Текст книги "Науфрагум: Под саваном Авроры - Том второй(СИ)"

Автор книги: Тимофей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Скалились, клацая челюстями, забрала выполненных в виде черепов шлемов, на воздетых клинках блистали сполохи, мотались и прыгали конские хвосты на бунчуке, тряслись металлические подвески на сбруе, из-под копыт летела земля. Атакующая четверка всадников мчалась по улице яростно и уверенно, и не верилось, что может найтись преграда, способная их остановить. На мгновение я забыл, что сижу за полуторадюймовой броней в тяжелой машине, почувствовав себя голым и бессильным, словно в ночном кошмаре. Пальцы на ногах инстинктивно поджались, на лбу выступил пот, живот свело неожиданной судорогой. Смаргивая его, я расширенными глазами следил за приближающимися силуэтами, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. В наушниках послышался сдавленный горловой звук – кажется, Весна или Грегорика что-то хотели сказать, но слова застряли в горле жалким блеяньем.

Разбойники-голодранцы с засапожными ножами и кистенями?.. Не смешно. Разве такие кинулись бы с шашками на танк? Или, может быть, ослепленные фарами, по рокоту двигателя и лязгу гусениц они приняли нас за трактор, на котором спешат на помощь крестьяне с соседних хуторов? В любом случае, вместо трусливых подонков, мордующих беззащитных, но обращающихся в бегство перед сильным противником, нам встретились какие-то кошмарные чудовища, полу-демоны, одним своим видом замораживающие кровь.

Не знаю, чем бы все кончилось, не случись на месте наводчика Брунгильды. Но ее резкая команда, влетевшая в ухо и запрыгавшая внутри черепа, все усиливаясь и переотражаясь, заставила меня действовать практически инстинктивно.

– Остановка! Быстро!

Намертво зажатый тормоз заставил танк клюнуть носом, и, едва пружины подвески успели распрямиться, громыхнул выстрел башенного орудия. Короткий хобот трехдюймовки изрыгнул картонный пенал, мгновенно разлетевшийся на куски и выбросивший полтысячи свинцово-сурьмяных картечин, каждая размером и весом с пистолетную пулю. Даже десять станковых пулеметов со скорострельностью в шестьсот выстрелов в минуту каждый не смогли бы создать такую плотность огня за долю секунды.

Сноп картечи буквально смел казавшихся мгновение назад неуязвимыми всадников, разорвав человеческие и конские тела в кровавые лохмотья. В каждого разбойника попало не меньше пары дюжин пуль с расстояния не более сорока ярдов, и теперь было трудно разобраться, где кончаются ошметки одного тела и начинаются другие.

В наушниках уже раздался торжествующий голос телохранительницы:

– Вот так. Заряжай!

Весна неумело клацнула рукояткой открывания затвора, потянулась за снарядом, но Брунгильда грозно прикрикнула:

– Не тот! Картечь, с картонной головой, быстрее!

А я все смотрел и смотрел в прямоугольный лючок на заваленную трупами улицу. Там не было видно никакого движения, только один из изуродованных, умирающих коней все еще конвульсивно дергал задранной вверх ногой.

Получается, наши враги не бессмертны? По идее, с души должен был бы свалиться камень, но буквально залитая кровью улица, простирающаяся передо мной, вызывала неодолимое желание развернуться и бежать, бежать без оглядки. Мир насилия и безумной жестокости, которую можно победить только еще большей жестокостью и насилием, потряс меня до полного ступора.

Да, я с интересом изучал схемы траекторий и баллистические таблицы – особенно в применении к моим любимым ракетным снарядам – а также конструктивное устройство автоматики орудийных затворов и хитросплетения тонкой механики взрывателей. Восхищался остроумными механизмами дистанционного подрыва. Но только теперь я понял, что был наполовину слеп. Нацепив шоры, позволяющие восхищаться технической, "железной" стороной военной науки, и одновременно почти сознательно игнорировать ее жестокую, кровавую, нацеленную на беспощадное убийство суть. Прекрасные баллистические кривые и великолепные в своей замысловатости шрапнельные дистанционные трубки были на самом деле предназначены не для того, чтобы над далекой целью вспухло аккуратное белое облачко разрыва, и подтянутый артиллерист с удовлетворением поставил галочку, крикнув: "Накрытие"!

