Текст книги "Все страхи мира"

Автор книги: Том Клэнси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 75 страниц)

– Эй! – послышался оклик.

– Да? – Бок увидел охранника.

– В это время находиться на стадионе не разрешается.

– Извините. – Он показал два билета. – Я только что купил их и решил посмотреть, где находятся мои места, чтобы знать, куда подъехать на машине. Мне ещё не приходилось наблюдать матч по американскому футболу, – добавил Бок, подчёркивая иностранный акцент. Он слышал, что американцы хорошо относятся к людям с европейским акцентом.

– Лучше всего поставить машину в секторах А или Б. Постарайтесь приехать пораньше, часам к пяти. Тогда вы минуете час пик. Позже дороги могут оказаться забитыми.

Гюнтер с благодарностью кивнул.

– Спасибо. Мы уходим.

– Можете не торопиться, сэр. Ничего серьёзного. Я окликнул вас только из-за установленных правил. Проблемы страховки, понимаете? Если здесь начнут бродить разные люди, с ними может произойти несчастный случай, и тогда они предъявят иск администрации стадиона.

Бок и Расселл направились к выходу. По пути они обошли стадион по нижнему ярусу – Гюнтеру хотелось запомнить конфигурацию сооружения. Тут выяснилось, что это было лишним, – план стадиона оказался напечатанным на обратной стороне билета.

– Увидел всё, что хотел? – спросил Марвин, когда они подошли к автомобилю.

– Да, наверно.

– Ты знаешь, это ловкий манёвр, – размышлял вслух Расселл.

– Ты о чём?

– Привлечь телевидение. Революционеры поступают по-настоящему глупо, не учитывая психологическую сторону. Совсем не обязательно убивать массу людей, достаточно раздразнить их, перепугать, верно?

Бок остановился и взглянул на своего компаньона.

– Ты многому научился, друг мой.

* * *

– Это очень важный материал, – заметил Райан, перелистывая страницы.

– Действительно, я не ожидала, что ситуация настолько плоха, – согласилась Мэри Пэт Фоули.

– Как ты себя чувствуешь?

Старший офицер разведки посмотрела на Джека лукавым взглядом.

– Клайд уже опустился. Теперь жду, когда отойдут воды.

– Клайд? – удивился Райан.

– Да, так я зову его – или её.

– Занимаешься упражнениями?

– Хотелось бы, чтобы в такой форме, как я, был Рокки Бальбоа. Эд уже покрасил детскую. Кроватка готова. Дело только за мной, Джек.

– На сколько дней ты уходишь?

– Четыре недели, может быть, шесть.

– Возможно, я попрошу тебя поработать с этим материалом дома, – произнёс Райан, остановившись на второй странице.

– Сколько угодно – пока ты платишь мне, – засмеялась Мэри Пэт.

– Что ты думаешь об этом?

– Я считаю, что Спинакер – наш лучший источник. Если он утверждает это, по-видимому, так оно и есть.

– Но от других агентов к нам не поступило даже намёка на что-то подобное…

– Именно поэтому у нас и существуют глубоко законспирированные агенты.

