Текст книги "Индульгенция 5. Без права на ненависть (СИ)"

Автор книги: Тимур Машуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 25

Глава 25

– Ты монстр! – Танька порывисто подхватила меня за руку и прижалась к ней своей далеко не маленькой грудью.

– Поддерживаю! – с другой стороны тот же финт проделала Настя.

– Такими темпами у нас преподавателей не останется. Гиви был настроен скептически, но, кажется, он просто завидовал тому, как на меня смотрели все студентки. Причем независимо от цвета магии.

– На хрен они нужны такие⁈ –возмутилась Танька. – Подло ударить в спину студента? Да за это его Упырева лично порвет! И правильно сделает. Друг с другом мы можем воевать сколько хотим, разными методами, в это никто не полезет. Но преподы должны оставаться нейтральными. Ну, или хотя бы делать вид, что остаются. А этот вот так вот… в открытую. На глазах у всех. Кстати, здорово ты ему врезал! И двигался так быстро, что я и не заметила ничего. В общем, ты, Видар, впечатлил бедную девушку до дрожи в коленках и теперь должен взять за это ответственность!

– Ты мои условия знаешь…

– Знаю и склонна их принять. Все равно ведь выбор такой, что выбора нет. Трупик, не обижайся, но Видар мне ближе по духу. Да и глава рода может заставить. А я не хочу что б заставляли. Хочу сама выбрать и выбрала.

– Да понимаю я все, – друг все же был немного огорчен. – Внутренне я, кажется, всегда знал, что ты будешь с ним. Ну да ничего – у меня вон Яросветова есть. Огонь девчонка, -расплылся он в глупой улыбке.

– Мы его теряем. Гиви влюбился!!! –ахнула Танька. – Нам будет тебя не хватать, – театрально пустила она слезу.

– Эй, ты чего? Я никуда деваться не собираюсь!!!

– Ага. Ты даже сейчас, идя рядом с нами, шаришь глазами в поисках своей зазнобы. А как появится, так и свалишь!

– Нет. Не так. Я ее хотел в Мранные затащить. Чтобы Олеся влилась в нашу компанию. И кажется, она не против.

– Кстати, у меня тоже есть кандидатка на вступление. Позже вас познакомлю. Так…

Я прервался, увидев Свету, что огородами, стараясь не попадаться мне на глаза, в компаниисвоих вассалов пробиралась в сторону общежитий. Кажется, она решила сменить место жительства? Я против.

– Ребята, встречаемся у меня через пару часов. Мне надо отдохнуть, привести себя в порядок и решить парочку насущных и крайне важных вопросов. Форма одежды свободная, выпивка с вас. Не прощаюсь.

Чмокнув девчонок в щечки, я резво направился на перехват светлой эскадрильи, которая удалялась от меня на бреющем все дальше и дальше. Включив форсаж и проверив пушки, я зашел им в хвост и, включив матюгальник на полную, шарахнул в них звуковой волной, полной добрых пожеланий с требованием остановиться и предъявить документы для проверки.

Нарушители не вняли и кинулись в рассыпную. Но они-то мне были не интересны, в отличии от светловолосой дамочки, которая старательно пыталась притвориться деревом – как цветом лица, так и дрожанием веток.

Вот она заметила, что я ее заметил. Метнулась из-за колонн библиотечного корпуса, призраком скользнула вдоль стены, окутанная дешевым чарами невидимости. Смешно. Передо мной такие фокусы – как детский рисунок на песке перед приливом.

Я шагнул наперерез. Просто оказался перед ней. Из ниоткуда. Как тень, отбрасываемая внезапно зажегшимся фонарем.

Она испуганно вскрикнула, отпрянув. Слабенькие чары невидимости лопнули, как мыльный пузырь. Ее синие глаза, такие надменные еще совсем недавно, расширились от паники. Настоящей, животной.

– Видар… – она попятилась, ее спина уперлась в холодный камень стены. – Я… я просто шла…

– Домой? – мой голос прозвучал тише шелеста листьев, но она вздрогнула от его звука, будто от удара. – Кажется, ты заблудилась. Пойдем со мной.

Я не спрашивал. Не предлагал. Взял ее за запястье. Холодное, тонкое, дрожащее. Сопротивление ее было слабым, беспомощным. Она пыталась вырваться, но моя хватка была как стальные тиски.

