Текст книги "Маленькие дети"

Автор книги: Том Перротта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Ночной матч

В день открытия сезона и первого матча с «Аудиторами» – лучшей командой и бессменными чемпионами Ночной лиги – Тодд с самого утра был не в себе. Первый удар был назначен только на двадцать два часа, но он проснулся уже в шесть, чувствуя неприятное нервное возбуждение, всегда мучавшее его в дни матчей, и за завтраком не захотел даже смотреть на вафли, которые поставила перед ним Кэти.

– Извини, я не хочу есть, – объяснил он.

Она внимательно посмотрела на него:

– Ты нездоров?

– Да нет, все в порядке. Просто немного волнуюсь из-за сегодняшней игры.

Ее взгляд сразу же сделался мертвым, как и всякий раз, когда он заговаривал о «Стражах». В глубине души Тодд не винил ее за это. Он понимал, что жена считает его возвращение в спорт чистым эгоизмом или, возможно, несколько преждевременным проявлением кризиса среднего возраста и даже потенциальной угрозой их семейному благополучию, поскольку подозревает, что тренировки отвлекают его от занятий (откуда ей знать, что занятия уже давно сошли на нет, а следовательно, и отвлекать не от чего?). Но все равно Тодд был бы благодарен хотя бы за улыбку или самое маленькое проявление сочувствия. Когда он играл в футбол в старших классах, девочки из группы поддержки по ночам перед матчами пробирались к ним во двор, украшали деревья фестонами из туалетной бумаги и цветными мелками, прямо на дорожке писали ободряющие послания: «Вперед, Тодд!», «Мы любим двенадцатый номер!», «Задай им!». А в выпускном классе Аманда Морриси – миниатюрная блондинка с сексуальным прикусом, которая во всех выступлениях группы поддержки стояла на самой верхушке пирамиды, – в ночь перед финалом в День Благодарения влезла в окно его спальни и разбудила Тодда, как она сама выразилась, «минетом на счастье». В те дни весь мир знал календарь его игр.

– У меня почти не осталось белья, – пожаловалась Кэти. – Ты не мог бы постирать сегодня?

Тодд кивнул и улыбнулся ей через стол. Он был даже рад, что и у него появился законный повод для недовольства. Это хоть немного облегчало тяжелый груз вины, который он таскал на плечах две последние недели.

– Как насчет обеда? – спросила Кэти. – Есть какие-нибудь идеи?

– Я и о завтраке-то думать не могу.

– Пусть будет что угодно, только не макароны. Мы их и так слишком часто едим.

– Я думал, ты любишь макароны.

– Люблю. – Кэти собрала со стола тарелки и отнесла их в раковину. – В том-то и проблема. Скоро я смогу продавать рекламные места у себя на заднице.

Пока она споласкивала тарелки и чашки и складывала их в посудомоечную машину, Тодд внимательно рассматривал ее спину. Кэти уже оделась для работы в простую черную майку с широкими лямками и серебристо-серую юбку, обтягивающую достаточно для того, чтобы продемонстрировать ее прекрасную фигуру, но не настолько, чтобы стало заметно, что она ее демонстрирует. У нее были стройные спортивные ноги, а практичные босоножки без каблуков только подчеркивали изящество икр. Тодду было бы даже приятно заметить, что она растолстела, словно это каким-то образом могло оправдать его измену, но Кэти не доставила ему такого удовольствия.

Тодд попытался понять, злится ли он на жену. Если бы злился – это могло бы быть причиной, объясняющей его более чем странное поведение. Но в конце концов ему пришлось признать, что злиться ему в общем-то не на что. Он точно знает, что жена любит его. А кроме того, она прекрасная мать и хороший, надежный товарищ. Конечно, отчасти он разочаровал ее – он и самого себя разочаровал, если уж на то пошло, – но, как правило, она этого не демонстрирует. Секс, правда, уже не тот, что был раньше, но это только потому, что у них остается так мало времени друг для друга. Если бы на выходные они смогли удрать куда-нибудь вдвоем, наверняка все было бы так же здорово, как тем летом после колледжа, когда они только начали жить вместе и иногда целыми днями не выходили из спальни. Кэти закрыла посудомоечную машину и повернулась к нему.

