Текст книги "Марш Теней"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 48 страниц)

Чавен лишь пожал плечами.

– У меня нет ответа на ваш вопрос, мой друг. Даже когда люди этого племени убивали смертных в Унылой Пустоши, они совершали такие вещи, что никто не мог их понять. В последние месяцы войны группа солдат-фейлов как-то раз наткнулась на группу существ из племени кваров. Тех было намного больше, и они легко могли перебить солдат. Но вместо этого они накормили и напоили фейлов, а потом веселились вместе с ними. Некоторые солдаты даже уверяли, что в ту ночь совокуплялись с женщинами племени кваров.

– Кваров? – переспросил Чет. Чавен махнул рукой.

– Это их старое имя. Я потратил большую часть своей жизни на изучение этих созданий, но и сейчас знаю немногим больше, чем в самом начале. Они могут быть необычайно добры и щедры к смертным, но если Граница Теней пройдет по нашим землям, это принесет нам зло.

Чет вздрогнул.

– Я слишком много времени провел рядом с Границей, чтобы хоть на миг усомниться в ваших словах, – сказал он и посмотрел на мальчика. – Вы сообщите принцу-регенту и его семье, что она сдвинулась с места?

– Вероятно, придется. Но сначала я должен все хорошенько обдумать, чтобы предложить принцу какой-нибудь план. Иначе решения будут приниматься под влиянием страха и непонимания, а это к добру не приведет. – Чавен поднялся со стула и расправил складки одежды. – Теперь мне пора заняться делом, в том числе и поразмыслить над вашими новостями.

Когда Чет и Кремень уже выходили из комнаты, мальчик обернулся и спросил Чавена:

– А где же сова?

Врач на миг застыл, потом улыбнулся и ответил:

– О чем ты? Здесь нет совы и, насколько мне известно, никогда не было.

– Нет, была, – упрямо настаивал Кремень. – Белая. Чавен любезно попрощался с гостями, но Чет отметил про себя, что врач немного встревожился.

Убедившись, что никто их не видит, Чавен выпустил фандерлинга и мальчика из парадных дверей обсерватории. Чет и сам не знал, почему решил возвращаться домой обычной дорогой, а не через Вороновы ворота. Как раз заступила на пост новая стража, а значит, солдаты не заподозрят, что Чет и Кремень вошли во внутренний двор без тщательной проверки.

– А что это ты сказал про сову? – спросил у мальчика Чет, когда они спускались вниз по ступеням.

– Какую сову?

– Ты спросил нашего хозяина, где сова – та, что жила в его комнате.

Кремень пожал плечами. Ноги у него были длиннее, чем у Чета поэтому он спускался легко и смотрел не на ступеньки, а любовался полуденным небом.

– Я не знаю, – ответил Кремень и сдвинул брови. Он разглядывал что-то в небе, откуда уже исчезли утренние облака. Чет не видел там ничего, кроме месяца – белого, точно морская раковина. – У него на стенах звезды.

Чет вспомнил гобелены, покрытые созвездиями из драгоценных камней.

– Да, звезды.

– Лист, Певцы, Белый Корень… Я знаю про них песню. – Мальчик задумался и еще сильнее нахмурился. – Нет, не могу вспомнить.

– Лист? – Чет был озадачен. – Белый корень? О чем ты говоришь?

– О звездах. Разве ты не знаешь их названий? – Кремень уже спустился вниз и двинулся дальше, поэтому Чет, все еще осторожно переставлявший ноги по высоким ступеням, едва расслышал эти слова. – Еще есть Соты и Водопад… а остальные не помню.

Мальчик остановился и оглянулся. Его лицо под копной почти белых волос было растерянным, из-за чего он напоминал маленького старичка.

– Не помню… – тихо повторил он. Чет догнал его.

– Я никогда не слышал таких названий, – проговорил он, задыхаясь от быстрой ходьбы и от тревоги. – Соты? Где ты узнал об этом, малыш?

– Я знал одну песенку про звезды, – сказал Кремень, не останавливаясь. – А еще знаю одну про луну.

Мальчик стал напевать мелодию. Чет почти не разобрал ее, но напев был таким скорбным, что по телу фандерлинга пробежал холодок.

