Текст книги "Ворожея: Лёд и Пламень (СИ)"

Автор книги: Тося Шмидт

Соавторы: Татьяна Смит
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

В этот вечер он закончил игрушку для Вилы и отдал ей. Девушка долго вертела в руках искусно вырезанную совушку, каждое перо князь изобразил как живое. Захлопав в ладоши, она даже чмокнула его в щеку и тут же отскочила, зарделась вся. В груди Светозара будто пожар разгорелся, ему казалось, что он как птица какая над землёй полетел. Он осторожно взял её руку в свою и попытался притянуть девушку ближе.

– Не балуй, – небольшая ладошка упёрлась в его грудь. Вила смахнула упавшую на лицо прядь и хитро посмотрела на него из-под опущенных ресниц. Сердце князя ухнуло куда-то в пятки. «Бесова девка, но как хороша!» – подумал он и встряхнул кудрявой головой, прогоняя наваждение.

Вила присела у стола, кончики пальцев мелко подрагивали, помня его прикосновение. Как ей хотелось в тот момент кинуться ему на грудь, но что-то остановило.

Светозар сел тем временем напротив.

– А ты давно тут живёшь, так и не рассказала… – он обвёл взглядом избу.

Ведьма села поудобнее и начала говорить. Рассказала про бабку, как её Тишка нашёл и как она тут одна оказалась. Мир вокруг князя вдруг потускнел. Ведьма померла давно, а как же теперь меч сыскать? Девка про него не рассказала, значит, бабка ей на хранение не отдала его. Помрачнел Светозар. Это и Вила заметила.

– Ты чего насупился?

– Тяжело тебе одной жить, жалко стало тебя. Тебе б замуж выйти, что ль, – выкрутился он.

– Да кто ж меня с таким приданным, – она кивнула в сторону игравшей на полу в бирюльки нечисти, – возьмёт-то? Аль ты?

– А хоть и я, – вырвалось у Светозара. Никак он не мог в её присутствии разумно мыслить. «Что несёшь?» – обругал он сам себя. Но продолжил: – Ты же вон морок наводить умеешь, будет коловерша псом людям казаться, Тишка – братом твоим, а домовой котом обернётся, я видел, он умеет.

Прошка злобно зыркнул из-под густых бровей: «Чего удумал, котом». Девица рассмеялась.

– Спать пошли, жених. Утро вечера мудренее.

Наутро князь вышел во двор и потянулся под лучами солнца. Пора ему, пожалуй, уходить, меча он тут не сыщет, но как уговорить ведьму ему помочь?

Только он собрался с ней поговорить, как из дома выскочил домовой, опять верхом на коловерше.

– Сам ей скажешь али как? – с ходу набросился он на Светозара.

– Что скажет? – из дома на шум вышла заспанная Вила.

Светозар замешкался, но понял – пора открыться.

– Не гневайся только, я князь Светозар, правитель земель древлянс… – Договорить ему не дали. Вила схватила стоящий у двери ухват.

– Ах ты змей ползучий, гад болотный, женихом прикинулся, а сам за мечом явился, да? Хотел меня, – ухват больно ткнул его в только зажившие было ребра. – Охомутать да меч выманить. Вот я тебе, супостат проклятый.

Светозар бросился прочь от разъярённой девки.

– Оглашенная!

Домовой, усевшись верхом на плетень, покатывался со смеху, глядя, как Вильфрида гоняет тяжёлым ухватом князя по двору.

– Убирайся прочь с глаз моих, змей подколодный.

Светозар натолкнулся на дерево и резво забрался на сук. В седалище прилетел ком земли.

– Тишка, хоть ты ее успокой, – взмолился он, увидев выходящего из избы упыря.

Но тот лишь печально качнул головой. «А я тебе поверил, эх ты», – грустно проговорил он.

– Слезай сейчас же и выметайся вон! – Ведьма пыталась достать его ухватом, от чего приходилось поджимать ноги. Ну не драться же ему с бабой в самом деле?

– Ты мне вообще-то судьбой напрядена, – попробовал он вразумить девку, не стоило.

Упоминание о судьбе разъярило ее пуще прежнего.

– Сужена я тебе, значит, да? – В правую ногу прилетел камень. – Слазь, сказала, сейчас я тебе покажу судьбу твою.

