Текст книги "Науфрагум: Под саваном Авроры - Том второй(СИ)"

Автор книги: Тимофей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Она угрюмо взглянула на меня и прохрипела:

– Я не была... уверена.

– Вы спаслись поистине чудом, Брунгильда. Возблагодарим темный нордический гений гардариканцев и их пресловутую любовь к крупнокалиберным стреляющим устройствам – ведь случись такое в Либерии, вы бы не нашли миномета калибром крупнее восьми дюймов. Здесь же, пожалуйста, смотрите, какое жерло. И того едва хватило. Будь вы чуть менее стройной – пиши пропало. Меня, к примеру, не достало даже, чтобы дотянуться и вытащить, хотя ограничением габарита послужили не бедра, как у вас, а плечи. Пришлось принцессе вытягиваться в струнку, опять же отдаю должное ее великолепной фигуре... хм, интересно. Никогда раньше не думал, что девушек можно ранжировать по калибру...

Охваченный новой мыслью, я прошелся вокруг спасительного ствола. Минометного, без сомнения, поскольку нарезы внутри отсутствовали, а казенник действительно оказался глухим, без затвора, как у мортиры или гаубицы, и без крана стравливания газов, наличия которого можно было ожидать от динамореактивного орудия. Раньше, перед тем, как чудовище опрокинуло платформу, ствол покоился на транспортной повозке, а вот лафета, который мог бы пролить свет на этот интересный вопрос, поблизости не наблюдалось. Вернее всего, тот находился на следующей платформе.

– Итак, Брунгильда и ее высочество попадают в менее чем четырнадцатидюймовый калибр, вот здесь указано на казеннике – 350 миллиметров. Отличный результат! Причем попадают плотно, практически без зазора, как подтверждают визуальные наблюдения...

– Ну, хамло! Да как ты смеешь!..

Так, на сцене появилась Алиса и сразу за свое. За ее спиной опасливо пробиралась мимо трупа панцирного гада очкастая отличница.

– Отставить мракобесие и пренебрежение к науке. Только точные измерения и пытливый взгляд ученого дают возможность изучить окружающий мир. Все познается в сравнении! Анализ, критическая оценка, скрупулезный сбор данных – вот кредо молодого ученого. Относительно всего, в том числе сравнительной ширины поп. К примеру, твою тощую задницу можно было бы пропихнуть и в классический морской калибр – двенадцать дюймов, то есть 305, а еще точнее 304,8 миллиметра. Не без труда, но если тебя смазать пушечным салом... Обратите внимание, кстати, с гладкоствольной артсистемой проще, иначе пришлось бы еще и ввинчиваться в нарезы, на боках остались бы следы. Гм, госпожа Госпич, сразу можно сказать, имеет калибр посолиднее – не меньше пятнадцати дюймов. Что касается маэстрины инсургентки...

Хлоп.

Хорошо, что она утопила туфли с острой набойкой на каблуке, а подзатыльников я уже давно не боюсь.

– Перестань издеваться! – яростно завопила Алиса. – Всех уже в краску вогнал, паразит!

Неужели? Оглядевшись, я действительно различил румянец на лице принцессы и – удивительно – ее отважной телохранительницы. Отличница с озадаченным выражением приложила руки к бедрам, потом подняла и остановила напротив очков, пытаясь оценить результат измерения.

– А что тут такого? Это важный вопрос... ну, ладно, ладно, не буду. Но можно же немножко порадоваться победе? Да и снять, так сказать, напряжение?

– Другим способом, другим!.. Я всегда знала, что у тебя одно только на уме, с детского сада!.. То ты принцип действия клизмы пытался проверить на мне, экспериментатор сопливый, то взвешивал безменом, засунув в авоську, от которой я вся была в рубцах...

– Но ведь мы и в самом деле спасены! – прервала ее принцесса. – И неожиданные, не скрою, военные знания господина Немировича нам очень и очень помогли. Когда первый выстрел не убил чудовище, впору было впасть в отчаяние, но ведь он сразу понял, как исправить, не правда ли? Это извиняет даже фривольные высказывания про ширину... про калибры.

