Текст книги "Дика"

Автор книги: Тотырбек Джатиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Осенью 1939 года Илиту и ее бывшего бригадира Мылыхо Цораева послали на курсы по подготовке в Академию социалистического земледелия. Курсы были в Москве. Что скрывать – учиться было трудно. Преподавание велось на русском языке, а владела им Илита плохо. Она ночи напролет сидела над грамматикой, читала, то и дело обращаясь к товарищам, чтобы они разъяснили ей непонятные слова, читая книги или учебники, она мысленно переводила тексты на осетинский.

На душе у Илиты было неспокойно. Зимняя Москва не радовала. Илита невольно сравнивала ее с той, которую видела в дни Чрезвычайного съезда. Тогда было много солнца, тогда небосклон был чист и лучезарен. Что же сейчас мешало ей радоваться? Неожиданно жестокие морозы, заковавшие дома и улицы в ледяной плен? Неудачи с русским языком? Ощущение, что мечта ее – летать, сесть когда-нибудь за штурвал самолета, – не приближается ни на шаг? А может быть, все, вместе взятое?..

Этой зимой началась война с Финляндией. Многие студенты курсов оставили учебники и ушли добровольцами на фронт. Илита была бы счастлива, если б ей позволили присоединиться к товарищам.

Война с белофиннами была только искрой, предвещавшей большой пожар. Но и искры было достаточно, чтобы тысячи и тысячи советских людей ощутили грозное и тревожное дыхание приближающейся опасности. Нет, не хотят примириться капиталисты с тем, что Страна Советов растет, богатеет. Нет, не устанут фашистские громилы бряцать оружием и зариться на наше счастье, на наш уголь, наш хлеб!

Газеты были наполнены тревожными заметками. На военных, что шли улицами Москвы, смотрели как-то особенно внимательно, с гордостью отмечая их подтянутость и мужественный вид.

Устав от занятий, Илита бездумно бродила по Москве. Надо было отвлечься. Нельзя же терзать и терзать себя мыслями, что она совершила ошибку, поехав на курсы. Да, это ошибка! Теперь она особенно видна. Если Илита крепко решила, что станет летчиком, не надо было делать ничего, что уводило бы ее от этой мечты. Летчики сейчас особенно нужны. Они будут во всеоружии защищать мир и счастье советского народа…

Однажды в одной из переулков Илита наткнулась на небольшую афишку. Там было написано, что при Московском аэроклубе организуются группы курсантов, желающих овладеть пилотированием. Дальше говорилось что-то о парашютном спорте. Но Илита уже не стала дочитывать афишку – заспешила по упомянутому адресу в аэроклуб.

Боясь поверить в свое счастье, Илита шла коридорами аэроклуба. Здание было не маленькое: одна учебная аудитория сменялась другой. А вот зал, похожий на музейный. Илите бросились в глаза детали и макеты самолетов, чертежи и схемы, служащие наглядными пособиями для учащихся, портреты прославленных покорителей неба – Чкалова, Водопьянова, Ляпидевского; чуть в стороне – знаменитая троица: Раскова, Гризодубова, Осипенко…

Илита долго пытливо вглядывалась в лица летчиков. Что отличает их от других? Неужели она, Илита, не способна сделать хотя бы десятой доли того, что сделали они? Быть того не может!

Она была уверена в себе. Есть, есть у нее и сила воли, и мужество, и – самое главное – искреннее желание осуществить свою мечту!

Мужчина в гимнастерке, но без петлиц, окликнул Илиту:

– Вы кого-нибудь ищете?

– Нет.

– Просто так посмотреть пришли?

Илита замялась. Потом сбивчиво принялась объяснять: она мечтает стать летчиком, хочет приходить на занятия в аэроклуб. Возможно это? Берут девушек в аэроклуб?

Мужчина улыбнулся.

– Берут, берут. – Он прищурил глаза, готовясь сказать что-то шутливое. – Как отказаться от такой красивой девушки? Мы бы себе этого вовек не простили…

Через пять дней Илиту зачислили курсантом аэроклуба. Если у нее и раньше было туго со временем – занятия по русскому языку съедали по крайней мере четыре часа в день, – то сейчас пришлось взять на учет каждую минуту. Вот кончились занятия в академии. Подруги зовут Илиту обедать. Куда там! Не может же она опаздывать в аэроклуб – бежать надо! И она бежит, радуясь и волнуясь, предвкушая встречу с теми, кого ома про себя называет гордыми именами летчика и парашютиста.