И, скорее всего, стащила бы его оттуда и растерзала, но тут со стороны болота послышался голос кикиморы.

– Вилька, тебя Водяной кличет, еще одного поймал, гостя твоего ищет.

От новости князь отпустил сук и сверзился прямиком на стоящую под деревом девушку. Лёжа на ней сверху, он словно утоп в ее глазах. В чувство привела шишка, ловко брошенная домовым.

– А ну слазь, чего развалился?!

Вильфрида оттолкнула его в сторону, сердито одернула платье и пошла к бочагу. Сердце бешено колотилось в груди, светлые глаза князя стояли перед ее глазами.

«Суженый явился, ряженый…» – злобно подумала она.

Вдова

Голова жутко болела, пахло дымом, какими-то травами. Гостомысл застонал, опустил ноги на пол и огляделся. Изба была грязной и закопчённой. Всюду висела паутина, пол был усыпан мусором и объедками. В углу в очаге тлел огонь, от которого по избе расползался густой дым. На полу валялись шкуры животных, а на стенах висели пучки сушёных трав и кореньев. В воздухе стоял тяжёлый, удушливый запах. На деревянном столе стояли грязные миски с объедками. В одном углу избы стояла большая деревянная бочка, наполненная мутной водой. Везде царил беспорядок и запустение. Казалось, что в этой избе никто не жил уже много лет. В углу копошилась бабка – тощая, грязная старуха в лохмотьях, похожая на ожившую Ягу из сказок.

Ее сморщенное, как печеное яблоко, лицо было покрыто сетью морщин. Глаза, как у хищной птицы, сверкали недобрым огнем из-под набрякших век. Под большим крючковатым носом зиял провал беззубого рта. Длинные седые волосы, спутанные в колтуны, свисали с головы, словно змеи.

Старуха была одета в грязные холщовые рубаху и юбку, когда-то белые, а теперь засаленные и в бурых пятнах. Ее босые ноги, покрытые мозолями и бородавками, шаркали по полу.

Босые же ноги Гостомысла коснулись пола, и он тут же отдернул их назад. Пол был липким, противным на ощупь и весь в каких-то комочках грязи. Он брезгливо поджал ноги под себя.

– Очухался? – Бабка подслеповато сощурилась и села за стол. – И чего, как нетопырь по болоту, метался? Чуть беса моего не задавил.

Наместник сглотнул. Очень хотелось пить. Бабка поняла его жест и протянула замызганную кружку с водой. Та была тёплой и отдавала тиной, но ему сейчас было наплевать. Залпом выдул болотную воду и выдохнул.

Как бы разговор начать? Выведать у неё, где она меч прячет, аль соврать чего, сил набраться да задавить бабку и обыскать избу? Но как потом мимо беса идти? Решил сперва всё же солгать.

– Прохожий я просто, мимо шёл, а тут сказали мне, что ведьма сильная живёт на болоте, решил зайти, может, ты мне с хворью поможешь.

Про хворь не врал. Много лет назад на охоте вепрь его задел, и с тех пор нога его частенько сильно болела. О том бабке и поведал. Та почесала бородавку на подбородке грязными длинными ногтями и задумалась.

– Ну посмотрю, коль просишь, а расчёт чем вести станешь?

Кошеля на поясе не было, то ли обобрали, пока в беспамятстве лежал, то ли в болоте утопил. Задумался. Старуха предложила ему отработать помощь: дров там наколоть, воды натаскать, избу да баню подправить и плетень новый поставить.

Гостомысл поинтересовался, как он мимо беса ходить станет. Бабка обрадовала, сказала, даст тому приказ Гостомысла не трогать. Вот он, шанс его.

Несколько дней он отлеживался, а потом принялся плату творить. Надо было войти в доверие, а там уже удавить старуху, сыскать меч да тикать с болота. Непривычный к труду, он и к топору не знал, как подступиться. Пришлось бабке учить его дрова рубить.

Взял он топор в руки и замахнулся. Но руки его были слабы и неумелы, топор соскочил с чурбака и с силой ударил по его же ноге.