Нет, шрапнель предназначена рушиться с неба смертоносным свинцовым ливнем, разрывая живое мясо, дробя кости, круша черепа. Пробивная способность пуль, так аккуратно и чистенько выраженная в справочниках в виде дюймов углубления в сухую сосновую доску, на самом деле выглядела совершенно иначе. Выглядела вот так, как то, что развернулось перед моими глазами: сгустки и лужи крови, неопознаваемые ошметки мяса с торчащими обломками раздробленных костей, дымящиеся студенистые потроха.

Вот для чего, оказывается, трудился за кульманом конструктор, зачем технолог разрабатывал оснастку режущего и измерительного инструмента, почему рабочий мозолистыми руками точил и фрезеровал. Все для того, чтобы в нужный момент сплясать танец смерти и уничтожения.

Как мог я этого не понимать? Ведь я гордился тем, что меня считали знатоком военного дела, с удовольствием принимал восхищение Грегорики. Нет, надо честно признаться – я сам отказывался, не хотел видеть жестокую изнанку, обманывая себя и других. Впрочем, не столь важно, каким инфантильным дураком я показал себя, но как я мог так не оправдать ожиданий девушек, волей судьбы оказавшихся на моей совести? Они рассчитывают на защиту, полагаясь на единственного среди них мужчину... который едва не наложил в штаны от ужаса, столкнувшись нос к носу с реальной, а не книжной жестокостью разбойников и убийц – первобытной, звериной, примитивной. Что ни говори, глупое дело – бросаться с шашкой на танк. Но я, сидя в безопасности за броней, впал в ступор, жалко оскандалился, не в силах пошевелить пальцем, не зная, что делать. Еще немного, и трусливо бросился бы бежать. Если бы не Брунгильда, в очередной раз доказавшая, что она в сотню раз мужественнее меня. Нестерпимый стыд заставил щеки вспыхнуть, в глазах закололо – вот те на, и слезы. Какое счастье, что принцесса не видит меня из башни... хотя она наверняка догадалась. Что же теперь делать?

Завал теплого, еще слабо трепыхающегося и фонтанирующего кровавыми струйками мяса лег передо мной отвратительным, но совершенно отчетливым Рубиконом. С невероятной остротой я ощутил, что остались всего лишь два варианта, два выбора, которые навсегда, бесповоротно изменят мою жизнь.

Вперед, чтобы помочь избиваемым крестьянам, через страдания, боль и смерть, на темную сторону, где уже не удастся остаться теоретиком-белоручкой. Там, по локоть в крови и грязи, придется убивать и рисковать быть убитым, терять друзей.

Или назад – бежать, оправдывая свою трусость желанием спасти доверившихся девушек. К позору и стыду, к жалкому самообману до конца жизни. Брунгильда обязательно воспротивится, но ведь за рычагами сижу я, и она не сможет помешать, стоит мне развернуться и дать деру. Ну, разве что облить презрением. Грегорика, конечно, поймет, и будет относиться ко мне так, как я заслуживаю – исчезнет это удивительное, греющее душу дружеское доверие. Пожалеет разве что Алиса – да и она, на самом деле, всегда пытаясь за шиворот оттащить меня от всяких опасных предприятий, втайне, я уверен, гордилась мной. Теперь все изменится.

Решать нужно сейчас, остались считанные секунды.

– Вперед, – скомандовала Брунгильда. – Ищем остальных.

Грегорика, с сомнением в голосе, все же поддержала ее:

– Мы пришли, чтобы спасти людей... да, останавливаться нельзя.

Вытерев о куртку мокрые и скользкие от нервного пота ладони, я вцепился в рукояти фрикционов.

Сейчас. Нужно решать.

Нога моя, словно сама собой надавила на педаль акселератора. Дизель взревел, и танк, качнувшись, тронулся.

Я чуть притормозил и снова пустил вперед правую гусеницу, но выбрать более чистую дорогу было просто невозможно. Смотреть на это – тоже.

