Текст книги "Марш Теней"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 48 страниц)

34. В полях Марринсвока

ОЧАРОВАНИЕ ЦВЕТОВ

Она не может молчать и не может кричать,

Она не может подняться. Ее кости – в ручье.

Из «Оракулов падающих костей»

Ночь прошла отвратительно – почти без сна. Бриони поднялась за час до рассвета. Она чувствовала такой гнев, что не могла спокойно усидеть на месте. Она сердилась и на Хендона Толли, и на себя, не сумевшую сдержаться, и на Баррика, которого не было рядом, а заодно и на все остальное.

«И я стояла там, размахивая мечом! Как будто было не ясно, что он не может поднять на меня руку – на свою повелительницу, на женщину. Девчонка. Более того: все прекрасно знали, что ему и не нужно этого делать, поскольку он уже победил. Я выглядела последней дурой!»

Бриони довольно долго сидела на стуле перед письменным столом, испытывая душевное смятение. Ей хотелось убежать и затеряться где-нибудь в необъятном замке, пока все не забудут про случившееся. Но нет, никто ничего не забудет, и она не может никуда убежать. Она из семьи Эддонов. Она принцесса-регент. Злополучный обед будут помнить многие годы.

Ей ничего не оставалось, кроме как жить с этим. Она обмакнула перо в чернила и принялась писать письмо отцу.

«Я не получала от тебя писем со времени смерти Кендрика. Надеюсь, что письмо, в котором я рассказала о том ужасном дне, дошло до тебя. Молю богов, чтобы сегодняшнее мое письмо не оказалось для тебя первым известием о несчастье. Я так скучаю по своему старшему брату. Он был самым взрослым из нас, он никогда не сомневался, что поступает правильно, – иногда это меня раздражало. Но я не сомневаюсь, что он постоянно стремился к тому, чтобы избежать ошибок. Он хотел быть похожим на тебя. Еще до назначения регентом он вел себя как человек, сознающий, что когда-нибудь он станет королем, будет заботиться обо всех своих подданных и не забудет о нуждах могущественных союзников.

Именно таким он останется у всех в памяти. А я всегда буду вспоминать, как наш дорогой Кендрик волновался и сердился, если мы с Барриком дразнили его, как быстро он успокаивался и весело смеялся вместе с нами. Скажи, как это получается: вы с Кендриком могли видеть, что совершаете глупость, признаваться в ней и смеяться, а мы с Барриком совсем этого не умеем?

Есть, конечно, много другого, что…»

Бриони остановилась. Она вдруг ясно вспомнила, как Кендрик притворялся сердитым, пряча улыбку, и не смогла сдержать тихие слезы. Роза Треллинг заворочалась в своей постели, что-то пробормотала и снова уснула. Спящая на соломенном тюфячке Аназория – десятилетняя младшая горничная – похрапывала, словно дряхлая собачонка. Как необычно бодрствовать, когда все вокруг спят. Будто ты не человек, а призрак.

Бриони вернулась к своему занятию и вычеркнула часть последнего предложения. Она вдруг обнаружила, что говорит об отце в прошедшем времени, будто он не в плену, а уже умер.

«О боги! Опять этот придуманный страх!» – укорила она себя.

Письмо никак не хотело продвигаться. Ну как сообщить ему, что у них происходит? Сообщить так, чтобы отец не испугался до смерти. Как ей описать все это? Сумеречное племя, заигрывания Толли с автарком, бесконечную цепь неприятных событий… Как написать отцу, что она сильно боится за Баррика, и при этом не разбить королю Олину сердце?

Бриони отложила перо и перечитала написанное. Больше всего принцессу расстраивала невозможность обсудить с отцом то, что ее беспокоит, особенно чудовищный рассказ Баррика. Откровения брата камнем лежали у нее на сердце – огромным тяжелым камнем, от которого она никогда не избавится. Иногда эта тяжесть мешала ей двигаться, разговаривать и даже думать. Оставалось только надеяться, что, выслушав брата, она тем самым сняла с него часть груза.

Как такое могло произойти? А если это неправда?… Но разве мог Баррик, ее родной брат, так жестоко врать? А если правда? Тогда вправе ли она писать отцу так, словно ей ничего не известно, словно она остается прежней любящей дочерью, словно мир не изменился?

«Либо Баррик величайший в мире лжец, либо отец…»

Все было бессмысленно. Она хотела написать отцу, но оказалось, что это невозможно.

