Текст книги "Рокки, последний берег"
Автор книги: Томас Гунциг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Он прошел в спальню, Элен тоже спала. Фред не стал зажигать свет, бесшумно разделся и лег рядом. Он придвинулся к жене, лежавшей к нему спиной, тихонько прижался к ней. Теплое прикосновение к ее коже было приятно. От нее едва уловимо пахло лимоном, этот запах всегда сводил его с ума, и ностальгия по первым годам их любви сжала ему сердце. Тогда все было так просто, и казалось, это навсегда. А потом, со временем, все усложнилось, пыль покрыла страсть и желание, серым пресным слоем осела на их чувствах, эмоции, воспламенившие их в момент встречи, стали невидимы, как древний храм инков, много веков зараставший джунглями, память о котором сохранилась лишь в мутных легендах.
Он прижался к Элен теснее, нижней частью тела, его член ощутил тепло ее ягодиц. Маленький огонек затеплился в нем, и он почувствовал эрекцию.
Ему хотелось секса.
Уже много месяцев этого с ним не случалось.
Он придвинулся еще теснее. Его нос уткнулся в массу белокурых волос, руки скользнули по бедрам Элен. Он поцеловал ее в шею, она вздохнула, он принял это за поощрение, поцеловал еще, пытаясь вложить в этот поцелуй как можно больше чувственности, и ритмично задвигал бедрами, надеясь, что это движение вызовет желание и у Элен. Она вздохнула и в полусне прошептала:
– Отстань.
Как срезанный цветок, его желание увяло.
Затеплившийся огонек погас. Член опал. Фред отстранился от Элен и лег на спину. Ему хотелось побыстрее уснуть, но сон не шел. Он чуть было не встал, чтобы принять ксанакс, но вспомнил о своем решении и остался в кровати.
Он долго лежал с открытыми глазами в почти полной темноте спальни. Рядом с ним тихонько дышала Элен, и он понял, что зол на нее. Что бы он ни делал, она никогда не была на его стороне: не поддержала его перед Идой и Марко, не поддержала перед детьми, не хотела заниматься с ним любовью, когда ему это было нужно, чтобы уснуть.
Мысль взять ее силой мелькнула у него в голове, но он тут же от нее отказался. Это имело бы для будущего их семьи такие ужасные последствия, что он не хотел даже думать о них, да и не был уверен, что достаточно силен физически.
Он закрыл глаза.
Через некоторое время снова послышался шум.
С первого этажа.
Тот же, что и прошлой ночью.
Фред открыл глаза и сел.
Шум стих.
Фред сосредоточился, затаив дыхание, внимательно прислушиваясь к наступившей тишине.
Встал, натянул тренировочные брюки и вышел из спальни.
В коридоре не было больше ни шороха.
Он осторожно спустился вниз, осмотрел гостиную, кухню, столовую.
Все было тихо.
Он выглянул в окно и посмотрел на патио. Дворик был слабо освещен несколькими наружными светильниками на солнечных батареях. При виде двери квартиры Иды и Марко его вдруг как будто осенило. Он вышел, постоял перед их дверью, не зная, постучать ли, поколебавшись, повернул ручку и вошел.
У него немного кружилась голова, он сознавал, что делает что-то запретное, но надо было разобраться с этим ночным шумом. Он думал, что, возможно, есть шанс застать их не спящими, с полными руками украденного.
Внутри было не совсем темно, свет наружных светильников и ночного неба просачивался в окна с незакрытыми ставнями. Западное крыло было погружено в душистый полумрак, запах жавелевой воды он уловил, еще когда приходил в первый раз.
Присеменил Жет. Фред протянул руку, пес понюхал ее и ласково лизнул. Они были хорошо знакомы, а социальных кодов у собак не существует, и псу было невдомек, что Фреду нечего здесь делать в такой час без приглашения. Пес всегда счастлив встретить друга.
«Может быть, они притворяются, будто спят», – подумал Фред. Он сделал шаг-другой внутрь, в направлении спальни.
Дверь была открыта. Здесь тоже свет едва-едва проникал сквозь ставни. Фред различил темную массу спящих тел Иды и Марко. Постоял немного, глядя на них, кто-то один храпел.
