Текст книги "Все страхи мира"

Автор книги: Том Клэнси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 75 страниц)

– Мне доводилось встречаться с некоторыми из ваших технических аналитиков. Это действительно прекрасные специалисты. Надеюсь, у вас сохранились хорошие контакты в Германии.

Головко не ответил на это замечание. У него было немало контактов в Германии, но ведь многие из них могли превратиться в двойных агентов. Недавно он провёл анализ надёжности своих бывших агентов в Штази и пришёл к выводу, что нельзя доверять никому – или, вернее, те, кому можно было доверять, уже не занимали должности, которые могли бы пригодиться, но даже и эти… Он тут же принял решение провести эту операцию, прибегнув к помощи только русских разведчиков.

– Если у них есть материалы, сколько времени потребуется на производство оружия?

– Принимая во внимание уровень их технической подготовки, а также то, что они имеют доступ к американским системам в НАТО, я не вижу причины, почему в их арсеналах уже не может быть самостоятельно изготовленных ядерных бомб. Причём это будет не примитивное оружие. Находись я в их положении, имея в своём распоряжении специальные ядерные материалы, мне не составило бы труда изготовить двухкаскадные бомбы уже через несколько месяцев после объединения. Что касается более сложного оружия – трехкаскадных систем… может быть, на это потребовался бы ещё год.

– Где бы вы принялись за такую работу?

– В Восточной Германии, разумеется. Там намного безопаснее. А вот относительно конкретного места… – Учёный задумался. – Ищите завод, оборудованный современными прецизионными станками, на которых обрабатывают высокоточные оптические инструменты. Телескоп с рентгеновской оптикой, недавно выведенный нами на орбиту, является непосредственным результатом наших исследований в технологии изготовления термоядерного оружия. Видите ли, для производства термоядерного оружия экспериментальная рентгеновская оптика имеет исключительное значение. Нам удалось узнать массу интересного относительно технологии производства американских водородных бомб из открытых публикаций, связанных с методами фокусировки рентгеновских лучей для астрофизических наблюдений. Я ведь уже говорил, что это физика. Её нельзя скрыть. После того как совершено то или иное открытие в области физики, каждый, кто обладает достаточным уровнем знаний и желанием, может использовать его в своих целях.

– Вы очень меня успокоили, – недовольно заметил Головко. Однако на кого ему сердиться – на этого учёного, говорящего правду, или на природу, законы которой так легко открыть? – Извините меня, профессор. Примите мою самую искреннюю благодарность за то, что вы обратили на эту проблему наше внимание.

– Мой отец был учителем математики. Он прожил всю свою жизнь в Киеве и помнит немцев.

Головко проводил учёного до дверей кабинета, затем подошёл к окну и остановился у него, уставившись на площадь невидящим взглядом.

Ну почему мы допустили их объединение? – спросил он себя. Им что, нужно жизненное пространство? Lebensraum[22]22
  Жизненное пространство (нем.).


[Закрыть]? Стремятся стать самой мощной европейской державой? Или у тебя мания преследования, Сергей? Разумеется, ему платят за то, что он параноик. Головко вернулся к письменному столу, сел в кресло и снял телефонную трубку.

* * *

– Это совсем несложно, и если такое необходимо, можно больше об этом не говорить, – ответил Кейтель на вопрос Бока.

– ТЫ нашёл людей?

– Да, вполне надёжных. Все служили за пределами ГДР, главным образом в Африке. У них огромный опыт. Три полковника, шесть подполковников и два майора – все на пенсии вроде меня.

– Не забывай о безопасности, – напомнил ему Бок.

– Знаю, Гюнтер. Каждый из них со временем стал бы генералом. У всех безупречные партийные характеристики. Иначе почему их уволили на пенсию? Наша новая Германия не доверяет им.

– Среди них не может оказаться провокатора?

– Послушай, Понтёр, я – офицер разведки. Ведь я не даю тебе советов, как выполнять свои задания. Не надо советовать и мне. Пожалуйста, мой друг, прими решение: либо ты мне доверяешь, либо нет. Сделай выбор.

