Текст книги "Запредельник"

Автор книги: Тимоти Мэдден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Книга третья
СВЕТЛА СТОКОВИК

«Я всегда любила математику, она наполняла меня волшебным чувством безопасности. Пока вы способны постигать логические построения математических уравнений, они наполняют вас решимостью.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что наше практичное сердце страшится царства хаоса в самом центре бытия, потому что этот хаос приговаривает нас к адской муке: быть подвластным судьбе и не способным что-либо правильно оценить или изменить.

Мне потребовалось очень много времени, чтобы понять: эта неподвластная нам область совсем не является царством хаоса или адом. Просто там таится логика самих уравнений, которая смущает сознание» [3]3
  Светла. Автобиография. Конкордат Пресс (Эктэлонский Централ, Эктэлон).


[Закрыть].

Глава 19

Название «лагерь» пробуждало в сознании образы грубых построек. Тем более неожиданным было то, что увидел Маккензи, выйдя из корабля.

На северном склоне заросшей буйной зеленью долины выстроились три небольших здания в нихонианском стиле, объединенных общей террасой из красного камня. Сквозь сад пробивался небольшой ручеек, который постепенно превращался в поток бегущей воды и разделял взлетную площадку и собственно лагерь. Поток воды соединял изогнутый деревянный мостик.

Здания обступали стволы огромных старых деревьев мангалам. Их покрытые наростами ветки, спускаясь вниз, образовывали живые крыши-зонтики, давая спасительное укрытие от дневной жары, а также временами налетавших порывистых шквалов ветра. Такие погодные капризы частенько случались в зонах с умеренным климатом.

Летная команда выбралась из корабля, вытащила багаж Маккензи и направилась к деревянному мосту. Маккензи последовал за ними. Они уже почти подошли к ступеням террасы, когда из центрального здания появились три человека и застыли на крыльце в ожидании.

Двое ожидавших были женщинами-нихонианками. Они были одеты в традиционное кимоно, перехваченное широким поясом. В волосах блестели инкрустированные гребни.

Третьим был пожилой мужчина. Он не был высок ростом, но манера держаться придавала ему монументальное величие. Его русые волосы были коротко подстрижены, а на висках белела седина. На лице играли живым огнем карие глаза. Еще большее величие придавал всему облику человека прямой аристократический нос. На нем был безупречно сшитый белый костюм и мягкие белые туфли. Он спустился вниз и направился прямо к Маккензи.

– Командор, позвольте представиться. Я доктор Филипп Фронто.

– Очень приятно, – ответил Маккензи. – Сирус Магнум высоко отзывался о вас.

– Вы очень любезны, благодарю.

Он взял Маккензи за руку и повел к лестнице, ведущей в дом. Летчики следовали за ними на почтительном отдалении. Подойдя к женщинам, Фронто сказал:

– Я хотел бы представить вам Терри и Инауи.

Он поочередно указал на женщин.

Они поклонились, сдержанно улыбаясь, и прощебетали:

– Здравствуйте. Очень приятно.

Маккензи ответил на их приветствие, но у него это вышло очень натянуто, так как он не мог скрыть чувства охватившей его неловкости. Повернувшись к Фронто, он спросил:

– Эти женщины входят в вашу медицинскую бригаду?

– Нет, они люди Сируса Магнума, но обе владеют целебными методами нихонианской медицины и являются просто незаменимыми сиделками. Они прекрасно следят за Светлой. Похоже, что и ей они нравятся.

Нихонианки, повернувшись, исчезли в глубине дома, легко ступая маленькими изящными босыми ножками. Фронто направился за ними, но вдруг вспомнил, что забыл позаботиться о летчиках.

– Простите, господа, – извинился он. – Пожалуйста, отнесите багаж командора в его комнату. Она находится на третьем этаже, налево. Идите вверх по лестнице и спросите Таню. Она вам все объяснит.

Пилоты проследовали вперед, на ходу обмениваясь любопытными взглядами. Когда они отошли достаточно далеко и не могли слышать, о чем говорил Маккензи, он спросил:

– Кто эта Таня?

