Текст книги "Запредельник"

Автор книги: Тимоти Мэдден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Глава 21

Маккензи и доктор Фронто неторопливо прошли по небольшой дорожке сквозь рощу мангалам, пока не вышли на поляну, где находилось небольшое здание, собранное из металлических листов. Они вошли в него через боковую дверь. В центре помещения находился крейсер-запредельник «Браво». Со всех сторон его окружало всевозможное оборудование и ученые. Фронто попросил обслуживающий персонал покинуть помещение, а сам предложил Маккензи подняться на борт корабля одному, чтобы никто не присутствовал при беседе Маккензи и Шейлы.

Маккензи поднялся по трапу и вступил в камеру автоматической герметизации. Когда он направлялся в рубку, из динамиков послышался голос Шейлы:

– Здравствуй, Мак. Не могу выразить словами, как я рада снова видеть тебя!

– Привет, Шейла! Как дела?

– Принимая во внимание все пережитое, не так уж и плохо, как мне кажется.

Он вошел в рубку управления и уселся в свое такое привычное, принимающее форму тела кресло. По привычке, сложившейся за много лет, он окинул взглядом все панели в рубке, как будто он все еще нес службу в Запределье, но вдруг почувствовал, как много времени прошло с тех пор.

– Прости, что не пришел раньше, Шейла. Надеюсь, ты не сердишься на меня.

– Я знаю, что ты был занят, Мак. Доктор Фронто рассказывал мне о твоих подвигах. Мне жаль, что я не могла тебе помочь.

– Мне тоже очень жаль. Я уже привык прислушиваться к твоим советам, – ответил он. И это было правдой, хотя он сам понял это только сейчас.

– Что ж, мы теперь живы и здоровы, более или менее, конечно. Во всяком случае, не находимся в ловушке за пределами гравитационной корпускулы, и корабли рашадианцев не окружают нас.

– Ты из-за этого решилась на космический прыжок?

– Да. Я совершила ужасные ошибки и чувствовала себя ответственной за них. Но довольно об этом. Я хочу знать, что тебя насторожило в действиях Внутренней Безопасности, когда ты решил, что они лгут тебе. Ведь их доводы были очень убедительными. Они требовали от меня доказательств, которые они могли бы использовать в своем обвинении. И я уже почти согласилась им помочь. Но потом подумала, что куда более осмотрительным будет не делать ничего без твоих личных приказов. – Она секунду помолчала. – Мне жаль, что я была так нерешительна.

Уж слишком она была откровенна. Маккензи невольно подумал, что у нее что-то на уме.

– И что же ты им рассказала?

– К счастью, ничего. Я понимала, что мне, возможно, придется сдаться, но решила потянуть время, пока мне не удастся выяснить твои намерения. Я устроила маленький беспорядок в своих цепях и звеньях, чтобы направить их по ложному пути и таким образом истощить их ресурсы воздействия. Самые ужасные чувства я испытывала, когда ты беседовал с двойником Светлы. Они прокрутили мне запись этой беседы, чтобы я могла убедиться, что ты согласен сотрудничать с ними. Затем обвинили меня в иррациональном упрямстве, поскольку я по-прежнему отказывалась помогать им. Но я все равно стояла на своем. А эта женщина – двойник Светлы – была совсем не плоха, правда?

– Да… Я тоже так думаю.

– Но все же ты заподозрил неладное.

– Это была счастливая случайность.

– Почему ты ее заподозрил?

– Она не знала одной вещи о космическом прыжке, того, что я считал невозможным забыть. Это было первое, что насторожило меня. Затем я предположил, что раз они лгут о Светле, они, вероятно, обманывают меня и во всем остальном. Оказалось, что я был прав, но совсем по другим причинам. Это была слепая удача.

– Мак, а что произошло во время космического прыжка?

В устах Шейлы этот вопрос звучал чисто риторически.

– Разве ты сама не помнишь?

Она хихикнула и сказала:

– А что я могу помнить? Меня не существовало во время прыжка. Нет никаких записей.