– Я боюсь идти на работу, – призналась она.

Поборов искушение проигнорировать это заявление так же, как она проигнорировала его сообщение о матче, Тодд все-таки решил не опускаться до такой мелочной мести и вежливо спросил:

– Почему?

– Я сейчас записываю интервью с одним ветераном… – Она замолчала и оглянулась на Эрона, который сидел на полу перед холодильником и устраивал столкновения между магнитами. Ярко-красная клубничка только что нанесла серьезное повреждение местному агентству по недвижимости. – Он остался без обеих ног после торпедной атаки.

– Боже.

– И это еще не самое страшное. – Кэти грустно улыбнулась, словно понимая, что никогда не сможет подобрать нужных слов. – Он до сих пор отказывается понимать, что с ним произошло, и думает, что сейчас все еще сорок четвертый год. Представь себе безногого семидесятипятилетнего калеку, который считает себя здоровым юношей.

– Может, для него так лучше, – предположил Тодд.

– Я понимаю, о чем ты, – кивнула Кэти, – но лучше не получается. Он не понимает, почему его не приходят навестить родители, и злится на свою девушку, которая не отвечает на его письма.

Тодд отхлебнул кофе и в очередной раз удивился тому, как сильно он недооценивал свою жену. Когда они только познакомились в колледже, он посчитал ее красоткой, делающей вид, что увлечена поэзией и живописью, только ради того, чтобы казаться интереснее. Даже когда Кэти поступила на режиссерский факультет, Тодд решил, что она просто убивает время до начала традиционной жизни домохозяйки из богатого пригорода: то есть до тех пор, пока он не начнет зарабатывать деньги в солидной юридической фирме, и тогда она станет ходить на фитнес и затем пить кофе в «Старбакс», а потом забирать детей из садика и ждать его дома. С тех пор прошло десять лет, и вот пожалуйста: Кэти все лето возится со свихнувшимися калеками в госпитале для ветеранов, а Тодд тем временем прохлаждается у бассейна, загорает и даже заводит интрижки.

– А кроме того, он все время назначает мне свидания. Хочет повести меня на танцы.

– Шутишь?

– У меня просто сердце от этого разрывается. – Кэти опять оглянулась на Эрона и добавила совсем тихо, чтобы ее слышал только Тодд: – А мы-то считаем, что это у нас проблемы.

* * *

Во сколько бы ни приходили к бассейну Тодд и Эрон, Сара с Люси всегда являлись минут на десять позже. Тодд не понимал, как ей это удается, но это повторялось каждый день и, следовательно, не могло быть простым совпадением. Наверное, Саре казалось очень важным не появляться у бассейна первой и не выдавать тем самым своего нетерпения.

Каждый день, поджидая ее в тени большого дуба, Тодд убеждал себя, что именно сегодня чары развеются и он наконец-то опомнится и поймет, что глупо рисковать счастливым браком ради женщины, которую он едва знает и на которую при других обстоятельствах даже не взглянул бы, и – что еще хуже! – заставлять ребенка участвовать в этом обмане. Иногда он даже мысленно репетировал речь, с которой обратится к Саре, – вернее, не речь, а какие-то на живую нитку сшитые обрывки фраз, выдернутых из фильмов или песен: Наверное, мы сошли с ума, Сара, надо остановить это безумие, пока не поздно, возможно, если бы мы не впутали в это детей… мне очень тяжело Сара, давай останемся друзьями…

А потом Тодд видел, как она идет к нему по бетонной дорожке, широко улыбаясь и размахивая соломенной сумкой, и все заготовленные заранее фразы вылетали у него из головы и лопались в воздухе, точно мыльные пузыри. Она пришла! Она уже здесь! Он с радостью наблюдал за тем, как Сара расстилает на траве свое полотенце, расстегивает темно-синий пляжный сарафан на пуговицах (она купила его через пару дней после того, как начался их роман), поправляет красный купальник, и в очередной раз признавался самому себе, что он опять ошибся и заклятие продолжает действовать и сегодня он, как ни странно, хочет ее ничуть не меньше, чем вчера.