– Закройте девочке глаза, – пробормотал я, борясь с желанием сделать то же самое.

Грохот дизеля и лязг гусениц почти заглушили отвратительный мокрый хруст, но... только почти.

Заборы и сломанные распахнутые ворота ползли назад, световые пятна от фар прыгали и раскачивались, выхватывая из темноты то раздавленную телегу, то мертвую собаку в кровавой луже, то разбросанное тряпье, присыпанное перьями распоротых перин и подушек. Дома за заборами стояли темные, с распахнутыми дверьми и битыми окнами. Но здесь уже начали попадаться люди.

Сначала улицу стремглав перебежал босой мальчишка в одних портках – не оглядываясь на нас, махнул через забор и пропал. Потом слева из резной, украшенной деревянными петухами калитки вывалились двое мужчин... нет, бандитов! Один в куртке толстой бычьей кожи, усаженной металлическими заклепками – бригантине, что ли? – и меховой шапке с торчащими по бокам конскими хвостами, второй в короткой кольчуге, с металлическими наручами на волосатых руках и бритый наголо, зато с длинными вислыми усами. Первый тащил на спине большой узел. Второй, радостно гогоча, волок за волосы плачущую женщину в одной рубашке.

– Плавно, без рывков, – раздался в наушниках спокойный голос Брунгильды, и почти сразу же наверху, на башне, громыхнул винтовочный выстрел. Бритый покачнулся, удивленно обернулся к нам. Разинул рот и вдруг кашлянул кровью. Попятился, ударился об забор спиной и съехал по нему в лужу, оставляя на досках кровавый след. Второй немедленно бросил узел и кинулся обратно во двор. Второй выстрел догнал его уже на крыльце, он взвыл от боли, но сумел нырнуть в сени.

Крестьянка, которую они волокли, закрыла голову руками и скорчилась в грязи, дергаясь от рыданий.

– Дальше, – бросила Брунгильда, щелкнув затвором. Стреляная гильза зазвенела у меня перед носом на лобовом листе.

Бросив еще один взгляд на умирающего бандита, я немного прибавил газу.

Чуть дальше курилась сизым дымом сырая соломенная крыша подожженного овина. Внезапно его стена, обращенная на улицу, рухнула, и оттуда с бешеным визгом выбежали несколько свиней, стряхивая со щетины угольки. Огромный хряк сбил с ног вывалившегося из проулка совершенно пьяного разбойника и помчался дальше. Тот с трудом поднялся, приложился к зажатой в левой руке стеклянной бутыли, и приветственно помахал нам курицей со свернутой шеей, которую держал в правой. Хладнокровно и безжалостно нацеленная винтовочная пуля попала ему в середину лба, швырнув в пролом. На улицу остались торчать только ноги в коротких сапогах.

Танк осторожно миновал еще несколько домов, и впереди показалась небольшая площадь и белое здание церкви. В прыгающем свете пожаров я не сразу заметил лучи чужих фар. Поэтому выкатившийся слева, из поперечной улочки, полугусеничный автомобиль с деревянной, набранной из дощечек кабиной и большой будкой в кузове, стал для меня совершенной неожиданностью. Из окошка водительской двери на нас с удивлением смотрел усатый разбойник в меховом жилете на голое тело. В кабине грузовика был кто-то еще, но рассматривать дальше я не стал. Вместо этого резко нажал на педаль газа и выкрикнул:

– Держитесь!..

Мощный дизель взревел, гусеницы выбросили ошметки грязи, и танк, задрав нос, прыгнул вперед. Разгон оказался неожиданно мощным, и я даже не успел подкорректировать направление, когда острый угол лобового листа со звоном и хрустом врезался в чужую машину. Правая гусеница сразу подмяла подножку и сокрушила кабину, танк резко наклонился влево, но я еще прибавил газу, и отполированные стальные траки заскользили быстрее, заставив танк переползти груду выпачканных кровью обломков, в которую превратилась передняя часть грузовика.