Бриони поднесла лист пергамента к огню свечи, и тут раздался стук в дверь. Она торопливо бросила пепел и клочок несгоревшего пергамента на подсвечник, будто ее поймали, за недостойным занятием.

– Кто там?

– Лорд Броун, ваше высочество, – раздался голос одного из стражников. – Он хочет…

– Клянусь огненной бородой Перина, я могу сказать это сам! – прорычал лорд комендант. – Позвольте мне войти, ваше высочество. У меня очень срочное дело.

Небо только начало светлеть, но Авин Броун был одет как днем, хотя явно собирался он в спешке. Он осмотрел комнату, словно ожидал увидеть в ней врагов, но нашел лишь спящих женщин.

– Нам нужно поговорить с глазу на глаз, – заявил он.

– Они все крепко спят, но если вы сомневаетесь в их скромности, мы можем выйти в коридор…

– Нет, нам не следует обсуждать подобные вещи в присутствии стражников. Пока не следует. – Он еще раз осмотрел спальню. – Ладно. Поговорим здесь, только тихо.

Бриони жестом предложила Броуну сесть за письменный стол, а сама осталась стоять. Что-то встревожило принцессу, и ей мучительно захотелось сбежать. Броун выглядел суровым и расстроенным, как всегда, но девушка почувствовала в нем что-то необычное. Бриони прикинула, сколько времени понадобится стражникам, чтобы прибежать ей на помощь. Непроизвольно она отступила на шаг, потом еще на один… Она сразу же устыдилась своего страха и сделала вид, будто ищет что-нибудь теплое, чтобы набросить на плечи. Только сейчас она почувствовала, какие легкие ее домашние туфли – в них мерзнут ноги.

– Нашли Гейлона Толли, – объявил Броун.

– Где?

– В поле у Марринсвока. Точнее, в канаве, прикрытой ветками.

– Что? – На миг Бриони представилось, что Гейлон играет в прятки. Но в следующее мгновение все поняла. – О всемилостивая Зория! В канаве? Он…

– Он мертв. Мертвы все, кто сопровождал его. Всех шестерых бросили в готовую могилу, если можно так выразиться.

– Но… как?… – ошеломленно пробормотала Бриони. Ей пришлось сделать усилие, чтобы облечь мысли в слова. – Как это случилось? Кто их нашел?

– Новобранцы из южного Марринсвока, человек десять – пятнадцать. Они прибыли в Южный Предел вчера, примерно через час после вечернего звона колокола, и сразу же сообщили об этом. Они ехали по Сильверсайдской дороге недалеко от Оскастла и увидели над полем тучу воронов и других птиц. Подъехав поближе, заметили что-то блестящее. Это оказалась брошь.

У Бриони подогнулись колени, и она сделала шаг, чтобы не потерять равновесие.

Броун тотчас вскочил со стула и помог принцессе сесть.

– Почему? – спросила она. – Кто это сделал? Разбойники? Разве возможно, чтобы сумеречные забрались так далеко на юг?

Гейлон мертв. Красивый, самоуверенный Гейлон. Она не любила его, но никогда не желала ему смерти… никогда не могла вообразить…

– Я не знаю, принцесса. Разбойники – самое правдоподобное объяснение. Почти все деньги и драгоценности исчезли. Как и лошади. Подобных банд немало на границе Сильверсайда и Марринсвока. Они считают Уайтвуд своим домом. Воры обронили брошь, и один из жителей Марринсвока передал ее нам. Это единственное доказательство, которое у нас есть. Те, кто нашел тела, не знают, чьи они. Вы первая узнали эту новость, она еще не распространилась по замку.

Он протянул руку и разжал кулак. На ладони лежала большая круглая брошь с толстой булавкой – такими застегивают воротник плаща. Серебряная вещица была заляпана грязью, но Бриони сумела рассмотреть выгнутую шею и рога быка.

Она с трудом сглотнула, чувствуя, что ее вот-вот стошнит.

– Это вещь Гейлона, – подтвердила она. – Я видела ее на нем.

– Во всяком случае, это брошь семьи Толли. Таким образом, одно из тел принадлежит Гейлону.

– Где они? – наконец спросила Бриони. Она никак не могла отвести взгляд от перепачканного серебряного кружка, словно это была человеческая кость. – Где тела?

