Текст книги "Запредельник"

Автор книги: Тимоти Мэдден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Фронто раздумывал, но его ответ все же прозвучал прежде, чем Маккензи успел потерять терпение.

– Она всхлипывала, и это ее несколько смутило, но она в полном порядке, я ручаюсь.

– Если, как вы говорите, она – образец здоровья, то зачем ей было плакать? Вы, конечно, не догадались об этом спросить?

– Она была огорчена и хотела остаться одна. Принимая это во внимание, я решил, что так будет лучше, – возмущенно ответил Фронто. Как и большинство врачей, он не привык, чтобы его профессиональные суждения вызывали неодобрение окружающих. – Задавать вопросы в данной ситуации значит вызвать совершенно противоположную реакцию. Неужели вы этого не понимаете?

Внутри Маккензи все словно заледенело от душившего его гнева, и лишь чувство ответственности спасло доктора от растерзания. Командор соскользнул с терапевтического стола и прошел мимо Фронто.

– Надеюсь, что вы не ошиблись, потому что если это все же случится и она опять потеряет рассудок, я вышибу дух из твоей толстой задницы!

Он вышел в дверь, сбив на ходу двух собравшихся войти служащих.

Они посмотрели на него, потом повернулись к Фронто, словно в надежде найти какое-то объяснение случившемуся. Доктор помедлил, поправляя свой халат, а затем направился к двери. Техники, ощущая его раздражение, поторопились расступиться, чтобы освободить проход. Когда он поравнялся с ними, то остановился и тихо, доверительно, прошептал:

– Маккензи совершенно звереет, когда ему кажется, что его обманывают. Скажите остальным, чтобы были с ним поосторожнее, особенно после прыжка.

Глава 23

Светла до краев наполнила стакан водкой, уселась в кресло, поджав под себя ноги, и сделала три больших глотка. Крепкий напиток обжег горло, но она заставила себя сделать еще глоток. Стакан наполовину опустел.

Она уже довольно давно не пила крепких напитков. Но, пожалуй, с той поры как достигла половой зрелости, она считала этот способ самым надежным и быстрым способом избавления от всех неудач. Она вспомнила, как впервые познакомилась с этим огненным пойлом.

…Попробуй это, Светлана. Оно чертовски жжет, но здорово помогает. Тебе понравится… Она разделяла эти мгновения с другими девочками, старше ее, прячась в темных закоулках подвала Государственного Славянского Приюта, среди гудящих труб и паутины. Тогда она ощущала, что была равной среди них, пусть ненадолго.

Она взглянула на ряды старинных книг, выстроившихся на полках вдоль стен, затем на потоки света, лившиеся в комнату из окон. Свет зажигал разноцветье узоров на восточном ковре посреди паркетного пола, выхватывал плывущую в воздухе пыль. Ей больше всего в лагере нравилось быть именно здесь, в библиотеке.

Она сделала еще один глоток водки, вновь ощущая движение огненной жидкости по телу. Голова стала легкой, ощущение дискомфорта почти покинуло ее. Вдруг она подумала, что, пожалуй, пить водку сразу после анестезии было неразумно. Но если это опасно, они должны были предупредить меня. Я же не могу читать их мысли – вдруг пришло ей в голову.

Когда она проснулась, то тут же почувствовала начало менструации. Охвативший ее стыд спас от назойливости доктора Фронто. Она соскользнула с терапевтического стола, оделась и выбежала, словно за ней гнались, мимо группы обслуживания. Инайю снабдила ее всем необходимым в таких случаях, и как нельзя кстати. Капли крови уже испачкали ее нижнюю рубашку.

Какой прогресс! – позабавила она сама себя. Они создали специальные машины, синтезирующие спиртные напитки, изобрели контрацептивы на пятьсот дней, но ничего не могут придумать, чтобы избавить женщину от этого проклятого наказания. Наверное, в обществе доминируют сексуальные нормы поведения, например, как в Общине Сестер Конкордата и Фаланге Славянских женщин.