– Я не могу вспомнить слова, – пожаловался Кремень. – В ней говорится о том, как луна спустился с небес, чтобы отыскать стрелу, которой он выстрелил в звезды…

– Но ведь луна – женщина. Разве большие люди считают иначе? – спросил Чет, и в голове у него промелькнула мысль, что его слова звучат курьезно: мальчик был одного с ним роста, даже чуть ниже. Но он не произнес этого вслух, а только сказал: – Ведь Мезия – богиня-луна.

– Ничего подобного! – возразил Кремень и расхохотался от всей души, как только дети умеют смеяться над глупостью взрослых. – Он – брат солнца. Это все знают.

Мальчик побежал вприпрыжку по оживленной улице, заполненной людьми и разными интересными вещами. Чету пришлось поспешить, чтобы снова не отстать. Фандерлинг чувствовал: сейчас случилось нечто важное; но даже во имя собственной жизни он не мог понять, что это значит.

6. Кровные узы

ТАЙНОЕ МЕСТО

Стены из соломы, стены из волос.

В каждой комнате по три вздоха.

Каждый вздох – час.

Из «Оракулов падающих костей»

Она не переселилась в древний город Кул-на-Квар, хотя имела право на эту честь и по рождению, и по своим деяниям. Она предпочла жить на высоком уступе в горах Рехег-с'Лей, что приблизительно означает «вольный ветер». Ее дом был огромным. Он занимал почти весь выступ скалы, но на первый взгляд казался простоватым (как, впрочем, и сама хозяйка). Только при определенном положении солнца и с определенной точки можно было различить блеск хрусталя и лазурита на темных каменных стенах. Дом напоминал Кул-на-Квар лишь в одном: он глубоко врезался в гору, многие его помещения не знали дневного света, а под ними, словно корни старого-старого дерева, в разные стороны расходились туннели. Окна, находившиеся у поверхности земли, всегда прикрывались ставнями; по крайней мере, так казалось. Здешние слуги были молчаливы, а гости приходили редко.

Многие молодые люди из племени кваров знали о склонности хозяйки дома к уединению, но никогда не видели ее. Они прозвали хозяйку «леди Дикобраз». Тех, кто был с ней знаком, пробирала дрожь от меткости прозвища: им доводилось наблюдать, как в моменты ярости вокруг нее распространялось облако колючей тени – завеса из призрачных шипов.

Настоящее имя хозяйки известно немногим – может, двоим или троим из живущих на земле. Ее звали Ясаммез.

Дом, в котором она жила, назывался Шехен, что значит «плакучий». Слово это в языке с'а-квар употреблялось и в других смыслах: и как предчувствие неожиданного конца, и как запах растения, называемого в солнечных землях миртом… Но главным все же оставалось значение «плакучий».

За свою долгую жизнь Ясаммез смеялась лишь дважды. Сначала – в детстве, когда впервые увидела поле боя, почуяла запах крови и дым пожара. Потом – когда ее изгоняли из Кул-на-Квара за преступления и дерзкие поступки, давным-давно позабытые нынешними жителями земли.

– Вы не сможете спрятать меня или спрятаться от меня, – сказала она тогда своим обвинителям, – потому что вам меня не найти. Я затерялась, едва появившись на свет.

Все считали, что Ясаммез создана для войны и смерти, словно меч, красота которого в полной мере видна только тогда, когда он сеет гибель на своем пути.

Еще говорили, что в третий раз она рассмеется в тот миг, когда погибнет последний смертный или когда сама она испустит последний вздох.

Никто не в силах описать ее смех – говорят лишь, что он ужасен.

Ясаммез стояла в саду среди невысоких темных растений и серых камней, громоздившихся друг на друга, словно в приступе страха, и оглядывала свои владения. Свирепый ветер закручивал плащ вокруг ее тела, трепал и выдергивал из-под костяных заколок ее волосы, но не мог разогнать туман в горных ущельях, похожих на следы огромных когтей. Ветер завывал громко и заглушал мелодию, что напевала леди Ясаммез. Даже если бы молчаливые бледные слуги оказались у нее за спиной, они бы ничего не расслышали. Им и в голову не приходило, что хозяйка вообще может петь. Впрочем, если бы они услышали что-то, все равно не узнали бы песню – она была древнее горы, на вершине которой стояла сейчас Ясаммез.

