Текст книги "Все страхи мира"

Автор книги: Том Клэнси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 75 страниц)

Фаулер протянул руку и налил себе чашку кофе. Делать это одной рукой было неловко, но он справился. По утрам он пил чёрный кофе. Сделав первый глоток, президент нажал на кнопку дистанционного управления и включил телевизор, настроенный на канал Си-эн-эн. Как всегда, главной новостью – там уже перевалило за два часа дня – был Рим.

– М-м-м… – Элизабет повернула голову, и её волосы упали ему на грудь. Она всегда просыпалась медленнее его. Фаулер провёл пальцем по её спине, и Элизабет прижалась к нему в последний раз перед тем, как открыть глаза. И сразу в панике подняла голову.

– Боб!

– Да?

– Кто-то заходил сюда! – Она показала на поднос с чашками. Ей было ясно, что Фаулер не выходил из спальни за кофе.

– Налить тебе кофе?

– Но, Боб…

– Послушай, Элизабет, агенты, стоящие у двери, знают, что ты со мной. Разве мы скрываем что-то ужасное? Да и от кого скрываем?

Черт побери, здесь, наверно, полно микрофонов. – Никогда раньше он не говорил этого. Он не был уверен, установлены микрофоны в его спальне или нет, и не хотел задавать вопросов. Но этого следовало ожидать. Профессиональная мания преследования Секретной службы не позволяла агентам доверять Элизабет или кому-нибудь другому – кроме президента. Поэтому, попытайся она убить его, телохранители хотели знать об этом, чтобы распахнуть дверь и ворваться в спальню с револьверами наготове – ворваться и спасти «Ястреба» от его любовницы. Скорее всего микрофоны всё-таки были установлены. Может быть, и видеокамеры? Нет, камер, наверно, не было, но подслушивающие устройства скрывались где-то наверняка. Фаулеру эта мысль показалась даже несколько возбуждающей, хотя авторы передовиц никогда в это не поверили бы. Только не Ледяной человек.

– Боже мой! – Такая мысль не приходила Лиз Эллиот в голову. Она приподнялась, и её обнажённая грудь колыхнулась перед его глазами. Однако Фаулер не был сторонником утренних развлечений. Утро предназначалось для работы.

– Я ведь президент, Элизабет, – напомнил Фаулер, когда она разжала свои объятия. Тут и ей пришла в голову мысль о скрытых видеокамерах, и она поспешно накинула одеяло. Фаулер улыбнулся, подумав, насколько все это глупо. – Налить тебе кофе? – повторил он.

Элизабет Эллиот едва не хихикнула. Она лежит в кровати президента совершенно голая, а у двери спальни стоят вооружённые охранники. А Боб к тому же впустил кого-то в комнату! Это просто невероятно. Интересно, накрыл ли он её одеялом? Ей захотелось спросить об этом, но затем она удержалась от вопроса, опасаясь, что он продемонстрирует своё несколько искажённое чувство юмора, которое бывает наиболее забавным, когда Фаулер добавляет к нему немного жестокости. И всё-таки… Разве у неё когда-нибудь был такой хороший любовник, как он? Первый раз – столько лет назад, но тогда он был таким терпеливым, таким… почтительным. С ним было так легко иметь дело. Эллиот улыбнулась про себя. Его можно было заставить поступать именно так, как ей хотелось, когда хотелось, и он повиновался с такой готовностью, потому что ему нравилось доставлять наслаждение женщине. Интересно, почему? – подумала Элизабет. Может быть, он хочет, чтобы его вспоминали. В конце концов он – профессиональный политик, а все они мечтают, чтобы в учебниках истории о них осталось хоть несколько строк. Ну что ж, он добился своего, так или иначе. Каждый президент оставляет след в истории, помнят даже Гранта и Хардинга, а сейчас происходит такое… Но даже в отношениях с женщинами ему хотелось, чтобы его помнили, и потому он поступал так, как требовала она, – если только у женщины хватало ума попросить.