– Я знаю, Эрвин. Извини меня. Нам предстоит исключительно важная операция.

– Мне это тоже известно.

– Сколько времени потребуется тебе на подготовку?

– Пять дней. Мне бы хотелось подготовиться более тщательно, но я уверен в успехе, и мы можем приступить к операции быстро. Проблема, разумеется, в том, как избавиться от тела, чтобы его не обнаружили.

Бок кивнул. Об этом никогда не приходилось особо беспокоиться. Фракция Красная армия редко задумывалась о таких тонкостях – если не считать предательницы из числа «зелёных», которая сорвала одну из их операций. Но это была случайность. Её похоронили в национальном парке, проявив тем самым чувство юмора, – правда, он особенно не задумывался над этим, приобщив женщину непосредственно к экологии, которую она так любила. Эта мысль пришла в голову Петре.

– Как я передам тебе видеокассету?

– Тебя здесь встретят. Это буду не я, кто-то другой. Через две недели остановишься в этом же отеле. Спрячь кассету в книге.

– Хорошо. – Кейтелю казалось, что Бок излишне увлекается, уж очень беспокоясь о безопасности. Для непрофессионалов типично увлечение комедией «плаща и кинжала». Им нравится играть в неё больше, чем профессионалам, для которых это всего лишь работа. Ну почему просто не уложить кассету в коробку и не завернуть в пластик, как кассету кинофильма? – Мне скоро понадобятся деньги.

Бок передал ему конверт.

– Здесь сто тысяч марок.

– Да, этого хватит. Итак, через две недели. – Кейтель встал, оставив Бока платить по счёту, и ушёл.

Гюнтер заказал ещё одну кружку пива. Он смотрел на море цвета кобальта под ясным безоблачным небом. На горизонте плыли корабли – один был военным, но Бок на таком большом расстоянии не смог определить его национальную принадлежность, остальные – всего лишь торговые суда, перевозящие грузы из одного неизвестного порта в другой.

Выдался дивный день – тёплое солнце и прохладный морской бриз. Неподалёку, на покрытом белым мягким песком пляже, дети и влюблённые могли наслаждаться купанием. Он подумал о Петре – и об Эрике и Урсуле. Прохожие не поняли бы по выражению его лица, о чём он думает. Чувства, связанные с утратой, остались позади. Тогда он плакал и метался в отчаяньи, стараясь прогнать их, но глубоко внутри в нём уже таилась страшная ледяная ярость и желание отомстить. Такой прекрасный день, а ему не с кем его провести. И в будущем не менее прекрасные дни он будет проводить в одиночестве. Больше не будет рядом Петры. Бок мог найти женщину, чтобы воспользоваться её телом, но это будет всего лишь физиологической необходимостью, которая ничего не изменит. До конца своих дней он останется один. Эта мысль была страшной. Никакой любви, никакой семьи, никаких детей. Вокруг на террасе сидели люди, главным образом европейцы, улыбающиеся и весёлые, они приехали сюда отдохнуть вместе с семьями. Люди пили пиво, или вино, или другой местный напиток, предвкушая удовольствия, которые наступят с приходом вечера: интимные ужины, прохладные хлопковые простыни после этого, смех и любовь – все, чего мир лишил Понтёра Бока.

Он ненавидел их всех, сидя в одиночестве, непрерывно пробегая взглядом по сценам вокруг – как в зоопарке, наблюдая за животными. Бок презирал их за смех и улыбки… и за ожидающее их будущее. Как это несправедливо! У него есть цель в жизни, предназначение, к которому он стремится. У них – работа. На протяжении пятидесяти недель они покидают свои дома и едут на работу, занимаются там незначительными делами, которые кажутся им важными, возвращаются домой и, подобно хорошим европейцам, сберегают деньги для ежегодной поездки на острова Эгейского моря, или на Майорку, или в Америку, или куда-нибудь ещё, где есть солнце, чистый воздух и море. Какими бы бессмысленными ни были их жизни, у них есть счастье – то, чего лишён одинокий мужчина, сидящий в тени белого зонта, который пьёт пиво и смотрит на море. Да, это несправедливо, так несправедливо. Он посвятил свою жизнь заботе об их благополучии – и вот у них счастливая жизнь, которую он надеялся дать им, тогда как у него ничего не осталось – даже меньше, чем ничего.

