Текст книги "Маленькие дети"

Автор книги: Том Перротта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Наверное, это подростки, – предположила Берта. – Сначала напьются где-нибудь в кустах, а потом бесятся.

– Нет, это сделал тот сумасшедший в минивэне. Он постоянно катается мимо дома, сигналит и везде разбрасывает эти проклятые листовки.

Мэй понимала, что Ронни тоже видел это слово, когда забирал из гаража велосипед. Она только надеялась, что из-за этого у него окончательно не испортилось настроение. Он и без того никак не может выйти из депрессии.

– Пойду в магазин, – вздохнула она. – Куплю черной краски и закрашу.

– Хочешь, одолжу тебе ружье? – предложила Берта. – У Алана их три штуки.

– Я даже не знаю, как им пользоваться, – отозвалась Мэй.

– Это просто. Я тебя за пять минут научу.

Мэй покачала головой. Ей не хотелось думать о ружьях. Ей хотелось думать о том дне, когда они переехали в этот дом, давно, почти тридцать пять лет назад. Она тогда была беременна Кэрол, а Ронни только начал ходить в школу. Это был ее первый собственный дом.

Тогда она уже не питала никаких иллюзий по поводу своей жизни. Она знала, что вышла замуж не за того человека – сначала он казался обаятельным гулякой, но потом все обаяние куда-то испарилось – и что ее сыну придется нелегко в школе. Было в Ронни что-то такое, что заставляло людей сторониться его.

И все-таки она надеялась. Они переехали в собственный дом, у них теперь приятные соседи и хорошая школа поблизости. Может, они и будут здесь счастливы. В начинающихся сумерках Мэй стояла на газоне перед домом и шепотом молилась о том, чтобы ее муж бросил пить, а дети выросли здоровыми и умными.

И вот ответ на ту молитву: слово ЗЛО, написанное огромными оранжевыми буквами, и стрелка, указывающая прямо на ее порог.

– Помилуй нас, Господи, – прошептала она и оперлась на руку Берты, словно готовясь встретить грядущие несчастья.

Красный купальник

Джин Макгиннис, недавно вышедшая на пенсию учительница младших классов и ближайшая соседка Сары, размахивала гантелями и подпрыгивала на крыльце, готовясь к пробежке.

– Ты готова? – спросила она. Джин, энергичная и неизменно жизнерадостная пышка, должно быть, отлично ладила со своими семилетними учениками. С недавних пор совместные ежевечерние прогулки с ней стали для Сары самым приятным событием за день, хотя непрерывная болтовня Джин иногда и начинала действовать ей на нервы. – Чудесный сегодня ветерок.

– Подождешь несколько минут? – попросила Сара. – Муж опять засел в кабинете.

К середине лета они обе уже успели привыкнуть к постоянным задержкам из-за Ричарда, который почему-то вдруг превратился в трудоголика, хотя раньше при каждом удобном случае распространялся о священном значении досуга в нашей ориентированной на деньги и быстрый успех культуре. Тем не менее Джин продолжала появляться на Сарином пороге ровно в семь. Ее муж Тим, тоже бывший школьный учитель, был одним из тех эсхатологов-любителей, которые не пропускают ни одного выпуска новостей и с каждым новым словом ведущих все глубже убеждаются в неминуемом и скором конце света. К тому моменту, когда он с мазохистским удовольствием начинал вещать о том, что «страна летит к черту, и мы вместе с ней». Джин предпочитала убраться из дома.

Сейчас, оставив на крыльце свои килограммовые гантели, она прошла в гостиную и громко пропела:

– Але-е! А есть в этом доме хорошенькая маленькая девочка?

– Сегодня это не девочка, а кошмар, – предупредила ее Сара. – Я днем так и не смогла уложить ее поспать.

– Боже мой! – Джин с таким сочувствием покачала головой, будто услышала, что Люси срочно требуется пересадка почки. – Бедняжка!

– Это я бедняжка, – поправила ее Сара. – Потому что страдаю именно я. А она мила и безмятежна, как тот герой Достоевского.

