Текст книги "Запредельник"

Автор книги: Тимоти Мэдден

– Я не ревную к Фронто.

– Хорошо, в чем же тогда дело?

– Я просто удивлен, что ты доверила свой секрет еще кому-то.

Несколько секунд ей безумно хотелось поспорить с ним, но она переборола себя, понимая, что это было бы ошибкой.

Светла подняла здоровую руку и повернула лицо Маккензи к себе. Она взглянула в блестящие изумруды его глаз и сказала:

– Я совершенно не хотела тебя обидеть.

Она прижалась к его губам. Секунду они оба наслаждались этим простым поцелуем, поглощая чувственность этого первого прикосновения друг к другу. Потом он медленно обнял ее, и они вновь слились в поцелуе, на этот раз куда более страстном.

Они целовали глаза, щеки и шеи друг друга, и Светла вдруг почувствовала, как ее переполняет острое желание. Наконец она уже просто не могла дышать, и воздух врывался в нее короткими быстрыми хрипами. Они упали на мягкий, похожий на пудру песок, их изголодавшиеся по ласке тела тесно переплелись. Странное чувство полного комфорта, которое всякий раз охватывало ее в его объятиях, снова завладело Светлой, и она покорно обмякла в его руках.

Потом он повернул ее на спину и заглянул в глаза. На его лицо падал свет, и в этом неясном свечении темнели новые шрамы над бровью. Она еще раз вспомнила, что он тоже смертен, как и все, и эта мысль вдруг наполнила ее сознание еще более острым желанием. Она закрыла глаза и притянула его к себе.

Казалось, что время замерло. Не было никаких мыслей, кроме наслаждения от его ласк, и она покорилась полностью этим прикосновениям. А потом к этому наслаждению вдруг начало примешиваться какое-то необычное чувство.

Ей вдруг показалось, что пещера наполнилась бесчисленным множеством нихонианцев, совершавших здесь свой брачный обряд. Мысленно она отчетливо видела их вокруг себя, они все занимались любовью. Это позволило ей почувствовать себя причастной к бесконечной веренице женщин, познавших в этих стенах физическую близость, освященную браком, а не запретную. И это сознание переполнило ее никогда прежде не испытанной радостью. Она довольно долго испытывала это чувство и разделяла атмосферу любви со всеми этими женщинами. Но потом она вдруг вспомнила, что же происходило с ней на самом деле, и испугалась. Куда-то словно испарилось охватившее ее чувство просветления, и она была теперь совершенно беззащитной, распростершись на мягком песчаном полу пещеры.

– Нет! – яростно закричала она, отталкивая прочь Маккензи.

Он удивленно смотрел на нее.

– Что с тобой? – прошептал он.

Она села и грустно склонила голову, но ничего не ответила ему.

– Ты что, привела меня сюда, чтобы подразнить, или тебе хотелось узнать, как далеко мы можем зайти?

Она задумчиво посмотрела на него.

– Ни то и ни другое. Но я… я думаю, что я люблю тебя, Мак, но разве я могу тебе это сказать? Кто я такая? Ты это хотел услышать?

Она отвела взгляд, и неосознанно он остановился на символе его мужского достоинства. Это зрелище наполнило ее одновременно желанием и отвращением, а в голове опять зазвучали почти забытые эротические стихи колумбийской поэтессы, прочитанные давно в одиночестве Запределья:

 
«О ты, возвышающийся из лона монумент,
которому я буду принесена в жертву,
не смейся над громкими криками,
когда они вырвутся из моей груди.
Меня переполняет желание,
и я содрогаюсь в конвульсиях, предвкушая,
как глубоко ты проникнешь
в распахнутые перед тобой недра,
пусть даже твоя ненасытность
лишает меня последнего достоинства».
 

Она застенчиво обернулась назад к выходу из пещеры, где раздавался легкий плеск воды.

– Так ты пыталась… попробовать заняться со мной любовью, но по-прежнему для тебя это невозможно. Так?

