Текст книги "Танцуй для меня (СИ)"
Автор книги: Тина Рамм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Глава 23. Запах спирта и хлора
С трудом наступая на левую неповрежденную ногу, опираясь на Тимура, я вхожу в белое здание больницы. Первое, что ощущаю – сильный запах хлорки и спирта. Думаю, любой из нас не выносит этот запах. За ним всегда прячутся страшные диагнозы, горе родных и море слез. Эти стены услышали больше молитв, чем священные храмы. Озираюсь по сторонам, пытаясь отыскать знакомое лицо бабушки, но все тщетно.
– Посиди здесь, – Тимур помогает мне сесть на металлический стул, а сам отходит к регистратуре.
Здесь очень тихо: в зоне ожидания приемного отделения никого нет, приглушенно работает старый телевизор в углу поста медицинской сестры, у окна сонно зевает охранник, явно уставший от долгой смены. Смотрю на высокую фигуру Тимура в черном, слегка помятом пиджаке, он что-то спрашивает у медицинской сестры, а молоденькая девчонка начинает быстро листать страницы своего журнала. Тимур оборачивается и смотрит на меня. Проверяет, все ли в порядке. Я пытаюсь улыбнуться, но беспокойство за младшего брата берет вверх, превращая мое лицо в кислую мину. Чуть поднимаю праву ногу и смотрю на пропитанный кровью бинт. Скорую помощь мы так и не дождались, поэтому Тимур быстро перевязал мою ногу бинтом, и мы сразу поехали в больницу.
– Матвей сейчас должен быть в смотровой, – Тимур наклоняется, и сильные мужские руки вновь цепко схватывают мою талию, помогая идти.
Сенсорные стеклянные двери разъезжаются в разные стороны, и мы проходим в белый длинный коридор с множеством дверей. Проходя мимо комнат, я заглядываю в каждую из них, и сердце нервно подпрыгивает, когда я замечаю в них людей. Коридор заканчивается, а силуэта бабушки так и не было ни в одной из смотровой. Когда мы заворачиваем за угол, и я вижу сгорбившуюся спину бабушки над каталкой в углу прямоугольного коридора, мое сердце пропускает несколько ударов. Я, полностью позабыв о раненной ноге, срываюсь с места и, несмотря на режущую боль, бросаюсь к родным
– Матвей, что с тобой? – я опираюсь на белую каталку и чуть наклоняюсь к бледному лицу Матвея. Мутная пелена слез накрывает мне глаза, не давая возможности разглядеть лицо младшего брата. Бабушка кладет руки на мою спину и оборачивается, кидая быстрый взгляд на Тимура.
– Адель, у меня так сильно болит голова, – сухие губы Матвея начинают шевелиться, протяжно произнося каждое слово. Он такой маленький, бледный и слабый, в сонном состоянии пытается открыть тяжелые веки и посмотреть на меня.
– Солнышко, все будет хорошо, это пройдет, – я уже и вовсе себя не сдерживаю, целую его горячий детский лоб, заливая все вокруг слезами. – Бабушка, что произошло?
– Мы собирались спать, как неожиданно Матвей говорит, что у него болит голова. Я думала, ну бывает, перегрелся на солнышке, мы сегодня весь день гуляли в парке. Дала ему лекарство от болей, так не помогает. Плачет, говорит, как будто голова сейчас лопнет. Вот приехали сюда, сказали подозрение на менингит, – бабушка замолкает и вновь смотрит на Матвея. Я начинаю еще сильнее плакать, громко всхлипывая. – Ну, полно, полно, Адель.
Теплые морщинистые руки бабушки вытирают слезы с моих щек. Я ощущаю нежное прикосновение родных рук, бабушка притягивает меня к себе и обнимет. Запах лавандового мыла и липового чая проникает в нос, немного успокаивая мою нервозность.
– Почему вы в коридоре? – грубоватый голос с нотками хрипоты врывается в недавнюю тишину. Мы с бабушкой оборачиваемся и смотрим на Тимура. Действительно, я поначалу не сразу поняла, что Матвей лежит на каталке в углу небольшого коридора.
