Текст книги "Спорим, это мальчик!"

Автор книги: Теренс Блэкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Тайрон

Мы сидели у Билла Бургера, и Джейк просто-таки нарывался, чтобы схлопотать по морде, но каким-то образом все обошлось. И тут мне пришла в голову, можно сказать, блестящая мысль.

Позже, когда мы вышли на улицу, я рассказал о ней Сэму.

К моему огромному удивлению и радости, он согласился.

Оттолин

В тот уикенд Катастрофа места себе не находил. Все время повторял:

– Если Сэм не живет у этих Бертонов, так их и растак, где же тогда, ё-моё, он может быть?

Мы немножко поговорили о том, не могли ли эти надутые англичашки где-нибудь его спрятать, но, по нашим прикидкам, они же не знали заранее, что мы к ним нагрянем. Он позвонил кое-кому из своих знакомых в Америке. Они сказали, что, насколько им известно, мальчик до сих пор находится в Лондоне.

И вот Катастрофа сидел у окошка, жевал жевательную резинку, смотрел на тусклый лондонский пейзаж и все это обмозговывал.

Тут-то меня и осенило:

– А что, если обзвонить школы?

– Припугнуть учителей? – отреагировал Катастрофа. – Можно попробовать.

– Я к тому, что мальчишку могли поселить в другую семью, поблизости, чтобы сбить нас со следа, но в школу-то он все равно ходит, верно?

Катастрофа затрещал суставами пальцев.

– Так можно просто ворваться в директорский кабинет, стырить классный журнал и…

– В какой школе-то, Катастрофа?

Он сдвинул брови, подумал минутку.

– Твоя правда, красотка.

Я достала из прикроватной тумбочки местный телефонный справочник, нашла страничку, посвященную школам, и села за телефон.

– Это «Сент-Питерс»? – спросила я самым благовоспитанным сладеньким голоском. – Ах, спасибо вам большое. У нас ребенок, мы недавно сюда переехали. Вашу школу очень хвалили друзья моего сына – например Сэм Лопес… У вас такой не учится? Извините за беспокойство, мэм.

Когда я повесила трубку, Катастрофа бросил на меня один из тех взглядов, смысл которых был мне хорошо знаком. Такой взгляд означает: ну куда ты лезешь, ведь ни уха ни рыла в детективной работе.

Но на сей раз я не стала обращать на него внимания и набрала следующий номер.

Миссис О’Грэди

Поскольку «Брэдбери Хилл» – весьма преуспевающая школа, нам часто звонят родители, желающие поместить сюда своих детей. Но я и в самом деле припоминаю звонок дамы с американским акцентом.

Когда она упомянула имя Сэм Лопес, я испытала сильнейшее искушение сказать ей, что одного американского ребенка с трудным характером нашей школе более чем достаточно, но при моем профессиональном стаже я очень хорошо понимаю, что такие решения принимает моя начальница, миссис Картрайт.

– Мы рады, что ученики хвалят нашу школу, – сказала я сдержанно. – Но заявления о поступлении должны подаваться в письменной форме, это обязательное требование.

Катастрофа

Как и всякой женщине, Оттолин то и дело приходят в голову разные безумные идеи. Видимо, просто по законам статистики одна из них должна была сработать.

Я прилег на кровать и задремал под монотонный голос своей жены, упорно повторявшей по телефону одно и то же, и вдруг меня разбудил ее победный вопль.

Я открыл глаза. Она стояла у постели с клочком бумаги в руке.

Я спросил:

– Ну, что там?

– Нашла! – ответила она, улыбаясь во весь рот. – Я нашла, где учится твой мальчишка!

Я взял у нее листок и прочел название, записанное характерным почерком Оттолин со множеством завитушек.

– Средняя школа «Брэдбери Хилл». – Я улыбнулся. – Знаешь, для уличной девки ты иногда неплохо соображаешь.

– Ой, Катастрофа, спасибо на добром слове, – сказала она.

Миссис Шерман

У нас с Тайроном прекрасные, доверительные отношения. Очень искренние, понимаете? Если его что-нибудь беспокоит, он всегда знает, что может откровенно все обсудить со своей старой мамочкой. А если меня, к примеру, тревожит, что он слишком много времени проводит со своими приятелями мужского пола, невоспитанными неряхами и двоечниками, я всегда могу деликатно, по-матерински поговорить с ним об этом.

– Они тоже тебя очень хвалят, мам, – отвечает Тайрон (он у меня такой остроумный – думаю, когда-нибудь он станет политиком).