За исключением его миссии.

Бок решил, что не будет обманывать себя, размышляя об этом. Он ненавидел их. Ненавидел всех. Если у него нет будущего, какое право на будущее имеют они? Если счастье покинуло его, почему оно должно споспешествовать им? Он ненавидел их, потому что они отвергли его, и Петру, и Куати, и всех остальных, кто боролся против несправедливости и угнетения. Из-за этого они выбрали неверный путь вместо того пути, что вёл к светлому будущему, и обрекли себя на муки. Бок знал, что он лучше их, лучше, чем они когда-нибудь могли бы стать. Он мог смотреть свысока на их ничтожные маленькие жизни и, как бы он ни поступил с ними – ради их же блага, все ещё пытался он убедить себя, – решать надлежало только ему. Если некоторые из них пострадают при этом – ну что ж, ничего не поделаешь. Они были даже не настоящими людьми, а всего лишь пустыми тенями тех, кем могли бы стать, если бы вели жизнь, направленную к истинной цели. И отвергли они не его, а самих себя в поисках счастья, источником которого была… та жизнь, что они избрали. Жизнь ленивой скотины. Бок представил себе толпы, склонившие головы над кормушками, они удовлетворённо и сыто мычали, пока он наблюдал за ними откуда-то сверху. Если кто-то из них умрёт – а им придётся умереть, – стоит ли по этому поводу беспокоиться? Ничуть, решил Понтёр.

* * *

– Мистер президент…

– Да, Элизабет? – ответил с усмешкой Фаулер.

– Тебе говорили когда-нибудь, какой ты хороший любовник?

– По крайней мере не во время заседания Совета Министров, в этом я уверен. – Фаулер обращался к её голове, что покоилась у него на плече. Её левая рука поглаживала светлые волосы у него на груди. По правде говоря, подумал президент, это действительно получалось у него неплохо. Самое главное, он обладал наиболее важным качеством – терпением. При всей нынешней эмансипации и равноправии полов долгом мужчины было сделать так, чтобы женщина чувствовала себя любимой и единственной. – И во время встреч с прессой мне не говорили об этом, – добавил он.

– Во всяком случае ты получил эту информацию от своего советника по национальной безопасности.

– Благодарю вас, доктор Эллиот. – Оба рассмеялись. Элизабет приподнялась, чтобы поцеловать его, и её соски коснулись груди любовника.

– Ты даже не представляешь. Боб, кем ты стал для меня.

– Думаю, что представляю, – заметил президент. Эллиот покачала головой.

– Все эти скучные монотонные годы в учёном мире. Постоянно занята, вечно нет времени, Я была так увлечена своими профессорскими обязанностями. Сколько лет потеряно зря… – Глубокий вздох.

– Надеюсь, милая, я вознаградил тебя за долгое ожидание.

– Да, вполне. – Она повернулась, снова положила голову ему на плечо и, взяв его руку, положила её себе на грудь. Его вторая рука сама нашла нужное место, и Элизабет ладонями прижала его руки.

Что же сказать ещё? – подумала она. Ведь она действительно сказала правду. Фаулер был нежным, терпеливым и способным любовником. Не меньшей правдой было и то, что, услышав такое признание от женщины, любой мужчина, даже президент, оказывался в её власти. Пока лучше промолчать, решила она. Сейчас пришло время насладиться им, познать свои собственные чувства. Она лежала с открытыми глазами, глядя на тёмное пятно на стене, картину какого-то художника, – какого, она так и не узнала, – широко раскинувшаяся прерия у подножья Скалистых гор. Его руки нежно двигались по её грудям, не столько возбуждая её, сколько посылая по её телу волны наслаждения. Она лежала не двигаясь и лишь время от времени меняла положение головы, чтобы показать, что не спит.