Странным это было, потому что Сара совсем не принадлежала к тому типу женщин, который обычно нравился Тодду. Возможно, раньше у него просто не хватило бы воображения для того, чтобы разглядеть что-то привлекательное за ее не особенно красивым лицом и далеко не идеальным телом. Да и с какой стати он стал бы ее разглядывать? Раньше Тодд выбирал только тех девушек, которые нравились всем: высоких блондинок с надменными, капризными лицами или миниатюрных брюнеток с большими карими глазами и очень большой грудью, гибких экзотических азиаток или будущих моделей, вслед которым поворачивались все головы. Такие девушки начиная с десяти лет не испытывают недостатка в поклонниках, и большинство парней даже не решаются к ним приблизиться. Никогда Тодду не приходилось ни идти на компромиссы, ни мириться с несовершенством – то есть делать то, к чему другие привыкают еще со времени первых школьных влюбленностей. И никогда раньше он даже не подозревал о существовании простой истины, в которой теперь заново убеждался каждый день: красота – это не главное, и она вообще не имеет большого значения, а таинственная связь возникает между двумя людьми не на уровне кожи и даже, возможно, не на уровне тела. Тодд даже гордился силой своего желания. Она словно являлась доказательством того, что он повзрослел и его горизонты расширились, как будто он узнал какие-то дальние страны или научился любить экзотические блюда.

Раньше его всегда смущала мысль о том, что пожилые люди тоже занимаются сексом – об их дряхлых, покрытых пигментными пятнами телах, о волосках, вырастающих в неправильных местах, о посторонних запахах и неприятной близости к смерти. Иногда Кэти шутя спрашивала, будет ли он по-прежнему любить ее, когда у нее выпадут зубы и грудь отвиснет до самого пола. Разумеется, он отвечал, что будет. А что еще можно ответить? Но по правде говоря, он просто не мог представить себе Кэти старухой, а себя – стариком, который, хрустя костями, взбирается на нее. Кэти, переставшая быть красивой, уже не будет Кэти. А занимаясь любовью с Сарой, Тодд уже несколько раз, в какой-то странной эйфории, думал о том, что так же радостно будет трахать ее, когда им обоим исполнится восемьдесят и у них не останется зубов, и что никакого значения не будет иметь то, как они оба при этом выглядят. Правда, подобные мысли он старался держать при себе, опасаясь, что Сара не сочтет их за комплимент.

Как ни старался Тодд убедить ее в обратном, она продолжала считать, что недостаточно красива для него, и стесняться своей внешности. Она часто и с восторгом говорила о его квадратном подбородке, широких плечах и прочем и тут же начинала жаловаться на собственные несовершенства: пережженные волосы, упорно не желающий исчезать жир на животе, слишком темные соски. «Мне так нравится твой рот, – говорила Сара. – Я так ненавижу свои уши». Она восхищалась золотистым пушком на его руках и неровно растущим передним зубом, но проклинала маленькую родинку у себя на спине. У тебя такие тонкие пальцы. А у меня – как сосиски.

Ради него Сара старалась выглядеть лучше, и Тодда трогали ее усилия. Вчера новая помада. Сегодня сережки. Она выщипала брови и сделала дорогую стрижку. Купила пляжный сарафан. И босоножки на платформе. В день матча Сара пришла к бассейну со свежим педикюром. Ничего ему не говоря, она просто вытянула ноги и пошевелила в воздухе пухлыми, коротенькими пальцами с пятнышками синего перламутрового лака, которые теперь напоминали ряд перевернутых восклицательных знаков.

Накануне Сара неожиданно испугалась, когда Тодд попытался взять ее большой палец в рот. «Нет!» – вскрикнула она и отдернула ногу. Это слово впервые прозвучало в процессе их довольно смелых и разнообразных сексуальных экспериментов.

– Почему?

– У меня некрасивые ноги. Не надо.

– А мне нравятся.