Когда раздался голос, она замолчала, но не обернулась: ведь этот голос пришел не из застывшего сада и не из дома на вершине, он слышен ей одной. Скрытная, вечно раздраженная и совершенно одинокая Ясаммез знала этот голос лучше своего собственного. Никто, кроме него, не называл ее настоящим именем.

Сейчас голос вновь произнес это имя.

«Сердце мое, я слышу тебя», – отозвалась леди Дикобраз, не произнеся вслух ни слова.

«Я должен знать».

«Все уже началось», – ответила хозяйка дома на горе.

Беспокойство, звучавшее в мыслях возлюбленного и повелителя, единственной звезды на темном холодном небе ее души, расстроило Ясаммез. Однако пришло время, когда воле нужно быть крепче камня, а сердце должно обрасти шипами.

«Все пришло в движение. Как ты хотел. Как ты приказал», – продолжала она.

«Тогда пути назад нет». Слова, казалось, прозвучали вопросительно, но Ясаммез знала: сомнений быть не может.

«Пути назад нет», – согласилась она.

«Пусть будет так. Придет час, и мы увидим, какие страницы войдут в Книгу».

«Обязательно увидим».

Ей хотелось говорить еще, ей хотелось узнать, почему он встревожен – он, единственный ее повелитель и учитель. Но она не нашла слов. Она не знала, как задать такой вопрос, даже когда думала об этом в глубокой тишине, где ее сознание соединялось с сознанием возлюбленного. Ясаммез никогда не дружила со словами. Они были далеки и чужды ей, как и все остальное в мире, где попеременно светят луна и солнце.

«Тогда прощай, – сказал ее повелитель. – Мы еще поговорим, когда твоя миссия завершится. Я очень благодарен тебе».

И леди Дикобраз снова осталась наедине с ветром и своими странными горькими мыслями – одна в саду, возле дома, что назывался «плакучим».

По клинку, который держал Баррик, скользнуло более длинное и тяжелое лезвие. Длинный меч с силой ударил в небольшой щит. Плечо пронзила острая боль. Принц вскрикнул, упал на одно колено, но вовремя выбросил вверх клинок, чтобы отразить следующий удар. Через мгновение Баррик уже вскочил на ноги, стараясь дышать ровнее и с трудом удерживая в руке свое оружие.

– Хватит! – сказал он и отступил, опустив меч.

Но Шасо сделал неожиданный выпад, целясь ему в ноги. Принц не ожидал нападения и отскочил не сразу. Это была ошибка. Баррик попятился, а оружейник успел повернуть меч острием к себе, сильно ткнул принца рукоятью в грудь и тем самым окончательно сбил его дыхание. Хватая ртом воздух, Баррик отступил еще и рухнул на пол. На несколько мгновений его окутала тьма. Потом он увидел Шасо, смотревшего на него сверху вниз.

– Проклятье! – прохрипел Баррик. Он попытался пнуть Шасо, но старый воин ловко увернулся. – Ты что, не слышал? Я же сказал, хватит!

– У вас устала рука? Вы плохо спали прошлой ночью? А что вы будете делать в настоящем бою? Просить пощады? У вас только одна рука, и она устала, так? – Шасо презрительно фыркнул и повернулся спиной к молодому принцу.

Единственное, что мог бы предпринять поверженный Баррик в ответ на подобное неуважение, – подняться на ноги и стукнуть старого туанца по голове ножнами своего меча. Его удержали вовсе не остатки благородства, честь или усталость. Нет, другое: даже охваченный яростью, Баррик сомневался, что удар достигнет цели.

Он с трудом встал, отбросил щит и стянул перчатки, чтобы размять затекшие руки. Левая кисть была похожа на птичью лапу, а предплечье – на тонкую ручку ребенка. Долгие мучительные тренировки, когда Баррик бессчетное число раз поднимал и опускал палку с железным набалдашником под названием «баланс», укрепили мышцы руки и плеча настолько, что принц мог держать щит. Он никогда никому не говорил, однако с отвращением признавался самому себе в том, что и здоровая его рука не в силах удержать меч. Даже кинжал слишком тяжел для этих покалеченных пальцев.