– Сами выскочили, и искать не пришлось! – нервически-бодро прокричал я, тормозя и разворачивая танк вправо, в тот проулок, откуда появился грузовик. Фары высветили несколько удирающих фигур, но не успела Брунгильда, которой приходилось хвататься за поручни при резких маневрах, прицелиться и выстрелить, как разбойники, словно зайцы, попрыгали через частоколы. – Удирают, сукины дети! Наша взяла!..

– Замечательно, Золтан! – похвалила принцесса. – Хотя я не успела рассмотреть, вы что-то протаранили... что? Да, хорошо... мы найдем маму. Ромика просит подъехать к ее дому. Где?.. Четвертый по правую руку... с того конца площади.

– Я понял.

Развернув танк обратно, я на второй скорости повел его по главной улице. Нам встретился всего один человек, причем он мелькнул и спрятался так быстро, что я не понял, крестьянин это или разбойник. Брунгильда, судя по всему, тоже, поскольку стрелять не стала. А, может быть, распознала мирного жителя?

– Дом с лавочкой и розовым кустом у ворот. Видите?

– Нет, пока нет. Лавочка... лавочка... но все складывается на удивление удачно, правда? Вершить справедливость – дело хорошее. Но почему-то во всех книгах и фильмах ее ревнители оказываются в проигрышном положении. Злодеев всегда больше, или они вооружены лучше. Смотреть так, конечно, интереснее, но, по-хорошему, это нечестно.

– Почему же? – поинтересовалась Грегорика. Ее голос звучал гораздо спокойнее, чем несколько минут назад, и этому тоже можно было порадоваться. – Наверное, в действительности и так бывает.

– Думаю, очень редко. Кто бы взялся воздавать злу по заслугам, если, к примеру, зло на танке, а сам воздаватель пешком и с голой... то есть, пардон, невооружен?..

– Вы правы. Но, наверное, поэтому и выдуманы легендарные герои, которых это не останавливало.

– Популяции героев ограничены. И если бы человечеству пришлось полагаться только на них, никакой справедливости к настоящему моменту в мире бы уже не осталось.

– Значит, надежда на обыкновенных людей? Таких, как мы?

– Увы, это так. Страшновато, конечно, поэтому я очень рад, что все, наконец, закончилось. Ага, кажется, вижу лавочку и какой-то куст...

Последними словами я подавился, поскольку справа, как раз из-за избы с резными воротцами и лавочкой, на дорогу вдруг упали яркие лучи электрических фар. За ними начала выдвигаться огромная темная масса. Угловатый пирамидальный силуэт высотой всего чуть-чуть ниже конька крыши, увенчанный массивной цилиндрической башней с коротким хоботом пушки; окружающие ее по периметру малые башни, ощетинившиеся пушками и пулеметами; высокие клепаные фальшборты...

– Т-т-танк!.. Это же... это тяжелый... Т-35! Откуда он здесь?!

– Танк?.. – это принцесса. – ...Но чей же?..

– Чей? Боюсь, что... – начал, было, я, когда над головой грохнула крышка захлопнутого люка, и бешено закрутились маховики наведения башни. Зарокотали шарики в погоне, и ствол орудия начал нащупывать цель. Раздался дрожащий от напряжения голос Брунгильды.

– ...Назад!

Мои ноги и руки и так уже автоматически сделали то, что им не успел приказать рассудок: переключили заднюю передачу и дали газу. Наш танк резко остановился и тут же пополз назад, подальше от...

...Ну, да. Конечно же, от противника. Более внимательный взгляд показал это со всей очевидностью. На крыше громадного пятибашенного монстра, старшего брата нашего собственного танка, унифицированного с ним по конструкции главной артиллерийской башни, вооруженной трехдюймовкой, и малых пулеметных башенок – торчали несколько высоких бунчуков, увешанных конскими хвостами, рогами и человеческими черепами. Черепа же были художественно нанизаны на идущую вокруг главной башни поручневую антенну. Орудийная маска щетинилась направленными вперед заостренными мамонтовыми бивнями, а все свободные поверхности оказались разрисованы какими-то трудноразличимыми каббалистическими знаками.

Зачем бы здесь появиться еще одному танку с точно таким же декором, что несли атаковавшие нас конные разбойники? Хотя постойте...