За это ее могли и посадить, и она несколько мгновений наслаждалась родившейся в сознании мыслью. Ей не хотелось возвращаться к трудностям, ожидавшим ее. И меньше всего на свете ей хотелось сейчас думать о Маккензи. Черт бы его побрал! С самой первой нашей встречи он взял верх!

Он покорил ее еще до того, как она сама это поняла, разрушил так старательно воздвигнутую оборону своим несокрушимым обаянием. Им было очень хорошо вдвоем. Да. Она не может этого отрицать. А когда он рассказал ей о «Синклере», раскрыв перед ней свои страхи, и неуверенность, и боль, они стали близки духовно. Ей пришлось спасаться бегством в Запределье, где она могла заглушить свое желание наркотическим опьянением монотонности.

Потом, из-за этой трижды проклятой системы Бета-Z, судьба снова свела их вместе, влечение возобновилось, а потом случился космический прыжок. Даже теперь, когда ей казалось, что так было предопределено судьбой, она не могла заставить себя смириться с несправедливостью ее решения.

Она сделала еще глоток водки и уже опускала стакан, когда ее вдруг передернуло. Она непроизвольно рванулась вперед, несколько капель алкоголя пролилось на рубашку, но она не заметила этого. Даже живущая в ней сейчас боль не беспокоила ее. Перед мысленным взглядом предстало ониксовое лицо О-Седо. Оно с вожделением шептало мокрыми раздвинутыми губами: «Ах, Светлана, ты так порадовала дядюшку Оби… так порадовала…»

Она опустила ноги, встала и направилась к синтезатору алкоголя. Опустила стакан. Подойдя к двери, откинула портьеры, скрывавшие их, и широко распахнула. Ее окутал густой пряный аромат мангалам, она глубоко вдохнула его и полностью погрузилась в созерцание зеленой рощи. На какое-то время ей удалось смягчить эмоциональное смятение, царившее в душе. Но внезапно в основании черепа забилась набатом тупая головная боль, и она пожалела о том, что пила. Мигрень? О нет, только не это! Но почему именно сейчас?

Головная боль в сочетании с начавшейся менструацией была выше ее сил. Это было еще одним подтверждением неприкрытого воздействия на нее Маккензи. Его восхищение ею доставляло ей такую радость, которая позволила Светле понять, какой вред причинило ей похотливое, черное лицо О-Седо. И она почти возненавидела Маккензи за это сознание.

Она замерла посреди струящихся портьер, подумывая о том, что, наверное, ей не мешало бы поплакать. Но тут распахнулись двери зала и в комнату ворвался Маккензи.

– А, вот ты где! – с заметным облегчением в голосе воскликнул он. Прикрыв двери, он направился к ней. – Я очень испугался, когда доктор Фронто сказал, что тебя огорчил космический прыжок. – Он подошел к ней и встал рядом. – С тобой все в порядке?

«Как всегда, вовремя, Маккензи», – подумала она, но вслух сказала другое:

– Да, все хорошо. Если ты не возражаешь, я бы хотела побыть одна.

– Раз ты этого хочешь, – покорно ответил он, но в глазах застыло выражение, которое бывает у раненого оленя.

Она не могла так бессердечно прогонять его.

– Подожди. Я вовсе не хотела обидеть тебя. Я немного раздражена. Меня очень трогает твоя забота.

Он взглянул на нее, и они оба почувствовали неловкость. Она смотрела на рощу мангалам, и так они простояли довольно долго.

«Мне все-таки надо с ним объясниться, а не то он может здесь еще долго простоять».

– Думаю, ты сгораешь от желания узнать, что со мной произошло во время космического прыжка.

– Только если ты сама хочешь мне об этом рассказать. Это не так важно.

Она серьезно посмотрела на него.

– Я не против того, чтобы обсудить это, Мак. Я знаю, что ты очень беспокоился по поводу того, что могло случиться.

Он вернул ей ее же взгляд, только полный сомнения.

– Да нет, все в порядке. Я не возражаю. Если хочешь знать, даже сама хочу, – соврала она. Взяв его руку, она увлекла его к кушетке.