Кровь брызнула во все стороны. Гостомысл взвыл от боли и упал на землю. Бабка, услышав его крик, бросилась к нему, перевязала рану. Покачала головой, достался же ей помощничек. Отлежавшись, отправился за водой. Колодец был старый, сруб ветхий, почти весь прогнивший. Местами доски отвалились, обнажив труху внутри. Осторожно заглянув внутрь, наместник увидел, что вода далеко от края. Он привязал к верёвке деревянное рассохшееся ведро и спустил его вниз. Ведро с глухим стуком ударилось о воду и быстро наполнилось. Гостомысл начал вытаскивать ведро, но оно вдруг зацепилось за что-то, и верёвка выскользнула из его рук. Полетело оно вниз, а наместник, потеряв равновесие, упал на край колодца. Он ухватился за скользкие доски и повис над водой. Колодец был глубокий, и вода внизу казалась чёрной и холодной. Гостомысл попытался подтянуться, но гнилые доски проломились под его весом. Он начал падать, но в последний момент успел ухватиться за каменную кладку, что была ниже досок. С большим трудом выкарабкался наверх и сел на землю, тяжело дыша. Бесёнок, глядя на его потуги, со смеху на земле покатывался. Бабка же поняла: прока с него не будет, только разрушит всё. Наместник же задумался, как бы ему бабку объегорить. Бес ни на шаг от той не отходил, удавить при нём не выйдет. А помощи от него боле не просят. Да и поглядывает старуха уже косо, намекает, что пора и честь знать.

Вечером расплакался, мол: «Прости меня, бес попутал». При этих словах Анчутка скосил на него глаз, дескать, что это ты там несёшь? Не путал я тебя вовсе. Соврал: «Являюсь я наместником княжьим, приказано мне как лучшему воину тебя извести, но рука не поднялась».

Цыба виду, что князь у неё побывал, не подала, решила дальше послушать, что ей этот змий баять станет. Лучший воин, с таким-то пузом? Но ладно, пущай чешет, она сказки любит.

А тот соловьём заливается, на судьбинушку жалуется. Князь, мол, у них лютый, дщерь Гостомыслову в полон взял и приказал без меча на глаза ему не казаться.

Бабка тем временем придумала, как проучить болтуна. Налила себе простокваши, накрошила в неё лепёшку, сидит, ждёт, пока хлеб размокнет. Да наместнику и говорит:

– Меч, говоришь, Харалугом зовётся?

Закивал Гостомысл, счастью своему не веря. Сейчас бабка ему всё и выдаст. Душа ликует его, какой он умный да хитрый, обвёл ведьму вокруг пальца.

– Так меч тот у вдовой бабы в бережках хранится. Но отдаст она лишь тому, кто от змия огненного, что к ней кажину ночь летать повадился, избавит. Но ты ведь воин знатный, то тебе труда не составит. Вот и получишь меч, да дочь свою выручишь.

Чуть не поседел наместник. Самого змия огненного побороть надо, говорят, силён он.

Проводил его бес наутро до леса, тропку к деревне указал. К вечеру Гостомысл в Бережки и вышел, нашёл бабу вдовую. Та как услышала, что пришёл он её от змея избавить, так на шею ему кинулась. Наместник аж расцвёл.

Хороша вдова собой была: высокая, крепкая, словно яблоко наливное румяная, всё при ней. Прижал к себе её тело белое, да давай её целовать, словно сам змием тем стал. Захватила его страсть, жмётся к ней, рычит, будто зверь дикий, а баба и рада, сама порты с него тянет.

Сам не понял, как оказался на полатях. Час, почитай, она его мучила. Лежит наместник опосля, гладит её по плечу, сил не осталось. Как со змием биться станет, видать, то вслух сказал, а баба ему и говорит:

– Пока ты со мной, не явится он.

Героем себя почуял Гостомысл, без битвы с нечистью сладил. А тут ещё и отплата такая: молодая, красивая. Не жизнь, а сказка.

Порешил он, что как меч добудет, так сразу вдовицу с собой заберёт, заменит ей старую женку. А та снова гашник на штанах тянет, ненасытная попалась. Вновь отдался наместник страсти удовой.

Опосля кваса холодного напился, лёг, руки за голову закинул, лежит. А баба вновь к нему подбирается. У того уже сил нету, а она всё теребенит его.