Она начинала любить его. Разве это не странно? Элизабет задумалась, пытаясь ответить на этот вопрос. В нём было много такого, что вызывало любовь и восхищение. Однако было и то, что смущало её, сбивало с толку. В Фаулере мешались лёд и пламень, а его чувство юмора не поддавалось определению. Существовало многое, что он глубоко любил, однако глубина этих чувств всегда была продиктована последовательной разумностью, основанной на принципах, а не душевной страстью. Его часто приводило в недоумение – совершенно искреннее, – почему окружающие не разделяют его чувств по отношению к тому или иному вопросу. Подобно тому как преподаватель математики никогда не сердится, но испытывает печаль и непонимание, когда его ученик не видит всей красоты и изящества математических уравнений, Фаулер был способен на удивительную жестокость и холодную безжалостность, совершенно не ощущая какой-либо злобы. Если человек вставал на его пути и он мог уничтожить его, Фаулер так и поступал. Прямо как в «Крёстном отце». Его отношения с людьми никогда не были личными, а всегда деловыми. Может быть, он научился этому у мафиози, которых посылал в тюрьму, подумала Лиз. Даже к своим преданным сторонникам этот человек относился с сухим равнодушием, вознаграждая их за лояльность и расторопность – как тут лучше выразиться? – с благодарностью автомата.

И всё-таки в постели он был удивительно нежным. Лиз нахмурилась, глядя на стену. Но как трудно проникнуть к нему в душу!

– Ты прочитала это сообщение из Японии? – спросил президент, приступая к делу в тот самый момент, когда Эллиот говорить о делах особенно не хотелось.

– М-м-м, хорошо, что ты напомнил об этом. Недавно мне сообщили нечто весьма неприятное.

– А если конкретно? – Фаулер проявил свой интерес тем, что начал ласкать её, словно пытаясь выманить информацию, которую она и без того хотела передать ему, ожидая удобного момента.

– Райан, – ответила Лиз.

– Опять? И что теперь?

– Сообщения, которые мы получили относительно неэтичных финансовых сделок, подтвердились, но ему удалось выпутаться благодаря юридическим тонкостям. Этого обвинения было бы достаточно, чтобы он не попал в состав этой администрации, но поскольку мы унаследовали его от предыдущей…

– Юридические тонкости бывают разными. Что ещё ты узнала?

– Недостойное поведение в личной жизни, любовная связь с женщиной и использование агентов ЦРУ для сведения личных счётов.

– Любовная связь с женщиной… позор…

Эллиот хихикнула. Ему это понравилось.

– Здесь может быть замешан ребёнок.

Фаулер нахмурился. Он крайне серьёзно относился к правам детей. Его руки замерли на её груди.

– Что нам известно об этом?

– Пока немного. Постараюсь разузнать побольше, – ответила Лиз, заставляя ладонями возобновить движения его рук.

– Хорошо, пусть ФБР проведёт негласное расследование, – согласился президент, закрывая, как ему казалось, этот вопрос.

– Из этого ничего не выйдет.

– Почему?

– У Райана тесные связи с ФБР. В некоторых вопросах они могут заупрямиться, в некоторых – сгладить острые углы.

– Только не Билл Шоу. Он лучший полицейский, с которым мне приходилось встречаться – даже я не смог бы заставить его поступить незаконно, и именно так должно быть. – Снова последовательность и принципы. Невозможно предсказать, как поступит этот человек.

– Шоу лично занимался делом Райана – террористическим актом, совершенным против него. Глава следственного управления сам?..

– Действительно, – согласился Фаулер. Это будет неважно выглядеть. Конфликт интересов и тому подобное.

– К тому же у Шоу есть помощник, занимающийся улаживанием конфликтов, – некто Мюррей. Они с Райаном – большие друзья.

– Ну и что ты предлагаешь? – недовольно произнёс президент.

– Может быть, взять кого-нибудь из министерства юстиции?

– Тогда почему не из Секретной службы? – спросил Фаулер, заранее зная ответ, но решив выяснить, понимает ли она создавшуюся ситуацию.

