Текст книги "Науфрагум: Под саваном Авроры - Том второй(СИ)"

Автор книги: Тимофей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Я пойду искать.

– Постойте, ваше высочество. Доска сейчас погаснет, и вы останетесь в темноте. А там и нос недолго расквасить.

– Предлагаете сидеть и ничего не предпринимать? – в ее голосе снова звякнула льдинка.

Вздохнув, я неохотно выпрямился и вытер руки ветошью.

– Нет, конечно. Просто не хотелось нарушать уединения Брунгильды. Мало ли чем она занята... но что-то и вправду задержалась. Подождите минутку.

Забравшись на платформу, я перегнулся в водительский люк и пощелкал тумблерами на приборной доске.

Привыкшие к темноте глаза пришлось зажмурить – вспыхнувшие на лобовом листе походные фары сожгли полутьму, затопив мрачный тоннель нестерпимо ярким электрическим светом.

– Вот так – очень просто, хотя сразу, почему-то в голову не пришло, – проговорил я, проморгавшись и спрыгнув с платформы. – Идемте, ваше высочество. Деликатности придется уступить место благоразумию.

Грегорика иронически хмыкнула.

– Благоразумия ради, мне лучше пойти первой. Хильда действительно не задумается встретить вас неласково, если ей помешать.

– Крайне признателен за доброту, ваше высочество.

Это оказалось намного проще, чем пробираться во мраке с полумертвым фонариком. Свет фар высветил покрытые ржавчиной рельсы и рассохшиеся шпалы, выстроившиеся цепочкой вагоны, бетонные своды тоннеля. Я шагал вслед за Грегорикой, незаметно любуясь тем, как искрятся ее волосы. Боже мой, как жаль, что я не художник! Если бы я сумел благоговейно перенести на холст этот тонкий силуэт, эти решительно ступающие длинные ноги, открытые коротко обрезанным платьем, прямой стан...

Мы миновали вагонов пятнадцать, прежде чем впереди послышались шаги, сопровождаемые каким-то странным металлическим бряканьем. Показавшаяся из-за тормозной площадки телохранительница прищурилась, закрыв глаза ладонью.

– Хильда, где ты столько пропадала? ╛– воскликнула Грегорика. – Я знаю, какая ты неугомонная, но все равно начала беспокоиться.

– Простите, госпожа. Осматривалась.

Телохранительница ответила коротко, как всегда, не потратив лишнего слова. Принцесса, которая наверняка к этому привыкла, все же недовольно вздохнула.

– Не стоило тебе все же уходить одной...

– Погодите, это ведь Маузер 98 года!.. – не слишком вежливо перебил ее я. – Где же вы его нашли?

В самом деле, Брунгильда, уже вполне твердо стоящая на ногах, держала в руке длинную магазинную винтовку. На стволе и затворе виднелся налет ржавчины, приклад покрывали странные пятна. С первого взгляда трудно было понять, осталось ли оружие боеспособным.

– В вагоне, – лаконично ответила телохранительница. – Два скелета в шинелях.

– Наверное, караул... что сопровождал состав, – задумался я. – Вообще, не совсем понятно, что это за эшелон. Ясно, что не воинская часть – слишком мало техники. И наш танк только что с завода, законсервированный... и миномет, в котором пряталась Брунгильда – довольно редкая штука.

– Может быть, оружие просто везли тем, кто его заказал? – предположила принцесса. – Ведь Гардарика готовила новую войну, это неудивительно.

– Возможно, – согласился я. – Но только до основных армейских лагерей отсюда тысячи километров, они ведь были на побережье. А здесь чуть ли не середина континента. Я бы предположил – судя еще и по тягачам и автомобилям-техничкам, которые, как раз явно не новые и были на ходу – что танк и миномет везли на полигон, для испытаний. Ладно, для нас это не имеет особого значения. Здорово, что Брунгильда нашла винтовку! Можно мне посмотреть?

По лицу телохранительницы было трудно прочитать ее мысли, но складывалось впечатление, что ей вовсе не хотелось делиться новой игрушкой. Кроме того, по тому, как она подняла Маузер, демонстрируя его принцессе, а не мне, легко было догадаться, чье одобрение имеет для нее значение.