– Отпусти! Ты не смеешь! Я…

– Смею, – перебил я, таща ее за собой по знакомой тропинке. К моему коттеджу. Нашему коттеджу. Тому самому, где когда-то ее изгнанная, преданная всеми светлая душа нашла приют под моей защитой. Где она, дрожа и плача, принесла Магическую Клятву. Клятву Верности. Клятву, что сделала ее моей… собственностью. В обмен на жизнь.

Дверь коттеджа отворилась сама под моим взглядом. Запах пыли, старого дерева и… воспоминаний. Здесь когда-то пахло ее духами, книгами, страхом и надеждой. Теперь – только пыль и холод.

Я втолкнул ее внутрь. Она споткнулась, упала на колени посреди гостиной, где когда-то она стояла и смотрела на меня с немым вопросом. Теперь тоже стояла, но уже не как друг или возможная невеста. Как рабыня, встречающая своего хозяина.

– Встань.

Она поднялась, отряхивая платье. Дрожь сковывала ее. Но в глазах, помимо страха, читалась старая ненависть. И… вызов.

– За что? – прошипела она. – Я ничего…

– Стабилизатор Поломатова! – мой голос грохнул, как удар грома в маленькой комнате. Пыль взметнулась с полок. – Трое сгорели. Но они делали то, что ты им приказала, Света. Твоя воля. Твоя подлость. Ты хотела, чтобы он рванул у меня в руках.

Она побледнела еще больше, но не опустила глаз.

– Не… не рванул бы! Я… я рассчитала! Ты бы только…

– Только что? – я шагнул к ней. Она отпрянула к стене. – Только искалечился? Остался без рук? Ног? Глаз? Превратился в овощ, за которым надо ухаживать? Вот твой план? Обойти Клятву?

Ее молчание было красноречивее слов. Губы плотно сжаты, но в глазах читалось – да. Признание. Она знала, что Клятва убьет ее, если умру я. Поэтому – не смерть. Инвалидность. Вегетативное существование. Чтобы я жил, но перестал быть угрозой. Перестал быть собой.

Холодная ярость, которую я сдерживал с момента техномагической лекции, взорвалась во мне. Не вспышкой. Ледяным вулканом. Пустошь заурчала, ликуя, требуя возмездия.

– Умно, – прошипел я. – Очень. И цинично. Подло. Ты думала, я с этим смирюсь? Что моя доброта к тебе, к бывшей пленнице, даст тебе карт-бланш?

Я вспомнил. Первые дни после Клятвы. Ее дрожь. Ее ночные кошмары. Как я не заставлял ее прислуживать. Не унижал. Разрешил учиться. Даже защищал от перешептываний за спиной. Я был… снисходителен. По меркам темных – мягок.

Ошибка.

– Раньше… – я снова шагнул к ней, и теперь она вжалась в стену, как мышь перед удавом, – … я был твоим щитом. Теперь же…

Моя рука метнулась, схватила ее за подбородок, рывком заставив поднять голову. Она вскрикнула от боли.

– … я стану твоей Клеткой. И твоим Палачом.

– Нет! – она попыталась вырваться, ее ногти царапнули мою руку. – Видар, прости! Я просто испугалась! Ты… ты же монстр! Ты всех убиваешь! Я…

– Боялась за себя! – я встряхнул ее, она до крови прикусила язык, и ее протестующие слова оборвались. – И решила превентивно покалечить хозяина. Нарушив Дух Клятвы, если не ее Букву.

Я с презрением отшвырнул ее. Она упала на цветной ковер, запрокинув голову. Страх в ее глазах сменился ужасом. Она увидела то, чего не видела ранее никогда. Истинный гнев Серого мага Пустоши. Не холодную жестокость, а яростное, леденящее бешенство.

– Наказание, Света. Неотвратимое. И ты сама выбрала его уровень своей подлостью.

Я не стал использовать сложные заклинания. Не стал звать Тени Нави. Я подошел, встал над ней.

– Клятва запрещает тебе вредить мне смертельно, – произнес я, и моя рука сжалась в кулак, обернутый инеем Пустоты. – Но боль… унижение… немощь… – я увидел, как она поняла, и ее глаза округлились до предела, – … это не запрещено.

Первый удар. В плечо. С глухим хрустом. Не такой, чтобы сломать кость. Чтобы вывихнуть сустав с нечеловеческой болью. Потом сама вправит, если захочет.

– А-А-АРГХ! —

Ее крик разорвал тишину коттеджа. Она скрючилась, хватая другой рукой поврежденное плечо, слезы хлынули градом.

