Текст книги "Дика"

Автор книги: Тотырбек Джатиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

«НУ И ОТЧАЯННАЯ ТЫ, ИЛИТА!»

Есть у осетин пословица: «Настоящая любовь больше моря и тверже скалы». Очень хорошо и точно это сказано. Большой любви не страшны разлуки, не страшны расстояния.

Харитон улетел, но теперь, после их недолгого разговора, Илита жила только им одним. Каждую минуту, каждый час она вспоминала любимого. Чувство, что на земле есть Харитон Саламов, который любит ее, хочет сделать ее счастливой, помогало ей во всем.

Но, признаться, в те дни, когда от Харитона не было писем, Илита ходила грустной. Зато, получив письмо, с трудом сдерживалась, чтобы не поскакать по плацу словно девчонка, махая конвертом и крича: «Мне письмо! Мне написал мой любимый!»

Писал Харитон часто. Только до обидного коротко. «Летаю. Сам учусь и учу других». В общем, обыкновенная жизнь рядового военного летчика.

По некоторым деталям Илита поняла: Харитон на фронте, дерется с белофиннами.

И, поняв это, она стала еще больше беспокоиться за Харитона: только бы с ним ничего худого не случилось!

В письмах Харитон был сдержан. Но сквозь эту мужскую, типично горскую сдержанность порой прорывалась нежность. Она сквозила в интересе Харитона к учебе Илиты. Она была в вопросе, который волновал Харитона: удалось ли Илите постичь грамматику русского языка?

Илита писала в ответ длинные письма. Сообщала, как идет учеба, делилась новостями из Фарна. Ей хотелось рассказать Харитону о своих чувствах. Но она всякий раз останавливала себя: что зря волновать его, мешать службе. Ведь от того, что Илита скажет «хочу тебя видеть», их встреча не приблизится.

Как-то в школу проездом заглянул летчик. Он привез письмо от Харитона и коробку шоколадных конфет. В разговоре с Илитой летчик сказал, что Харитона недавно наградили орденом.

– Звездочку получил, – объяснял приезжий. «Звездочкой» военные называли орден Красной Звезды. – А за что получил, сам расскажет. За дело, в общем. – Он доверительно склонился к Илите и, улыбаясь, проговорил: – Я-то раньше думал, что вам повезло: Харитон у нас герой, таких смельчаков, как он, один на сотню. А теперь вижу, что и ему повезло: любимая девушка – летчик! И не просто летчик, а красавица летчик!

Он уехал. А Илита снова и снова вспоминала его слова: «Харитон – герой. Таких смельчаков, как он, один на сотню». Гордость за Харитона стесняла грудь: вот какой человек ее любит – герой, смельчак!

Учеба в школе близилась к концу. Пришлось поднажать на русский язык. И тут Илите опять, как и раньше, помогла Ганна Саенко.

В общем-то, экзамены не пугали Илиту, только одного русского она опасалась. Ну что за напасть такая – не дается ей русский, и все!

На выпускном экзамене по русскому языку Илита получила «удовлетворительно». Но начальник школы, полковник, присутствовавший на экзамене, не корил ее за это. Он сочувственно подмигнул Илите и сказал, обращаясь больше к преподавателю, чем к ней:

– Зато летает Даурова на «отлично»!

Днем позже Илита показала, что летает она действительно на «отлично». «У-2» беспрекословно слушался ее. Она лихо проделала ряд виражей, несколько сложных фигур высшего пилотажа, а напоследок дважды прошла на бреющем, чуть не скосив винтом траву аэродрома.

Полковник был доволен. Он повторял:

– Наша осетинка с грамматикой на «вы», а с самолетом на «ты»! Что делать, у каждого свои талант…

Он намекал, что талант вождения самолета для него, старого летчика, важнее всего.

Сразу же после экзаменов Илита получила письмо из Осетии. Президиум Верховного Совета республики от имени избирателей просил Даурову приехать в Осетию: депутату надо отчитаться перед своими избирателями. Есть и еще одно немаловажное соображение: Илита стала летчицей, первой женщиной в Осетии, севшей за штурвал самолета, так ведь людям хочется поглядеть на нее, словом перемолвиться…

– Ну что ж, Илита Кирилловна, – с добродушной усмешкой развел руками полковник. – Воля народа – для нас закон. Придется и вам подчиниться. Дадим вам отпуск… – Он хитровато прищурил глаза. – И, пожалуй, знаете, что я вам предложу? Летите на своем любимом «У-2»! Будет сюрприз землякам. Найдется там хорошая площадка для приземления? – И сам же ответил: – Уверен, найдется!