– Солдаты отвезли их в храм в Оскастле. Они думали, что убитые – местные уроженцы, однако жители городка не узнали их. Только городской священник узнал в одном из мертвецов Гейлона Толли и, как мудрый человек, не обмолвился о том никому, а написал о своих подозрениях капитану новобранцев в Марриенсвок. Таким образом, все было сохранено в тайне. Однако новобранцы рассказывают о своей находке всем, кто готов их слушать. Через несколько часов новость дойдет до Хендона Толли, и у того не возникнет никаких сомнений относительно этих загадочных мертвецов.

– Всемилостивая Зория! Он и так намекал, что Гейлона убили мы, а теперь начнет трубить об этом со стен крепости!

– Да. Своей глупой выходкой за обедом вы только подлили масла в огонь. Можете меня арестовать и заточить в темницу, но это истинная правда.

– Да-да, – махнула рукой принцесса. Кислый привкус во рту стал еще ощутимее. – Вы абсолютно правы, я согласна. Но что нам теперь делать? Что делать, когда Хендон обвинит меня в убийстве Гейлона?

– Возможно, он не станет этого делать.

– Что вы хотите сказать?

– Возможно, он не станет. Не исключено, что его брата убили не разбойники и не сумеречные существа, а друзья Толли с юга.

Бриони не сразу поняла.

– Автарк? – спросила она. – Неужели вы полагаете, будто автарк специально прислал людей в Южный Предел, чтобы расправиться с одним из своих союзников? Ведь Гейлон был его союзником?

– Возможно, они не договорились. Или Толли в чем-то подвели автарка.

«Если только сам Броун говорит правду», – напомнила себе принцесса и схватилась за голову. Теперь, когда Баррик уехал, она никому не может доверять.

– Какая ужасная путаница! Я не могу сосредоточиться. Мне нужно подумать. Вполне вероятно, что вы правы, но нам это не поможет. Разве что Хендон сам заподозрит автарка и решит, что нельзя устраивать вокруг этого шум. – Она глубоко вздохнула, пытаясь унять внутреннюю дрожь. – Единственное, что мне ясно: наши дела ухудшились как раз тогда, когда я решила, что хуже быть уже не может.

С этими словами она взяла со стола чернильницу и убрала ее в ящик вместе с воском для запечатывания писем.

– Что вы делаете? – спросил ее Броун.

Она заметила темные круги у него под глазами, усталость, отразившуюся на одутловатом лице. Наверное, он встал час, а то и два тому назад.

– Навожу порядок. Я собиралась написать отцу. Но теперь не до этого.

Бриони помолчала.

– Мертв, да хранит нас всех Зория! – вновь заговорила она. – Бедняга Гейлон! Не думала, что мне придется…

Тут Бриони показалось, что Броун трясет ее стул. Потом она увидела, что он стоит в нескольких шагах от нее и как-то странно покачивается. Мир неожиданно утратил равновесие. Скамейка подскакивала на полу, словно норовистая лошадь. Шкатулка с драгоценностями соскользнула со стола, и ее содержимое рассыпалось по полу. Мойна села в кровати и, ничего не понимая, озиралась по сторонам. К тому времени, как тряска прекратилась, проснулась и в испуге вскрикнула маленькая Аназория. Даже Роза, которая всегда спала как убитая, зашевелилась.

– Обычное землетрясение, – сказал лорд комендант. Он побледнел и сердито посмотрел на свою спящую племянницу. Та зевнула и перевернулась на другой бок.

– Такое случалось, когда я был еще ребенком, – пояснил Броун. – Кажется, уже закончилось.

Сердце в груди Бриони бешено колотилось.

– На самом деле землетрясение, лорд Броун? – тревожно спросила она. – Или приближается конец света?

– Должен признаться, ничего столь неприятного я в жизни не испытывал, – ответил комендант.

У Повелителя Горячего Мокрого Камня не было лица. Во всяком случае, Чет видел вместо лица темное пятно с красными точками, находившееся между плечами божества и его сверкавшей короной. Огромный, как гора, повелитель смотрел на Чета со своего трона и ничего не говорил. В громадном Тронном зале Чет слышал лишь скрежет шевелившихся камней: основа мира двигалась и изменялась, хотя с тех пор, как она остыла, прошла целая вечность.

Чет не выдержал и заговорил:

– Прошу вас, Старейший, не наказывайте меня!

Скрип камней продолжался, но мощная фигура по-прежнему безмолвствовала.

– Я не собирался делать ничего плохого, – продолжал фандерлинг. – Да, я вошел сюда без разрешения, но не хотел причинять вреда!