Страшная мысль мелькнула у него в голове: а что, если он их убьет, – пойдет в кухню, возьмет нож и зарежет обоих во сне? В следующее мгновение, содрогнувшись от этого порыва, он сказал себе: «Фред, не сходи с ума, ты совсем спятил».
Он вспомнил, как делал уборку, вспомнил, как накричал на Жанну, вспомнил свои мысли о самоубийстве во время прогулки, вспомнил свою фантазию об изнасиловании Элен и наконец вдруг пришедшую в голову мысль об убийстве.
«Со мной неладно!» – с ужасом подумал он.
Марко вдруг сел, словно почувствовав его присутствие.
– Что вы здесь делаете? – спросил он, уставившись на него.
Фред попятился:
– Ничего… Я… Мне очень жаль! Я услышал шум у себя и…
– Шум у вас? Что за шум? И зачем вы пришли сюда?
Ида тоже села, простыня соскользнула, открыв ее тяжелые груди, похожие на два кожаных бурдюка цвета светлой карамели.
– Что случилось? – спросила она, натягивая на себя простыню.
– Он пришел сюда, потому что якобы услышал у себя шум! Стоял здесь и смотрел на нас!
– Нет… Я вовсе на вас не смотрел! – вскинулся Фред. – Я хотел узнать, нет ли у вас тоже… проблем с шумом.
Марко встал и подошел к Фреду; он говорил спокойно, но голос его дрожал от ярости.
– У нас нет никакого шума. Больше так не делайте! Никогда! Нельзя вламываться к людям среди ночи!
Фред отступал, пятясь к входной двери, Марко шел на него с угрожающим видом. Уже взявшись за дверную ручку, Фред спросил:
– Могу я задать вам один вопрос?
Марко нахмурился.
– Валяйте.
– Как по-вашему, у меня есть авторитет?
– Авторитет? Почему вы хотите это знать?
– Будь у меня авторитет, вы бы продолжали… работать на нас… даже в… в этой ситуации? А мои дети, сколько я им ни говорю делать то-то и то-то, они не делают; мне кажется, это они нарочно, просто чтобы позлить меня.
Пришла Ида. Она надела лазурно-голубой халатик.
– Что это вы тут разговорились в темноте? – спросила она.
Марко зажег свет. Фред заморгал.
– Мой сын сказал, что вы у нас главный, – продолжал он. – Это правда, что теперь вы главный?
Марко потер глаза и зевнул. Он медлил с ответом, устремив на Фреда взгляд психиатра, который должен поставить диагноз сложному пациенту.
– Хотите что-нибудь выпить? – спросил наконец Марко и достал бутылку джина.
– Это «Bombay Sapphire», – сказал Фред. – Больше подходит для коктейлей.
– По мне, и так сойдет.
Марко налил три маленькие рюмки и пригласил его за стол в столовой. Ида села рядом с ним. Они опрокинули рюмки. У спиртного, выпитого среди ночи, был жгучий вкус правды.
– Не обязательно кому-то быть главным. Можно разобраться и без всех этих сложностей, – сказал Марко.
– Но… Если надо решить проблему, а не все согласны?
Марко пожал плечами:
– Что ж, можно и поспорить. Мы с Идой всегда так разбирались.
Ида кивнула.
– Марко обожает спорить, – добавила она.
Фред выпил джин и налил себе еще.
– Я думаю, никто меня не любит, – вздохнул он. – Дети меня презирают, жена… поворачивается ко мне спиной. Хотелось бы набраться мужества, чтобы умереть, но… не получается. Я боюсь сделать себе больно.
Ида накрыла ладонью его руку:
– По-моему, у вас что-то вроде депрессии.
– Вы думаете?
– Я работала в больницах. До медсестры не доросла, но часто им помогала. Я многое повидала и могу распознать депрессию.
– Я начал принимать ксанакс, но мне от него как-то странно.
– Надо быть аккуратнее с дозировкой. Особенно если вы никогда его не принимали. Не превышайте ноль целых семьдесят пять сотых миллиграмма в день. Принимать лучше по полтаблетки.
– Кажется, я немного превысил дозу.