– Мне кажется, она начальник Службы Безопасности лагеря. Но вы же знаете, какие люди работают у Сируса. Я, честно говоря, не могу точно сказать, кто она на самом деле.

– Она привлекательна?

Фронто скривился.

– Хм… Настоящая амазонка. Мускулистая. Блондинка. Что-то около двух метров роста. Она вполне способна добежать до вашей комнаты, подхватив багаж и этих пилотов.

Фронто насмешливо хмыкнул, а потом опять взял Маккензи за руку. Он провел Маккензи внутрь дома.

– Может, нам стоит пообедать? – предложил он. – Вы, наверное, умираете с голода. Позднее мы навестим лейтенанта Стоковик.

Маккензи был совершенно не голоден, но он предпочел не спорить. Он молча последовал за Фронто по покрытому ковром коридору, который, казалось, проходил через все здание.

– Как Светла, доктор?

– О, намного лучше физически, но ее психика беспокоит меня. С ней происходит что-то необычное. Но я объясню все более подробно за закуской.

Он направился к одной из дверей, находившейся с правой стороны, открыл ее и широким жестом руки предложил Маккензи войти.

– Только после вас, – ответил он.

Они вошли в просторную столовую. В целом она была выдержана в восточном стиле, но эту целостность нарушали широкий стол и кресла с высокими спинками, дань постмодернизму, хотя и очень удобная.

– Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее, – скользнув в кресло, предложил доктор Фронто. – Надеюсь, вам понравится меню. Я выбрал его сам в честь вашего приезда.

Маккензи последовал за ним и уселся на предложенное место. Но он не дал доктору продолжить светскую болтовню. Подождав, когда он окончательно устроится в кресле, Маккензи спросил:

– Я не хочу показаться невежливым, но я прежде всего хотел бы узнать, как себя чувствует Светла. Можем ли мы обсудить, что вы обнаружили, до еды?

Фронто ответил ему любезной улыбкой. Он позвонил в фарфоровый колокольчик, стенная панель откинулась и появилась одна из нихонианок. Она слегка поклонилась, сказав:

– Да, сэр. Чем могу быть вам полезна?

– Пожалуйста, чуть задержите обед, Терри. Мы немного побеседуем с командором. Вы пока можете подать кофе.

Женщина снова поклонилась и скрылась за сомкнувшейся стеной.

– Простите, командор. Когда я волнуюсь, меня всегда мучает голод, и я совершенно забываю, что другие могут его не чувствовать.

Фронто минуту помолчал собираясь с мыслями, когда же он заговорил, голос его звучал профессионально:

– Прежде всего хотел бы заверить вас, что мой диагноз не является случайным. Лейтенант Стоковик страдает формой истерии, повлекшей за собой потерю связи с действительностью. Это состояние было усилено в результате применения психотропных препаратов Службой Внутренней Безопасности. В целом она поправилась, но есть одна зона ненормальной активности в районе гипоталамуса. Но мне кажется, что имел место и какой-то психологический конфликт, который так и остался неразрешенным.

– Какой конфликт, доктор?

– Я не совсем уверен…

– А эта повышенная активность гипоталамуса, о которой вы упомянули, имеет ли она какую-то связь с ее состоянием?

– Не думаю. Эта область является очень нестабильной в плане энергетических сигналов. Большое число исследований связывает эту зону мозга с религиозными верованиями, но я не вижу здесь никакой связи.

– Возможно, она перенесла духовную трагедию? – спросил Маккензи. Ему было интересно узнать, почему доктор Фронто считал, что ему было известно, что перенесла Светла.

– Допускаю такую возможность, – ответил доктор. – Вы оба пережили что-то мгновенное, неизвестное в истории человечества. Светла могла придать этому религиозное значение. Но тогда это идет в полном противоречии с ее славянским материализмом. Вот природа возможного конфликта.

Он помедлил, с интересом разглядывая Маккензи.

– А вы серьезно считаете, что имел место духовный конфликт, командор?