– Ты права, – вынужден был согласиться Райан. Информация, поступившая от Спинакера, не представляла собой нечто потрясающее, однако это было первым знаком, после которого начинают беспокоиться о приближающемся землетрясении. С того момента, как русские выдернули пробку из бутылки, Советский Союз мигом начал страдать от заболевания политической шизофренией. Впрочем, это название не соответствует действительности, подумал Райан. Скорее то, что происходит в России, следует называть психическим расстройством, расщеплением личности. Там можно было опознать пять основных политических движений: преданные коммунисты, которые считали, что любой отход от «верного пути» являлся ошибкой (их называли иногда партией «Вперёд к прошлому»); прогрессивные социалисты, стремящиеся создать социализм с человеческим лицом (нечто похожее потерпело сокрушительное поражение в Массачусетсе, вспомнил Райан с кривой улыбкой); центристы, старающиеся установить некоторые элементы капитализма, основанного на рыночной экономике, но обязательно с надёжными социальными гарантиями (любой экономист мог бы объяснить им, что это попытка соединить в одно целое худшие элементы обеих систем); реформисты, целью которых было установить капитализм с некоторыми, пусть небольшими, социальными гарантиями (однако никто не знал, что такое настоящий капитализм, за исключением стремительно развивающегося преступного мира); и наконец, крайне правые, ратующие за консервативное авторитарное правительство (именно такое правительство привело к установлению коммунизма больше семидесяти лет назад). Группы, находящиеся на обоих флангах политического спектра, насчитывали в своём составе по десять процентов от общего количества народных депутатов. Остальные восемьдесят процентов делились, в более или менее равной степени, между тремя расплывчато центристскими движениями. Вполне естественно, что преданность тому или иному движению менялась в зависимости от рассматриваемого вопроса – особенно острой и сеющей распри была проблема окружающей среды, – но самой крупной дикой картой являлось зарождающееся движение за отделение республик, которые всегда были недовольны правлением русских и в особенности политическим диктатом Москвы. Наконец, в каждой из пяти группировок существовали самостоятельные политические группы и группочки. Так, недавно повелись разговоры – со стороны правого крыла, – направленные на то, чтобы пригласить в Москву наиболее вероятного наследника династии Романовых – не для того, чтобы занять престол, а просто чтобы выразить полуофициальное извинение за убийство его родичей. По крайней мере ходили такие слухи. Тот, у кого могла появиться такая мысль, думал Джек, был либо наивнее человека, после того как Алиса скрылась в кроличьей норе, либо политиком с крайне опасной упрощённостью мышления. Впрочем, были и хорошие новости. По сообщению парижского резидента ЦРУ, наследный российский князь лучше разбирался в политике и вопросах собственной безопасности, чем его поручители, и приехать отказался.

А вот плохие новости гласили, что экономическая и политическая обстановка в Советском Союзе выглядела совершенно безнадёжной. Доклад Спинакера всего лишь подтвердил это и обрисовал её в ещё более мрачном свете. Андрей Ильич Нармонов был в отчаянном положении, у него исчезала свобода манёвра, не было времени, новых идей, его покидали союзники. Спинакер писал, что Нармонов слишком увлекался болтовнёй по национальному вопросу и одновременно старался укрепить свои позиции в аппарате безопасности – МВД, КГБ и армии – для того, чтобы силой оружия удержать империю от распада. Однако военные, по сообщению Спинакера, проявляли недовольство как такой задачей, так и тем, насколько неуверенно Нармонов пытается её осуществить.

Ещё со времён Ленина велись разговоры относительно роли советской армии и её политических целей. В этом не было ничего нового. В конце тридцатых годов Сталин железной рукой провёл чистку своего офицерского корпуса; по общему мнению, маршал Тухачевский не представлял никакой политической опасности, это было всего лишь ещё одним проявлением болезненной паранойи Сталина. Хрущёв проделал то же самое в конце пятидесятых годов, хотя и без массовых репрессий; на это его толкнуло желание сберечь средства на танках, положившись на ядерное оружие. И Нармонов уволил в отставку немало генералов и полковников. Им двигало стремление сократить расходы на военные нужды. Однако на этот раз уменьшение военных расходов сопровождалось обновлением политической жизни. Впервые в стране появилась настоящая политическая оппозиция, и дело заключалось в том, что армия владела вооружённой мощью. В качестве противовеса этому на протяжении поколений в КГБ существовало Третье главное управление – оно состояло из офицеров государственной безопасности в военных мундирах. Им вменялось в обязанность следить за армией и контролировать происходящие в ней процессы. Но теперь Третье главное управление представляло собой лишь тень того, чем оно было в прошлом. Военные убедили Нармонова устранить его в качестве предварительного условия на пути к своей цели – созданию подлинно профессиональной армии, преданной стране и подчиняющейся конституции.