– Огромная честь для меня, ваше высочество.

– Только не злоупотребляйте моей добротой.

– Ни в коем случае.

– Ага, так мы и поверили, – язвительно заметила Алиса. – Ваше высочество, это абсолютно беспринципный, зловредный и мстительный тип. Поворачиваться к нему спиной нельзя ни в коем случае...

– К-какая мерзость... – донеслось сзади. Дрожащий голос Весны был полон такого отвращения, такого безмерного удивления перед несовершенством этого грешного мира, что я съежился, остро прочувствовав свою гнусность и ничтожность.

– Кто мог сделать такое?!..

Не понял. Кто мог прикончить гада, полдня гонявшегося за нами с топотом и улюлюканьем? Ну, я сделал это и, честно говоря, не испытывал никаких угрызений совести. В своем ли уме госпожа Госпич, если вдруг начинает лить слезы над якобы невинно убиенной зверюшкой?

– Вот пакость! И в самом деле!.. – воскликнула Алиса, подойдя к ней и рассматривая поверхность панциря. – Все намного хуже, чем я думала.

Удивительное дело. Алиса раньше не была замечена в сочувствии к зверькам, которые не покрыты мягкой шерсткой или несимпатичны каким-либо иным образом. Может быть, стресс что-то натворил с ее извилинами, и теперь громадные панцирные клопы, при виде которых всякая уважающая себя девушка визжит и падает в обморок, приравнены к пушистым и милым зайкам, обижать которых категорически запрещено?.. Какая-то в державе датской гниль, вот что я вам скажу. Впрочем, что удивляться, такие приключения вполне могут на любую психику повлиять ... м-м-м... неблаготворно.

Весна тем временем повернула к нам искаженное искренней болью лицо. Пораженно всхлипнула и указала куда-то вниз, на нижнюю часть угловатого скоса роговой брони громоздящегося, подобно подбитому танку, панциря чудовищного клопа.

– Представляете... представляете, это чудовище – дело рук человеческих. Каким же извращенным умом нужно обладать, чтобы натравить подобное на других людей?

Вот те раз. Выходит, я ошибся, и отличница таки не свихнулась?

К счастью, Алиса тоже мигом развеяла подозрения в ненормальности.

– На него и так тошно глядеть, так еще, получается, он не сам вывелся, а из пробирки, как у доктора Франкенштейна.

– Из пробирки? С чего ты взяла?

– А вот смотри.

Ее палец указал на поверхность панциря, покрытую каким-то узором. Нет, черт подери, не узором, а длинным девятизначным номером, образованным четким и выпуклым роговым рельефом.

003 754 092

– Вот это номер, – присвистнул я. – Простите за каламбур-с.

– И что бы он мог значить?

– То, что подозрения ее высочества верны. Это не простые насекомые или членистоногие. По всей видимости, они выведены человеком. Мне, кстати, тоже показалась странной форма панциря. В общем, он по конструкции совпадает с панцирем мечехвоста, но вот эти граненые скосы, подвижные щитки... все до невозможности напоминает танковый дизайн.

– Вы хотите сказать, нечто вроде биологического оружия? – подала голос принцесса, которая внимательно прислушивалась к разговору, все еще сидя с головой Брунгильды на коленях.

– Незапланированная мутация едва ли подарила бы им такой четкий и многозначительный номер. Это было сделано намеренно. И, вероятнее всего, до Науфрагума.

– Почему вы так думаете? – быстро спросила принцесса.

– Если это панцирное чудище – творение человеческих рук, то представьте, сколько работы потребовалось в него вложить. Некто работал с самим живым естеством, формируя его заново – практически на уровне магии. По аналогии с конструкторскими бюро, занимающимися механикой, можно представить себе, сколько усилий, времени и средств это потребовало. Бородатый отшельник, сидящий в освещенной факелами пещере посреди опустошенного материка, на такое не способен, будь то хоть трижды гений.

– Скорее всего... вы правы, – с небольшой запинкой ответила принцесса. – Да, вы наверняка правы. От ученых безумцев, создавших машину, вызвавшую Науфрагум, можно ожидать чего угодно. Возможно, Гардарика обогнала всех и в области биологического оружия. Какое счастье, что они не смогли применить его в надвигавшейся войне, как намеревались.