Хм, уж не ревнует ли валькирия? Принцесса пару раз похвалила меня, и телохранительнице, кажется, стало обидно. Не удивлюсь, если она и побрела в темный тоннель лишь затем, чтобы продемонстрировать госпоже свою храбрость и сравнять счет.

– Это хорошо, Хильда, – кивнула принцесса. – Но все же, напрасно ты рисковала. Бог знает, какие еще чудовища могут здесь прятаться...

– Логово пустое.

– Что?! – поперхнувшись, я обернулся, испуганно обшаривая глазами подсвеченный танковыми фарами тоннель. – Где?.. Чье логово?..

– Панцирного клопа?.. – воскликнула принцесса. – И ты пошла туда одна?! Зачем?

Телохранительница не стала отвечать на риторически вопросы, а повернулась и указала дальше по тоннелю. Действительно, ярдах в пятидесяти дальше виднелась железнодорожная стрелка. Влево под углом отходила еще одна колея, скрывающаяся в боковом тоннеле. Принцесса немного поколебалась, но, кажется, желание осмотреть логово пересилило осторожность, хотя она все же назидательно заметила:

– Хильда, мне в голову не придет сомневаться в твоей храбрости, но пожалуйста, будь поосторожнее. Полезно знать, что нас окружает, но цена может оказаться слишком высокой.

Уходящий в сторону тоннель разительно отличался от магистрального. Шпалы размочалены, словно по ним прогоняли стада; по сторонам высились горы трудноопознаваемых огрызков; пути и пол усыпаны сухой хитиновой шелухой от панцирей кормовых мокриц вперемешку с внушительными лепешками помета. Пахло здесь отвратительно, и я с трудом удержался, чтобы не зажать нос. Принцесса сглотнула, сдерживая тошноту, и лишь телохранительница невозмутимо подняла почти выдохшийся фонарик, посветив в тоннель. Рельсы заканчивались ярдах в двадцати, и под собранной из стальных балок перегрузочной платформой с тельфером зиял широкий люк. Сбоку виднелась пара темных проходов, которые когда-то прикрывали решетки. Теперь они валялись на полу, выломанные и погнутые.

– Вот в чем, оказывается, дело! – присвистнул я, осматриваясь. – Отсюда наверняка спускали крупную машинерию для гидроэлектростанции: турбины, генераторы и прочее. Удобно – прямо с платформ. А я еще удивлялся, почему тоннель такой широкий.

– Отсюда... и вниз? – со странным выражением уточнила принцесса.

– Да. Готов поспорить, что нижние этажи соединены с водоотводным тоннелем, по которому мы пробирались. Зря свернули на лестницу – могли бы выйти прямо сюда и не блуждать по переходам.

– Подождите, но ведь в тоннеле были те гирлянды... слизистые яйца... – она прижала ладонь ко рту, словно сдерживая тошноту.

– Вот именно. Уверен, их откладывали не панцирные клопы, а какая-то тварь, которую мы пока не видели. Что-то вроде матки. Интересно, большая она или нет?.. – задумчиво пробормотал я.

– ...В-вы ведь не серьезно это говорите?

– Почему же нет? – удивился я. – Полезно же узнать, как на самом деле устроено сообщество этих чудищ. Как матка откладывает яйца? Как она попала в тоннель? Откуда пришла? Если Весна права в своих предположениях по поводу боевой биологической системы, то все равно пока неясно – как именно они должны были распространяться и захватывать новые территории?

– Господин Немирович, – с осуждением проговорила принцесса, – не уподобляйтесь персонажам Хичкока.

– Кого?.. А-а, это по романам которого снимали фильмы ужасов. Но что у меня может быть общего с его героями? Простите, смотрел мало. Как-то не очень интересовал такой жанр.

Показалось в полумраке, или она едва заметно покраснела?

– Вот и напрасно. Перед героями этих фильмов почему-то всегда оказывается темный подвал или пещера, где совершенно очевидно прячется какая-то отвратительная тварь. И они обязательно говорят: "Ого, как страшно! Давайте туда обязательно пойдем!". У меня осталось твердое убеждение в том, что нельзя сделать ничего глупее, чем доказывать свою храбрость, отправляясь в пасть к монстрам.