– У вас плохая реакция. Однажды я видела, как старичок напал на медсестру после нескольких дней без анксиолитиков. У него развилась настоящая паранойя.
Фред налил себе еще рюмку джина, выпил. Он понял, что уже пьян.
– Я… Я хочу, чтобы все стало как раньше. Я не знаю, как теперь жить. Мне страшно.
Ида наклонилась к нему и почти материнским жестом обняла.
Фред не противился. Груди Иды, на которых лежала его голова, были уютными, как пуховые подушки. Теплые, душистые, а издалека, из-под плоти, он различал биение ее сердца. Под воздействием этого уюта, этой теплоты, этого запаха из глубин его памяти всплыло давнее-давнее воспоминание.
Ему четыре года, на школьном дворе мальчик постарше закопал его головой в песок. Фреду кажется, что он сейчас умрет, он впервые столкнулся с настоящей злобой. Несмотря на боль и страх, инстинкт подсказал ему, что нельзя плакать перед своим палачом, потому что этого тот и добивался и его это только подзадорит. Фред не плачет, но теперь что-то стонет внутри – это его невинность умирает, поняв, что жизнь жестока и населена лютыми хищниками. Весь день этот внутренний крик не смолкает, царапая горло, но Фред не подает виду, молчит стоически, невозмутимый, как труп. Он сторонится играющих детей, в классе не принимает участия ни в каких занятиях. Просто сидит на месте, мобилизуя все силы своего духа, чтобы удержать рыдания за стальной броней.
Вечером за ним приходит мать. Он еще не знает, что через полгода ее найдут полуголой в ванной комнате, со сломанной при падении челюстью, с разбитым инсультом мозгом. При виде ее по другую сторону ограды у него сжимается горло, но сверхчеловеческим усилием он снова сдерживает себя. Сидя на заднем сиденье машины, он молчит всю обратную дорогу. Рассеянно смотрит в окно на убегающий пейзаж. Ему стыдно, что он не дал отпор, стыдно, что он такой слабак, стыдно, что он недостоин любви своей матери, которая часто называет его маленьким героем. Дома он по-прежнему молчит, и мать наконец спрашивает, что с ним. Он чувствует, что давление слез дошло до максимума. Горло терзает когтями огненный орел. Мать понимает, что с ним неладно, она подходит к нему и обнимает.
Ее мягкая грудь.
Успокаивающее кольцо ее рук.
В нем лопается пружина.
И он плачет, как никогда не плакал.
Чья-то рука потрясла его за плечо. Он открыл один глаз.
Он был в настоящем. У Иды и Марко. Его голова прижималась к груди Иды.
– Вы уснули, – ласково сказала она.
Фред выпрямился. Ему было неловко.
– Я… Мне очень жаль…
– Ничего. Наверно, вам лучше теперь вернуться к себе:
Он встал. Пошатнулся, но удержал равновесие. – Спасибо, – сказал он. – Думаю, теперь все будет хорошо. – И пошел спать.
На следующий день Фред почувствовал себя лучше. Он хотел было выбросить ксанакс, которому приписывал свое «затмение», но не стал. Элен принимала эти таблетки регулярно, в отличие от него она хорошо переносила химию, не стоило лишать ее того, что ей на благо.
Стоя под душем, он принял несколько важных решений, чтобы жизнь на острове текла спокойнее:
1. Он восстановит отношения с детьми. Будет ласковым, любящим, внимательным. Вновь завоюет их доверие. У него было предчувствие, что эта перемена пойдет на пользу его авторитету.
2. Он попросит Марко посвятить его во все необходимые технические подробности обслуживания ветряка, гидроустановки, солнечных панелей. Пусть тот научит его азам профессии электрика, сантехника и всему, что надо уметь, чтобы быть полезным на острове.
3. Он снова займется спортом. Каждое утро пробежка по острову, а потом отжимания в спортзале.
Фред держался своих решений со всей силой воли, на какую был способен, той, что сделала его идеальным сыном, блистательным студентом, главой предприятия всем на зависть. Он бегал. Каждое утро. В первые дни было тяжело. Болели ноги. Он выдыхался через несколько минут, сердце отчаянно колотилось в груди. Но он не сдавался и недели через две отметил прогресс. Через месяц он уже мог обежать весь остров по кругу без малейшего колотья в груди. Неврастения исчезла без следа, растворившись в самодисциплине, а по ночам вернулся сон, крепкий и живительный.