– Это за попытку, – сказал я спокойно.

Второй удар. Коленом. В живот. Точный, контролируемый. Чтобы вышибить воздух, вызвать спазм, оставить на час в немой агонии, неспособной кричать.

Она согнулась пополам, беззвучно ловя ртом воздух, лицо побагровело от усилия сделать вдох и боли. Слюна стекала на ковер.

– Это за ложь.

Я дал ей отдышаться. Минуту. Пока она лежала, всхлипывая, слюнявя ковер, держась за вывихнутое плечо. Потом взял ее за волосы, заставил подняться на колени. Ее лицо было искажено болью и страхом.

– И главное… – я наклонился, чтобы наши глаза были на одном уровне. В ее синих безднах отражалось мое лицо – холодное, безжалостное, чуждое. – … за то, что предала единственного, кто дал тебе шанс. За то, что решила, что моя доброта – слабость.

Я не ударил. Я коснулся. Кончиками пальцев – ее лба.

Забвение Силы.

Не заклинание в привычном смысле. Приказ Пустоши. Волна абсолютного холода, не физического, а магического, хлынула через контакт. Не убивая ее. Не калеча тело. Сжигая каналы магии.

Она взвыла. Долгим, душераздирающим воем, в котором смешалась невыносимая боль и осознание потери. Ее собственная светлая магия, ее дар, ее гордость, ее суть – воспламенились изнутри и погасли, застыв в вечном льде Нави. Она не умерла. Она стала… пустой. Никчемной. Беспомощной. Магическим инвалидом.

Я отпустил ее. Она рухнула на бок, скуля, как побитая собака, трясясь, обхватив голову руками. Боль от вывиха была ничто по сравнению с этой внутренней пустотой, с ощущением потери себя.

– Теперь ты будешь помнить, – произнес я, глядя сверху на это жалкое зрелище. – Помнить цену подлости и предательства. Живи с этим. Ты больше не ученица академии. Ты – никто. И останешься здесь. В этой клетке. Пока я не решу иначе. Теперь научись относиться ко мне как к человеку, уважать и ценить меня. И тогда, быть может, я верну тебе твою магию. Докажи свою полезность. А пока будешь исполнять роль служанки для всего. Готовить, убирать, стирать, ублажать меня в постели, если я того захочу. Твоя магия разрушена, но клятва прописывается в душу и все еще действует. А значит, можешь быть уверена, что ее можно вернуть. Вот только сделать это могу лишь я, по собственной воле.

Я развернулся и вышел, хлопнув дверью. Ее сдавленные рыдания остались за спиной. Пустошь внутри урчала, насыщенная справедливым возмездием.

Раньше я был добр. Раньше я давал шанс.

Но Света Рюрикович научила меня – в мире, где-то и дело бьют в спину, единственный достойный ответ – быть беспощаднее льда и тверже стали. И если уж держать змею у сердца, то только с вырванным жалом и переломанным хребтом.

Ее урок был усвоен. Дорогой ценой. Но усвоен ею навсегда. Как, собственно, и мной – свобода, подаренная безвозмездно, никогда не будет оценена. Так пусть теперь поборется за нее.

И что-то мне теперь не хочется видеть ее своей женой. Все, что она во мне вызывает, это отвращение. Подумаю – может, отправлю ее в поместье. Пусть на пару с Агатой пашут – труд, ведь он даже из обезьяны сделал человека. А эти по мозгам, кажется, опустились куда ниже приматов.

Так, все. К чертям плохие мысли. Надо отдохнуть, привести себя в порядок и ждать гостей.

Контрастный душ хорошо взбодрил, смыв с меня сегодняшний день. Упав на мягкую кровать, я позволил себе на миг закрыть глаза, просто отрешившись от происходящего. Ледяная сила Пустоши, что постоянно сковывала меня, отпустила, будто свернувшись в клубок где-то глубоко внутри, и мне уже не хотелось казнить и миловать. Даже Свету немного пожалел – может, надо было быть с ней помягче? Трахнуть там в наказание… И потом, вдруг бы ей это понравилось, и все бы наладилось?

Нет, хрень это все. Вырвать змеиное жало – единственный вариант оставить гадюку в живых. Не был никогда добрым, так и не надо пытаться им стать.

Так, вот и первые гости подтягиваются, и, как я и ожидал, Танька идет чуть ли не в обнимку с Изабеллой. Спелись!!! Быстро они.

