Текст книги "Моя любимая жена"

Автор книги: Тони Парсонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Наконец куда-то исчезли и Шейн, и пьяные учительницы. Билл обнаружил, что находится во Французском квартале, улицы которого, на манер парижских бульваров, окаймляли деревья. Все вокруг тонуло в молочном тумане – предвестнике рассвета. Вопреки уверениям, что в Шанхае можно в любое время суток найти такси, Биллу не попадалось ни одной машины. Вместо этого он увидел раннего уличного торговца, разложившего на тротуаре жалкий ассортимент сигарет. Билл прошел еще немного и, к счастью, увидел здание небольшого отеля, возле которого стояло одинокое такси. За рулем спал водитель.

Билл поспешил к машине, но на перекрестке ему пришлось остановиться и пропустить грузовик. В кузове грузовика он увидел «мини-купер». Передняя часть малолитражки была смята в гармошку. От передних колес осталось месиво из резины и металла. Зато крыша не пострадала. На ней красовался нарисованный флаг КНР. Красное полотнище с желтыми звездами приветствовало новый день.

Глава 6

В рабочие дни Билл очень редко отправлялся куда-то пообедать. Исключение составляли деловые встречи с клиентами, подразумевавшие совместный обед. В остальное время в этом не было необходимости. Когда наступало время перекусить, в их офисе появлялась ама – шанхайский эквивалент английской «чайной леди». ^[22]Китаянка неторопливо катила столик на колесах, предлагая сэндвичи, лапшу, кофе и зеленый чай. Однако Билл взял за правило в середине рабочего дня покидать офис и выходить на улицу. Пусть всего четверть часа, но он побудет на настоящем солнце и подышит настоящим, а не кондиционированным воздухом.

Невдалеке от их небоскреба находился кафетерий, и сегодня Билл не ограничился краткой прогулкой, а решил заглянуть туда. Он шел, наслаждаясь запахами близкой реки, как вдруг чья-то рука схватила его за галстук.

– Собрался перекусить? – спросила Бекка.

Она буквально впихнула Билла в дверь кафетерия и звонко чмокнула в щеку.

– Перекусить? – очумело повторил Билл, будто впервые слышал это слово. Бекка поцеловала его еще раз, теперь уже со всей страстностью. – Да вот, надоело есть за рабочим столом. Дай, думаю, зайду сюда, возьму сэндвич.

– О-о, – засмеялась Бекка, прижимаясь к мужу и чувствуя волну его ответных чувств. – Всего один сэндвич? Не слишком ли скромно для такого большого мальчика, как ты? На сей раз выбором еды займусь я.

Пока они шли по залу, Бекка поцеловала его опять, взъерошив ему волосы. В уютном зале было прохладно и сумрачно. Жаль, что это приятное местечко доживало последние недели. Здание, в котором помещался кафетерий, вместе с соседними домами предполагалось снести. Потом это место расчистят и построят очередное серебристо-черное высотное чудо.

Посетителями кафетерия, в основном, были служащие близлежащих офисов. Белые рубашки, темные галстуки. Некоторые притащили свою работу и сюда, ухитряясь нести в одной руке кофейную чашку, а в другой – «дипломат» с бумагами. Посетители равнодушно скользили глазами по странной парочке и проходили мимо.

– Ты сумасшедшая, – покачал головой Билл. Бекка молча кивнула и прижалась к нему. – Я очень скучал по тебе, – сказал он, крепко обнимая жену.

Со времени их совместного «выхода в свет» прошло уже три дня, и все это время супруги Холден не виделись. Как всегда, Билл возвращался домой, когда Бекка и Холли уже спали, а уходил, когда они еще не проснулись.

– А разве мы с вами знакомы, сэр? – церемонно произнесла Бекка.

Когда они познакомились, им очень нравилось играть в такую игру. Бекка изображала утонченную юную леди, а Биллу отводилась роль грубоватого парня.

Вместо ответа Билл снова обнял ее и поцеловал, но рук не разжал, словно боялся, что Бекка куда-то упорхнет.

– Кажется, я начинаю вас вспоминать, – засмеялась она.

Боже, как они успели соскучиться!

Шейна мутило с жесточайшего похмелья.