На пятый раз он от неё на карачках в сени выбежал. «Пощади», – говорит. А та всё хохочет, да в избу тянет за порты назад. Повернулся наместник, да охнул, глаза девки словно светятся, да как змеиные стали. Вспомнил он всё, что про огненного змия знал: может тот прикинуться красивым мужем аль девкой красной, является он только одиноким иль сильно охочим до яра, но от супружников недополучающим. А как сблазнит человека да удова страсть силу наберёт, так и сосет жизненную силу из того, до смерти затетешить может.

И сейчас это чудище его, Гостомысла, за порты в избу волокло, а он даже меч где-то обронил. Клял он себя распоследними словами, повёлся на бабкины сказки, какой тут меч, ноги бы унести. А баба его тем временем в избу затащила и снова давай яриться принуждать. Теперь уже не он, она аки зверь какой рычит. А наместник лежит, вспоминает, как от неё избавиться можно. А главное ж вот напасть, голова против, а тело предательское так и горит огнём ярилиным, а змию того и надо, нажирается силой его.

Вспомнил, что можно отваром себя облить из касатиков, горчанки да буркуна, но где ж его взять? Ведьма ещё прогнать может, только вот она его на погибель-то и послала, проклятущая.

Одолень-трава ещё помочь могла, но и её где б взять. Наконец отстала от него баба, едва петухи закричали, отодвинулась да и легла спать, но меч его к себе прибрала, вот и верь после этого, что вся нечисть железа калёного боится. А Гостомысл кинулся прочь из избы. Бежит в одних портках, дороги не разбирая. К вечеру запыхался, увидал заимку лесную, решил в ней переночевать. Только лёг, слышит, летит кто-то, крылья по ветру хлопают. В окна огнём полыхнуло, распахнулась дверь, и стоит на пороге вдовица.

– Сбежать решил? Так не выйдет.

Скинула с себя плащ и снова всю ночь ярила его. А едва петухи в деревнях запели, заснула. Снова бросился прочь бежать наместник, ноги еле переставляет, но идёт, понимает, что иначе погибель его неминуемая ждёт. Нужно отыскать ему ведьму, что сможет от змия избавить. Он уже и Мару с Чернобогом просил, и к Лешему взывал, но никто ему не ответил, видать, он и не нужен-то больно им.

И в эту ночь нагнал его змий, прямо под кустом пришлось тешить. К утру сил встать не было, почитай ползком уже двигался, но упрямо полз, ежели к ночи не найдёт деревни с ведьмой, не жилец он боле на белом свете. К вечеру выполз на болото, сунулся было в воду, а оттуда русалки на него глядят, заорал не своим голосом, а позади уже змий стоит. Попал из огня да в полымя. Русалки на змия шикают, тот шипит в ответ, добычу нечисть делит. Тут ещё и Водяной на коряге прикатил. Глаза свои рыбьи пучит, булькает что-то, а что в гомоне не разобрать. Но змия прогнал. И уволок Гостомысла под воду, тот уже с жизнью своей попрощался, где ж это видано, что человек на дне болота выжил. Ан нет, дышит даже, усадил его болотник на камень, дал чего-то испить, сразу сил прибавилось. Забулькал снова, но теперь наместник речь его разобрал.

– И зачем ты явился на моё болото? – спрашивает его хозяин речной. – Девок моих растревожил почём зря?

Задумался снова Гостомысл, что рассказать, как бабке да лешему, что князь извести всех желает, аль чего другое соврать?

Решил, что расскажет версию, что ищет князя, чтоб весть важную сообщить, так выглядеть будет значимее. Начал рассказ о том, как на Вручий упыри напали, послал он туда дружину, а сам за князем вдогон поехал. Да потерял воев в городе. Поверил на слово бабке, поехал в лес, где князя якобы видели, а там нет никого, заплутал. Выехал к болоту, где ведьма над ним поглумилась, сперва чуть не утопила, а потом к змию послала. И вот насилу от того вырвался да до них и добрался.

Выслушал его Водяной, покачал башкой лупатой, всё тело всколыхнулось.

– Досталось тебе, – забулькал он. – Значит, князя ищешь?

Кивнул Гостомысл. А сам оглядывается потихоньку: горница, куда его притащил Водяной, была словно в воздушном пузыре. Стены из водорослей да травы, мебель вся каменная, жемчугом речным всё изукрашено, богато хозяин рек живёт.

– Ты вот всё про змия талдычишь, – продолжил Водяной. – Но змий бабой никогда не оборачивается.