– Вот с последним тезисом позвольте не согласиться, ваше высочество, – покачал я головой.

– Отчего же?

– Мы угостили гада шрапнелью практически в упор. На земле нет ни одного животного, которое пережило бы такой залп. Даже динозавры – ужасные ящеры – которых откапывал Линней, мигом откинули бы копыта. Его же роговой, хитиновый или уж не знаю, из чего, панцирь достаточно прочен, чтобы выдержать такое. Но шрапнельная пуля по мощности уступает даже винтовочной, не говоря уже о снарядах. Получается, панцирь защитит только от непродолжительного и не массированного обстрела. Даже если представить себе армию из тысяч подобных живых танков, ей не выстоять против регулярной армии времен мировой войны, вооруженной винтовками, пулеметами и пушками. Простой трехдюймовый снаряд, как видим, решил все проблемы. А ведь нельзя забывать о том, что панцирных гадов нужно вырастить, перевезти, натравить на врага. Их нужно кормить, в конце концов, и вряд ли они кушают травку, судя по хищным повадкам. На что тогда могли рассчитывать их создатели? Сомневаюсь, что это было именно оружие, направленное на борьбу с враждебными странами.

– А действительно, что они едят? – задумалась Алиса. – Вряд ли им каждый день на голову падают вкусные упитанные либерийцы, вроде нас. Может быть, охотятся? Тут же в лесу всякие олени, наверное, живут. Лоси, косули, кто там еще?

– Представляешь, сколько такому монстру нужно мяса? Фунтов триста в день, не меньше. Чтобы одного такого прокормить, потребуются стада антилоп, как в Гондване, а помнишь, сколько мы видели личинок?

– Может, друг друга жрут?.. Нет, тогда на что они сдались? Не понимаю, – почесала в затылке Алиса, и вдруг встрепенулась. – Э-э-э, погоди, так тут еще могут быть?..

– А как ты думала? Нет, все-таки женские методы мышления для меня непостижимы.

– Стой, что ты опять несешь?! Лучше скажи, снарядов-то было всего два?

– Два. И оба мы выстрелили.

– Так надо скорее еще притащить, дурак!!! Пошли, быстро!

– От подмоги не откажусь. Смотри только, не надорвись, – заметил я и направился к платформам с разваленными штабелями ящиков. Алиса и Весна двинулись следом, опасливо озираясь. Я ухватил за боковую ручку раскрытый уже ящик, где осталось четыре шрапнельных снаряда, и с натугой поволок по полу к танку.

– Берите из следующего по одному снаряду, да не роняйте, – велел я помощницам.

Глава пятая

В пустошах

Минут через пятнадцать наш боекомплект возрос до тридцати шести снарядов, которые девушки подали мне через дверцу механика водителя. Распиханные по стойкам под сидениями и гнездам на бортах боевого отделения, они сразу существенно уменьшили обитаемое пространство внутри танка. Мечущуюся и стонущую в бреду Софию мы осторожно вытащили наружу и уложили рядом с платформой, на скатанном брезенте, который нашелся на корме танка.

– Сильный жар, – пробормотала Алиса, пробуя ее лоб. – Кажется, это серьезно. Думаешь, простудилась в холодной воде?

– Увы, все еще хуже. Слышишь кашель и хрип в груди? Она хватанула легкими воды, когда мы сверзились в озеро, и теперь начинается что-то вроде нарушения газообмена или воспаления, точно не помню.

– ...Воспаление легких? Но это же очень плохо, так? От него и умереть можно! – тревожно сверкнула глазами Алиса.

– Еще бы. Нужны антибиотики, а еще хорошо бы... – я задумался, потом поднялся с колен и отряхнул брюки. – ...Так, возьму-ка я фонарик и пойду, пошарю в кладовке.