– Да… Наверное, это касается только меня одной. Каждый раз, когда я готова отдаться, я чувствую, словно меня вывозили в грязи. Ты можешь это понять?

– Ты знаешь, в чем твоя проблема? Ты неправильно понимаешь, что такое грязь. Тебе кажется, что это признак, свойственный замотанным домохозяйкам.

Он слегка игриво толкнул ее, и ее колени дернулись в непроизвольной реакции.

– Грязь – это хорошо. Грязь – это то, что необходимо. Вспомни, чему учит нас космология… как взрываются звезды, а затем зарождаются из грязных остатков планеты… и как из глины этих планет возникает жизнь. Миры из пепла, а жизнь из глины. – Его глаза блестели. – Светла, неужели ты этого не чувствуешь? Даже наука говорит нам об этом, чудесным образом мы все есть дети космической грязи.

Она словно впервые увидела его.

«Откуда ты это взял, безрассудный человек? Неужели ты на самом деле считаешь, что можешь вот так легко открыть тайну бытия? Ты сумасшедший, Маккензи, определено сумасшедший».

Она тайком смотрела на него. Он отвечал ей терпеливым ожиданием.

Она снова повернулась к нему, дотронулась до его щеки, почувствовав ее ямочку под пальцами. Он с надеждой потянулся к ней, и их губы встретились. Его поцелуй был так легок, что скорее походил на дыхание. Она потянула его за собой, пока они снова не лежали на песке.

– Могу я это понимать так, что ты на время забудешь о своем отвращении к грязи? – прошептал он.

Она застенчиво улыбнулась, и ее пальцы пробежали по его груди.

– Я хочу, чтобы мы были счастливы.

Он опустился на нее, снова целуя.

«Несмотря ни на что, я не могу проверить, насколько естественны мои чувства. Все дело в этой пещере. Здесь царит какая-то странная атмосфера».

Из ее глаз потекли нежданные слезы радости.

Он смахнул их, с любовью вглядываясь в ее лицо. А потом его пальцы легонько заскользили по ее шее, пока не добрались до мягких холмов ее грудей. Она закрыла глаза, когда внутри нее словно взорвалась волна страсти. Это желание было настолько сильным, что она более не могла противиться ему и отдалась на волю его ласк…

– Как ты думаешь, мы можем всегда позволять себе делать то, чего хотим больше всего на свете? – спросила она его игриво, впрочем, совершенно не отдавая себе отчета, что говорит.

– Думаю, что да, и даже больше, – целуя ее, отозвался Маккензи.

Глава 27

– Ну, так вам удалось наконец совершить половой акт? – напрямую спросил во время следующего сеанса психотерапии доктор Фронто у Светлы.

Светла застенчиво кивнула в ответ.

– Нас так долго не было, что О-Скар даже начал волноваться, не случилось ли с нами чего-нибудь, и отправил дополнительные патрули на наши поиски. Боюсь, что он недоволен нашим поведением.

Доктор засмеялся в ответ.

– Да, мне говорили об этом. Но скажите, что вы чувствовали? Испытывали ли отвращение? Было ли ощущение стыда?

– Нет.

– Таким образом, приняв любовь Маккензи, вы не испытали чувства унижения?

– Это было… словно я сама себя подставляла. Словно я сдавалась, но это не было продиктовано низменными соображениями. Мне кажется, я сама позволила.

– Позволила что?

Она принужденно пожала плечами:

– Я сама не знаю… наверное, позволила забыть, что из этого следует, мне кажется.

– Следует ли понимать ваше заявление так, что для вас все еще важно случившееся между вами и О-Седо?

Она вся напряглась при упоминании имени либонийца.

– Я никогда не смогу забыть того, что произошло между нами. Он… выставил напоказ мое бесправное положение, мою униженность.

– Светла, мне очень жаль, но я не в состоянии понять, почему вы ощущаете свою бесправность?

– Как вы можете так говорить? – заплакала она. – Я ведь была ребенком, и я отдалась взрослому мужчине. Я хотела, чтобы так произошло.