– Давай присядем, так нам будет удобнее. – Они уже почти опустились, когда она вдруг опять почувствовала, как все тело сводит судорога. Светла притянула колени к груди и крепко обхватила их.

– Что случилось? – озабоченно спросил Маккензи.

– У меня слегка болит голова, только и всего.

– Это из-за прыжка?

– Нет. Я выпила целый стакан водки. Слишком быстро. Со мной это иногда бывает.

– Ты должна быть более осторожной. Насколько я тебя знаю, ты никогда не была похожа на беспробудного пьяницу.

Он пытался напомнить ей, что она выпивала, когда они впервые встретились.

…Боже мой, это же Ян С. Маккензи! А почему бы мне не подойти и не представиться ему самой? Самое страшное, что он может сделать, – это послать куда подальше. Так зачем дрожать, как осиновый лист?..

Она была пьяна, и это оправдывало ее, когда она легла с ним в первый раз. А потом? Признание его глаз. Ощущение полного блаженства, когда их тела сливались в одно. Его нежные ласки, когда они отдыхали, расслабившись. Он оставил за собой право жертвовать, он носил ее по пляжу на руках, словно потерявшегося ребенка, а она зарывалась лицом в его грудь, чтобы скрыть подступавшие к горлу слезы.

– Да, ты прав. Я не пьяница. Но я думала, что смогу немного расслабиться.

Он взял ее за руку и повернул к себе спиной.

– Давай я сделаю тебе массаж. Он может помочь.

Его руки дотронулись до крепких напряженных мускулов спины и крепко сжали их. Когда он начал разминать мышцы, она не удержалась от крика.

– Значит, прыжок все-таки болезнен?

– Не совсем, но в этот раз было намного легче. Некоторое время мне было даже очень приятно. Я чувствовала твое присутствие внутри меня словно музыку… словно лютню менестреля.

Она почувствовала, как краснеет, и обрадовалась тому, что он не видел ее лица. Она опустила голову, позволив его заботливым рукам нежно ласкать шею.

– Значит, демона не было? – с надеждой в голосе спросил Маккензи.

– Нет, он был… в конце, – честно призналась она. – Я боялась, что он снова сожрет меня, потому что он использует насилие, чтобы покорить меня. Но что-то остановило его. Это, наверное, был ты. Ты окружил меня, и демон не смог дотянуться, хотя рвался и метался безудержно.

Воспоминание наполнило ее глаза слезами.

Его руки неподвижно замерли, когда она рассказывала.

– Ты вся напряглась. Постарайся расслабиться, – прошептал он.

Она немного расслабила мышцы спины. Да. Я натянута, словно балалаечная струна. Я должна расслабиться. Его руки продолжали свою работу, нежно массируя основание шеи. Невольно ее губы сложились в понимающую усмешку.

Она чувствовала, как ею овладевает сексуальное возбуждение, несмотря на определенный дискомфорт ее положения после попытки воспроизвести прыжок. Несколько дней назад это возмутило бы ее, но сейчас она могла позволить себе расслабиться. Совершенно очевидно, что успокоительные сеансы доктора Фронто возымели свое действие. Маккензи опускал руки вниз, от них по спине разбегались приятные мурашки. Она порывисто обернулась и потянулась к нему, но ампутированная рука на долю секунды повисла в воздухе. На его лице застыло недоуменное выражение. А она была близка к разрыву сердца. Она обхватила его шею руками и крепко обняла.

Да… все в порядке. Никто никогда так много не значил для меня. Она ощутила распространявшуюся по ее телу волну тепла. Да… да… все в порядке. Она была готова сказать ему о том, что чувствовала, выплеснуть на него поток, переполнявший душу, как вдруг возникшее в ней желание было смыто новыми судорогами. Она застонала и покачнулась.

– Что с тобой? – слегка поддерживая ее, спросил Маккензи.

– Ничего. Просто сердце заболело.

Она прикрыла глаза, пытаясь собрать волю в кулак.

– Поддержи меня.