Но девочка, просунувшая в этот момент голову в дверь, походила скорее на творение Рафаэля, чем на мрачного русского эпилептика. При виде гостьи ее личико расцвело счастливой улыбкой. Она бегом пересекла гостиную и обняла Джин так, словно они были влюбленными, встретившимися в аэропорту. Джин потрепала девочку по волосам, а потом опустилась на одно колено и внимательно вгляделась в ее лицо:

– Ты не спала сегодня днем?

Люси грустно покачала головой.

– А хочешь спать?

Люси опять затрясла головой, на этот раз гораздо энергичнее. Несмотря на то что у нее по губам, будто помада у пьяницы, размазался красный виноградный сок, она в своей длинной ночной рубашке «как у Барби» казалась прелестным большеглазым эльфом. (Рубашку подарила мать Ричарда, и Сара терпеть ее не могла, а Люси, естественно, обожала сверх всякой меры.)

– У нее, наверное, открылось второе дыхание, – предположила Сара.

– Рада это слышать, – сказала Джин, – потому что, если бы ты была сонной, я не смогла бы отдать тебе подарок.

Люси замерла.

– Какой подарок?

Джин приложила руку к уху, словно к чему-то прислушиваясь.

– Слышите, кто-то лает? У вас в доме есть собака?

Люси посмотрела на мать, чтобы проверить, нет ли в доме собаки, о которой ей забыли сказать.

– Нет, насколько я знаю, – ответила Сара.

– Тогда, наверное, это раздается вот отсюда. – Джин расстегнула сумку, которую носила на талии, – большое, сложное сооружение со множеством отделений, в котором имелся даже карман для фонарика и двух бутылок с водой. Сара никак не могла понять, что заставляет приятельницу терпеть постоянные удары этой тяжелой штуки по заднице. – Бог мой! – Она извлекла из сумки маленькую пластмассовую собачку со свисающим из уха ярлычком в виде сердечка. – Ты только посмотри, кого я нашла!

– Бинни! – завопила Люси так, словно собиралась оповестить об этом всю округу.

– Его зовут Нанук, – пояснила Джин.

Она положила игрушку в ладони девочки, которая от счастья перестала дышать.

– Это лишнее, Джин, – попеняла ей Сара.

– Я все равно покупала такую же для Тейлора. – Тейлор был ее четырехлетним внуком и жил в Сиэтле. Джин виделась с ним только дважды в год, но говорила о нем каждый день, а рождественские подарки начинала покупать еще в апреле. – И я знаю, что Люси их тоже собирает.

– Спасибо, это очень мило с твоей стороны. – Сара повернулась к дочери: – Скажи Джин спасибо.

– Спасибо, Джин, – самым нежным голоском пролепетала Люси. Ее лицо светилось таким экстатическим счастьем, что Сара невольно поморщилась. Можно подумать, ребенок никогда в жизни не получал подарков.

* * *

«Какого черта он там торчит?» – в сотый раз возмущенно подумала Сара в половине восьмого. Не важно, чем он занят, но это просто нечестно. Его и так целый день не было дома, он жил нормальной, взрослой жизнью, общался с людьми, обедал с клиентами в хороших ресторанах. Неужели трудно просто выключить компьютер и наконец-то отпустить ее на эту чертову прогулку, которой она ждет весь день? Неужели трудно провести всего один час с собственной трехлетней дочерью? Она что, слишком много от него требует? Слава богу, хоть Джин никуда не торопится.

Джин уже полчаса, сидя на ковре, помогала Люси знакомить Нанука с двадцатью семью остальными Бинни. (Господи, когда только она успела их всех насобирать?) Сейчас они были заняты тем, что расставляли всех собачек в хронологическом порядке в соответствии с их «днями рождения», указанными на ярлычках. Странно, но, кажется. Джин действительно нравится возиться с девочкой. Сара заново удивлялась этому каждый раз, когда видела их вместе. Нет, конечно, Люси совершенно нормальный, милый ребенок, но все-таки ничего особенно прелестного Сара в ней не находила.