– Сказали, что свободных мест в отделении нет, и нас положили сюда, – бабушка тяжело вздыхает и пожимает тоненькими плечами.
– Как же так? Разве так можно?
Я начинаю растерянно смотреть то на раздосадованную бабушку, то на напряженного Тимура. В эту самую секунду из соседней двери выходит человек в белом халате, который явно намеревался пройти мимо нас.
– Простите… – я, прихрамывая, делаю несколько шагов в сторону врача. Бабушка опускает голову вниз и только сейчас замечает мою перебинтованную ногу. – Извините. Разве у вас нет свободной кровати в палате?
Низкий и немного полноватый мужчина останавливается, и первое время не может понять смысл моего предложения. Но заглянув за мою спину и увидев одиноко лежащего ребенка на большой каталке и накрытого сверху тонкой простыней, возвращает на меня свой серьезный взгляд.
– Мест нет. Все палаты заняты.
– Как же так? Он что будет лежать все время в коридоре..?
– Девушка! – мужчина повышает голос, складывает длинные руки в карманы белого халата и сводит густые брови к переносице. – Я же сказал мест нет! Как только освободиться палата, сразу вам сообщим!
И тут я замолкаю. Это один из тех моментов, когда я ощущаю себя полностью растерянной. Обычно в стрессовых ситуациях я стараюсь мыслить хладнокровно и быстро находить решение проблемы. Но сейчас я смотрю на серьезное лицо врача и особенно ярко ощущаю, как моя боль в ноге усиливается, а нижняя губа начинает подрагивать, предвещая неконтролируемый поток слез. Мой больной младший братик лежит в холодном коридоре в чертовой больнице, работники которой настолько бездушны и черствы, что намеренно игнорируют чужие проблемы.
– А какого черта у вас пустуют смотровые? – спиной я чувствую, как разгоряченное мужское тело стоит позади меня. – Если у вас нет свободных мест, в чем я очень сильно сомневаюсь, в чем проблема положить ребенка туда?
Оборачиваюсь. Тимур стоит чуть позади меня, едва касаясь плечом моего плеча. Его челюсть плотно сжата, от чего на щеке напрягаются желваки, взгляд сосредоточен и холоден. Мужчина в белом халате поднимает глаза выше моего лица и чуть раскрывает рот от неожиданности.
– Поступят новые пациенты и их нужно же где-то осматривать! – мужчина теряется, он явно не ожидал, что у двух слабых женщин есть защитник.
– Я насчитал как минимум три смотровые. Или вам проще оставить больного ребенка в коридоре, где постоянно ходит персонал и мешает ему спать? – Тимур грубо задает риторический вопрос. – Вы лучше меня знаете, что сон способствует лечению. К тому же, если кто-то узнает, что вы предпочли оставить ребенка в грязном коридоре, то вы рискуете потерять свою лицензию, – Тимур делает паузу и опускает глаза на бейдж врача. – Максим Витальевич.
Мужчина в белом халате покрывается багровыми пятнами, и руки в его карманах белого халата заметно напрягаются в кулаки.
– Мы что-нибудь придумаем.
– Не утруждайтесь. Мы уходим.
Тимур засовывает руку в тесный карман черных брюк и достает оттуда ключи от автомобиля.
– Откроешь машину, – грубость в его голосе пропала, когда взгляд коснулся моей щеки.
Тимур разворачивается и подходит к Матвею. Он аккуратно, чтобы не разбудить спящего ребенка, поднимает его на руки и идет в сторону выхода. Бабушка спешно забирает сумки, подходит ко мне и помогает идти.
– Что с твоей ногой, внучка?
– Ничего страшного, порезалась.
Мы выходим из злополучной больницы и проходим на парковку. Я нажимаю на кнопку и бабушка раскрывает дверь пассажирского сиденья, помогая Тимуру положить внутрь Матвея. Когда Тимур заводит двигатель, а бабушка вместе с Матвеем устраивается сзади, я смотрю на серьезное лицо водителя:
– Куда мы едем?
– В одну частную клинику. Там точно не будет такого отвратительного отношения.