– А почему бы и нет?

– Многие отказываются признать такую возможность, поскольку трудно доказать ее существование. Они требуют реальных доказательств, полученных в результате экспериментов.

– Большинство этих позитивистов никогда не были в Запределье.

– Да что вы! А что это меняет?

Маккензи внимательно посмотрел в глаза доктора. Он казался искренним.

– Думаю, это дело будущего, – ответил он. – Когда вы находитесь так далеко, вас неминуемо подавляет безмерность пустоты. Вы более не можете полагаться на материальные вещи, чтобы доказать и описать значимость чего-либо. Сначала это внушает ужас. Вам начинает казаться, что вакуум и есть реальность, а чувство, что вы живы, – иллюзорно. Нормальные понятия причины и следствия, на которые мы всегда опираемся, когда создаем такой привычный и понятный нам мир, становятся до абсурда бессмысленными. Вы чувствуете, что вы ничего не значите в этом огромном мире пустоты… и ощущаете свою потерянность. Вы должны или привыкнуть, или вас ждет самоубийство.

Если вам удается свыкнуться со своими мыслями, происходит чудо. Вы начинаете ощущать волшебный космический танец. Вам становится известно, что повторяются на разных уровнях и в различных комбинациях все части космовремени. Кванты, вращаясь, становятся атомами, вращаются в элементах, вращаются повсюду внутри нас, а мы, в свою очередь, непрерывно вращаемся в нашей звездной системе, галактике и в космосе. И там, где поначалу вы видели лишь пустоту, возникает работа осмысленной энергии.

Маккензи задумался, откинувшись назад, и вздохнул. Он никогда прежде не говорил об этом, поэтому был не совсем уверен, что его речь была понятна собеседнику.

– Мне кажется, вы должны были чувствовать нечто подобное, доктор.

– Пожалуйста, продолжайте, – попросил его Фронто.

Маккензи поерзал на стуле, прежде чем продолжить свою мысль.

– Иногда вы ощущаете, что существует нечто в основе нашего существования – вашего существования и любого другого. Даже космоса. Вы начинаете чувствовать передающееся вам присутствие чего-то. К сожалению, это случается не так часто, но, когда все же случается, вы понимаете, что оно вечно и не поддается изменению. И, – он помедлил, прежде чем сказать, – оно мыслит.

Фронто казался очень довольным. Он открыто улыбнулся и протянул Маккензи свои ухоженные руки.

– Командор, вы привели классическое описание Даогота. Не то чтобы я был очень этим обижен, нет. Я считаю, что синтез восточной и западной культур и создал, в конце концов, католицизм, с маленькой буквы, впрочем. Но признаюсь, что я слегка удивлен. Я был уверен, что вы придерживаетесь англиканской церкви.

– Моя семья действительно принадлежит к ней. Но я не считаю несовместимым с этим мою веру в Даогота.

– Полностью согласен с вамп, командор. В конце концов, совершенно неважно, что называть превосходством, главное, что подразумевать под этим.

Маккензи было нечего добавить. Они оба минуту помолчали. Наконец Маккензи спросил:

– Светла пострадала в результате нашего космического прыжка?

Фронто кивнул в ответ.

– Таково мое предположение. Я не верю, что поединок с роботами настолько повлиял на ее психику, так же как и использование психотропных препаратов. Думаю, что она уже была в состоянии иллюзорного отсутствия, когда попала в руки Внутренней Безопасности. Это объясняет ее отказ вступить в переговоры со следователем и нежелание отвечать на простейшие и безобидные вопросы. Нет, очевидно, что-то произошло во время космического прыжка, что-то настолько значительное, что ее личность была не в состоянии справиться с информацией. Светле пришлось отказаться от самой себя и строить свою новую личность. А это чрезвычайно болезненный процесс, если не сказать большего.

Стенная панель отошла в сторону, пропуская маленькую нихонианку в комнату. Женщина несла кофейник и чашки. Она наполнила их горячей, густой, приятно пахнущей жидкостью, поклонилась и исчезла так же спокойно, как и появилась. Они оба сидели, потягивая кофе. Напиток был горячим и чуть отдавал горечью.