Дистанционно открываю калитку, потому как тащиться самому лень. Да и рано они как-то – вроде через час только общий сбор назначен.

– Видар!!! Хватит валяться!!! – ко мне в комнату влетели обе дамочки в легких и совсем не строгих платьях, которые к тому же были полупрозрачными. И обе, ничуть не сомневаясь, прыгнули ко мне в постель!!! Нет, ну это прямо безобразие какое-то! Ладно Танька – она право имеет, да и была уже в ней, а эта-то куда⁈

– Каждый имеет право налево, – изрек я глупость с умным видом. – И я не валяюсь, а думаю, привожу мысли и чувства в порядок, строю планы…

– По завоеванию мира?

– И его тоже. Я ж тут не просто так, а с миссией.

– Какой? – прижалась ко мне Танька.

– Жутко секретной, – полапал я ее за зад.

– Расскажи!

Так, а вот это уже полный беспредел и совращение, потому как Изабелла, кажется, растеряв весь стыд, тоже прижалась ко мне. А с учетом того, что лифчика на ней не было, я чувствовал прямо все-все.

– Нет, и это не обсуждается. А кстати, вы, я так понял, спелись уже? И как-то слишком быстро. Колитесь, как это у вас получилось?

– Нормально получилось. Она не зануда.

Танькина шаловливая рука пыталась залезть мне под рубашку, но пока безуспешно.

– Точно. Таня хорошая. А парни, живущие на нашем этаже, идиоты.

– А что? Было что? – поднялась у меня шерсть на загривке.

– Да познакомиться пытались, пока я возле двери Таню ждала. Выскочила первой на свою голову. А тут эти…

– Ну, ты их и…

– Не я. Таня. Как выскочит, те сразу и убежали. И чего ее все так боятся? Она такая миленькая.

– Вот, – «миленькая» отвлеклась от своего занятия и наставительно задрала палец вверх. – Хоть кто-то меня понимает. К тому же, она тебя хочет трахнуть, и это желание мне понятно. Но я все еще не поняла, откуда она взялась. Пыталась спрашивать – молчит. Да только я ж не слепая – заметила мнемопереводчик у нее в ухе. Чую подвох, но не пойму, какой.

– Тань, она не местная.

– Да это я и так поняла. Судя по бледности кожи откуда-то с севера.

– Угадала с направлением. Только с не нашего севера.

– Поясни, – села Танька, уставившись на нас обоих.

– Клятву дашь, что не расскажешь никому, и все узнаешь.

Любопытства в Таньке оказалось больше, чем похоти, и она, не задумываясь, поклялась силой, что будет держать язык за зубами.

– Она с севера. Герцогиня Нормандской империи де Лоррейн. У нее еще старшая сестра есть, Вивиан. Она, кстати, у нас преподавать будет.

– Это что же получается… Ты был в Пустоши…

– Прошел ее и вернулся вот с ними. Император в курсе, как и все заинтересованные лица. На Осеннем балу они будут официально всем представлены. Ох, как будет беситься Рюрикович! Такое событие – и мимо него. Впрочем, у него и так есть повод для беспокойства…

– Света? Наказал? Трахнул? Нарядил медвежонком? Заставил сменить прическу?

– Каналы выжег и источник разрушил.

– ЧЕГО⁈

– Ага. Но могу восстановить, если захочу. Я, Тань, теперь много чего могу. Пока тело не забыло эфир, все можно вернуть, как было.

– А есть что-то, что ты не можешь?

– Не могу отказаться от вкусняшек. Не могу отказать тебе, когда ты просишь о чем-то. Да я много чего не могу. Вот, например, сейчас не могу снять с тебя платье и отжарить во всех позах, потому что тут Изабелла. А к ней я так же не могу прикоснуться, по причине возраста. А еще и времени мало – скоро начнут наши собираться. Ну, и у меня сегодня намечается интересная ночь, так что надо терпеть и превозмогать.

– Изменщик!!! С кем блудить собрался⁈

– С будущей женой.

– С Кристинкой, что ль, сговорился? Ну, это дело хорошее и для нашей будущей семьи важное. Пошли, Белла, я тебе дом покажу. Раз сегодня нам ничего не обломится, так хоть напьемся от души.

– Идите-идите, коварные соблазнительницы. Только к Свете пока не лезьте. Впрочем, я ее комнату запечатал, до завтра она не выйдет. А я пойду народ встречать. Ох, и зажжем мы сегодня, чую!