– Ты, наверное, чувствуешь себя силачом, когда бьешь человека, который дерется одной рукой? – со злостью повернулся он к Шасо.

Мастера-оружейники, занятые сегодня несложной работой – они нарезали новые кожаные ремешки, – подняли головы, но лишь на несколько секунд, ибо давно привыкли к этим сценам. Баррик был убежден, что они считают его избалованным ребенком. Он покраснел и швырнул на пол перчатки.

Шасо расшнуровывал свой жилет для тренировок. Взглянув на Баррика, он скривил губы:

– Клянусь сотней сосков Великой Матери, я просто учу вас.

Целый день Шасо и принца не отпускала тревога. Им не стоило затевать тренировку, чтобы убить время перед советом. Если бы Бриони была здесь, возможно, все прошло бы гладко и даже весело. Но Бриони отсутствовала.

Баррик опустился на пол и начал снимать наколенники. Он смотрел на спину Шасо и приходил в бешенство от его спокойных, неторопливых движений. Как может туанец сохранять невозмутимость, когда мир рушится? Принцу хотелось хоть как-нибудь досадить главному оружейнику.

– Почему он назвал тебя учителем? – спросил Баррик.

– Что? – Занятые шнуровкой пальцы замедлили движения, но Шасо не повернулся.

– Ты прекрасно расслышал. Посол из Иеросоля, тот человек, Давет. Почему он назвал тебя учителем? И еще он назвал тебя как-то странно – «мор-джи-а». Что это значит?

Шасо сбросил с себя жилет. Нижняя рубашка намокла от пота, и под влажной тканью на широкой коричневой спине можно было различить каждый мускул. Баррик видел это уже много раз, но даже сейчас, в приступе гневе, не мог не ощутить привязанности к пожилому туанцу – привязанности и любви к родному, пусть и не всегда приятному человеку.

«А что будет, если Бриони все-таки уедет? – вдруг подумал принц. – Если Кендрик на самом деле отошлет ее в Иеросоль и выдаст замуж за Лудиса? Я больше никогда ее не увижу. – Все чувства Баррика, его возмущение и негодование по поводу требований этого разбойника и раздумий брата превратились в одну мучительную мысль: – Замок Южного Предела опустеет без Бриони».

– Меня попросили рассказать об этом на совете, – сказал ему Шасо, тщательно подбирая слова. – Там вы узнаете ответ, принц Баррик. Мне не хочется повторять дважды.

Он бросил жилет на пол, что очень удивило Баррика: Шасо всегда заботливо относился к оружию и амуниции, он ругал неаккуратных воинов, в том числе и самого Баррика. Однако сейчас главный оружейник поставил меч в стойку, не вынув из ножен и не смазав маслом, схватил с крючка плащ и молча вышел.

Баррик был так потрясен, словно Шасо снова ударил его. Теперь принц в полной мере осознал: из всех беззаботных обитателей Южного Предела он один понимал, насколько плохи дела. Он один видел то, чего не замечали или не хотели замечать остальные, и чувствовал угрозу, нависшую над его семьей и над всем королевством. Худшие опасения становились реальностью. Больше всего ему сейчас хотелось со всех ног убежать назад, в детство.

За ужином Чет успокоил свой желудок, но сердце его по-прежнему было не на месте. Счастливая Опал суетилась вокруг изнывающего от непривычного занятия Кремня, снимая с него мерки при помощи веревки с узелками. На несколько монет, отложенных для приобретения нового кухонного горшка, Опал купила ткань, чтобы сшить рубаху для мальчика.

– И не надо так на меня смотреть, – сказала она мужу. – Это не я вытащила ребенка на прогулку, не я позволила ему порвать и испачкать одежду.

Чет покачал головой. Его совсем не огорчила такая трата денег.

У входной двери зазвонил колокольчик: кто-то дважды дернул шнурок. Опал вручила веревку мальчику и отправилась открывать дверь. Чет услышал ее голос:

– О боже, это вы? Заходите.