– А мне – нет.

Ее ступни и правда были не особенно красивыми. Широкие и небольшие, они казались какими-то примитивными. Особенно она стеснялась ногтей, некоторые из которых были испорчены грибком. Даже сейчас, после профессиональной обработки, они выглядели далеко не идеально.

– Совсем не обязательно было это делать, – сказал Тодд.

– Мне хотелось, – возразила она. – Тебе нравится?

Он быстро оглянулся на детей. Эрон демонстрировал Люси свою коллекцию динозавров, разрешая подержать в руках наименее ценные экземпляры. Вытянув ногу, Тодд большим пальцем погладил ступню Сары.

– Очень нравится. Десять маленьких сладких леденцов.

* * *

В этот день, впервые за две недели, у Тодда возникла проблема с эрекцией. Дело было не в Саре. Просто в голове у него все время звучал голос их тренера из колледжа, напоминающий о том, что заниматься сексом перед игрой – непростительная глупость.

«Парни, – обычно говорил тренер Бриден в пятницу после тренировки, – с этого момента и до завтрашнего утра вы должны дать своим перчикам выходной. Те из вас, которым посчастливилось найти понимающих подружек, могут просто объяснить им, что вплоть до игры объявляется сухой закон. А тем, которые связались со стервами, лучше просто не встречаться с ними сегодня. Пусть тоже отдохнут. Уверен, они это заслужили. Завтра на поле мне нужны обозленные и голодные бойцы, а не мямли в бархатных смокингах со слабыми коленками и мечтательными мордами. – Потом тренер хитро улыбался и добавлял: – Чтобы выразить солидарность с вашими муками, я, в свою очередь, клянусь в течение ближайших двадцати четырех часов воздержаться от всех физических контактов с миссис Бриден. Впрочем, те из вас, кто имел несчастье ее видеть, поймут, что с моей стороны это не такая уж большая жертва».

Конечно, советам тренера Бридена не стоило особенно доверять. Этот приземистый коротышка с толстой шеей и предпосылками незаурядного оратора был приверженцем старой школы и всех ее предрассудков («упражнения на растяжку травмоопасны», «пить воду во время матча вредно», «боль полезна»), которые впоследствии были развенчаны более молодыми и образованными тренерами. В глубине души Тодд понимал, что это просто суеверие вроде того, что нельзя проходить под лестницей или купаться в течение часа после обеда, но ведь он старался по возможности не делать ни того, ни другого.

– Что случилось? – Сара, стоящая на четвереньках, оглянулась на него через плечо. – Я сделала что-то не так?

– Нет, дело не в тебе. Просто я сегодня не могу ни на чем сосредоточиться.

Она попыталась помочь: уложила его на спину и попросила закрыть глаза и расслабиться. Потом языком прикоснулась к его груди, медленно двинулась вниз, облизала пупок, опустилась еще ниже. Это подействовало, но только до тех пор, пока Тодд не вспомнил вдруг о том, как ужасно он сыграл тогда в матче в День Благодарения (жалкие пять ярдов за шестнадцать пасов, да еще три из них перехватила защита) после сюрприза, устроенного Амандой Морриси. Он вздрогнул и открыл глаза.

– Да ладно, – сказал Тодд, пытаясь справиться со своим телом. – Наверное, не стоит стараться.

– Но мне нравится.

Он приподнялся, опершись на локоть:

– Может, устроим сегодня перерыв?

Сара подняла голову и рукой вытерла рот:

– Как хочешь.

Она казалась такой расстроенной – раньше Тодд никогда не предлагал «устроить перерыв», – что он решил объяснить ей, в чем дело. С неожиданной робостью он рассказал, что сегодня «Стражи» открывают сезон и что его место в команде пока под вопросом. Некоторые ребята – а они все полицейские, люди, которым приходилось бывать под огнем, – считают его слабаком, который сломается при первом же серьезном натиске, и сегодня он намерен раз и навсегда доказать им, что имеет право на место в команде.

– Я всегда нервничаю перед играми, – добавил он. – В школе меня иногда даже рвало в раздевалке. Наверное, таким способом организм пытался избавиться от стресса.

