Текст книги "Ворожея: Лёд и Пламень (СИ)"

Автор книги: Тося Шмидт

Соавторы: Татьяна Смит
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– А вот и знай, а хоть и бегаю, тебе какая печаль с того? Агашка она хотя б не нечисть, а дух порядочный. А пироги чего ж не жрать, коль поставлено. Агашка, кстати, лучше печёт, она-то домовита, а вот ты, – что там Гранька говорить он не успел, в дверь громко постучали.

Прошка вскочил с лавки и кинулся отворять. На пороге стояла мавка и с интересом заглядывала внутрь.

– Чего разоряетесь? На болоте вас слыхать, – она вошла в избу и оглядела взъерошенную компанию.

– А ты чегось приперлась!? – напустился на неё Прошка. – Не видишь, разговариваем мы тут.

– А ты не ори тут мне, а то как дам, – мавка огляделась и перехватила тонкой рукой сковороду, стоящую на столе.

– Водяной послал, видеть вас всех хочет, говорит, дело у него важное. Так пойдете аль как? – она обвела взглядом избу.

Василиск

Светозар и ведьма уже час шли по чёрной, залитой бледным светом луны траве. Через озеро их водяной на коряге прокатил, поблагодарил так ведьму за подношения ему. И теперь они шли вперёд, надеясь на память Вильфриды. Князь весь издергался, где-то там, впереди, шёл наместник, умыкнувший надежду его земель, и ему хотелось нагнать предателя, сломать его шею, чувствуя, как под сильными пальцами захрустят, ломаясь, кости. Он буквально чувствовал, как сминается в его руках рыхлая плоть Гостомысла, слышал, как тот хрипит, задыхаясь, и от того на душе становилось легче. Чёрные мысли одолевали его, хотелось рвать и метать, зубами вгрызаться в горло изменника, проткнуть мечом его чёрное сердце.

Ведьма увидела, как задумчив её спутник, и решила его отвлечь. Тронула за рукав, улыбнулась лукаво и бросилась прочь, крикнув:

– Догоняй, княже…

В тот же миг посветлел Светозар, улыбка тронула крепко сжатые до того губы. Запело сердце в груди, теплом повеяло, будто и не шли они по стылому миру. Кинулся вдогон за зазнобой своей. Перекликаясь и смеясь, так они и перебегали от дерева к дереву. Вдали сова ухнула, в кустах светлячки виднелись, казалось, весь мир Подлунный замер, за ними глядючи. Наконец догнал он ладу свою. Схватил за руки, заглянул в глаза её бездонные и только хотел прижать к груди и смять мягкие алые губы поцелуем, как послышался вой…

На поляну перед ними выскочил огромный вурдалак. Светозар Вилу за спину задвинул, меч перехватил и встал напротив нечисти, широко расставив ноги. С губ нежити слюна капала, тягучими каплями падая на тёмную землю, острые зубы и когти блестели в свете лунном, а глаза будто огнём горели.

– Спрячься, – бросил князь ведьме. Та тут же юркнула, будто мышь, за дерево – не время спорить.

Изготовился Светозар к бою, обеими руками обхватил рукоять меча и замер. Вурдалак скалился, рычал, но первым нападать не спешил. Посланник жницы был готов принести эти две души ей в угоду, как она-то и приказала.

Не первый раз князь встречал эти порождения Нави, понимал, что его меч, что из калёного железа скованный, страшнее всего для чёрных духов. Но были вурдалаки хитры, изворотливы да скоры на расправу. Потому решил он подловить его на обман да хитрость. Одному с таким совладать сложно в частном бою. Меч свой опустил, отступил на шаг, наблюдая за противником из-под упавшей на лицо пряди светлых волос. Нежить, зарычав, башку лобатую наклонила и тут же кинулась в бой; еле увернулся от удара лапой с длинными кривыми когтями, пропустил над собой, да подрубил ногу твари. Взвыл подранок, отступил в сторону. Стоит, шатается, но не уходит, силы в нём много, такого, ногу порубив, не одолеть.

Светозар же меч свой перехватил, шагнул в сторону, махнул мечом в обманном ударе; снова нечисть кинулась, да бок подставила. Полоснул князь, потекла чёрная гнилая кровь. И тут обезумел вурдалак, бросился, низко опустив голову да лапы раскинув, прямо на Светозара, едва не схватил того когтями, но подвела нога раненая, подломилась, подставился прямо под меч; извернулся и пронзил князь тварь прямо в чёрное сердце. Завыл что есть мочи проклятый, завертелся волчком да упал замертво.