***
Стоило нам войти внутрь клиники, как к нам сразу подошли медицинские братья с каталкой в руках. Тимур положил Матвея на плоскую поверхность, и мы с бабушкой собирались последовать за каталкой, но сильная мужская рука перехватила мое запястье.
– У девушки рана на ноге, обработайте, – эта фраза была адресована молодой девушке за стойкой регистратуры. Медсестра кивает и обращается ко мне:
– Пройдемте в перевязочную.
– Нет, все в порядке, мне нужно к младшему брату.
– У нее осколки в ноге и кровь не перестает течь, – снова адресовано не мне. Тимур будто совсем меня не замечает.
– Тимур! Ты меня слышишь?! Я пойду к Матвею!
– С твоим братом сейчас бабушка, я разберусь с оформлением и тоже присоединюсь к ним. Не упрямься хотя бы сейчас, Адель.
Серьезный голос и сосредоточенный взгляд карих глаз заставляет меня замолчать и послушно пройти в перевязочный кабинет. Тимур остается в холе и последнее, что я видела, перед тем как двери за мной закрылись, это то, как он подошел к стойке регистратуры.
Далее последовали тридцать минут настоящего ада. Из моей ноги без капли анестезии вытаскивали глубоко проникшие осколки стекла. Пришлось даже немного разрезать кожу. После обработали рану заживляющей мазью и вновь перебинтовали чистым бинтом. Дали таблетку анальгетика и предложили расположиться в комнате отдыха, на что я конечно же отказалась.
Только я выхожу из кабинета, неумело переставляя выданными костылями, меня сразу же встречают темные мужские глаза.
– Как нога?
– Ужасно болит, но, надеюсь, что болеутоляющее подействует, – я пытаюсь улыбнуться и смотрю на мужчину. – Где Матвей?
– На третьем этаже, – Тимур помогает мне войти в лифт и нажимает на круглую серую кнопку с цифрой три. – Мне нужно знать, кто это сделал.
– Я не знаю, Тимур. Я просто хотела надеть стрипы и почувствовала режущую боль.
– Уверен, у тебя есть предположения.
– Есть, но давай сейчас не об этом.
Двери небольшого лифта раскрываются в разные стороны, и мы выходим на этаж. Статус этой клиники сразу можно определить по роскошному дизайну, дорогому оборудованию и количеству вежливого и улыбчивого персонала.
Мы проходим в светлую палату, в которой есть все необходимое: удобная кровать для пациента с множествами кнопок вызова персонала и возможностью поменять положение кровати, прикроватная тумба с телефоном, огромный плазменный телевизор, бежевый раскладной диван у окна, напротив него журнальный столик.
Бабушка в этот момент была в коридоре и разговаривала с лечащим врачом Матвея. Я подхожу к большой кровати, по сравнению с которой Матвей кажется крохотным, и присаживаюсь рядом на стул. Беру в руки маленькую ручку и перебираю тоненькие пальчики. В его предплечье натыканы разные иголки от систем. Я понимаю, что это необходимость, но смотреть на это – просто невыносимо.
– Мам… Мамочка, это ты? – я дергаюсь и смотрю, как губы младшего брата шевелятся, хотя его глаза закрыты. Мой малыш бредит.
– Да, зайчонок, это я, – я сглатываю образовавшийся ком в горле и называю Матвея так, как при жизни звала его мама.
– Ты пришла… Я очень скучал.
– Я всегда буду тут, рядом с тобой, – я всхлипываю и вытираю слезы со щек. Тимур смотрит на меня и, кажется, впервые видит как я плачу.
Я разрешаю себе слабость, позволяю Матвею почувствовать материнскую любовь, надеясь, что это поможет ему вылечиться и на утро он ничего не вспомнит.
– Спасибо за все. Но ты не обязан быть здесь, – я шепчу, смахиваю влагу с мокрых щек, прикасаясь губами к холодной ручке ребенка. Замечаю, как Тимур переводит взгляд с Матвея на меня.
– Я знаю. Но я хочу. Хочу быть рядом с тобой и твоей семьей, – в его взгляде возникает новый блеск, ранее совсем мне не знакомый. Мне кажется, что с этой минуты моя ненависть по отношению к этому мужчине навсегда исчезла из моего сердца, освобождая место для чего-то трепетного и более важного.