– Сделай погромче, – сказала Лиз. И с удовольствием заметила, что Фаулер тотчас исполнил её просьбу. Ему так хочется угодить ей, даже в этом. Тогда почему он впустил в спальню какого-то лакея с кофе? Так трудно понять этого человека. Он уже читал телефаксы, полученные из Рима.

– Знаешь, милая, похоже, что всё пройдёт успешно. Ты уже приготовилась к отъезду, Элизабет?

– Почему ты так уверен?

– Саудовцы и израильтяне сумели договориться вчера вечером по одному важному вопросу… так считает Брент. Боже, это просто удивительно! Он провёл отдельные совещания с обеими сторонами, и обе предложили одинаковые поправки… тогда Брент принял меры, чтобы они не узнали об этом, – просто ходил из одной комнаты в другую и передавал, что поправка, возможно, окажется приемлемой… затем совершил ещё один тур и сообщил, что обе стороны согласились! Ха-ха! – Фаулер шлёпнул ладонью по странице. – Брент действительно умеет работать. А этот Райан умён! Меня он тоже раздражает своим самомнением, но его идея…

– Перестань, Боб! В этой идее ничего нового. Райан просто повторил мысли, которые многие высказывали на протяжении ряда лет. То, что сказал Райан, оказалось новым для Арни, но ведь ты знаешь, что интересы Арни ограничиваются оградой Белого дома. Хвалить Райана за это – все равно что утверждать, будто он сумел организовать для тебя красивый закат.

– Пожалуй, – согласился президент. Вообще-то он считал, что в концепции заместителя директора ЦРУ было нечто большее, но ему не хотелось спорить с Элизабет. – И всё-таки он неплохо поработал в Саудовской Аравии, помнишь?

– Если бы он научился молчать, то был бы куда полезнее. Хорошо, он неплохо провёл переговоры с саудовцами. Но это вряд ли станет великой страницей в американской внешней политике, правда? Вести переговоры – его работа. Брент и Деннис – вот кто по-настоящему отличились, совсем не Райан.

– Пожалуй, ты права. Именно они сумели дать правильное направление конференции… Брент пишет, что понадобятся ещё три дня, может быть, четыре. – Президент передал Элизабет пачку документов. Ему нужно было вставать и готовиться к рабочему дню, но перед этим он провёл рукой по выпуклости под простыней, чтобы показать…

– Перестань! – игриво хихикнула Лиз. Он послушно убрал руку. Чтобы смягчить удар, она наклонилась для поцелуя и получила ответный в полном объёме, не исключая дурного запаха изо рта.

* * *

– Какого черта? – спросил водитель грузовика на пункте погрузки. Четыре огромных трейлера стояли один за другим в стороне от штабелей леса, готового к отправке в Японию. – Когда я приезжал сюда в прошлый раз, они уже стояли здесь.

– Готовятся к отправке в Японию, – ответил диспетчер, просматривая погрузочную ведомость шофёра.

– Тогда почему их не отправляют?

– Это – необычный груз. Японцы заплатили за то, чтобы бревна полежали вот так, оплатили трейлеры и всё остальное. Ходят слухи, что бревна будут служить балками для церкви или храма – или чего-то вроде этого. Да ты присмотрись – они обвязаны цепями. Не только цепями – и шёлковой верёвкой, но именно цепи крепят их вместе. Мне говорили, это что-то вроде традиции храма. Погрузить их на корабль в таком виде будет нелегко.

– Платить за арендованные трейлеры только для того, чтобы бревна лежали в одном специальном месте? Да ещё так крепить их цепями. Боже мой! У них больше денег, чем мозгов, верно?

– Тебе-то какое дело? – ответил диспетчер, которому надоели одни и те же вопросы всякий раз, когда в его кабинет заходил какой-нибудь водитель.