– Будет походить на охоту за ведьмами.

– Разумное замечание. Ну хорошо, пусть это будет кто-нибудь из сотрудников министра юстиции. Позвони завтра Грегу.

– Хорошо, Боб. – А теперь нужно сменить пластинку. Она поднесла его руку к лицу и поцеловала ладонь. – Знаешь, мне сейчас так хочется закурить.

– Сигарета после секса? – Фаулер обнял её ещё крепче.

– Когда мы занимаемся любовью. Боб, мне кажется, я одновременно курю… – Она повернулась и посмотрела ему в глаза.

– Может быть, стоит снова разжечь огонь?

– Говорят, – промурлыкала советник по национальной безопасности, – говорят, что президент Соединённых Штатов – сильнее всех в мире.

– Я сделаю все, что в моих силах, Элизабет.

Через полчаса она убедилась, что это соответствует истине. Она явно начинала его любить. Затем подумала: а какие чувства к ней испытывает он…

Глава 16
Раздуваем пламя

– Guten abend, frau Fromm[23]23
  Добрый вечер, фрау Фромм (нем.).


[Закрыть], – произнёс мужчина.

– Кто вы?

– Петер Виглер, из «Берлинен тагеблатт». Мне хотелось бы побеседовать с вами.

– О чём? – спросила она.

– Аbеr…[24]24
  Но (нем.).


[Закрыть] – Он показал рукой на небо, откуда на него лились струи дождя. Тут фрау Фромм вспомнила, что следует проявлять вежливость, даже если это журналисты.

– Конечно-конечно, заходите пожалуйста.

– Спасибо. – Мужчина вошёл в переднюю и снял плащ, который она повесила на вешалку. Он был капитаном в Первом главном управлении (внешняя разведка) КГБ, молодой многообещающий тридцатилетний офицер приятной наружности с незаурядными способностями к иностранным языкам, обладатель двух дипломов – психолога и инженера. Он уже успел разобраться в Траудль Фромм. Новенький «ауди», что стоял перед домом, был удобной, хотя и не роскошной машиной, одежда её – тоже новая – была приличной, но не шикарной. Она была гордой и в меру прижимистой, но в то же время и скупой. Любопытной, но настороже. Что-то скрывала, однако понимала, что, если не пустит его в дом и пошлёт прочь, это вызовет больше подозрений, чем те объяснения, которые она держит наготове. Он сел в глубокое кресло и стал ждать её ответного хода. Она не предложила ему кофе. Значит, надеется, что его визит будет коротким. Неужели, подумал он, это третье имя из его списка в десять имён окажется настолько интересным, что о нём придётся доложить в московский центр.

– Ваш муж был связан с атомной электростанцией «Грейфсвальд-Норд»?

– Да. Как вы знаете, её закрывают.

– Совершенно верно. Мне хотелось бы узнать ваше отношение к этому. Доктор Фромм дома?

– Нет, он уехал, – неуверенна ответила она. Мнимый Виглер сделал вид, что не заметил замешательства.

– Вот как? Позвольте спросить, куда?

– По делам.

– Тогда, быть может, я лучше загляну через несколько дней?

– Да, это было бы лучше. Вас не затруднит прежде позвонить? – По тому, как она произнесла эту фразу, капитан КГБ понял, что фрау Фромм что-то скрывает и это что-то может оказаться…

Раздался стук в дверь. Траудль Фромм вышла в переднюю.

– Guten Abend, frau Fromm, – послышался мужской голос. – У нас известия от Манфреда.

Капитан услышал голос, и что-то заставило его насторожиться. Он сказал себе, что нужно не реагировать. В конце концов, это Германия и здесь все in Ordnung[25]25
  В порядке (нем.).


[Закрыть]. Кроме того, он может что-то разнюхать.

– Понимаете, э-э… у меня сейчас гость, – ответила Траудль. Она произнесла это шёпотом. Капитан услышал приближающиеся шаги и не спеша обернулся. Это было роковой ошибкой.