Тесный тамбур на выходе с ведущей из подземелий ГЭС лестницы, через который мы так быстро пробежали, стремясь к свету и свободе, хранил в себе неисчислимые и драгоценные для любого Робинзона богатства. Я вернулся, обсыпанный крупными хлопьями пыли, чихая и обливаясь слезами, но волоча за собой тележку с выкрашенным в голубой цвет длинным баллоном. Поставив его рядом с ложем инсургентки, я повозился с редуктором, устанавливая его на минимальную подачу, вставил шланг в маску противопылевого респиратора с проткнутым фильтром, подышал оттуда для проверки, кивнул и осторожно надел ее на лицо Софии.

– Импровизация, конечно, но лучше кислородной терапии ничего не найти. Всех нахлебавшихся водолазов так потчуют.

– И откуда ты только все это знаешь, Золтик? Не был бы таким грубияном, я б тебя похвалила, и даже умницей назвала, – прокомментировала Алиса, и обычное ехидство в ее голосе смешалось с легким уважением.

– А кто, по-твоему, участвовал в эпохальной археологической экспедиции на затонувший во втором рейсе "Мейфлауэр"? Внутрь, под палубу забраться папашка не дал, ясное дело, но за штурвал на верхней палубе я подержался. Знаешь, сколько водолазных лекций пришлось ради этого выслушать? Декомпрессия, азотный наркоз, кислородные отравления, первая помощь – ты бы, радость моя, через полчаса померла от скуки. Падай, короче, ниц пред моим величием.

– Слушай, я даже упаду, – неожиданно заявила она, немедленно выполнив земной поклон. – О-о-о, великий Золтик, не обойди благоволением ничтожную рабу твою, снизойди и осчастливь... чем-нибудь полезным. Потом придумаю, чем.

– Ладно, восстань, дочь моя. Давай, я осчастливлю тебя заданием.

– Это каким?

– Притащи еще ящиков. Запалим костер, а то прохладно здесь. Да и кушать хочется. Снаряды вынуть, а ящики – сюда.

– Кушать?! Ты что, нашел что-то съестное? Где?!

– Хо-хо. Так тебе и скажи.

– Ну-у-у, не томи, колись скорее!!! – запищала она, теребя мой рукав.

– Сначала дрова.

– Вот зануда! – топнула Алиса, но все же направилась к платформам с боеприпасами. Весна дисциплинированно последовала за ней.

– Смотрите, не швыряйте снаряды об пол, аккуратнее! – крикнул я им вдогонку, залез на платформу и снял с крепления над гусеничной полкой висящий там топор. Несколько пустых снарядных ящиков в моем распоряжении уже имелись, и, разбив их на доски, я принялся быстро щепать пересохшее дерево на растопку.

– Вы нашли зажигалку? – поинтересовалась Грегорика, которая тоже не теряла времени даром: вытащив закрепленную в нише башни аптечку, продезинфицировала и перевязала ободранные локти и колени Брунгильды. Та порывалась что-то делать, хотя ее ощутимо шатало, но под давлением принцессы все же неохотно прилегла на брезент рядом с Софией и закрыла глаза, обведенные синяками. Сотрясение явно давало себя знать.

Закончив с растопкой, я поднял глаза на Грегорику.

– Нет, ваше высочество. Но теперь это не проблема.

– Вы собираетесь снова поджечь порох? Но в фонаре осталась всего одна лампочка, а совсем без света здесь, в тоннеле...

– Лампочки не потребуются, – прервал я, копаясь в сумке с инструментами, прихваченной у несчастного электромонтера.

– Как же тогда?.. А-а, думаете высечь искру железом! – с интересом предположила она.

– Тоже нет. Искрой можно поджечь разве что трут. Зато вот так, смотрите...

Вытащив пассатижи, я зажал в них небольшой гвоздь от ящика, взял оттуда же молоток и присел рядом с рельсами. Уложив гвоздь на рельс, покрутил в воздухе молотком и принялся часто и сильно стучать им по гвоздю.

Легкий молоток мелькал так, что расплывался в воздухе, частый звон бился в уши, один отзвук не успевал сменить другой. Прошла пара минут, и гвоздь, уже слегка расплющившийся, вдруг засветился красноватым оттенком. Механическая энергия перешла в тепло, раскалив сталь, и сунутый в сухие щепки гвоздь мигом заставил их затрещать и заняться живым огнем. Я отер пот со лба, бросил молоток и сжал-разжал закостеневшие пальцы.