И дело даже не в самой Люси. Просто мать с дочерью проводят слишком много времени вместе и в конце концов неизбежно начинают действовать друг другу на нервы. Вот, например, сегодня Сара с Люси, как сиамские близнецы, ни на минуту не разлучались начиная с половины седьмого утра. Они три раза ели, дважды перекусывали, сменили пять подгузников, один раз сходили в супермаркет (грандиозная истерика в очереди в кассу), некоторое время совершенно безрезультатно просидели на горшке, сходили на площадку со скрипучей каруселью (которую Сара терпеть не могла, но у нее не было выбора, потому что на площадке у школы Рейнберн она стала персоной нон грата), прочитали десяток книжек про мишек Бернштейн, отвратительно банальных, с ужасными иллюстрациями (Люси их обожала и не желала слушать ничего другого), немного порисовали пальцем, приняли ванну, отказались спать, около пяти часов пережили серьезный кризис: Люси спустила в туалет целую коробку цветных карандашей, и Саре пришлось их оттуда выуживать, – вот так и прошел весь мамин день.

Какого черта он там торчит?

Полчаса после ланча, когда Люси смотрела шоу «Стив и Пес», были единственным временем, которое Сара могла потратить на себя – почитать газету, позвонить кому-нибудь из старых друзей, может быть, вспомнить йогу. Вместо этого она тупо сидела рядом с дочерью, смотрела дурацкое шоу и предавалась романтическим мечтам о Стиве – инфантильного вида ведущем, в котором Сара чувствовала родственную душу. Он был очень похож на нее: такой же неглупый, немного пассивный человек, безнадежно заблудившийся в стране детства. Он чересчур четко произносил слова и перебарщивал с мимикой, делая явно фальшивые комплименты своим зрителям («О! До чего же ты умный!»). Недавно на детской площадке сплетничали, что у Стива серьезная проблема с наркотиками, но разве можно винить его за это?

Ох, Стив, давай убежим отсюда! Забьемся в какую-нибудь дешевую гостиницу и будем пару дней ничего не делать и курить крэк.

Найдется ли на свете занятие более жалкое, чем несбыточные грезы об уикенде с парнем, который носит дурацкие детские футболки и ведет шоу на пару с анимационной собакой? Но это все-таки лучше, чем непрерывно думать о Тодде, чем Сара в основном и занималась все две недели, прошедшие с того глупого поцелуя. Мистер Футболист / Красавец / Отличник… Кого она хочет обмануть?

Джин на минуту оторвалась от собачек, которых они с Люси теперь сортировали по цвету:

– Я видела сегодня фургон Службы доставки. Тебе привезли купальники?

– Да, наконец-то, – кивнула Сара.

– Ну и как? – с живейшим интересом спросила Джин. – Удачно?

– У меня даже не было свободной минуты, чтобы их примерить.

– Так примерь сейчас. Мне тоже хочется посмотреть.

– Не стоит, – поморщилась Сара.

– Да брось ты! Примерь. Я уж давно перешла в лигу купальников с юбочками, и мне приятно будет взглянуть, как выглядят настоящие бикини.

* * *

Поняв, что отделаться от нее не удастся, Сара со вздохом взяла коробку и отправилась в ванную, ругая себя за то, что когда-то вообще заговорила с Джин о проблеме купальника. Но тогда она была не в состоянии удержаться. Две недели назад Сара не могла думать ни о чем, кроме Тодда, и разговор о купальниках позволял максимально приблизиться к запретной теме, не упоминая при этом ни его имени, ни причины, по которой ей вдруг так срочно понадобилось посетить городской бассейн.

Единственное, что ее тогда удержало, – это старенький «Спидо», который казался вполне приличным и даже отчасти гламурным, пока утром после поцелуя она не примерила его перед зеркалом и не увидела, как он безнадежно уродлив. После того, что случилось между ними накануне, Саре казалось просто немыслимым предстать перед Тоддом в выцветшем старом купальнике, из-под которого снизу неприлично вылезали наружу темные завитки (завитки, разумеется, не являлись частью купальника, но от этого было не легче). Она уже было собралась отправиться к бассейну в обычной уличной одежде или надеть поверх «Спидо» какую-нибудь большую футболку, но потом отказалась от этой мысли, потому что полумеры здесь не годились. По придуманному Сарой сценарию она должна была появиться у бассейна в потрясающем купальнике, который сидел бы на ней как перчатка.