Историки любят писать, что эпоха, в которой они живут, является переходной. На этот раз они оказались правы, подумал Джек. Если сейчас не эпоха перемен, трудно представить себе, что же тогда она собой представляет. Что касается Советов, то они оказались между двумя политическими и экономическими системами, в состоянии неустойчивого равновесия, ещё не приняв окончательного решения, куда им повернуть. Ввиду этого политическая ситуация в стране стала опасно уязвимой для… чего? – спросил себя Джек.

Да для чего угодно.

Спинакер сообщал, что на Нармонова оказывают давление, чтобы заставить его заключить сделку с военными, которые входили в политическое движение «Вперёд к прошлому». Нармонов утратил контроль над положением в стране, и существует опасность, предупреждал он, что Советский Союз снова превратится в полувоенную диктатуру.

– Он утверждает, что беседует с глазу на глаз с Андреем Ильичом, – напомнила Мэри Пэт. – Трудно представить себе более надёжный источник развединформации.

– И это тоже верно, – согласился Джек. – Тревожное положение, правда?

– Меня не так беспокоит, что они вернутся к правлению марксистов… Куда более опасно…

– Да, я знаю. Куда опаснее гражданская война. – Гражданская война в стране, где находится тридцать тысяч ядерных боеголовок. Весёленькое дело.

– Мы старались предоставить Нармонову свободу действий. Если наш агент прав, такая политика может оказаться ошибочной.

– А что думает Эд?

– Он согласен со мной. Мы верим Кадышеву. Ведь я завербовала его. Мы с Эдом читали каждое его сообщение. Он поставляет надёжную информацию. Кадышев умён, проницателен, занимает отличное положение и обладает немалым мужеством. Разве когда-нибудь он давал нам неверные сведения?

– Насколько я помню – нет, – ответил Джек.

– И я тоже не помню этого.

Райан откинулся на спинку кресла.

– Бог мой, как мне нравятся такие простые загадки… Не знаю, что и сказать, Мэри Пэт. Я встречался с Нармоновым… он хитрый, изворотливый, крутой сукин сын. У него лоб, как у медного китайского богдыхана. – Джек сделал паузу. А вот о тебе самом нельзя этого сказать, парень, подумал он.

– У всех нас есть слабости. Даже медный лоб может оказаться недостаточно твёрдым. – Миссис Фоули улыбнулась. – Извини за сомнительную метафору. Люди устают. Стресс, напряжение, долгие часы в седле. Действительность подкашивает всех нас. Иначе зачем мне уходить в отпуск? Беременность – отличный предлог для меня. Заниматься младенцем – отнюдь не пикник, но зато я проведу месяц далеко от Лэнгли, буду жить настоящей жизнью вместо того, чем мы занимаемся здесь каждый день. Это одно из преимуществ женщин над мужчинами, док. Вы, мужики, не можете прервать свою деятельность подобно нам. Возможно, в этом и заключается проблема Андрея Ильича. К кому он может обратиться за советом? У кого попросить помощи? Он стоит во главе государства долгое время. Сейчас он столкнулся с постоянно ухудшающейся ситуацией, устал, чувствует себя одиноким. Именно об этом сообщает нам Спинакер, и все подтверждается фактами.

– Если не считать того, что больше никто не говорил нам об этом.

– Но это наш лучший агент, получающий информацию из первоисточника.

– Что и подтверждает круговой характер нашей дискуссии, Мэри Пэт.

– Джек, я изложила тебе свою точку зрения о сообщении, которое мы получили.

– Совершенно верно, мадам. – Райан положил документ на стол.

– Ну и что ты им скажешь? – «Им» значило верхнему эшелону исполнительной власти – Фаулеру, Эллиот, Талботу.

– Думаю, соглашусь с твоей оценкой. Меня она не совсем устраивает, но контраргументов нет. К тому же когда я в прошлый раз не согласился с твоими заключениями, то оказался не прав.

– Знаешь, Джек, ты очень хороший босс.

– А ты очень хорошо умеешь меня успокаивать.

– У всех нас бывают тяжкие дни, – сказала миссис Фоули, с трудом поднимаясь на ноги. – Попытаюсь вернуться к себе в кабинет.