Принцесса захлопала в ладоши.

– Удивительно! Никогда не слышала о таком!

Ее искреннее восхищение заставило меня покраснеть.

– Да ничего особенного, многие кузнецы умеют разжигать горн гвоздем. В общем-то, это даже не полезный навык, а так, трюк на публику.

– Но где вы ему научились?

– Однажды пришлось почти две недели просидеть в кузнице. Правда, это было давно, три года назад назад.

– Когда вам было шестнадцать? Но ведь вы... из дворянской семьи. Как так могло получиться?

– Мой отец – геолог, служит в Императорской горной комиссии, но сейчас в основном занимается археологией. Начал таскать меня в экспедиции лет с пяти, когда разошелся с матерью. Она была слаба здоровьем, сидеть со мной не могла... и не очень хотела. Вот так и получилось. Я много чего повидал, о чем не жалею, конечно. А тогда... я простудился, и отец оставил меня в лагере партии, разбитом на уединенной таежной заимке. Там была кузница, кузнец – добрый бородатый дядька... и его племянница. Дождь лил беспрерывно две недели, делать было нечего... ну, почти. В общем, за это время я стал заправским подмастерьем. Если вам потребуется наделать гвоздей и подков, починить кирку или закалить новые зубила, смело обращайтесь, ваше высочество.

– Обязательно, – улыбнулась она. – Теперь даже жаль, что мое собственное детство было слишком рафинированным. Выбор вещей, которым я могла научиться, был намного уже.

– Учиться никогда не поздно, не переживайте.

– Наверное... наверное, да.

– Вот сейчас мы вместе поучимся занятному ремеслу кулинара.

– Кулинара? Но какой может быть кулинар без продуктов? Это ведь не дома, где можно позвонить поставщику и заказать. Кто же их тут доставит?

– Наш с вами меткий выстрел, ваше высочество.

– Выстрел? Постойте, вы же не имеете в виду?..

Расширив глаза, она начала поворачиваться туда же, куда смотрел я.

– А что? Крабы, которых нам в полярной экспедиции приносили инуиты, на вкус были отменными. Кто сказал, что это насекомое? Запишем нашего гада в царство членистоногих и воздадим ему должное. Как вы на это смотрите?

Судя по легкому зеленоватому оттенку ее лица, принцесса не разделяла такого вольного подхода к биологической классификации.

– Я... я... не знаю, как смотрю. Вы дозволите определиться с отношением чуть позже?

– Безусловно. Да, сейчас смотреть необязательною. Чтобы не потерять аппетит.

Она сглотнула и послушно отвернулась. Я же, подняв топор, обошел танк и направился к поверженному противнику.

В самом деле, чего тут стесняться? Краб как краб, эка невидаль.

Чтобы отделить одну из членистых ножек, пришлось поработать топором минут пять – панцирь оказался крепким. Тем не менее, я не собирался сдаваться. Наконец, утерев трудовой пот и кровавые брызги, я поднял вырубленный кусок толщиной в мою собственную ногу. С торцов толстой роговой трубы выглядывало плотное розовое мясо, действительно напоминающее крабовое. Хорошо, потому, что я действительно опасался найти внутри какую-нибудь черную насекомью дрянь. Хотя, с другой стороны, едят же сушеных кузнечиков? Акрид? Со вчерашнего обеда во рту маковой росинки не было, и живот подтянуло к позвоночнику – так стоит ли привередничать и воротить нос?

Решившись, я направился к костру. Доски прогорали быстро, но для того, чтобы получить достаточную кучу углей, их было маловато. Надо бы помочь девчонкам. Но сначала – добыть воды. Красное ведро с пожарного щита из той же волшебной кладовки оказалось как нельзя более кстати, и я быстро зашагал к выходу из тоннеля.