– Практически во всех отношениях, а тем более сексуальных, присутствует момент подчинения более сильному. Вам следует всегда помнить об этом и не позволять этой мысли нарушать мгновения близости.

Мотивы подчинения? Неужели он намекает, что таким образом я стремилась к власти? Неужели я действительно этого хотела? Эта мелькнувшая мысль быстро растаяла в потоке нарастающего раздражения. Она слишком высоко ценила себя, чтобы признать подобную возможность.

– В этой гадости не было никаких нежных моментов, – грубо ответила она. – Это были всего лишь обоюдные занятия мастурбацией, и не более того. Я хотела…

Она вдруг замерла на полуслове. Она чуть не проговорилась, что хотела таким образом полностью привязать к себе О-Седо.

– Ну а как обстоят дела с тем, что вы испытали во время близости с Маккензи? Это тоже не более чем проверка на выносливость при пониженных температурах?

В углу кабинета Фронто на миниатюрном алтаре стояла небольшая икона с изображением какого-то бородатого святого. Светла взглянула на нее. Икону окружали свечи, располагавшиеся на разных уровнях, и казалось, что их все зажгли в разное время и с разными целями. Это наполнило ее сознание грустью.

– Боюсь, что вы не понимаете, кто такой Маккензи, – проговорила она. – Ведь в Полетном Корпусе он царь и Бог. Он – олицетворение доблести и героизма. Когда я впервые увидела его, я была на первом курсе в академии, и он выступал перед нами. Он стоял перед нами, потомок одного из запредельников, отдавших жизнь за свободу Конкордата. Тогда он только что возвратился после одержанной им на станции «Пегас» победы. Он был такой… приятный и милый, что мое сердце сжалось. Я не могу вспомнить, о чем он тогда говорил нам, да это и неважно. Он вдохновлял нас на свершения не словами, а одним своим видом. Вы понимаете меня?

Доктор одобрительно кивнул.

– Впоследствии наши пути никогда не пересекались. Но я тоже стала запредельником. Вы можете себе представить, что я должна была ощущать, когда, прилетев для ремонта, вдруг узнала, что он тоже был на Красном Утесе. Он был там. Был! Я чувствовала себя школьницей, перед которой поставили задачу, доступную пониманию взрослой женщины. Сначала я не хотела, а потом решила послать все к черту.

Перед ее мысленным взором возник образ голубоглазого Маккензи, угрюмо сидевшего в душной темноте клуба «Эль Хамбра».

– Он казался несколько мрачным, но, после того как я предложила ему угостить меня выпивкой, он заметно расслабился и был вполне естествен, а это только усиливало его привлекательность. Мы пили и говорили и напились в конце концов… как и подобает настоящим братьям по оружию. Я прекрасно выглядела, должна честно сказать. Потом я почувствовала, что его тоже тянет ко мне… как к женщине… и тут я поняла, что должна была чувствовать Золушка. Я и боялась и была на вершине счастья одновременно. Возможно, до меня снизошел настоящий живой полубог. До меня, Светлы Стоковик. Какая милость, уготованная мне судьбой!

– И тогда вы почувствовали себя более сильной и значимой? – перебил ее доктор Фронто.

Она секунду подумала, а потом рассмеялась.

– Вы дьявол, доктор. Да. Я почувствовала себя сильнее, наверное, но не сильнее любой другой женщины, которая вдруг доказывает сама себе, что может возбудить мужчину, выше ее по положению. Но, бесспорно, я была очень довольна собой. Это было основным моим чувством. Но Маккензи спутал мне все карты, как он частенько любит делать. Я думала, что после того, как он добьется от меня всего, что ему было нужно, он подыщет какой-нибудь благовидный предлог и уйдет. Таким образом все прекратится. Я даже надеялась на такой исход, потому что чувствовала себя эмоционально истощенной и измученной. Я наконец-то сорвала с него маску этого полубога и увидела его ничем не прикрытую сущность, такую же, как и у любого другого мужчины. Такую же, как и у О-Седо.