Как хорошо Илите в аэроклубе! Словно это родной дом…

Никогда не забыть ей первого полета. Какие чувства она испытывала в тот самый счастливый день в ее жизни? Чего было больше в сердце – страха или гордости, опасений или надежды?

Теперь, когда прошло много лет, вспоминается только главное. Как инструктор – это был тот самый мужчина, что встретил Илиту в коридоре аэроклуба, – сказал ей: «Уж на кого-кого, а на тебя-то я надеюсь!» Как неожиданно замерла душа, когда самолет оторвался от земли и Илита вдруг измерила глазами огромную, еще не понятую ею до конца высоту, что отделяла ее от аэродрома. Как закружилась голова, и Илита усилием воли заставила себя не волноваться, проглотить неприятный комок, засевший в горле. Как, уже прорвав слой облаков, самолет взметнулся в самое синее небо, и, обняв взглядом нескончаемые просторы его, Илита восторженно, с гордостью подумала: «Я лечу! Я лечу!»

Что зря говорить, прыжки с парашютом вызывали у Илиты страх. Уже около люка сердце начинало стучать торопливо, неистово. Потом, когда Илита делала шаг в воздух – именно делала шаг, а не прыгала, – ей казалось, что не она летит к земле, а земля несется ей навстречу. И это тоже пугало.

Однако скоро страх прошел. Сказать по правде, Илита стала настоящим парашютистом только тогда, когда привыкла к прыжкам, нашла в них свою красоту.

Теперь каждый прыжок вызывал желание повторить его снова и снова. Сам полет в голубой пустоте, земля, похожая сверху на огромную географическую карту, с какой-то картинной синевой рек и озер, с зелеными коврами лесов, с игрушечностью строений, наполняли сердце незнакомой, бурлящей радостью. От этой радости хотелось петь, и бывали случаи, когда Илита, не умея сдерживаться, пела во весь голос. Она пела песню, которая была в то время на устах у всей молодежи:

 
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор.
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца – пламенным мотор!..
 

Вверху огромным зонтом вздувался шелк парашюта. Летное поле вдруг обретало горизонт, становилось похожим на, чашу, – так приятно было чувствовать, что земля готова принять тебя в свои объятия.

Три месяца Илита училась в Московском аэроклубе. Инструктор был доволен ею. Разговаривая с Илитой, он порой щурил глаза, подшучивал: «А ведь я сразу увидел в тебе летчика. Потому и остановил».

Зато в академии учеба расстроилась. Правительство решило слить Академию социалистического земледелия с Академией имени Тимирязева. Начался период переформирования.

Но Илита не приняла это близко к сердцу. Если она хочет летать, нужно воспользоваться заминкой в учебе и уйти из академии. Отпустить ее отпустят, но куда податься потом?

Она поговорила со своим инструктором в аэроклубе.

– Что-нибудь придумаем, – пообещал он.

И действительно, не прошло и недели, как он сказал Илите, что из Харьковской летной школы пришла разнарядка: требуются туда пять лучших курсантов, принимают и девушек…

– Не может быть! – взволнованно вскричала Илита. – Значит, я буду учиться в летной школе?

– Будешь! – Инструктор засмеялся. Потом вдруг серьезно сказал: – Честное слово, я не удивлюсь, если рядом с именами Расковой, Гризодубовой и Осипенко когда-нибудь назовут имя Дауровой. Ты ведь родилась летчиком!

ВСТРЕЧА С ХАРИТОНОМ

Не откладывая дела в долгий ящик, Илита выехала в Харьков. Дорогой она думала о Харитоне: где он сейчас, что с ним? На северо-западных границах страны идет война с белофиннами – разве в такое время военный летчик может отсиживаться в тылу? Конечно, нет! Ясно, Харитон сейчас там, где рвутся бомбы, где взлетают на воздух взорванные дзоты врага, где падают на прокаленную морозом землю убитые солдаты.