Поэтому на следующее утро, взяв с собой Люси, она отправилась за покупками. Девочка ненавидела магазины, и Сара не столько выбирала купальник, сколько старалась не выпускать ее из поля зрения. Потом, отобрав наконец несколько моделей, она с трудом затащила дочку в кабинку и примерила их поверх чересчур больших хлопковых трусиков, которые торчали снизу и портили всю картину, которая и так не особенно радовала глаз. Первый купальник прекрасно сидел на талии и бедрах, но сверху был размера на три велик. Во втором хорошо смотрелась грудь, но сзади он висел как мешок. Саре больше всего понравился третий – черный сплошной купальник, сильно открытый спереди и с овальными прорезями на боковых швах, – но когда она вышла из кабинки к большому зеркалу и поинтересовалась мнением продавщицы, та пару минут молча разглядывала ее, а потом отрицательно покачала головой:

– Я бы на вашем месте не стала.

Расстроенная Сара вернулась в кабинку и обнаружила, что Люси исчезла. Стараясь не поддаваться панике, она несколько раз громко позвала дочь. Ответа не последовало, и Сара начала лихорадочно проверять все кабинки, распахивая двери или заглядывая снизу в те, которые были заперты, и встречаясь с недоумевающими взглядами более или менее раздетых женщин.

– Вы не видели маленькой девочки с забинтованным коленом? – спрашивала она у всех подряд.

Потом Сара вдруг вспомнила листовку – «Среди нас появился извращенец!» – и запаниковала уже окончательно. Так и не сняв купальника с болтающейся на бедре этикеткой, она бросилась в торговый зал и начала бегать между вешалками с криками «Люси, где ты?». Замечая изумленные взгляды других покупателей, Сара хваталась за голову и причитала: «Я потеряла свою маленькую дочку!» Она уже видела, как Рональд Джеймс Макгорви гладит девочку по головке и предлагает угостить ее мороженым. Перед мороженым Люси не сможет устоять.

– Люси, где ты?

В зале электроники Сару догнал молодой темнокожий охранник, твердо взял ее за плечо и предложил успокоиться. Он сообщил, что девочка в безопасности и ждет маму около кассы.

– Мы присмотрим за ней, – пообещал он, – а вы возвращайтесь в кабинку и переоденьтесь.

Вечером, рассказывая эту историю Джин, Сара даже не упомянула о том, что Люси потерялась. Она просто пожаловалась на то, как непросто купить купальник вообще, а уж тем более в компании с трехлетним ребенком.

– А мне очень нужен новый! – заявила она со страстью, удавившей даже ее саму. – Старый уже никуда не годится.

– А почему бы тебе не заказать несколько моделей по каталогу? – предложила Джин. – Моя невестка всегда так делает. Спокойно примеришь их дома, пока Люси спит, а те, что не подошли, отправишь обратно. Это гораздо удобнее, чем ходить по магазинам.

* * *

Сара, которая всю жизнь носила довольно закрытые однотонные купальники, была поражена обилием фасонов и расцветок, представленных в каталоге. Похоже, бикини опять вошли в моду, причем на их тему появилось множество самых разнообразных вариаций: лифчики с лямками, лифчики без лямок, лифчики с косточками плюс несколько вариантов нижней части, в основном различающихся степенью открытости ягодиц. Она с удовольствием углубилась в выбор, радуясь, что ей не мешает больше ни ограниченный ассортимент магазина, ни критические взгляды других покупательниц и продавщиц, которые никогда не упускают возможности высокомерно поднять бровь, стоит тебе заглядеться на какую-нибудь вещь, не соответствующую, по их мнению, твоему возрасту или фигуре.