И потому, когда в первое воскресенье этого учебного года Тайрон упомянул за завтраком, что пригласил кое-кого на чай, я сумела пошутить:

– Один из твоих дружков-неандертальцев, надо полагать?

Тайрон откусил сразу половину гренка.

– Да нет, не из неандертальцев, – проговорил он с набитым ртом.

– Будете сидеть за компьютером, время от времени что-то невнятно бурча друг другу. Ох уж эти мальчишки…

– Вообще-то она не мальчишка, – преспокойно заявил Тайрон. – И не бурчит.

– Она? – Помню, я так и застыла, не донеся чашку до рта. – Ты сказал – «она»?

– Угу.

– Это, случайно, не Джулиана? – спросила я с надеждой.

Тайрон весьма вульгарно изобразил, будто его тошнит.

– Тогда кто же?

– Увидишь.

– Ты хочешь сказать, у тебя завелась подружка, Тайрон?

Он слегка задумался.

– Скажем так: пока что мы с ней просто дружим. Понимаешь, я не хочу ее торопить.

– Конечно, я понимаю. Может быть, мне приготовить оладушки к чаю? Или каштаны! Можно будет поджарить каштаны в жаровне и…

– Мам. – Тайрон бросил на меня утомленный взгляд – он это очень хорошо умеет.

– Ты не хочешь, чтобы я сидела с вами? Стыдишься родной матери?

– Да нет, я даже хочу, чтобы ты с ней познакомилась. Только не надо этих счастливых обедов в кругу семьи. Она немножко застенчивая.

– Очень хорошо, – сказала я. – Просто замечательно!

Тайрон

В этом и была моя идея. Мы помогли Сэму, теперь пусть Сэм поможет мне.

Получится просто конфетка!

Миссис Шерман

Что полагается надевать, когда сын в первый раз приводит домой девочку? Теоретически мать должна знать такие вещи инстинктивно, но у меня в подобных случаях всегда возникают сложности. После нескольких неудачных попыток я выбрала непринужденный и в то же время элегантный брючный костюм, но надела к нему лиловые кроссовки от модного модельера, чтобы показать, что я не формалистка и молода душой.

Как выяснилось, беспокоилась я напрасно. Сэм – так ее зовут – оказалась очаровательной малышкой, нисколько не похожей на тех грубых, нахальных девочек, которых так часто встречаешь на улицах нашего района.

Мы сидели за чаем в зимнем саду. Тайрон разыгрывал роль сильного и немногословного мужчины, в то время как я прилагала все усилия, чтобы Сэм почувствовала себя как дома.

Она американка – на мой взгляд, это и к лучшему. Я всегда считала, что американцы более динамичны и честолюбивы, чем европейцы.

– Ты уже думала, кем хочешь стать, когда вырастешь? – спросила я среди прочего.

– Я хочу быть юристом, мэм, – ответила она с обаятельной улыбкой. – Хочу быть одним из партнеров в крупной юридической фирме, засадить в тюрьму целую толпу уголовников, а может, даже отправить кого-нибудь на электрический стул, зарабатывать кучу денег, записаться в гольф-клуб и так далее.

– Замечательно! – воскликнула я. – Хорошо бы, ты и Тайрона сумела убедить немного больше интересоваться своей будущей карьерой.

Тайрон что-то неразборчиво пробормотал, развалившись в кресле.

– Да мы в школе только и говорим о его будущей карьере, – сказала Сэм.

– В самом деле? – Я не верила своим ушам.

– Тай говорит, он подумывает о бизнес-школе, – сказала Сэм. – А я ему говорю, лучше бы сначала выучился на бухгалтера. В жизни нужна надежная основа – без диплома никуда, правда, миссис Шерман?

– Безусловно, – согласилась я.

Меня немного задело, что сын не поделился со мной своими мыслями и планами, но я была чрезвычайно рада, что эта прелестная юная американка так благотворно на него влияет.

Словно угадав мои мысли, Сэм защебетала:

– Тайрон любит делать вид, что не строит серьезных планов на будущее, как будто он из тех парней, кто думает только о развлечениях, ведь девчонки к нему так и липнут. Но когда узнаешь его лучше, начинаешь понимать, что у него есть и другие достоинства помимо внешности.

Тут уж мы оба с Тайроном вытаращили глаза. Я, конечно, люблю своего мальчика, но как-то никогда не представляла себе его в таком свете.

– Девчонки липнут? Но ведь он немного… крупный?

Сэм застенчиво улыбнулась:

– Теперь в моде толстые, а не худые, миссис Шерман. По ним все с ума сходят. Мне постоянно приходится биться за Тайрона с другими девчонками. Они его прозвали «Сахарная Косточка» за то, что он такой большой.