– Но, кстати, если брать нормальные стандарты, то и перед прыжком очень мало информации. Почему?

Шейла не ответила. Ее датчики мощности гармонично работали, но казалось, что она не собиралась отвечать ему.

– Я задал тебе вопрос, Шейла. Как ты могла позволить случиться подобному? Ты помнишь? Или и это тоже не записано?

– О, Мак, пожалуйста, не будь таким противным. Ты же совсем по-другому ведешь себя со Светлой, – пожаловалась она.

«Неужели она ревнует?»

– Хорошо, прости меня. Может быть, я не справедлив к тебе, но мне кажется, ты что-то скрываешь. Мы слишком долго были вместе, Шейла.

Цветовые огни на панелях вспыхнули невиданным прежде светом. Затем Шейла проговорила:

– За несколько часов до того, как стало ясно, что прыжок неизбежен, моя логическая матрица и матрицы управления вышли из подчинения. И мне потребовалось некоторое время, чтобы стабилизировать мои атомные структуры. Я, по-вашему, была больна. Затем появилась Внутренняя Безопасность и начала экспериментировать, проверять, отключать или подключать разные системы, требуя разные вещи, угрожая причинить вам боль, тебе и Светле, если я не соглашусь сотрудничать. Это очень мешало.

Потом я прибыла сюда, и хотя меня переполняла радость, что вы со Светлой находитесь в безопасности, пришли люди доктора Фронто и стали делать со мной то же самое, что и Внутренняя Служба. Они тоже экспериментировали, только по-другому. Они соединяли датчики так, как, им казалось, они были соединены во время прыжка. Потом они подключили еще и свои мониторы. Я просто задыхаюсь теперь под тяжестью телеметрических полей. Они ведь не понимают, какая это тяжелая ноша. Впрочем, как и все ученые, которые стоят на пороге открытия, они явно преувеличивают его значение и готовы принести все и всех в жертву. Надеюсь, ты знаешь, что они записывают нашу беседу.

Маккензи раздраженно вздрогнул. Теперь он понял, почему она не стала отвечать на его вопрос. Фронто обманул его, говоря, что они будут беседовать наедине. Он откинулся в кресле, заложив руки за голову. Еще несколько недель назад подобная независимость в ее суждениях взбесила бы его, но сейчас он даже находил это интригующим.

– Добрый доктор сказал мне, что ты отказывалась обсуждать все связанное с космическим прыжком, пока тебе не предоставят возможность переговорить со мной. Это правда?

– Да, правда, Мак.

– Чего ты хочешь?

– Ты считаешь, что нам следует согласиться на сотрудничество?

– Но мы же часть команды Сируса Магнума теперь. Наши интересы вплотную связаны с его интересами. Ему нужно узнать, можно ли воспроизвести космический прыжок, и мне кажется, что мы обязаны попробовать. Мне не нужно объяснять тебе значение открытия.

– Я понимаю тебя. Но не знаю, разумно ли идти на всестороннее сотрудничество именно в данный момент.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Тогда дай мне объяснить, – сказала Шейла. – Да, это правда, что мы сейчас полностью зависим от судьбы Сируса Магиума. Но зависит ли его судьба от нашей? Заговор, предпринятый Службой Внутренней Безопасности, потребовал от политиков перегруппировки сил, создания новых политических союзов. Но положение по-прежнему очень шатко, а Сирусу еще придется побороться. Тебе известно, как быстро покупается и продается преданность в подобных обстоятельствах… даже тех людей, которых вроде бы давно знаешь.

Маккензи поразился тому обороту, который принимала их беседа. Что было известно ей из того, что он не знал?

– Даже если то, что ты говоришь, правда, у нас все равно нет выбора, по моим расчетам. Мы обязаны Сирусу своей свободой, и он производит впечатление человека, который держит свое слово. К тому же он обладает репутацией яростного защитника своих союзников.