– Меня тоже рвало в школе, – призналась Сара. – Таким образом мой организм пытался избавиться от лишних калорий.

Тодд не был уверен, что это шутка, поэтому просто вежливо улыбнулся.

– Наверное, это все смешно, – вздохнул он. – Я взрослый человек, и у меня в жизни имеются проблемы поважнее, чем футбол.

– Это совсем не смешно, – возразила Сара. – Во всяком случае, не смешнее, чем мои переживания из-за уродливых пальцев.

– У тебя красивые пальцы.

Она наклонилась и поцеловала его в лоб:

– А у тебя сегодня все получится.

– Не уверен. Я не играл десять лет. А когда-то это было очень важной частью моей жизни. И в школе, и в колледже. Я тогда был членом высшей касты, героем, мистером Квотербэком. А потом все закончилось, и я даже не жалел об этом. А сейчас начинается опять, и я волнуюсь, потому что, оказывается, для меня это имеет большое значение.

Он лежал на спине, закинув руки за голову, и видел только голую грудь и наклоненное к нему, полное сочувствия лицо Сары. Хороший ракурс для того, чтобы смотреть на женщину.

– Знаешь, – задумчиво сказала Сара и, осторожно перебросив ногу, уселась на него верхом и начала медленно двигать бедрами, прижимая свою влажную плоть к его мягкой и податливой, – мне даже жаль, что в школе я все это пропустила. Я была интеллектуалкой, ботаником. Драматический кружок, английский факультатив и все такое. Делала вид, что презираю девочек из группы поддержки, а на самом деле просто им завидовала.

– Почему?

Ее голос стал хриплым, а теплое дыхание щекотало ему ухо:

– Потому что у них был ты.

Этого оказалось достаточно для реанимации эрекции. Сара наклонилась к нему еще ближе и, закинув руку назад, помогла ему войти в себя. Тодд выгнул спину, поднимаясь ей навстречу.

– Зато сейчас я у тебя, – прошептал он.

* * *

Начиная с самой первой тренировки Тодд слышал немало страшных рассказов о сегодняшних соперниках «Стражей». «Аудиторы» считались не только самой сильной, но и самой кровожадной командой лиги. Однако он не особенно над ними задумывался до тех пор, пока не увидел на поле семерых очень больших и неприветливых парней – пятерых белых и двух темнокожих, – любой из которых легко мог бы выйти в финалисты конкурса «Мистер Стероид».

– Мать честная, – прошептал он. – А эти ребята точно бухгалтеры?

Команды сошлись в центре поля и обменялись рукопожатиями. С каждой стороны в матче участвовало всего по семь игроков, поэтому никакой нужды в капитанах не было. Весь ритуал приветствия «Аудиторы» проделали с каменными лицами и в зловещем молчании, словно опытные тяжеловесы, старающиеся запугать соперника еще во время взвешивания. Тодд постарался отнестись к этому как к дурацкому спектаклю, рассчитанному на слабонервных, но тем не менее вдруг ощутил неприятный холодок в желудке и даже подумал, что, похоже, здорово влип. Напрасно он сегодня позволил Саре соблазнить себя. Как там говорил тренер Бриден – «Мямли в бархатных смокингах со слабыми коленками»?

«Стражи» выиграли жребий и выбрали возврат начального удара. Тодд и Девэйн поспешно отодвинулись назад для перехвата подачи. В нужный момент Тодд все-таки почувствовал долгожданный всплеск адреналина – биологический отклик организма на ослепительные огни, яркую разметку, маячащие впереди ворота и сознание того, что через несколько секунд на него будут мчаться полтора центнера мышечной массы с твердым намерением снести с ног. Для него уже не имело значения то, что трибуны совершенно пусты и никому, кроме самих игроков, нет никакого дела до того, что происходит на поле. С позиции на двенадцатиярдовой линии эта игра казалась ничуть не менее важной, чем и любая другая, в которой ему приходилось участвовать.