Глава 24. Язык любви
Язык любви… Что включает в себя эта фраза? Может поцелуи в лоб по утрам, когда ты нежишься в теплой пастели, а он выходит на морозную улицу? Или возможно когда он знает о твоей неуклюжести и кладет руку на угол деревянного стола, пока ты пытаешься поднять вилку с пола? Может быть, когда ты ранним утром готовишь его любимые сырники, которые сама терпеть не можешь?
Язык любви – это то, что не передать никакими словами. Это поступки, совершаемые человеком без какой-либо просьбы или напоминания. Это твоя чувствительность к поведению, привычками, особенностям характера любимого человека. Ты просто делаешь и не требуешь ничего взамен. Не потому что так надо, а потому что ты так хочешь. Желаешь порадовать ее или его, увидеть эти ямочки на розовых щеках, распознать нотки теплоты в вечно грубом голосе, заметить появившийся редкий блеск в серьезных глазах.
А может это когда он такой важный и занятой владелец клуба сидит всю ночь у кровати твоего младшего брата и охраняет ваш сон?
Тимур входит в палату с двумя стаканами ароматного кофе, который разливают в местном кафетерии. Тихо прикрывает дверь, бесшумно проходит к дивану, на котором он провел целую ночь. Все делает неспешно и спокойно, лишь бы нас не разбудить.
– Доброе утро, – сонно произношу я. Не скажу, что я могла спокойно поспать эту ночь, мозг подсознательно вырывал меня из дремоты после каждого движения Матвея. И только под утро, когда солнце начало заливать ярким светом палату, я смогла немного отдохнуть.
– Доброе, – голос с хрипотой и карие глаза. Тимур подходит ближе ко мне и протягивает картонный стакан. – Кофе отвратительный, но другого не было.
– Ничего, – я беру стакан в руки и пытаюсь улыбнуться.
– Я разговаривал с врачами, сказали, что прогнозы хорошие. Полежит пару дней здесь, его прокапают антибиотиками и витаминами, и выпишут домой.
– Хорошо. Бабушка где?
– Пару часов назад отвез ее домой, пусть отдохнет, – мужчина пододвигает рядом стоящий стул ближе к кровати и присаживается на него. – Анна Александровна оказалась очень интересной женщиной.
Черные, чуть взъерошенные волосы. Трехдневная жёсткая щетина. Небольшая синева под глазами из-за бессонной ночи. Две пуговицы неизменной черной рубашки расстегнуты, а рукава чуть подкатаны. Цепкие и жилистые мужские руки, сжимающие в ладонях хрупкий стаканчик кофе. Сосредоточенный взгляд, упорно пытающий поймать мои глаза.
– Да уж, она такая, – я улыбаюсь и подправляю одеяло младшего брата. Матвей сладко спит, немного посапывая. Сейчас его длинные ресницы кажутся особенно темными на фоне бледной нездоровой кожи. – Ты не представляешь, как я за него переживала. Когда увидела его бледное маленькое тело на этой старой каталке в коридоре, я впервые почувствовала такую сильную безысходность. Мне хотелось забрать у него всю боль. Я желала, чтобы на его месте оказалась я, а он продолжал шумно носиться по квартире с мячом, доставая соседей сверху.
Мой голос обрывается на последнем предложении, и я решаю замолчать, чтобы не дать волю накопившемся эмоциям. Раньше я смотрела на лицо Тимура и ничего, кроме ненависти оно не вызывало. Не понимала, как можно быть таким заносчивым нахалом. Но сейчас, я сама того не понимая, переступила черту, которая разделяла два совершенно противоположных полюса. На одном сконцентрировалась вся злоба, ненависть и пренебрежение, а на другом – трепет, легкость и доверие. И, кажется, эта черта, проведенная мною же, была абсолютна необоснованна.
– Понимаю. Но он сильный парень, справится, – на лице Тимура нет ни улыбки, ни теплоты во взгляде, но от его слов на душе становилось спокойнее. – Тебе тоже нужно отдохнуть.