А бревна лежали на трейлерах. По-видимому, думал диспетчер, их хотели немного подсушить. Но если собирались поступить именно так, то до конца не сумели все продумать. Лето оказалось самым влажным – причём в районе, отличающемся осадками. Поэтому бревна, пропитанные влагой ещё тогда, когда было повалено само дерево, просто впитывали ещё больше воды от дождя, всё время лившего на лесосклад. Кроме того, влага проникала внутрь брёвен через обнажённые капилляры обрезанных на лесосеке веток. Сейчас бревна стали, наверно, ещё тяжелее, чем в тот момент, когда повалили дерево. Может быть, их следовало накрыть брезентом, подумал диспетчер. Но тогда влага так никогда и не испарится. К тому же было сказано, чтобы бревна просто лежали на трейлерах. Вот и сейчас шёл дождь. Двор лесного склада превращался в настоящее болото, а колеса грузовиков и автопогрузчиков только разбивали его поверхность. Впрочем, может быть, у японцев были свои планы, как высушить и обработать бревна. В соответствии с их распоряжениями по-настоящему выдержать бревна здесь было нельзя. В конце концов, это их деньги, подумал диспетчер. Даже когда бревна будут грузить на лесовоз «Джордж Макриди», они окажутся на палубе – ведь их будут грузить в последнюю очередь. А уж на палубе они станут ещё более влажными, в этом можно не сомневаться. Тогда с ними нужно будет обращаться особенно осторожно, решил диспетчер. Если бревна окажутся в реке, они вряд ли смогут плавать на поверхности.

* * *

Крестьянин знал, что его внуки тяготились нищетой и отсталостью своего деда. Они сопротивлялись, когда он обнимал их и целовал, да и, наверно, не хотели ехать сюда. Впрочем, он не обижался на них. Сегодня у детей не было такого уважения к старшим, как у его поколения. Может быть, такова цена более широких возможностей, открывающихся перед ними. Нарушался непрерывный цикл веков. Жизнь крестьянина мало отличалась от жизни десяти поколений его предков, а вот его сын жил уже лучше, несмотря на увечья, и его дети будут жить ещё лучше. Мальчики гордились своим отцом. Стоило их одноклассникам начать насмехаться над верой друзов, как они заявляли, что их отец воевал с ненавистными сионистами, был ранен и даже убил нескольких израильтян. Сирийское правительство всё-таки не оставалось совсем равнодушным к раненым ветеранам. Сын крестьянина занимался своим скромным бизнесом, и правительственные чиновники не докучали ему – а ведь обычно мелкие бизнесмены немало страдали от бюрократов. Женился он довольно поздно, что для этого региона было необычным. Его жена была достаточно привлекательной женщиной и оказывала уважение свёкру – что, возможно, объяснялось её благодарностью за то, что старик никогда не проявлял желания переселиться к сыну. Крестьянин очень гордился своими внуками – крепкими, здоровыми и упрямыми мальчиками, какими им и следовало быть в таком возрасте. Его сын тоже гордился детьми и преуспевал в своём деле. Вместе с отцом он вышел на поле после обеда. Сын посмотрел на огород, который когда-то полол, и почувствовал угрызения совести при мысли о том, что его старый отец все ещё работает здесь каждый день. Но разве он не предлагал ему переселиться в город и жить вместе с семьёй? Ведь он ему и деньги хотел дать, но отец отказался. Может быть, у него мало нажитого, но упрямой гордости хватает.

– В этом году огород выглядит очень неплохо.

– Да, прошли дожди, – согласился отец. – Появилось много ягнят. Это был хороший год. А как дела у тебя?

– Лучше не бывает. Мне бы не хотелось, чтобы ты так много работал, отец.

– А! – Старый крестьянин махнул рукой. – Другой жизни я не знаю. Здесь мои корни.

Какое мужество, с восхищением подумал сын. Мужество и настойчивость. Несмотря ни на что, старик безропотно переносит все. Он не смог обеспечить сына, зато передал свою стойкость и мужество. Когда юноша пришёл в себя, он лежал, израненный и оглушённый, на Голанских высотах, в двадцати метрах от дымящихся обломков бронетранспортёра. Он мог бы просто закрыть глаза и умереть, с выбитым глазом и окровавленным обрубком левой руки, который врачи потом удалили. Конечно, он мог сдаться и умереть, но юноша знал, что его отец поступил бы по-другому. Поэтому он встал и прошёл шесть километров до пункта «скорой помощи» батальона, принёс с собой винтовку и согласился на операцию лишь после того, как доложил о случившемся. Его наградили за проявленное мужество, а командир батальона оказал ему помощь и облегчил жизнь – дал немного денег, чтобы солдат мог открыть маленькую лавку, и позаботился о том, чтобы местные власти относились к ветерану с уважением. Да, полковник дал ему деньги, а вот мужество он унаследовал от своего отца. Жаль, что старик отказывается от всякой помощи.