Но на следующее утро он был вновь нежен и заботлив. Он ухаживал за мной, купал меня и даже массировал мне спину, пока я дремала. Позднее он заставил меня нарядиться к ужину, и, когда мы вошли в ресторан, я была голодна как волк. Он знал, что мне было нужно, абсолютно точно чувствовал, что должен был сделать. И он, не переставая смотрел на меня своими такими беззащитными глазами. Это меня глубоко тронуло.

Светла замолчала. Она постоянно заставляла себя забыть это, когда они расстались. Сейчас, когда она вновь вернулась к горьким и в то же время неизъяснимо прекрасным мгновениям, ее сознание наполнила печаль. На той поре лежала печать обреченности.

– Потом, на третью ночь, он рассказал мне, что произошло на «Синклере», старом корабле, который ему пришлось обследовать. Все находившиеся на борту сгорели заживо, в том числе и младенцы в родильном отделении. Я до сих пор ясно вижу выражение ужаса и отчаяния, застывшие на его лице, когда он рассказывал мне об увиденном.

Она обхватила себя руками и уставилась на пол.

– В любом случае, на эту третью ночь он поделился со мной своими тревогами и неуверенностью, царившей в его душе, он объяснил мне, как увиденное заставило его усомниться в смысле человеческой жизни. Он боялся, что я перестану его после этого уважать. Ха! Совершенно в его стиле! Как будто он не догадывался, что сама мысль о том, что его угнетали такие же сомнения, как и любого другого запредельника, еще больше возвышало его в моих глазах. Он превратился в своего рода Геракла или Одиссея, во всяком случае, вырос до размеров мифического героя в моем сознании, потому что он поделился со мной, как с равной, своими секретами.

Я была настолько потрясена, что ничего не могла сказать в ответ. И мы снова занимались любовью, потому что мне очень хотелось утешить его. Но позже, когда мы отдыхали в объятиях друг друга, я поняла, что пропала. Он обязательно захотел бы потом жениться и завести детей, и я не смогла бы ему отказать. А потом рано или поздно он узнал бы о моем бесправном положении и возненавидел бы меня за то, что я его соблазнила.

Я поднялась до зари, собрала вещи и бегом побежала на станцию. К счастью, мой корабль оказался готов к вылету, и я отправилась в Запределье снова, чтобы похоронить себя там навсегда.

Доктор Фронто наклонился вперед и улыбнулся:

– Ага! Теперь, мне кажется, я понимаю, почему вы считаете, что Маккензи не такой, как все. Но что вы можете сказать о ваших любовных утехах вчера в гроте? Расскажите о них.

Она долго молчала, воскрешая в памяти события вчерашнего дня.

– Я не знаю, как смогу объяснить это. Это, наверное, глупо, потому что теперь кажется, что все это было в сказке. Но когда я подчинилась его воле, сдалась, я почувствовала, что сливаюсь с гротом, отождествляясь с бесчисленным количеством актов любви, которые уже имели там место прежде. Ощущение полноты происходящего испугало меня. Оно как бы пыталось подчинить себе мою личность, и я сосредоточилась на Маккензи, как источнике спасения.

Но потом то же самое я почувствовала и в нем, только теперь куда более сильнее. И вновь само собой возникло чувство растворения. Оно принесло с собой мгновение… я стала… – Она снова надолго задумалась. – Я не могу объяснить дальнейшее. Мне кажется, в том гроте действуют какие-то потусторонние силы.

По ее щекам заструились слезы смущения.

Доктор Фронто поставил локти на стол и, сложив ладони, словно в молитве, опустил глаза. Они долго сидели неподвижно. Кабинет был весь наполнен тишиной, и Светла могла слышать, как потрескивали, сгорая, свечи, окружавшие икону. Наконец доктор нарушил тишину:

– Маккензи знает о вашей так называемой униженности и бесправности. Но он совершенно не презирает вас за это, так же как и вы не презираете его за чувства, испытанные на «Синклере». Вы понимаете? Вы перестали заниматься самоистязанием и слились воедино с другим человеческим существом, разве это не так?

– Не знаю… Наверное, это действительно так. Но, с другой стороны, когда свежесть чувств сменяет привычка… – Она вдруг почувствовала, что не может продолжать.