Илита неожиданно вздрогнула – так живо представилась ей картина боя: заснеженное поле, пронзительные, белые до боли в глазах вспышки разрывов, трупы солдат – черные на белом снегу, – точечки самолетов в морозном небе…

Колеса вагона ритмично отстукивали свое, но Илите казалось, что они, будто подслушав ее мысли о Харитоне, повторяют вслед за ней: «Где он? Где он? Где он?»

Если бы она могла быть рядом с Харитоном! Ранили бы его – она бы перевязала, так осторожно и бережно перевязала его рану, как ни одна медицинская сестра в мире. Расстроился бы Харитон – она бы его утешила, самые ласковые слова бы говорила, лишь бы сердце у него успокоилось.

Не пишет Харитон. А может, и пишет, только письма его не доходят.

Она вспомнила свою ссору со старшей сестрой из-за писем Харитона. Это было сразу после первой поездки в Москву.

Илита берегла его письма, как самое дорогое на свете, прятала их по своим маленьким тайникам: рвать их у нее не поднималась рука.

Однажды старшая сестра случайно наткнулась на тайник с письмами. Ее положение в семье позволяло ей вмешиваться в дела младших, она прочла несколько писем. В том, что сказала она Илите тогда, были и насмешка и укор: «Ишь ты, о любви заговорила! Рано тебе, малявка, о любви думать! Ты бы лучше подумала, что скажут люди в ауле, если узнают о твоих шашнях с Харитоном». Письма она так и не отдала, спрятала у себя.

Илита обиделась. Попыталась спорить с сестрой. Но мать немедленно стала на сторону старшей дочери: права, мол, она, а тебе не к лицу противоречить старшим.

Потом Илита никак не могла вспомнить номер полевой почты Харитона. Пытаясь восстановить в памяти его адрес, она написала и отправила наугад несколько писем. Но, наверное, адрес был не тот, потому что Харитон не ответил. Впрочем, кто знает, быть может, и Харитон не сидел на месте; перевели его в другую часть, допустим, – разве тогда угонится за ним письмо?

В последние два года об Илите несколько раз писали областные и центральные газеты. И она каждый раз думала: вдруг именно этот номер газеты попадет в руки к Харитону и он разыщет ее?

Маленькая это была надежда, но все-таки надежда.

Только теперь Харитону не до Илиты – это уж вернее верного. Он на фронте, он сражается с белофиннами. Илита не сомневалась, что когда-нибудь встретится с Харитоном. Это время придет. Но когда? После конца войны? Что ж, она подождет. Лишь бы Харитон остался жив, лишь бы не нашла его вражеская пуля…

Выехала Илита из Москвы вечером, а к середине следующего дня уже была в Харькове.

Она разыскала здание летной школы, предъявила на пропускном пункте свои документы.

Надо ли говорить, как волновалась Илита, переступая порог летной школы. Она то краснела, то бледнела, то вдруг прижимала ладонь к сердцу, стараясь унять его частый бег. Примут ее или не примут? Оказывается, тут надо сдавать несколько экзаменов! И самый страшный из них – русский язык.

Русский язык всегда был слабым ее местом. Сколько сидела она над грамматикой на курсах при академии! Сколько слез пролила тайком, когда в тетради появлялась еще одна неудовлетворительная оценка! Конечно, упорная работа дала свои результаты – Илита делала теперь гораздо меньше ошибок, чем раньше. И все-таки владела она русским языком недостаточно хорошо.

Что, если она не напишет диктант как следует?

Тревожное предчувствие не обмануло Илиту. На ее листочке с диктантом преподаватель написал красным карандашом: «Очень плохо! Учиться, вероятно, не сможет». Найдя Илиту в коридоре, он с жалостью покачал головой и произнес:

– Как же так можно, милая девушка? На одной страничке вы сделали семнадцать ошибок! И каких!.. – Он помолчал. – Если бы я и хотел вам помочь – вижу ведь, мечтаете вы попасть в школу, – не мог бы!

Не сумев сдержать слез, Илита бросилась по коридору. Ее задержали. Кто-то из курсантов предлагал направить делегацию в учебную часть. Ганна Саенко, с которой Илита познакомилась уже в Харькове, начала утешать ее. Но Илита почти ничего не видела и не слышала.