Темное пятно рассматривало его. Над Четом повисла огромная, как стена, рука. Что это? Благословение? Проклятие? Или божество хотело раздавить его, словно муху? Скрежет смолк и через мгновение возобновился. Теперь Чет различил в этих звуках нечто похожее на слова и едва уловимый ритм.

Он догадался, что божество говорит с ним, но слишком медленно и слишком тихо. Он не мог ничего разобрать.

Слишком медленно… слишком тихо…

Свет замигал, и гигантскую фигуру стало плохо видно.

Слишком тихо…

Чет не понимал ни слова. Его бог говорил с ним, а он не постигал смысла сказанного.

– Скажи мне! – закричал фандерлинг. Темнота окружила его со всех сторон. – Скажи так, чтобы я понял!

Но богу, по-видимому, нечего было сказать.

Чет очнулся от тяжелого сна… Если, конечно, это был сон. Он не сразу сообразил, где находится, но все вспомнил, когда почувствовал, что прижимает мальчика к груди. Чета била дрожь. Она сотрясала его с ног до головы.

«Как холодно…» – подумал он.

Через мгновение он сообразил, что воздух слишком горячий, такой горячий, что все его тело покрылось потом. Несмотря на это, он ощущал неприятный озноб, пробиравший до костей, и ему никак не удавалось унять дрожь. Самое страшное, что голос божества по-прежнему гудел у него в ушах.

Нет – гудела сама земля. Эти толчки его народ называл Недремлющим Старейшим. Так бывало и раньше, правда очень редко. Чет бросил испуганный взгляд на Сияющего человека, поразительно похожего на бога, которого фандерлинг только что видел во сне. Там, где раньше мелькали сполохи света, теперь царила тьма – лишь внутри огромного кристалла, словно серебристые рыбки в пруду, двигались слабые огоньки.

Земля содрогнулась еще раз, затем грохот смолк и толчки прекратились. Некоторое время Чет слышал лишь скрежет прибрежных камней, потревоженных землетрясением и сползавших вниз в поисках нового пристанища. Затем наступила тишина.

Кремень захныкал. До сего момента Чет думал, что прижимает к груди мертвого ребенка. Услышав его плач, от удивления он чуть не выронил мальчика. Сердце его наполнилось нежданной радостью и новым ужасом.

– Эй, дружок! Скажи что-нибудь! Это я, Чет! – сказал он Кремню.

Ребенок снова затих. Его тело под слоем грязи и пыли оставалось по-прежнему влажным и холодным.

«Туннель. Нужно отнести его туда», – решил Чет.

Он попытался встать на ноги, но ему не хватило сил: с мальчиком на руках он не мог даже подняться на колени. Он очень осторожно положил Кремня на гальку и с трудом выпрямился. Мальчик был почти одного роста с фандерлингом, и тот мог нести его только одним способом: взгромоздив себе на плечи.

Говорят, именно так Силас из Перикала – или какой-то другой герой из легенд больших людей – таскал молодого бычка. Бычок с каждым днем прибавлял в весе, а Силас становился все сильнее и сильнее, пока не превратился в самого сильного рыцаря своего времени. Или это был Гилиомет из Крейса?

Мысли путались в голове у Чета, потому что его внимание сосредоточилось на лежавшем без чувств ребенке. Он рассеянно вытащил из крепко сжатой детской руки зеркало – даже в состоянии, близком к смерти, хватка мальчика была очень цепкой – и положил его себе в карман. Зеркало выглядело вполне обычным – оно не стало легче или тяжелее, теплее или холоднее.

«Да, точно, это был крейсианец, – вспоминал Чет. – Хотя нет, Гилиомет – полубог, ему не нужно было тренироваться, чтобы поднимать тяжести».

Чет никогда не мог запомнить все эти истории о героях больших людей. Героев было так много – тех, кто убивал чудовищ, спасал женщин. И все они походили друг на друга…

Он взвалил Кремня на плечо, потом приподнял его, чтобы живот мальчика оказался на уровне шеи Чета. Кряхтя, проклиная все на свете и будто со стороны наблюдая за своими нелепыми и смешными движениями, фандерлинг медленно выпрямился. Он устроил ребенка на плече так, что ноги мальчика свешивались спереди, а голова – сзади. В первую минуту Чет испытывал ликование оттого, что сумел сделать невозможное. Но радость длилась недолго. С первым шагом он почувствовал, как ноги дрожат от напряжения, а спина разламывается от непосильного веса. Мало того – Чет забыл, где он вышел из туннеля на остров. Он понимал, что нужно опустить свою ношу на землю и найти выход. Но он также знал, что если сделает это, то не сможет снова поднять его.