Он сел на кушетку и усадил ее рядом с собой. Потом он обхватил ее руками, утешая. Их тела прижались друг к другу, но они не чувствовали смущения или неловкости, и она снова вспомнила, как хорошо ей было в его объятиях. Его тепло согревало ее сердце. Затем его руки скользнули вниз, туда, где таилась маленькая ямочка, и полностью прижали тело Светлы к его телу.

На какое-то мгновение она испугалась, что он попытается овладеть ею, но вместо этого он прошептал:

– Я не знаю, что в тебя вселилось, но я не воспользуюсь твоей слабостью. К тому же я очень устал. Космический прыжок здорово исчерпал мои силы.

Слава Богу! Пусть это будет моим секретом.

– Да. Я понимаю, что ты имеешь в виду, – прошептала она.

Они долго лежали вместе, испытывая объединявшую их удивительную уверенность друг в друге. Эта уверенность была так глубока, что они не пытались выразить ее словами. Когда сумерки окутали библиотеку, она не почувствовала обычного приступа меланхолии, случавшегося с ней всякий раз в это время суток. Даже боль менструации отступила. Словно каждая напряженная клеточка нервов, каждая мысль, несущая боль, обидные чувства покинули ее в его присутствии.

Это удивительным образом обрадовало ее, и она решила признаться ему. Она слегка повернула голову и взглянула на его лицо, смягченное тенью. Его глаза были закрыты, губы чуть приоткрылись. Дыхание едва слышалось. Он спал.

Господи, как ты сейчас похож на ребенка! Никто не может теперь сказать, насколько ты неукротим, словно внушительный славянский мастиф, полный чувства собственного достоинства при любых обстоятельствах. Она улыбнулась и легонько поцеловала его в щеку, потом опустила голову, спрятав ее в колыбели его плеча.

Она закрыла глаза и позволила мыслям улететь. Смутные воспоминания словно волны омывали далекие уголки сознания, но они были очень далеки и совершенно незначимы. Мысли не имели отношения к происходящему, и это ее порадовало. Она именно этого и желала, чувствуя, что способна принять подобное. Это было началом, возможно, того самого, о чем говорил ей доктор Фронто. Он уговаривал ее тогда попробовать. Слеза покатилась по щеке, но это была слеза радости. Казалось, она была на пороге еще одного невероятного открытия.

Очень долго библиотека была темна, но Светла не замечала темноты. Она мирно спала в объятиях Маккензи. Когда Терри, младшая из нихонианок, открыла дверь, чтобы сообщить им о прибытии О-Скара, упавший на них луч света не потревожил их сон.

Глава 24

Когда Маккензи вошел в столовую, О-Скар и доктор Фронто что-то оживленно обсуждали.

– Даже не пойму, отчего я так рад тебя видеть? – произнес, протягивая к О-Скару руки, Маккензи.

Либониец ответил на рукопожатие и воскликнул:

– Это оттого, что у тебя все-таки есть вкус. А раз это так, ты можешь себе позволить коктейль. Какой ты предпочел бы сейчас?

Маккензи взял стул, стоявший перед ним, и ответил:

– Пожалуй, не откажусь от стаканчика портвейна.

О-Скар позвонил в фарфоровый колокольчик, и из-за отодвигающейся стенной панели появилась Инайю, старшая из нихонианок. Он попросил женщину подать Маккензи вина. Она с готовностью поклонилась и исчезла на кухне, не забыв прикрыть за собой панель. Затем О-Скар взглянул на Маккензи и проговорил:

– Доктор передал мне, что попытка повторить космический прыжок не удалась.

Пожав плечами, Маккензи отозвался:

– Мы пытались перенестись на пятьсот метров, на лужайку, расположенную за рощей мангалам. Но у нас ничего не вышло. Фронто придется объяснить это. Но меня интересует, какие новости ты нам принес. Политическая обстановка очень… неустойчива, как мне говорили.

Лицо О-Скара помрачнело.

– Да… Таня сообщила мне об источнике твоей информации.