– Я останусь с ним, как я могу его бросить.
Матвей начинает двигаться и сбрасывать с ног одеяло. Поворачивается на противоположный бок и лениво открывает глаза. Первое время смотрит на одну точку, долго восстанавливая сознание, а после начинает быстро хлопать ресницами.
– Привет. Как дела? Как ты себя чувствуешь? – я пододвигаюсь ближе и провожу рукой по светлым волосам.
– Хорошо, – Матвей начинает шевелить пересохшими бледно-розовыми губами. – Болит…рука.
Он поднимает правую руку, чтобы посмотреть, что же доставило ему такой дискомфорт. И, увидев залепленный пластырь на локтевом сгибе, проводит по нему указательным пальчиком.
– Это тебе ставили уколы, чтобы твоя голова больше не болела. Она же больше не болит?
– Нет, не болит, – Матвей поднимается на локтях, и садиться, немного сгорбив спину. Сонно потирает голову и впервые переводит взгляд на Тимура. – Здравствуйте.
– Это Тимур, помнишь его?
– Да. Этот дядя подарил мне робота и футбольный мяч, – немного шепелявя, протяжно произносит Матвей.
– Ну, здравствуй. Ты сильно напугал свою сестру и бабушку, – Тимур чуть наклоняется и кладет руки на кровать.
– Я не специально, просто голова сильно болела.
– Ты футболист значит, да?
– Да, я хожу играть с ребятами на стадион. У меня очень хороший тренер. Адель, получается, я теперь не смогу играть в футбол?
– Сначала тебе нужно выздороветь, – Тимур опережает меня. Кладет ладонь на маленькую ножку Матвея и чуть теребит ее. – Как только врачи скажут, что ты здоров, мы с тобой вместе поиграем в футбол.
– Правда? Я обещаю выздороветь, – в зеленых глазах Матвея вновь появляется неподдельный детский блеск.
– Мужчины должны сдерживать свои обещания. Ты же мужчина?
– Да.
Я только что стала свидетельницей невероятного случая: между Тимуром и Матвеем образовалась эмоциональная связь, которая не понятная даже мне. Они на каком-то подсознательном уровне понимают друг друга, и от этого первая встреча прошла на невероятно легкой ноте. Один уголок рта Тимура лезет вверх и на его лице появляется подобие улыбки.
Дверь палаты с тихим скрипом открывается и на пороге появляется знакомый сгорбленный силуэт.
– Бабушка! – Матвей собирается спрыгнуть с кровати, но я во время его пригвождаю к месту.
– Сыночек, как ты себя чувствуешь? – Тимур встает, освобождая место бабушке. Она подходит к кровати и целует Матвея в лоб. – Я принесла тебе вкусностей.
По наставлению бабушки и просьбам Тимура я решаюсь все-таки поехать домой и отдохнуть. Только ехать до нашего дома где-то час, учитывая пробки ранним утром, а квартира Тимура находится в центре города и в паре минутах на машине от этого места. Поэтому Тимур настаивал на том, чтобы я остановилась у него.
– Вот моя футболка или предпочитаешь спать в нижнем белье? – Тимур ухмыляется и бросает на меня многозначный взгляд.
– Твоя футболка идеально заменит мою пижаму, – я улыбаюсь и закатываю глаза.
Протираю еще раз влажные волосы сухим полотенцем и смотрю в зеркало. Принимать душ в ванной Тимура – одно удовольствие. Душевая кабина невероятно просторная, смеситель с множествами массажными режимами. Пока я мылась, в мою голову прокралась непозволительная мысль: я легко бы смогла привыкнуть к такому душу каждое утро. Но моментально среагировав, я сразу же ее спугнула, не давая себе напрасную надежду. То, что Тимур хорошо ко мне относится, а я смягчила свои шипы к нему, не говорит, что у нас есть будущее.
– Ты не останешься? – я сажусь на кровать, с которой в последний раз буквально выпрыгнула как ошпаренная. Матрас невероятно мягкий, а пастельное белье очень приятно прилегает к телу.