– Эй, а это не может быть тот барон, примчавшийся на выручку?.. – вопросил я прерывающимся голосом.

– Стоп! Нужно обязательно убедиться, прежде чем стрелять!.. – начала принцесса, но ее прервал резкий выкрик Брунгильды:

– Голова!

В самом деле, я не разглядел сразу. Если прищуриться, то и в самом деле, на торчащем из антенного стакана на крыше главной башни высоком колу была насажена отрубленная человеческая голова со страшно перекошенными чертами. Конечно, если пофантазировать, то упомянутый барон мог оказаться весьма суровым персонажем, расправляющимся с разбойниками на месте... но в любом случае, башня танка начала поворачиваться, нацеливаясь на нас. Заметили, и собираются обстрелять. Нет, пусть там будет кто угодно, но покорно подставлять голову...

– Огонь!.. – скомандовала принцесса

– Стреляй, Брунгильда!.. – одновременно с ней заорал я, стараясь держать газ ровно, чтобы танк не дергался сверх меры. В танковом бою все определяют секунды – кто выстрелил первым, кто точнее прицелился, чей снаряд пробил броню. Сейчас было важно только это, а вовсе не отвлеченные умствования.

Громовой раскат пушечного выстрела прямо над макушкой заставил меня втянуть голову в плечи. Ей богу, лучше бы ствол был подлиннее, чтобы ударная волна не била механика-водителя по ушам, точно кувалдой. С открытой верхней створкой люка можно запросто оглохнуть.

Но сейчас не это важно. Я припал к смотровому лючку, жадно пожирая глазами силуэт вражеского танка. Хотя короткоствольная трехдюймовка – в девичестве полковая пушка – была не слишком мощной, на таком маленьком расстоянии даже ее снаряд должен был пробить противопульную броню Т-35. Насколько я помню, из-за громадных размеров этот сухопутный дредноут не удалось забронировать лучше, чем наш собственный танк, средний Т-28 – всего-то дюйм с четвертью в лобовых листах и башне, и три четверти дюйма в боковых деталях. Брунгильда уже доказала, что отлично умеет стрелять и из танковой пушки, так что победа в дуэли почти у нас в кармане.

Однако все вышло не так. Вместо ослепительных искр, выбитых ударом стального снаряда о броню, я увидел, как снесло, точно бритвой, несколько рогатых и хвостатых бунчуков. Повис, уронив насаженную голову, расщепленный кол, посыпалась белая костяная щепа от разбитых, точно горшки, черепов. И это все.

Черт подери, да ведь в каморе был картечный патрон! Брунгильда велела зарядить его после первого выстрела, готовясь снова косить пеших разбойников. В тот момент нам не могло прийти в голову, что потребуется не картечь, а бронебойный снаряд. Теперь же картечь исправно снесла с вражеского танка все, что было на нем накручено, но мягким свинцовым пулям не по силам было пробить даже полудюймовую броню.

– Снаряд, быстро! Бронебойный, остроголовый из-под казенника!.. – крикнула Брунгильда. Она имела в виду те снаряды, которые мы приготовили против панцирных крабов. Я услышал, как Весна торопливо щелкнула замками-фиксаторами, а потом... неуклюже выронила патрон. Тот со звоном покатился по полику башни.

– Скорей!..

Мы проползли задним ходом еще ярдов десять, когда на главной башне Т-35 забилась огненная бабочка. По лобовому листу и пулеметной башенке оглушительно хлестнуло, перед лицом отвратительно взвыл рикошет. Пулемет. Броне это не страшно, но вот если пуля влетит в широкий и не прикрытый триплексом смотровой лючок... нужно скорее захлопнуть его, но руки заняты рычагами... Представляя, как влетевшая пуля расплескает мои мозги по стенкам, я почти выпустил рычаг фрикциона, чтобы захлопнуть лючок, но, спохватившись, снова стиснул его мокрой от пота ладонью. Стоит на секунду потерять управление танком, и могу погибнуть не только я...