По каталогу Сара заказала модели гораздо смелее и сексуальнее тех, которые она осмелилась бы примерить в магазине (да и вообще надеть на публике). Она выбирала купальник, думая о Тодде, и только о Тодде. Он в одних плавках сидел на зеленой лужайке у городского бассейна – почему-то в тот момент там не было никого, кроме них двоих, – и с восторгом смотрел, как Сара, словно Афродита, выходит из воды в черном лифчике на косточках и крошечных трусиках, размер «т» или даже «s». Делая заказ по телефону, она испытывала непривычное радостное возбуждение, и ее голос слегка дрожал, когда она диктовала номер кредитной карточки.

Но оказалось, что купальники могут быть доставлены только через шесть рабочих дней (Сара не догадалась заказать срочную доставку), и к тому времени от ее восторженного состояния уже ничего не осталось. Чем больше дней отделяло ее от того поцелуя, тем меньше она понимала, как такое могло случиться. Что с ней произошло? Как могла она позволить незнакомцу целовать себя на глазах у людей и – самое главное! – у собственной дочери? Люси, к счастью, не обратила на происшествие никакого внимания, во всяком случае никогда не поминала его, но все равно иногда Сара даже сочувствовала Мэри-Энн, Терезе и Шерил. Естественно, они не пожелали разговаривать с ней после того, что случилось. Как должны были они объяснить все это своим собственным детям?

И с какой стати она решила, что такой мужчина, как Тодд, захочет любоваться на ее бикини, даже если у нее хватит духу появиться в нем на городском пляже? Сара ясно представила, как он презрительно морщится, обнаружив ее маленькую грудь и отвратительный валик жира вокруг пупка. Что, если он обойдется с ней так же, как Артур Малони? Что Сара станет делать тогда?

* * *

Артур Малони был тощим прыщавым ботаником, который играл в школьном театре и имел дурацкую привычку громко хохотать над собственными шутками. Но однажды осенью, в самом начале девятого класса, Сара увидела его в «Смерти коммивояжера» – для шестнадцатилетнего подростка он на удивление убедительно изображал Вилли Ломана – и решила, что он непременно должен стать ее парнем. Призвав на помощь весь свой небольшой опыт и вспомнив теорию, она начала довольно неумело кокетничать с Артуром: томно смотрела на него на уроках английского – единственных, где они встречались, – и наизусть выучила его расписание, чтобы «случайно» сталкиваться с ним несколько раз на дню. В тех редких случаях, когда ей удавалось поговорить с ним, Сара не забывала похвалить его манеру одеваться или вспомнить о каком-нибудь его удачном высказывании. Несколько раз она спрашивала его о планах на выходные или о фильме, который как раз шел в кинотеатре, но все ее намеки отскакивали от Артура, словно он был покрыт защитной броней.

После нескольких месяцев подобных мелких, но болезненных для самолюбия уколов удача наконец-то улыбнулась Саре на весеннем благотворительном балу в пользу страдающих мышечной дистрофией. Бал было решено устроить в стиле пятидесятых, и Сара явилась на него в плиссированной юбке, пушистой кофточке и старомодных двухцветных туфлях. Артур тоже пришел и весь вечер без особого успеха пытался ухаживать за Бет Д’Аттарио – десятиклассницей с большой грудью и громким смехом, которым она извещала весь свет о том, как ей весело. Когда Бет, наплевав на Артура, удалилась с бала с футболистом, Сара почувствовала, что пришел ее час. Она поспешила к Артуру, который, стоя у выхода, сердито натягивал джинсовую куртку, и предложила вместе идти домой. Он согласился, даже не пытаясь притвориться, что предложение его обрадовало.

Правда, по дороге домой он немного развеселился, возможно, потому, что Сара не переставая восхищалась его талантом и рассуждала о том, каким великим актером он станет и как город будет гордиться и отмечать его первого «Оскара». Наконец решив, что лед растоплен, Сара решилась задать вопрос, который мучил ее весь вечер:

– Почему я тебе не нравлюсь?