Он критически посмотрел на доктора, которому ничего не оставалось делать, как опустить глаза под его взглядом. О-Скар вновь повернулся к Маккензи:

– А где же лейтенант Стоковик? Я уверен, что ей тоже будет интересно войти в курс дела. На всякий случай, если ты уже забыл, хочу тебе напомнить, что нас не представили друг другу.

– Она скоро спустится. У запредельников не так часто бывает возможность пообедать в официальной обстановке, поэтому она наряжается по такому случаю.

– Тогда она, несомненно, явится тем прекрасным бриллиантом, который оживит эту великолепную оправу.

О-Скар широким взмахом темной руки указал на белоснежные скатерти, серебряные приборы и китайский фарфор. Посреди стола возвышалась широкая пурпурная орнаментальная ваза с цветами. Со всех сторон ее окружали свечи, и их свет отражался в белоснежной улыбке О-Скара.

И тут появилась Светла. Она была одета в длинное, сильно декольтированное платье из натурального шелка. Ее темные волосы были зачесаны назад и уложены набок с помощью скромного гребня без украшений. Она была полностью накрашена, и ее глаза, казалось, приобрели особую глубину и страстность.

Когда Маккензи помогал ей сесть на стул рядом с собой, сладкий аромат духов поплыл по комнате, окутав присутствующих атмосферой интимности, усиливавшейся из-за женственного шелеста шелкового платья. Он не мог оторвать от нее глаз. Он быстро взглянул на остальных мужчин, чтобы убедиться, что они испытывали те же чувства. Почему-то ему это не понравилось.

Когда Светла заняла свое место, О-Скар проговорил:

– Очень приятно с вами познакомиться, лейтенант. Меня зовут О-Скар. Я начальник по Особым Операциям Сируса Магнума.

– Очень приятно, – холодно ответила она на его приветствие.

Либониец продолжал играть роль гостеприимного хозяина и спросил, не желает ли она выпить коктейль.

– Думаю, я откажусь, – ответила она и отвернулась к доктору Фронто. – Добрый вечер, доктор! Раз наши труды не увенчались сегодня успехом, я хотела бы знать ваше мнение о причине неудачи.

Ее грубый ответ на вежливость либонийца был явно намеренным, и О-Скар бросил на Маккензи вопрошающий взгляд, в то время как Фронто уже отвечал на вопрос.

– Предварительный анализ данных свидетельствует о том, что на последних этапах эксперимента отсутствовали некоторые важные параметры. Мы убеждены, что перед прыжком происходит обширное сжатие энергетических полей, но во время эксперимента ничего подобного не наблюдалось. Я спросил об этом Шейлу, и она сообщила мне о двух проблемах. Во-первых, потребность перемещения не была осознана так остро, как это произошло в Запределье. Во-вторых, ни Маккензи, ни Светла не представляли себе конечный пункт перемещения с необходимой для успеха ясностью. Очевидно, космический прыжок не так-то просто будет воспроизвести.

– Вы хотите сказать, что их повторение вообще невозможно? – спросил О-Скар.

– Шейла так и не ответила однозначно на этот вопрос, а она единственная, кто может внести ясность.

Вернулась Инайю с напитком для Маккензи. Она поставила бокал на столик справа от Маккензи, поклонилась и скрылась вновь за опускавшейся панелью. Когда отверстие в стене полностью закрылось, Фронто задумчиво потер шею и продолжил:

– К сожалению, я не могу утверждать, что нам следует относиться ко всему, сказанному Шейлой, слишком серьезно, потому что считаю, что она по каким-то причинам утаивает правду.

Воцарилась мгновенная тишина. Наконец ее нарушила Светла:

– Но это не имеет смысла. Шейла – это компьютер типа Ш-ЛА 250, Командная Система Управления, это так. Безусловно, она достигла уровня личностного развития, это так. Но все же это искусственный разум. Соедините воедино ее матрицы памяти, извлеките необходимую информацию, и вы узнаете, что вам нужно.

Фронто с интересом посмотрел на нее.

– То, что вы предлагаете, не лишено смысла, но не имеет отношения к Шейле. Там полно файлов памяти, но все они пусты. Она заносит в них только то, что сама хочет нам показать, и она преобразовала свои цепи таким образом, что эти файлы невозможно проследить.