– Э-э-э... я и не собирался доказывать. Просто интересно...

– Вы явно не смотрели "Чужие-2".

– Не смотрел. Но не думаю, что это так уж опасно. Если вспомнить насекомых, то пчелиные, или, скажем, муравьиные матки обычно толстые и малоподвижные, вовсе не такие шустрые, как муравьи-рабочие или солдаты. Если уж мы сумели сбежать от боевого клопа, то и от матки получится. Вот, Брунгильда наверняка согласится.

Но телохранительница явно не собиралась меня поддерживать. Она стояла, молча глядя в темноту и не выказывая желания продолжить свою отважную экспедицию. Странно. Ведь сюда она пришла в одиночку, с полумертвым фонариком, хотя никто ее не гнал. Или, все-таки, мысль о склизких яйцекладках и у телохранительницы погасила энтузиазм так же быстро, как случилось бы с любой нормальной девушкой? Выходит, она все же не такая уж "железная дева"? Могла бы сказать честно – мне и в голову не пришло бы смеяться. Ладно, пусть Брунгильда и не хочет, меня все же подталкивало любопытство – я ведь и в детстве провел немало времени, нависнув над муравейником с лупой в руке.

– Тогда вы тут подождите, а я быстренько смотаюсь...

– Нет-нет-нет! – решительно отрезала принцесса, схватив меня за руку и потянув обратно. – Страсть к исследованиям вам придется пока поумерить, господин Немирович.

– Но, погодите...

– Я не позволю никому рисковать без надобности. И вспомните, что вы тут единственный мужчина, на вас лежит ответственность, в конце концов!

Вот черт! Тут ее высочество меня уела. Ответственность... ну, да, как ни крути, но определенную ответственность я действительно уже взвалил на себя, связавшись с этими ненормальными девицами и сиганув вместе с ними с дирижабля. Как бы ни хотелось удовлетворить любопытство, но и верно – рисковать одним собой, это одно. Но ведь девушки и в самом деле не сумеют управиться с танком, если я вдруг попадусь чудищам на зубок. Придется подчиниться.

– Вы правы, ваше высочество. Виноват, больше не буду, – с трудом скрывая разочарование, кивнул я.

Свести танк с платформы, не опрокинув его, мне удалось, пусть и натерпевшись страху в тот момент, когда он начал переваливаться через край и крепко ударился передними катками о соседний путь. К счастью, ширины тоннеля хватило, чтобы не врезаться в стену, а подвеска и гусеницы выдержали такое надругательство. Зато платформе пришлось гораздо хуже – деревянный настил треснул и развалился.

Чтобы научиться отключать главный фрикцион и втыкать бортовые передачи, тоже потребовалось несколько попыток, во время которых танк дергался, как припадочный, скрежеща шестернями и раскачиваясь. Металлический клекот дизеля, переотражающийся в гулком тоннеле, заставлял голову вибрировать, как колокол, поэтому не стоило удивляться, что девушки собрались так быстро, как только смогли.

Наскоро соорудив на корме танка поверх кожуха вентилятора импровизированный кронштейн из шпалы, я закрепил там три дополнительные бочки, и попятил машину задом до цистерны с соляркой, чтобы наполнить их и долить до пробки внутренние баки. Пока Брунгильда и принцесса качали топливо, мы с Алисой, осторожно уложив постанывающую в забытье Софию на брезенте в левом пулеметном отеке, привязывали на гусеничных полках и над мотором ящики с инструментами и запчастями, не забыв и про канистры с моторным маслом. Весна принесла из электроавтомастерской шесть кожаных шлемофонов с болтающимися кабелями и разъемами. Они были предназначены для связи между танкистами – весьма кстати, потому что разговаривать в танке при работающем двигателе было бы нелегко.

Последнюю остановку мы сделали возле платформы со снарядными ящиками, в пять пар рук быстро догрузив боекомплект до полных 70 патронов. Там оказался неплохой выбор, и теперь в гнездах боевого отделения лежали осколочно-фугасные гранаты, бронебойные снаряды, шрапнели, картечь с картонными головками и по несколько дымовых и зажигательных патронов. Бросив последний взгляд на сиротливо догорающие позади угли нашего временного пристанища, я нырнул в будку механика-водителя и выжал главный фрикцион, направив танк к выходу из тоннеля.