– Ты мне нравишься, – без энтузиазма возразил он.

– Не ври. Может, ты и считаешь, что я ничего, но я не нравлюсь тебе так, как нравится Бет.

– Бет мне нисколько не нравится, – сердито возразил он. С гладко зачесанными назад волосами Артур еще больше, чем обычно, был похож на хорька, но по крайней мере прыщей в темноте не было видно. – Она просто дура.

– Но ты проговорил с ней весь вечер. А мне ни слова не сказал.

– Я даже не знал, что ты там была.

– Вот видишь? Если бы я тебе нравилась, ты бы знал, что я весь вечер за тобой наблюдаю. Я не танцевала и вообще ничего не делала. Я только ждала, чтобы ты на меня посмотрел.

Артур, казалось, был поражен этим заявлением.

– Прости, – сказал он и обнял ее прямо посреди Саммер-стрит (хоть та и была совершенно пустой в это время). От счастья Сара едва не расплакалась. – Я исправлюсь, – пообещал он.

Он стал исправляться на холодной металлической скамейке в скверике у вокзала, который закрывался на ночь. Их первый настоящий поцелуй – дыхание Артура пахло капустой брокколи, которую он ел за обедом, – стал одним из самых сильных интимных потрясений в жизни Сары. «Боже мой… Боже мой! – думала она. – У меня во рту язык Артура Малони… И мне это, кажется, нравится!» Смесь отвращения и восторга была такой ошеломляющей, что она даже не пробовала возражать, когда его ледяная рука скользнула к ней под кофточку и стиснула правую грудь немного грубее, чем Саре хотелось бы.

– Извини, – прошептала она.

– За что?

– Они такие маленькие. У Бет гораздо больше.

– Может, ты уже заткнешься насчет Бет?

Когда Артуру надоело исследовать ее грудь, он попытался залезть под юбку, но Сара остановила его не потому, что не хотела – она сама еще толком не понимала, чего хочет, – а потому, что решила, что все не должно происходить так быстро.

– Извини, – повторила она.

– Ничего, – вздохнул Артур. – Я, наверное, пойду. Надо выспаться перед годовым тестом.

– Господи! А я и забыла про него.

– Это же самый главный экзамен в нашей жизни, – удивился Артур. – Как ты могла забыть?

– Ты заставил меня забыть, – прошептала Сара.

Судя по лицу Артура, он считал, что заставить человека забыть о годовом экзамене – довольно сомнительная честь. Тем не менее он проводил Сару до дома и всю дорогу держал ее за руку, а на прощанье, стоя на краю их газона, поцеловал.

Разумеется, всю ночь она не спала, а утром не могла даже смотреть на завтрак. По дороге в школу она почти не слушала отца, который в тысячный раз объяснял ей, как надо сдавать тест – сначала ответить на самые простые вопросы, потом вычеркнуть все очевидно неправильные ответы и ни в коем случае не оставлять ни одного пропуска, – и больше всего хотела высунуть голову в окно машины и прокричать на весь сонный город имя своего парня.

Перед входом в школу уже стояли десятки ее одноклассников, но Сара сразу же нашла глазами Артура – так сильна была невидимая связь между ними. Он стоял почти у самых дверей и очень серьезно разговаривал о чем-то со своим лучшим другом Маттом. «Он рассказывает ему обо мне», – гордо подумала Сара и подошла к ним уверенно, зная, что теперь имеет на это полное право.

– Мрачный, – сказал Матт.

– Печальный, – ответил Артур. – Траурный. Меланхоличный.

В этот момент Сара положила руку ему на плечо.

– Я так счастлива, – объявила она, – что все время улыбаюсь и ничего не могу с этим поделать!

Артур оглянулся и несколько секунд смотрел на нее, будто пытался вспомнить ее имя. Этим утром он, наверное, впервые побрился, и теперь на щеках были кровавые следы.

– Давай обсудим это попозже, – предложил он. – Я сейчас занят.