– Знаешь что, Даурова? – решилась вдруг Ганна. – Иди-ка ты прямо к начальнику школы. И я с тобой пойду. Скажу, что будем заниматься русским день и ночь. Вытянем тебя. Вытирай слезы – слезами горю не поможешь. Пошли!

Ганна потянула Илиту за руку.

Начальник школы, сухопарый, малоразговорчивый полковник, звонил по телефону, когда девушки явились к нему. Они остановились у дверей кабинета и ждали, пока полковник освободится.

Наконец он положил трубку на рычаг, не торопясь потянулся за папиросами, закурил и, отмахнувшись от дыма, стал разглядывать пришедших.

– Что у вас за чепе? – спросил он. – И как это мой адъютант пропустил вас ко мне без разрешения?

– А мы, товарищ полковник, дождались, когда он вышел на минуту, – с неожиданной улыбкой на лице ответила Ганна.

На губах полковника мелькнула ответная улыбка.

– Итак, будущие асы, что у вас стряслось?

Ганна взяла из рук Илиты злополучный листок с диктантом, выпрошенный в учебной части, и положила его на стол.

– Вот, посмотрите, товарищ полковник.

Полковник на миг склонился над листком, потом сокрушенно покачал головой.

– Н-да, богато у вас ошибок! – Он посмотрел на Ганну, перевел взгляд на Илиту. – И кто же это из вас так отличился?

– Я, – одними губами произнесла Илита.

– Хорошо, – сказал полковник, но вдруг смутился и тут же поправился: – То есть плохо, конечно!.. Что хорошего, если на одной страничке у вас семнадцать ошибок? Откуда вы?

– Из Осетии, товарищ полковник, – быстро, торопливо заговорила Илита. – Я хочу летать! Я мечтаю об этом много лет! Помогите мне, пожалуйста! А с русским языком у меня действительно плохо. Совсем плохо… Если б вы знали, сколько ночей я просидела над грамматикой, когда училась в Академии социалистического земледелия! И еще буду сидеть, если надо. Вот увидите: стану писать грамотно!

Полковник вышел из-за стола, шагнул к Илите и только тут, наверно, разглядел депутатский значок на ее кофточке.

– Ишь ты, депутат! – словно бы про себя сказал он. – Чем же я могу помочь вам, товарищ…

– Даурова, – подсказала Ганна Саенко.

– Чем же я могу вам помочь, товарищ Даурова? – повторил вопрос полковник.

– Примите меня в школу! – сказала Илита.

– Примите ее! – подхватила Ганна. – Я даю вам честное комсомольское: вытянем мы Даурову, поможем ей овладеть русским языком!

Полковник снова взялся за листок с диктантом. Он вздохнул. Видно, ему было жалко девушку. Но не может же он пренебречь мнением педагогов!

– Вот что, депутат, – серьезно и твердо сказал он Илите. – Приезжайте на следующий год – тогда примем. Только не теряйте этот год даром – по-настоящему возьмитесь за грамматику, зубами грызите этот гранит. Добро?

Илите показалось, что в груди у нее что-то оборвалось. Она не пыталась даже слова сказать и молчала, растерянно глядя на полковника.

В этот момент дверь заскрипела, и в притворе показалось смущенное лицо адъютанта; он заметил девушек и, будто прося прощения у полковника, развел руками.

В глазах Илиты стояли слезы.

Полковник вдруг сердито взглянул на нее и повысил голос:

– Что у тебя глаза на мокром месте? – Сам того не замечая, он перешел с Илитой на «ты». – Перестань! Стыдно! А еще асом хочет стать! Иди! Через месяц сдашь экзамен. Не сдашь – пеняй на себя. У нас тут, милая, не детский сад. А теперь – шагом марш!

Хотя полковник и не произнес слова «принята», Илита поняла: она принята! Не чувствуя под собой ног от радости, она выбежала из кабинета начальника школы; вслед за ней выпорхнула Ганна.

В коридоре они обнялись и обе заплакали – сейчас уже это были радостные, счастливые слезы.