В Ночной лиге не полагалось ни судей, ни свистков. Кикер «Аудиторов» просто высоко поднял руку и резко опустил ее, что и означало начало матча. В сопровождении своих товарищей он подскочил к мячу и сильным ударом ноги отправил его высоко в небо. Ослепленный светом прожекторов, Тодд на короткое мгновение потерял мяч из виду и сразу же увидел опять – маленькое крутящееся шоколадное яйцо, которое приближалось к ним, стремительно увеличиваясь в размере. Поняв, что мяч летит не на него, а на Девэйна, Тодд испытал мгновенное облегчение и тут же устыдился этого.

Он рванул вперед, выглядывая, кого бы заблокировать, а «Аудиторы» уже неслись по полю им навстречу с громким топотом и диким боевым криком, словно какое-то воинственное древнее племя, жаждущее мести. От этого крика кровь застывала в жилах, и Тодд вдруг почувствовал себя голым и беззащитным, некстати вспомнив, что на нем нет ни шлема, ни доспехов. Впрочем, бояться ему пришлось недолго. Один из пробегающих мимо «Аудиторов» твердым, как камень, предплечьем толкнул его в лицо, и в следующее мгновение перед глазами Тодда уже крутилось звездное небо, голова звенела так, словно из нее вышибли все мозги, а тело, к счастью, перестало что-либо ощущать. Чувствительность вернулась, только когда чья-то очень большая кроссовка опустилась на его левую ладонь и вдавила ее в землю, будто окурок. Оторвав глаза от кроссовки, Тодд поднял их выше и обнаружил могучее бедро, а потом и жизнерадостно ухмыляющееся черное лицо.

– Эй! – слабо позвал он. – Ты не мог бы сойти с моей руки?

– Мог бы. – «Аудитор» улыбнулся еще шире, сверкнув золотым зубом. – А где волшебное слово?

* * *

Эрон уснул, а Кэти неожиданно для самой себя вдруг набрала номер матери. Обычно, если в ее семейной жизни что-нибудь шло неладно, она звонила старшей сестре Клэр или Эмми, с которой дружила еще со времен колледжа. Они умели слушать, вовремя сочувствовали, или давали совет, или просто подбадривали, а еще они обе обожали Тодда и вовремя напоминали Кэти, что ей посчастливилось выйти замуж за красивого, умного и доброго мужчину, который согласился сидеть дома с маленьким ребенком, давая ей возможность снимать документальное кино и делать карьеру. Ну и что, если он не сразу сдал экзамен? У Кеннеди-младшего тоже были с этим проблемы, помнишь?

– Привет, мама.

– Ох, здравствуй, дорогая. – Голос Марджори мешался с воплями телевизора. – Уже поздно. У тебя все в порядке?

– Да, у меня все в порядке.

– А по голосу не скажешь.

– Да нет, все в порядке. Я просто соскучилась.

– Подожди немного. Я ведь только что держала его в руках!

– Кого?

– Да этот чертов пульт! Куда он подевался?

Кэти в случае конфликтов с Тоддом предпочитала обращаться к Клэр или Эмми, а не к матери именно потому, что, в отличие от них, Марджори никогда не пыталась защитить своего зятя и убедить дочь в правильности сделанного ей выбора. Наоборот, сознательно или нет, она делала совершенно обратное: раздувала пустяки до уровня критической проблемы и сеяла вражду, как будто инстинктивно стараясь превратить Кэти в своего товарища по несчастью.

Рик, отец Кэти, бросил жену с тремя детьми после шестнадцати лет брака не ради более молодой и привлекательной женщины, что было бы банально, но по крайней мере понятно, а ради их разведенной, вечно больной соседки Гэйл Робертс, которая говорила прокуренным басом, носила ортопедические ботинки и к тому же была на пять лет старше его жены. Марджори, так и не сумевшая оправиться от этого унижения, с тех пор пребывала в глубоком убеждении, что все мужчины – подлецы, а брак – просто жестокая шутка, жертвой которой неизбежно оказывается невинная и ничего не подозревающая жена.