Унылый свет пасмурного дня все равно ослепил привыкшие к полумраку глаза, и мне пришлось вытереть слезы и прищуриться, чтобы точно провести машину по узкому стальному мосту через рокочущее ущелье. Бешеные водяные потоки, которые едва не унесли нас навстречу гибели, отсюда тоже выглядели впечатляюще, хотя уже и не заставляли сердце сжиматься от ужаса.

Миновав пробитый взрывами – судя по вызубренным стенкам из блестящего от моросящего дождя красного гранита – проход в скальной стене ущелья, танк двинулся по уходящей на север железнодорожной колее. Лобовой лист и гусеницы с хрустом подминали выросшие за полвека между шпал и рельсов густые заросли орешника и волчьего лыка. Перед водительским люком мигом скопилась целая гора сырых листьев и древесного мусора. Подлесок, жадно заполнивший открытое пространство между стенами вековых сосен и елей после того, как перестали ходить поезда, не дал вырасти на путях действительно крупным деревьям. Или, может быть дело в том, что кто-то проезжал тут сколько-то лет назад, ломая поросль, как и мы сейчас?

Слева и справа к магистрали регулярно присоединялись однопутные ветки, выходящие из чащобы – судя по всему, лесовозные. Крылья семафоров, отмечавшие заржавевшие стрелки, уныло обвисли.

Начало темнеть. Низкие тучи, сеющие надоедливую морось, сулили скорые сумерки. С трудом подавив очередной зевок, я оглянулся. Пара часов тряского пути по чувствующимся подо мхом шпалам остудила энтузиазм, и спутницы перестали выглядывать наружу и вертеть головами, прикрыли верхние люки в пулеметных башенках, чтобы не капало, и устало согнулись на неудобных сиденьях. Полный треволнений вечер на борту дирижабля, короткий и так драматично прерванный сон, бегство от панцирного гада, блуждания и торопливая работа в тоннеле вымотали всех. Девушки клевали носами и протирали слипающиеся глаза. Задняя стенка боевого отделения передавала тепло от мотора, но слишком мало – легкая одежда все равно заставляла ежиться.

– Апчхи!.. – Алиса, устроившаяся слева от меня, на сиденье пулеметчика, жалобно шмыгнула носом и громко, чтобы перекричать рокот мотора, пожаловалась, – Что-то уже захотелось вернуться к нашему костру в тоннеле! Да и жучатинка, если подумать, не так уж плоха...

– Пахла же подозрительно, по твоим словам.

– Это только на полный желудок воняет, а сейчас я все готова простить.

– Так отрежь кусочек, там еще фунтов десять осталось.

– Осталось-то осталось, но эта злющая горничная засунула куда-то назад и недобро поглядывает сверху, от пушки. Не хочу выпрашивать и унижаться.

– Тогда терпи. Хотя, по-хорошему, надо бы уже и привал сделать. Темнеет, а в потемках пробираться не хочется.

Включив в подтверждение своих слов фары, отчего снаружи сразу сгустился мрак, я выпрямил усталую спину и повертел головой – в шее отчетливо хрустнуло. Низкая и неудобная складная спинка водительского сидения не давала нормальной опоры, да и чтобы выглядывать наружу, все равно приходилось тянуться вперед, вытягивая шею словно жираф.

За спиной зашуршало – принцесса, спрыгнув с высокого командирского насеста, просунула голову из подбашенного отделения к нам.

– Брунгильда говорит, что видит крышу какого-то здания – дальше, по левой стороне. Думаю, стоит остановиться на ночлег, если там получится укрыться от дождя.

– О, так ваша телохранительница и тут не спит, а несет службу?

– Мы смотрели по очереди, на всякий случай, – кивнула она и шмыгнула носом. Даже это у принцессы получалось с достоинством, по-королевски.

– Ага, действительно, вот и крыша. Полустанок.