Фред постарался сблизиться с детьми, обращать внимание на их настроение, на их состояние духа, держать руку на пульсе их тревог. Ему казалось, будто он приручает зверушек, вернувшихся к дикому состоянию. Как и с дыханием и сердцем, на это ушло время, но все получилось. Он выгуливал с детьми Жета, придумывал для него игры, учил трюкам, не скупился на ласки и поощрения. Он любил этого пса, комок мускулов и радости, его чистый восторг и безусловную преданность. Вечерами, сидя на диване в гостиной между Жанной и Александром, он смотрел с ними семейные фильмы: «Выходной день Ферриса Бьюлле-ра», «Принцесса поневоле», сериал «Мстители», «Шрек», «Ледниковый период», «Мама, я опоздал на самолет», «Астерикс и Обеликс: Миссия Клеопатра», «Ловушка для родителей», «Моя ужасная няня».
Порой в эти часы, когда он успевал выпить бокал вина и легкий хмель скруглял углы в его мозгу, он забывал, что мира больше нет. На несколько счастливых мгновений ему казалось, что все как прежде, что он богач в мире, созданном для богатых, и что, хоть деньги не защитят его ни от смерти, ни от сердечной муки, ему ничего не страшно.
А потом все вспоминалось: мир, его конец, их невероятное одиночество. Он смотрел на детей, смотрел на жену, смотрел на самого себя, и, как сумерки, его окутывал безмолвный ужас.
В лоне семьи атмосфера стала сносной. Дети мало-помалу начали участвовать в хозяйственных делах, накрывали на стол, убирали со стола, пылесосили, наводили порядок в своих комнатах. Они избавлялись от своих привычек богатеньких деток, расставались со спесью, и Фред гордился ими и собой.
Он каждый день подключался к спутниковой сети, так, для очистки совести, на случай, если, против всяких ожиданий, до них вдруг дойдут вести из большого мира. Но ничего не было. Уже несколько месяцев, как перестали постить последние блогеры. Молчание вокруг было полным.
Однажды опустился туман. На острове это явление было такой редкостью, что дети вышли посмотреть. Фред вышел вслед за ними и понял: то, что они приняли за туман, было на самом деле облаком пепла. Принесенный ветром с континента, пролетев тысячи километров над морем, пепел осел на острове. Фред провел пальцем по столику на террасе, рассмотрел серое пятно на подушечке, в воздухе слегка пахло горелой пластмассой, и он задумался, с каких пожаров этот пепел, из каких охваченных пламенем городов, сколько домов, башен, зданий, машин и тел перемешано в этом порошке. В другой раз его внимание привлекла стая крикливых чаек на краю острова, и они с детьми пошли посмотреть, что там. Это были мертвые овцы, застрявшие в скалах, десятки трупов, раздувшихся от пребывания в соленой воде. Чайки клевали их, вырывая клочья окровавленной шерсти. Должно быть, корабль, на котором их везли, сбился с курса и затонул в открытом море, животные, скорее всего, умерли от голода, еще прежде чем оказались в воде. То-то, наверно, был праздник рыбам. Трупы оставались в скалах много недель, ветер доносил запах тления даже до спален. От него не спасали даже ароматические свечи. В конце концов чайки, крабы, рыбы и волны сделали свое дело, и вскоре остались только повисшие на скалах клочья серой шерсти.
Ида и Марко были идеальными соседями. Фред иногда видел их, возвращаясь с пробежки. Они поставили стол за домом, там, где ровный участок и низкая трава образовали что-то вроде садика. Там они обедали и ужинали, когда был не слишком сильный ветер. Фред улыбался им и махал рукой, они отвечали тем же. Дети часто заходили за Жетом, чтобы взять его на прогулку, всегда веселое настроение пса и его кипучая энергия были им на благо; с собакой они забывали, что их жизнь разбита катастрофой.