Илита была счастлива. Ну что может быть радостнее – прилететь на родину в самолете? Да, полковник это хорошо придумал, лучше некуда! Ей-то и в голову не пришло бы просить начальника школы дать для полета «уточку». Впрочем, до сих пор не было случая, чтобы курсантам разрешали полеты на такое расстояние.

Она представила себе, как появится в небе над родным Фарном, как покружит над аулом, как пойдет на посадку, а потом, заглушив мотор, выскочит из кабины в пилотском шлеме и попадет в объятия друзей. Она представила себе все это и задохнулась от радости. Как это чудесно – прилететь в Фарн на самолете! Да она мечтать о таком чуде не могла!

– Только… – Полковник помедлил. – Одну я вас не отпущу. Полетите с инструктором. Как говорится, на всякий случай. Да и веселее будет с инструктором… Петров с вами отправится. Передайте ему: пусть готовится к полету.

– Есть передать! – повторила Илита.

По чести сказать, она уже настроилась лететь одна, и то, что полковник «привязывает» ее к инструктору, даже к такому милому и веселому парню, как Петров, чуточку обидело Илиту. Но что делать? Как говорил в свое время Харитон, приказ начальника – закон для подчиненных. Полетит Илита с инструктором. Все равно здорово – она будет парить над Фарном!..

К середине следующего дня «У-2». который вела Илита, уже летел над горами Северного Кавказа. Горы были покрыты зеленым ковром лугов. Сверху все казалось новым, не таким, каким привыкла видеть это Илита. Отары овец – словно облака, упавшие на землю. Плоскокрышие каменные сакли – будто брошенные кое-как спичечные коробки. В легком розовом тумане вились над печными трубами синеватые дымки, они напоминали слабые ростки цветов, выросших в ущельях.

Ага, вот и аулы избирательного округа Илиты! Они раскинулись по отлогим краям широкого Даргавского ущелья.

Вот и река Гизельдо́н. Сверкает будто серебряная. А вокруг горы, горы и горы – одна гора выше другой. Глядя на них, сразу и не разберешься в этой каменной сумятице, в этом исполинском нагромождении скал.

Под крылом самолета проплывают отроги хребтов, похожие на древних чудовищ, проносятся светлые ниточки ручьев, искрятся в солнечном свете, словно драгоценные камни, водопады…

Петров не мешал Илите. Он, казалось, даже заснул в своей кабине. Илита обернулась, поглядела на него и снова приникла к штурвалу.

Она сделала несколько кругов над родными местами, различая аулы. Вот Дарга́вс. Вот Джима́ра. А это что такое? Какаду́р или Ламардо́н? Ну точно, Какадур!..

Самолет снижался. Илита искала подходящее место для посадки. Но, разыскивая взглядом достаточно большое и ровное поле, она одновременно видела, как по улицам аула бегут люди, как они взволнованно жестикулируют. Шутка ли, впервые многие из них видят так близко самолет – эту крылатую машину, летящую в воздухе так быстро, как не может ехать по земле ни одна арба!

Илита улыбалась. Она могла бы пересказать все, что думают ее земляки, видя в небе самолет. Седобородый чабан, опирающийся на длинную ярлыгу, спокоен. Прищурившись, приложив к глазам ладонь, он неотрывно смотрит на самолет Илиты. Многое он видел в жизни: черствых и злых алдаров, злобные пасти голодных волков, нищету, кровавые сражения бедняков с полками Деникина, обрезы кулаков. Новая жизнь – это сказка, ставшая былью. Новая жизнь каждый день рождает чудеса. Ну вот разве это не чудо – крылатая машина спускается с неба прямо к дедовским саклям! А что думает парнишка, выросший уже при Советской власти? Он тоже не отрывает взгляда от самолета. Он завидует летчику: ведь у парнишки мечта – летать!