– Неужели так ужасно быть чьей-то женой и носить под сердцем ребенка? – перебил ее доктор.

Она была застигнута врасплох этим вопросом. Какое он имел отношение к предмету их беседы?

– Я не знаю, – резко ответила она. – Я не слишком-то задумывалась над этим. – Она вновь взглянула в грустные глаза лика на иконе. – Эта мысль пугает меня.

– Но почему? Неужели то, что вы – запредельник, полностью удовлетворяет все ваши потребности как женщины?

Она упрямо покачала головой.

– Не знаю. Перестаньте провоцировать меня. Может быть, я не способна нести такую ответственность. Я слишком долго была запредельником.

Доктор Фронто пожал плечами. Он встал и сказал:

– Давайте отложим продолжение нашего разговора на потом. Мне нужно переговорить с Сирусом Магнумом, чтобы узнать, как идут дела. К тому же уверен, что Маккензи вас уже заждался. Это время принадлежит вам, Светла. Вам и Маккензи. Постарайтесь использовать его как следует.

Она вопросительно взглянула на доктора.

Фронто встал и обошел вокруг стола. Он слегка потрепал ее по плечу.

– Это был хороший сеанс, Светла. Мне кажется, вы начинаете понимать, что на самом деле вас тревожит. Вспоминайте события постепенно, день за днем, и взвешивайте их ценность в соответствии с вашим стремлением к власти. Но ни в коем случае не позволяйте им вмешиваться в возникшую между вами и Яном тайну. И всегда берегите эту тайну, пока вы дышите и живете.

Книга четвертая
БАЙКИ ЗАПРЕДЕЛЬНИКОВ

«Течение жизни неподвластно правилам математических вычислений. Это означает, что в жизни необязательно дважды два будет равно четырем. Иногда может получиться пять, а порой минус три. А иногда случается и такое: средь бела дня на глазах у всех рушится классная доска, в классе царит беспорядок, а учитель застывает на месте с вытаращенными от изумления глазами».

Глава 28

Маккензи следовал за О-Скаром по коридору. Когда они приблизились к центральной лестнице, Маккензи услышал приглушенные голоса, доносившиеся из восточного коридора. Путь им преграждали два охранника Полетного Корпуса, стоявших перед белой веревкой, церемонно натянутой между стен.

– Что за беспорядок? – поинтересовался Маккензи.

– Наши друзья из прессы. Я выделил им несколько комнат, чтобы они могли там вариться в своем соку. Они все слегка раздражены от того, что так долго находились в информационном вакууме.

Когда они начали подниматься по лестнице, чей-то голос окликнул их:

– О-Скар, это с вами рядом командор Маккензи?

Маккензи оглянулся. Репортер перегнулся через белую веревку и теперь только часовой удерживал его.

– Командор, – выкрикивал он, – какова ваша роль в новом правительстве?

Шум не замедлил привлечь внимание целой толпы журналистов, и они все одновременно разразились вопросами.

– Без комментариев, – спокойно ответил О-Скар. – Обещаю, очень скоро вы все узнаете.

Когда Маккензи и О-Скар поднялись по лестнице, они свернули в западный коридор, и тогда Маккензи спросил:

– Что они имели в виду, когда говорили о новом правительстве?

Антрацитовые глаза либонийца сверкнули.

– Сегодня в одна тысячу тридцать часов Сирус будет назначен Президентом Конкордата и Председателем Исполнительного Комитета.

Маккензи чуть не споткнулся.

– Но тогда это значит, что политическая стабильность восстановлена?

– Политическая стабильность никогда не бывает полной, но в данный момент мы можем сказать, что все находится под нашим контролем. Ты сейчас сам обо всем узнаешь.