Фронто поставил чашку на блюдце и продолжил беседу.

– Тем не менее, что бы ни случилось во время прыжка, как только Светла поправится, мы должны попытаться повторить его.

Сирус говорил о том, что такая попытка будет сделана, но настоящая опасность этого действия стала очевидной только сейчас. Если первый прыжок настолько повредил состоянию Светлы, неизвестно, что может принести второй. Эта мысль обеспокоила Маккензи.

– Это должен проделать мой корабль, – ответил он.

– Ваш корабль здесь, командор. Он находится в здании управления и обеспечения, внутри рощи Мангалам.

– Он разрушен?

– Вам лучше судить об этом. Но ваша система управления без труда довела ваш корабль сюда. Она отказалась допустить кого-либо, кроме вас, до управления полетом, поэтому нам ничего не оставалось делать, как позволить ей лететь от Кассерн Басалта самой. Мы надеялись, что она не наделает… глупостей. Вообще-то ваша Шейла очень привлекательна как личность, она неповторима во многих смыслах этого слова.

Маккензи не возражал, когда О-Скар передал ему, что Сирус хочет перевести корабль на безопасную базу. Тогда его переполняла депрессия и гнетущая тяжесть организации побега Ван Сандер из-под ареста. Теперь он понял, что снова забыл о Шейле, пока они не были вместе, и это наполнило его горечью.

– Шейла стала личностью как раз перед тем, как Светла присоединилась ко мне накануне операции. Я не знал, как у нее дела.

– У нее все в порядке, командор, она очень активна и, как я уже говорил, чрезвычайно предана вам. Она великолепно поддерживает разговор, но отказывается обсуждать космический прыжок и все с ним связанное без вашего на то указания. А нам действительно нужна помощь, потому что мы ничего не знаем о таких вещах. Повторение прыжка может быть чрезвычайно опасным делом. Мы не знаем, затрагивается ли в ходе этого прыжка космовремя, окружающее корабль, или все касается одного корабля. Если мы не будем соблюдать осторожность, мы все можем превратиться в ничто. Мы провели уже ряд экспериментов на мониторах, но кто может положиться на их точность?

Маккензи сказал:

– Думаю, Сирус передал вам, что я чувствовал тогда. Светла и я стали новыми существами. Мы бежали по долине чистых звезд. Затем наши души слились. Ничего подобного я никогда раньше не испытывал и не могу передать это словами.

Фронто с ожиданием смотрел на него.

– Кроме этого, у меня нет никаких других предположений о происшедшем. Но у вас есть снимки архива памяти Шейлы. В этом случае вам известно больше, чем мне.

Фронто с сожалением склонил голову. Он полез в карман и достал оттуда пачку снимков. Разложив их перед Маккензи, он сказал:

– Вот снимки из архива памяти Шейлы за несколько секунд до прыжка. Просмотрите это. Может быть, вам удастся их понять.

Маккензи взглянул на снимки.

– Это какая-то шутка, – запротестовал он. – Только один канал, да и то словесный монолог.

– Правильно, командор. Остается допустить, что Шейла использовала свою новую личность неизвестным нам способом. Нам известно, что она прекратила программирование деятельности и получала энергию из космоса, но все остальное мы не в состоянии объяснить. Читайте. Она была связана с вами и лейтенантом Стоковик. Вы помогли ей осуществить космический прыжок. Давайте же. Прочтите это.

Маккензи подчинился. Мысли казались знакомыми. Он помнил, что они не раз обсуждали их во время словесных баталий. Здесь были принципы квантовой физики, термодинамика, перцептуальная психология, метафизика и теология. Но она пришла к совершенно новому выводу. Когда он дошел до места, где Шейла сравнивала Бога с Любовью, его глаза неожиданно наполнились слезами. Он был глубоко тронут чистотой ее веры. Он кончил читать, отведя глаза в сторону, чтобы скрыть свои чувства. Он считал мысли Шейлы своеобразным духовным переворотом.