Из-за дерева вышла Вильфрида.

– Испугалась небось? – обтирая меч о шкуру убитого, спросил Светозар.

Покачала в ответ головой, дескать, чего мне с таким защитником бояться. А князя досада взяла, только он её смог обнять, как проклятый вурдалак объявился, так он её никогда не поцелует. Но момент был упущен, нужно было идти вперёд, а настроение дурачиться да играться пропало, ежели он тут не один такой, нужно настороже ему быть, вдруг ещё кто выскочит. Ведьма тоже далече не отходила, всё рядом держалась. Так и шли молча, кусты оглядывая.

Гостомысл тем временем крался по кустам, будто тать какой, прижимая к груди свёрток с клинком, он нервно озирался. Казалось ему, будто каждое дерево так и норовит его ухватить своими чёрными ветками, в каждом камне угрозу видел. Среди шорохов слышался ему тихий шёпот, что грозил ему смертью неминучей, виделись тени, которые за ним по пятам шли. А ещё казалось ему, будто следит за ним кто-то, взгляд так и буравит спину, от чего к ней прилипла пропитанная терпким холодным потом рубаха. Грубая её ткань неприятно касалась тела, натирала складки и впивалась тысячей иголок в плоть. Разум, напряжённый до предела, казалось, скоро его покинет, стоит лишь треснуть чуть громче ветке, и душа упорхнёт из тела. Но нет, шёл дальше. Хоть и вздрагивал от каждого шороха, но богам душу пока не отдал.

В голове его роились мысли, гудели сотнями разъярённых пчёл. Всё проклятый Светозар виноват, женился б на его Нежданке, и не пришлось бы сейчас ему по лесам бегать, ноги, лаптями истертые, топтать. И жонка его дурная, нет чтобы отговорить, в ноги кинуться, перед конём лечь да не пустить. Мара проклятая тоже хороша, закинула голого в мир свой лютый, где каждый куст на упыря похож и света белого не видать. Ну ничего, вскоре он доберётся до моста, победит змия, как, правда, пока не знал, у него же при себе даже ножа захудалого нет, и тогда меч волшебный его будет. А уж с ним он станет непобедимым, одолеет и Светозара, голову его на кол насадит и всем показывать станет. Ведьму его зарубит, но перед тем заставит перед ним на коленях стоять, умолять, чтобы он её отпустил, а уж с этим он-то справится. Тело тут же откликнулось на горячие мысли о пригожей девке, заныло внизу истомой сладкой. Наместник даже застонал, будто уже чуял, как девка на уд его попала.

Тряхнул головой, наваждение прогоняя, о том после думать станет, сейчас дойти надобно, а не о чреслах думать. Успокоив жар в крови, снова вперёд пошёл. Всё о мече думал, с ним он будет равен богам, считай, сможет всю Русь под своё копьё поставить, даже Киев ему служить станет, да что Киев, сам царь Византийский на поклон явится. Мысли в его голове были тщеславные, горделивые. В какой-то момент он даже размечтался, как станет сама Мара его наложницей. Мысли о том, как удовлетворит он свою страсть на ложе с богиней, заставили его, как юнца, в штаны излиться, горячая, текущая по ноге жидкость вызвала стон сладострастия. Народит ему Мара сыновей крепких, семени в нём вон сколько.

Мара, наблюдавшая за ним в чаше, брезгливо скривилась: все порты попачкал и ещё и доволен тем, а уж мысли о ней как о девке сенной и вовсе её озлобили. Ишь чего удумал, чтоб она перед ним на карачках стояла, покорно принимая его, как кобыла какая, да не бывать тому, – она со злобы ударила кулаком по столу. Решила проучить зарвавшегося человечка.

В стороне треск раздался, будто ломится кто к нему через кусты. Сердце наместника в пятки ушло, когда на прогалок перед ним вывалился упырь, здоровый, серая кожа в свете луны ещё бледнее кажется, глаза тёмными провалами на него смотрят. Заурчал, кинулся прямо на Гостомысла.

Побежал тот, куда глаза глядят. Хорошо, что глядели они у него прямо. А не то слухи о том, что люди по лесу кругами ходят и поэтому выбраться не могут, стали бы правдой, – он и сам недавно, считай, заплутал и снова бы попался.