Глава 26

Глава 26

– ВИДАР! ОТКРЫВАЙ СКОРЕЕ! ИЛИ САМИ ДВЕРЬ ВЫЛОМАЕМ! – грохотал Гиви, заглушая робкий голосок Насти:

– Может, не стоит так орать? Вдруг он устал и спит?

Я распахнул ворота. На пороге – буря. Гиви с огромным бочонком медовухи под мышкой, Снежана с большущей корзиной, откуда умопомрачительно пахло свежеиспечёнными пирогами и дымком, Дима Карнаухов с его вечным ледяным спокойствием и Настя, держащая в руках странный прибор, искрящийся фиолетовыми искрами.

– Добро пожаловать в хаос, – пробурчал я, отступая.

Они ввалились радостной гурьбой, смеясь, споря, заполняя холодные комнаты жизнью, шумом и теплом, которого тут не было со времен… до Светы. Гиви тут же начал искать подходящие кружки, спустившаяся сверху Танька расставляла пироги на столе, Изабелла окинула гостиную оценивающим взглядом:

– Угрюмо. Надо разбавить огнем.

Она щелкнула пальцами. Десятки маленьких огоньков вспыхнули в воздухе, заплясали под потолком, отбрасывая теплые блики на стены.

– А это, – Настя настойчиво тыкала в меня своим прибором, который трещал, как рассерженная сорока. – Био-мана-резонансный сканер! Покажи силу! Хочу цифры!

– Позже, Насть, – отвёл я прибор в сторону, – сначала медовуха. И объяснения.

Мы расселись кто где: на разваливающемся диване, мягком ковре, на широком подоконнике. Бочонок зашипел, открываясь. Первые глотки обожгли горло сладким огнем. И наступила тишина. Все смотрели на меня. Вопрос висел в воздухе, густой, как дым от огоньков Изабеллы: Как? Как ты стал таким?

– Пустошь, – неторопливо начал я, задумчиво вращая глиняную кружку в руках.

Глаза Снежаны сузились. Она знала кусочки, но не всё. Я продолжал:

– Не просто место. Это… дыра в мире. Живая. Голодная. Там нет времени. Только холод и тишина, которая сводит с ума. Шаг влево – тебя съедает тень. Шаг вправо – пространство рвётся, как гнилая ткань.

Танька притихла, обхватив колени. Гиви перестал жевать пирог.

– Я шёл долго. Очень. Терял куски себя. Память. Чувства. Оставалась только воля. И… голоса. Ваши.

– А Царство Мертвых? – нетерпеливо выдохнула Настя. Её пламя над головой дрогнуло. – Ты же… туда попал? Говорят, оттуда не возвращаются.

– Возвращаются, – я хмыкнул. – Если Морана позволит. Через Купель.

При одном упоминании о ней кружка в моей руке покрылась инеем.

– Это не омовение. Это… переплавка. Души. Тела. Воли. Она разбирает тебя на атомы, смотрит, из чего ты сделан, и собирает заново. Только сильнее. Чище. Холоднее. Боль… – я замолчал, сосредоточенно глядя на узоры льда на глине. – … ее никакими словами не передать. Но иного выхода не было. Вернуться или исчезнуть. Я выбрал вернуться.

Тишина повисла тяжело. Даже Настя выключила свой трещащий прибор. Потом Гиви громко хлопнул себя по колену:

– Ну и ну! Значит, наш Видар теперь не только страшный, но и сильный, как голем Плоти! Наливай ему двойную порцию! Он заслужил!

Смех прорвал возникшее было напряжение. Танька споро разлила медовуху. Пироги пошли по кругу. Вопросы посыпались градом:

– А тени там говорящие?

– Как выглядит Морана? Страшная?

– А в Купели хоть пузырьки были?

Я отвечал урывками, опуская самые мрачные детали. О Пустоши говорил как о бесконечной ледяной пустыне. О Царстве Мёртвых – как о городе, состоящем из чёрного камня и тумана. О Купели – как о… ледяном аду перерождения.

Потом Настя не выдержала:

– А Света? Ты… её?

Все замолчали. Даже огоньки Изабеллы замерли. Я медленно отпил медовухи.

– Жива. Наказана. Лишена магии. Сидит в своей комнате здесь. Пока я не решу, что с ней делать дальше.