Не успел я додумать эту мысль, как силуэт вражеского танка чуть пониже массивной главной башни озарился ослепительной вспышкой. Прямо в глаза метнулась раскаленная трасса, и весь корпус нашей машины содрогнулся от страшного удара. Лампочки на пульте моргнули, меня мотнуло назад и вправо, коробка с гаечными ключами подскочила, ударилась о рычаг КПП и веером рассыпала содержимое. За спиной раздались испуганные взвизги и задушенный писк. Кто-то – Весна? – упал, задев меня по затылку ногой. По полу загремел так и не вставленный в камору снаряд. А броневой корпус танка все вибрировал протяжным металлическим звоном, постепенно сходящим на нет, подобно басовой струне. Но звон остался – надо полагать, в ушах.

– Все живы?! – завопил я, выворачивая голову назад через плечо, чтобы рассмотреть, что творится в башне. Весна, оказавшаяся сидящей на полу нос с носу со мной, заторможенными движениями шарила вокруг, ища улетевшие очки. Слева я увидел коленки Грегорики, на которых сидела Ромика. Принцесса изо всех сил прижимала девочку к себе, а та, зарывшись лицом ей в грудь, всхлипывала и крупно дрожала.

– Не бойся, не бойся, все хорошо, – пробился голос Грегорики сквозь шум и гудение в ушах и урчание двигателя. – Все живы... правда?..

Глянув дальше, я увидел, что Брунгильда, никого уже не дожидаясь и не говоря ни слова, стремительно спрыгнула с сидения наводчика, рванула поршень затвора, откуда вылетела дымящаяся экстрагированная гильза, одним движением подхватила с полика унитарный патрон с бронебойным снарядом и дослала его в камору. От резкого движения телохранительницы мне на лицо капнуло что-то горячее. Кровь?.. Она ранена?

В нас попали, вот в чем дело. На этот раз артиллерийским снарядом, судя по тому, какой силы был удар. Однако, раз мы живы, а двигатель... да, двигатель работает, и танк продолжает пятиться вдоль деревенской улицы – значит, броню не пробило. Честь и слава гардариканским сталеварам! Но второй раз так может не повезти. Вставшая перед внутренним взором картина влетающей в боевое отделение болванки заставила меня заледенеть. Она способна запросто разорвать человека на куски, раскаленными осколками изрешетить снарядные гильзы и поджечь порох, заставив танк фонтанировать струями ослепительного пламени через люки и щели, а потом воспламенить вытекающее из пробитых баков топливо. Даже если кому-то из экипажа удастся пережить попадание, оглушенным и раненым выбраться из пылающей стальной коробки будет почти невозможно. Представив обугливающиеся в жарком соляровом пламени тела, я почувствовал, как желудок завязывается узлом. Нужно что-то делать...

Зажав рычаг тормоза левой гусеницы, я повернул танк задом влево. Своротив забор, он с треском и грохотом вломился кормой в стенку овина. Сверху посыпались доски, соломенная труха, сухой куриный помет. Резкий запах солярки свидетельствовал, что закрепленные на кормовом листе бочки лопнули, и топливо хлынуло наружу, заливая обломки и хлюпая под гусеницами. Как оказалось, маневр был своевременным: слева снова полыхнула вспышка выстрела, и прямо перед смотровым лючком направо метнулась раскаленная добела трасса. Это был бронебойный!.. Черт, у разбойников целых три пушки против нашей одной, и две из них сорокапятимиллиметровые, полуавтоматические, со скорострельностью не меньше десятка выстрелов в минуту. Да и начальная скорость их снаряда чуть ли не в два раза выше, чем у нашей трехдюймовки, что в бою танк против танка дает огромное преимущество.

– Немирович, куда?! – заорала в наушниках Брунгильда. – Что ты делаешь, тупица? Мне засыпало прицел!..

– Целься через телескоп на пушке! Нельзя перестреливаться с ними напрямую – вмиг задолбят скорострельными! – рявкнул я в ответ и щелкнул центральным переключателем, обесточивая фары – демаскировка была совершенно ни к чему.

– А что ты предлагаешь? Трусливо бежать и ждать, когда влепят в спину?! – зло бросила телохранительница.

– В корму, а не в спину! Нет, отползем между изб и устроим засаду!