Внезапно в кустах глаза загорелись, да близко так, что почуялось Гостомыслу зловонное дыхание из пасти. Попятился он назад, страх ноги сковал его, повалился наземь, в траве запутавшись, отползает назад, а упырь всё ближе подбирается. Повезло ему, что в этот момент на него упырь бросился да мимо пролетел.

Лишь лоб когтями оцарапал, полилась кровь алая, глаза заливать стала. Вскочил наместник, вперёд снова бросился, вскоре за корягу зацепился да кубарем вперёд полетел. А тварь будто того и ждала, могучим прыжком к нему сиганула. Да не рассчитал немного упырь, насадился на острую ветку, торчащую, пробила она плоть гнилую прямо в сердце да так и повис над Гостомыслом. Тот от страха совсем обезумел, бросился бежать вперёд, дороги не разбирая, ветки по лицу хлещут, рубаху в клочья дерут, а он всё бежит.

Мара раздосадованно поджала губы, но новую тварь посылать вослед не стала. Ещё успеет она с ним поквитаться. Посмотрела на спящих мужчин около стола и вновь в чашу уставилась.

А наместник меж тем из сил выбился, упал на землю, лежит. Дышит тяжело, с присвистом, и как только в этой кутерьме свёрток не потерял, вон торчит за пазухой. Лёг на спину, раскинул руки и уставился в темноте в небо взглядом невидящим, понял предупреждение, не стоит боле о богине такое мыслить.

Мара, которой помыслы его видны были как на ладони, даже усмехнулась, скумекал, что она ему не девка сенная. Но проучить следовало, тут она в своём праве.

Отдышавшись, Гостомысл дальше побрёл, уже с осторожкой, а то, не дай чуры, опять кто из кустов выскочит. Вскоре вышел он на берег знакомый. Остановился, на воду смотрит, и чудится ему вновь, будто есть там кто. Еле глаза отвести смог и тут же на мост глянул, в голове ещё слова матушки всплыли:

«Стоит мост Калинов на границе Яви и Нави, охраняют тот мост три девицы-дочери Калины: Заря Утренняя, Заря Вечерняя и Полуночница. Сам мост сделан из дуба, а перила его – из чистого серебра. Покрыт мост коврами самоткаными, узорами расшитыми. По мосту этому идут души умерших, чтобы попасть в царство Навье. Но не все души могут пройти по мосту, лишь те, кто прожил жизнь верно. А под ним течёт река Смородина, воды ее кипят и бурлят. В реке этой живут чуды разные и нечисть всякая, которые не дают душам перейти взад».

И вот перед ним тот мост, и ни перил из серебра, ни дочерей не видать. Мост как мост, старый, крепкий, перила резные. Только души и есть. Даже чуд не видать. И река не кипит, течёт тихонько, будто сонная. Подивился, но то ведь сказы, а перед ним быль самая что ни на есть. Пока башкой вертел, слышит шорох на мосту, повернулся, а там…

Ужо восседает Василиск, змееподобный царь, с головой петушиной, с гребнем пламенеющим, будто жар. Чешуя его блестит, как жаркая медь, а взгляд его смертоносен, никто не смеет устоять, то знал наместник, потому в глаза змею не смотрел.

Змей нетерпеливо переминался, хвост его, как бич, свивался да по мосту лупил. Когти его остры, как бритвы, были, сидел, скалил пасть его, полную ядовитых зубов.

– С-с-с-сачем приш-ш-шел, с-с-смертный? – с шипящим присвистом спросил его василиск.

От страха Гостомысл на колени бухнулся, поведал змею, зачем пришёл, что готов его испытания пройти да главу меча получить. Прикрыл тот глаза, когтистой лапой почесал шею свою.

– Ш-ш-штош, будет тебе, намес-с-стник, ис-с-спытание. Отгадай три с-с-сагадки мои, и твоя глава при тебе ос-с-станетс-ся и меча главу получиш-шь. Готов?

Кивнул наместник, куда теперь деваться-то, нужно угадывать, авось пронесёт.

Василиск глаза открыл и начал говорить.

– С-с-с-слушай первую с-с-сагадку: С-с-стоит дуб, на дубу двенадцать с-с-сучьев, на каждом с-с-сучке по четыре гнезда, в каждом гнес-сде по с-с-семь яиц. Ш-што это?