И еще в одном повезло Илите в стенах летной школы. Она встретила Харитона Саламова – человека, который подарил ей мечту, человека, на которого мысленно она все время равнялась, человека, которого, наконец, боясь до конца признаться в этом самой себе, она любила…

Конечно, за последние годы Харитон сильно изменился. Теперь это не был стройный юноша. Он чуточку погрузнел, раздался в плечах, стал солиднее и серьезнее. Лицо больше выдавало пережитое: у глаз легли морщинки, над левым виском проглядывало пятнышко серебристой седины. Гимнастерку Харитона украшал орден Красного Знамени.

Но, несмотря на приметы быстротекущего времени, Илита сразу узнала его. По выражению глаз. По непередаваемо родной складке губ. По движению руки.

А встреча с Харитоном произошла так.

Было хмурое зимнее утро. Во дворе Харьковской летной школы, огороженном высоким забором, впервые построилась группа молодых курсантов – отдельно парни, отдельно девушки. По плацу ходил лишь старшина. Он внимательно всматривался в лица курсантов, словно хотел запомнить их навсегда. Он был придирчив. Одному сделал замечание за плохо подшитый подворотничок, другого упрекнул: вот, мол, не мог хорошенько начистить сапоги.

Но, в общем-то, старшина был доволен: курсанты оказались старательными, дисциплинированными.

– Смирно! Равнение направо! – скомандовал он, закончив осмотр.

На крыльцо учебного корпуса между тем уже вышли трое офицеров – командир курса и его помощники, летчики-инструкторы. Вытянувшись в струнку, старшина отрапортовал:

– Товарищ командир! Взвод вновь зачисленных в школу курсантов построен!

Илита, прищурившись, разглядывала офицеров на крыльце. Какой он, командир курса – добрый или злой? А его помощники – летчики-инструкторы?.. Вспомнился Илите инструктор из Московского аэроклуба, тот, что впервые приметил ее. С ним она сумела найти общий язык. Он хвалил ее. А как будет здесь, в школе?

Впрочем, тут будет потруднее. Все-таки военная школа, военная дисциплина.

Старшина чуть отступил в сторону, и офицеры, печатая шаг, двинулись к замершему строю курсантов. И вдруг Илита вздрогнула. Она почувствовала, как кровь прилила к лицу и тут же отхлынула. Она не могла оторвать глаз от летчика в черном кожаном пальто. «Харитон?» – спросила она себя. «Харитон!» – подсказало ей сердце. «Не может быть! Откуда взяться здесь Харитону?» – подумала Илита.

А офицер в черном реглане был уже совсем рядом. Он был красив, и Илита невольно залюбовалась им. Реглан перетянут широким командирским ремнем, на петлицах алеют красные эмалевые кубики лейтенанта, летная фуражка со звездочкой лихо сидит на голове.

«Харитон!» – окончательно решила Илита.

Ей казалось, что еще минутка – и она упадет на землю от страшного волнения. У нее прямо подкашивались ноги. Она с трудом справилась со своей слабостью.

Теперь, когда она узнала Харитона, память заботливо подсказывала ей все, что было связано с ним. Разговоры у костра в Артеке. Строчки из писем. Нерушимую надежду на встречу.

И вот она – встреча! Какая неожиданная и вместе с тем счастливая! Смешно, Илита все еще не верила себе, что видит Харитона. А ведь достаточно было один раз в жизни посмотреть на Харитона – тонкий нос с характерной горбинкой, на его брови – они почти срослись на переносице, достаточно было заглянуть в глаза любимого человека – темные-темные, с еле заметным огоньком в зрачках, – чтобы это незаурядное, сильное лицо навсегда осталось в памяти!

И все-таки странно, что Илита увидела Харитона здесь, в Харькове. В Ленинграде, ближе к Карельскому перешейку, где наши бойцы взламывали оборону белофиннов, это еще куда ни шло. А Харитон, оказывается, в глубоком тылу. Впрочем, что судить его? Военная судьба распоряжается солдатом как угодно, не спрашивая его желания.