– Ну и как я тебе, дружище? – щурясь от солнца, спросил он.

Как-то незаметно они с Биллом перешли на «ты». Сейчас они оба сидели во дворе, рядом с демонстрационным домом – первым строением, возведенным на месте бывшей деревни Яндун. Теперь эту территорию предпочитали называть по имени проекта – «Зеленые земли». К великой печали Шейна, фонтан, сделанный в виде головы дракона, еще не работал и плеснуть на раскалывающуюся от боли макушку было нечем. Пока они ехали в Яндун, Тигру пришлось трижды останавливаться. Шейн едва успевал выбраться из машины и добежать до придорожных кустов.

– По сравнению с твоим утренним видом – уже лучше. Лицо обретает цвет.

– Приятно слышать.

– Только почему-то зеленый, – съязвил Билл.

– А вот это уже скверно, – угрюмо ответил Шейн. – Траханье втроем имеет существенный недостаток: кто-то один вынужден глазеть в окно, временно оставаясь вне игры.

Шейн слегка улыбнулся. Билл не намного преувеличил: лицо его коллеги и впрямь имело зеленоватый оттенок.

– Но у траханья втроем есть и приятная сторона. Если одна из девчонок уйдет, у тебя все равно будет с кем поразвлечься. Для этого их должно быть двое. Хуже, когда вас двое, а девчонка одна.

Когда Билл в приятно-ошалелом состоянии вернулся из кафетерия в офис, оказалось, что Девлин его уже искал, поскольку нужно было срочно ехать в Яндун. Председатель Сунь устроил незапланированную пресс-конференцию, и немцы из «Дойче Монде» нервничали. Кто знает, какие речи польются изо рта этого китайца после того, как он налакается бургундского со «Спрайтом»?

Услышав голоса, Билл поднял голову. К ним шла Нэнси Дэн вместе с одним из немцев – длинноволосым Вольфгангом. Тот был в своей любимой кожаной куртке и чем-то напоминал немецкого работягу, которому вдруг крупно повезло в лотерее.

– Они идут, – сообщила Нэнси.

Билл с Шейном встали. Через узорчатые ворота во двор демонстрационного дома входил председатель Сунь в окружении местных правительственных чиновников и десятка журналистов.

Первым в дом вступил, естественно, сам председатель. За ним его свита. Далее – журналисты. И лишь потом порог перешагнули Шейн, Билл, Нэнси и заметно взволнованный Вольфганг.

Билл даже обрадовался, что ему не надо идти рядом с этим напыщенным китайцем. Их четверка двигалась на некотором расстоянии. Председатель Сунь водил чиновников и журналистов по сверкающим комнатам, поднимался и спускался по таким же сверкающим лестницам. Несмотря на дневное время, в доме горели хрустальные люстры. Говорил председатель Сунь исключительно на шанхайском диалекте. Билл и без перевода догадывался, что речь его состояла из сплошного хвастовства. Когда дошли до плавательного бассейна, Сунь, конечно же, не преминул сообщить, что бассейн является точной, хотя и уменьшенной копией Олимпийского бассейна в Пекине. Хо – человек с квадратным телом, телохранитель председателя – как всегда, держался возле хозяина.

Еще на том первом обеде Билл понял, что председатель был одним из тех, кто делает карьеру умением держать язык за зубами. Однако Сунь явно привык к тому, что, когда он все же открывает рот, его внимательно слушают, даже если рядом нет переводчика.

Сегодня переводчики особо не требовались. Почти все журналисты были китайскими. Исключение составляли лишь тощая американка в туфлях от Джимми Чу и англичанка Элис Грин.

Элис Билл видел всего один раз – на их свадьбе. Сейчас они обменялись приветственными кивками.

По собственному опыту Билл знал, что появление журналистской братии редко сулит юристам что-либо хорошее.

Осмотр закончился. Председатель Сунь вывел приехавших за ограду. Ощущение было такое, что из роскошного отеля в Лас-Вегасе они попали прямо на лунную поверхность.