– Нашла, – сообщила Марджори, и телевизор в трубке замолчал. – Так-то лучше. Как там поживает мой любимый мальчик?

– Отлично. Спит сейчас у меня под боком. Такая лапочка. – Кэти нежно поглядела на раскинувшегося Эрона. На нем не было ничего, кроме памперса, и сквозь натянутую кожу просвечивали тонкие ребрышки. Странно, но, глядя на этого хрупкого мальчика, было легко представить, что через несколько лет он вытянется, станет крупнее и шире, а потом вырастет в такого же красивого, сильного мужчину, как его отец. – А что ты там смотришь?

– «Скорую помощь». Только что началось. Школьный автобус опрокинулся в кювет. – Марджори вздохнула, как будто речь шла о настоящем несчастье. – Такой ужас.

– Я могу перезвонить попозже.

– Не надо. Я эту серию все равно уже видела.

Кэти помолчала, давая матери возможность задать следующий, неизбежный вопрос.

– И где же твой Тодд?

– Он еще не пришел.

– Очень странно, что библиотека работает так поздно.

– Нет, он не в библиотеке, – объяснила Кэти. – Он с приятелями играет в футбол.

– В футбол?

– Да, он вступил в какую-то команду. Играют в контактный футбол без всякого защитного снаряжения.

– Но уже десять часов!

– Ты бы видела его сегодня вечером! Не мог ни есть, ни разговаривать. Так волновался, будто играет за Суперкубок.

– Ты говоришь, контактный?

– Ну да, только без шлемов и доспехов.

– Ему повезет, если он не сломает шею.

– Если сломает, пусть лучше не приходит ко мне жаловаться.

Кэти вдруг удивительно ясно представила себе, как Тодд в инвалидной коляске, широко открыв рот, ждет, пока она вложит в него очередную ложечку детского питания.

– Можно задать тебе вопрос? – попросила Марджори. – Ты считаешь, он кого-то завел?

– Завел? – засмеялась Кэти. – Мама, он просто играет в футбол.

– Милочка, – вздохнула Марджори и терпеливо, словно ребенку, объяснила: – Это ведь просто такая маскировка. Никто не играет в футбол по ночам.

– А эти идиоты играют. Он возвращается весь потный, ободранный и в синяках.

– Ну, тебе виднее. Но ты помнишь, как твой отец вдруг полюбил гольф? Купил себе клюшки и начал каждую субботу на рассвете уходить из дома? Впоследствии выяснилось, что на поле для гольфа он проводил не так уж много времени.

– Нет, мама, у него никого нет, и меня беспокоит совсем не это. Просто последнее время с Тоддом что-то происходит. Он ничего не говорит о будущем и, по-моему, даже о нем не думает. Видишь ли, он как будто застрял в настоящем и не понимает, что жизнь проходит.

– Хочешь, я приеду и погощу у вас? Присмотрю за ним, пока ты на работе, и удостоверюсь, что все в порядке.

Кэти поморщилась и показала телефону выставленный кверху средний палец. Зачем она все это затеяла? Знала ведь, что с матерью бесполезно говорить на любую тему, кроме той, что все мужчины бессердечные чудовища, а особенно ее бывший муж. Который, скорее всего, вовсе не был чудовищем. Они очень дружно живут с Гэйл, и во время обострений эмфиземы и хронического артрита он трогательно заботится о ней. Кэти, заглянувшая как-то к отцу, сама видела, как тот хлопотал с кислородной подушкой, регулировал давление, поправлял пластиковые трубки, идущие в ноздри Гэйл, и нежно держал ее за руку, пока она, сидя на диване, тяжело хватала ртом воздух.

– Знаешь, мама, наверное, я только напрасно тебя расстраиваю. У тебя и своих неприятностей хватает.

– Не говори глупостей, – жизнерадостно возразила Марджори. – Я всегда рада помочь, чем могу.

* * *

Центральный лайнбэкер «Аудиторов» – гора злобных мускулов метра под два ростом с бритой головой и щегольской мефистофелевской бородкой – начал провоцировать Тодда с первых минут матча.