В эти месяцы Фред и Элен научились вести дом, они читали кулинарные книги и экспериментировали с рецептами: на сервере нашлись «500 простых и быстрых рецептов», «Кулинария для похудения на каждый день», «Энергия в вашей тарелке», «Праздничные блюда в будни», «Доступные и вкусные рецепты со всего мира». Они пытались, невзирая на обстоятельства, сохранить в своей семье видимость нормы. Элен решила давать уроки детям, по два часа каждое утро в будни. Это было нелегко, Жанна и Александр упирались, выдвигая свои доводы: «После всего, что произошло, математика и грамматика нам ни к чему», «Лучше бы мы учились полезным вещам, например ловить рыбу или чинить электропроводку». Элен пришлось проявить родительскую власть, прибегнуть к угрозам (никакого больше телевизора, никаких видеоигр), к шантажу («В таком случае я тоже умываю руки!»), к обещаниям («Если будете хорошо учиться, я дам вам лишний выходной»). Они вынуждены были уступить.
В электронной библиотеке Элен нашла школьные учебники: для третьего класса коллежа – четырнадцатилетнему Александру и для пятого класса коллежа – двенадцатилетней Жанне. Она заставила их читать книги, указанные в программе: Роальда Даля, Альфонса Доде, Анну Франк, Марселя Паньоля; читать дети не любили, Жанна вообще не понимала, зачем ей истории про людей, которые давно умерли, и про мир, которого больше нет. Не найдя ответа на эти аргументы, Элен закрыла дискуссию, сказав, что «надо читать, потому что надо!». Со временем, нехотя смирившись с обязательными уроками, дети втянулись, наверстали упущенное, даже вошли во вкус уравнений второй степени и основ английского и были окончательно покорены Жаном, сыном Флоретты, в поисках источника, затерянного в холмах Прованса[5]5
Имеется в виду хрестоматийный для французов роман Марселя Паньоля «Жан, сын Флоретты» (1963).
[Закрыть].
Однажды апрельским утром (в ту пору календари еще действовали, и Фред считал делом чести знать текущую дату и при необходимости переводить стрелки на часах) Элен пришла с ним поговорить. Была вторая половина дня, Фред сидел в шезлонге на террасе, он не читал, не смотрел кино или сериал на айпаде. Он просто отдыхал, глядя на солнечные блики на волнах; шелест ветра и шум прибоя образовали мягкую подушку, на которую он уложил на время свои тревоги. В такие моменты его мысли, и печальные, и веселые, словно засыпали, оставляя за собой пустоту, и ему в ней было хорошо. На Элен были джинсы, которые она носила постоянно, темные, с высокой талией, и красный свитер с высоким воротником от Agnès В.
– Завтра у Иды день рождения, – сообщила она. Теплый ветерок скользнул над островом, словно ласка.
– Отлично, – пробормотал Фред, не открывая глаз.
– Я подумала, будет мило пригласить их к нам, Иду и Марко. Дети увидят, что такое жизнь в обществе, когда приглашают друзей…
– Да… Разумеется. Так и сделаем, – сказал Фред, – пригласим Иду и Марко.
Приглашение отнесла Жанна. На сложенном вчетверо листке она сама написала фиолетовыми чернилами: «Вы приглашены завтра вечером на УЖИН в честь дня рождения Иды, в 19:00». Вокруг слов «дня рождения» были нарисованы звездочки, а вокруг имени Иды – сердечки. Жанна подсунула листок под дверь западного крыла, позвонила и, смеясь, убежала. Чуть позже другой листок проскользнул под дверь дома, на нем было написано: «Мы придем с удовольствием, большое спасибо!» Подписано: «Ида и Марко». В правом верхнем углу было нарисовано улыбающееся солнышко.
Жанну возбудила до крайности перспектива дня рождения. Назавтра она потребовала украсить гостиную. Она вырезала из картонного ящика буквы С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, раскрасила их в разные цвета, склеила гирляндой и повесила над дверью на террасу. Подарок она тоже взяла на себя: все утро бродила по острову и, вернувшись с букетом полевых цветов, поставила его в вазу, дно которой выстлала самыми красивыми ракушками, какие только смогла найти.
Фред, со своей стороны, тоже принял событие близко к сердцу. В честь именинницы он решил приготовить ужин с чилийским акцентом. В книге «Путешествие гурмана по Южной Америке» он нашел рецепты чупе де марискос (морепродуктов в горшочке) и пебре, острого салата из помидоров.