Гостомысл голову почесал. Начал гадать: гнёзда, значится, птичьи, а у какой птицы по семь яиц, того и не знает он, да ещё чтобы жили семьями, ну то верно вороны. Да и других птиц он особо повадки-то и не знал. Так и ответил змею. Покачал головой василиск.

– Неверно, намес-с-стник, еш-ш-е две и голова с-с-с плеч, – сверкнул глазами и вторую загадку загадал. – На рас-с-с-свете он на четырёх ногах ходит, как с-с-средина нас-с-ступит – на двух, а едва с-с-сакат придёт – на трёх. Кто таков он?

Гостомысл снова задумался, кто ж это такой, чтобы у него к вечеру три ноги становилось из четырёх, а днём две. Наместник стал в голове кумекать: «Может быть, это жаба? У нее четыре лапы утром, две – когда она прыгает, и три – вечером, когда она отдыхает, сидя на задних лапах да умываясь».

Подумал, да так и ответил. Снова зашипел змей, что неверно угадал наместник, осталась у него ещё одна попытка. Последнюю загадку загадал.

– Пос-с-следний ш-ш-шанс-с, с-с-слуш-шай. Я легко, будто перыш-ш-шко, но даш-ше с-с-самый с-с-сильный человек не мош-ш-шет с-с-сдерш-шать меня долго. Кто это, намес-с-стник? Угадаеш-ш-шь ш-ш-шив ос-с-станеш-ш-шс-с-ся, а коли нет…, – не стал он даже договаривать, и так понятно.

Мысли роились в голове Гостомысла: что же это такое, лёгкое, но неудержимое никем? Долго он в этот раз думал, испросил дозволения на два ответа. Кивнул василиск: пусть попробует. Первым ответом наместник выбрал ветер: тот лёгок, но удержать его невозможно. Покачал змей головой: да, он тоже подходит, но не о нём он говорил. Вторым назвал свободу: даже самый свободный человек не совсем свободен.

При последних словах Гостомысла василиск вдруг переменился на глазах, больше стал в несколько раз. Его чешуя потемнела и стала твёрдой, будто камень, глаза налились кровью.

– Готовьс-с-ся к с-с-смерти… Дам тебе пос-с-следний ш-ш-шанс-с, победи меня и отпущу! Бейс-с-ся, намес-с-стник.

В руках Гостомысла вдруг меч сверкнул, сжал он рукоять, готовясь к смертному бою. Змей бросился на него, раскрывая свою пасть, полную острых зубов. Гостомысл извернулся, ушёл от змея.

Подняв меч, наместник обрушил на змея удары его. Однако его клинок скользил по чешуе, не оставляя ни единой царапины. Не теряя надежды, Гостомысл продолжал рубить изо всех сил, выдыхаясь, он вдруг хотел было отступить.

Но разъярённый василиск обвил тело Гостомысла своим хвостом, сжимая его всё сильнее, кости его сломать пытаясь. Гостомысл меч приготовил, всадил что было сил, пробил всё же мечом чешую, едва хвост не отсек, взревел змей, ослабил хватку. Едва живой тот вывернулся, насилу выскользнул из объятий змеиных. Снова на змея кинулся, норовит ему лапу подрубить, да только никак не выходит. Разозлённый змей схватил Гостомысла в свою лапу, зарычал, похолодело в груди наместника, и померк вдруг свет в глазах его.

Отшвырнув изломанное тело в сторону, василиск снова на мосту замер. Лишь тряпицу, оброненную Гостомыслом, под себя спрятал. Едва прикрыл её, как на мосту сама Мара появилась.

– Не отдашь ли мне то, что моё? – она протянула руку с длинными ногтями в сторону змея.

– Твоя падаль вон там леш-ш-шит, – мотнул он головой в сторону тулова наместника, чья душа, уже вылетев из тела, робко топталась перед мостом, помня ещё боль от змея испытанную и не решаясь шагнуть дальше, мимо того пройти.

– Он мне боле не нужен, ему с его душой подлой да чёрной нет места в Нави, да и Ирии, в Пекло слуги Чернобоговы уведут, – отмахнулась она от души, что, заметив её, вокруг крутилась. – За мечом я пришла, что он тут обронил. Это он мне обещал! – Разъярилась Мара, сверкнув ставшими вдруг змеиными, будто у василиска, глазами.