Когда Опал вместе с гостем вернулась в комнату, на ее лице читалось удивление. Киноварь – так звали красивого широкоплечего фандерлинга, зашедшего к ним, – был главой влиятельной семьи Ртути.

Чет поднялся ему навстречу.

– Магистр, это большая честь для меня, – сказал он. – Присаживайтесь, прошу вас.

Киноварь кивнул и, что-то бормоча, опустился на стул. Хотя он был моложе Чета на несколько десятков лет, его мускулистое тело уже начинало полнеть. Однако Киноварь обладал живым тонким умом, и Чет уважал его за это.

– Не желаете ли чего-нибудь, магистр? – спросила Опал. – Пива? Чаю из синего корня?

Опал была взволнована и обеспокоена. Она пыталась поймать взгляд мужа, но он не смотрел в ее сторону.

– Если можно, чаю, хозяйка. Благодарю вас, – ответил гость.

Кремень замер на полу у стула Опал. Он разглядывал пришедшего, словно кот, исподтишка наблюдающий за незнакомой собакой.

Лучше было бы подождать, пока жена приготовит чай, но любопытство Чета взяло верх.

– Как поживает ваша семья? – спросил он. Киноварь фыркнул.

– Жадные, как слепые землеройки, но это не новость. Я удивлен прибавлением в вашем семействе.

Чет почувствовал, что это и есть причина визита.

– Мальчика зовут Кремень, – ответил он. – Он из больших людей.

– Да, вижу. И конечно, уже о нем слышал. Об этом говорит весь город.

– Разве плохо, что ребенок живет с нами? Он не помнит ни своего имени, ни своих родителей.

Опал вошла в комнату. В ее руках был поднос, где стоял их лучший чайник, окруженный тремя чашками. Наливая гостю чай, она широко улыбалась, но Чет видел, как жена напугана,

«Разрази меня гром, – думал он. – Кажется, она уже успела привязаться к ребенку».

Киноварь сильными руками аккуратно взял чашку и подул на горячий чай.

– Если пребывание ребенка не идет вразрез с законами Города фандерлингов, он может оставаться здесь сколько вам угодно, – ответил он и внимательно посмотрел на Опал. – Люди болтают, они не любят перемен. С другой стороны, теперь уже поздно пытаться смягчить для них открытие этой тайны.

– Нет никакой тайны! – возразила Опал немного резко.

– Согласен, – вздохнул Киноварь. – Ваше семейное дело, я не за тем к вам пришел.

Киноварь склонился над чашкой. Теперь Чет был совсем озадачен, но ему оставалось лишь набраться терпения. Гость был не только главой рода, но и одним из влиятельнейших членов гильдии каменотесов.

– Хороший чай, хозяйка, – наконец произнес Киноварь. – А моя жена заваривает корень по нескольку раз, и в конце концов напиток становится прозрачным, как дождевая вода.

Опал смотрела на Киноварь выжидательно, а тот перевел взгляд на Чета и улыбнулся. Его широкое скуластое лицо сплошь покрывали морщинки – словно старый камень, испещренный мелкими трещинами.

– Кажется, я напугал вас, хотя у меня отнюдь не было такого намерения, – сказал он. – Я не принес никаких неприятных известий. Мне нужна твоя помощь, Чет.

– Помощь?

– Да. Ты знаешь, что сейчас мы работаем с коренной порой под внутренним двором? Сложная задача. Королевская семья желает расширить склеп и соединить несколько зданий туннелями.

– Конечно, я слышал об этом, – ответил Чет. – Кажется, работами руководит Роговик? Он хороший человек.

– Руководил… Но отказался. Говорит, что-то со спиной. Откровенно говоря, я сомневаюсь… Хотя, конечно, он не молод. Вот поэтому мне и понадобилась твоя помощь.

– Что?… – смутился Чет.

– Я хочу, чтобы ты возглавил работы. Конечно, на тебя ляжет очень большая ответственность, поскольку придется рыть под замком. Думаю, нет необходимости объяснять тебе это. Я слышал, люди чего-то боятся. Возможно, это из-за ухода Роговика.

Чет был ошеломлен. На такую должность претендовали бы многие опытные фандерлинги. Они были старше Чета и занимали более высокое положение. В список претендентов вошел бы и один из его братьев.