Всюду, насколько хватало глаз, тянулась унылая глинистая равнина, раскисшая от летних дождей и разоренная начавшимся строительством. Бульдозеры снесли ветхие хлевы, где несколько поколений жителей Яндуна держали своих свиней. Помимо демонстрационного дома, здесь еще не построили ни одного дворца, и о будущем рае для миллионеров свидетельствовали лишь веревки, разграничивающие участки. Возле прихотливой чугунной ограды стояла молоденькая китаянка в униформе министерства общественной безопасности. На ее шее Билл заметил почти исчезнувший след то ли от поцелуя взасос, то ли от укуса, которым в пылу любовной страсти наградил ее бойфренд. Вскоре он обнаружил, что на территории полно охранников, хотя трудно было сказать, где кончаются обязанности частной охраны и начинается компетенция государственной полиции.

Вообще же место будущего рая имело потешно-военизированный вид. Всю территорию строительства огораживали столбы с колючей проволокой. Внутри аккуратной вереницей выстроились тупорылые грузовики. На их капотах развевались маленькие красные флажки. Между оранжевыми корпусами землеройных машин сновали люди в светло-желтых защитных касках. Кто они, Билл так толком и не понял. Повсюду блестели лужицы, заполненные странной маслянистой водой. На дальнем конце громадной стройплощадки, по другую сторону от колючей проволоки, собрались крестьянские семьи, наблюдавшие за тем, что творят с их землей. Чем-то они напоминали узников лагеря для военнопленных.

Площадку вокруг демонстрационного дома еще не успели привести в порядок настолько, чтобы здесь можно было ходить в туфельках от Джимми Чу. Каблуки американки увязли в глине, и, если бы Билл вовремя не подхватил ее, журналистка наверняка приземлилась бы на собственный зад.

– Я – из «Шанхайского стиля», – одарив Билла стандартной улыбкой, представилась женщина. – А вы откуда? Правда, здесь прикольно? Мы дадим большую статью о «Зеленых землях».

Билла несколько удивило, что она изъясняется как девчонка-подросток. Наверное, это словечко перекочевало и в журналистский жаргон.

Крестьяне явно портили картину грядущего строительного чуда. Наверное, председатель Сунь успел распорядиться, и скучающие охранники попытались отогнать собравшихся подальше от проволоки. Но те не собирались расходиться. Обмен ругательствами мгновенно превратился в яростную перепалку с громкими, почти истеричными выкриками. Билл уже несколько раз наблюдал такое на шанхайских улицах.

«Задень не ту струну, и китайское спокойствие вспыхнет, как порох», – подумал он.

Билл заметил, как чумазый мальчуган лет двенадцати отошел от проволоки и поднял с земли обломок кирпича, брошенный строителями. Размахнувшись, мальчишка швырнул обломок в сторону чудо-дворца, построенного на их земле. Кирпич гулко ударился о чугунную ограду, заставив всех повернуть голову. Послышались отрывистые, лающие звуки приказов. Охранники открыли ворота, предназначенные для въезда техники, и ринулись на крестьян. Тем пришлось отступить. Билл заметил, что охранниками руководит телохранитель Хо.

– Прикольно! – возбужденно произнесла корреспондентка «Шанхайского стиля». – Ну разве это не прикольно?

Как ни странно, чумазый мальчишка не испугался приближающихся охранников. Кирпичных обломков на земле было более чем достаточно, и он принялся яростно кидать их во взрослых. К нему присоединился жилистый старик. Охранникам пришлось укрыться за бульдозером и устроить ответное «бомбометание».

– Средневековое сражение, да и только, – растерянно покачал головой Билл.

– А Китай и есть средневековая страна, – отозвался Шейн. – Средневековая страна со средствами массовой информации. – Австралиец покосился на журналистов. – Дружище, мы должны остановить это побоище. И надо же, прямо на глазах у этих писак. Они хоть и дрессированные, но все-таки журналисты.

– Попробую вмешаться, – сказал Билл. – А ты приведи сюда Тигра.

Он подошел к журналистам.

– Леди и джентльмены! Вероятно, у вас есть вопросы к председателю Суню. Предлагаю пройти во двор, где вы сможете их задать.