Джек тоже встал, поспешив открыть ей дверь.

– Когда наступит время?

Мэри Пэт улыбнулась ему.

– Тридцать первого октября – канун Дня всех святых, но я вечно запаздываю, и они всегда рождаются большими.

– Береги себя. – Джек посмотрел ей вслед и отправился к директору.

– Вам следует познакомиться вот с этим.

– Нармонов? Слышал, поступило новое сообщение от Спинакера.

– Совершенно верно, сэр.

– Кто будет готовить доклад?

– Я займусь этим сам, – ответил Джек. – Но прежде мне хотелось бы кое-что проверить.

– У меня встреча завтра. Надеюсь, к этому времени всё будет готово.

– Закончу сегодня вечером.

– Отлично. Спасибо, Джек.

* * *

Уже в середине первой четверти матча Гюнтер понял, что операцию нужно проводить здесь. Стадион вмещал шестьдесят две тысячи семьсот двадцать посетителей. Кроме того, по его мнению, ещё тысяча продавцов бутербродов и напитков. Матч, на котором они присутствовали, не был особенно важным, однако Боку стало ясно, что американцы относятся к своему футболу не менее серьёзно, чем европейцы. Вокруг сидело удивительно много посетителей с раскрашенными лицами – в цвета местной команды, конечно. Некоторые вообще разделись до пояса, обнажив разрисованную на манер футболок грудь. На теле красовались огромные номера, принятые в американском футболе. С перил верхних ярусов свешивались лозунги, призывающие к победе. На поле стояли женщины, победительницы конкурсов красоты и танцев. Они дружно размахивали руками, когда игра приостанавливалась, и знаками предлагали зрителям издавать крики, ободряющие команды. Бок впервые увидел и странный вид одобрения, называемый «волной».

Помимо всего прочего Бок понял, каким авторитетом здесь пользуется телевидение. Огромная шумная толпа без всяких возражений принимала перерывы в игре, во время которых компания Эй-би-си передавала рекламу. Подобное взбунтовало бы самую цивилизованную аудиторию европейских футбольных болельщиков. Более того, с помощью телевидения руководили игрой! Телевизионные камеры следили даже за действиями судей на игровом поле. Один из членов судейской коллегии – его показал ему Расселл – просматривал видеозаписи каждого момента матча и принимал решение относительно правильности действий судей на поле. А для того чтобы контролировать действия этого судьи, над трибунами были установлены два гигантских телевизионных экрана, на которых повторялись в записи игровые эпизоды. Если бы что-нибудь вроде этого попробовали в Европе, с каждого футбольного матча уносили бы мёртвых судей и болельщиков. Сочетание буйного энтузиазма и цивилизованного поведения казалось Боку невероятным. Сама игра была не очень интересной, хотя он заметил, что Расселлу она нравится. Ожесточённая свирепость американского футбола то и дело перемежалась продолжительными периодами бездействия. Вспышки гнева и драки между игроками проходили без заметных последствий, потому что на каждом игроке было надето столько защитного снаряжения, что причинить ему вред можно было лишь с помощью пистолета. А какими огромными были американские футболисты! Вряд ли на поле находился атлет весом меньше ста килограммов. С первого взгляда их можно было назвать неуклюжими и нескладными, однако почти все демонстрировали скорость и ловкость, в которые просто было трудно поверить. И всё-таки правила игры казались Боку непостижимыми. Впрочем, он никогда не проявлял интереса к спортивным состязаниям. В юности он играл в футбол, но это было очень давно.