– Но почему я? – изумленно сказал Чет.

– Потому что у тебя есть здравый смысл. Потому что мне нужен человек, которому я могу доверять. Ведь ты уже работал с большими людьми, и у тебя это прекрасно получалось.

Киноварь бросил взгляд на Опал: допив чай, женщина снова принялась обмерять мальчика. Впрочем, Чет не сомневался – она не пропустила ни одного слова из разговора.

– Позже мы все обсудим подробнее, если ты согласен. Разве мог он отказаться?

– Конечно, магистр. Это большая честь для меня.

– Хорошо. Просто замечательно. – Киноварь не без усилия поднялся. – Значит, по рукам. Заходи ко мне завтра, и я дам тебе планы и списки работников. Спасибо за гостеприимство, хозяйка.

– Рады услужить вам, магистр, – сказала Опал. Ее улыбка теперь была спокойной и искренней.

– Прежде чем уйти, Киноварь подошел к Кремню и остановился перед ним.

– Что скажешь, мальчик? – спросил он с притворной суровостью. – Ты любишь камни?

Кремень пристально посмотрел на него.

– Какие? – проговорил он.

– Хороший вопрос! – рассмеялся Киноварь. – Мастер Чет, возможно, у ребенка есть способности фандерлинга. Если, конечно, он не вырастет слишком большим для туннелей.

Магистр все еще улыбался, когда Чет провожал его до дверей.

– Замечательная новость! – Глаза Опал сияли. – Твоя семья еще пожалеет, что они пренебрегали тобой.

– Не исключено, – кивнул Чет.

С одной стороны, он был доволен, но с другой… Чет знал что Роговик – парень уравновешенный. Значит, есть веская причина, чтобы он отказался от должности. Не содержится ли в этом предложении какой-то подвох? Городские власти никогда не проявляли щедрости к Чету. Но нет причин не доверять Киновари – его честность никогда не вызывала сомнений.

– Маленький Кремень принес нам удачу, – мурлыкала Опал. – Теперь у него будет рубашка, а у меня шаль… А у тебя, муженек, – пара хороших ботинок. Ты ведь не можешь разгуливать по замку больших людей в этом старье.

– Давай подождем тратить денежки, пока мы их не получили, – мягко остановил ее Чет.

Он не мог до конца поверить в удачу, но ему было приятно видеть Опал такой сияющей.

– А ты отказывался взять мальчика с собой! – сказала женщина, опьяненная хорошей новостью. – Хотел оставить в траве наше счастье.

– Везение – капризная штука, – напомнил Чет. – Как говорится, нужно помахать лопатой, прежде чем наткнешься на золотую жилу.

Он присел за стол и принялся за чай.

Кендрик созвал совет в часовне, построенной в честь бога моря Эривора, неизменного покровителя семьи Эддонов. Главный зал часовни украшала огромная статуя бога, вырезанная из зеленого мыльного камня и украшенная блестящим металлом. В волосы и бороду статуи были вплетены позолоченные водоросли, а над головой бог поднимал огромный золотой трезубец – так Эривор усмирял воды океана, чтобы предки Англина могли пересечь его и попасть в Коннорд. Поколения семьи Эддонов сочетались браком и давали имена младенцам перед низким каменным алтарем у ног статуи. Многие из них нашли здесь последнее прибежище. Эхо, рождавшееся под сводами изразцового потолка, приносило голоса из далекого прошлого.

Баррика эти голоса пугали, и он всячески избегал посещения часовни.

Сегодня стулья расставили у самых ступеней, ведущих к невысокому каменному алтарю.

– Это единственное помещение в замке, где, закрыв двери, мы можем быть уверены, что нас никто не слышит, – пояснил свой выбор Кендрик. – Все слова, произнесенные в Тронном зале или в Дубовой гостиной, распространяются по Южному Пределу раньше, чем замолкает говорящий.

Баррик беспокойно заерзал на жестком стуле с высокой спинкой. С самого обеда он жевал ивовую кору, но боль в увечной руке не унималась. Шасо ударил его слишком сильно. Баррик с упреком взглянул на главного оружейника, но лицо Шасо не выражало никаких эмоций – он неотрывно смотрел на фрески, сиявшие в ярком свете свечей. У оружейника был такой вид, будто его больше всего на свете интересуют изображенные на Фресках таинство рождения и триумф Эривора.