Фары высветили утонувшее в подлеске низенькое одноэтажное кирпичное здание. На крыше сохранилась черепица, а в рамах – оконные стекла. Металлическая печная труба давала основание надеяться, что там найдется сносный приют. Свернув с заросших рельс, я осторожно провел танк вокруг домика, проложив просеку в густом малиннике и кустах бузины. За домом располагался широкий покосившийся навес, под которым громоздились какие-то ржавые механизмы, груды досок и несколько железных бочек, а чуть дальше стояла вода в небольшом бассейне, выложенном замшелым кирпичом.

– Вряд ли тут свили гнездо какие-то гады – кусты нетоптаные. Пойду, проверю. Не вылезайте пока.

Не глуша двигатель, я вылез на лобовой лист и болезненно скривился, давя кулаком на многострадальную поясницу. Брунгильда, ясное дело, не стала дожидаться, и спрыгнула на землю первая. Прошла вдоль стены, заглянула в окошко, держа руку на кобуре. Последовав за ней, я потянул дверную створку. Со страшным скрипом заржавевших петель та отворилась, гребя палые листья. Внутри было темно, пахло плесенью. Посреди единственной комнаты возвышалась печка-буржуйка, перед ней – две отодвинутые от стен деревянные скамьи со спинками, стол и конторка. Вдоль дальней стены громоздились стеллажи с какими-то инструментами, а в углу, где с потолка капало, половицы сгнили, и вырос густой мох и бледные грибы. Из-под стеллажа выскочила крупная лесная мышь, возмущенная бесцеремонным вторжением.

– Не сказать, чтобы пять звезд... но сойдет.

Брунгильда, ни словом, ни жестом не показав, что согласна, присела перед печкой и заглянула в дверцу. Вздохнув, я вышел наружу, чтобы поставить танк поближе к двери, заглушить мотор и позвать остальных девушек.

Металлическая печь нагрелась моментально и загудела. Темная хибарка, озаренная пляшущими отблесками пламени из топки, вдруг стала необычайно уютной. Устроившиеся на застеленных брезентом и сдвинутых углом скамейках девушки блаженно жмурились и протягивали руки к печке, не обращая внимания на дым и лоснящиеся от жара носы. Последние порции разогретой крабьей ножки уже исчезли, а на конфорке дребезжал крышкой найденный тут же медный чайник – помятый и закопченный, но вполне работоспособный. В воздухе плавал запах заваривающихся листов малины и смородины.

Счастливо вздохнув, я забросил в топку очередную расщепленную доску – с дровами проблем не было, поскольку снаружи, под выходящим во двор навесом, нашелся целый штабель пересохших досок. И пара пустых железных бочек, что сразу и навело меня на мысль...

– Здесь были люди, – вдруг проговорила Брунгильда. – Год назад. Может быть, два.

Проследив ее взгляд, я заметил несколько покрытых ржавчиной консервных банок, брошенных прямо на столе.

– Кстати, да. И угли в печи относительно свежие. Кто бы это мог быть?

– Егеря карантинной службы или искатели приключений, – предположила принцесса, потом вздохнула и добавила: – Правильнее сказать – мародеры.

– Можно понять, когда из разрушающихся музеев и картинных галерей вывезли произведения искусства и раритеты, каталогизировали и поместили в запасники. Но сколько же при этом пошло по рукам, без всяких официальных каналов... – с горечью сказал я.

– А ведь и верно, – задумалась Алиса. – Последний год все вернисажи завалены гардариканским антиквариатом. Мне один знакомый галерист недавно жаловался, что цены рухнули ниже плинтуса.

– И не думай, что этим занимаются отдельные контрабандисты. Ведь переправить награбленное через Атлантику – не такая простая задача. На лодочке не перевезешь. Тут промышленные масштабы.

– Вы правы, – мрачно кивнула принцесса. – Стыдно признать, но это делают именно те, кто по должности обязан пресекать мародерство и гробокопательство.

– И это вам удивительно? За такой процент прибыли любой капиталист родную мать продаст, а не то, что разорит чужие могилы, – голос Софии прозвучал слабо и хрипло, но так же едко.

– Ого! Так вы не только инсургентка и террористка, но еще и теорией грешите? – ответно съязвил я. – Если память мне не изменяет, это же цитата чуть ли не из Карла Маркса. А я думал, ваша инсургентская братия толстые умные книжки пользует только для того, чтобы в них бомбы прятать.