– Нет, дела не ждут, – Тимур подправляет края серого пиджака, который я раньше на нем не видела. Подходит к изножью кровати и упирается сильными руками об деревянные балки. – А ты хорошо смотришься в моей пастели.
Я ничего не отвечаю и лишь стыдливо прячу плечи под одеялом, замечая, как взгляд Тимур опустился с моего лица ниже и заигрался новыми оттенками. Кажется, я впервые при нем покраснела.
– Буду вечером. Надеюсь, тебе удастся отдохнуть.
* * *
Из царства Морфея меня выдергивает громкий стук, за которым следует протяжной звон. Я дергаюсь, первое время не могу собрать мысли воедино и понять, что происходит. Но спустя пару секунд до меня доходит, что в дверь стучат. Опускаю ноги на теплые полы и босиком, немного прихрамывая на правую ногу, перебегаю небольшую спальню, просторную гостиную и оказываюсь в прихожей. Смотрю в зеркало и причесываю рукой растрепанные волосы.
– Добрый вечер, у меня доставка на имя Адель, – молодой парень в яркой униформе службы доставки переводит на меня взгляд со своего смартфона.
– Это я.
Парень кивает и вкладывает мне в руки три горячих темных контейнера и банку апельсинового сока. Попрощавшись с доставщиком, я прохожу в кухню и вываливаю все на стол. Поочередно раскрываю коробки с различной едой: суп том ям, паста с морепродуктами, грушевый тарт. Тимур и правда надеялся, что я все это съем одна?
Еще одно его качество: он невероятно внимательный. Мне кажется, или я это уже говорила?
Паста была просто невероятной, а еще я никогда в жизни не пробовала настолько вкусный грушевый тарт с сыром рокфор. Думаю, теперь он будет моим любимым десертом.
Я заправляю за собой кровать, аккуратно складываю свои вещи, мою посуду за собой, закидываю в стирку полотенце. Сижу на кровати и смотрю на лежащий рядом телефон, не зная, что делать дальше. Просто так уйти я не могу. Позвонить ему? Вдруг он занят. Набрать сообщение с благодарностью за прекрасный ужин? Ответ приходит сам, когда кто-то вставляет ключ в замочную скважину.
– Привет, – я топчусь на одном месте в прихожей, оттягивая вниз его белую футболку.
– Здравствуй, – Тимур снимает обувь и окидывает меня быстрым взглядом.
– Спасибо за ужин, было невероятно вкусно.
– Я рад.
Тимур проходит в комнату, скидывает пиджак и с шумом садится в кресло, тяжело вздыхая. Сейчас он выглядит невероятно уставшим и измученным. Он расстегивает пуговицы рубашки и запрокидывает голову назад.
– А ты не будешь ужинать? Я могла бы что-нибудь приготовить, – я подхожу ближе, на ходу раздумывая, что же можно приготовить из скудного ассортимента его холодильника.
– Я не ужинаю дома. Предпочитаю рестораны.
– Ясно, – отвожу в сторону взгляд. Может он просто сомневается в моих кулинарных способностях?
– Я редко бываю дома, Адель. К тому же не умею готовить, – Тимур развеивает все мои сомнения, явно заметив мою растерянность.
– Может, если бы тебя дома кто-нибудь ждал, ты бы почаще бывал здесь.
– Может.
Опять этот многозначный и испытывающий взгляд. Да еще и слово, произнесенное с легкой хрипотой.
– Как Матвей?
– Лучше. Бабушка звонила, сказала, что эту ночь она проведет с ним. Так что я могу вернуться домой, – я прикусываю щеку изнутри и смотрю на его реакцию.
– Я мог бы быть джентльменом и предложить довезти тебя, но я слишком эгоистичен, чтобы лишать себя удовольствия насладиться твоим присутствием.
Что-то неописуемое происходит с моим телом: так называемые бабочки собираются разодрать грудную клетку, в попытке покинуть мое тело. Во рту моментально пересыхает, и я облизываю нижнюю губу. Откидываю волосы назад, замечая, что несмотря не неимоверную усталость, Тимур все равно нуждается во мне. Его взгляд побуждает меня к действию, и я смело повинуюсь своему нескромному желанию.