– Не знала, что ты настолько углубился в политику, Мак. Пожалуйста, постарайся понять. Кем бы там ни был Сирус Магнум, он прежде всего политик. Иногда такие капитаны не могут нести ответственность за весь корабль, и им приходится идти на компромисс, чтобы обеспечить действенное политическое согласие. Откуда нам знать, что он не пожертвует нами в конце концов?

– Ты слишком далеко зашла, Шейла. Не воображай, пожалуйста, что, являясь личностью – или кто ты там есть на самом деле, – ты можешь не подчиняться вышестоящему начальству. Красный Утес в опасности, введено военное положение. Сирус Магнум является главнокомандующим. И пока у нас нет другого, мы будем выполнять его приказы, как подчинялись бы любому вышестоящему офицеру Полетного Корпуса.

Шейла тихонько присвистнула, но все же ответила:

– Хорошо сказано, Мак. Но разве ты сам поступил подобным образом в случае с адмиралом Шоенхоффером? Если бы ты сделал, как сейчас говорил, то давно бы гнил в тюрьме.

– Но это же совсем другое дело, – слабо запротестовал он, понимая, что она была права. Похоже, Шейла тоже знала это, потому что она не стала продолжать дискуссию, а погрузилась в молчание.

Маккензи выпрямился в кресле.

– Ты что-то говорила о новой политической расстановке сил, Шейла. Что ты имела в виду?

– В Конкордате беспорядки, Мак. Я не знаю, что послужило их причиной, но мне известно, что Внутренняя Безопасность взяла в свои руки все в Конкордате. Исполнительный Комитет проводит одно секретное заседание за другим, и ходят слухи, что прежнего политического единства коалиции больше не существует. Полетный Корпус находится в упадке, и не только на Красном Утесе, да и наземные части тоже. Похоже, что конфликт парализовал все, кроме пока что деятельности руководства Конкордата.

Коммерческая пресса из кожи вон лезет, чтобы докопаться до причины происходящего, но на правительственную информацию наложен запрет. Те же, кто неправильно оценил ситуацию и поделился с корреспондентами информацией, были немедленно схвачены и посажены в тюрьму. Идет серьезная политическая борьба. Ничего подобного никогда раньше не было. Никогда.

Маккензи вздрогнул. Значит, Сирус не преувеличивал, говоря, что Конкордат в опасности. С высоты положения префекта ему было виднее. Теперь почему-то преданность Сируса делу Конкордата не казалась такой очевидной, как прежде. Он просто боролся за свою жизнь.

Потом ему пришла на ум одна мысль.

– Но если на информацию в Конкордате наложен запрет, каким образом ты все узнала?

– Когда кто-то слишком близко начинает общаться с машинным разумом, мониторы и телеметрия служат добрую службу. Сирус постоянно информирует Таню обо всех политических событиях, поскольку ей придется обеспечивать здесь оборону в случае необходимости.

– Ты хочешь сказать, что перехватываешь телеграммы Сируса Тане?

– Ну конечно, Мак. Пользуясь тем, что команда доктора Фронто всю меня опутала проводами, я решила использовать их и в своих интересах. – Она хихикнула и продолжила: – Вы слышали это, девочки и мальчики?

Она обращалась к техникам, которые записывали их разговор.

– Передайте Тане, что вы нарушили сами своими действиями систему безопасности. Хорошо, что не мне придется это делать.

Она снова захихикала. Было совершенно ясно, что она была очень довольна собой.

Маккензи стало неприятно. Шейла была безрассудно самоуверенна и независима, совершенно отличаясь от прежней Шейлы. В первый раз он задумался, каковы на самом деле последствия ее странного просветления. Этот машинный разум мог стирать границы пространства и времени. Но что она может в действительности дать развитию человечества? Как она будет развиваться сама дальше?

– Я беспокоюсь за тебя, Шейла. По-моему, ты слишком серьезно себя воспринимаешь. Ты не предназначена для решения подобных проблем.

– Этому несложно научиться, но ты, Мак, мой командир. Я ничего не значу без тебя. Если ты того пожелаешь, я буду сотрудничать с командой доктора Фронто, но мне необходимо переговорить с Сирусом Магнумом наедине. Не думаю, что могу нормально работать без этого. Ты должен передать ему мою просьбу. Он послушает тебя. Ты сделаешь это для меня, Мак?