– Так они и полезут, жди.

– Тогда потихоньку смоемся задами. Или ты тут хочешь Верден устроить? Ни шагу назад, стоять насмерть?!

– Лучшая оборона – нападение. Снаряд из трехдюймовки все решит.

– Если б все было так просто. Одним снарядом, даже если броню пробьет, с ними не покончишь! Нужно разбить и главную башню, и боковые орудийные, не то дадут сдачи раньше, чем успеешь второй раз зарядить!

– Высунуться из-за угла и назад. Или башню выставить.

– Это не гоночная машина, быстро прыгать танки не умеют. И вообще...

Новый бронебойный снаряд пробил угол избы и врезался в стоящий по колено в соляровой луже полуразваленный овин. Вспыхнул новый пожар – медленный, но жаркий. Языки пламени поползли по куче обломков, бросая тревожные отсветы на высокий амбар с сеновалом, за которым укрылся наш танк. Откуда-то сбоку взвился обгорелый петух – колотя дымящимися и тлеющими крыльями, точно подбитый истребитель, он миновал полосу света и нырнул в темноту

Сквозь решетчатые ворота и плетеную из хвороста заднюю стену сарая блеснули яркие лучи поисковых фар. Они постепенно сдвигались левее и приближались – враги искали нас. Пятибашенный монстр медленно пересек улицу и вломился в порядок домов на нашей стороне, углубляясь между крайними избами. Я подал танк назад, за ближайший дом, и выругался:

– ...Вот черт, избы-то не вплотную стоят. Долго здесь в прятки не поиграть. Кто видит, что там, за кормой?

Сзади прошуршало; судя по звуку, принцесса посадила девочку на сидение командира и пробралась в нишу башни, выглядывая через амбразуру для кормового пулемета.

– Стойте, Золтан! – донесся ее взволнованный голос. – Мы почти уперлись в фундамент купола! Это тот самый, гигантский!

– Что?!

Развернув танк на месте, я откинул крышку люка и высунулся, чтобы осмотреться. Оказывается, свернув в поперечную улочку и пятясь задом через хозяйственные постройки, мы попали в западню: почти неразличимый во тьме купол возвышался над нами уходящей в небеса горой, полностью блокируя дорогу для отступления. На темном стекле играли отблески пожаров, и что именно скрывали толстые стеклянные панели, переплетенные шестигранными ячеями стальных балок, оставалось загадкой.

По крыше соседнего амбара опять скользнул луч прожектора.

– Куда же деваться? Впереди дома кончаются, а на открытом месте нас расстреляют, как в тире.

– Потому и нужно драться, – зло напомнила Брунгильда.

– Постойте, – вмешалась принцесса, – позади наклонный пандус. Кажется, спускается вниз... а, ведет под фундамент купола! Там можно проехать – широко!

– Попробуем! – обрадовался я. – Если заберемся в купол, там из пушек не достанут.

– А получится выбраться обратно? – угрюмо заметила телохранительница. – Похоже на ловушку.

Танк опять тряхнуло, и по броне забарабанили обломки. Крыша избы, за которой мы прятались, перекосилась и рухнула набок от попадания трехдюймового снаряда. Печная труба, рассыпаясь, обвалилась на нас, и кирпичи с грохотом раскололись на лобовом листе и передних башенках. Обломок чувствительно стукнул меня над правой бровью, и я, улучив момент, торопливо захлопнул бронелючок, припав к узкой щели триплекса. Через нее, если честно, практически ничего разглядеть было нельзя.

– Здесь все равно оставаться нельзя! Двигаюсь, осторожно! – предупредил я, довернул танк на месте, сокрушив гусеницами забор, и врубил передачу. Многотонная стальная коробка рванулась с удивительной прытью, быстро преодолела открытый огород, давя гусеницами кочаны капусты, и нырнула в устье уходящего вниз ущелья. Замшелые бетонные быки, поддерживавшие массивное перекрытие, возвышались по сторонам портала, точно колонны портала мрачного древнего храма. За ними дорога уходила вниз. Гусеницы загремели по твердой мостовой, грохот мотора в узком пространстве больно надавил на уши, и тем страшнее было катиться вниз, не видя в чернильной тьме абсолютно ничего.