– Не твой тот клинок, Мара, с-с-сама то с-с-снаеш-ш-шь. Княс-с-сей древлянс-с-ских он, – василиск обвился вокруг перил да меч с собой прихватил. – Тебе он ни к чему.

– Мне он им обещан, отдавай! – топнула ногой Мара.

– Ну так с-с-с него и с-с-спраш-ш-шивай, – прошипел василиск, прищурив свои жёлтые, словно у хищной птицы, глаза.

– Нет с души спроса о насущном, сам знаешь, – прошипела Мара, ещё больше разъярившись на отказ.

– С-с-снаю, но мне ш-ш-што с-с-с того? Я уш-ш-ше боле не твой с-с-слуга, нет твоей воли надо мной. А меч мне еш-ш-е пригодитс-с-ся, княс-с-сь с-с-са ним придёт. Мне тут мос-с-ст с-с-теречь с-с-скуш-шно, а так рас-с-свлечение, – прошипел василиск, усмехнувшись.

Разозлилась Мара, отмахнулась от души наместника рукой, чуть серпом своим не задела, та аж в сторону отлетела, махнула серпом вновь да растворилась дымкой. А василиск вновь в тени затаился, глаза прикрыл, и словно и не было его.

Меч

Уже часа три они шли после боя с нечистью и наконец вышли к пещере, что Вила видела, когда с Гостомыслом брели они по миру Подлунному. От неё снова веяло холодом лютым, но в этот раз ведьма решила в неё заглянуть, рядом с князем она смелее была. Чёрный зев пещеры казался пастью чудища, готового сожрать любого, кто рискнёт внутрь сунуться. Изнутри доносился вой, леденящий кровь; слышались рыдания. Шагнув внутрь, девушка зажгла колдовской огонёк, осветила им путь. Осклизлые стены, поросшие мхом, были мокрыми от стекающих ручейков воды. В глубине они увидели вырубленный из чёрного камня алтарь, а на нём стоял идол Мары: высокая, красивая, в длинном платье, со сжатым в руках серпом; она словно живая смотрела на них из дерева. Перед ней стояла резная каменная чаша, наполненная тёмной жидкостью. Из этой чаши доносились стенания: видать, сюда и стекала жертвенная кровь. Ведьма поёжилась от озноба и поспешила наружу: нечего им тут делать. Князь тоже задерживаться не стал, и ему не по себе там было. А вскоре они вышли к деревеньке, где ведьма с наместником ночевали в прошлый раз.

Всё те же старые покосившиеся дома стояли за упавшими на землю тынами, всё также чернели они провалами окон, их покрытые старым дёрном крыши на многих уже провалились внутрь и обнажили перекрытия. Двери, почерневшие от времени, упали и лежали на земле, а сами проёмы дверные покосились. В трубах завывал печальную песню холодный ветер, что забирался даже под тёплую душегрею ведьмы, что та на себя надела перед выходом. Поёжившись, девушка пошла вперёд по заросшей травой тропке. Скорее всего, раньше тут была широкая просёлочная дорога, но вот только тропка и осталась от неё. Да и по ней, видать, никто, считай, не ходил, вся травой поросла. Да и кому тут ходить-то.

Князю тоже не по себе в деревеньке было, за каждой избой нечисть мерещилась, казалось, так и выпрыгнет из-за угла, только отвернись чуть. Он постоянно озирался по сторонам, сжимая в руке меч, готовый отразить нападение. Лишь много часов спустя вышли они наконец к реке. Князь аж замер от красоты перед ним открывшейся.

Берега реки поросли прекрасными яркими цветами, вода её была чистой, прозрачной, каждый камушек на дне видать, а на том берегу ярко светило солнце на голубом высоком небе. Светлые души с лицами радостными спешили к резному высокому мосту, что через реку ту перекинут был. Добротный, крепкий, потемневший уже от времени, покрыт он был узорами, по перилам вырезанными.

– Где это мы? – Светозар наконец речь снова обрёл.