Гюнтер снова обратил внимание на стадион. Это было весьма впечатляющее массивное строение с выпуклой стальной крышей. На сидениях лежали простенькие подушки. Под трибунами располагалось достаточное количество туалетов и множество киосков, в большинстве которых продавалось слабое американское пиво. В общей сложности здесь находилось не меньше шестидесяти пяти тысяч человек, включая продавцов, полицейских и техников с телевидения. Кроме того, близлежащие жилые дома… Бок понял, что ему нужно подробнее познакомиться с последствиями применения ядерного оружия, чтобы оценить число ожидаемых жертв. Никак не меньше сотни тысяч. Может быть, больше. Достаточно. Интересно, сколько людей, присутствующих сейчас на стадионе, вернутся сюда в тот день. Наверно, почти все. Будут сидеть на удобных сиденьях, пить своё холодное жидкое пиво, есть булочки с сосисками и арахис. Бок принимал участие в организации двух инцидентов с самолётами. Один лайнер взорвался в воздухе, попытка похищения другого не удалась. В то время он тоже размышлял о будущих жертвах, которые сидели в комфортабельных креслах, ели посредственную пищу, смотрели кино – не зная, что их жизни находятся под полным контролем людей, о чьём существовании они даже не подозревали. Ничего не зная. В этом заключалась вся прелесть – они не знают, а он знает все. Оттого, что у него в руках жизни других, он чувствовал себя подобно Богу, наблюдающему за толпой. Это, конечно, особенно жестокий и бесчувственный Бог, но ведь и вся история тоже жестока и бесчувственна, правда? Да, операцию нужно провести именно здесь.

Глава 19
Дальнейшие события

– Коммодор, мне трудно поверить в это, – произнёс Рикс как можно спокойнее. Отдохнувший и загорелый, он только что вернулся из поездки на Гавайи. Там он остановился, разумеется, в Пирл-Харборе, чтобы взглянуть на базу подводных лодок. В своих мечтах Рикс был уже командиром первого соединения. Там размещались ударные подводные корабли, но, если командир ударной подлодки сумел встать во главе соединения ракетоносцев, почему бы не случиться обратному?

– Доктор Джонс – отличный специалист, – ответил Манкузо.

– Не сомневаюсь, однако ленты подверглись тщательной проверке. – Это было обычной процедурой и проводилось уже больше тридцати лет. Магнитные ленты с подводных ракетоносцев сразу после возвращения с боевого патрулирования поступали в распоряжение группы экспертов на берегу. Задача экспертов заключалась в том, чтобы проверить действия экипажа подлодки. Главным было убедиться, что никому не удалось сесть «на хвост» ракетоносцу. – Этот Джонс был великолепным акустиком, однако сейчас он работает по контракту и ему нужно как-то оправдать затраченные на него средства, верно? Я вовсе не утверждаю, что он поступил нечестно. Ему поручено разыскивать аномалии, и в этом случае из цепи совпадений он создал целую гипотезу. Все данные перед ним. Действительно, их можно толковать по-разному – черт побери, все данные подвержены двойному толкованию, – однако из всего этого вытекает, что те же самые члены экипажа, которые сумели выследить подлодку класса 688, не смогли обнаружить даже следов русской подводной лодки. Разве такое возможно?

– Это весомое заявление, Гарри. Однако Джонс вовсе не утверждает, что все произошло именно так. По его мнению, вероятность составляет один шанс из трех.

– Мне кажется, скорее один шанс из тысячи, – покачал головой Рикс, – и даже это слишком щедро.

– Как бы то ни было, командующий согласен с твоими выводами. Три дня назад у меня были специалисты из второго оперативного отдела. Они подтвердили эту точку зрения.

Тогда зачем весь этот разговор? – хотел спросить Рикс, но не смог.

– Подлодку проверили на уровень наружного шума, когда она уходила на задание?

Манкузо кивнул.

– Да, 688-й, только вышедший из текущего ремонта. Проверили до последнего звоночка.

– И каков результат?

– Она по-прежнему остаётся «чёрной дырой». Ударная подлодка потеряла её след на расстоянии в три тысячи ярдов при скорости в пять узлов.

– Таким образом, что мы решаем? – спросил Рикс как можно равнодушнее. Это будет записано в его досье и потому особенно важно.