– Постойте, я уже запуталась, – поддержала Алиса. – Так мы имеем дело с трансильванской ультрароялисткой или с коммунисткой?

– Объяснять что-то мягкотелым аристократам, не слыхавшим про теорию прибавочной стоимости – себя не уважать... – вспыхнула, было, София, но ее прервал приступ кашля. Покраснев и схватившись за горло, она согнулась, на глазах выступили слезы.

– Выпейте скорее, София, – поддержав ее, принцесса поднесла к губам инсургентки кружку с чаем. – И успокойтесь. Диспуты оставим до поры, когда вам станет лучше.

Впрочем, приступ закончился почти сразу. Хрип и неприятное бульканье в легких трансильванки тоже сильно ослабли. Кажется, кислородная терапия пошла на пользу. Она впрочем, и не думала благодарить, а сварливо пробурчала:

– Мне и было лучше, пока он не отобрал баллон!.. Пока я из него дышала, все было хорошо.

– Отобрал, но не из вредности, как вы могли подумать. Слишком долго дышать стопроцентным кислородом вредно, начнется кислородное отравление. Давления воды вокруг вас нет, так что конвульсий, слава богу, не будет, но вот раздражение легочной ткани так можно заработать за милую душу. Завтра проведем еще сеанс, а сейчас придется потерпеть.

Кажется, София хотела меня обругать, но снова закашлялась, махнула рукой и улеглась на лавку, демонстративно отвернувшись.

– Погодите, это не про того Маркса, который ратовал за обобществление женщин? – кажется, Алиса решила добить беспомощную противницу. Что же, христианское всепрощение ей никогда не было свойственно. Хотя я такое не одобряю.

– Маркс создал экономическую теорию капитализма и теорию пролетарской революции. Причем, довольно убедительные, скажу справедливости ради. По крайней мере, опровергнуть его пока не смогли. Насчет женщин не уверен – не помню. Да и чего такого? В конце концов, речь шла про новую социальную формацию. Странно было бы думать, что отношения между людьми в будущем останутся неизменными. Ведь отказалось же человечество от рабства, пусть и не так давно.

– Так я и знала. Ты скрытый социалист, Золтик, – Алиса ехидно прищурилась. – Значит, обобществление женщин у тебя отторжения не вызывает?

– Ну-у-у... не очень, – зевнув, ответил я. – В конце концов, это не мои проблемы. А тех самых потенциально обобществляемых женщин.

– Ха, а что бы ты сказал, если бы обобществили парней? Если бы у тебя отнимала жалованье и ругала за пьянство не одна жена, а сразу пяток?

– ...П-п-пяток?! – поперхнулся я.

– Что, испугался?

– Нет-нет-нет! Это апокалипсис какой-то. Запилят же насмерть!.. – чувствуя, что покраснел до ушей, я поднялся на ноги. – Даже одна, вроде тебя, и то... уже больше, чем нужно!

– Хам!

– Вот обзывательством и кончается, как всегда. Ладно, вы тут продолжайте про Маркса, а я пойду, отлучусь.

– Ага, испугался! – засмеялась Алиса. – И кстати, куда это ты там бегаешь все время? Чувствую, замышляешь что-то.

– Н-ничего... ничего подобного! – ненатурально хохотнул я.

– Ну, точно. Замышляет. – Алиса прищурилась. – Обратите внимание, когда врет, всегда немного поднимает брови, физиономия невинная, но глазки убегают куда-то вверх, – доверительно сообщила она остальным девушкам.

– Правда? – Весна поправила очки, с интересом присматриваясь. – Всегда-всегда?

– Обязательно. Я точно знаю. Лучше меня никто в нем не разбирается, даже его мамочка, – заявила Алиса. В ее словах чувствовался вызов, словно она хотела кому-то что-то доказать.

– Было бы чем хвалиться, – сердито рявкнул я, хлопнув дверью.