– Ну, и что же вы об этом думаете? – поинтересовался Фронто.

Маккензи наклонил голову и пожал плечами. Он все еще был не в силах говорить.

– Неужели вы ничего такого не помните? Ничего из того, что она говорила?

Маккензи снова покачал головой.

– Я уже сказал вам, что я помню.

– Жаль. Триста лет наука учила нас, что квантовая физика и мир отличаются, что все частицы материи каким-то образом связаны друг с другом повсюду в окружающем пространстве, необъяснимым образом, превышающим возможности световых границ. Но нам это было безразлично, ведь мы жили здесь, в пространстве качественных границ, установленных Ньютонами и Энштейнами, их законами механики. Затем появляетесь вы, и ваша Светла, и Шейла и говорите: «Нет! Нет! Мы можем вести себя словно квантовые частицы, материализуясь и исчезая во всех измерениях, в соответствии с неким неопределенным планом вероятности». Разве вы не понимаете, что это значит для человечества, командор? Вы можете представить, что это говорит о нас самих? Можете ли вы предсказать возможные последствия, если с помощью вашего космического прыжка мы докажем, что космос представляет собой неделимое единство, а мы – его материя, как утверждает Шейла?

Фронто откинулся назад, внимательно изучая лицо Маккензи горящими глазами.

– Мы должны повторить ваш прыжок, командор. Неважно, чем это может нам грозить. Я понимаю, что вы будете ощущать себя подопытными морскими свинками по мере того, как будут развиваться наши опыты. Но это вполне естественно. Но я чувствую себя так, словно стою на краю космической пропасти и готовлюсь погрузиться в глубины миров.

Он начал размахивать руками, будто показывая, как он это проделает, затем откинулся в кресле и позвонил в колокольчик.

На этот раз в комнату вошли обе нихонианки, неся обед.

Маккензи все же признался доктору, что был совершенно не голоден. Тем не менее он настоял на том, чтобы доктор не ждал его, а принимался за трапезу один.

Как только были расставлены тарелки, Фронто набросился на еду с неожиданной яростью. Маккензи решил не мешать ему радоваться прелестям обеда. Поэтому некоторое время они молчали.

Одна из женщин открыла панели, расположенные почти под потолком на противоположной стене. Им открылся вид на широкий двор и рощу раскидистых мангалам за ним. Этот пейзаж невольно завладел вниманием Маккензи.

Ритмичный порядок стволов, утопавших в зелени, сплошным ковром покрывавшей землю, создавал непередаваемо прелестную атмосферу игры теней и света. Мягкий ветерок что-то шептал в ветвях раскидистых деревьев. Казалось, что комната наполнилась богатыми запахами жизни. Каким-то образом эта картина создалась именно тогда, когда Маккензи остро нуждался в чем-то подобном, и наполнила все его существо глубоким покоем.

Откуда ни возьмись появились два маленьких зверька с огромными пушистыми хвостами и начали носиться друг за другом в старой как мир игре в салки. Он понял, что это была какая-то разновидность белки. Ему нравилось следить за их беспечной игрой.

Находясь в Запределье, невозможно осознать все величие действительности, и никакая сила не может заставить поверить в существование милого сердцу порядка вещей. Но здесь, в этой почти пасторальной тишине, сознание как бы сжалось, наполнившись пониманием того, как совершенен мир, окружающий нас. «Все проходит, и я тоже уйду. Но я всегда буду с тобой…»

«Интересно, почему мне вспомнились эти строки?» – вдруг подумал он.

Он не сразу понял, что доктор Фронто говорил ему что-то. Он посмотрел на доктора с одновременно удивленным и извиняющимся выражением.

– Мне жаль отвлекать вас от ваших мыслей, командор, но, если вы готовы, мы можем нанести визит Светле. Может быть, вам удастся узнать, что с ней случилось во время космического прыжка.