Элен сделала уборку и накрыла стол, в чулане с инструментами она нашла свечи в форме новогодних елочек, это было не по сезону, зато празднично. Гостиная и столовая сияли, как шоурум роскошного бутика, излучая небывалую атмосферу праздника и радости. Даже обычно молчаливый Александр насвистывал музыку из плейлиста «70s party».
Ида и Марко пришли минута в минуту. Марко облачился во фланелевый костюм кремового цвета, в котором выглядел мирным наркоторговцем на покое, а Ида надела просторное платье в больших красных цветах.
Все выразили восхищение, сделали комплименты нарядам друг друга. Подражая повадкам английских лакеев, Жанна и Александр поднесли гостям блюда, на которых расположили то, что Элен называла «канапе». Это были маленькие печеньица, намазанные консервированным фуа-гра. Фред открыл бутылку шампанского Louis Roederer brut Cristal rosé 2008 года, извлеченную из погреба, – их там было двенадцать.
– Это исключительный год, год века! Сырая и не слишком морозная зима, дождливая весна и очень прохладное лето! – заливался Фред.
Все благоговейно выпили. Восхитились вкусом (Фред употребил определения «блестящий», «минеральный», «ложный»). Некоторое время разговор шел о сравнительных достоинствах французских и чилийских вин, и все согласились, что хоть они и разные, но те и другие хороши на свой лад. Когда начало смеркаться и закат окрасил гостиную в ярко-оранжевые тона, Фред предложил пройти к столу.
После того как все расселись (строго по порядку: мужчина – женщина), Жанна преподнесла Иде букет полевых цветов. Ида была тронута до глубины души. Голос ее дрогнул, когда она благодарила девочку. Гааза наполнились слезами, и она утерла их уголком салфетки, чтобы не потек макияж. Ида извинилась:
– Эти цветы… Они напомнили мне об Антонии. Я… Я не знаю почему.
Жанна крепко обняла ее.
– Не извиняйся, – сказала ей Элен, – это я должна извиниться. За то, что я сказала тебе, когда ты пришла поговорить о своей дочери, за то, как я с тобой себя вела. Мне очень жаль.
Ида помахала рукой:
– Нет… Нет… Ничего… Мы все немного… От этой ситуации мы не в себе.
Фред подал закуски: эмпанадас с соусом пебре.
– Очень вкусно, – одобрил Марко, – почти также вкусно, как у моей жены.
И все от души рассмеялись. Атмосфера была теплая, Фред видел, как лица детей сияют счастьем, которое он считал канувшим навсегда.
В порыве щедрости он спустился в погреб и вернулся с еще одной бутылкой Roederer 2008 года Он открыл ее со словами:
– Один раз живем!
Выпили за здоровье Иды, за здоровье Марко, за здоровье Элен и Фреда, за здоровье Жанны и Александра. Выпили, не чокаясь, за всех, кого потеряли, начиная с Антонии, а затем последовал длинный перечень родных, друзей, коллег, знакомых и звезд, сгинувших в катастрофе: Том Круз, Джей-Зи, Дуэйн Джонсон, Тейлор Свифт, Стромае, Селин Дион, Франсис Кабрель.
– И английская королева тоже! – вставила Элен, она была почти пьяна.
– Но она к тому времени уже умерла! – возразила Жанна.
И все рассмеялись еще пуще.
Марко подлил себе шампанского, выпил глоток, откашлялся и сказал:
Так насчет джакузи… Он не договорил и посмотрел на Иду, словно спрашивая у нее совета.
– Сейчас не время. Поговорим об этом завтра, – остановила она его.
– Что же? – спросил Фред.
– Вы им еще пользуетесь, – сказал Марко.
Легкий хмель, накрывший Фреда, как рукой сняло. Ощущение было такое, будто среди ночи с него сорвали одеяло.
Он сжал под столом кулаки, понимая, что вечер испорчен, что душевная атмосфера разбита, как хрустальный бокал, брошенный в мраморную плиту.
– Да, – сказал он, – дети им пользуются, когда возвращаются с прогулки. Жанна или Александр иногда принимают джакузи, чтобы расслабиться.