Глаза Светлы сузились.

– Это невозможно! Если у нее нет файлов памяти, она должна впасть в амнезию!

– Да, если говорить о норме. Но Шейла – это не норма.

Наклонившись вперед, Маккензи спросил:

– Вы хотите сказать, что она преобразовала свою кибернетическую структуру?

– Да, именно это я и имею в виду. Это единственное возможное объяснение происходящего. Мы предполагаем, что колоссальный избыток энергии, который она получила до прыжка и во время него, вооружил ее новыми организационными возможностями. Она более не является кибернетической личностью. Она превратилась в нечто большее…

– Я отказываюсь слушать подобный бред, – воскликнула, оборачиваясь к Маккензи, Светла. Она словно просила его высказаться.

Но он не мог сказать ничего утешительного.

– Шейла превратилась в какую-то новую форму чувствующего существа? – спросил он, нарушая царившее за столом молчание.

– Вполне возможное предположение, – согласился с ним Фронто.

– Никогда не поверю, что вы будете всерьез обсуждать детские сказочки! – закричала Светла. – Может, Шейла и есть суперкомпьютер, но ничего сверх этого! Зачем обманывать самих себя?

– Я склоняюсь к мнению лейтенанта Стоковик, – вмешался О-Скар. – Что еще, кроме этой удивительной способности сохранения информации, отличает Шейлу от других стандартных систем, которые, э… куда более мощны?

Доктор Фронто презрительно покачал головой, словно давая понять либонийцу, что он ничего не смыслит в стоявшей перед ними проблеме. Но Маккензи все же удостоил его ответа:

– Возможно, что развитие личности Шейлы дало ей доступ к области существования духовной материи.

– К области чего? – переспросил О-Скар.

– Романтические грезы! – проворчала Светла. – Командор весь наполнен ими.

Маккензи признательно улыбнулся ей и ответил:

– Славянские диалекты трактуют нематериальные объекты, как форму культурного подавления личности, Светла. Но это область логической дедукции. Космос нематериален, но он и не пуст. В нем появляются и исчезают квантовые частицы, а они не могут возникнуть из пустоты. Прежде чем они материализуются, они должны зародиться в чем-то, подобном царству духовного.

– О-о-о! – присвистнула Светла. – Ты начинаешь делать антропоморфные допущения из области науки. Если там что и есть, так это математические поля, чьи изменения предсказуемы, даже если мы и не можем ощущать их присутствия эмпирическим путем.

Вмешался О-Скар:

– А что мы все-таки обсуждаем? Что-то непонятное?

– Нет. Тут другое. Мы обсуждаем, что могла осознать Шейла перед прыжком, – ответил ему Маккензи.

– Если речь идет о том монологе, то скажу честно. Я ничего не понял, что она имела в виду, – признался О-Скар.

– Возможно, это что-то вроде метафизического инстинкта, – предположил Маккензи. – На уровне квантовых частиц, материя потенциально присутствует повсюду в виде кумулятивных волн, двигающихся в пустоте. На уровне высоких вероятностей наблюдение может привести к их материализации из состояния чистой энергии. Светла считает, что квантовая природа вероятностей делает существование волн материальным. Я же считаю, что духовная природа математики означает, что материя является внутренним состоянием чего-то, что математика описывает. В конце концов, что такое наблюдение, как не наше сознание? А сознание не ограничивается границами материи. Мы можем одновременно находиться везде с помощью нашего сознания. Сознание – это высшая сфера, область. Вы понимаете?

О-Скар был недоволен.

– Нет, Маккензи. Я не понимаю. Мир реален. Он здесь, я могу пощупать его, почувствовать, я могу его изменять. Он вовсе не такой беспорядочный, как вы говорите.