Глава 20

Светла стояла на балконе, задумчиво глядя вдаль на рощу мангалам. Она была одета в свободное платье без рукавов, спадавшее соблазнительными складками на босые ноги, мягко окутывая изгибы ее тела. Серебристый материал поблескивал в солнечных лучах, когда ткань легко шевелилась в нежных дуновениях ветерка.

Маккензи быстро взглянул на доктора Фронто. Доктор кивнул в ответ, как бы говоря ему, что нужно подойти к Светле, и Маккензи нерешительно пересек гостиную и вышел на балкон. Положив руки на перила, он невольно задержал взгляд на розоватом пятне левого запястья. Потом посмотрел на нее и сказал:

– Здравствуй, Светла!

Она не глядела на него. Но ответила довольно громко:

– Здравствуй, Маккензи! Как твои дела?

– Наверное, неплохо.

– Мне теперь тоже намного лучше. Мне жаль, что я причинила тебе столько неприятностей.

– Никаких неприятностей ты мне не причиняла.

– Но и не очень помогала тебе, ведь так?

Он совсем не ожидал такой реакции и потому смутился.

Теперь она смотрела на него, и в ее взгляде сквозило любопытство.

– Не будь таким озабоченным. Доктор Фронто говорил мне, что ты будешь подавлен, но я не поверила ему.

– Меня раздирают противоречивые чувства.

– По-моему, нет никаких причин для беспокойства. Я ни в чем не виню тебя.

– Ты уверена?

– А зачем мне лгать? Жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на притворство и обман.

– Может быть, ты права. Но очень многое успело случиться с момента нашего маленького приключения на «Утопии». Тебе рассказывали об этом?

– Да. Доктор Фронто мне все объяснил. Идея космического прыжка довольно сомнительна, к тому же невозможно предсказать, как прыжок повлияет на наши судьбы. Но я считаю, что мы должны принять случившееся с нами и выполнять свой долг, надеясь на лучшее.

Она тверже сжала зубы, от этого ее губы надулись еще больше. Она по-прежнему смотрела вдаль. Некоторое время они стояли рядом, бок о бок, и Маккензи вновь почувствовал терпкий кедровый аромат ее тела. Только на этот раз он смешивался с запахом мангалам.

– Да, этот космический прыжок приводит меня в замешательство, – неожиданно продолжила Светла. – Но выше моего понимания все же цель действий Внутренней Службы. Тебе удалось выяснить, чего они хотели добиться?

Маккензи чуть помедлил в раздумье. Он должен был учитывать, что происходящие события политически были очень опасны для Сируса Магнума, а значит, опасной была и любая информация, связанная с ним. Тем не менее Светла заслуживала того, чтобы открыть ей часть правды.

– Они затеяли политическую интригу. Я точно не знаю, в чем ее суть, но Сирус ничего не знал, пока я не вмешался в события. После этого и заварилась каша. Все агенты Внутренней Безопасности на Красном Утесе арестованы. Поговаривают даже о смертной казни для некоторых из них.

– Боже мой, но это же ужасно! Конкордат никогда прежде не знал подобных приговоров!

– Очевидно, ситуация очень серьезна.

Он хотел было сказать ей, что они сами находились в серьезной опасности, но передумал.

– Неужели Магнум действительно пойдет на это? Я имею в виду, есть ли у него такое право? – спросила Светла.

– Он ввел военное положение, и полки Полетного Корпуса на Красном Утесе поддерживают его. Он, безусловно, обладает такой властью.

Она уныло склонила голову.

– Тебе следует свыкнуться с этим, ведь наши судьбы теперь неразрывно связаны с Магнумом. Я тоже прошел через это… пусть и против своей воли.

– Пожалуйста, не надо себя недооценивать. Доктор Фронто говорил мне о твоих подвигах. Сирус высоко ценит тебя.

– Это тебе сказал Фронто?

Она слегка улыбнулась.

– Да. Он также сказал мне, что ты не раз рисковал жизнью ради меня.

Маккензи скромно улыбнулся.

– Ерунда. Просто мы выполняли задание. А большая часть работы выпала на долю О-Скара и его ребят.