Харитон прошел вдоль строя, внимательно всматриваясь в лица курсантов. Казалось, уже сейчас, сразу ему хотелось проникнуть в души новичков, чтобы узнать их помыслы и надежды. Сумеют ли они преодолеть многочисленные трудности и стать хорошими летчиками? Угадать это невозможно, но Харитон смотрел так, словно мог заглянуть в будущее курсантов.

Кто-то из девушек оступился, кто-то, забывшись, поправил головной убор. Глаза Харитона иронически прищурились. Илита поняла почему: девушки, пришедшие в летную школу из аэроклуба, не отличались блестящей строевой выправкой.

Харитон остановился на правом фланге и, пряча улыбку под черными усиками, сказал:

– Здравствуйте, товарищи курсанты!

– Здравствуйте, товарищ командир! – разноголосо, нечетко ответили девушки.

Теперь лейтенант уже не прятал свою улыбку.

– Вольно!

Он помолчал, все еще улыбаясь. Затем посуровел.

– Ради первого знакомства не стану говорить грозных слов. Но, может быть, вы полагаете, что раз пришли к нам в школу добровольно, по желанию, то с вас и спросят меньше, чем с других? Может быть, вы надеетесь на поблажку? Угадал я?.. – Харитон снова сделал паузу. – Так вот, я заранее объявляю: спрашивать с вас буду не меньше, а больше! Дисциплина, дисциплина и еще раз дисциплина – вот что мне от вас нужно! Слово командира – закон для подчиненных! И на земле, и в воздухе…

Харитон снова двинулся вдоль строя курсантов. В тот раз он не дошел до Илиты. Он был в нескольких шагах, но Илита уже приготовилась встретить его взгляд, и сердце ее взволнованно застучало, наполняя гулкими ударами все тело. Сейчас она ждала приближения Харитона с неожиданным спокойствием, даже с интересом. Узнает ее Харитон или не узнает? Сколько лет они не виделись? Пять? Шесть? Да, чуть больше пяти лет. Конечно же, Илита изменилась. Нелегко будет Харитону узнать в сегодняшней Илите ту шуструю, озорную, тоненькую девочку, носившуюся, как серна, по прибрежным скалам Артека. Впрочем, Илиту изменили не только годы. Новая, военная одежда – шинель, шапка – сделала ее неузнаваемой.

Но вот Харитон поравнялся с Илитой, взглянул на нее, и глаза его радостно, взволнованно вспыхнули. Казалось, он с трудом сдержался, чтобы не вскрикнуть: «Илита?»

Он резко повернулся, взял себя в руки.

– Курсанты! – заговорил он, оглядывая строй девушек. – Будем учиться! Родина дала вам всё. Но Родина вправе и потребовать от вас многого. Нашей стране нужны классные, мужественные летчики. Такими летчиками должны стать вы… Желаю вам счастливого неба, товарищи курсанты!.. – Он замолчал и, будто бы случайно, добавил: – Вас, курсант Даурова, прошу зайти в мои кабинет, когда освободитесь. Товарищ старшина, ведите людей завтракать!

Взвод двинулся в столовую. Илита все же не вытерпела и оглянулась: Харитон стоял на крыльце учебного корпуса и долгим взглядом провожал строй.

«Что у него на душе?» – думала Илита о Харитоне. Она готова была признаться себе, что ее чувства к Харитону – пустая девчоночья выдумка. Зря она их пестовала, зря! И правда, может ли сказать она, что Харитон отвечает ей взаимностью, что все эти пять с лишним лет он думал о ней так же, как думала она о нем! Нет. Правда, Харитон писал ей ласковые письма. Но что, если они были вызваны только жалостью, только дружеской привязанностью к маленькой горянке? «Все могло измениться за это время. Не одна я живу на свете, – продолжала размышлять Илита. – Харитону могла понравиться другая. Да и он парень красивый, ладный…»

Но как радостно вспыхнули глаза Харитона, когда он увидел ее в строю курсантов. Не было бы этого огонька в темных зрачках, если б не рад он был встрече с Илитой!

«Нет, нет, – убеждала себя Илита, – судьба за меня. Добрая судьба – за меня! Она недаром свела нас с Харитоном в Артеке. Я не придумала свою любовь – она пришла сама и поселилась в моем сердце навечно. Ведь ни на кого из парней – в том же Фарне – я ни разу не посмотрела ласково. Харитон заслонил всех. И пусть мы были разлучены пять лет, пусть нас разделяли тысячи километров – он должен был, должен был чувствовать мою любовь!»