Да и сама Илита, быть может, впервые так остро почувствовала сейчас, что́ сделала для нее Советская власть. Не будь ее – была бы Илита последней батрачкой. Не на самолете бы летала, а шла бы за сохой, понукала волов. Спасибо тем, кто, не жалея крови и пота, построил новую жизнь! Эта жизнь сделала Илиту хозяйкой своей судьбы. Илита – летчик. Илита – депутат. Илита – человек, выдвинутый народом решать большие, государственные дела. Скажи об этом землякам Илиты лет двадцать тому назад, все бы только рассмеялись. А то бы и рассердились: нечего, мол, нам голову глупостями забивать, чудес на свете не бывает!

Теперь – бывают!

Но пора и приземляться.

Внизу, по берегу реки и на скалах ущелья, не видно ни одной сколько-нибудь удобной площадки. Вот, кажется, что-то есть! Нет, это поле, засеянное ячменем. Нельзя сажать самолет на поле. Илита хорошо знала, сколько труда нужно положить, чтобы вырастить ячмень на этой недружелюбной земле. Собственно, и землей-то нельзя назвать ее. Там, внизу, – камень, на который крестьяне – поколение за поколением – укладывали пласты чернозема, того чернозема, что носили они на себе из долин.

Она растерянно оглянулась на инструктора. Тот не спал. Чувствовалось, что он следит за Илитой, готов в любую минуту прийти ей на помощь.

«Обойдусь без него, – твердо решила Илита. – Буду искать площадку, хотя бы все горючее кончилось!»

Она вдруг вспомнила, что неподалеку от аула Какадур есть небольшая площадка. В детстве Илита ходила туда с подружками собирать ягоды и цветы. Уж не засеяли ли эту поляну? Хорошо, если нет. Самое подходящее местечко для посадки. Хоть и не велика площадка, но для «У-2» хватит.

«Хватит? – тут же обеспокоенно спросила она себя. – А если нет?»

Она вспомнила Чкалова. Тот сумел пролететь под мостом, между быками, – расстояние было чуть шире размаха крыльев чкаловского самолета.

Илита грустно усмехнулась. Чкалову это удалось. Но то Чкалов, а то она. Нашла с кем себя сравнивать!

Самолет между тем уже набрал высоту и парил над южной окраиной Какадура. Илита нашла взглядом знакомую поляну. Сейчас она показалась ей гораздо меньше, чем когда-то в детстве. Во всяком случае, посадить «У-2» на этот пятачок не так-то просто. Но другого выхода нет.

«Попробую!» – решилась Илита.

Самолет резко пошел на снижение…

Земля! Колеса «уточки» катились по лугу, сминая высокую траву. Обрыв быстро приближался. Неужели дорожки пробега не хватит? Когда до обрыва оставалось метров пятнадцать, самолет, перевалив через небольшую кочку, прекратил свой бег. Обошлось! Илита сняла шлем, вытерла ладонью потный лоб.

– Ах, молодчага! – сказала она, хлопнув рукой по борту кабины. Она имела в виду самолет.

– Это ты – молодчага! – отозвался с заднего сиденья инструктор Петров. – Тютелька в тютельку посадила «уточку». Я бы лучше не посадил, а ведь инструктором пятый год!

Он облегченно рассмеялся. Видно было, что Илита заставила его поволноваться.

Только теперь Илита почувствовала усталость. Прислонившись к фюзеляжу, она смотрела на родные горы. Повитые сиреневым туманом, предвещавшим близкие сумерки, они толпились по сторонам, будто стадо огромных буйволов. Лишь две вершины – Джима́ра-хох и Мали́-хох – прорвали пелену тумана; их белоснежные пики, казалось, подпирали само небо. Ледяные папахи вершин, крутые склоны гор, поросшие курчавым темным кустарником, – все это делало Джимара-хох и Мали-хох похожими на гордых стариков, пришедших на нихас и молчаливо взирающих на молодежь…

Илита подняла бинокль, разглядывала знакомые с детства места. Интересно, много ли сейчас в горах туров? В окулярах скользнули сверкающие грани ледников, сползающих в ущелья с высоких плеч Джимара-хох и Мали-хох. Если смотришь в бинокль, они совсем рядом. Стоит только руку протянуть, и сразу же ощутишь пронзительный, вечный холод многометровой ледяной корки. Но где же все-таки туры? Они должны быть ниже, на склонах, где кончаются альпийские луга, покрытые пестрым разнотравьем, цветами… Нашла! Илита обрадованно обернулась к Петрову.