Баррик часто пропускал заседания совета. Его и Бриони начали приглашать на них только после отъезда отца. Сегодня принц впервые оказался здесь без сестры, отчего ему было страшно неуютно: он никак не мог избавиться от ощущения, что ему недостает части самого себя. Словно он проснулся утром и обнаружил, что потерял одну ногу.

Гейлон Саммерфильдский сидел слева от принца-регента и что-то негромко говорил ему на ухо. Сисел, иерарх Южного Предела, занимал почетное место справа от Кендрика. Иерарх – стройный и энергичный мужчина лет шестидесяти – был главным священнослужителем Пределов. Несмотря на это, порой ему приходилось действовать в интересах тригоната, расположенного в далеком Сиане. Он первым из северян занял столь высокую должность и потому сохранял твердую преданность Эддонам. Тригонату не понравилось, что отец Баррика предпочел выдвинуть на этот пост одного из своих священников, а не их собственного кандидата. Но ни Сиан, ни Тригон не обладали теперь на севере прежней властью.

За столом собрались и другие аристократы королевства: Тайн из Блушо, смотритель замка лорд Найнор, похожий на медведя комендант крепости Авин Броун и герцог Далер-Трота – щеголеватый кузен принца Рорик Лонгаррен. Последний, по мнению Баррика, странно смотрелся среди этих угрюмых, грубоватых людей. Рядом с ними сидело еще полдюжины вельмож. Кого-то после дневной трапезы клонило ко сну, другие за безразличием скрывали раздражение: они теряли время, собравшись здесь вместо того, чтобы отправиться на охоту с собаками или соколами. Многие из них вообще не явились бы, если бы не желание поскорее узнать о снижении выкупа за короля. Баррик не сомневался: этих людей совершенно не беспокоило, что ценой сделки стала принцесса. Ему хотелось бы увидеть их нанизанными на позолоченный трезубец Эривора.

Только Шасо имел торжественный вид, соответствовавший моменту. Он расположился в конце стола, в некотором отдалении от соседей слева и справа. Баррик подумал, что главный оружейник сейчас больше похож на преступника, приведенного на допрос.

– Вы должны изложить ваши доводы вслух, – громко сказал Кендрик Гейлону, продолжавшему что-то нашептывать ему на ухо.

Вельможи навострили уши.

Герцог Гейлон замолчал. Краска залила его шею и красивое лицо. После Баррика и принца-регента он был самым молодым среди присутствующих.

– Я сказал, что мы совершим ошибку, так легко отдав принцессу Лудису Дракаве, – начал он. – Все мы хотим вернуть нашего короля Олина. Даже если Лудис не обманет, выполнит условия договора и вернет короля – что дальше? Олин, да хранят его боги, состарится и когда-нибудь умрет. Лишь недремлющим богиням судьбы известно, что еще может случиться до того момента. Но одно ясно: когда уйдет наш господин, у Лудиса и его наследников появится право претендовать на престол в Пределах.

«И их право будет посильнее твоего, – подумал Баррик. – О чем ты и беспокоишься».

Но все-таки у принца появился союзник, пусть даже и не самый приятный. Это его приободрило. Хорошо, что на стороне Баррика оказался Гейлон, старший из сыновей Толли. Гейлон был амбициозным занудой, но по сравнению со своими братьями – беспомощным Карадоном и сумасшедшим Хендоном – выглядел вполне пристойно.

– Легко тебе говорить, Саммерфильд, – раздраженно заметил Тайн Олдрич. – Ты ведь уже собрал свою долю выкупа. А каково другим? Глупо не принять предложение Лудиса.

– Глупо? – Баррик выпрямился на стуле. – Глупо не продать мою сестру?

– Прекратите! – решительно остановил их Кендрик. – Мы еще вернемся к этому. Сначала обсудим более важные вопросы. Стоит ли вообще доверять Лудису и его послу? Естественно, согласившись принять предложение – пока речь идет только о возможности, Баррик, не кипятись! – мы не оставим нашу сестру без защиты, пока отец не окажется на свободе.