– Что ты хочешь этим сказать? – начал было говорить Маккензи, но либониец лишь усмехнулся в ответ и взял его за руку. Он вел его в большой кабинет, где Сирус устроил свою приемную. Охранники отдали им честь, а затем один из них ввел специальный шифр безопасности, с помощью которого открывались двери. Дверь медленно и бесшумно распахнулась перед ними, и они увидели Сируса Магнума, который сидел за старинным столом из дерева. Он поднял голову при их приближении и сказал:

– Я очень рад вновь вас видеть, Ян. Полагаю, вы остались довольны своим отдыхом в лагере.

Маккензи невольно подумал, не со слов ли Светлы Сирус обращается к нему подобным образом. Сирус настаивал на том, чтобы встретиться с ней наедине. Он обвел глазами кабинет, но Светлы нигде не было видно.

Сирус поднялся из-за стола и сделал приглашающий жест рукой в сторону небольшого алькова, выходившего на рощу мангалам.

– Пожалуйста, присаживайтесь поудобнее. Нам предстоит многое обсудить.

– Поздравляю вас с вашей победой, сэр, – проговорил Маккензи, когда все заняли предложенные места. – Я только что узнал о ней от О-Скара.

Сирус улыбнулся в ответ.

– На этот раз судьба была к нам благосклонна, Ян.

– Судя по имевшимся у нас сведениям, речь шла об обширном политическом кризисе, – рискнул предположить Маккензи.

– Я бы сказал, что «гигантском» было бы точнее. Мне жаль, что мы не могли сообщать вам обо всем, но бывали времена, когда конспирация даже меня приводила в ужас, и ничего с этим нельзя было поделать. Мы неоднократно рисковали, но все же победили. – Он скрестил ноги и внимательно изучал Маккензи некоторое время. – Ян, насколько хорошо вы осведомлены в политических течениях Конкордата?

– Новые данные регулярно передаются запредельникам, сэр, и я старался не отставать от жизни, – ответил Маккензи, недоумевая, чем был вызван подобный вопрос. – У власти находились синдикалисты и социал-демократы, с того момента, как на последнем плебисците ваша партия Конкордалистов потерпела поражение. Ваша партия имела широкую поддержку интеллектуалов, но этого было явно недостаточно, чтобы компенсировать урон, нанесенный ей в результате вторжения рашадианцев в нихонианские деревни.

Сирус согласно кивнул:

– Да, я должен принять часть ответственности за эту трагедию на себя. Ведь это была моя идея вести политику сближения с рашадианцами, которая настолько развязала им руки.

– Честно говоря, сэр, я всегда не совсем понимал, какую цель преследовали подобной политикой, – признался Маккензи.

Сирус смотрел сквозь окно на рощу мангалам. На долю секунды он вдруг показался очень слабым.

– Да, сейчас я могу оценить, что это было неумно. Но тогда я всем сердцем верил, что у рашадианцев было законное право быть недовольными. Ведь Гегемония украла их родину, и они были в изгнании, своеобразная Диаспора, словно древние евреи, а позднее палестинцы во времена сионизма. Я рекомендовал прибегнуть к тактике возвращения их на прежние места, в случае, если будет достигнута договоренность о репарационных выплатах. Нам казалось, что это было бы хорошей политикой.

Сирус сделал глубокий вдох, а потом неслышно выдохнул воздух.

– Все это, конечно, закончилось, когда рашадианцы разграбили и разрушили нихонианский берег.

– Это был жестокий налет, – подтвердил Маккензи. – Вы когда-нибудь узнали о причинах его?

Сирус покачал головой:

– До недавнего дня я объяснял его себе внутренними конфликтами в среде самого рашадианского движения или же непроходимой человеческой глупостью. Но сейчас я знаю причину этого налета. И вы помогли мне доказать свою правоту.

Маккензи готов был побиться об заклад, что знал, что имеет в виду Сирус Магнум. Ведь налет рашадианцев на лагерь возглавляла Ван Сандер и ее люди. В Конкордате существовала пятая колонна, которая тайно помогала террористам. Об этом Ван Сандер не лгала ему.

– Тогда, значит, Внутренняя Служба выступала заодно с рашадианцами?

– Косвенно, да, но и это еще не все. Всего несколько дней отделяло Красный Утес от захвата Армадой Федерации, когда вы предупредили меня о грозящей опасности.