Но его никто не слушал. Внимание всех было поглощено охранниками, гнавшимися за стариком и мальчишкой. Те допустили промах, побежав не прочь от участка, а в сторону развороченной земли. Силы быстро оставили старика, и, когда он упал, подскочившие охранники тут же подняли его за руки. Мальчишка остановился, не зная, то ли убегать, то ли сражаться. Промедление стало его тактической ошибкой. Охранники добрались и до маленького бунтаря. Хо протявкал новые распоряжения, и охрана поволокла старика и мальчишку к полицейскому вагончику.

К Биллу подошла улыбающаяся Элис.

– Привет, Билл. Приехали в Китай, чтобы разбогатеть?

– Да есть такая мысль, – тоже улыбаясь, ответил Билл, хотя ему было не до веселья.

Охранники подвели обоих зачинщиков бунта к вагончику полиции. Эмоции эмоциями, но старик и мальчишка нарушили закон и должны отвечать за свой поступок. Полицейские уже ждали их.

– А знаете, кто разбогатеет на этом проекте? – продолжала Элис. – Кучка китайцев. Например, председатель Сунь и некоторые из его дружков. Вам приятно сознавать это, Билл?

Билл молча поглядел на нее. Элис по-прежнему держала в руках раскрытый блокнот. Ему не хотелось продолжать этот разговор. Да, когда-то Элис была лучшей подругой его жены. Да, они вместе росли и им есть о чем вспомнить. Но его это не касается. Он припомнил, как Бекка рассказывала о непредсказуемости Элис. Похоже, неуправляемая девочка превратилась в столь же своенравную женщину. Билл направился к полицейскому вагончику. Элис двинулась следом.

– Вы же здравомыслящий человек, Билл, – не унималась она. – Мне просто любопытно услышать ваше мнение о происходящем. Не для печати.

– А вы-то сами что думаете? – не сбавляя шага, спросил Билл. – Точнее, что напишете?

– По-моему, налицо банальный захват земли. Нувориши получат свои особняки. Политики тоже урвут куш. А крестьяне останутся с носом.

Эти слова заставили Билла остановиться.

– Уж не думаете ли вы, что здесь происходит неприкрытый грабеж крестьян? – сердито вопросил он. – Ах, какой сенсационный материал можно на этом сделать! Только ваши сенсации не соответствуют действительности. Я знаю все подробности компенсационного пакета для крестьян. Они никогда не заработали бы таких денег на своих свиньях.

Элис расхохоталась.

Они подошли к вагончику одновременно с охранниками, готовыми передать полицейским старика и мальчишку. Старик был спокоен, как восточный мудрец, покорившийся судьбе. Мальчишка, наоборот, здорово напуган.

– Сами посудите, – возобновила разговор Элис. – До середины девяностых вся земля в Китае была народной собственностью. А потом вдруг перестала быть таковой. Каково? Представьте: однажды вы просыпаетесь и узнаете, что земля, на которой трудилось несколько поколений вашей семьи, теперь принадлежит кому-то, кого вы ни разу не видели. И этот «кто-то» велит вам поскорее убираться вон с егоземли.

– Повторяю вам, крестьяне получат щедрые компенсационные пакеты.

В это время один из охранников грубо пихнул старика. Билл внутренне сжался. Кто дал им право? Задержать – это одно. Но руки распускать!

– Не надо потчевать меня вашей «лапшой», Билл. Мы оба знаем, что денежки немцев, предназначенные для компенсации, попадут в руки местных властей. Прежде всего, в руки вашего драгоценного председателя Суня. Неужели вы верите, что он справедливо раздаст их крестьянским семьям?

Билл не слушал ее. Охранники крепко держали за руки пленников и переговаривались с полицейскими. Наверное, решали, как поступить с ними дальше. Билла так и подмывало вмешаться.

– Каждый иностранец, работающий в Китае, должен научиться «страусиному трюку», – не отставала Элис. – Надеюсь, вам не надо объяснять особенности поведения страусов? Да, Билл, вы должны научиться не замечать того, что происходит у вас под носом.

Чувствовалось, что телохранителю Хо надоели эти препирательства с полицейскими, и он выместил свою досаду на мальчишке, с размаху ударив того по лицу. Китайчонок отлетел на несколько шагов и распластался в глине. Билл не поверил своим глазам. Его замешательство было секундным.