Медленно тянулся для Илиты этот первый учебный день в школе. И в аудитории, слушая лекцию, и в макетном зале, и на занятиях по физкультуре она все время думала о встрече с Харитоном. Ну что скажет она ему? Что она помнила его все эти годы, что ждала свидания с ним? А удобно ли говорить такие слова? Кто знает, может быть, у Харитона другая любовь?..

Когда после окончания занятий Илита пришла в кабинет Харитона, он был строг и озабочен. В глазах его сквозила тревога.

«Он скажет мне, что любит другую!» – мелькнула мысль. И от этой горькой мысли сердце Илиты тревожно и тоскливо сжалось.

– Здравствуй, Илита, – сказал Харитон, крепко пожав руку девушки. – Вот так встреча! Не думал я, не гадал, что свидимся с тобой в летной школе. Мне так хотелось поговорить с тобой, еле дождался твоего прихода! – Он произнес это торопливо, горячо. Лицо выдавало его: ему было неловко признаваться в своих чувствах. – У нас ведь есть о чем поговорить…

Последняя фраза звучала как вопрос.

Илита кивнула: «Есть».

– Я так и думал, – сказал Харитон, и счастливая улыбка осветила его лицо. – Но только судьба распоряжается по-своему. – Он прищурил глаза, досадливо махнул рукой. – Пять лет я мечтал увидеть тебя, Илита, и сейчас, когда увидел, когда должен сказать самые главные слова – не могу их сказать. – Он подошел к окну, стал спиной к Илите. – Через полчаса я улетаю. Меня перебрасывают в другую часть. – Он снова повернулся к Илите. – Это между нами. Как другу тебе говорю, на верность и честность которого полностью полагаюсь. Короткое у нас свидание вышло… Разве в пять минут уместить пять лет? Одно скажу тебе, Илита: ты мне дорога… – Харитон опустил голову, потом резко поднял ее и взглянул прямо в лицо Илите. – Я люблю тебя…

– Я тоже люблю тебя, Харитон, – тихо сказала Илита. – Я всегда думала о тебе… Я знала, что мы встретимся…

Харитон шагнул к Илите. Казалось, он хотел обнять ее. Все встрепенулось в Илите, рванулось навстречу любимому. Но она не дала себе воли.

– Я буду ждать тебя, – твердо сказала она. – Если понадобится, буду ждать всю жизнь!

– Спасибо, – тихо ответил Харитон. – Где бы ты ни была, помни: есть на земле Харитон Саламов, который любит тебя, который готов сделать все, чтобы ты была счастливой. Мы найдем друг друга, обязательно найдем! Я напишу тебе…

Илита смотрела на Харитона глазами, полными слез. Вот она, ее судьба: не мать, а мачеха – поманит счастьем и отвернется. Счастье что Харитон любит, что не забыл Илиту. Но кто виноват, что их встреча так коротка? Когда они встретятся снова? Когда встретятся, чтобы уже не разлучаться?

– Жди меня, – сказал Харитон.

Неслышно приоткрылась дверь, кто-то произнес:

– Товарищ лейтенант, время! Скоро летим…

Илита вздрогнула. Уже надо прощаться? А ведь она не сказала Харитону и сотой доли того, что хотела! Путаясь в мыслях, волнуясь, она спросила:

– Ты воевал? – и кивнула на китель Харитона, где поблескивал орден Красного Знамени. Она подразумевала: воевал в Испании.

– Пришлось, – коротко ответил Харитон.

И то, что он не сказал, что воевал в Испании, что был краток, немногословен, лишь подтверждало догадку Илиты. Так вот почему он не писал! Он дрался в Испании с фашистами!

– Извини, Илита, я должен идти, – сказал Харитон, стиснув руки девушки в своих широких ладонях. Потом он вдруг притянул к себе Илиту и крепко поцеловал ее. – Жди меня, – повторил он. – Я верю, мы скоро встретимся…

Илита не могла ответить: волнение сдавило ей горло.