– Кто этот О-Скар?

– Он начальник по особым операциям у Сируса. Это он организовал нападение на Кассерн Бассалт. Он либониец.

Светла неожиданно вздрогнула, будто что-то в словах Маккензи беспокоило ее. Его удивила такая реакция.

– Доктор Фронто не упоминал при мне его имени.

Она наблюдала стайку маленьких птичек, резвящихся в густых ветвях мангалам.

– Он только сказал, что ты спас кого-то, а потом голыми руками расправился с двумя охранниками. Думаю, что я обязана тебе и этому либонийцу жизнью, правда?

Эти слова были признанием его заслуг, он почувствовал, как она немного успокоилась. Опершись на перила, он некоторое время вместе с ней смотрел на резвящихся птичек. Хотя их беседа была очень милой, но таким образом он ничего не узнает. Пора было рискнуть.

– Ты помнишь, что произошло во время космического прыжка?

Светла ничего не ответила. Он решил, что она не слышала вопроса и уже собирался задать его вновь, когда она вдруг сказала:

– Да. Я помню. Но совсем не так, как ты. Для меня это было… очень больно.

Она замолчала, словно исчерпав запас слов, и Маккензи упал духом. Она будто почувствовала его состояние и продолжила:

– Ну, перестань, Маккензи. Не будь таким печальным. Ты же ни в чем не виноват. Я рада, что для тебя прыжок был таким… прекрасным.

Она говорила с ним покровительственным тоном.

– Послушай, Светла, я знаю, ты многое пережила, но мы не сможем понять друг друга, если будем вести себя таким образом. Я испортил всю операцию, по моей вине ты чуть не погибла. Я ампутировал тебе руку. Доктор Фронто считает, что космический прыжок навредил твоему состоянию, но его вообще могло бы и не быть, если бы я вел себя по-другому. Мне не нужно твоего понимания! Ты должна что-то чувствовать!

– О, не надо разыгрывать здесь трагедию! Ты делал то, что считал в то время необходимым, и ты не умнее других.

Она прошлась по балкону, погруженная в глубокую задумчивость.

– Ладно. Наверное, признание облегчит мою душу. Я скажу тебе, что я чувствую на самом даче. Мне стыдно. Мне стыдно настолько, что я не могу смотреть тебе в глаза. Твои пистолеты сослужили добрую службу. И никаких проблем не возникло бы. Но я испугалась, и ты в этом не виноват. Когда я устанавливала этот проклятый передатчик, я думала только о том, какая же я дура и как я тебя подвела.

– Это чушь. Я не должен был посылать тебя одну обратно. Идея была в том, чтобы применить огонь из пистолетов, но я должен был сделать все сам. Тогда я не знал этого, но я играл со смертью. Я совсем не тот герой, что предстает перед обывателями. На самом деле я преступник.

Неожиданно она посмотрела на него с восхищением.

– Может, ты пытался защитить меня. Ты не думал об этом?

И эта мысль застала его врасплох. Он попытался взвесить все «за» и «против», но чутье подсказало ему, что эта откровенность Светлы была не более чем слабой попыткой отвлечь его внимание от основной темы их разговора. Он мрачно улыбнулся.

– Светла, что случилось с тобой во время космического прыжка? Почему это было так болезненно?

Ее лицо потемнело, она отвернулась.

– Доктор Фронто сказал, что я не должна обсуждать этот вопрос, пока не буду окончательно готова, даже с тобой.

– Но я должен знать, потому что мы собираемся повторить его. Они же настаивают на повторении космического прыжка. Неужели ты не понимаешь? Если случилось что-то плохое, то и я был в этом замешан. Возможно, я смогу что-то исправить.

Она сложила руки на груди, словно моля о спасении, и сказала:

– Почему ты так много о себе думаешь, Маккензи? Ты, наверное, считаешь, что играл основную роль во всем?

Он покорно посмотрел на нее.

– Я был с тобой. Мы были… вместе, но я не знаю, как это получилось. Что бы с тобой ни случилось, это произошло при моем участии.