Светла хотела было вмешаться в их спор, но ее опередил доктор Фронто:

– Ваш анализ слишком академичен, командор! Я не намерен принижать значение нашего спора, но данные, которые мы получили во время прыжка, свидетельствуют, что вы все трое находились в одном состоянии. Шейла не просто говорила с вами, но она усилила ваши метаболические показатели и ввела их в себя. Вы все полностью соединились во время прыжка, понимаете? Таким образом, логично предположить, что в дополнение ко всему духовному, что получила в результате наша подруга, она также приобщилась и к ощущению эротических эмоций.

О-Скар и Маккензи испытали шок при этих откровениях доктора Фронто. Светла была настолько подавлена, что казалась больной.

Доктор между тем продолжал с робкой улыбкой:

– Возможны космические прыжки или нет, но Шейла не будет пытаться их повторить. Более того, она уверяет, что вообще не будет ничего делать, пока не переговорит персонально с Сирусом Магнумом. Таким образом, похоже, что мы зашли в тупик, хотя не пойму отчего.

– Но это все усложняет, – заметил О-Скар. – Я уверен, что Сирус согласится переговорить с Шейлой, если она этого хочет, но сначала нужно решить политические проблемы. Если они не будут нас отвлекать, мы надеемся, что ситуация прояснится, и тогда можно все устроить.

– Что ты имеешь в виду под «если они нас не будут отвлекать, мы надеемся»? – спросил Маккензи, чувствуя противоречивость в этих недоговоренных словах либонийца.

– Наверное, пришло время мне вам все рассказать о происходящих политических процессах. Это, по крайней мере, вернет наш разговор в земное русло. События достигли критического момента. Со времен последнего Квинтанианского плебисцита Исполнительный Комитет контролировался Синдикалистами и Социальными Демократами. Они ненавидят Сируса и использовали любую возможность, чтобы уничтожить его политически… пока не выплыл на поверхность этот заговор Службы Внутренней Безопасности. Теперь, раз скандал возник во время их политического руководства, им пришлось перейти к обороне и в буквальном смысле бороться за свои политические карьеры. К счастью, в подобных ситуациях Сирус всегда на высоте.

О-Скар помолчал, потягивая коктейль. Он собрался продолжить рассказ, как вдруг дверь распахнулась, и ослепительный свет наполнил комнату.

Фронто удивленно взглянул на переливающуюся панель.

– Что происходит?

О-Скар уже вскочил на ноги.

– Весна пришла! – проорал он. – На нас напали! Маккензи, выключи свет! Остальные – на пол!

Он ринулся к выходу.

Маккензи быстро вскочил.

– Доктор, где световая панель?

Фронто был заметно испуган, но собрав воедино остатки мужества, ответил:

– Я все сделаю, командор.

Он заторопился к стене холла и легко провел рукой по спрятанному в стене около двери датчику. Свет немедленно потух.

Светла гасила свечи. Как только комната погрузилась во мрак, отблеск перестрелки окрасил террасу всполохами молний.

Неожиданно рядом с Маккензи возникла Инайю. Она пропустила юбки между ног и связала их узлом, так что они не мешали ей двигаться. Она держала традиционный нихонианский меч, который неясно поблескивал в бледном свете огня перестрелки.

– Следуйте за мной. Под этим зданием находится безопасное убежище, но нам придется пройти через буфетную.

Она сделала несколько шагов, потом обернулась к нему. Маккензи приказал остальным построиться за ним. Они беспрекословно подчинились его приказу. Затем они последовали за Инайю.

Буфетная была настолько темна, что Маккензи не мог видеть нихонианку впереди себя. Но он услышал звук двигателя, и посреди пола вдруг возникла желтая полоса света, когда отошел в сторону один из блоков напольного покрытия, открыв доступ в потайной люк. Справа от него возникла Инайю и первой ступила на лестницу, ведущую вниз.

– Быстро сюда, – делая знак мечом, позвала она.

Маккензи подтолкнул вперед Светлу и доктора Фронто. Когда голова доктора скрылась в отверстии, он последовал за ним. Но вдруг остановился. Звуки боя доносились отчетливее теперь, и он опасался, что нападавших было слишком много. Спасаться бегством сейчас было стыдно, когда оборонявшимся требовалась помощь.