Гостомысл чуть водой не поперхнулся: «А кто ж его тогда мучил?» Откашлялся и задал вопрос вслух.

– Того я не ведаю, – покачал головой болотник. – Но, может, Вильфрида знает. Надо тебя к ней отвести.

О том, что и князь там, он промолчал, пущай сами решают, кто это и надо ль ему про Светозара знать.

– А пока отдохни немного, я тебе портки хоть отыщу, негоже к девице без штанов являться.

Только сейчас наместник понял, что его порты, считай, ничего уже и не скрывают, видать, нечисть, когда трепала его, все изорвала. Тут же срамное место прикрыл ладонями. Водяной запрокинул голову и давай хохотать, всё пузо заколыхалось.

Махнул рукой, и русалка отвела Гостомысла на покрытую травой болотной каменюку, чтобы поспал, значится. Только голову опустил он и тут же в сон провалился.

А Водяной задумался, отчего это летавица, а что это была именно она, а не змий огненный, он не сомневался, вдруг к наместнику пристала. Обычно эти бесы только тех одолевали, кто сам не прочь был удовой страсти где попало да с кем попало отдаться, а ещё душу имел чёрную, завистливую. С тем образом, что рисовал ему Гостомысл о себе, это не вязалось никак, а значит, обманывает он его. А этого ох как хозяин рек не любил. Ну да пусть отоспится, там он его к ведьме отведёт, и та вызнает, зачем он явился, с какими мыслями и что за дух его терзает. А пока отправил русалку в деревню, штаны с верёвки унесть да рубаху, надо же во что-то гостя приодеть, как с голым задом-то вести к девке молодой.

Гостомыслу же сон снился, как он меч раздобыл, покорил земли окрестные, да бабу змия своей женою сделал. И столько в его теле любосластия да силы ярилиной было, сам себе дивился. А меч от того огнём пылал, будто они его своим жаром оживляли. И так во сне ему радостно было, хотелось, будто птице, летать.

Водяной заглянул к наместнику, что разметался по постели и громко стонал, да двигался, будто девка рядом лежит. Покачал головой, нет покоя от беса и во сне, так, пожалуй, до смерти замучает, ежели не избавить.

Дождавшись русалку, растолкал Гостомысла, тот ото сна еле проснулся, так не хотелось глаза открывать, а как открыл, понял, что снова сил, почитай, не осталось. И как эта баба и во сне-то его мучает? Мочи нет терпеть, кипит всё в нём, прикрылся, чтобы срам его не видели, а сам всё на русалок косится, не Водяной бы, кинулся б аки зверь дикий в гон.

Кинул ему тот одежу да вышел, одевайся, дескать. Натянул наместник на себя порты с рубахой, поморщился, грубое всё, пятна вон какие-то, не к такой одежде он привык, но да что поделаешь, сам виноват, послушал ведьму проклятую, нет чтоб сразу удавить да меч забрать, как теперь возвращаться за ним?

Вынырнула коряга на поверхность и покатила их с Водяным к дальнему берегу.

Дивится наместник, надо ж такому чуду быть. Вскоре увидел избу, небольшая, но справная, руку хозяйскую видно. Плетень новый стоит, огород разбит поодаль, из трубы дымок курится, а на берегу баба какая-то сидит, что-то плетёт.

Подплыли ближе, и понял он, что не баба то, кикимора, сеть плетёт зачем-то. Водяной к ней русалку жестом отослал, что-то той на ухо булькнув, а что, Гостомысл не разобрал. Кикимора носиком тонким пошмыгала, послушала, в его сторону глазёнками чёрными стрельнула, юбки подобрала и рванула к избе по тропке, камнем выложенной.

– Позовёт сейчас Гранька Вильфриду. А мы пока подождём, хозяйка сама придёт, – упредил Водяной его вопрос, чего им, собственно, тут сидеть ждать. – Не любит она, когда к ней гости незванными являются, – пояснил в ответ на взгляд наместника.

Кивнул тот, придётся, видать, подождать, хотя непривычный он к такому обращению, его все обычно ждут, а тут девку какую-то жди сиди.

Отвернулся, стал болото разглядывать, но вроде как и нечего. Кругом только туман, чёрные коряги да мох с водой, куда ни глянь. Вскоре вернулась кикимора.

– Ждёт его Вильфрида, сказала привести, – раздался скрипучий голосок.