Шок пробежал по лицам. Снежана хмыкнула:

– Жестоко. Но… справедливо. Змея должна быть без зубов.

– И без жала, – добавила Танька тихо. Её взгляд, направленный на меня, был одобрительным.

– Хватит мрачности! – вновь взревел Гиви, вскакивая. – Музыку! Танцы! Видар жив, силён, а мы тут сидим, как на поминках!

Он вытащил из кармана магический кристалл, ткнул в него – и стены коттеджа ощутимо задрожали от ритмов оглушительной зомби рок-группы «Луна на погосте».

Танька завизжала и потянула Настю в импровизированный пляс посреди гостиной. Изабелла закружилась в вихре пламени и шелка. Гиви отплясывал что-то невообразимое, тряся полупустым бочонком. Даже Снежана позволила себе легкое покачивание в такт музыке, её губы тронула едва заметная улыбка.

А потом Настя азартно крикнула:

– Бассейн! На улице! Кто последний – тот трус!

Новый бассейн во внутреннем дворике коттеджа давно не использовался. Вода в нем была ледяной, прозрачной, как слеза. Это не остановило безумцев.

Гиви прыгнул первым, подняв фонтан брызг. За ним – визжащая Танька. Изабелла вошла в него, как богиня в море, платье растворилось в воде, оставив лишь сияние вокруг нее. Настя нырнула ласточкой, с разбегу. Снежана лишь опустила руку в воду – и тонкий ледок моментально растаял, вода стала чуть теплее.

– Ты чего? – Гиви, фыркая, вынырнул рядом со мной у края. – Боишься замочить ноги?

Ответом ему стал мой толчок. Он бултыхнулся обратно с диким воплем. Все захохотали. И я прыгнул. Ледяная вода обожгла кожу, смывая запах пыли, боли и нервов. Настя тут же обрызгала меня с ног до головы. Танька попыталась утопить. Гиви устроил волну. Изабелла подогревала воду точечными вспышками, заставляя нас визжать от контраста. Снежана наблюдала за всеми с края, но ее смех звенел чище колокольчика.

Мы дрались, ныряли, смеялись, как дети, забывшие о войнах, академии и темных дарах. Вода, огоньки Изабеллы, отражающиеся в ней, крики – это был гимн жизни. Яростный, мокрый и безумно счастливый.

Праздник длился до глубокой ночи. Пока вся медовуха не кончилась, пироги не были съедены, а силы не оставили даже Гиви. Они уходили по одному, шумные, сонные, счастливые.

Танька, ковыляя на высоченных каблуках, клятвенно обещала прийти завтра помочь все убрать. Гиви без слов похлопал меня по плечу так, что я чуть не свалился в бассейн снова. Изабелла бросила многозначительный взгляд на дверь комнаты Светы, но промолчала и светлым призраком скользнула в темноту. Настя, наконец, сумела приложить свой сканер к моей руке – прибор истерично завизжал и выдал кучу цифр, после чего сгорел с негромким хлопком. Снежана ушла последней, её «До завтра» прозвучало тихо, но с намеком.

Тишина после их ухода была не пугающей, а… умиротворяющей. Коттедж затих, но все еще был наполнен теплом их присутствия, крошками пирогов, запахом мокрых полотенец и дымком от сгоревшего прибора Насти. Я стоял на пороге, глядя на усыпанное звездами небо, чувствуя странную легкость. Пустошь спала, убаюканная смехом и медовухой.

И тогда я услышал легкие шаги по мокрой траве.

Не шумные, как у Гиви. Не стремительные, как у Изабеллы. Не скользящие, как у Снежаны. Знакомые.

– Примешь поздравления? – голос Кристины был тише ночного ветерка.

Я обернулся. Она стояла в тени высокой яблони, в простом темном платье, без академической мантии. Звездный свет серебрил ее волосы, а глаза, такие же глубокие, как небо над головой, смотрели на меня без улыбки. Серьезно. Тепло.

– Приму, – ответил я, открывая дверь шире.

Она вошла. Не спеша. Обвела взглядом разгром в гостиной – пустые кружки, крошки, мокрые следы. Её взгляд скользнул в сторону закрытой двери комнаты Светы, но не задержался. Потом вернулся ко мне.

– Шумно праздновали, – в её голосе не было упрека. – Наверное, было весело?

– Так и было, – я закрыл дверь, отрезая коттедж от наступившей ночи.