– Поглядите-ка в бинокль! Сразу же, ниже белой кромки ледников, – луга, и вон там, ближе к серым скалам, – Илита кивнула в сторону Джимара-хох, – большое стадо туров…

– Вижу! – сказал инструктор, глядя в бинокль.

– Я с отцом частенько ходила в горы охотиться, – вспомнила Илита. – На туров мы тоже ходили.

– Ты? На туров? – удивился инструктор. Илита кивнула.

– А что особенного? – Она пожала плечами. – Кто живет в горах, того горы не страшат.

Снизу, по отлогой тропинке, на поляну выехали всадники. Два джигита привстали в стременах и, гикнув, направили своих коней к Илите. Через минуту они уже были около самолета. Следом за ними прибыли и остальные.

Илиту не узнали – она была в шлеме. Но как только сняла его, раздались приветственные возгласы.

– Эх, Илита! – восхищенно закричал один из джигитов. – Все ущелье всполошила! В саклях-то никого не найдешь – на улицах люди стоят, на твою птицу смотрят. – Он кивнул туда, где начинался обрыв. – И как ты только посадила ее на такую маленькую полянку! Рискованно….

– Рискованно, это правда, – согласилась Илита. – Только не зря же говорят: дома и стены помогают. Вот мне родная земля и помогла.

По тропе на поляну поднимались все новые и новые всадники. За ними спешили пешие, те, кто не успел оседлать коней. Появились женщины и дети. Вот шумная ватага ребятишек – человек двадцать, не меньше, – обступила самолет. Восторженно смотрят на Илиту, кричат:

– Илита-летчица с неба спустилась! Илита-летчица выше Мали-хох была!..

Вскоре на лужайку поднялись и медлительные, седобородые старики – самые уважаемые люди аула. Прибывшие ранее почтительно расступились перед ними. Старики торжественно в с уважением пожали руку инструктору Петрову, потом – Илите.

Начался разговор. Старики спрашивали о здоровье Илиты. Илита, в свою очередь, интересовалась их здоровьем, желала их дому мира и благополучия. Это было своеобразной традицией – пожелать друг другу здоровья, успехов и счастья.

Илита назвала своего инструктора. Объяснила, что тот учил ее летать, а сейчас вот прилетел вместе с ней в гости к осетинам.

– Очень рады! – заговорил один из седобородых, глядя на Петрова. – У нас есть пословица: гость в доме – хозяин. Так что чувствуйте себя как дома!

К Илите протиснулся председатель аулсовета, кряжистый, широкоплечий горец. Поздоровался, пожелал удачи, а потом заметил, что начинается ветер и как бы не вышло так, что самолет сорвется с кручи.

– Только не волнуйся, товарищ Даурова, – тут же сказал он, – я кое-какое решение предусмотрел. Мы твою воздушную коляску осторожненько спустим в долину, прямо к Даргавсу… Знаешь как? Поставим сзади трактор, вроде тормоза будет. А самолет своим ходом вниз пойдет. С Даргавса легко взлететь, так что беспокоиться нечего… А теперь, – председатель обернулся к инструктору, – пожалуйте в аул, не побрезгуйте нашим гостеприимством. Мы своего депутата давно ждем. Вот и дождались! Это нам повезло, что ты, Илита, около Какадура спустилась. А если б у Ламардона се́ла? Как бы мы тебя у ламардонцев перехватили? – Председатель аулсовета засмеялся, будто ему доставляло удовольствие именно то, что теперь ламардонцам придется перехватывать Илиту у какадурцев.

…До самого вечера Илита принимала своих избирателей в кабинете председателя аулсовета. Большие и малые дела пришлось ей решать. Впрочем, были вопросы, для решения которых следовало ехать в Орджоникидзе, их Илита взяла на заметку.