Водяной, особо не церемонясь, вытолкал пинком Гостомысла в воду и обратно в туман укатил. Сделал пометочку наместник, раздобыть меч да покарать обидчика, его, княжьего наместника, да пинком в вонючую жижу, что он о себе удумал? Встал, отряхнулся как мог, голову задрал важно и пошёл за скачущей по тропе нечистью к избе. Главное, ведьму на свою сторону сманить, а там со всеми расквитается.

Летавица

– Вила, – окликнул князь девушку.

– Что тебе? – нервно поведя плечом, она остановилась, мало ей этого, Водяной нового сыскал где-то, да ещё и бесом одержимого, ежели кикимора всё верно поняла.

– Не говори, что я тут, узнать хочу, кто по мою душу явился и зачем, никто не ведал, окромя троих, куда я поехал. Зачем бы им меня искать? – попросил Светозар.

Вильфрида задумалась.

– Ладно, на печи ляг и как мышь за веником сиди там, как вызнаем, чего гостю от тебя надобно, так и покажешься. Князь в избу шмыгнул, лёг на печи, завесью прикрылся и лежит.

Слышит, в избу вошли, лёгкая поступь, то Вила идёт, а следом кто-то грузный топает, вон аж пол трясется.

– Ну рассказывай, кто таков, зачем явился? – послышался голос ведьмы. Заговорил гость, тут же Светозар узнал голос наместника из Любича, Гостомысла, и зачем он явился?

– Гостомысл я, хозяюшка, наместник князя древлянского Светозара, – не уклонилось от него, что при имени княжьем девушку аж передёрнуло, хорошо, считай, союзник. – Его искал, во Вручие беда случилась, напали упыри проклятые на городище, – на этих словах он поперхнулся, за столом, в тени, сидел самый натуральный упырь и что-то жрал. Нашёл в себе духа, продолжил, а сам всё на девку косит. – Я дружину туда послал, а сам за князем. Не дело ему по лесам таскаться, меч искать сказочный, то баба напридумала, а он как дите поверил, когда в граде дела такие. Ежели уж больно надо, сам меч сыщу для него, а он землям своим нужен.

Он перевёл дух и отпил воды из ковша. Ох, хороша девка, снова в нём сила Ярилина просыпаться стала, завалить бы её на лавку да всю ночь ярить тело белое молодое. Чуть не кинулся, еле сдержал страсть, наружу рвущуюся, не время пока, успеет ещё завалить, вон она как на него глядит, не отрывается. Ну оно и понятно, таких мужей небось и не видела, рада будет наложницей его стать да по ночам радость удову дарить, страсть гасить его. Одернул мысли срамные, дальше говорить стал, а то совсем уже низ жаром охватило, того гляди, как пацан изольется в порты.

– В Турове послали меня в Бережки, а там ведьма злобная, чтоб её бесы куда снесли, наслала на меня порчу какую, баба меня преследует, яриться с ней принуждает, а я силы от того теряю. Нет, я, конечно, силён ещё, не смотри, что не юнец безусый, удовой силы во мне много, но то ежели по согласию, а супротив воли оно не радостно. Вот ежели б ты ко мне с ласкою, – чуть не выскочил Светозар с печи, но сдержался, не время ещё, но ежели тронет, не сносить ему головы. – Я б тебя женой второй взял, не знала бы ты ни в чем недостатка. Засеял бы поле твоё семенем, чтоб народилися у нас сыны сильные, – говорит, а сам к девке ближе подбирается, невмочь уже.

Сам не понял, как упырь за спиной оказался, скрутил его да к столбу посреди избы привязал.

– Летавицей ты одержим, наместник, оттого будто пёс и бегаешь, ищешь, где бы пристроиться, – заговорила Вильфрида. – А вот отчего она в тебя вселилась, то вызнаем скоро. Отвар только приготовлю, ты пока тут побудь, а то беду сотворить можешь. В таком виде ты и силком можешь полезть, так оно всем спокойнее.

Ведьма повесила над очагом закопчённый котелок и налила воду.

– Значит, ты совсем не тщеславен, говоришь? Готов живота не жалея ради князя по лесам рыскать?

Гостомысл тяжело дышал от огня, горевшего в чреслах, мысли от того путались, но обвинение, что, дескать, он просто прислужка, его обидели.