В следующее мгновение он бросился к Хо и, забыв, что китаец крупнее и сильнее его, начал молотить телохранителя кулаками. Билл кричал на него по-английски, требуя прекратить издевательства над ребенком и предоставить полиции разбираться с ним. Его просто трясло от ярости. Бросив изумленного Хо, Билл подскочил к мальчишке и поднял его. У ребенка подкашивались ноги. Похоже, от удара он потерял сознание. Хо сломал ему нос, губы и подбородок были залиты кровью. Билл порылся в карманах, ища носовой платок. Платка не оказалось. Двое полицейских молча забрали мальчишку его из рук.

– Это безобразие! – продолжал кричать Билл, зная, что они все равно не понимают его. – Моя фирма не станет закрывать глаза на подобные беззакония!

Полицейские привели мальчишку в чувство. Потом его и старика затолкали в вагончик. Хо посмеивался и что-то говорил охранникам, тыча пальцем в сторону Билла. Те скалились и тупо хихикали. Билл поднял голову и увидел стоящую рядом Элис. Она протягивала ему пакет с бумажными платками. У него были окровавлены ладони.

Когда возвращались в Шанхай, Тигру пришлось дать резкий поворот вправо, чтобы не врезаться в голубой «феррари». Тот несся по встречной полосе. В машине ехали улыбающиеся парень и девушка. Они даже не взглянули на Тигра, с трудом ведущего лимузин по скрипучей щебенке.

– Нет, вы только посмотрите, – произнес Шейн, успокаивающе похлопывая Тигра по плечу. За «феррари» тянулось густое облако пыли. – Их почти пятьдесят миллионов. А еще год назад они крутили педали велосипедов.

Тигр нажал на газ. Мотор взревел, выводя лимузин обратно на узкую ленту асфальта. Неподалеку работала крестьянская семья. Прервав работу, крестьяне безучастно наблюдали за машиной.

– Тупицы, – пробормотал Тигр. – Полные тупицы.

Услышав его слова, Нэнси Дэн вскинула голову.

– Я родом из Яндуна, – сказала она по-английски, но Тигр был поглощен регулировкой кондиционера и никак не отреагировал на ее слова.

Билл вспомнил, что у Нэнси два высших образования. Она закончила высшую юридическую школу при пекинском университете Цинхуа, а затем – Пекинский университет политологии и права. Он представил, каких усилий это стоило бывшей деревенской девчонке. Элис Грин ошибается: ум и упорство китайцев непременно победят тупость, жестокость и коррупцию. Пример Нэнси лучшее тому подтверждение.

И все-таки Билл не до конца верил словам, которые сам себе мысленно твердил.

– Вы не пострадали? – спросил его Девлин, когда Билл вернулся к себе в офис.

– Пустяки, – ответил Билл. – Досталось не мне.

– Я уже знаю. Мальчик и старик. – Девлин покачал головой. – Погано, что все так вышло.

– Да.

– Но мы не можем проявлять чрезмерную щепетильность, – вдруг сказал Девлин.

Билл встрепенулся. Начальник осторожно опустил ему руку на плечо.

– Не торопитесь мне возражать. Я знаю, о чем говорю. Сейчас положение лучше, чем было. Думаю, с этим вы не станете спорить? Ситуация меняется и будет меняться к лучшему. И такие люди, как мы с вами, ускоряют перемены.

Некоторое время они оба смотрели на панораму предвечернего Пудуна. Казалось, красные сигнальные огоньки на крышах небоскребов перемигиваются с такими же огоньками на телекамерах внутреннего наблюдения, установленных у Билла в офисе.

– Знаете, что мне в вас понравилось еще тогда, на обеде в Лондоне? – спросил Девлин.

– Думаю, тогда вам понравилась моя жена, а на меня вы едва обратили внимание, – засмеялся Билл.

Девлин тоже засмеялся.

– И все-таки, Билл, я говорю сейчас не об очаровательной Бекке, а о вас. Мне понравилось, что вы – настоящий юрист, а не «чинуша от юриспруденции». Юристы умеют решать проблемы. Юристы способны рассуждать. Чинуши могут лишь действовать по готовым шаблонам. Юристами они стали не по призванию, а по настоянию родителей. Вот и тянут лямку. Но ведь настоящий юрист должен не только знать законы. Он должен чувствовать ситуацию. Вы это умеете, Билл. Вы воспринимаете право как… смазку, призванную уменьшить трения в обществе. Чинуша же размахивает законом, как дубиной.