– Мы же договорились, – напомнил Марко. – Я сказал, что, когда у вас работает джакузи, у нас отключается электричество. Когда они принимают джакузи вечером, мы сидим в темноте и не можем готовить. И с утра то же самое.
Фред кивнул – он пытался, но не мог подавить гнев. Чтобы спасти вечер, он изобразил покладистость.
– Так и есть, – сказал он. И добавил, обращаясь к детям: – Вы слышали? С джакузи покончено!
Позже, когда гости ушли, со стола было убрано и в кухне наведен порядок, Фред поднялся в спальню. Он разделся и подошел к окну. Ночь казалась ему отсутствием всего, мир поглотила тьма. Окно было прямоугольником абсолютной черноты, нарисованным прямо на стене, зияющим провалом, за которым, казалось, не было ничего. Это небытие одновременно пугало и завораживало. Оно манило его, как обещание лучшей жизни, где нет страданий, которые испытывает живое существо, ежедневно натыкаясь на острые углы материальной действительности. Ида и Марко ушли, немного пьяные и развеселившиеся, радуясь этому дню рождения, этому короткому моменту счастья, какого никто из них давно не переживал. Это пошло на благо всем, особенно детям.
Фред обернулся к кровати, на которой Элен спала, казалось, безмятежным сном. Он позавидовал ее спокойствию, ему хотелось бы разделить его с ней. Он подошел и тихонько погладил ее по плечу.
– Я их убью, – вырвалось у него.
Элен застонала и чуть пошевелилась, лежа к нему спиной. Волосы прилипли к ее шее, и Фреду вспомнились водоросли на мокрой скале. Он взял пряди большим и указательным пальцами и заправил их жене за ухо.
– Я их убью, – повторил он, – я убью их сегодня ночью, я знаю, что это ужасно, мне совсем не хочется этого делать, но у меня нет выбора. Мне это пришло в голову, когда я ходил к ним ночью. Но я отогнал эту мысль, это было слишком ужасно.
Дыхание Элен было все таким же ровным, мерным и глубоким, как прибой у берегов острова.
– Сегодня джакузи, но джакузи – это мелочь… А завтра чего они захотят? Мы не знаем. До чего они дойдут в своих требованиях? Мы тоже не знаем. А если они захотят поселиться здесь, захотят отнять у нас дом? Представь себе, что Марко вздумает… что-то сделать с Жанной… Не сегодня, не завтра, но когда-нибудь. Может произойти столько всего такого, чего мы еще и вообразить не можем. Да они и сами не могут вообразить. Неважно, что вероятность этого мала, она не равна нулю. Это принцип предосторожности. Если бы правительства придерживались этого принципа, ничего бы не случилось и мир бы еще существовал. Это урок. Если однажды Ида и Марко захотят причинить нам зло, ничто не защитит нас от них. Я давно это понял, но не хотел себе в этом признаться. Я думаю, что шум, который я слышал ночью, и был этим пониманием, стучавшимся в дверь моего разума, ужасным пониманием, которое хотело до меня достучаться и которое я отказывался слышать.
Элен не издавала больше ни звука, и неподвижность ее была почти полной, только грудь едва заметно вздымалась от дыхания. Фреда подхватила волна любви, он наклонился над ней и запечатлел на ее плече поцелуй.
Он вышел из комнаты, спустился в чулан, где хранились инструменты, и взял молоток. Этот молоток он приметил еще несколько дней назад, его поразил агрессивный, почти воинственный вид, который придавал инструменту раздвоенный коготь для извлечения гвоздей: молоток был марки Stanley и весил не меньше полкило, ручка и головка были литые, из темной стали, а по ручке, обтянутой желтым с черным каучуком, шла надпись «Xtreme AntiVibe Rip Claw Hammer». Молоток понравился ему и на ощупь: плотный, тяжелый, но на диво удобный в обращении.