Лицо, появившееся в двери, словно сошло с экрана – только в бесчисленных кинофильмах о второй мировой войне, на которых он вырос, владелец его был одет в чёрный с серебром мундир офицера СС. Это было суровое лицо мужчины средних лет с голубыми глазами, в которых отсутствовали всякие эмоции. Лицо профессионала, распознавшего капитана так же быстро, как и тот его… Время уходить…

– Здравствуйте. Я как раз собирался уходить.

– Кто это?

Траудль не успела ответить.

– Я репортёр из… – Но было уже слишком поздно. В руке мужчины внезапно появился пистолет.

– Was gibt's hier?[26]26
  Что вам надо? (нем.).


[Закрыть] – резко спросил капитан.

– Где ваш автомобиль? – поинтересовался мужчина с пистолетом в руке.

– Я оставил его на соседней улице. Я…

– Когда перед домом столько свободного места? Репортёры ленивы. Итак, кто вы?

– Я репортёр…

– Думаю, это не правда.

– И этого тоже забери, – послышался голос второго мужчины. Капитан вспомнил его лицо. Где он видел его? Не надо поддаваться панике, сказал он себе. Это тоже было ошибкой.

– Слушайте внимательно. Вы оба отправляетесь в короткую поездку. Если будете вести себя послушно и не станете поднимать шума, вернётесь через три часа. Не пытайтесь сопротивляться – это плохо кончится. Verstehen Sie[27]27
  Вам понятно (нем.).


[Закрыть]?

Это сотрудники спецслужб, понял капитан. Его догадка оказалась правильной. Значит, это немцы, которые будут соблюдать закон, сказал он себе, совершая последнюю ошибку в своей карьере, которая ещё недавно складывалась так многообещающе.

* * *

Курьер прибыл с Кипра точно по расписанию, передал свой пакет другому человеку в одном из пяти заранее согласованных пунктов, каждый из которых находился под наблюдением в течение двенадцати часов. Тот, что получил пакет, прошёл два квартала, сел на мотоцикл «Ямаха» и рванул на нём в сельскую местность, где все мотоциклисты считаются сумасшедшими. Спустя два часа он доставил пакет, убедившись, что за ним никто не следил, и продолжал мчаться сломя голову ещё тридцать минут, после чего вернулся к месту, откуда выехал.

Гюнтер получил пакет и с раздражением увидел, что это видеокассета с кинофильмом «Огненные колесницы», а не полая книга, как он просил. Возможно, Эрвин передавал вместе с кассетой какие-то сведения. Бок вставил кассету в плейер и увидел начальные кадры кинофильма с титрами на французском языке. Он понял, что материал, снятый Кейтелем, расположен так, как это делают профессиональные разведчики. Бок перемотал вперёд почти всю кассету – кадры изменились. Что это?

– Кто вы? – спросил чей-то резкий голос за кадром.

– Меня зовут Петер Виглер. Я репортёр… – Дальше послышался пронзительный крик. Для пытки использовалось весьма примитивное орудие – электрический провод от настольной лампы или другого бытового прибора. На одном конце изоляция была сорвана и обнажилось несколько сантиметров медной проволоки.

Мало кто понимает, насколько эффективными могут быть подобные орудия, особенно если тот, кто пользуется ими, обладает достаточным опытом и воображением. Человек, назвавший себя Петером Виглером, кричал так, что казалось, будто его горло вот-вот разорвётся от вопля. Он уже прокусил нижнюю губу, пытаясь заставить себя молчать. Применение электричества для пыток имеет то достоинство, что при нём почти не бывает крови, но зато много шума.

– Вы должны понять, что ведёте себя глупо. Ваше мужество вызывает уважение, но в данном случае оно бессмысленно. Мужество оправдано лишь в том случае, когда есть надежда на спасение. Мы уже обыскали вашу машину, нашли паспорта. Мы знаем, что вы не немец. Итак, кто вы? Поляк, русский, кто?

Молодой мужчина открыл глаза и, прежде чем ответить на вопрос, глубоко вдохнул воздух.