– Сын, мне нужен твой совет.

Это было что-то новое.

– Конечно, отец.

– Пошли, я покажу тебе что-то. – Старый крестьянин вывел сына в огород, туда, где росла морковь. Затем он ногой очистил землю с…

– Стой! – испуганно выкрикнул сын, взял отца за руку и оттащил назад. – Боже мой, сколько времени лежит она в огороде?

– С того самого дня, когда ранили тебя, – ответил старик. Рука сына непроизвольно поднялась к пустой глазнице, которую закрывала чёрная повязка, и на мгновение, полное ужаса, перед ним пронеслись события того страшного дня. Ослепительная вспышка, взрывная волна, выбросившая его из бронетранспортёра, дикие крики товарищей, гибнущих в пылающей машине. Это – дело рук израильтян. Они убили его мать, а теперь сделали это!

Но что упало в огород отца? Он приказал старику оставаться на месте, а сам вернулся, чтобы взглянуть повнимательнее. Он шёл с крайней осторожностью, словно пересекал минное поле. В армии он служил в сапёрной части, и хотя его подразделение придали пехоте, их задачей было заложить мины. Бомба, лежащая перед ним, была огромной; похоже, весом в тысячу килограммов. Несомненно, израильская – он узнал по цвету. Он повернулся и посмотрел на отца.

– Значит, она лежит здесь с того времени?

– Да. Она тогда ушла глубоко под землю, и я засыпал воронку. Должно быть, поднялась на поверхность из-за морозов. Ты думаешь, она опасная? Она ведь неисправная?

– Отец, такие бомбы никогда не выходят из строя полностью. Она очень опасна. И так велика, что в случае взрыва уничтожит дом и тебя вместе с ним!

Старый крестьянин презрительно махнул рукой.

– Если она хотела взорваться, то взорвалась бы сразу, как упала.

– Это не правда! Ты должен послушаться меня. Не подходи к этой ужасной бомбе!

– Как же тогда обрабатывать огород? – Логика крестьянина была проста.

– Я приму меры, чтобы её убрали. Тогда ты сможешь спокойно заниматься огородом. – Сын задумался. Действительно, с удалением бомбы возникает немало проблем. В сирийской армии не было квалифицированных сапёров, способных разряжать невзорвавшиеся бомбы. Сирийцы просто взрывали их на месте падения. Такой метод был исключительно прост и надёжен, но его отец не переживёт уничтожения своего дома. Предположим, старик выдержит и этот удар. Тогда придётся забрать его к себе, а жена будет очень недовольна этим. Построить же новый дом будет невозможно – как он сумеет помочь отцу, работая всего лишь одной рукой? Значит, бомбу надо убрать – но кто возьмётся за эту работу?

– Обещай мне, что не будешь входить в огород! – сурово потребовал сын.

– Разумеется, я сделаю все, как ты скажешь, – ответил отец, хотя вовсе не намерен был исполнять приказы сына. – Когда её заберут?

– Не знаю. Мне понадобится несколько дней.

Старый крестьянин кивнул. Может быть, он всё-таки последует советам сына – по крайней мере не будет приближаться к невзорвавшейся бомбе. Она, конечно, мёртвая, что бы там ни говорил его сын. Старик хорошо разбирался в судьбе. Если бы бомба хотела убить его, это бы уже свершилось. Какое ещё несчастье обошло его стороной?

* * *

На следующий день репортёры смогли, наконец, взяться за работу. Появился объект, представляющий интерес для аудитории. На автомобиле средь бела дня прибыл Димитриос Ставракос, патриарх Константинопольский, – он наотрез отказался лететь на вертолёте.