Теперь уже Манкузо не знал, что ответить. Он ещё не принял решения. Чиновник, сидящий в нём, утверждал, что он сделал все правильно. Манкузо выслушал специалиста, работающего по контракту, затем отправил полученные данные вверх по команде в оперативное соединение, – командованию флота и в Пентагон. Результаты анализа – отрицательные. По мнению экспертов, у доктора Джонса наблюдаются параноидальные явления. Однако Манкузо плавал с Джонсом на подлодке «Даллас» в течение трех очень успешных лет, и акустик ни разу не допустил ошибки. Ни единой. За все три года. Русская подлодка класса «Акула» действительно находилась где-то в Аляскинском заливе. С того момента, как патрульный самолёт Р-3 потерял её, и до того момента, как «Адмирал Лунин» всплыл рядом со своей базой, русская подлодка словно исчезла с планеты. Где она обреталась? Если провести круги на карте, исходя из её скорости и времени, можно предположить, что подлодка была в районе патрулирования ракетоносца «Мэн». Можно также предположить, что в соответствующее время она оторвалась от ракетоносца и прибыла на свою базу. Но можно предположить и совсем иное, причём с большей долей вероятности, – «Адмирал Лунин» даже не приближался к району патрулирования американского ракетоносца. Ни «Мэн», ни «Омаха» не обнаружили его. Насколько вероятно, что русская подлодка могла ускользнуть от двух самых совершенных боевых подлодок?

Очень маловероятно.

– Знаешь, что меня беспокоит? – Манкузо посмотрел на Рикса.

– Что?

– Наш флот использует подводные ракетоносцы вот уже больше тридцати лет. Никому не удавалось обнаружить нас в районах с большой глубиной. Когда я служил помощником на «Хэммерхед», мы проводили учения по обнаружению «Джорджии» и получили мощный пинок в зад. Будучи командиром «Далласа», я не пробовал выследить подлодку класса «Огайо», а единственное совместное учение «Пуласки» оказалось для меня самым трудным за всю службу. Зато мне удавалось садиться «на хвост» «Дельтам», «Тайфунам» и всему остальному, что спускали на воду русские. Я сумел сделать снимки корпуса «Викторов». Мы стали такими экспертами в этом деле… – Командир соединения наморщил лоб. – Гарри, мы были самыми лучшими.

Рикс старался говорить спокойно и рассудительно.

– Барт, мы и теперь лучшие в мире. С нами могут сравниться англичане, может быть, да и они отстают. Нет больше никого, равного нам по классу. Но у меня появилась мысль.

– Что за мысль?

– Тебя беспокоят лодки класса «Акула». Я понимаю. Это хорошие лодки, может быть, похожие на наши субмарины класса 637, и это лучшее, что есть у русских. Далее, у нас приказ избегать контактов со всеми подводными лодками, однако ты отметил Росселли за то, что он сумел сесть «на хвост» одной из «Акул» Наверно, командование не похвалило бы тебя за это.

– А ты догадлив, Гарри. Действительно, кое-кому это совсем не понравилось. Но если им не по нраву то, как я командую соединением, пусть ищут другого командира.

– Что нам известно об «Адмирале Лунине»?

– Он находится на верфи, проходит текущий ремонт Выйдет в конце января.

– Судя по тому, что бывало в прошлом, он станет издавать меньше шума.

– Возможно. Ходят слухи, что на «Адмирале» установят новую гидролокационную систему, отстающую от наших лет на десять, – добавил Манкузо.

– Не говоря об акустиках. И всё-таки «Адмирал Лунин» не сравнится с нашими подлодками, даже близко не подойдёт. И мы сможем доказать это.

– Каким образом?

– Почему бы не порекомендовать командованию: пусть любая наша подлодка, встретившая русскую «Акулу», приложит все усилия, чтобы сесть ей «на хвост». Пусть командиры ударных подлодок постараются добиться этого. А если такое без риска обнаружения сможет осуществить ракетоносец, надо разрешить это и ему. Мне кажется, нам не мешает собрать побольше информации о русских субмаринах этого класса. Вдруг они действительно представляют угрозу – в этом случае у нас появятся новые данные – Гарри, командующий от такого предложения просто взовьётся. Ему эта идея придётся не по вкусу. – Однако сам Манкузо был уже захвачен ею, и Рикс понял это.