Она гневно смотрела на него, но постепенно выражение ее лица смягчилось. Она покорно уронила голову.

– Ладно, твоя взяла. Ты думаешь, что сможешь мне помочь? Я скажу тебе, что я помню. Я помню, как ты пел какую-то ненормальную песню о высокогорных долинах и все суетился вокруг меня. Но там было что-то еще… что-то совершенно ужасное. Оно разъедало мои внутренности, будто в меня вселился демон, поглощало меня изнутри. Оно росло и крепло с каждым моим вздохом. А потом, когда оно покончило со мной, я как бы застряла слизистым комком в его глотке. И тогда оно изрыгнуло меня в открытый космос, словно комету.

Она нервно покачала головой, вспоминая, и несчастными глазами посмотрела на него.

– Я не увидела тебя там, Маккензи. Там не было никакой звездной долины. Меня просто сожрали заживо, а потом выплюнули в пустоту. И ты знаешь, что я обнаружила? – Она помедлила, словно хотела, чтобы он сам обо всем догадался. – Там ничего не было. Это как если бы кто-то вдруг начал задыхаться. Только там было некому этого сделать.

Она, дрожа всем телом, отвернулась от него.

Маккензи стоял, словно громом пораженный. Но почему ее чувства совершенно отличались от его? Он не мог принять такого толкования происшедшего с ними.

– Наверное, это был я, Светла. Может быть, это я принял образ демона. Мне казалось, что нас объединяла любовь, но для тебя это чувство могло быть просто насилием.

– О, ради Бога, перестань! Я не могу выносить, когда ты начинаешь притворяться таким нежным. Я сказала, что это был не ты. Это была я – моя потаенная сущность, и она открыла мне свое истинное лицо.

Маккензи и отвергал ее уверенность, и радовался ей одновременно. Он не мог поверить, что она сама себя наказала, но в глубине души надеялся все же, что не он вызвал это. Но, с другой стороны, они все же слились друг с другом, значит, он был причастен ко всему. Уж в этом-то он был уверен. Он бессильно склонился над перилами, словно его побили в боксерском поединке.

– Теперь ты знаешь, что я помню об этом прыжке. Ты доволен?

Она резко повернулась и отошла в сторону.

Маккензи последовал за ней. Положив руку ей на плечо, он промолвил:

– Ты говорила кому-нибудь еще об этом?

– Нет, и не хочу, чтобы ты это делал. Я знаю, что для доктора Фронто это представляет живой интерес. Но я не хочу быть подопытным кроликом, которого разрезают на части в ходе эксперимента. А он считает, что это его работа – помогать мне, и обязательно будет тебя расспрашивать. Так вот, пусть занимается своим делом, пока я буду пытаться воспроизвести прыжок, и не лезет мне в душу.

– Ты хочешь сказать, что согласна участвовать в эксперименте? – с глубокой озабоченностью в голосе спросил Маккензи.

– Я готова, как и всегда, – ответила она, вздрогнув.

– Ты же знаешь, что мы не обязаны этого делать. Мы можем сказать, что отказываемся.

– И что на это ответит Сирус Магнум? – Мускулы на ее лице слегка напряглись. – Нет, мой милый, как всегда, у нас нет выбора. Это слишком важно, и кроме нас некому этого сделать. Ты можешь делать то, что считаешь нужным, только прошу, не смотри так, словно ты что-то украл. Ты действуешь мне на нервы! Я пережила один космический прыжок, переживу и второй.

Она взяла его за руку и направилась к двери в свою комнату.

– Мне нужно отдохнуть. Я что-то очень устала, а после отдыха все обычно видится в новом свете.

– Светла, все уладится. В следующий раз, когда что-то понадобится тебе, у меня все будет наготове.

Светла утешающе улыбнулась ему:

– Я не гордая, Маккензи. И не откажусь.

Он знал, что она не поверила ему.

Они прошли в дверь и оказались в гостиной, где терпеливо ожидал доктор Фронто.