Задумалась ведьма и начала говорить словами своей бабки, что на ум пришли:

– Посреди Сварги раскинулся мост Калинов, мост дивный, серебряный, чудным светом сияющий. Под мостом тем течёт реченька Смородина, воды её бурные, пламенные, берега крутые. Мост сей крепок, чудами разными хранимый, а в реке огненной плещут рыбы дивные, с перьями золотыми, чешуёй самоцветной, стражи, что души провожают в мир Навий, по бокам стоят. На мост Калинов путь не всем лежит открытый, лишь тем, кто духом чист да силён, сердцем смел и отважен. Мост тот – граница между Явью и Навью, переход, путь к Ирию. А хранят его Заря-Заряница да Полуночница, – она улыбнулась. – Но, как видишь, в сказах оно не так, как на деле, ни серебра тут нет, ни дочерей Калины, да и воды её с этой стороны не пылают огнём Пекла.

Князь же на деревья засмотрелся, и ему, как наместнику, чудилось, что видит он средь листвы души людские, что руки из ветвей к нему тянут, но не кричали они, улыбались, радостные были. В водах и вправду увидел рыб дивных, яркая их чешуя, будто камни самоцветные, искрила в струях воды. Голоса батюшки и нянюшки услыхал, желали они ему победы скорой, шептали, что хорошо им живётся в мире Нави. И так тепло на душе у Светозара от того стало. Рассказал он ведьме о том.

– Тут каждый своё слышит и видит. Те, кто духом чист, хорошее увидят, а такие, как Гостомысл, страха натерпятся. Каждому своё Смородина показывает, каждый своё на её берегах чует. Но пойдём, нам пора, заждался нас уже небось страж моста.

– И кто же мост тот хранит?

– Василиск, кто ж ещё, к нему и пойдём, испытание он нам устроит, нешто сказки не слыхал? – Вильфрида подоткнула подол платья, чтоб по траве идти не мешался, и отправилась прямо к мосту через реку стоящему.

– Слыхал, – князь поспешил за ней. – Кормилица мне сказывала про князя Дадона, что на Смородине-реке с витязем-соколом бился, а потом змий им испытание устроил, но не прошёл его Дадон. Прогнал его василиск. Загадки вроде как разгадывать надобно станет.

– Ежели мы испытание не пройдём, не сносить нам с тобой головы, Светозар, – Вила остановилась и повернулась к нему. – А потому соберись, это не сказка, княже, тут нас с тобой змий изничтожит, коль не справимся.

Кивнул князь, понимал он, что жизнь не сказка.

Пока говорили, к мосту подошли и смотрят, а посреди него змей сидит. Голова у него петушиная, гребень огнём пылает, глаза огромные, на лапах когти острые. Смотрит на них, голову склонив, зубы скалит, а с зубов тех яд вниз на доски моста стекает, отвернулись в сторону, не смотрят на него, а то вмиг окаменеешь.

– Приш-ш-шел, княс-с-сь. Готов к моему ис-с-спытанию? – говорит, а язык будто змеиный так и мечется.

Ответил ему Светозар, что готов, а василиск тут тряпицу достаёт.

– Главу меча с-с-са с-с-сагадки отдам, а вот с-с-са это придетс-с-ся тебе с-с-со мной битьс-с-ся.

Обомлел князь, да как же ему такую образину победить-то, Гостомысл вон, видать, не смог, раз тряпица у него. Он же ростом с двух быков будет, чешуя, видно, что крепкая, но то потом, сперва бы им загадки отгадать, а потом и о бое думать станет. Попросили змея, чтобы начинал. Прикрыл он глаза и зашипел:

– На поле никем не мерянном гуляют овцы, никем не с-с-считаны, с-с-стоит пас-с-стух, то рогат, то кругл. Ш-ш-што это?

Задумался князь: «Это что ж за пастух-то такой: то кругл, то рогат, ещё и овцы у него никем не считаны».

Долго думал, никак не может придумать, как ответ давать? Тут ведьма вперёд вышла и говорит:

– Знаю я ответ, поле это – небо синее, ещё никто его измерить не смог. Овцы – звёзды на нём, как их сосчитать, ежели всегда новые народятся, ведь известно то всем, души, уходя в Навь, завсегда новую звезду зажигают. А пастух их – то месяц ясный, он то рогат бывает, а то круглый, как лепёшка.

– Правильно, угадала ты, ведьма, мою с-с-сагадку, верно ответила. С-с-слуш-ш-шай тогда другую, – он обвился вокруг перил и прикрыл глаза. – Яс-с-сыка у него нет, а говорить мош-шет, крыльев нет, а летает, тела нет, а отрас-с-ситьс-ся с-с-спос-собно. Кто это?