Билл чувствовал, что за хвалебной прелюдией последует урок, который ему нужно усвоить.

– Вы приехали из страны, где закон стоит на страже прав каждого человека. Вам сложно понять, но подавляющее большинство китайцев вообще не знает, что такое гражданские права. И нам нельзя подходить к местным проблемам со своими мерками. Это, если хотите, тоже закон.

– Но те люди, – не унимался Билл. – Мальчишка, которого они…

– О семье этого мальчишки мы позаботимся, – перебил его Девлин. – А вам, Билл, я посоветую приобрести правильную точку зрения. Вы ведь знаете, что такое «китайская цена»?

– Разумеется.

– «Китайская цена» – ключ ко всему. Это даже важнее гигантских размеров китайского рынка. Западные бизнесмены четко усвоили: что бы они ни производили, себестоимость производства в Китае всегда окажется самой низкой.

– Вы хотите сказать, что в Китае можно размещать любые отрасли промышленности и это всегда принесет выгоду?

– Это лишь внешняя оболочка «китайской цены». – Девлин покачал головой. – Настоящая «китайская цена» – это те компромиссы, на которые мы вынуждены идти, чтобы работать здесь. Забудьте всю чепуху относительно древности китайской цивилизации. Забудьте пропагандистские россказни о четырехтысячелетней истории. Китай остается растущей страной. А некоторыми болезнями лучше переболеть, пока ты молод.

Они стояли у окна. Солнце только что село, но сумеркам не удалось завладеть Пудуном. Буквально тут же весь район залило множество искусственных огней. Билл и Девлин молчали. Каждый чувствовал себя завоевателем, и это зарево заменяло им золотые россыпи.

Биллу захотелось поскорее отправиться домой. Поездка в Яндун оставила не только грязь на его ботинках и пятна на костюме. Было еще что-то, чему он не пытался искать объяснений. Вернуться домой, тихо улечься рядом с Беккой и просто держать ее своих объятиях. А может, они перейдут в его спальню, чтобы не тревожить Холли. Тогда дело не ограничится только объятиями.

Билл уже шел к лифту, когда из офиса Шейна донеслись возбужденные голоса Юргена и Вольфганга. Они о чем-то говорили по-немецки, затем переводили очередную порцию своих проблем на ломаный английский. Заслышав шаги, Шейн выскочил в коридор и схватил Билла за руку.

– Дружище, они так напуганы случившимся, что того и гляди наложат в свои lederhosen, ^[23]– со вздохом поведал Шейн. – Боятся, как бы эта шайка журналистов не написала чего-нибудь.

В ответ Билл тоже вздохнул, но останавливаться не стал.

– Давай сводим их куда-нибудь, угостим пивом или чем-нибудь покрепче и успокоим бедняг. Я скажу, что все это мелочи, ты меня поддержишь. Как-никак нам с ними еще работать и работать.

– Вообще-то я собираюсь домой, – сказал Билл. – И так который день подряд не вижу жену и дочь.

– Одна порция, дружище. Всего одна. Ради корпоративной солидарности.

– Ладно, – согласился Билл. – Но только одна.

На той же улице Тун-Жэнь помещался ирландский бар со звучным названием «Ни дна ни покрышки». Им владел рослый швед, не имевший ни капли ирландской крови. В баре всегда было людно. Посетителей привлекали футбольные матчи, идущие по Star TV, с комментариями на кантонском диалекте, разливное пиво «Гиннесс» и живая музыка, исполняемая манильским оркестром.

– В Азии их встретишь повсюду, – сказал Шейн, кивая в сторону оркестра.

Похмелье миновало, и он был готов к новому вечеру.

– Мне нравятся филиппинцы, – продолжал он. – Их певцы действительно поют, а музыканты – играют, а не кривляются под фонограмму. На Западе они пошли бы по традиционной дорожке: записали диск или выступили в каком-нибудь телешоу. А здесь они играют «живьем», развлекая таких, как мы.