Сощурившись от яркого солнечного света, я осмотрелся. Тоннель, как легко можно было предположить по доносящемуся от портала гулу, выходил на высокий железнодорожный мост, пересекавший ущелье в полумиле ниже плотины гидроэлектростанции. Рельсовый путь уходил на другую сторону через пробитую в красном граните береговых утесов выемку, густо заросшую торчащей между шпал малиной и бузиной. На громадном быке, сложенном из гранитных блоков, обнаружилась уходящая вниз цепочка скоб, огражденных трубой из металлических прутьев. Не могу сказать, что лазанье на высоте входит в мои любимые занятия, но пробираться вниз через темные затхлые потерны и тоннель, завешанный слизистыми коконами, было бы еще неприятнее. С другой стороны, спускаться по скобам, с ведром в руках, а потом лезть ярдов пятьдесят обратно – самый последний вариант, к которому я прибегнул бы. К счастью, проблема решилась проще. Перейдя мост, я буквально через пару десятков шагов нашел стекающий по покрытой густым мхом выщербленной гранитной стенке прозрачный ручеек.

Полчаса спустя, потирая все еще красное ухо, я ворошил угли, нагребая жар на запекающееся прямо в панцире мясо. Божественный аромат, разносящийся по всему тоннелю, лучше любых аргументов убедил всех собравшихся вокруг костра в моей правоте. Алиса, немного виновато поглядывая на ухо, продолжала:

– ...Он же и сам нас хотел съесть, правда? Так что это просто восстановление справедливости.

– Конечно. Ешь, или тебя съедят. Раз не получилось, не обессудь.

– И, вообще, креветок же мы едим?

– Едим.

– Крабовые ножки тоже в салат кладут. Значит, и крабов едим.

– Едим. И еще раков – с пивом.

– Ну тебя, Золтик! Помню я, какой ты возвращаешься после пива. Ракообразный весь такой. Со шнурками на штиблетах справился только, когда ножницы нашел.

– Вот какая у тебя злая память, оказывается. Говорят, излишний холестерин на нее вредно влияет. Не стоит, наверное, тебе большую порцию отрезать.

– Ага, правда глаза колет! Шантажируй, шантажируй, свободное слово не задушишь.

– Ты мне скажи потом, в какую газету пойдешь работать, чтобы заранее редакцию спалить... о-о, протыкается хорошо. Ну, то, что горелое, то не сырое. Сочтем кулинарную процедуру завершенной.

Выкаченное из углей толстое обугленное полено с хрустом лопнуло вдоль от удара обухом, и открыло сочное, испускающее пар мясо. Еще раз вытерев о рукав складной нож, найденный среди инструментов в подсобке, я принялся нарезать... м-м-м – окорочок? – на толстые ломти, выкладывая на досточки от разбитого снарядного ящика, послужившие вместо тарелок.

– Но он точно не ядовитый? – глотая слюнки, уточнила Алена.

– Давай проверим. Хотя это не показатель: ядовитая зверушка вроде тебя сама кого хочешь отравит.

– Ну тебя. Давайте тогда по маленькому кусочку... м-м-м... мням.

– ...И вправду, мням... вылитый крабовый салат.

– Запах немного другой... и вкус.. мням.

– Так извини – ни соли, ни перцу.

– Резиновый немного.

– Как креветки, чего ты хочешь?

– Отрежь еще.

– На, держи. Только не переусердствуй. А то вырастут у тебя, к примеру, клешни.

– Не боюсь. Пойду, открою модный парикмахерский салон. И тебе буду во сне являться и клацать – а то ведь тебя туда можно загнать, только когда косы начинают заплетаться.

– Ужас. Лучше не являйся.

– Вот такой ты злосердечный, значит, да? Не ценишь единственную добрую душу, что о тебе заботится и велит идти стричься.

Должное запеченной крабовой ножке воздали все, исключая Софию. Она снова пришла в себя, но оказалась так слаба, что не могла пошевелить и пальцем. Алиса и Грегорика с трудом, поддерживая голову, заставили ее выпить пару чашек (изготовленных из старых консервных банок) горячего бульона из того же мяса. Брунгильда, которая морщилась от головной боли – хотя и старалась это скрыть – не капризничала, а съела все и попросила добавки. Видимо, даже жестокое сотрясение не смогло вывести ее из строя.