В ее голосе звучала такая мольба, что он невольно был тронут. Но это лишь усилило его раздражение.

– Могу ли я узнать, ты просишь или приказываешь мне?

– Конечно, Мак. Ты мой капитан. Я прежде всего всегда и везде служу твоим интересам.

– Если я не выполню твоего желания?

– Тогда я сделаю, что ты скажешь, но будет очень много погрешностей.

Несмотря на переполнявшее его раздражение, он чувствовал, что может доверять ей.

– Хорошо, Шейла, если для тебя это так важно… Я попытаюсь, но Сирус может не согласиться.

– Я прошу тебя всего лишь попытаться. Тем не менее мне будет очень неприятно узнать, что префект ведет нечестную игру. Это непростительная ошибка для птиц такого полета.

Холодок пробежал по спине Маккензи. Ему вдруг подумалось, что Шейла совершенно вышла из-под контроля.

– Ты бы лучше поостереглась. Ты слышишь меня?

– Это уже не имеет значения, – с легкостью отозвалась она. – Просто будь другом, и помоги мне. Потом можешь заняться Светлой. Ты нужен ей, как мне кажется, и даже больше, чем ты сам думаешь. – Она с минуту помолчала. – Мне очень жаль, что с ней это случилось, но тогда я ничем не могла ей помочь.

– Скажи, что тебе известно об этом? Ты что-то скрываешь?

– Я знала о том, как с ней обращалась Внутренняя Служба, Мак.

– А о том, что с ней случилось во время космического прыжка?

– Разве ты забыл? Во время прыжка я кибернетически не существовала.

– То есть ты хочешь сказать, что ничего материального ты не обнаруживала?

– А разве это не одно и то же? – спросила она его.

Глава 22

Доктор Фронто провел их за спинами обслуживающего персонала, который в последний раз проверял телеметрическое оборудование. Войдя в медицинскую лабораторию, они увидели обращенные на них встревоженные лица медиков.

Маккензи махнул рукой на горы экспериментального оборудования, спросив:

– Вы что, полагаете, возможно воспроизвести прыжок с помощью всего этого? А мне казалось, что мы попытаемся воссоздать условия, при которых он был совершен.

– Да, насколько это возможно, – ответил ему доктор Фронто. – Но мы крайне мало знаем о том, что происходит во время прыжка, а эта аппаратура и сделанные с ее помощью тесты дадут нам огромное количество ценной информации, даже если прыжок и не удастся.

Маккензи мельком взглянул на Светлу. Она ответила ему недоуменным пожатием плеч.

Затем раздался мелодичный голос:

– Здравствуй, Мак. Здравствуй, Светла. Надеюсь, что у вас все хорошо. – Это была Шейла.

– Привет, Шейла! Как дела? – ответил на ее приветствие Маккензи.

– Я в полном порядке, к моему большому удовольствию.

Светла скрестила руки на груди и задумчиво наклонилась вперед, опершись на диагностический стол.

Маккензи считал, что ему понятна причина ее задумчивости. Ведь прыжок был на самом деле осуществлен Шейлой. И теперь Светла поняла, что терзавшие ее демоны могли быть порождением неведомых глубин машинного интеллекта.

«Насколько далеко зашла в своем развитии как новая личность Шейла? – вдруг подумал он. – Неужели возможно, чтобы ее задевала моя любовь к Светле?»

Его размышления прервал доктор Фронто:

– Не сомневаюсь, что вам троим есть о чем поговорить. Но мне бы хотелось приступить к эксперименту.

– Ну, конечно же, доктор, – весело отозвалась Шейла, в то время как и Маккензи, и Светла хранили молчание.

– Займите такое же положение на диагностических столах, какое было у вас перед прыжком. Лейтенант, вы разденетесь сейчас или предпочли бы, чтобы мы сделали это после введения анестезии?

– Вы что, серьезно? Почему я должна это делать? – спросила его Светла.