Шейн допил кружку и заказал вторую.

– Начинаешь думать, что вся музыка состоит из филиппинцев, – добавил он.

Билл с интересом наблюдал за ним. Сейчас рядом сидел не просто Шейн, которого он видел ежедневно, а Шейн, вожделенно глядящий на миниатюрную филиппинскую певицу. Женщина, чуть откинувшись назад за портативным синтезатором, добросовестно исполняла старый хит «We've Only Just Begun» популярного некогда дуэта «Карпентерз». ^[24]У певицы были длинные иссиня-черные волосы с крашенными в белый цвет кончиками. Филиппинка улыбалась, встряхивая своей гривой, и тогда казалось, что самый темный угол в баре озарялся светом. Немцы глотали пиво и откровенно глазели на нее, забыв про инцидент в Яндуне.

– Кто она такая? – спросил Билл.

– Росалита, – с неподдельной нежностью ответил Шейн. – Их оркестр называется «Росалита и парни с бульвара Роксас».

– Ты ее знаешь? – задал новый вопрос Билл.

Похоже, Шейн только и думал об этой женщине. Австралиец нехотя повернулся к Биллу.

– Я помню тебя с твоей женой, – вдруг сказал он. – Да, с твоей Беккой. Помню, как впервые увидел вас на том обеде. И я завидую тебе, Билл. – Он вновь повернулся к сцене. – Понимаешь, такая жизнь не может продолжаться вечно.

Росалита опять тряхнула черной гривой, улыбнулась белозубой улыбкой и качнула миниатюрным задом. На талии у нее был повязан экзотический пояс лимонно-желтого цвета. Брюки певицы облегали ее тело столь же плотно, как мокрый купальный костюм.

Немцы шумно облизывались.

– Она сделала татуировку, – вполголоса сообщил Шейн, осторожно наблюдая, как Билл воспримет эти слова.

– Ну и что? – пожал плечами Билл. – Сейчас множество женщин украшают себя татуировкой.

– Но у Росалиты это не просто узор. У нее вытатуировано «Том».

– А это еще кто? – спросил Билл, немного подумав над услышанным.

– Какой-то козел, – ответил Шейн, заметно мрачнея. – Так она говорит. Просто один из козлов.

После небольшого перерыва оркестр заиграл другой романтический хит былых времен – «Penny Lover» Лайонела Ричи. ^[25]От недавней веселости Росалиты не осталось и следа. Она пела с безудержной меланхолией. Черные волосы закрывали ей лицо. Шейн вздохнул. Билл просто слушал песню и вдруг почувствовал, что к пению и музыке примешались другие звуки: покашливание, сдавленные смешки, характерные для мужчин, стремящихся уломать женщину.

В поле зрения появились пятеро – европейцы в деловых костюмах. Шестой оказалась высокая китаянка. Та самая, что Билл видел во дворе «Райского квартала». Только сегодня в ее волосах не белела орхидея.

Шестерка заполнила собой крошечный танцевальный пятачок. Китаянка пребывала в каком-то трансе. Она танцевала не под музыку филиппинцев, а под иную, звучавшую у нее в голове. Закрыв глаза и подняв руки, она кружилась на пятачке. Спутники китаянки откровенно лапали ее. Билл поморщился. На скуле женщины темнела царапина, похожая на след от удара.

– Не стесняйся, дорогая, – сказал один из мужчин, берясь за пуговицу ее брюк. – Покажи-ка нам, что там у тебя интересненького.

Другой пристроился у нее за спиной. Молодой, но уже начавший покрываться жиром парень. Его руки скользили по ее ягодицам, трогали грудь китаянки. Потом он стал изображать, будто трахает ее сзади. Отвратительная пантомима проходила под довольный гогот его приятелей.

Кольцо вокруг танцующей китаянки смыкалось. Европейцы распалялись все сильнее. Один уже рванул молнию на своих брюках, затем расстегнул молнию и у нее. Другой дергал ее кофточку. Мелькнула черная полоска лифчика. Китаянка даже не заметила этого либо была слишком пьяна, чтобы замечать.