– Монахиня с бородой? – произнёс оператор в микрофон, включив максимальное увеличение. Швейцарские гвардейцы вскинули алебарды в знак приветствия, и епископ О'Тул проводил почётного гостя внутрь. Ворота захлопнулись.

– Грек, – тут же заметил комментатор. – Представитель греческой православной церкви, епископ, наверно. Интересно, что ему здесь надо?

– А что нам известно о Греческой православной церкви? – спросил продюсер.

– Они не подчиняются папе римскому. Их священники могут иметь жён. Один раз израильтяне бросили православного священника в тюрьму, по-моему, за то, что он снабжал арабов оружием, – услышали все в своих наушниках чьи-то размышления.

– Выходит, греческие православные священники уживаются с арабами, но независимы от папы римского? Какие у них отношения с израильтянами?

– Не знаю, – признался продюсер. – Было бы неплохо познакомиться с этим поближе.

– Таким образом, сейчас в эти переговоры вовлечены четыре религиозные группы.

– Я думаю вот о чём. Принимает ли Ватикан в этом активное участие или просто предложил воспользоваться своей территорией в качестве нейтральной? – спросил комментатор. Подобно большинству известных комментаторов, он чувствовал себя как рыба в воде, лишь когда на электронном экране, невидимом для зрителей, появлялся текст, который он читал.

– А раньше такое случалось? Если кому-то требуется нейтральная территория, для этого пользуются Женевой, – заметил оператор. Женева ему нравилась.

– Что тут произошло? – В будку вошла одна из сотрудниц исследовательской группы. Продюсер рассказал ей.

– Нельзя ли прокрутить ленту ещё раз? – попросила сотрудница.

Техники повторили церемонию прибытия автомобиля, записанную на видеомагнитофон.

– Димитриос Ставракос. Он патриарх Константинополя, то есть Стамбула, Рик. Глава всех православных церквей, что-то вроде папы римского для католиков. Греческая, русская и болгарская православные церкви имеют своих глав, но все подчиняются патриарху. Что-то в этом роде.

– Их священнослужителям разрешают жениться – это правда?

– Насколько я помню, священникам это разрешается… но начиная с епископа или выше, приходится соблюдать безбрачие…

– Жаль, – заметил Рик.

– Именно Ставракос возглавлял битву с католиками относительно церкви Рождества Христова в прошлом году – и, по-моему, одержал верх. Это привело нескольких католических епископов в ярость. Но почему он здесь?

– Вот мы и ждём от тебя ответа на этот вопрос, Энджи! – воскликнул комментатор.

– Поспокойнее, Рик, ведь у тебя повышенное давление. – Энджи Мирилес устала от пререканий с телезвездами, у которых разреженное пространство вместо мозгов. Она помолчала, отхлебнула кофе из чашки, задумалась и торжественно заявила:

– Думаю, мне всё ясно.

– Тогда, может быть, поделишься с нами?

* * *

– Добро пожаловать! – Кардинал Д'Антонио поцеловал Ставракоса в обе щеки. Жёсткая борода делала такую церемонию не очень приятной, но что поделаешь… Затем кардинал отвёл патриарха в зал заседаний. Вокруг стола сидели шестнадцать человек, одно кресло пустовало. Ставракос занял его.

– Мы признательны вам, что вы согласились присоединиться к нам, – обратился к нему госсекретарь Талбот.

– Разве можно отказаться от подобного приглашения? – ответил патриарх.

– Вы ознакомились с основными материалами? – Пакет с документами был доставлен патриарху курьером.

– Это – далеко идущая идея, – осторожно произнёс Ставракос.

– Согласны ли вы с ролью, которая вам отводится договором? События развиваются чересчур быстро, подумал патриарх. Но…

– Да, – просто ответил он. – Мне требуется полная власть над всеми христианскими святынями. Если нет возражений против этого, я готов присоединиться к соглашению.

Д'Антонио удалось сохранить бесстрастную маску на лице. Он заставил себя несколько раз глубоко вздохнуть и поспешно вознёс молитву, прося о божественном вмешательстве, но потом так и не сумел понять, последовало оно или нет.