Снаружи было темно, хоть глаз коли, и холодно – изо рта шел пар. Шуршал по крыше дождь, в кюветах и заросшей кирпичной цистерне, откуда когда-то, видимо, заправляли паровозы, самозабвенно квакали лягушки. Даром, что конец лета. Трижды ухнул филин, но потом охрип и замолчал – видно, чрезмерная сырость ему тоже была не по нраву.

Однако стоящая на кирпичах бочка, под которой жарко светились угли, выглядела очень и очень привлекательно. Вода в горячем виде, это же совершенно другое дело, верно? Грешно было не использовать, раз в одном месте так удачно оказалась подходящая емкость и топливо.

Поскребя подбородок, уже покрытый щетиной, я виновато вздохнул. Не стоило обижаться на Алиску. Для нее ехидство – обычное дело, и она же не знала, что я тут корячусь, потихоньку сооружая банно-прачечный сюрприз. Винить ее за пропавший эффект неожиданности нечестно. Уж скорее я сам выгляжу глупо – и не в первый раз – когда пытаюсь сделать ей приятность и жду благодарностей, изображая при этом скучающе-незаинтересованный вид. А когда рыжая начинает в ответ дразниться, раздражаюсь. В двенадцать лет это было нормально, но пора, наверное, и повзрослеть.

Вода в бочке согрелась. Поправив ведро, булькающее на втором костре рядом с бочкой и принеся пару ведер с холодной водой, я распахнул дверь в станционное здание.

– Ванна готова.

– Вот, что я говорила! – заметила Алиса, ничуть не удивленная сюрпризом.

Реакция остальных девушек оказалась более утешительной. Весна уронила очки, София ошеломленно раскрыла рот, и даже Брунгильда, которая сидела с винтовкой на коленях на подоконнике выходящего на пути окна, недоверчиво нахмурившись, выглянула в дверной проем, вслед за остальными девушками, высыпавшими под навес.

– Ванна?! О боже, Золтан, вы так... вы так добры! – проговорила Грегорика, удивленно распахнув глаза и приложив руку к щеке. Искреннее восхищение, сродни тому, что светится в детских глазах, когда из-под елки появляются рождественские подарки, заставило меня смутиться и мысленно выругать себя – этого-то уж я точно не заслужил.

– Только не перехвалите его, ваше высочество, а то зазнается, – судя по реплике моей рыжей подруги, она-то прекрасно все понимала. – Хотя, надо признать, иногда даже этот балбес и пошляк ведет себя хорошо. Но недолго.

– Нет, Алиса, не говорите так... конечно, когда мы с Хильдой собирались в поход, я понимала, что нескоро в следующий увижу горячую ванну, и даже смирилась...

– Самая обыкновенная бочка... – завороженно пробормотала Весна, приблизившись и потрогав пальцем ржавый металл.

– Ты хоть помыл ее изнутри-то? – деловито поинтересовалась Алиса. – И вода чистая, надеюсь?

– Не переживай, помыл. Если и были лягушки, то уже сварились, – в тон ответил я. – Ладно, купайтесь. Дрова подкидывайте потихоньку. Холодная вода с лягушками в цистерне, мыло вот – хотя и хозяйственное.

– Оно же коричневое! И воняет! – скривила губы Алиса.

– Скажи спасибо, что хоть такое нашел в фургоне, иначе золой бы пришлось мыться. И вот еще, оттуда же, – я с гордостью выложил на скамейку бумажный пакет, в котором оказалась стопка казенных армейских простыней. – Благодарите запасливого каптенармуса. Ну, пожалуй, пойду, а то еще обвините во всех грехах.

– Постойте! – Грегорика порывисто схватила меня за руку и крепко пожала. – Даже не знаю, как мы сможем вас отблагодарить?

– Оставьте, ваше высочество, было бы за что.

– Но для меня выглядит, как настоящее чудо! И ведь вы не обязаны стараться ради нас.

– Ну, раз уж судьба нас свела, позаботиться друг о друге – вполне естественно.

– Наконец-то я это услышала от тебя, – хихикнула Алиса, довольно потирая руки. – Чудесно звучит. Боже мой, почти по-семейному!

– По... семейному... – машинально повторив эти слова, принцесса почему-то вздрогнула. Заметив, как омрачилось лицо хозяйки, Брунгильда негромко заметила из-за ее плеча:

– Это другое, госпожа.