– Да я того князя могу в бараний согнуть, ежели захочу. За мной сама Мара стоит, – брякнул он.

Вила замерла, опять она. Но надо бы выведать, что известно наместнику, не просто так летавица в нём обосновалась. Эти духи завсегда выбирали души чёрные, чтобы не гнушались и силком бабу взять в момент, когда удова сила через край плещет, а значит, точно её семя разнесут, и народятся у тех баб девки – новые летавицы, которые продолжат дело своих матерей, будут искать мужиков, что за удом уследить не могут, да душой темнее ночи. Сами-то они пустые, будто бочка, не прорастает в их утробе мужское семя.

– Сама Мара, говоришь? – она изобразила интерес, подкладывая в котёл травы.

– Сама, я с ней да мечом всеми землями править стану, а ты, ежели верна мне будешь, то сможешь наследника мне подарить, баба моя так и не смогла.

Князь на печи завозился, хотелось выскочить да проткнуть сердце чёрное, ишь чего удумал. Заметила то Вильфрида, подошла к завеси.

– Сиди покуда, надо вызнать, зачем он богам, – шепнула она Светозару, злоба на него в груди ещё горела, но Мару она невзлюбила больше, из-за неё с матерью она разлучена была.

– Сына хочу, а ты девка справная, должна плодовитой быть, – Гостомысл болтал без умолку, так его эта идея захватила. – А Светозар пусть дальше суженую свою ищет, не захотел дочь мою брать, так я сам всё возьму.

– А кто ему сужена? – будто между делом спросила Вила.

– Девка из Любича, да только её волки давно сожрали, мать её у нас жила, юродивая стала опосля того, как её муж избил. Она тогда в лес сбежала с дочкой, да ту там и потеряла, мужа, навроде зарубила, а сама с глузда двинулась. Давно то было, лет ужо семнадцать как назад.

Замерло сердце Светозара, видел он ту бабу, где теперь суженую искать, точно не ведьма это. И тут его как обухом ударило, Вилу ж от матери упыри отобрали, как тут не помешаешься?

Видать, и Вильфрида поняла, что речь о ней, охнула, да руками рот прикрыла. Не уйти от судьбы, князь её суженый, но как быть, когда она его убить хочет едва видит, за обиду бабке причиненную? Приготовила тем временем отвар, теперь бы князя как вывести, а не то не ровен час на него летавица кинется. Завязала глаза Гостомыслу, будто для обряда изгнания то надо, а сама показывает Светозару, выйди, мол, из избы. Понял тот, выскользнул за дверь, присел на завалинку.

В полумраке избы Вила тем временем колдовала над котлом. В нем кипел отвар из трав: касатиков, горчанки да буркуна. Запах был резкий и горький, заполнявший всю избу.

Гостомысла Тишка уже поклал на лавку, да привязал покрепче, его тело сотрясалось от озноба, чуял дух запах отвара, пытался освободить тело, им захваченное. Его глаза были закрыты, а лицо искажено гримасой боли.

Ведьма взяла горшок с кипящим отваром и поставила остужаться.

Как только он остыл, осторожно она начала ему на голову лить, приговаривая слова волшбы, но так тихо, что не разобрать было.

Отвар шипел и испускал пар, касаясь кожи наместника. Тот застонал и забился в корчах. Вильфрида продолжала лить отвар, пока мужчина не обмяк и перестал двигаться. Наступила тишина. Вдруг его тело изогнулось дугой, все кости выворачивая. «Ааааа!» – закричал наместник пронзительно, будто выпь какая. Он заметался по лавке, летавица искала выхода.

И снова зашевелились губы ведьмы, полились слова волшбы, словно ручей.

Долго Вила билась с нечистью, но наконец удалось изгнать её. Глубоко она засела в душе Гостомысла, никак отпускать не хотела. По телу мужчины катились крупные капли пота, ногти были сорваны в кровь, так сильно он лавку царапал, пытаясь от пут освободиться.

Но наконец затих, уснул. Грудь его мерно вздымалась, веки мелко подрагивали, а тело было холодно как лёд. «Как бы не помер», – мелькнуло в голове ведьмы.

Светозара в избу так и не пустили, больно уж он рвался зарубить Гостомысла прямо там. Но кто знает, может, не его то мысли были, а одержимостью ведомый чёрное супротив своего князя задумал.