Она подошла вплотную. Пахло ночной прохладой, дождевой водой и… просто Кристиной. Тем ароматом, что глубже Пустоши и ярче любого огня Изабеллы.

– Я не пришла праздновать, – прошептала она, касаясь пальцами моей щеки. Её прикосновение обожгло сильнее любой магии. – Я пришла… чтобы убедиться, что ты здесь. Весь. Не кусок льда из Пустоши. Не тень из Царства Мертвых. Ты.

Её губы коснулись моих. Нежно. Вопрошающе. Это был не поцелуй страсти, как днём. Это было возвращение. Признание. Торжество над тьмой.

Пустошь внутри не проснулась. Она отступила, уступив место другому огню. Горячему, живому, безмерному.

Я обнял её, прижал к себе, чувствуя, как её сердце бьется в унисон с моим. В разгромленной гостиной, пахнущей пивом и весельем, под тиканье старых часов, началась наша ночь. Без слов. Без магии. Только мы, тепло наших тел и тишина, которая была полнее любой Пустоты. В эту ночь я был не Серым магом, не Победителем, не Хозяином. Я был просто Видаром. И этого было достаточно.

Ее губы нашли мои – жестко, без просьбы, как захват территории. Я ответил тем же, приподняв ее. Ноги Кристины обвили мою талию, а спиной она прижалась к стене, где висела карта Древних Руин. Пергамент шелестел под ее лопатками.

– Слишком много одежды, Видар, – она оскалилась, обрывая пуговицы с моей рубахи.

Когти. У нее всегда были когти – острые. Очень острые. Но порезов не оставалось, лишь розовые полосы, будто от чьих-то губ. Магия крови, проклятый дар ее рода.

Я сбросил все, что нам мешало. Теперь только кожа: ее – холодная мраморная плита под моими пальцами, моя – обожженная солнцем пустошей. Она впилась зубами в ключицу, и боль ударила в пах.

– Ты жаждешь боли? – прошипел я, вдавливая ее в стену.

– Я жажду тебя. Всю ночь. Без остатка.

Мы рухнули на ковер перед камином. Огонь лизал поленья, отбрасывая танцующие тени на ее тело. Грудь высокая, упругая, с темно-розовыми сосками, которые уже твердели от моего дыхания. Я взял один в рот, и она застонала – звук низкий, животный, не от мира аристократов.

– Да… Глубже.

Ее руки в моих волосах, ноги раздвинуты. Влажность между бедер манила, как болото желания. Я опустился ниже, целуя внутреннюю поверхность бедра. Дрожь пробежала по ее телу.

– Видар… Не играй.

Но я играл. Языком провел по ее складкам, медленно, чувствуя как она вздрагивает. Соль, мед и что-то электрическое – вкус магии. Она крикнула, когда я ввел два пальца, изгибаясь дугой.

– Ты… чертов… соблазнитель…

Я поднялся, прижавшись всем весом. Ее глаза – синие, как ледники Арктики – горели.

– Бойся, – прошептал я.

– Никогда.

Она сама направила меня внутрь себя. Мир сузился до точки: ее тепло, ее теснота, ее стоны. Я вошел медленно, сжимая зубы, чтобы не кончить сразу. Она обхватила меня ногами, пятки впились в поясницу.

– Двигайся.

Я повиновался. Ритм задала она – яростный, неистовый, как шторм в Море Теней. Каждый толчок – глубже, резче. Ее ногти впились в спину, кровь смешивалась с потом. Я кусал ее шею, сосал грудь, чувствуя как ее сердце бьется в унисон с моим.

Камин пылал. Искры взлетали к потолку, смешиваясь с ее криками. Она кончила первой – внезапно, с рыком, впиваясь зубами в мое плечо. Ее внутренние мышцы сжались, выжимая меня.

– Со… мной… – она задыхалась.

Я не сдержался. Горячая волна хлынула из меня, заполняя ее. Она дрожала, обнимая так, будто хотела сломать ребра.

Мы лежали, сплетенные, слушая треск огня. Ее пальцы чертили руны на моей груди.

– Ты знаешь, что это безумие? – она прошептала.

Я повернулся, глядя в ее синие бездны.

– Знаю.

– Император убьет нас, если узнает. Мол, совратил дочурку до свадьбы.

Я коснулся ее губ.

– Не думаю. Он слишком сильно хочет внуков.

Она рассмеялась – хрипло, без прикрас. Потом прижалась щекой к моему сердцу.