– Уже слишком поздно рассматривать такое радикальное требование. – Головы участников повернулись в сторону говорящего. Это был Дмитрий Попов, первый заместитель министра иностранных дел Советского Союза. – Кроме того, будет опрометчивым стремиться к односторонней выгоде после того, как все присутствующие здесь пошли на столь значительные уступки. Неужели вы захотите помешать достижению всеобщего согласия лишь на основе собственных стремлений?

Ставракос не привык выслушивать такие прямые упрёки.

– Вопрос о христианских святынях не является основным в нашем соглашении, ваше святейшество, – заметил госсекретарь Талбот, обращаясь к патриарху. – Нас не может не разочаровать, однако, что вы оговариваете своё участие какими-то предварительными условиями.

– Может быть, я не совсем разобрался в присланном мне материале, – ответил Ставракос, отступая перед натиском. – Не могли бы вы разъяснить, каков будет мой статус?

* * *

– Ни в коем случае, – фыркнул комментатор.

– Почему? – ответила Анджела Мирилес. – Разве может быть иное объяснение?

– Это уж слишком.

– Действительно, кажется невероятным, – согласилась Мирилес, – но иного объяснения у нас нет.

– Поверю только в том случае, если увижу своими глазами.

– Может быть, и не увидишь. Ставракос не испытывает особенно тёплых чувств к римской католической церкви. Их ссора в прошлое Рождество была весьма неприятной.

– Тогда почему мы не сообщили о ней?

– Да потому, что были слишком заняты разговорами о снижении спроса на рождественской распродаже, – бросила Мирилес и подумала про себя: Боже, какой идиот!

* * *

– Значит, будет создана отдельная комиссия? – Это совсем не нравилось Ставракосу.

– Митрополит хочет направить своего представителя, – заметил Попов. Дмитрий Попов все ещё верил в Маркса больше, чем в Бога, однако русская православная церковь была русской и участие русского представителя в соглашении должно быть реальным, хотя и будет касаться маловажных вопросов. – Должен признаться, что ситуация представляется мне странной. Неужели мы задержим принятие соглашения из-за споров, какая христианская религия является более влиятельной? Мы приехали сюда, чтобы разрядить напряжённость, которая может привести к войне между евреями и мусульманами. А на пути решения этой потенциально опасной проблемы стоят христиане? – Попов говорил, глядя в потолок. Слишком уж театрально, подумал Д'Антонио.

– Этот вопрос, не имеющий прямого отношения к делу, лучше всего оставить на рассмотрение специального комитета христианского духовенства, – позволил себе наконец высказать свою точку зрения кардинал Д'Антонио. – Перед лицом Бога даю вам слово, что разногласия между нашими исповеданиями закончатся раз и навсегда!

Уже слышали это и не раз, напомнил себе Ставракос, – но всё-таки… Всё-таки почему он позволил себе быть таким мелочным? Он также напомнил себе о том, чему учит священное писание и что он верит каждому его слову. Я ставлю себя в дурацкое положение – перед католиками и русскими! Он вспомнил вдобавок, что турки едва терпят его присутствие в Стамбуле – Константинополе! – а принятие соглашения предоставит ему возможность завоевать колоссальный престиж для всех православных церквей и укрепит его положение как патриарха.

– Прошу извинить меня. Прошлые инциденты, достойные сожаления, оказали слишком большое влияние на моё здравомыслие. Да, я поддерживаю это соглашение и верю, что мои братья сдержат своё слово.

Брент Талбот откинулся на спинку кресла и мысленно вознёс свою благодарственную молитву. Вообще-то молитвы не входили в ежедневный обиход государственного секретаря, но здесь, в этом окружении, разве можно поступить иначе?

– В таком случае мы достигли согласия по всем вопросам. – Талбот обвёл взглядом сидящих за столом и увидел, что одна за другой их головы склоняются в утвердительном кивке – одни с энтузиазмом, другие в знак того, что вынуждены согласиться. Но все до единого высказали своё одобрение. Итак, согласие достигнуто.