Вечером на нихасе загорелись яркие костры. Мужчины не спеша попивали легкое ячменное пиво. Между кострами, на свободном месте, самые лихие парни аула состязались в плясках. До самой ночи не смолкали песни и смех.

Только через два дня Илите удалось попасть в Фарн – до этого пришлось побывать и в Даргавсе, и в Джимаре, и в Ламардоне.

В Фарне Илиту ждали сестры и мать. Только старый Крим, отец, не дождался Илиты. Он умер год назад. Работал в горах, на заготовке леса, и сильно там простудился, спасти его не удалось. Тогда Илите срочно дали телеграмму. Но если б Илита выехала даже в тот самый день, все равно не успела бы на похороны. И потому она решила отложить поездку домой до окончания школы.

Мать, плача, обняла Илиту. Та утешала ее как могла.

Но еще до того, как Илита попала домой, ее чуть ли не два часа держали возле самолета. Встречали Илиту с еще большей радостью, чем в остальных аулах. Это и понятно: как-никак она жила среди этих людей, со многими из них росла, ходила в школу.

Молодежь, ребятишек самолет интересовал не меньше, чем сама Илита. Кто-то из них почтительно прикоснулся к пропеллеру, кто-то заглянул в кабину, где на щитке поблескивали глазки приборов. Лица ребятишек сияли восторгом. Машины они видели-перевидели. Трактором их тоже не удивишь. Но чтобы прямо у их дома стоял настоящий самолет, такого еще не бывало!

– Тетя Илита, покатай меня! – решился самый смелый мальчишка.

И тут вся ребятня подхватила:

– Тетя Илита, покатайте нас!

Илита улыбнулась.

– Не могу. Нельзя. – Она посмотрела на своего инструктора. – Если не верите, летчик Петров вам это подтвердит. Вот вырастете – сами сядете за штурвал самолета.

Явился на посадочную площадку столетний старик Георгий Саламов – дальний родственник Харитона. Посмотрел на самолет, перевел взгляд на Илиту и сказал, восхищенно качая головой:

– Ну и отчаянная ты, Илита!

Вечером в Фарне устроили праздник в честь приезда Илиты и Петрова. По традиции джигитовали на конях юноши. В плясках парни старались перещеголять один другого, и достаточно было ободряющей улыбки Илиты, чтобы уставший танцор снова и снова входил в круг…

Какое это счастье – быть среди своих, дышать воздухом родного края! Только вот обидно, что рядом нет отца. Как бы он гордился Илитой!..

НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ СЧАСТЬЕ

Последнее время Харитон служил где-то в Заполярье. Приехав на родину, Илита сразу же написала ему: «Живу дома, отпуск у меня до конца июня, так что впереди еще целый месяц отдыха». Она намекнула, что было бы счастьем, если б Харитон хотя бы на недельку вырвался в Фарн.

И вот пришло письмо от Харитона. Он сообщал, что получил двухнедельный отпуск, что по-прежнему любит Илиту и, коли она не возражает, сразу же после его приезда начнут готовиться к свадьбе.

Минуло несколько дней, и в Фарне заговорили о свадьбе Харитона и Илиты. Новость эта была у всех на языке. Судачили о ней на нихасе и в аульском магазине, на базаре и даже в аулсовете. Большинство людей одобряли союз Илиты и Харитона. Но были и такие, что осуждали его. Родной дядя Илиты старик Колка, например, всячески противился тому, чтобы Илита вышла замуж за Харитона. Впрочем, о дядюшке Колке речь впереди.

Илита настояла на своем. Она любит Харитона и, если решила стать его женой, так и будет!..

…Свадьба была в самом разгаре. Счастливая, сияющая Илита, нарядная и красивая, как никогда, не могла поверить своему счастью. В доме Дауровых давно уже не было столько народу. Многие жители Фарна, да и не только Фарна, но и соседних с ним аулов, сочли своим долгом заглянуть к Дауровым, чтобы пожелать Илите здоровья и благополучия, чтобы отметить большое торжество добрым бокалом домашнего вина. Ведь Илитой гордился не только Фарн – вся Осетия знала ее имя!

