони.

Сейди всегда говорила, что Чарли был так же увлекателен, как и Уайлдвелд. Он делает такие вещи, для которых никто другой не достаточно храбр или достаточно глуп, и он делает их с бесстрашной беззаботностью, что заставляет его казаться больше, чем когда-либо будет весь Уайлдвелл. Когда он отправился на скалолазание во время грозы, Сейди решила, кто будет её единственной настоящей любовью.

Дело больше обстояло в том, что она умирала, и все знали, что Чарли тоже когда-нибудь вскоре умрёт. Это могло бы быть романтично, если бы ей не стало хуже до того, как Чарли разгадал конец своего существования.

Эллиот проводит пальцами по разрезанному квадрату в верхней части страницы.

– Ты когда-нибудь раньше видела этот символ?

Каждый раз, когда я закрываю глаза.

– Нет. Это может быть одна из тех древних букв, как те, что из времён Викингов?

– Руны. Вряд ли. Я хорошо знаком с руническим алфавитом.

И Сейди полагала, что этот парень может научить меня приключениям?

– Мать научила меня, когда пыталась перевести знаки на Звёздных камнях, которые оказались не рунами.

Его губы сжимаются, и на минуту Эллиот остаётся наедине со своими мыслями. Затем он переворачивает страницу.

– По любому, этот символ всё равно не входит в алфавит.

– Он может соотноситься с третьей строфой.

Я смотрю в потолок и вытягиваю стихотворение из своей памяти.

– Отправишься ты в путь,

Когда сойдутся звезды –

Их знак не даст свернуть,

Гляди и шествуй твёрдо.

Может быть, мы найдём знак на звёздном небе, и он укажет на сокровище.

– Нет, – Эллиот обрывает конец моего предложения. – Слишком просто соединить звёзды в эту форму. Мы можем найти дюжины квадратов с линиями по середине.

– Это созвездие, соответствующее знаку зодиака, – говорит Гейб. – Мы найдём нужное нам и будем использовать его для навигации.

– Навигация по звёздам так не работает. Звёзды могут сказать тебе, где ты, или в каком направлении ты движешься, но они не могут дать поэтапных инструкций для определения места, которое мы не знаем, и, – продолжает Эллиот, поворачиваясь к Гейбу, – откуда, чёрт возьми, ты знаешь о зодиакальных созвездиях?

– Что? Кира Джеймс любит составлять мой гороскоп. А я люблю…

– Следующая строфа, – заговариваю я, прежде чем комната наполнится большим количеством тестостерона, – нам нужно говорить о ней.

Эллиот разворачивает карту острова Серых Волков. Она взята из сувенирного магазина музея, поэтому появляется хруст, несвойственный древне выглядящей бумаге.

– Ищи, где солнца луч утрами жжёт песок,

Где океан ревуч, на берег льёт поток.

Это о пляже.

– Где вода самая бурная? – спрашиваю я.

– Два места, – говорит Эллиот. – До того, как компания Роллинс выкупила остров, ребёнок погиб, купаясь у утёсов на юго-востоке. Волна ударила его об скалы. Но на северо-западе есть небольшой пляж и ещё ряд утёсов с бурными волнами.

«Где океан ревуч на берег льёт поток.»

Эллиот смотрит на меня с чем-то вроде восхищения.

– В точку. Единственный причал на острове находится на юге, поэтому мы начнем с этих скал. Если это не приведёт к сокровищу, мы начнем заново и последуем по карте от северо-западных скал.

Чарли достаёт теннисный мячик из-под кровати Эллиота и бросает его об дверь.

– Вы ведь понимаете, что компания Роллинс всё ещё владеет островом, и это будет незаконное проникновение на чужую территорию.

– И тебя это беспокоит? – спрашивает Гейб со смехом. Он и Эллиот меняются взглядом, говорящим о том, что Чарли выжил из ума. Мне кажется, что это правильный вопрос.

Чарли закатывает глаза.

– Конечно же, нет. Но я не поеду.

Это приводит к тому, что Гейб и Эллиот устраивают минутную дискуссию, произносимую исключительно движениями глаз. Это кажется слишком интимным, и я прижимаюсь спиной к стене, пока не ощущаю себя немного невидимой.

Теннисный мяч вновь ударяется в дверь.

– Я вас слышу, – говорит Чарли.

– Мы и не говорим.

Гейб усмехается, но Чарли слишком занят бросками теннисного мяча об дверь, чтобы заметить это.

Без разницы. Даже ныряние с убийственного утеса не заманит меня в эту смертельную ловушку.

Мои брови удивленно поднимаются. Чарльз Ким ничего не боится.

Все помнят испуганного корейского мальчика, который никогда не снимал свой велосипедный шлем, даже в помещениях. Уэйд Ким. Это имя, которым когда-то пользовался Чарли, в те времена, когда он был испуганным задохликом. В то лето, когда он стал достаточно равнодушным к тому, чтобы другие мальчики звали его по фамилии, он стал отзываться на Кима. Это озадачило всех стариков в городе, которые знали ещё одного или двух других Кимов, и всех из них были женщины. Когда его отец умер той осенью, Уэйд стащил его имя, и с тех пор он был Чарли.

Связать Уэйда с Чарли почти что невозможно. Этот мальчик свободно лазает по самым высоким скалам Уайлдвелла. Он занимался скайдайвингом, сплавом на лодке по бурной воде и рафтингом, и горными лыжами. Он не должен бояться Острова Серых Волков. Из всех нас именно он не должен бояться.

Я перевожу взгляд между Эллиотом и Гейбом, затем, наконец, смотрю на Чарли, который опирается на локти, ноги всё ещё расставлены. Он вздыхает.

– Это легенда.

Он говорит о трёх смертях, которые нужны яме, прежде чем она отдаст сокровище: несчастный случай, самоубийство и убийство.

– Яма – жадная сволочь, – часто говорила Сэйди. – Она получила свой несчастный случай. Она получила самоубийство. И всё ещё требует убийство.