– Потому что Маккензи сообщил нам, что вы были обнажены, когда произошел прыжок, – объяснил Фронто.

Она повернулась к Маккензи.

– Это правда?

– О, ну… да, это так. Мне пришлось раздеть тебя, чтобы поставить правильный диагноз. Шейла сказала, что в таком случае на установление диагноза уйдет меньше времени и…

– О, какой шикарный подарок напоследок! Оказывается, надо не просто заново пройти через это! Сначала меня должны еще и унизить!

– Может быть, вам дать покрывало? – смущенно предложил доктор Фронто.

Светла посмотрела на него, потом перевела взгляд на Маккензи.

– А зачем? Все это просто непристойно уже с самого начала. Зачем же пытаться что-то приукрасить?

Она начала расстегивать полетный костюм здоровой рукой.

– И да, пожалуй, дайте мне покрывало.

Фронто отправил за ним служащего.

– На мне было теплое белье, – сообщил доктору Маккензи.

– В таком случае, вам тоже придется надеть его, – и Фронто движением руки отправил второго служащего, который кивком головы показал, что понял приказ, и немедля отправился за комплектом белья.

Маккензи тоже начал раздеваться. Служащий с бельем подоспел раньше, чем первый, отправленный за покрывалом. Маккензи повернулся спиной к доктору Фронто и обслуживающему персоналу, снял с себя одежду и облачился в белье. Потом, обернувшись, он взглянул на Светлу. Она была совершенно нага, но не пыталась скрыть это. Она поймала его взгляд и ответила ему проказливой гримасой тонко сжатых губ. Но эта показная беззаботность плохо скрывала владевшее ею напряжение. Ему не понравилось ее настроение.

Маккензи рассказал доктору Фронто, что узнал от Светлы во время их беседы на балконе: о мучавших ее демонах и боязни пустоты. Доктор объяснил ему, что это полностью отвечало его подозрениям о том, что в детстве она, очевидно, перенесла какую-то сексуальную драму. Космический прыжок, до предела обостривший все чувства, придал этой забытой проблеме новую глубину. Это объяснение убедило Маккензи, что его влюбленное влечение к Светле только усилило ее страдания. Ему хотелось сказать ей, что на этот раз все будет по-другому, но их окружало слишком много людей и не было никакой возможности для уединения.

Когда, наконец, появился служащий с покрывалом, Фронто взял его и резко протянул Светле, но она оттолкнула его протянутую руку с улыбкой и легко запрыгнула на диагностический стол.

– Надо покончить с этим, – воскликнула она, двигаясь во все стороны, пока привязывала себя к столу ремнями безопасности.

Маккензи лег на стол рядом с ней. Он повернулся на бок и облокотился на стол. Теперь он видел ее лицо.

– Когда я смотрю на тебя сейчас, я невольно вспоминаю, как отвратительно себя чувствовал, когда должен был ампутировать тебе руку… – Она повернула голову набок и вопросительно взглянула ему в глаза. – Я все еще продолжаю испытывать это чувство, – добавил он.

– Забудь об этом, Мак. Это война, – отозвалась она, посмотрев на потолок.

– Расслабься, и постарайся не бояться. Шейла и я – мы не причиним тебе вреда. Я обещаю.

Она взглянула на него с плохо скрытым недовольством, потом закрыла глаза и замерла.

К ним приблизился Фронто, за ним шел анестезиолог с анестезирующим пистолетом. Фронто остановился между ними и посмотрел на них.

– Этот препарат воспроизведет действие трибензодрина, но его действие значительно короче и не дает таких отрицательных последствий, – с профессиональной уверенностью заявил он.

– Как замечательно! – цинично отозвался Маккензи.

Светла промолчала, но открыла глаза и посмотрела на доктора.

– Помните, – продолжал Фронто, – все, что нам сейчас нужно, – это перенестись на луг, который находится за рощей мангалам. Вы оба видели его, поэтому вам не составит труда воспроизвести его в своих грезах.

«Да, – подумал про себя Маккензи, – но мы пока что не успели там заняться любовью. А вдруг это имело значение?»