Тепло костра и приятная тяжесть в желудке манили прилечь и подремать, но я жестоко задушил это желание. Перед глазами вновь и вновь вставала картина бесчисленных полупрозрачных сталактитов, полных отвратительных зародышей. Кто знает, когда пожалует следующий панцирный гость? Терять время сейчас мы позволить себе не могли. Поэтому я оставил девушек сонно клевать носами у костра, а сам полез на танк. Предстояла большая работа.

Пытаться завести танк, простоявший полвека – почти сумасшествие, которое могло оправдать только наше отчаянное положение. Чтобы выбраться из глуши, в которую нас забросило крушение «Олимпика», требовалось добраться, по крайней мере, до западного побережья материка, где могли быть какие-то научные или военные посты Либерии. Ведь следят же там за обстановкой на безлюдном материке, в конце концов? Но это означало бесконечные мили – сотни, складывающиеся в тысячи. Пройти их пешком – просто нереально. Стоит нам встретить еще одного панцирного гада, и путешествие закончится в его желудке быстро и бесславно. В принципе, можно было бы попытаться сплавиться по реке, но вот беда – мы находились в центре материка, и все реки этого бассейна текли совсем не на запад, а на север, во внутреннее море. Развитая сеть железных дорог Гардарики, конечно, могла помочь, если найти что-то вроде дрезины, как поступил в свое время император Траян. Но я помнил, что уже непосредственно после катастрофы пути оказались в сотнях мест загромождены остановившимися и сошедшими с рельс поездами, а теперь к ним наверняка прибавились рухнувшие мосты и столбы, засыпавшие пути оползни, подмытые и перекосившиеся рельсы и тысяча других препятствий. Транспортное средство на колесах или гусеницах могло их избежать, а танк в этом плане попросту идеален – у него отличная проходимость, а броня и пушка позволят чувствовать себя в полной безопасности, какие бы чудовища-мутанты не встретились... но только при условии, что удастся стронуть его с места.

Показания манометров воздушных баллонов давали основания надеяться, что система воздушного пуска двигателя заряжена, и струя сжатого пятьдесят лет назад воздуха способна прокрутить коленвал и завести двигатель без участия электрического стартера. Но для этого необходимо было убедиться в том, что топливо исправно поступает к форсункам в цилиндрах. Вопрос: что стало с соляркой за прошедшие полвека? Страшно представить, как забили фильтры и детали топливного насоса выпавшие в осадок загустевшие смолы и прочие тяжелые фракции. А главное, найдется ли солярка где-то поблизости? Цистерны в конце состава давали основания надеяться, хотя поручиться было нельзя. С этого и стоит начать – иначе все будет впустую.

Посвечивая фонариком, я вернулся к хвостовым цистернам. Из наспех открученного Брунгильдой сливного крана капала вязкая черная жидкость. Мазут. Жаль, что танк – не паровоз. Во второй цистерне было то же самое. Мало того, жидкая струйка, брызнувшая из отвинченного крана вместо мощной струи, показала, какую проблему представляют многолетние отложения смолы и прочей дряни на дне цистерны.

Мне пришлось вернуться и отшагать не менее двухсот ярдов в сторону головы состава, чтобы миновать платформы с боеприпасами и военной техникой. На них возвышались несколько тракторов и грузовиков, зачехленные крупнокалиберные гаубицы и множество ящиков с боеприпасами. Дальше снова вклинились с полдюжины цистерн, и на этот раз то, что требовалось, нашлось. Тяжелая и мутная маслянистая жидкость, хлынувшая на шпалы, знакомо пахла соляровым маслом, но ее состав, который я изучил, подставив найденное в кузове артиллерийского тягача ведро, вызывал уныние. В порыжевшем дизельном топливе кружились хлопья ржавчины и черного смолистого осадка. Стоит залить его в баки, и нежная топливная аппаратура с микроскопическими дырочками форсунок не выдержит надругательства и моментально забьется. Однако отчаиваться было все же рановато. Я забрался по лесенке, ведущей вверх по округлому боку цистерны, отвинтил запоры и с трудом оторвал прилипшую крышку верхнего люка. Зашипело, и из гулкого нутра цистерны пошли топливные пары – то есть, скорее, легкие углеводороды, покинувшие свое место в химическом строю. Ай-яй-яй. Но в целом все не так плохо, цистерна, выходит, была закрыта герметично, и если черпануть сверху...