Баррик задохнулся от ярости и снова заерзал в кресле. Он не понимал, почему Кендрик так спокойно рассуждает о том, отдавать ли собственную сестру разбойнику. Но принц-регент заговорил о другом.

– Давайте посмотрим на дело серьезно, – продолжил Кендрик. – Нам очень мало известно о Лудисе. Мы знаем лишь его репутацию. Еще меньше нам известно о его посланнике. Может быть, вы, Шасо, просветите нас и расскажете о нем – о Давете дан-Фааре. Вы ведь знаете его.

Он произнес это так мягко, словно набросил на шею Шасо шелковый шнурок. Оружейник посмотрел на принца.

– Да, – вяло отозвался он, – я знаю его. Мы… Он мой родственник.

Сидящие за столом загудели.

– В таком случае вы не можете участвовать в совете! – громко заявил герцог Рорик. Королевский кузен был одет по последней моде: в фиолетовый камзол с разрезами и ярко-желтыми вставками. Он повернулся к принцу-регенту, уверенный в себе и сияющий, как экзотическая птичка. – Это позор. Сколько раз мы собирались, не имея понятия об этом обстоятельстве? Выходит, все наши разговоры шли на пользу не только королевствам Пределов, но и Иеросолю?

Шасо наконец осознал смысл происходящего. Словно очнувшийся от сна старый лев, он заморгал и весь подался вперед.

– Стойте. Вы, кажется, назвали меня предателем, мой господин? – Его рука потянулась к поясу, где висел кинжал.

Рорик побледнел и окинул Шасо высокомерным взглядом.

– Вы нам никогда не говорили, что являетесь родственником этого человека, – ответил он.

Шасо пристально посмотрел на герцога, потом отшатнулся назад. Его энергия снова растаяла.

– В этом не было необходимости, – сказал он. – Пока Давет не явился сюда, о нем не стоило и вспоминать. До самого дня его приезда я не знал, что он пошел на службу к Лудису. Когда я видел его в последний раз, он был главарем банды. Грабил и жег дома по всему Крейсу и на юге.

– Что еще вы о нем знаете? – спросил Кендрик не особенно ласково. – Он, кажется, назвал вас «морджиа»? Что это значит?

– Это означает «дядя» или что-то вроде тестя. Он насмехался надо мной. – На мгновение Шасо закрыл глаза. – Давет – четвертый сын старого короля Туана. Когда-то я учил и его самого, и его братьев, как впоследствии учил детей вашей семьи. Он во многом превосходил братьев и в то же время был значительно хуже их. Быстрый, сильный и умный, но с сердцем подлого койота. Он стремился к одному: заполучить что-нибудь для себя… Когда ваш отец захватил меня в плен во время битвы при Иеросоле, я думал, что никогда больше не увижу никого из членов моей семьи.

– Но как Давет стал человеком Лудиса Дракавы?

– Я уже сказал, Ке… ваше высочество: этого я не знаю. Я слышал, Давета выслали из Туана за… за совершенное преступление. – Лицо Шасо застыло. – Его дурные наклонности становились все сильнее. В конце концов он соблазнил молодую женщину из знатной семьи. Даже его собственный отец отказался ему помогать. Давета изгнали из страны, он пересек океан и попал из Ксанда в Эон, потом присоединился к наемникам и дослужился до их предводителя. Когда автарк воевал с нами, он не пошел сражаться ни на стороне своего отца, ни на стороне Туана. Я тоже не участвовал в той войне, но лишь потому, что уже был здесь.

– Запутанная история, – вмешался в разговор иерарх Сисел. – Простите меня, но вы хотите, чтобы мы верили вам на слово, лорд Шасо? Как вы могли узнать о его делах, если не поддерживали связи с семьей?

Шасо посмотрел на него, но ничего не ответил.

– Видите, – заявил Рорик, – он что-то скрывает.

– Настали смутные времена, – произнес Кендрик. – Мы перестали доверять друг другу. Но иерарх задал законный вопрос. Как вам удалось узнать, что случилось с Даветом после вашего отъезда из Туана?