– Мистер Адлер, когда документы будут готовы для парафирования? – спросил Д'Антонио.

– Через два часа, ваше преосвященство.

– Ваше высочество, – произнёс Талбот вставая, – ваши преосвященства, господа министры, мы успешно завершили нашу работу.

Как ни странно, присутствующие не сразу поняли, чего они добились. Переговоры продолжались довольно долго, и, как это всегда бывает с подобными переговорами, процесс их проведения превратился в действительность, а цель стала чем-то отдельным. Теперь они внезапно оказались там, куда стремились, и это чудо стало для них чем-то нереальным. Действительно, результаты, которых им удалось достигнуть, превзошли ожидания даже этих людей, исключительно опытных в деле разработки и достижения внешнеполитических целей. Участники встали вслед за Талботом, и это движение, чувство облегчения от выпрямленных ног изменили их способность к восприятию окружающего мира. Один за другим они начали понимать, чего добились. Что ещё более важно, начали понимать, что действительно решили эту сложнейшую задачу. Произошло невозможное.

Давид Ашкенази обошёл вокруг стола и приблизился к принцу Али, который представлял свою страну на этих переговорах. Подойдя к нему, он протянул руку. Рукопожатия оказалось недостаточно.

Принц обнял министра.

– Бог свидетель, отныне между нами мир, Давид.

– После всех этих лет, – произнёс бывший израильский танкист. Ещё лейтенантом Ашкенази принимал участие в боях за Суэц в 1956 году, уже капитаном дрался в 1967-м, и его резервный батальон пришёл на помощь бригадам, оборонявшимся на Голанских высотах в 1973-м. Оба были удивлены разразившимися аплодисментами. Израильтянин неожиданно разрыдался, что его невероятно смутило.

– Не надо стыдиться слез, Давид. Твоё личное мужество всем нам хорошо известно, – постарался успокоить его Али. – Кто, как не солдат, должен участвовать в заключении мира?

– Столько погибших. Такие молодые люди – юноши с обеих сторон, Али. Такие юные…

– Но теперь этому пришёл конец.

– Дмитрий, твоя помощь была исключительно полезна, – обратился Талбот к своему русскому коллеге, стоявшему у другого конца стола.

– Поразительно, каких результатов можно достигнуть, когда мы готовы пойти навстречу друг другу, не так ли?

Талбот выразил ту же мысль, что пришла в голову Ашкенази:

– Мы потеряли целых два поколения, Дмитрий. Сколько времени потрачено напрасно.

– Да, но потерянное время уже не вернуть, – покачал головой Попов. – Хорошо, что нам хватило ума не терять больше. – На лице русского появилась лукавая улыбка. – В такой момент на столе должна быть водка.

Талбот кивнул в сторону принца Али.

– Не все здесь переносят спиртное.

– Господи, как они живут без водки? – улыбнулся Попов.

– Одна из тайн жизни, Дмитрий. А теперь нам обоим нужно послать телеграммы.

– Совершенно верно, дружище.

* * *

К ярости всех корреспондентов, собравшихся в Риме, первой напечатала сенсационное сообщение корреспондентка газеты «Вашингтон пост» в столице Америки. Этого следовало ожидать. У неё оказался свой источник информации: сержант ВВС, которая занималась электронными приборами на VC-25A, новом президентском самолёте «Боинг-747». Сержант получила полный инструктаж от журналистки. Все знали, что президент собирается лететь в Рим, – лишь дата вылета оставалась неизвестной. Как только сержанту сообщили, что она должна приготовиться к вылету, женщина позвонила якобы домой, чтобы проверить, доставили ли её парадную форму из химчистки. Нет ничего преступного в том, что она ошиблась и набрала не тот номер. Получилось так, что на автоответчике журналистки появилась эта странная запись относительно парадной формы. Такой ответ журналистка должна была дать в случае расследования, но на этот раз все обошлось, и она надеялась, что так будет и дальше.