Лишь через сутки в себя пришёл Гостомысл, открыл глаза и мутным взглядом обвёл избу. Не чуял в себе более желания на всё кидаться да яриться, да и силы возвращались. Выпил, что ему поднесла ведьма. А через час решил во двор выйти. Отворил дверь, от света яркого зажмурился и тут же от удара в скулу обратно в избу влетел, аж в глазах потемнело. Головой приложился об лавку так, что искры посыпались. Чует, тащит его кто-то наружу, будто куль с мукой.

Открыл глаза, а перед ним, широко расставив ноги, князь Светозар стоит, меч на него направил.

– В рог, значит, бараний согнешь? – сталью зазвенел голос княжий. – Землями моими править станешь?

Заметались мысли, будто птицы, что ответить, как извернуться, а изнутри словно кто шепчет: вызови на бой, вызови, заруби прямо тут и станешь сам князем. А и правда, чего бы не зарубить, вон и меч у лавки стоит, хороший, крепкий клинок, стали дамасской, на Руси таких не делают.

Бросился наместник к нему, схватил. И встал напротив Светозара, готовится к бою.

Но не торопится князь первым напасть, стоит, мечом помахивает. Первым ринулся Гостомысл, замахнулся тяжёлым мечом, но увернулся Светозар от удара.

Еле успел наместник удар его ответный отбить, зазвенели клинки, встретившись, заскользил меч князя по тяжёлому клинку. Разошлись, наместник тяжело дышал: давно не бился, да и годы своё брали, брюхо, за годы жизни спокойной отожранное, мешалось.

Начал теперь он вокруг князя кружить, а тот не спешит, примеряется.

Взмахнул, словно снизу достать хочет, но едва Гостомысл меч подставил, как ему ногой в пузо и прилетело. Откинуло к стене. Тяжело ему бой даётся, а голос всё зудит: «Убей да убей», – спасу нет. Да и сам понимает, теперь в ноги с повинной не кинешься.

А тут ещё и Домовой на плетне сидит, потешается, язвительно бормочет, дескать: «Куда ты, боров, полез, изрубят тебя сейчас, как капусту по осени».

Злоба лютая глаза ему застила, зарычал да напролом бросился, а князь возьми да отступи, будто баран в плетень башкой втемяшился и застрял посреди прутьев, насилу вырвался.

Размахнулся, наискосок мечом вдарил, но ловко уклонился Светозар от удара, усмехнулся насмешливо и в ответ мечом махнул. Перед лицом наместника сталь прозвенела. Отшатнулся Гостомысл, чуть не оступился, в ответ выпад сделал, глухо зазвенел его меч, встретив клинок князя, аж искры во все стороны полетели.

Пот градом по лицу уже катится, глаза застит, а отступиться никак, наступает Светозар, меч всё чаще звенит. Гостомысл наступать опять стал, осыпая князя градом ударов. Но Светозар легко отбивал выпады наместника и наносил свои, постепенно загоняя противника в угол.

Гостомысл тяжело дышал. Одышка мешала ему двигаться, а лишний вес сковывал движения. Светозар заметил слабость наместника и усилил натиск. Он наносил удар за ударом. Отступал тот, пытаясь уклониться от них.

В один момент он оступился и упал на колено. Князь тут же воспользовался его промашкой и замахнулся для решающего удара. Но будто сама Макошь отвела руку князя в сторону. Меч Светозара скользнул по плечу наместника, нанеся лишь неглубокую рану.

А Гостомысл, воспользовавшись передышкой, вскочил на ноги и отступил на несколько шагов. Теперь уже он кружил вокруг князя, выжидая удобного момента для удара.

Светозар не спешил. Он знал, что наместник выдохся, и ждал, когда тот сделает ошибку.

И он её совершил, размахнулся для удара, но слишком уж. Князь легко уклонился и тут же нанёс ответный. Меч наместника вылетел из его руки и упал на землю. Покачнулся от усталости, а клинок княжий прямо в сердце метит. Попрощался с жизнью тот… Но князь будто оступился и ударил лишь в плечо его. Отбросило силой Гостомысла, и видит он: стоит посреди двора женщина красоты страшной. Волосы чёрные, будто ночь, платье дымкой по земле стелется, а в руке серп, рунами горит.