Теперь уже Вильфрида задумалась, о ком же это василиск таком говорит, подумала и дала ему ответ.

– Это эхо. Оно отражается от стен или камней, летает в воздухе, будто птица, и говорит без языка.

Спустился змий на мост, обошёл её вокруг.

– С-с-снова угадала, ведьма. С-с-слушай ш-ше тогда еш-ш-ше одну, – он подошёл ближе, смрадным дыханием обдав девушку, та стояла крепко зажмурив глаза. – На неё два ответа ес-с-сть. Это имеетс-с-ся у вс-с-сех, но не вс-с-се могут это с-с-сберечь.

Надолго замолкла ведьма, даже губу прикусила. Загадал так загадал, перебирала она в голове разные ответы и наконец улыбнулась: кажется, знает она, о чём ей змей говорил.

– Это свобода и жизнь, изначально они у всех есть, но не каждый способен живым и свободным остаться. Не каждый себя защитить может.

– Верно, – василиск аж языком цокнул. – Вс-с-се с-с-сагадки с-с-смогла рас-с-сгадать, теперь черед княс-с-ся, победит меня, отпущу вас-с-с мечом, а коли нет, голова ваш-ша с-с-с плеч покатитс-с-ся.

Вытащил Светозар меч, обхватил покрепче, смотрит, как василиск к броску готовится. Едва тот голову повернул, закрыл глаза князь, опасно с ним взглядом встречаться, это он хорошо помнил. Вспомнил уроки дядьки Видбора, как учил тот с закрытыми глазами драться, вот и пригодилась наука. Чувствовать движения воздуха, понимать, где его ворог сейчас. Замер, чувствует, как вокруг воздух в движение пришёл, услышал на границе сознания, как шуршит жёсткая чешуя, будто увидел, как чешуйки одна на одну наползают, видать, змей обходит его. Даже сердце его медленнее забилось, дышать почти перестал. Мост чуть вздрогнул, доска под ногой прогнулась, ближе подходит.

Василиск начал осторожно обходить его, пытаясь зайти сзади да снести ему голову ударом лапы с острыми когтями. Светозар, полагаясь лишь на слух и сноровку ратную, медленно поворачивался, чтобы держать чудище на расстоянии. Вдруг почуял он, как когти рядом с ним воздух рассекли, пригнулся, ушёл от удара. Взмахнул мечом князь и отразил подлый удар нечисти, точно угадал, куда лапа метила. Василиск отступил, поразился тому, что его супротивник смог справиться. Снова вокруг прошёлся, решил снизу его достать, но едва лапу вытянул, чтобы зацепить за ногу князя, как по ней мечом ударило, аж искры с чешуи меч высек, чуть не сломал её. Отошёл змей в сторону – это ему не наместника ленивого по мосту гонять, но на того он даже и не глядел, знал, что без взгляда своего справится, а этот противник был хитрее, изворотливее, самому б голову не сложить.

На третий раз всё же смог подловить, полоснул по ноге краем когтя, но князь тут же отпрыгнул. Василиск вновь кружить начал, устаёт Светозар, теперь бы поймать его только. Попытался хвостом обхватить Светозара, но тот вновь смог понять, почуял, как от движения мост качается, услышал вновь, как чешуйки скрипят, будто жернова, доски под немалым весом просели сильнее, значит, напрягся зверь, знал теперь он, откуда ему подлости ждать, замер да по хвосту на спину ему взобрался, едва тот его ног коснулся, сел, за гребень ухватился и сидит. Глаза открыл и смотрит, куда б ему ударить. Понял василиск, пора признавать поражение.

– Победил ты, княс-с-сь. С-с-сабирай с-с-свой меч, – проговорил василиск, и тут же глаза его потухли, протянул тряпицу на лапе.

Светозар свёрток схватил, Вилу за руку взял и с моста пошёл. Нечего им тут боле делать, а то как передумает ещё василиск, второй раз может и не сдюжить уже. А тот вновь уменьшился да в тени замер, глаза свои прикрыл, можно опять в дремоту впасть да мост охранять.