Тайрон глухо застонал и что-то невнятно промычал сквозь стиснутые зубы. Мне послышалось нечто вроде: «Сэм, я тебя убью!»

Я рассмеялась. Их перепалка восхитительна! Затем, чувствуя, что молодежи хочется остаться наедине, я извинилась и ушла наверх.

Не было никакой конкретной необходимости обзванивать других родителей, но мне не терпелось рассказать кому-нибудь великую новость. Разговаривая по телефону, я услышала в гостиной рассерженные голоса. Ссорятся – верный знак, что серьезно относятся друг к другу!

Тайрон и Сэм. Сахарная Косточка и его милашка! Я была невероятно горда и счастлива.

Тайрон

Вот в чем главная беда с Сэмом. Он вроде и поможет, но при этом только еще глубже окунет тебя в помои.

Ну так вот, после визита моей «подружки» результатом стали две новости – хорошая и плохая.

Хорошая новость состояла в том, что моя мамуля перестала смотреть на меня как на закомплексованного неудачника, которому не светит найти себе подружку или работу. Плохая – в том, что мама на радостях принялась безудержно хвастаться. Весь вечер она под разными предлогами обзванивала всех своих приятельниц. Из-за запертой двери маминой комнаты до меня долетали многозначительные фразочки: «чудесная девочка из Америки», «выучиться на бухгалтера», «девчонки так и липнут», «в моде толстые, а не худые».

Наконец-то мамуля может мною гордиться. Что ж, Сэм, спасибо тебе большое.

Мэтью

Иногда природа шутит очень зло. Только Сэм окончательно решил переквалифицироваться в девочку, пока его папаша кружит вокруг, словно голодный стервятник, и тут вдруг организм Сэма сделал рывок в противоположном направлении.

В тот вечер я рассказал маме о проблеме насчет Сэмовых усов. Как это ни удивительно, она взялась помочь нам от них избавиться и даже поделилась специальным воском, которым (мама, ради бога, избавь меня от подробностей!) и сама пользуется.

Мы были у нее в комнате. Сэм сидел перед зеркалом за маминым туалетным столиком, на верхней губе у него подсыхало розовое вещество.

– Подержи его, Мэтью, пока я буду отрывать эту штуку, – пошутила мама. – Это больно.

– Да ладно, – сказал Сэм мужественным голосом, насколько это возможно для человека, который сидит с розовой нашлепкой под носом. – Я же не девчонка. Не так все это страшно.

– Ну смотри, – сказала мама. – Я тебя предупредила.

Она тихонько потянула за краешек восковой полоски.

– Ай! – вскрикнул Сэм, когда первые волоски начали выдираться из кожи. – Осторожней!

Он дернулся, и тут мама рванула со всей силы, усы отделились сразу целиком.

– А-а-а!

Сэм вскочил и запрыгал от боли, прижимая руку ко рту.

– Я же говорила, – сказала мама, удовлетворенно глядя на светлые волоски, прилипшие к воску.

– Как же девчонки это терпят? – проорал Сэм.

Мы с мамой уставились на него с ужасом. Нас напугали не сами слова, а то, как именно они прозвучали. Слово «терпят» Сэм выкрикнул мощным мужским басом.

– О-хо-хо, – вздохнула мама. – Только этого нам и не хватало. Теперь у него начнет ломаться голос.

– Ни за что! – воскликнул Сэм прежним дискантом.

– Постарайся поменьше разговаривать, что ли, – посоветовала мама.

– Ага, щас, – буркнул я.

15

Стив Форрестер

С восьмым классом творилось нечто странное. По прошлому году я помнил их как неорганизованную толпу, где несколько умных, добросовестных ребят вынуждены были бороться с общей массой бездельников. Теперь все это переменилось. Восьмиклассники как будто… повзрослели, что ли?

Непреодолимая пропасть по половому признаку между девочками и мальчиками заметно сузилась. Иногда, дав задание классу, я поднимал глаза от журнала и видел перед собой непривычное зрелище – ряды макушек, склоненных над работой. Раньше, как правило, всегда можно было заметить лица, рассеянно выглядывающие в окно или пытающиеся отвлечь других мальчиков (проблема касалась преимущественно мальчиков). Теперь этого больше не было.

Когда кто-нибудь из девочек отвечал на вопрос, мальчики внимательно прислушивались. Время от времени и сами мальчики поднимали руку, и не только для того, чтобы высказать какую-нибудь глупость.