Он повернулся к ней спиной – сегодня на нем была та же джинсовая куртка, что и вчера вечером, – и Сара с безжалостной ясностью поняла, что у нее по-прежнему нет парня.

Двери открылись, и она вместе со всем стадом зашла в школу, и прошла в зал, и села за стол, и даже начала жестким карандашом заполнять экзаменационные листы, но думала при этом только об одном: почему у нее ничего не получилось? Потому что она некрасивая? Или плохо целуется? Или надо было разрешить ему потрогать там? Или все это, вместе взятое?

Как ни странно, закончилось все не так уж плохо. Она хорошо, гораздо лучше, чем ожидала, сдала экзамен. А Бет разбила Артуру сердце, и залечивать его он приполз к Саре, и все лето перед последним школьным годом они встречались, а потом, незадолго до начала занятий в сентябре, Сара с мстительным удовольствием бросила его.

Все это было очень странно. Артур Малони не сыграл какой-либо заметной роли в жизни Сары: так, всего лишь нотабене на полях ее романтической биографии, ничем не примечательный подросток, который однажды вечером поцеловал ее, а на следующее утро пожалел об этом. Она почти не вспоминала о нем, после того как закончила школу. Так почему же сейчас, недоумевала Сара, все эти странные дни, предшествующие доставке купальников, она думает о нем практически непрерывно?

* * *

Купальник в цветочек, верхняя часть которого представляла собой что-то вроде узкой полоски ткани, завязанной вокруг груди, она заказала напрасно. Во-первых, он и не собирался «зрительно увеличивать грудь», как было обещано в каталоге, а, наоборот, делал ее абсолютно плоской и практически невидимой. А во-вторых, Сара никогда не носила одежду с цветочным рисунком, чувствуя себя в ней идиоткой, радостно сообщающей всем окружающим: «Смотрите! Я вся в цветочек!»

Черный лифчик на косточках сидел немного получше и был не таким дурацким, но, очевидно, Сара ошиблась с размером. Косточки немилосердно врезались в грудь, заставляя вспомнить о былых корсетах на китовом усе. Даже странно, что такой откровенно невикторианский предмет одежды ассоциируется у нее с кринолинами и турнюрами.

Топ в виде короткой маечки Саре понравился: он был скромным и одновременно игривым, и живот открывался в нем довольно соблазнительно, но, к сожалению, она не угадала с цветом. В каталоге его почему-то окрестили «рдеющий закат», но на деле он оказался примитивно розовым. А розовый Сара презирала.

«Господи, я будто чем-то больна, – с отвращением подумала она. – Не могу носить цветочки, не могу носить розового». Словно у нее в голове живет какой-то трусливый скептик, который подбивает ее всегда и всему говорить «нет». Всю ее жизнь он прятался там, мешая ей идти вперед, рисковать, испытывать удачу, меняться.

Еще в аспирантуре Сара написала статью, в которой раскритиковала Камиллу Палью за ее «ложно понимаемый феминизм». Та превозносила отдельных выдающихся личностей, наделенных недюжинной сексуальной властью, вместо того чтобы сосредоточиться на судьбе обычных женщин, страдающих под бременем патриархального ига. Особенно Сару раздражали неумеренные восторги Пальи по поводу Мадонны. Чему может эта богатая, знаменитая, красивая и самоуверенная эгоцентристка научить множество несчастных, забитых секретарш, официанток, проституток и домохозяек?

Но в последнее время Сара начала подозревать, что, пожалуй, кое-чему им – или, по крайней мере, ей самой – стоит поучиться. Мадонна никогда не сказала бы: «Нет, я ни за что не стану надевать этот вызывающий лифчик в виде двух пирамид! Нет, я ни в коем случае не стану позировать обнаженной!» Мадонна всегда и всему говорит «да». Ковбойская шляпа? Разумеется! Секс с Иисусом? А почему бы и нет? Материнство? Отлично, это круто! Когда старая роль надоедает, она просто начинает играть новую. Это особая, восхитительная форма свободы, решила Сара, доступная, разумеется, далеко не всем, а только тем редким счастливицам, у которых хватает мужества претворять ее в жизнь. Но поскольку общего освобождения всех женщин от патриархального гнета в ближайшее время, очевидно, не предвидится, каждая должна позаботиться о себе сама.