– Я – репортёр газеты «Берлинен тагеблатт» и веду расследование. – Новое прикосновение провода – и на этот раз он потерял сознание. Бок видел, что к нему подошёл мужчина – он находился спиной к камере – проверил пульс и, подняв веки, заглянул в глаза. На палаче был костюм, походивший на комбинезон из прорезиненной ткани, которые применяют для защиты от химических отравляющих веществ, но без капюшона и перчаток. Наверно, ему очень жарко, подумал Бок.

– Очевидно, профессиональный разведчик. Скорее всего русский. Без обрезания, зубы из нержавейки, да и сделаны неважно. Конечно, он из Восточного блока. Жаль, у него редкое самообладание. – Голос звучал бесстрастно, с клиническим равнодушием, решил Бок.

– У нас есть наркотики? – спросил ещё чей-то голос.

– Есть, сильнодействующий транквилизатор. Ввести?

– Да. Не слишком большую дозу.

– Хорошо. – Мужчина скрылся из поля зрения камеры и появился снова со шприцем в руке. Подойдя к лежавшему без сознания разведчику, он поднял его руку и ввёл наркотик в вену у локтя. Прошло минуты три, прежде чем капитан КГБ пришёл в себя. К этому времени наркотик растворился в крови и успел оказать воздействие на высшие функции головного мозга.

– Ты уж извини, что нам пришлось прибегнуть к этому. Ты выдержал испытание… – произнёс голос, на этот раз по-русски.

– Какое испытание… – Ответ тоже прозвучал на русском языке, прежде чем мозг осознал, что происходит, и остановил его. – Почему вы разговариваете со мной по-русски?

– Потому что именно это нам и хотелось узнать. Спокойной ночи.

Глаза разведчика расширились при виде малокалиберного пистолета, который поднесли к его груди. Прозвучал выстрел. Камера отодвинулась назад, чтобы показать комнату. Вокруг металлического кресла, в котором сидел убитый, пол был устлан тремя пластиковыми полотнищами, чтобы кровь и остальные выделения человеческого тела не испачкали комнату. Огнестрельную рану окружали чёрные крапинки пороха, а ткани вокруг вздулись от проникших внутрь тела газов. Кровотечения почти не было. Ранения в область сердца никогда не кровоточат. Через несколько секунд тело перестало содрогаться.

– Мы могли бы потратить больше времени, чтобы получить дополнительную информацию, но нам достаточно и этого. Я объясню вам позже, – раздался голос Кейтеля за кадром.

– Теперь Траудль…

Её втащили так, чтобы она оказалась перед видеокамерой. Женщина была обнажена, руки связаны впереди, рот залеплен клейкой лентой, глаза расширились от ужаса. Она пыталась что-то сказать, но это никого не интересовало. Съёмки велись полтора дня назад. – Понтёр видел это по изображению на экране включённого телевизора в углу, где передавались вечерние новости. Всё было организовано на высоком профессиональном уровне, для того чтобы удовлетворить требования Бока.

Он едва не чувствовал, что палач думает, как же им поступить с ней. На мгновение Бок пожалел, что дал Кейтелю такие инструкции. Но доказательства должны быть убедительными. Фокусники и другие мастера иллюзионного жанра регулярно сотрудничают со спецслужбами, передавая им свой опыт, однако существуют вещи, которые невозможно фальсифицировать, и ему было необходимо быть уверенным в том, что на Кейтеля можно положиться, что он и его люди исполнят то страшное и опасное задание, которое им поручат. Зрелище представляло собой всего лишь объективную необходимость.

Ещё один мужчина перебросил верёвку через потолочную балку, подтянул вверх руки женщины, затем палач прижал дуло пистолета к её телу под мышкой и выстрелил. По крайней мере эти люди – не садисты, подумал Бок. Садистам нельзя доверять. Как бы то ни было, зрелище выглядело печальным. Пуля пробила сердце женщины, но она всё-таки билась и не умирала, все ещё пыталась что-то сказать, наверно, молила о помощи, спрашивала почему… Наконец, её тело обмякло, у неё проверили пульс на шее, затем опустили на пол. Они старались вести себя как можно спокойнее – насколько это было возможно при таких обстоятельствах. Палач заговорил, не поворачиваясь в сторону камеры.