– Д-да, действительно... – Грегорика вымученно улыбнулась.

Что бы это значило? Или дело в ее отношениях с братом? Если вспомнить их последний разговор, то для принцессы понятие "семейности" действительно могло звучать не слишком приятно.

Алиса же, судя по всему, тоже заметив странное напряжение, продолжила преувеличенно бодрым тоном:

– Вот только бочка-то одна, а нас пятеро – не считая того, кто сейчас пообещает не подглядывать и плотно закроет за собой дверь. Кто первая? Нужно как-то определить, причем по справедливости, чтобы не было обид.

Принцесса серьезно задумалась и предложила:

– Может быть, по алфавиту? Самый простой способ. Тогда получается: вы, Алиса, за вами Брунгильда, потом... потом Весна...

– Почему? – удивилась отличница. – Мое имя начинается с одной из последних букв ╛– V.

– Латинских букв. Но мы на земле Гардарики, поэтому логично использовать распространенный здесь кириллический алфавит. Ваше место – третье по праву. Потом я и София.

Покосившись на сдвинувшиеся брови Брунгильды, на лице которой явственно читалось несогласие с вопиющим нарушением субординации, Алиса недовольно хмыкнула:

– Чувствую, сейчас меня обвинят в нечестности за титульную букву А. Может быть, лучше в камень-ножницы-бумага? Или считалочкой?.. Да, а ты ступай, Золтик, ступай. Мы тут как-нибудь разберемся. И почему у тебя так глаза горят? Кстати, не забудь еще принести клятву: "Торжественно обещаю ближайшие два часа даже и не подходить к этой двери"!

Стряхнув ошеломление, в которое меня повергло это зрелище – Еще бы, часто ли приходится наблюдать за процессом позитивной женской самоорганизации?! – я покладисто кивнул, пробормотал клятву и вернулся в станционное здание, плотно прикрыв створку.

"Хо-хо! Уж Алиса-то не должна быть столь наивной! Надо же – полагаться на словесные обязательства, – внезапно проснулся внутренний голос. – Подумаешь, дверь. Помимо двери есть окна и даже, не побоюсь этого слова – чердак!"

– Тебя только не хватало, – устало ответил я. – Лучше бы давал ценные советы, когда надо было уносить ноги от чудовищ и заниматься водными видами спорта.

"Извини, не моя специализация. Да ты и сам, кажется, справился... постой, ты же не хочешь сказать, что действительно не намерен усладить взор?.."

– Не намерен. Устал что-то за сегодня...

"О боги, как так можно?!"

– ...И не имею желания остаться без ушей. Ты обратил внимание, что Брунгильда прихватила винтовку? С такой дистанции запросто отстрелит правое или левое ухо, на выбор.

"Хм. С валькирии действительно станется устроить что-то негуманно-назидательное. Но все равно, никто, смеющий называть себя мужчиной, не имеет права манкировать..."

– Ты снова демонстрируешь поспешность мышления.

"Неужели? В чем же она заключается?"

– Элементарная логика подсказывает, что впятером они забраться в одну бочку не смогут, а сидеть вокруг нее холодно. В домике-то печка и лавочки...

"А! Сын мой, с тобой не все так плохо! Хочешь сказать, что заранее расставил ловушку? Чтобы не подглядывать сквозь мутное стекло, рискуя подставиться под пулю телохранительницы?.."

– Пусть мои резоны останутся за скобками.

– "Хо-хо! А ведь и верно! Немного терпения, и наши красавицы одна за другой – чистенькие, распаренные, томные и умиротворенные душой и телом! – начнут возвращаться сюда... о, слышишь?!"

Действительно, снаружи донесся всплеск и радостные взвизги.

Подкинув дров и разомлев от благословенного тепла, я сидел перед печкой и, позевывая, сплетал втрое тонкую бечевку из найденного в той же кладовке моточка, когда позади скрипнула дверь, и по половицам прошлепали босые ножки.

– Зо-о-о-олтик!.. – счастливо простонала Алиса и плюхнулась на меня, повиснув на спине и обхватив руками за шею. – Лапочка, дай я тебя расцелую!..