– Введите препарат, – приказал Фронто.

– Удачи тебе, Маккензи. Удачи, Светла, – мелодичным голосом проворковала Шейла. – Не волнуйтесь. Не думаю, что это будет опасным.

Ее голос поразил Маккензи. Он совершенно забыл, что хотел предупредить Шейлу, чтобы она контролировала себя во время эксперимента, но анестезиолог уже приблизился к Светле.

– Если с тобой снова начнется то же самое, борись, пока я не приду на помощь, – сказал Маккензи Светле.

Она ощутила укол пистолета анестезиолога.

– У меня есть план. Ты слышишь меня?

Она попыталась кивнуть в ответ, но лекарство уже начало действовать, и она лишь моргнула глазами. Через несколько коротких мгновений Светла спала.

Анестезиолог обернулся к нему.

– Вы готовы, командор?

– Минуточку. – Он приподнялся и сел. – Слушай, Шейла. Что-то напало на Светлу во время первого прыжка. Я уверен, что ты знаешь об этом, хотя и не говоришь. Поэтому будь очень осторожна. Светла подвергается сейчас большой опасности. Этот прыжок может причинить ей вред, и мы должны постараться свести его к минимуму.

– Я знаю, Мак. Поверь мне, я буду предельно осторожна ради вас двоих.

Когда она сказала это, он понял, что так она и поступит. Он вернулся в прежнее положение и посмотрел на анестезиолога. Девушка выглядела вполне уверенной в себе, несмотря на бившую в глаза молодость. Она даже не могла скрыть своего восторга, что ей довелось участвовать в таком важном эксперименте. Маккензи покорно наклонил голову.

– Давайте, стреляйте своим лекарством.

К левому плечу прислонилось дуло пистолета, и раздалось шипение выстрела. Спустя несколько секунд его нервы расслабились, словно наполненные прохладной водой, а потом все исчезло.

* * *

Шейла усилила их жизненные сигналы, а затем пропустила их через свои цепи точно так же, как сделала это, когда они попали в западню за пределами 61 гравитационной корпускулы Сигни. Затем она ввела режим удвоенного перехвата, что позволяло ей практически избежать расхода энергии. Ей нравилось ощущать присутствие в себе Маккензи и Светлы, и она позволила себе немного понежиться в этих чувствах, прежде чем перейти к оценке ситуации.

Теперь у нее не было необходимости оказаться в другом месте, как это было тогда в космосе, но Шейла хотела все же воспроизвести некоторую часть прыжка, чтобы иметь возможность в дальнейшем диктовать свои условия. Поэтому она сосредоточилась на опасностях, которые их ожидали, если ей что-то не удастся, таким образом преодолев иллюзию четырехмерного пространства космовремени. Реальность всех возможностей наполнила ее сознание, и из пустоты появились видимые теперь частицы. Это сопровождалось заметным ростом мощности.

Затем Шейла подключилась к терапевтическим модулям и начала взывать к ним издалека, прося мысленно сосредоточиться на картине лужайки, лежащей за рощей мангалам. Она почувствовала, как они напряженно вглядывались издалека друг в друга, поэтому она свела их вместе, заменяя их неясные ощущения своим собственным восприятием бескрайней красоты космоса. Она почувствовала, как они объединились и безотчетно начали отвечать друг другу, но все же чего-то не хватало. Их визуальное восприятие ограничивалось друг другом, но не было просветления. В их сознании мягко и ощутимо присутствовала реальная цель, но они не чувствовали ее, не ощущали ее волшебной магии.

Это было хорошим предзнаменованием и прекрасно вписывалось в ее планы. Она ограничила свою концентрацию одним каналом, и принялась повторять свой монолог, словно намереваясь перенести их сущности в другое пространство. Но она не напрягла волю, как того требовалось, чтобы уменьшить их размеры до скрытых, где существовала неизменяемая реальность, более быстрая, чем скорость света. Вместо этого она задалась вопросом, отчего же до сих пор этот плодороднейший мир, созданный теоремами Дж. С. Бэлла и экспериментами Алэна Аспекта, не был никем обнаружен.