– Хоть глаз коли, придется включить фары! – прокричал я, оправдываясь, собственно говоря, только перед самим собой, щелкнул тумблером и снова открыл смотровой лючок. Показавшиеся ослепительными лампы вспыхнули, высветив длинный пологий пандус из потемневших бетонных плит, покрытых толстым слоем лишайников. По ним опять извивался крошечный ручеек, вызывая в памяти недавно виденную в подземельях гидроэлектростанции картину. Ярдах в семидесяти впереди и ниже проход перегораживали высокие ржавые стальные створки, напоминающие крепостные врата рыцарского замка. Впечатление усиливали пышные занавесы дикого винограда, спускающиеся по стенам сверху. Свисающие плети с фиолетовой листвой, роняющей искрящиеся капли ночной росы, начали цепляться за башню.

– Кажется, двери заперты. Что же, придется постучаться. Держитесь крепче! – проговорил я, поправив на горле неудобные ларингофоны. Прямо над ухом кто-то ойкнул, и на спинку сидения, задев меня по плечам, легли узкие ладони. Обернувшись, я оказался лицом к лицу с принцессой, которая, оказывается, пролезла в отделение управления и теперь стояла на коленях у меня за спиной. Золотые волосы были растрепаны – она сняла и оставила в башне шлемофон, чтобы не отсоединять неудобный штекер. Грегорика смущенно улыбнулась и прокричала:

– Из башни ничего не видно, засыпало перископы! Люки мы не смогли открыть, наверное, что-то лежит на крыше. Можно, я здесь?..

– Сколько угодно. Но отсюда обзор тоже не лучшего сорта, – предупредил я, переключая передачи. – ...И держитесь, держитесь!

Дизель набирал обороты, и танк быстро разгонялся по наклонному пандусу. Стрелка спидометра добралась до сорока пяти не очень-то понятных "километров в час" – то есть, если пересчитать, около 25 миль. Рассеянный свет от фар, освещающий ворота, быстро сошелся в два ярких пятна, а в следующую секунду загромыхало и завизжало железо. Гусеницы смяли попавшие между ними и преградой тонкие крылья и врезались в створки. Набранной тридцатитонной машиной инерции оказалось более чем достаточно – сорванные с петель ворота, так и не раскрывшись, грохнулись внутрь, почему-то подняв облако брызг. Танк подмял их и ввалился в подземелье – как оказалось, залитое водой. По лобовому листу хлынул новый водопад, брызги заставили меня зажмуриться. Резкое торможение бросило вперед, заставив принцессу навалиться на спинку моего сидения, а пряди ее волос защекотали шею. Подавив инстинктивный вскрик, она наклонилась, всматриваясь в узкий лючок.

– Черт, куда это мы попали? – пробормотал я, понимая всю риторичность вопроса. – Какие-то пещеры Аладдина.

В самом деле, широкий тоннель с бетонными сводами, с которых свисали какие-то белесые корни, позволил бы проехать в ряд и четырем танкам. В высоту он уходил ярдов на семь. Фары высветили стоящую почти вровень с лобовым листом черную воду, исходящую паром. Через узкий смотровой лючок обзор был плохой, и, потянув за рычаг, я опять откинул тяжелую крышку. Внутрь хлынул теплый влажный воздух, от которого на лбу сразу выступил пот, как в бане. Запахло болотом.

– Почему здесь так тепло? – удивился я, вытягивая шею, чтобы выглянуть из люка. – По идее, под землей температура постоянная и ровная, но всего-то градусов восемь-десять. А здесь все двадцать, как в парнике.

– Может быть, из-за воды? – предположила Грегорика. – Чувствуете запах? Кроме болота, ощущается что-то такое, как от минералки. Наверняка где-то здесь бьет горячий источник, а строители решили его использовать. Помните, бабушка Вадома говорила про такие же купола, которые строили ее родители в Арктике? Возможно, здесь как раз и конструировали опытные геодезики, чтобы потом использовать на севере. Там горячая подземная вода вообще была бы бесценной.