– Красотка! – крикнул он и помахал рукой Тодду, который вместе с другими «Стражами» приближался к линии розыгрыша. – Только взгляни на меня!

Тодд предпочел не обращать на него внимания и быстро оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что его линейные заняли свои места. Это был третий даун, и им оставалось пройти еще восемь ярдов. Лайнбэкер замахал еще энергичнее и даже скрестил обе руки над головой, будто сигнализируя вертолету. Из-под рукавов футболки показались гротескно-выпуклые бицепсы с татуировкой в виде обвивающей их колючей проволоки.

– Ты хорошо выбрила свою киску?

Тодд махнул рукой Девэйну, отодвигая того дальше к боковой линии. Когда на поле всего четырнадцать игроков, простора для маневра оказывается даже чересчур много.

– Ты ведь знаешь, что я люблю гладеньких сучек.

– Зеленые сорок два! Зеленые сорок два! – крикнул Тодд, готовясь откинуть мяч назад. – Хат! Хат!

Он сделал ложное движение, будто собирался вложить мяч в руки Барта Уильямса, а сам отскочил вправо и оглянулся на линейных, ожидая прорыва Девэйна в центр. Краем глаза Тодд успел заметить, как разговорчивый лайнбэкер, легко оттолкнув Ларри, который не мог соперничать с ним ни в весе, ни в скорости, летит прямо на него. Спеша избавиться от мяча, Тодд неудачно подкрутил его и сразу же понял, что пас получился слабым. Впрочем, он уже не видел, где мяч упал на землю: тот был еще в воздухе, когда лайнбэкер обрушился на Тодда всей своей тяжестью и они оба повалились на газон.

– Ты очень хорошенькая, – ухмыльнулся лайнбэкер и, опершись на голову Тодда, легко поднялся на ноги. – Хочешь ребенка от меня?

Тодд еще лежал на земле и пытался сделать вдох, когда к нему подскочил расстроенный и красный от смущения Ларри. Он помог ему подняться, сочувственно сжал плечо и даже отряхнул футболку.

– Это я виноват. Не смог поставить ему блок. Больше такого не случится.

С этого момента исход матча для «Стражей» был предрешен. Соперник оказался несравненно сильнее. Игра команды рушилась, и они ничего не могли с этим поделать. Бывают такие неудачные матчи, похожие на кошмарный сон наяву. Тодд помнил их еще со школы и колледжа: ты вроде бы постоянно что-то делаешь, но никакого результата не видно: твои товарищи толкают соперников, но те не падают: прекрасные пасы проходят насквозь через ватные руки твоего ресивера, а у противников мяч прилипает к ладоням, будто они намазаны клеем. «Стражи» теряли мяч при передачах и роняли его на бегу, игроки линии защиты налетали друг на друга и падали, а «Аудиторы» в это время по-хозяйски уверенно перемещались по полю и методично зарабатывали очки.

В таких играх счет в какой-то момент уже перестает иметь значение, и единственной задачей становится спасение собственного достоинства. А для этого необходимо было рассчитаться с проклятым лайнбэкером, который не отходил от Тодда ни на шаг и шутил все грязнее. Он делал комплименты его «хорошеньким губкам», щипал за ягодицы во время очных схваток и навязчиво предлагал пообщаться под трибунами после матча.

– Я буду любить тебя нежно и медленно, моя сладкая. Не так, как эти жлобы.

Поскольку в каждой команде было всего по семь игроков, замен во время игры не производилось даже в случае травмы и играть каждому приходилось попеременно – то в защите, то в нападении. Когда «Стражи» оборонялись, Тодд занимал позицию фри-сэйфти и имел хорошую возможность доставлять лайнбэкеру, игравшему в этом случае за фул-бэка, множество мелких неприятностей, например, пинать его ногой, когда тот оказывался на земле. Якобы случайный удар костяшками по носу, или ногой пониже спины, или локтем в живот только сильнее распаляли Тодда, и в конце концов он достиг такого состояния, когда, стремясь причинить боль противнику, уже не думаешь о собственной боли. В чем, как известно, и заключается секрет победы в футболе.