Я ничего об этом не говорил – боялся сглазить, но про себя невольно удивлялся: в чем же дело? Совсем как в фильме-вестерне, знаете, когда ковбой произносит: «Тихо здесь. Подозрительно тихо».

Елена

У нашей Заи неожиданно прорезался музыкальный талант. В понедельник она явилась в школу с отсутствующим видом человека, который был слишком занят творчеством, так что у него не оставалось времени поесть, попить, поспать и даже зайти в туалет.

Чарли спросила, почему ее не было видно в выходные, а Зая ответила, что она «кое над чем работала». А когда показалась Сэм вместе с Мэтью и другими мальчишками, Зая буквально кинулась к ней со всех ног, волоча пластиковый пакет. Мы с Чарли видели, как она передала Сэм какие-то листочки бумаги и кассету.

– Встречайте – музыкальные близнецы, – сказала я.

– Это очень хорошо, – сказала Чарли. – Я рада за них.

Но я заметила, что она встревожилась.

Марк

Обожаю трудные задачи. Бывает, играешь в футбол, а мяч тебе никак не пасуют или дорогу загородит защитник, который почти не уступает тебе по мастерству, – тогда я говорю себе: «Ладно, Марк Крамер, давай-ка возьмемся за дело всерьез». Выхожу в штрафную площадку, и тут-то начинаются разные события. Пас, перехват и – бац! Еще один фирменный крамеровский гол.

Так было и с маленькой американкой, которую я наметил себе в подружки. Я думал о ней все выходные: как бы оттащить ее от подруг и показать, что такое настоящая жизнь рядом с настоящим мужчиной? Я вышел в штрафную площадку под девизом: «Сэм будет моей».

В понедельник я подошел к ней на большой перемене, когда она болтала с подружками. Я сказал:

– Сэм, это тебе, – и сунул ей в руки конверт.

Она спросила:

– Это что?

– Билет на большой матч в среду вечером. Сборная Лондона против «Юнайтед».

– Ого! – воскликнула Елена. – Впечатляет. Где достал?

– У меня знакомство в билетной кассе, – ответил я, не отрывая взгляда от Сэм. – Ну что, пойдем?

Сэм колебалась. Я видел, что волшебное обаяние Крамера начинает действовать.

– Я подумаю, – сказала она. – Честно говоря, я не так уж люблю соккер.

– Думай не очень долго, красотка. Другие за такой билет убиться готовы.

Я небрежной походкой двинулся прочь, по дороге оглянулся, собирался ей подмигнуть, но Сэм уже отвернулась и снова разговаривала с подружками.

– Она придет, – сказал я Бену и Джейсону. Это ребята из моего класса, они на нас смотрели.

– Плохо твое дело, – сказал Джейсон и засмеялся с обидной жалостью.

В эту минуту я понял, что речь уже идет не только обо мне и Сэм Лопес. Если она снова мне откажет, я попаду в глупое положение. Надо мной начнут смеяться.

А это мне совсем не нравится.

Зая

Наверное, я ожидала от Сэм более заметной реакции, когда показала ей свои песни. Я все выходные работала над ними, получилось хорошо, я так старалась специально для нее.

Но Сэм в тот день была какая-то странная. Как будто все время думала о чем-то другом.

– Классно, – сказала она и сунула мой пакет с песнями к себе в портфель. – Вечером послушаю.

Я сказала:

– Можно будет как-нибудь на днях порепетировать вместе.

– Да-да, конечно.

А потом, когда к ней подошел Марк Крамер и всучил билет на какой-то дурацкий футбольный матч, она так обрадовалась – похоже, для нее это значит больше, чем мои пять песен.

Наверное, я в ней ошиблась. Наверное, не надо было соваться со своими песенками.

Чарли

Из всех людей, которых я знаю, Зая меньше всего склонна киснуть и кукситься, но в тот день она совсем загрустила. Когда Сэм принялась советоваться со мной и Еленой, идти ли ей на футбол с Марком Крамером, Зая в конец расстроилась, и это удивительно, ведь раньше мы все считали, что было бы просто потрясающе, если бы Марк начал ухаживать за кем-нибудь из нас.

– По-моему, она ревнует, – сказала Елена, бестактная, как всегда.

– Ревную? – вскинулась Зая. – С чего это я стану ревновать к Марку Крамеру?

Мы даже не сразу сообразили, что она сказала. Эл предполагала, что Зая злится, потому что ей самой нравится Марк Крамер, но, похоже, она позавидовала не тому, что Сэм пойдет с Марком, а тому, что Марк пойдет с Сэм.