На осетинских свадьбах есть свой порядок. Мужчины сидят отдельно от женщин. Командует «мужским» столом тамада; обычно это солидный, убеленный сединами старик, умеющий поддерживать порядок и славящийся остроумием. Слово его – закон, перечить ему нельзя. Однако плох был бы тот тамада, который забыл бы о вековечных осетинских обычаях, нарушил бы их. А таких обычаев немало. Надо знать, кого и как усадить за столом. Надо знать, кого с кем рядом посадить. Надо знать, кому первому разрешить произнести тост, а кого попросить помолчать. В общем, наука эта сложная, требующая и опыта и особого таланта.

Женщины заняты тем, что принимают подарки молодоженам.

Молодежи разрешено сидеть за «мужским» столом. Но это разрешение лишь формальное. Хочешь сесть – садись, но веди себя паинькой, будь тише воды и ниже травы, понимай, что рядом седобородые, видевшие то, чего тебе уже не увидеть, и слышавшие то, чего тебе уже не услышать.

Но молодежи вольготнее в стороне. Тут, среди своих одногодков, парни пляшут, смеются, шутят, веселятся напропалую.

Гости все прибывали и прибывали: из Беслана, из знаменитого селения Коста, из Даргавского ущелья, даже из Орджоникидзе. Просторный двор Дауровых не мог вместить всех. Поэтому мужчин сажали за столы, поставленные прямо на улице. Это никого не смущало: день выдался удивительно теплый и ясный, во всю свою силу сияло над горами солнце.

Здесь и там гремели песни, заливались гармошки. От стола к столу ходил фоторепортер, приехавший из Орджоникидзе, что-то выспрашивал, щелкал аппаратом.

Все с подчеркнутым вниманием поглядывали на главный, «мужской» стол, где сидели гости из райкома и райисполкома, белобородые старцы, прославленные джигиты; они задавали тон свадьбе. Время от времени кто-то из них поднимал бокал с вином и произносил пышный тост. Только на Кавказе умеют произносить такие тосты, в которых каждая фраза – афоризм и каждое словцо – драгоценный камень.

По обычаю, жених в доме невесты не появляется. Он коротает время у себя. Поэтому Харитон сидел среди своих родственников и считал минуты до приезда невесты.

Однако большинство родственников Харитона, веселившихся в доме Дауровых, словно бы потеряли представление о времени. Они пели, плясали, произносили длинные и витиеватые тосты…

Но вот наступил момент, когда старшие, распоряжавшиеся церемонией, разрешили готовить невесту в путь-дорогу, и дружки жениха, доверенные люди Харитона, дали команду надеть на невесту подвенечный наряд. Любимые подружки Илиты подхватили ее под руки и повели одеваться.

В комнате Илиты было большое зеркало. Илита остановилась на мгновение перед ним и не узнала себя: глаза сияют, щеки розовые, словно окрашенные зарей, – ну прямо девушка из сказки!

Сестра Катя восхищенно воскликнула:

– Ох, Илиточка, красивее тебя девушки во всем Фарне не сыщешь!

Она достала из шкафа свадебный наряд, разложила платье и украшения так, чтобы Илите удобнее было одеться.

Старенькая Ама, мать Илиты, стоит в стороне. Но ее зоркие глаза видят все, и она готова поправить малейшую ошибку в одежде дочери; на подружек Илиты Ама не очень-то надеется – молоды еще, не знают обычаев старины.

И вот Илита сняла военный офицерский ремень, скинула гимнастерку с голубыми петлицами. Одна из подружек уже приготовила ей длинное шелковое платье. Давно не носила Илита платья. Как странно и неудобно в нем! Шуршит ослепительно белый шелк, на груди поблескивают позолоченные застежки, талия перехвачена красным пояском. Лицо Илиты прикрыто тончайшей кисеей, ниспадающей до колен; поверх фаты белый шелковый платок с кистями.

Ама вытирает слезы. Это слезы радости и гордости. Но есть в радости Амы и капелька горечи: как жалко, что старый Крим не дожил до сегодняшнего дня, не видит красоты своей дочери, не может поднять бокал праздничного вина…

На дворе послышался громкий, чуть хрипловатый голос дядюшки Колки. И лицо Илиты мгновенно погрустнело. Дядюшка Колка… Немало крови испортил он и матери, и самой Илите. Если послушалась бы его Илита – не вышла бы за Харитона, стала бы женой нелюбимого Георгия…

Но она слушала только голос своего сердца. Ее сердце было отдано Харитону, и никакие советы, никакие требования, никакие угрозы не могли бы заставить это сердце изменить любимому.