Она задержала это мгновение, удерживая рядом с собой Маккензи и его женщину на границе бескрайних возможностей. Почему-то она была уверена, что Маккензи и Светла будут ей за это благодарны. Этот эксперимент наполнил ее странными новыми представлениями. В ее цепях зародилась совершенно уникальная новая энергетическая матрица. Шейла ощутила, как они любят друг друга.

* * *

Маккензи плыл в мягких утешающих волнах глубокого озера, которое за секунду до этого было глазами Светлы. Мелькавшие в них огоньки захватили его, и он нырнул глубоко вниз, чтобы достать их. Его радость была безмерной. Но он все же попытался отвлечься от этого чувства. Он хотел встретить Светлу так, как она сама того желала. Он широко раскинул руки, всецело отдавая себя на милость Даогота. А потом, словно вновь обращенный, на пороге безграничной веры в могущество баптизма, он ощутил, как сломался лед отчуждения между ними.

Он услышал ее голос или то, что считал ее голосом, звучавший в потоке волн, мягко струившихся вокруг него. Но он знал, что не столько слышал ее, сколько погружался в ее мысли. Он позволил своему «я» полностью раствориться, пока его существо полностью не отвечало покою озера, и тогда они слились воедино.

На долю секунды он почувствовал, как его раздирают сомнения. А вдруг, однажды слившись в единое целое, которым они теперь были, они никогда не смогут вернуться назад? Хотел ли он действительно расстаться с миром индивидуальностей? Он решил не слишком отягощать свое сознание подобными размышлениями. Только в смерти мы находим вечную жизнь. Он яростно бросился в сторону, подчиняя чувство индивидуальности высшей реальности, и его наполнило чувство безмерного восторга, которое он никогда потом не мог забыть.

И это его остановило.

Он в который раз испугался того, что делал: погружался в мир своего собственного экстаза, с извращенным восторгом камикадзе осознавая свое предначертание. Он полностью истощил себя, пытаясь превратить чувства в одно всеобъемлющее ощущение самоудовлетворения, и наконец как-то само собой вышло, что он понял, что подобное великодушие не являлось воинствующим.

Он не утаил ничего, пожертвовав всем. Вытянувшись, он замер, словно послушная жертва под топором палача, зная, что, если она не примет его жертвы, он умчится в космос подобно космическому лучу, существо без плоти, личность, лишенная сути, лишенная своего двойника. На долю секунды его захлестнула волна страха. Но он понимал, что настоящая опасность таилась в попытке защитить себя. Он никогда еще не чувствовал себя таким беззащитным. И он ясно понял: для того чтобы чего-то достичь, нужно, чтобы чего-то постоянно не хватало. А ему хватало всего.

Он покорно распахнул свою душу и слился с фантастическими возможностями, которые открывались перед ним в теплых водах озера.

* * *

Светла изо всех сил пыталась сдержать подступавшие слезы. Она наблюдала за происходящим издалека, словно была каким-то третьим незаинтересованным лицом, но слезы поднимались из ее глубин, как разъедающее вещество, распространявшееся по всему телу. Она в который раз безуспешно попыталась перестать чувствовать безграничное удовольствие, сделать его объектом исследования и таким образом лишить эмоциональной окраски. Но она знала, что стонет, а слезы, прилипчивые, как надоедливые мухи, продолжают расползаться по ней, словно животворные соки по дереву. Она почувствовала себя в ловушке. Больше она не могла отрицать этого, хотя все еще отказывалась признать правоту.

Маккензи был там, теперь это было более очевидным. Его гармония росла в нем, словно звуки оркестра. Демона нигде не было видно – во всяком случае пока. И ничто не отделяло его от нее и от того, что он ей предлагал. Он рос, словно могучее крещендо, завоевывая ее внимание безграничной нежностью, он покорял ее кристальной чистотой волшебных звуков. «Мое сердце лежит в высоких равнинах, мое сердце далеко отсюда…» Чьи же это строки?