А князь на траву упал, меч из рук выронил. В голове зашумело, будто мёда хмельного испил он сверх меры. Накатил и страх на него лютый, и усталость смертная, сердце забилось гулко, будто удары пропущенные им нагоняя. Лежит, воздух, как рыба ртом, ловит, ведьма поодаль встала, не мешает, сейчас нужно Светозару в себя придти, а там уже и обратно двинутся. Да и нога, хвостом ударенная да лапой битая, болит. Полежав с четверть часа, князь сердце успокоил и поднялся, пора, мол, им и обратно. До избы на озере добрались быстро, будто дорога сама к ней выводила их, у озера конь дожидался уже, нетерпеливо перебирая копытами и фыркая.

В избе Светозар разложил перед собой каменья самоцветные, рукоять в виде главы змеиной да клинок, рунами весь исписанный, на одной стороне его руны льда были, на второй – огня. Приложил рукоять к клинку, тут же срослись они, будто и врозь никогда не были, а как глаза вставил, засверкал меч огнём синим, загудел, будто пламя в печи, и такой силой от него повеяло, что ведьма невольно отшатнулась.

– Меч сыскали, теперь нам бы с тобой дорогу найти домой обратную, – проговорил князь, убирая меч в сундук, сейчас он ему ни к чему.

– Знать бы как ещё, – откликнулась Вильфрида, она помешивала кашу в горшочке, благоухавшем на всю избу, после таких испытаний им требовался сытный ужин. – Нет у меня серпа волшебного, как у Мары.

– А ежели коней упросить? – Светозар аж с лавки вскочил. – Они ж по земле скачут, может, и нас выведут аль вынесут?

Мысль показалась им хорошей, решили дождаться возвращения чёрного скакуна и с ним поговорить, а пока князь в конюшню пошёл, там уже стояла белая лошадь, давно не чесал он ей гривы, а заодно и баню решил истопить, перед возвращением домой обмыться хотелось. Вот только бани на дворе не оказалось, подивился он тому.

Вернулся в избу, рассказал о том ведьме, в ответ она усмехнулась.

– А ты что ли не знаешь, в чьей избе мы? – спросила она, помешивая варево в горшке.

– В чьей?

– Это ягини изба, а ягини души в Навь провожают, по ту сторону бани не нужны, сюда уже мытыми все приходят, – пояснила она князю. – Потому и нет тут бани.

– А еда тут тогда зачем?

– Поминальная она тут, каши вон, кисели варить – всё подготовлено, ну и чтоб ягиня питаться могла, она-то не дух бесплотный, – Вила сняла горшок с печи и разложила кашу по мискам, сдобрив ту маслом и мёдом.

Поужинав, спать легли, укрывшись волчьими шкурами. В ночи снова Виле Мара явилась, протянула к ней свои бледные руки.

– Не сыскала ты силу свою, без меня сложно-то. А ты меня всё прочь гонишь, – её тихий голос доносился как будто издалека. – Разве самой не хочется силу иметь?

Ведьма ничего не ответила, лишь отвернулась. Опять они на той поляне стоят, будто места другого нет. Мара, будто мысли её подслушала, снова заговорила.

– Отсюда всё и началось, Вильфрида, здесь тебя Тишка с братовьями у матери забрал. Станешь моей, я тебе мать вернуть смогу, сама знаешь, то в моей лишь власти, никто боле мёртвых вернуть не может.

Вила лишь покачала головой, даже ежели мать вернётся из Нави, то живой ей не быть, будет как Тишка, а то разве жизнь, Тишка иной не знал, ему легче. Разозлилась Мара, махнула серпом и исчезла в ночи. А ведьма проснулась, вновь успокаивая бешено колотящееся в груди сердце. Сколько её ещё жница мучить так будет и где же силу ей свою отыскать? Даже меч нашли, а силы так и нет. Успокоилась да легла обратно, сейчас не о том думать надобно, сперва древлян спасти нужно. Засыпая, Вила подумала, что Мара неспроста приходила к ней, жница что-то знала, вот только что?

Наутро к коню пошли, но тот им ответил, что нет им хода с ними вместе, живому там не пройти. Опечалился Светозар, совсем голову повесил, как им вернуться на Русь, как ему земли свои спасти? Но скакун его успокоил.

– Что ж ты, князь, не весел, да голову повесил? Меч же вы сыскали? Так им проход и откройте для себя, ведьма-то и сейчас сдюжит, но только туда, где уже бывала она либо её суженый, пока сможет. Сила в том мече большая, может он ткань мироздания распороть. Не зря этого меча боги сами боятся.

Вернулись они в избу, сели, достал Светозар меч, положил перед собой, смотрит на него.