Сара примерила четвертый купальник – бикини карамельно-красного цвета. Лифчик был крошечным и очень простым – «минималистским», как утверждалось в каталоге, – но ее грудь на удивление хорошо смотрелась в двух небольших треугольниках ткани. «Мальчиковые» трусики, которые должны были, как обещалось там же, «прекрасно скрывать все недостатки», как ни странно, делали фигуру непривычно женственной, выгодно подчеркивая изгибы ягодиц и бедер. Саре пришлось признать, что в этом купальнике она выглядит совсем неплохо. Наверное, даже лучше, чем просто «неплохо» для рожавшей женщины почти тридцати лет.

Надо почаще носить красное, подумала Сара, с удовольствием разглядывая себя в большом зеркале, висящем на стене ванной.

Когда она вышла в гостиную и приняла эффектную позу модели: одна рука упирается в бедро, другая сладострастно закинута за голову, Люси подозрительно уставилась на мать, а у Джин просто открылся рот.

– Ух ты! – выдохнула она. – Правда, мама у нас очень сексуальная?

Люси несколько секунд задумчиво помолчала, а потом кивнула, но как-то не совсем уверенно, словно сомневаясь, что правильно поняла вопрос.

* * *

Джин резко выдохнула и подняла гантели над головой.

– Забавно, что ты упомянула Достоевского, – сказала она. – Мы в нашем читательском кружке как раз читаем «Преступление и наказание».

– «Преступление и наказание»? – удивилась Сара, стараясь не терять темпа. – А это не слишком сложно для читательского кружка?

– Только не для нас. – Теперь Джин сгибала и разгибала руки с гантелями на уровне груди. – Мы читаем только классику. В прошлом месяце разбирали «Сестру Кэрри».

– Молодцы, – одобрила Сара. – В прошлом году одна знакомая с детской площадки уговорила меня вступить в их читательский кружок, но они там читали только романы из списка Опры.

– Мы же все бывшие учительницы, – сообщила Джин так, будто это объясняло разницу.

– Я всего один раз сходила на их собрание, и там выяснилось, что половина женщин даже не прочитала книжку. Им хотелось просто посидеть спокойно и поболтать о своих детях. Понимаешь, я ведь училась в аспирантуре. Какой смысл называться читательским кружком, если вы не хотите разговаривать о книгах?

– Нет, у нас бывают очень интересные дискуссии. Присоединяйся к нам в следующем месяце. Будем читать «Госпожу Бовари». Будешь моей младшей сестренкой.

– Младшей сестренкой?

– Да. Мы стараемся привлечь в наш кружок молодых женщин и называем их своими младшими сестренками. – Она махнула рукой, словно все это было несущественно. – Я была бы очень рада, если бы ты пришла.

– Я подумаю, – пообещала Сара, мысленно поморщившись. Меньше всего ей хотелось проводить вечера, обсуждая творение Флобера с кучкой пенсионерок. – Просто, я думаю, у меня немного другой подход к литературе, чем у вас.

– Так это и хорошо, – возразила Джин. – Нам будет полезно услышать свежее мнение.

Всю оставшуюся часть их обычной пятикилометровой прогулки Джин, не прекращая махать гантелями, рассказывала Саре о своем читательском кружке. Она с ненужными подробностями говорила о семейном положении, образовании и биографии всех его членов, не забывая упомянуть об их личных достоинствах и приятных особенностях. Бриджит говорит на трех языках и очень много путешествует. Эллис, привлекательная, но очень требовательная, пытается найти счастье уже с третьим мужем. Сын Регины – он всегда был многообещающим мальчиком – недавно стал финансовым директором большой компании. Жозефина забавная и умная, но, к сожалению, память у нее уже не та. Лорель приходит на собрания кружка только летом и осенью, а остальную часть года проводит в Боке, потому что ее муж помешался на гольфе.