– Федерация намеревалась захватить Красный Утес? – не веря в услышанное воскликнул Маккензи. – Невероятно! Но это означало бы мгновенное возмездие, которое не заставило бы себя ждать.

– Совершенно не обязательно, – ответил ему Сирус. – Вот где на арену выступают амбиции Внутренней Службы и мои просчеты в политике. Видите ли, поверхностному наблюдателю даже и не пришло бы в голову, что речь идет о вторжении. Армаду Федерации сюда пригласили бы, чтобы спасти Красный Утес от меня.

Маккензи сидел с широко раскрытым ртом.

– Да, Ян. Таков был их план, – продолжал между тем Сирус. – Внутренняя Служба тайно уже подготовила материалы, обвинявшие меня в том, что я предоставлял рашадианцам платформы на Красном Утесе, откуда они и наносили свои удары. Таким образом, по их утверждению, я преследовал цель дестабилизации нынешнего правительства настолько, чтобы добиться своего переизбрания в Исполнительный Комитет. Как только это произошло бы, по их словам, я опять взялся бы за проведение политики сближения и предоставил бы рашадианцам Красный Утес в качестве их второй родины. Внутренняя Служба заранее позаботилась о том, чтобы подготовить доказательства, подтверждающие эту сказочку, а также плененных рашадианцев, чтобы получить свидетельские показания. Но все же была одна загвоздка. В настоящий момент Красный Утес находится на самой отдаленной точке своей внешней орбиты и вдалеке от основных сил Конкордата. Как остановить меня? Тогда Внутренняя Служба предложила прибегнуть к услугам Федерации, чтобы разгромить пособника рашадианцев. По счастливому совпадению, их армада совершала маневры всего в нескольких днях пути отсюда.

С этой точки зрения ваши махинации с законом только играли им на руку. Ведь вы были пособником рашадианцев, и вполне естественно выбрали себе в защитники меня, чтобы спасти свою шкуру. Как только я узнал, что они задумали, я ввел военное положение для стабилизации ситуации. Вы понимаете, почему я был так сдержан с вами, Ян, и не очень-то много времени тратил на ваши проблемы?

Маккензи кивнул. Для Исполнительного Комитета обвинения, выдвинутые Внутренней Безопасностью, всегда имели вес.

Сирус между тем продолжал:

– Конечно, как только я узнал, что происходит, я тут же выдвинул контробвинение против Внутренней Службы, что они на самом деле готовили переворот с помощью сил Федерации. Я подкрепил свои заявления информацией, полученной у оперативников Внутренней Службы, которых мы арестовали. Мои противники в Совете были сбиты с толку всеми этими обвинениями и контробвинениями. Мои политические оппоненты склонялись заключить союз со Службой Внутренней Безопасности исходя из собственных интересов. Кольцо затягивалось вокруг недвусмысленного свидетельства о тайном сотрудничестве Внутренней Безопасности и рашадианцев. Вот почему Ван Сандер пришлось бежать. Армада Федерации уже могла бы быть здесь и мы все уже сидели бы в наручниках – а может, что-нибудь еще и похуже – не прибегни Ван Сандер к попытке своего налета, который и явился лучшим доказательством против Внутренней Службы.

– Таким образом, все было секретным, пока Ван Сандер не напала на нас и контакты Внутренней Службы с террористами не выплыли на поверхность, – с нервной дрожью проговорил Маккензи.

Сирус Магнум поднял руки ладонями вверх.

– Да. Это просто счастье, что им вдруг так понадобились вы и Светла.

Мрачная решимость переполняла сознание Маккензи. Он понимал, что рассказанное Магнумом должно бы было рассердить его, но на самом деле он не испытывал ярости. Стратегия была великолепной.

– Вы ведь использовали нас как приманку, не так ли, сэр?

Сирус молча смотрел на него, и в его глазах не было и намека на смущение.