Стоя перед подружками в подвенечном платье, готовясь к той минуте, когда надо будет покинуть родительский дом и отправиться к жениху, Илита еще раз похвалила себя за твердость и мужество. Как ни усердствовал дядюшка Колка, а она поступила по-своему! И правильно сделала!

Были в роде Дауровых люди, которые хотели выдать замуж Илиту «повыгоднее». Они рассуждали так: Илита – знатный человек, депутат, стала летчицей, она из уважаемого, большого рода, славящегося трудолюбием и удачливостью, так почему же не найти для Илиты действительно хорошую партию? Взять хотя бы того же Георгия. И красотой его бог не обидел, и строен, как кипарис. Отец, мать – почтенные люди. Дом – полная чаша. Родственников считай с утра до ночи – не пересчитаешь. А что Харитон? Нет у него ни отца, ни матери, дома приличного до сих пор не нажил.

Так говорили некоторые старики. Больше всех, конечно, усердствовал дядюшка Колка. И, ясное дело, старенькая Ама не могла просто так отмахнуться от его советов.

Узнав, что Илита собирается выйти замуж за Харитона, он стал все чаще и чаще захаживать к Ама, гудел ей своим хрипловатым баском в уши:

– Выйдет Илита за Харитона – улетит! Навсегда улетит. Домой ее на аркане не затащишь. На словах-то вроде бы и есть у тебя дочка, а на деле – не будет. Какая тебе от этого радость?

Иной раз Колка заводил разговор о том, что профессия у Харитона опасная. Всякое может случиться в воздухе – воздух не земля. Он намекал, что Харитон может погибнуть, и тогда Илите придется всю жизнь бедовать одной…

Ама знала, что Илита и Харитон крепко любят друг друга. И, понятно, мешать своей младшенькой, идти наперекор ее желанию она не хотела.

Однако спорить с Колкой она тоже не могла. В роду Дауровых его привыкли слушаться. Ама отмалчивалась. Да и что другое ей оставалось? Но Колка был настойчив.

Однажды он завел речь о Георгии в присутствии Илиты.

– Зря, зря, дочка, не хочешь ты быть поприветливее с Георгием. – Колка покачал головой. – Первейший жених он. Можно сказать, жених – первый сорт. А как на гармошке играет – заслушаешься!

Илита усмехнулась.

– Разве вы забыли, дядя Колка, что у нас в Осетии на гармошке играют только женщины? Джигиту не пристало на гармошке играть.

– Тьфу! – в сердцах вскричал дядя Колка, попавший впросак. Он сердито стукнул палкой об пол и ушел.

Но, уходя, он всякий раз возвращался. Илита понимала: не просил бы Колку Георгий, давно бы оставил он свои попытки, примирился бы с Харитоном Саламовым. Георгий всему причина, нравится ему Илита. И вот Колка снова сидит в доме Дауровых, снова и снова заводит речь о Георгии, перечисляет – это уже специально для старенькой Ама, – какое имущество выделят молодым родители Георгия. Ни Ама, ни Илита, ни сестры ее, уверяет Колка, нужды знать не будут, а будут в масле кататься и шелком укрываться.

Но Илита была тверда. Она не изменит своего решения. Она любит Харитона и станет его женой! Пусть Колка говорит что угодно, пусть сваты являются три раза на день или тридцать три – Илите все равно.

Сейчас-то все позади: и разговоры с дядюшкой Колкой, и слезы матери, не знавшей, как угодить одновременно и старикам и дочери, и даже та сцена – обидная до боли в сердце, – которую подготовил старший в роде вскоре после приезда Харитона.

У Илиты и теперь сжималось сердце, когда она вспоминала эту сцену. Когда Харитон явился в дом Дауровых, дядюшка Колка тут же послал кого-то из соседних мальчишек к Георгию, а затем еще к одному претенденту на руку Илиты – Максиму Хосроеву. Те не заставили себя ждать. Тут дядюшка Колка, которому никто не смел перечить, усадил Харитона, Георгия и Максима вдоль стены на кухне. Затем, распушив седые усы и взяв в руки для внушительности свой посох, отправился на женскую половину к Илите.