В окно ударил дождь. Магия академии пела в намокших камнях. Мы не спали. Мы жаждали продолжения.

Вино полилось в бокал, бликуя при свете свечей. Мы пили из одного бокала, передавая его из рук в руки, и каждый глоток оставлял на губах пряный вкус. Кристина полулежала у меня на груди, ее холодные пальцы чертили по моему животу замысловатые руны – то ли шутки ради, то ли магические знаки, от которых по коже бежали мурашки. Огонь в камине догорал, но в нас тлело что-то иное, глубинное и ненасытное.

– Ты все еще дрожишь, – она коснулась моего бедра, где билась жилка. Ее голос был хриплым от недавних криков.

– От холода твоих рук, принцесса, – соврал я, переворачивая ее на спину. Шелк простыни был ледяным под ее кожей.

– Врун, – она укусила меня за подбородок, а затем провела языком по укусу, будто зализывая рану. – Ты хочешь снова. Я чувствую… здесь.

Ее ладонь легла мне на живот, скользнула ниже, обхватила уже твердеющее желание.

– Он неугомонен, твой зверь.

Я впился губами в ее шею, в то место, где пульс бился, как птица в клетке. Ее аромат – снег, миндаль и теперь еще терпкое вино – сводил с ума. Руки сами нашли ее грудь, сжали, почувствовали, как соски вновь затвердели под моими пальцами. Она застонала, выгнулась, впиваясь ногтями в мои плечи.

– Медленнее, – прошептала она, но тело ее говорило иначе: бедра приподнялись навстречу, колени раздвинулись шире. – Дай мне прочувствовать… каждый сантиметр.

Я повиновался. Вошел не спеша, с почти мучительной нежностью, погружаясь в ее влажную, шелковистую тесноту. Она обвила меня ногами, пятками уперлась в ягодицы, заставив войти глубже.

– Да… вот так… – ее шепот смешался с треском последних угольков в камине.

На этот раз не было ярости, только томительная, сладкая пытка. Я двигался внутри нее плавно, как приливная волна, чувствуя, как с каждым толчком ее тело раскрывается, принимает, требует больше. Она встретила мой ритм – кругами бедер, сжиманием внутренних мышц, от которых у меня темнело в глазах. Ее руки блуждали по моей спине, то лаская, то царапая, оставляя дорожки огня.

– Смотри… – она вдруг указала на потолок.

Магия вина и наших тел пробудила пылающие свечи в канделябрах. Тени плясали на стенах, сплетаясь в непристойные, дикие силуэты – двое тел, слитых в одном порыве. Мы были зрелищем и зрителями одновременно.

– Прекрасно, – я прошептал, ускоряя движение.

Она закинула голову, обнажив горло, и я припал к нему губами, чувствуя вибрацию ее стонов. Ее пальцы впились в мои волосы.

– Не останавливайся… Я близко…

Я знал. По дрожи в ее бедрах, по судорожным вздохам, по тому, как ее внутренности сжимали меня, как кулак. Я поднялся на локтях, вглядываясь в ее лицо – искаженное наслаждением, прекрасное в своей дикости.

– Кончим вместе, – шепнул я.

Ее глаза расширились, тело выгнулось в немой крик. Волна схватила ее, закрутила, выбросила на берег с хриплым рыком моего имени.

Я продержался еще три толчка, чувствуя, как ее спазмы выжимают из меня последнее, горячее, и рухнул на нее, захлебываясь запахом ее кожи и секса.

Мы не засыпали. Вино, смешанное с ее магической кровью, било в голову хмельным эликсиром. Мы касались, пробовали, исследовали. Ее губы на моем ухе: «А что если…». Мои пальцы, скользящие по ее внутренней поверхности бедра: «А вот так?». Мы теряли счет времени и раундам. На ковре. У окна, запотевшего от наших дыханий. На дубовом столе, с которого слетели книги по теории магии.

Рассвет пришел нежданно – серой полосой за окном, а затем розовым лезвием, разрезавшим тьму. Первый луч упал на ее бедро, где синел мой вчерашний укус, на мою руку, обхватившую ее грудь.

– Утро, – она прошептала, и в ее голосе не было сожаления, только усталость и странное спокойствие.

– Как быстро оно наступило… – я провел пальцем по ее мокрому от пота виску.

Она повернулась, прижалась лбом к моей груди.

– Согласна, – ее голос был сонным. – Теперь можно и поспать….