Заброшенное на отрезке электрического кабеля ведро вернулось с гораздо более симпатичным содержимым – все примеси, ржавчина, вода и смолы опустились на дно, а наверху осталось чистое горючее. Насколько оно потеряло волшебное цетановое число, о котором нам рассказывали на лекции по углеводородным топливам? Увы, без лабораторного оборудования определить не представлялось возможным. Единственное, что можно сделать – проверить на практике.

Итак, топливо есть, и теоретическая возможность запустить дизель появилась. Но сначала нужно слить старое топливо, заменить фильтры и, наверное, прочистить топливный насос, проверить масло, что-то придумать с аккумуляторами, и еще множество других вещей. Вернувшись к танку и пошарив в кормовой нише, я нашел несколько толстых томиков руководств службы, справочников и баллистических таблиц. Отобрав то, что относилась к двигателю, пусковой системе и ходовой части, я вылез на крышу моторного отсека, с натугой поднял решетку и принялся разбираться в моторном хозяйстве.

Пришлось изрядно повозиться. Конечно, если бы я не слушал спецкурсы по двигателям внутреннего сгорания и отлынивал, как большинство однокурсников, от непопулярной практики в гараже колледжа, механические хитросплетения заставили бы голову пойти кругом. Удивительно, но те слабосильные моторы, с которыми я имел дело в гараже, выглядели куда как менее современными и технически совершенными, чем этот быстроходный двенадцатицилиндровый красавец-дизель в алюминиевом картере. Невозможно поверить, что ему стукнуло не менее шестидесяти лет. Впрочем, если подумать... фордовские моторы, и ныне приводящие в действие гражданские автобусы и грузовички, тоже стоят на производстве давным-давно, как бы и не с первого послевоенного десятилетия. Мда, более яркого примера технической стагнации нашего благополучнейшего во всех прочих отношениях либерийского общества найти трудно. В точности, как говаривал седобородый и красноносый профессор Купер, один из последних энтузиастов истории техники в Йеле: "Наши предки перешли от паровых машин к двигателям внутреннего сгорания за тридцать лет. Сколько времени потребуется на переход к следующему поколению движителей? Глядя на подрастающие кадры, я вообще сомневаюсь, что это произойдет". Говорили, что в будущем году он собирается увольняться – что же будет с техническим факультетом?

Но пора было вернуться к делу. Внимательный осмотр показал, что, с одной стороны, нам повезло: судя по всему, стоящий на платформе танк, был достаточно новым и почти не имел следов эксплуатации. В радиаторе оказался антифриз, с которым время ничего особенного сделать не могло; в двигателе – моторное масло, которое, конечно, выглядело не очень хорошо. Проблема была с громоздкими коробками аккумуляторов – внутри остались только насмерть окислившиеся кассеты, и их требовалось менять. Окажутся ли под рукой все эти многочисленные фильтры, масла и жидкости?

На платформе с танком и внутри ничего подобного не наблюдалось, но, вдохновленный предыдущей удачей, я торопливо зашагал вдоль состава, освещая начинающим тускнеть фонарем закрепленные на платформах грузовики. Сначала попалась платформа с лафетом того самого крупнокалиберного миномета, ствол которого спас жизнь Брунгильде, потом могучий артиллерийский тягач на танковом шасси, потом пара фургонов с артиллерийским имуществом. Какова была моя радость, когда следующими оказались несколько угловатых трехосных грузовиков с фанерными закрытыми кузовами, на бортах которых значилось ПАРМ – "Передвижная авторемонтная мастерская". В принципе, было понятно, что они здесь неспроста, но пришлось немного порыться, чтобы убедиться в том, что все необходимые инструменты, расходные и комплектующие на месте. Обнаружились даже пустые аккумуляторы и кислота – несказанная удача! Судьба нам явно благоволила.