– Надеюсь, вы остались довольны. Я не получил никакого удовольствия.

– Этого и не требовалось, – ответил Бок, обращаясь к телевизору.

Русского разведчика сняли с кресла и положили рядом с Траудль Фромм. Пока шло расчленение трупов, послышался голос Кейтеля. Это было необходимо, чтобы отвлечь внимание, так как сцена выглядела ужасной. Бок привык к жестоким зрелищам, но надругательства над мёртвыми телами подавляюще действовали на его психику. Независимо от необходимости это казалось ему чрезмерным.

– Русский был, несомненно, офицером разведки, как вы сами убедились. Автомобиль его, взятый напрокат в Берлине, сегодня перегонят в Магдебург и оставят там. Он стоял довольно далеко от дома – естественный шаг профессионала, но сразу выдаёт его в случае ареста. В машине мы обнаружили список – все это имена людей, работавших в атомной промышленности ГДР. Похоже, наши русские товарищи вдруг проявили интерес к проекту Хонеккера по созданию ядерного оружия. Жаль, что нам не хватило несколько лет, чтобы довести его до конца. Правда? Я сожалею о возникших затруднениях, но нам понадобилось несколько дней, чтобы подготовиться к уничтожению тел, и мы не знали, что у фрау Фромм кто-то есть, когда постучали к ней. Потом было уже поздно. К тому же шёл дождь, и условия для похищения были идеальными.

Двое мужчин работали над телами. Все были одеты в одинаковые защитные костюмы: теперь на них были капюшоны и маски скрывали лица – не только для того, чтобы их нельзя было опознать, но и чтобы не чувствовать запаха мёртвых тел. Как на бойне, лужи крови тут же посыпали опилками из вёдер. Бок знал из собственного опыта, какими неприятными и грязными бывают последствия убийств. Все работали быстро и сосредоточенно, пользуясь промышленными электроинструментами, а голос Кейтеля перекрывал визг пил. Сначала отделили от торсов руки и ноги, затем головы, которые подняли и показали перед объективом камеры. Фальсифицировать такое невозможно. Не было никаких сомнений, что люди Кейтеля действительно убили двоих. Расчленение трупов перед видеокамерой сделало это абсолютно убедительным. К тому же теперь будет легче избавиться от останков. Части тел собрали, чтобы завернуть в листы пластика. Один из мужчин принялся сметать в кучу опилки, пропитанные кровью, их тоже уложат в пластиковый мешок.

– Части тел будут сожжены в двух местах вдалеке друг от друга. Это будет сделано задолго до того, как вы получите кассету. Я заканчиваю. Мы ждём дальнейших указаний. – Изображение на экране вернулось к Олимпийским играм 1920 года – а может быть, 1924? Бок не был уверен. Впрочем, это не имело значения.

* * *

– Слушаю вас, полковник.

– Один из моих офицеров не вернулся с задания. – Полковник был из отдела «Т» технического филиала Первого главного управления. Он был доктором технических наук, специалистом по ракетным системам. В прошлом ему приходилось работать в Америке и Франции, добывая секреты различных видов оружия, и лишь недавно он получил назначение на эту должность.

– Подробности?

– Капитан Евгений Степанович Фёдоров, тридцати лет, женат, один ребёнок, очень способный офицер, ему должны были присвоить звание майора. Один из лучших в моём отделе.

– Когда ему надлежало вернуться? – спросил Головко.

– Шесть дней назад. На прошлой неделе он вылетел в Берлин через Париж. У него были отличные немецкие документы – изготовленные у нас – и список десяти специалистов, которыми ему следовало заняться. Фёдоров получил указание вести себя очень осторожно, если только ему не удастся обнаружить что-то действительно важное. В этом случае ему надлежало вступить в контакт с нашей берлинской станцией – вернее, с тем, что от неё осталось. Разумеется, мы разработали систему периодического оповещения. Он не вышел на связь, и через двадцать четыре часа оттуда поступил сигнал тревоги.