Он презрительно фыркнул.

– Ну и что? С нами никто не сравнится. Ты это знаешь – я тоже. Да и наверху это хорошо известно. Если хочешь, установим разумные правила.

– Что ты имеешь в виду?

– Каково самое большое расстояние, на протяжении которого удавалось следить за подлодкой класса «Огайо»?

– Четыре тысячи ярдов. Это был Майк Хаймбах на «Скрэнтоне», когда он сел «на хвост» Фрэнку Кемени на «Теннесси». Кемени успел обнаружить Хаймбаха раньше – примерно на одну минуту Если бы разрыв оказался меньшим, это походило бы на заранее спланированное учение.

– Ну хорошо, увеличим расстояние… скажем, в пять раз. Это более чем безопасно, Барт. У Майка Хаймбаха была совершенно новая подлодка, первый вариант новейшей гидролокационной интегрированной системы и три дополнительных акустика из шестой группы, если я не ошибаюсь.

Манкузо кивнул.

– Да, они намеренно провели это испытание и, делая из него выводы, всякий раз истолковывали их не в пользу «Огайо». Им хотелось узнать, можно ли обнаружить наш ракетоносец. Всё было против него – изотермические воды под слоем термоклина и всё остальное.

– И всё-таки «Теннесси» одержал верх, – напомнил Рикс. – Фрэнку дали команду не проявлять излишнюю бдительность, и все равно он обнаружил ударную подлодку раньше. Насколько я помню, он успел закончить расчёты торпедного залпа на три минуты быстрее Майка.

– Это верно. – Манкузо задумался. – Пусть минимальное расстояние составит двадцать пять тысяч ярдов – не ближе.

– Отлично. Я не сомневаюсь, что смогу следить за «Акулой» на этом расстоянии. На моей лодке превосходная гидролокационная система и хорошие акустики – да что я говорю, так обстоит дело на всех ракетоносцах. Если я столкнусь с ним, то сяду ему «на хвост» и соберу всю информацию, в которой мы нуждаемся. Проведу вокруг него кольцо радиусом в двадцать пять тысяч ярдов и не нарушу эту границу. Не может быть, чтобы и он сумел меня обнаружить.

– Пять лет назад командование расстреляло бы нас обоих за одни такие разговоры, – заметил Манкузо.

– Сейчас другое время. Понимаешь, Барт, можно проверить это на подлодке 688-го класса, подогнать её гораздо ближе, но что это докажет? Зачем размениваться на мелочи? Если мы действительно обеспокоены уязвимостью ракетоносцев, нужно провести настоящее испытание.

– Ты уверен, что справишься?

– Конечно, черт побери! Я представлю своё предложение в оперативный отдел в письменном виде, а ты можешь переслать его выше.

– Ты отдаёшь себе отчёт в том, что оно окажется в Вашингтоне?

– Да. Никаких больше заявлений о том, что «мы прячемся с гордостью». Да за кого нас принимают? Мы что, старые бабы? Разрази меня гром, Барт, я командую боевым кораблём – боевым! Если кто-то хочет убедиться в моей уязвимости, то я берусь доказать, что это – полная чепуха! Никому не удавалось сесть мне «на хвост». Никому не удастся, и я докажу это.

Беседа шла совсем не так, как ожидал Манкузо. Рикс разговаривал как настоящий подводник. Такой разговор нравился коммодору.

– Тебе придётся выдержать немало критики. Мы зажигаем фитиль, и огонь помчится дальше.

– Критика обрушится и на тебя.

– Я командую соединением. Меня все критикуют.

– Готов рискнуть, Барт. Сначала мне придётся как следует подготовить свою команду – в особенности акустиков и группу слежения. У меня достаточно времени и отличные специалисты.

– Хорошо. Дай мне своё предложение в письменном виде. Я одобрю его и пошлю дальше.