Час спустя, во время самого обычного утреннего брифинга, проводимого пресс-секретарём президента для журналистов, аккредитованных в Белом доме, репортёр «Вашингтон пост» заявила, что, по «непроверенным данным», Фаулер вылетает в Рим – значит ли это, что переговоры зашли в тупик или что они закончились успешно? Пресс-секретаря этот вопрос застал врасплох. Всего десять минут назад ему сообщили, что он летит в Рим, и, как всегда, заставили поклясться в сохранении полной тайны. Такое требование было столь же неожиданным, как солнечный свет в день, когда небо затянуто облаками. Он заколебался, услышав неожиданный вопрос, чем удивил человека, которому было поручено организовать «утечку» информации о вылете президента – но лишь после обеда, во время вечерней пресс-конференции. Заявление пресс-секретаря: «У меня нет информации» – прозвучало недостаточно убедительно, и корреспонденты при Белом доме почувствовали неладное. У них были на руках экземпляры расписания встреч и совещаний президента, а следовательно, там значились имена, у которых можно навести справки.

Выяснилось, что сотрудники аппарата Белого дома уже принялись обзванивать тех, кто значился в этом списке, чтобы отменить назначенные ранее приёмы и заседания. Даже президент не может позволить себе поставить в трудное положение важных лиц, не предупредив их заранее. Разумеется, сами эти лица умели хранить секреты, а вот их помощники и секретари далеко не все обладали той же способностью. Короче говоря, это был классический пример того, откуда получает сведения свободная пресса. Люди, которым доверяют информацию, не в состоянии хранить её – особенно если это секретная информация. Уже через час были получены сведения из четырех самых разных источников: президент Фаулер отменил встречи и совещания на ближайшие несколько дней. Значит, он куда-то отправляется и уж точно не в Пеорию. Для телевизионных компаний этого было достаточно, чтобы выпустить поспешно написанные бюллетени, сразу за которыми вместо игр для зрителей последовала реклама. В результате миллионы людей так и не поняли, что значит та или иная фраза в бюллетенях, зато узнали, как лучше всего удалить пятна с одежды.

* * *

В Риме приближался вечер жаркого, влажного летнего дня, когда в штаб-квартиру телевизионных компаний сообщили, что три – только три – видеокамеры с операторами, но без корреспондентов будут допущены внутрь здания, фасад которого был давным-давно изучен и заснят после многих недель пребывания в вечном городе. В «зелёных комнатах» трейлеров телевизионные комментаторы опустились в кресла, с нетерпением ожидая, когда гримёры закончат свою работу, и затем поспешно бросились в будки, надели наушники и принялись ждать команды от своих директоров.

Изображение появилось одновременно на экранах мониторов и миллионов телевизоров во всех странах мира. Это был конференц-зал с большим столом, вокруг которого все кресла были заняты. Во главе стола сидел папа римский, и перед ним лежала папка большого формата в переплёте из телячьей кожи – телевизионщики так никогда и не узнают, какая паника охватила на мгновение сотрудников Ватикана, когда кто-то понял, что им неизвестно, из какой кожи она сделана. Пришлось спешно проверить у фирмы, изготовившей её; к счастью, ни у кого не возникло сомнений, что кожа была телячьей.

Участники конференции договорились, что здесь никакого заявления не будет. Предварительные заявления будут сделаны в столице каждого государства, чьи представители работали на конференции, а по-настоящему цветистые речи принялись готовить для церемонии подписания соглашения. Представитель Ватикана раздал письменный релиз всем корреспондентам телевизионных компаний. В нём говорилось, что проект договора, касающегося окончательного урегулирования ближневосточной проблемы, подвергся обсуждению с участием всех заинтересованных сторон и сейчас произойдёт парафирование проекта договора участниками конференции. Окончательные документы будут подписаны главами государств и министрами иностранных дел через несколько дней. Текст договора телевизионщикам не сообщили, равно как и содержание основных его статей. Это отнюдь не привело в восторг корреспондентов – главным образом потому, что они поняли, что подробности будут оглашены министерствами иностранных дел в столицах стран – участниц переговоров и получат их другие корреспонденты;