– Я вообще-то не совсем то имела в виду, – сказала Елена.

Оттолин

Знаете что? Мне вдруг начало здесь нравиться.

Мы сидели в пабе на берегу Темзы, за одним из наружных столиков, в бледных лучах английского солнца. По дряхлой серой реке носились лодочки с гребцами, за соседним столиком сидела молоденькая парочка с грудным ребенком, а по дорожке между нами и рекой шел какой-то старикан и вдруг кивнул нам:

– Доброе утро.

Как будто мы знакомы.

Я сказала:

– Приветик.

Катастрофа смотрел на реку, но мыслями был за тысячу километров отсюда. Он спросил:

– Ты о чем?

Я говорю:

– Да ни о чем, золотко. Просто поздоровалась с прохожим. – Я закрыла глаза, улыбнулась и пробормотала: – Хорошо здесь…

– Заберем пацана и уедем, – сказал он, но по голосу я поняла: он отчасти со мной согласен.

Он маленько расслабился с тех пор, как уехал из Штатов. Здесь никто не знает, что он – Катастрофа Лопес, предприниматель, крутой парень. Ему можно просто побыть самим собой. Жесткое выражение, которое он дома носит на лице круглосуточно, здесь иногда слетает, и из-под него выглядывает нечто совсем другое, чуть ли не (сама себе не верю!)… чуть ли не добродушное. Как будто мне удается на минуточку увидеть иного Катастрофу Лопеса, не комок злобы, а человека, примирившегося с тем, что он уже не так молод и что совсем не обязательно пугать людей до смерти просто для того, чтобы почувствовать себя живым.

– Ну что, Катастрофа, какие планы? – спросила я.

– Нужно сходить в школу, – ответил он. – Посетим учебное заведение и поищем моего сына.

Он отхлебнул пива и покачал головой, словно все еще не мог поверить, что в английских пабах не подают хитроумные коктейли, как в Штатах.

– Когда найдем пацана, нужно будет уговорить его, чтобы добровольно согласился поехать с нами. Надо вести себя… по-родительски.

Я не удержалась и ляпнула:

– А из нас с тобой получились бы хорошие родители.

Катастрофа не слушал. Он нахмурился.

– Этот сопляк должен быть благодарен, что мы столько сил потратили ради него.

– Он поедет с нами, Катастрофа, – сказала я. – Все-таки ты его отец.

– Мы с ним столько всего разного делали вместе. – Катастрофа задумчиво смотрел на Темзу. – Гэлакси все разорялась, мол, я слишком тороплюсь, обращаюсь с сыном, как с одним из своих приятелей. Но такой уж характер у Катастрофы Лопеса, понятно? Откуда я мог знать, что мальчишка еще не дорос.

Я хотела спросить, до чего именно Сэм не дорос, но по лицу Катастрофы поняла, что он не в настроении отвечать на вопросы.

– Все это было давно, – сказала я.

– Конечно. Наверное, теперь он изменился.

Я засмеялась:

– Во-первых, он стал миллионером.

– Ну да, верно, и это тоже, – сказал Катастрофа, но мне почему-то показалось, что сейчас он не думал о деньгах.

Зая

Я уверяла саму себя, что для меня все это важно только из-за музыки. Я должна была исполнять сольный номер на школьном концерте, но с тех пор, как я услышала свои песни, спетые голосом Сэм, увидела, как слаженно у нас все получается, я поняла, что мы обязательно должны выступить вместе.

Сначала я было подумала, что ее больше интересует Марк и дурацкий поход на футбол, чем мои песни, но оказалось, что я беспокоилась зря. На следующий день после того, как я дала ей кассету, Сэм подошла ко мне на перемене и тихонько пропела на ухо припев из «Персональной тучки».

Я улыбнулась. Хоть и на минимальной громкости, песня звучала даже лучше, чем я себе представляла.

– Давай порепетируем после школы? – предложила Сэм.

Я вздрогнула. Честно говоря, моих родителей не слишком радует мое увлечение гитарой.

– У нас дома довольно тесно, – отговорилась я.

– Пошли к нам, – ответила Сэм. – Захвати гитару и кассету, запишем пару песен.

– А мистер и миссис Бертон не рассердятся?

– Да что ты! – сказала Сэм. – Они просто лапочки.

И она улыбнулась потрясающей улыбкой и заглянула мне в глаза глубоко-глубоко, как будто знала меня даже лучше, чем я сама себя знаю.

У меня что-то екнуло в груди. Это все музыка, говорила я себе. Только музыка, и больше ничего.

Но в самой глубине души я знала, что это не так.