По пути к западному крылу, крепко сжимая в правой руке ручку молотка, он задумался, каким еще способом можно убить Иду и Марко. Ему было бы некомфортно с ножом, он знал, что один или даже несколько ударов ножа не обездвижат противника, надо, чтобы вытекла кровь, на это может уйти время, что даст Марко возможность защищаться и одолеть Фреда. Он мог бы поджечь западное крыло, проскользнуть потихоньку в по-прежнему открытую дверь, вылить несколько литров бензина и бросить спичку. Но и тогда у Марко и Иды будет шанс убежать; и потом, огонь может стать неуправляемым, и пожар распространится на дом Фреда. Отравить их – тоже не выход. Это требовало знаний, которыми он не обладал, а ему хотелось по возможности ничего не оставлять на волю случая.
Молоток тоже не был идеальным решением, но Фред думал, что, если нанести сильный удар по голове Марко во сне, тот умрет быстро и, он надеялся, безболезненно. Ида, наверно, проснется, но она вряд ли очень сильна, он убьет ее потом таким же образом.
Подойдя к двери западного крыла, Фред остановился. Он знал, что может еще передумать, вернуться, убрать молоток на место и лечь в постель рядом с Элен. Большинство нормальных людей так бы и сделали. Но обстоятельства были далеки от нормальных. Они толкали его на поступки, за которые мир объявил бы его монстром.
Увы, мира больше не существовало.
И никто его не осудит.
Разве только его жена и дети, но он знал, во всяком случае, надеялся, что со временем они поймут: он сделал то, что должен был сделать.
Ради их блага.
Ради их безопасности.
Он толкнул дверь, как несколько недель назад, и вслушался в свои эмоции: сердце билось чуть чаще обычного, но и только. Он был совершенно спокоен. Он даже немного гордился тем, что так спокоен, ему нравилось чувствовать себя мужчиной, обладающим хладнокровием. Жет спрыгнул с диванчика, на котором спал, и подбежал к нему, виляя хвостом. Наверно, решил, что пришли взять его на прогулку. Видя, что выгуливать его не собираются, он вернулся на подушки и снова уснул.
Фред шагнул к спальне и на цыпочках проскользнул в нее.
«Не медлить, не медлить», – мысленно повторял он, вспоминая, как Марко проснулся в первый раз, когда он вошел в спальню.
Он приблизился к кровати.
Ида и Марко спали, их лица были хорошо видны в полутьме.
«Не медлить!»
Он поднял руку, Stanley Xtreme AntiVibe Rip Claw Hammer молнией блеснул в лунном луче и обрушился на правый висок Марко.
Раздался хруст, как будто раскололи орех. Обтянутая каучуком ручка и эргономичная форма инструмента идеально распределили силу удара на уровень стальной головки.
Но это не убило Марко.
Наоборот, он привстал в постели, словно пораженный молнией.
Фред этого не ожидал, он был уверен, что удар молотка с размаху в висок убьет человека наверняка.
Или же человек, получивший удар, очень крепок.
Или же человек, его нанесший, не очень силен.
Или то и другое вместе.
Фред снова обрушил молоток на Марко, но в спешке удар оказался недостаточно точным и пришелся в плечо.
Все дальнейшее произошло в очень короткий отрезок времени, вероятно меньше трех секунд:
– Марко вскочил с кровати с быстротой и ловкостью, неожиданными для человека его возраста и его габаритов. Он был голый, Фред успел заметить маленький член, темный и поросший волосами, похожий на вылезшего из норы крота.
– Ида проснулась и в ужасе рефлекторно скорчилась у стены, крича что-то непонятное по-испански.
– Марко схватил Фреда за горло железной хваткой чилийского рыбака, всю жизнь тянувшего сети, и притиснул его к стене.
– Движимый рефлексом, Фред еще раз ударил Марко, совершенно наобум. Удар пришелся по ребрам и, очевидно, оказался болезненным, и Марко выпустил его. Тоже крича. От ярости и боли.
– Из гостиной донесся испуганный лай Жета.
– Ида в одних бледно-розовых трусах выбежала из комнаты. Фред услышал разносившийся по патио вопль: «Socorro! Socorro! Socorro!»
Марко упал на колени. Его правый висок был вдавлен, кровь заливала глаза. Фред снова поднял молоток и изо всех сил обрушил его на макушку Марко. Головка частично вошла в череп, пробив кость, как ложечка в скорлупу яйца в мешочек. Марко рухнул и остался лежать, безмолвный и неподвижный.