– Видишь, как все просто? – ухмыльнулся Рикс. Если тебе хочется стать лучшим командиром в соединении, где подлодками командуют отличные шкиперы, подумал он, нужно выделиться из общей массы. Оперативное управление в Пентагоне наверняка проявит большой интерес. Они обратят внимание, что автором этого предложения является Гарри Рикс, известный им как умный и осторожный командир. Исходя из этого, а также при поддержке Манкузо, поколебавшись, там согласятся с таким планом. Утвердится образ Гарри Рикса – лучшего инженера-подводника в американском ВМФ, человека, готового делами доказать свою правоту. Да, неплохой образ. Его заметят и запомнят.

– Ну, как тебе понравились Гавайи? – поинтересовался Манкузо, очень довольный командиром «золотого» экипажа ракетоносца «Мэн».

* * *

– Интересные сведения по Астрофизическому институту Карла Маркса. – Полковник передал Головко пачку чёрно-белых фотографий.

Первый заместитель председателя КГБ посмотрел на фотографии и положил их на стол.

– Пустое здание?

– Почти пустое. Но внутри мы нашли вот это – грузовой манифест и накладная на пять станков американского производства. Новейшие станки, очень совершенные и чрезвычайно дорогие.

– Для чего они применяются?

– У них широкое использование. Например, их применяют при обработке зеркал для астрономических телескопов, что соответствует профилю института. Наши друзья в Арзамасе сообщили нам, однако, что такие же станки используются для обработки компонентов ядерного оружия.

– Расскажите об институте подробнее.

– Он представляется совершенно законным. Во главе его должен был стоять ведущий астроном, известный не только в ГДР, но и за границей. Теперь институт присоединён к Институту Макса Планка в Берлине. Они намерены создать крупный телескоп в Чили и проектируют космический спутник, ведущий наблюдение в рентгеновском диапазоне, вместе с Европейским агентством космических исследований. Следует заметить, что принцип действия телескопов, работающих в диапазоне рентгеновского излучения, примерно такой же, что используется в области создания ядерного оружия.

– Как отличить научные исследования…

– Между ними нет различий, – признал полковник. – Я проверял это. От нас самих просочилась информация по этой тематике.

– Что? Каким образом?

– В различных научных журналах опубликовано несколько статей по физике звёзд. Одна из статей так и начинается словами:

«Вообразите центральное ядро звезды с постоянными изменениями рентгеновских потоков». Причём сюда нужно внести маленькую поправку: автор описывает звезду с потоком излучения во много раз интенсивнее, чем ядро любой звезды, – на четырнадцать порядков.

– Не понимаю, – буркнул Головко. Ему было трудно следить за этой научной тарабарщиной.

– Автор описал физическую среду, активность которой в сто тысяч миллиардов раз превосходит активность в ядре любой звезды. Фактически это описание процессов, происходящих внутри термоядерной бомбы в момент её детонации.

– И каким образом такое могло пройти мимо цензоров? – спросил Головко, не скрывая изумления.

– Товарищ генерал, не следует переоценивать научную подготовку наших цензоров. Как только один из них увидел фразу «вообразите центральное ядро звезды», он сразу сделал вывод, что содержание статьи не имеет отношения к безопасности государства. Эта статья была напечатана пятнадцать лет назад. Но были и другие. За последнюю неделю мне стало ясно, насколько бесполезны наши меры по обеспечению безопасности, направленные на сохранение тайн. А теперь представьте себе, что публикуют американцы, у которых нет секретности в науке. К счастью, только очень умные люди могут усвоить всю информацию, которая содержится в публикациях. Но такие люди существуют, и в этом нет ничего невероятного. Я говорил с группой молодых инженеров в Кыштыме. С небольшой помощью со стороны комитета можно провести глубокое исследование, насколько широки сведения, содержащиеся в открытой научной литературе. На это потребуется пять-шесть месяцев. Такое исследование не окажет прямого воздействия на наш проект, но мне кажется, что оно будет в высшей степени полезным. Я думаю, мы серьёзно недооцениваем опасность появления ядерного оружия в странах третьего мира.