– Выйди на кухню, – приказал он ей.

Несмотря на всю свою самостоятельность, Илита не могла ослушаться старика. Впрочем, эта встреча с женихами ни к чему ее не обязывала.

Она открыла дверь в кухню, остановилась на пороге. У Харитона радостно вспыхнуло лицо; улыбаясь, он встал навстречу Илите. Поднялись и остальные женихи.

Но Илита, казалось, не заметила их. Она подошла к Харитону и протянула ему обе руки.

– Здравствуй, Харитон!

– Здравствуй, Илита!

Потом она взглянула на Георгия и Максима. Взглянула так, будто только что заметила их. Кивнула.

Сердце ее наполнилось гневом против Колки. Неужели не понимает он, что, устроив подобную сцену, унизил ее, Илиту? Она призвала на помощь всю свою выдержку. Нет, она не выдаст охватившего ее волнения! Наоборот, будет спокойна, будет тверда, как скала, и пусть дядюшка попробует довести свою игру до конца…

Харитон смотрел на Илиту не отрываясь. Глаза его лучились счастьем. А что могла сделать она? Она могла только ответить своему любимому таким же долгим, жаждущим счастья взглядом.

Дядюшка Колка наблюдал за этой безмолвной сценой. Затем сердито окликнул Илиту, увел ее в другую комнату.

– Ты все-таки хочешь выбрать этого бездомного? – накинулся он на племянницу.

– Почему же он бездомный? – ответила Илита вопросом на вопрос.

– Потому что на родине у него нет ни кола ни двора! – повысил голос Колка. – А гостиница – не дом! Или ты хочешь сказать, что вы совьете себе гнездо в самолете?

Илита спокойно ответила:

– Мы совьем его там, где захотим! Нам жить – нам и беспокоиться о гнезде…

– Им жить! Им жить! – перебил ее дядюшка Колка. – Вы уедете, а позор падет на мою седую голову! На нихасе старики будут показывать на меня пальцем: смотрите, мол, идет Колка, голос которого не стоит и гроша, родная племянница пренебрегла его мнением… Ты хочешь, чтобы было так?

Илита не отвечала. Колка устало присел на лавку.

– Дядюшка Дзабо тоже против этого брака, – сказал он. Чувствовалось, что он приберегал этот довод на последний случай. Но даже авторитет дядюшки Дзабо – человека справедливого, мудрого – не подействовал сейчас.

– Ты – старший в нашем доме, – сказала Илита Колке. – После смерти отца ты заменил его нам – старенькой Ама, моим сестрам. И будь другой случай, я бы не шла против твоей воли. Но сегодня… сегодня никто и ничто не изменит моего решения. Я выбрала Харитона!

– Тьфу на тебя, упрямую! – совсем вышел из себя старик и, круто повернувшись, зашагал на кухню.

Вскоре там послышались мужские голоса. Но о чем говорил дядюшка Колка с женихами, Илита не слышала. Она ушла в свою комнату.

Обидно было за себя. Она – свободный человек и вольна поступать как вздумается. Но вместе с тем это еще не означает, что она может обижать стариков, родственников, мать.

Где же выход? Отказаться от Харитона? Нет, вся гордость, вся любовь Илиты были против этого. Перестала бы она себя уважать, если б поддалась уговорам Колки. Остается одно: послать к дядюшке человека, который бы мог уговорить его.

«Дядюшка Дзабо мне поможет!» – мелькнуло у нее.

И Дзабо помог. Оказалось, что он не так уж и настаивает на браке с Георгием или с Максимом. Конечно, у тех семьи покрупнее, позначительнее, но Харитон, сказать по чести, нравится ему больше.

Дядюшка Дзабо поговорил с Колкой, и тот, поправ свою гордость, пришел в дом Дауровых, чтобы сказать Илите о своем новом решении.

– Я обдумал это дело, – начал он медленно и важно. – И решил… – Колка сделал паузу, чтобы подчеркнуть значительность этого решения, – решил дать согласие на твой брак с Харитоном…