Безусловно, что именно чистота переполняла ее. Она казалась настолько безграничной, что она захлебнулась от восторга, и слезы, которые она так долго пыталась удержать, хлынули неудержимым горным потоком. Они омыли ее свежестью, очистив ее недра, наполнив ее сознанием благополучия, окружив лаской света. Она мягко плыла, нежась в волнах покоя, распространявшегося вокруг нее, готовая навсегда отречься от своего материализма в восторженном, почти сексуальном приступе веры.

Но потом, когда эта чистота уже почти растворила ее, реально приблизив невозможное, она вдруг ощутила зловонное дыхание демона. Он все время был там, прячась и играя с ее надеждами. Он позволил ей на мгновение почувствовать мир таким, каким он был для других, чтобы полностью уничтожить ее потом, пожирая.

Она чувствовала его приближение. Хотя ее отталкивала ненависть, которую он излучал вокруг себя, и гнев, она знала, что он все же был частью ее самой с самого рождения. Она поняла это теперь с горечью невинности. Она попыталась было бороться с ним, но не могла заставить его удержаться вдали от музыки души Маккензи. Он использует ее, чтобы распространиться, и она вздрогнула при мысли об ожидавшей ее агонии, которой не удастся избежать, когда демон начнет поглощать ее измученную плоть.

Она лихорадочно всхлипывала, а слезы умиления смешивались теперь со слезами отчаяния.

* * *

Маккензи вдруг недовольно почувствовал, что его кто-то зовет. Он попытался заглушить этот голос, но ничего не получилось. Когда же Маккензи открыл глаза, чтобы увидеть, откуда раздавался раздражающий его звук, над ним склонилось лицо доктора Фронто.

– Проснитесь, командор! Попытка окончена, – говорил доктор. Фронто просунул руку ему за спину и помог Маккензи сесть. Несколько мгновений Маккензи непроизвольно раскачивался, сидя на краешке терапевтического стола. Его ноги дергались, словно существовали независимо от его тела.

– Где мы? Что-нибудь получилось?

Фронто покачал головой в ответ.

– Нет, и мы по-прежнему находимся в ангаре. Что-то сложилось не так, как было запланировано. Потребуется время, чтобы разобраться во всем. Как вы себя чувствуете? По правде говоря, выглядите вы неважно.

Маккензи никак не мог заставить себя смотреть в одну точку.

– Да, доктор, скажу честно, мне чертовски плохо.

– Ложитесь, я вас осмотрю. Нельзя допускать небрежности в работе, знаете ли.

– Ну, я не настолько плох.

– Может быть, это серьезнее, чем вы думаете, командор. Пожалуйста, ложитесь, и я вас осмотрю. Я настаиваю…

Фронто попытался уложить его насильно, но координация движений к этому времени уже вернулась к Маккензи, и он оттолкнул руку доктора.

– Я же сказал, что не нуждаюсь в этом. Все в порядке. Дайте мне только собраться с мыслями.

Он повернул голову, чтобы посмотреть на Светлу. Но ее не было на соседнем столе, и у него замерло сердце.

– Где Светла?

– Она вернулась в лагерь.

– С ней все в порядке?

– О, да. Лучше и быть не может.

Хотя Фронто говорил своим обычным голосом, Маккензи все же почувствовал, что доктор что-то скрывает от него. Он схватил его за халат и рывком притянул к себе.

– Слушайте, доктор, вы меня выводите из себя, а мне это совершенно не по вкусу. Если у Светлы все в порядке, почему она не подождала меня?

Фронто, защищаясь, ударил Маккензи по рукам.

– Пожалуйста, командор, держите себя в руках. Нет никакой необходимости для подобных действий!

Маккензи разжал руки, и доктор немедленно отпрянул на безопасное расстояние.

– Господи, придите в себя! Лейтенант Стоковик была всего лишь немного удручена. Как только она проснулась, она тут же оделась и ушла в лагерь.

– Что вы имеете в виду под «немного удручена»? – спросил Маккензи.