Первым Билл отшвырнул толстого парня, что находился позади женщины. Затем вклинился между ней и подонком, расстегнувшим молнию ее брюк. Ошеломление пятерки длилось недолго и сменилось бычьей яростью.

Билл едва успел схватить женщину за руку и вытащить с танцевального пятачка, как его с силой ударили по затылку. Он пригнул голову, но тут же получил удар в ухо. Билл сумел нанести пару ответных ударов, но тут озверевшая пятерка навалилась на него со всех сторон. Билла спасло только то, что бить согласованно они не умели и отпихивали друг друга, стремясь подобраться к нему.

В это время подоспел Шейн, и пятерке пришлось познакомиться с его могучими кулаками. Подбежали и Юрген с Вольфгангом. Немцы били методично и умело, словно пара закадычных друзей, которым не раз приходилось участвовать в потасовках. Вмешались владелец бара и его помощник – парень из Белфаста, работавший за стойкой. Живая стена оттеснила Билла и китаянку от пятерых озверелых идиотов. У тех сразу пропало желание драться. Более того, они струсили и, не разбирая дороги, понеслись в дальний конец бара, опрокидывая стулья.

Билл все так же держал высокую китаянку за руку. Шейн вытолкал их обоих на улицу и усадил в пойманное такси.

– Уезжайте отсюда, – коротко бросил он Биллу.

«Сантана» тронулась с места. Китаянка сидела с закрытыми глазами. Рана на ее скуле была совсем недавней.

– Это они вас так? – спросил Билл.

Женщина не отвечала.

– Я спрашиваю: эти пятеро придурков поцарапали вам скулу?

Китаянка подалась вперед, проведя рукой по скуле. Потом вытянула шею, борясь с подступающей тошнотой. Она была пьяна. Билл впервые видел настолько пьяную женщину.

– Подушка, – прошептала она. – Подушка безопасности… из машины.

Водителю пришлось остановиться. Китаянку начало тошнить. Билл открыл дверцу. Женщина высунулась наружу, почти согнувшись пополам. Спазмы были «сухими». Похоже, в желудке не осталось уже ничего, что бы он смог исторгнуть. Таксист молча глядел в зеркало заднего обзора. Он едва сдерживал презрение.

«Долбаные иностранцы, – говорили его глаза. – А тебе, дура, поделом, раз покупаешься на их деньги».

– Меня все время выворачивает, – сказала китаянка, когда машина снова тронулась. – Мне очень стыдно, но я ничего не могу поделать. Все время выворачивает.

Ее английский был почти безупречен. Наверное, училась в специальной школе, где им преподавали «идеальный английский», на котором в Англии никто не говорит. Ошибки она допускала редко и только те, что вполне простительны для иностранки, не до конца освоившей премудрости английских глаголов с предлогами (так, вместо «выворачивает» она говорила «выбрасывает»).

– Насколько я понимаю, вы попали в аварию. Что произошло? – осторожно спросил Билл.

Прежде чем ответить, китаянка протяжно вздохнула. Наверное, у китайцев это выражало большое горе.

– Муж очень сердит на меня, – сказала она. – Очень сердит. Я разбила совсем новую машину.

Билл снял пиджак и укутал ей плечи. Китаянка сжалась и зарылась носом в пиджак. Казалось, что ей хочется спрятаться от всего мира. Билл слегка погладил ее по плечу. Совсем невинный жест; так он погладил бы Холли, если бы той приснился страшный сон.

Китаянка прижалась к нему и заснула. Билл снова погладил ее. Он смотрел на женщину, спящую под его пиджаком. Это был тот самый пиджак, на котором отпечаталась ладошка маленького попрошайки. Вряд ли химчистка сумеет удалить след от его пятерни.

«Жилище одинокой женщины». Эта мысль пронзила Билла сразу же, едва он переступил порог незнакомой квартиры. Место, где одинокая женщина проводит долгие часы, заполняя их чем придется. Во фруктовой вазе одиноко изгибался побуревший банан. Рядом лежал журнал, раскрытый на странице с телепрограммами, где хозяйка квартиры обвела красным свои любимые передачи. Билл заметил сборник кроссвордов, тоже раскрытый. Кроссворд был разгадан лишь наполовину. Похоже, китаянке не особо нравились такие развлечения.