– Да, боюсь, что именно так я и поступил. Но это была лишь одна из многих расставленных нами ловушек, хотя О-Скар всегда полагал, что главной их целью будет попытаться снова взять вас в плен. Им были необходимы доказательства своим обвинениям просто как воздух, а постоянно привлекать рашадианцев, не подставляя себя под удар, они больше не могли. Они считали, и вполне справедливо, что могли склонить вас давать показания в их пользу.

Маккензи откинулся на спинку сиденья, скрестив руки на груди. Несколько секунд он хранил молчание.

– Хорошо, – наконец заговорил он. – Ван Сандер заглотнула приманку, и это нас спасло. Но зачем Внутренней Безопасности нужна была такая секретность? Что они хотели таким образом выиграть?

– Руководство Внутренней Безопасности в основном состоит из людей датской национальности. Насколько вам известно, наши колонии в основном состоят из выходцев из Восточной и Средней Европы: славян, русских, евреев, арабов. Это естественно, так как первоначально экспедиция на Сигни Б организовывалась и финансировалась энергетическими картелями. Вы, англо-американцы, и нихонианцы появились позднее, но вас было столько, что вполне хватило бы заселить целые континенты или даже луны. Вы ассимилировались с нашим социальным порядком или устройством как равные.

Но датчане представляли собой маленькую группу людей, чьи предки веками работали на транснациональные нефтяные компании. Они иммигрировали с основной экспедицией и были вынуждены жить бок о бок с представителями других национальностей, которых было большинство. Они начали чувствовать себя угнетаемыми, особенно после того, как была разбита Корпорация Гегемонии, и повсюду в делах все больше влияния стали получать религиозные и этнические традиции. Они смогли добиться определенного преимущества только в рядах Внутренней Службы, и поэтому они стремились любыми правдами и неправдами усилить свое влияние. Ведь они полагали, что все другие пути для них закрыты. Датчане обрадовались той возможности, которую им могла предоставить Федерация.

Датчане? Словно про себя повторил Маккензи. Что-то там такое он о них слышал? А, деревянные ботинки! Конечно! Капитан Финдейл всегда возил с собой на корабле деревянные ботинки. Маккензи временами думал, что он просто свихнулся по этому поводу, но теперь получалось, что все это имело смысл. На долю секунды он снова увидел перед собой искаженное паническим ужасом лицо Финдейла и вопли команды.

– Вас что-то беспокоит, Ян? – спросил Сирус.

– Нет. Это более не имеет значения. А какое конкретно предложение им сделала Федерация, сэр?

– Красный Утес, Ян. Красный Утес в обмен на сдачу всей колонии, пусть по частям, в их руки.

– Что случилось с Ван Сандер? – вновь спросил Маккензи.

– Она благополучно доставлена в армаду Федерации, – с легким смешком в глазах ответил Сирус Магнум. – Мы решили, что это не вызовет ничьих возражений. Достаточно и того, что они утратили фактор внезапности, когда продемонстрировали нам свое тайное сотрудничество с рашадианцами.

Сирус помедлил, разглядывая Маккензи озорными глазами.

– А где сейчас находится армада, сэр?

– Армада продолжает маневры на границе пространства Сигни Б и занимает выжидательную позицию. Очевидно, они предпочитают не начинать никаких действий, пока не увидят нашей реакции на их готовящуюся агрессию.

Он встал со стула и выглянул в окно.

– Мало кому в правительстве известно о том, что Федерация тайно замешана в этой секретной операции, поэтому все должно остаться неразглашенным. Мы живем в одной звездной системе, Ян. Если наши добропорядочные граждане узнают об их намерениях или тайном сотрудничестве с рашадианцами, это в любом случае неминуемо приведет к конфликту, который нас только ослабит, и сделает уязвимыми для воздействия каких-нибудь других межзвездных сил. Это понятно?

Маккензи кивнул.

– Исполнительный Комитет квалифицировал все события баз исключения как совершенно секретные, Инструкция Пять. Нам следует внимательно следить за действиями Федерации, во всяком случае, тем из нас, кто посвящен в курс событий, до тех пор, пока они не отзовут свою Армаду и ситуация не стабилизируется.