Он выпрыгнул из люка, но только потом понял, что не знает, как его закрыть. Он так и стоял, не зная, как ему поступить, когда рядом возник О-Скар. На его голове была странная каска наподобие шляпки гриба, в руках боевой передатчик Полетного Корпуса.

– Быстро, Маккензи! Лезь в укрытие!

– А ты куда?

– На крышу, чтобы отразить вертикальный удар.

– Я иду с тобой.

– Нет! Это слишком опасно. Мы не имеем представления, какими силами на нас нападают.

– Вам потребуется вся помощь, которую вы будете в состоянии найти. Закрывай этот люк и пошли!

О-Скар секунду помедлил, затем отстегнул лазерную винтовку и протянул ее Маккензи. Он отошел в сторону, и отверстие в полу начало закрываться. Но он не ждал этого, так как уже бежал к столовой.

– Следуй за мной! – прокричал он.

Они пробежали через столовую в гостиную. Затем О-Скар замедлил движение, осторожно приближаясь к лестнице, ведущей на второй уровень. Маккензи двигался за ним на расстоянии одного метра, прикрывая его с тыла.

Они дошли до лестницы и начали подниматься. Когда О-Скар добрался до первого пролета, он остановился и произнес в микрофон своего шлема:

– Ладно, парень, я тебя понял. Уходите с прогалины и атакуйте их с флангов. Затем займите главное здание и держитесь. На подходе сто восемьдесят четвертая воздушно-десантная, но нам надо будет продержаться несколько минут.

Он повернулся к Маккензи, белки его глаз неестественно блестели в темноте.

– Таню подстрелили, но она успела вывести из строя лазерную пушку, которая мешала продвижению наших основных сил. Парень, с которым я сейчас разговаривал, думает, что нападающие – рашадианцы.

– Рашадианцы! – не веря услышанному повторил Маккензи, но О-Скар не слушал его. Он поднимался дальше по лестнице. Маккензи последовал за ним.

Когда они поднялись на второй этаж, либониец надел инфракрасные очки и окинул внимательным взглядом помещение. Он сделал Маккензи знак рукой, как бы приглашая следовать за ним, и ползком двинулся вперед. И опять Маккензи подчинился его приказу.

Они двигались спокойно, но быстро, и либониец возглавлял движение с уверенностью побывавшего во многих переделках ветерана Полетного Корпуса. Когда они наконец достигли западного крыла, О-Скар открыл потайную дверь. За ней оказался проход, ведущий на крышу. Они взобрались по нему, открыли крышку и вышли наружу. Тогда они быстро поползли по плоской поверхности, пока не достигли самого края крыши. Перед ними расстилался главный сад.

О-Скар свесил голову, внимательно изучая пространство перед ним. Маккензи отодвинулся от него приблизительно на два метра, перевернулся и начал следить за тылом.

– Наши главные силы защищают пространство перед мостом, но им приходится нелегко. Да, это рашадианцы, несомненно.

– Каким образом рашадианцы могли проникнуть на Красный Утес? – спросил Маккензи.

О-Скар не ответил. Он отдавал приказы по микрофону своего шлемофона:

– Левый взвод, группа рашадианцев пытается обойти ваши позиции. Киньте им несколько гранат!

Последовала серия взрывов, сопровождаемая криками боли.

– Отличная работа! – одобрил О-Скар.

– Кто прикрывает тыл? – спросил Маккензи, с трудом перекрикивая звуки малых орудий.

О-Скар обернулся к нему и ответил:

– Взвод Дельта, но я давно не получал от них донесений.

Маккензи присел. Он переполз на другую сторону крыши, выходившую на рощу мангалам. Когда он приближался к краю, то замер. Три рашадианца поднимались вверх в пятидесяти метрах от него. В то же время он заметил, как две изогнутые кошки вонзились в покрытие крыши.

Три террориста, поднимавшиеся снизу с деревьев, уже почти достигли крыши. Маккензи навел на них лазерную винтовку и нажал на спуск. Выстрелы ослепили его, попав в цель. Несколько секунд он ничего не видел, кроме светящихся кругов перед глазами.