В тусклом свете было трудно отличить следы на гладких камнях от теней на них, но Чет решительно повернулся спиной к потемневшему Сияющему человеку и двинулся в путь. Каждый шаг давался ему с огромным трудом. Фандерлинг прошел не меньше пятидесяти ярдов, ему было трудно дышать, он весь покрылся потом, но туннеля так и не нашел.

– Положи мальчика и дождись помощи, – посоветовал ему внутренний голос.

– Положи мальчика и умри, – предложил другой.

Чет споткнулся, но удержался на ногах, хотя едва не уронил бесценный груз.

«Боги помогают тем, кто помогает себе», – подумал он.

Вслед за этой пришли и другие мысли: «Я ненавижу богов. Почему Старейшие издеваются надо мной? Зачем они используют ребенка, чтобы мучить нас с Опал?»

Еще шаг…

Он начал задыхаться и чуть не упал.

Еще шаг…

«Откуда тебе знать, чего хотят боги? Кто ты такой, маленький человек? Я Чет из клана Голубого Кварца. Я понимаю в камнях. Я выполняю свою работу. Я забочусь… забочусь о своем… о своем собственном…»

Он все-таки споткнулся, упал и долго лежал, тяжело дыша, придавленный телом мальчика. А когда попытался пошевелиться, не смог. Темнота окружила его со всех сторон, лишила зрения и похитила разум.

Чет очнулся. В лицо ему смотрело нечто ужасное.

Оно прикасалось к его подбородку, к щеке: маленькая уродливая морда с раздувавшимися ноздрями, похожими на клыки зубами и черной морщинистой кожей. Чет пискнул – ни на что другое у него не было сил – и попытался сбросить с себя чудовище. Но он лежал на животе, а его руки были чем-то сдавлены.

– Демон! – простонал он, продолжая борьбу.

Чудовище отступило или, во всяком случае, отодвинуло морду. Но Чет чувствовал, что кто-то по-прежнему царапает его шею.

– Возможно, он и не красавец, – произнес чей-то голос, – но меня его лицо устраивает. Хотя для других оно неприятно. Он отлично довез меня.

Чет прекратил бороться. Может быть, он сошел с ума? Может быть, он все еще бродит в туннеле и его преследуют видения?

– Жуколов? – произнес он.

– Ага, – был ответ.

Человечек спустился по его плечу и оказался в поле зрения Чета.

– Почему я не могу двигаться? – спросил фандерлинг. – И что я сейчас видел?

– Ну, что касается движения, то мальчик ваш лежит поверх вас, он придавил вам руки. А то, что видеть довелось вам… Порхающая мышь – так я зову их. На ней сюда вернулся я.

– Порхаю… Летучая мышь?

– Ага, похоже.

Что-то темное промелькнуло у Чета перед глазами.

– Вон она, – сказал Жуколов печально. – Улетела. Испугалась, что вы можете ненароком задавить ее. – Он покачал головой. – Ваши летучие мыши неподатливы и беспокойны, но все-таки их можно приручить.

– Вы добрались на летучей мыши?

– А как еще прикажете добраться до этого вонючего моря? Чет выскользнул из-под тела Кремня как можно осторожнее, мягко опустив ребенка на каменный берег.

– Как поживает ваш мальчик? – спросил Жуколов.

– Пока жив. Больше ничего не знаю. Мне нужно вынести его отсюда, но не хватает сил, – ответил Чет. Он был готов смеяться и плакать одновременно. – Я очень рад вас видеть, но вы мне не сможете, увы, помочь. К тому же вы потеряли свою мышь и, значит, тоже здесь застрянете.

Ситуация казалась совершенно безвыходной. Чет сидел на гальке и смотрел на море.

– Если вы сообщите, как попали сюда, братья храма помогут вам нести мальчика, – сказал Жуколов. – Они последовали за мной.

– Братья храма?

Чет посмотрел наверх. На огромном каменном балконе над берегом ртутного моря он увидел несколько фигур. Сердце его заколотилось.

– Ах, Жуколов, вы привели их сюда! Да благословят вас Старейшие, вы привели их! – Чет сложил руки рупором, попробовал кричать, но закашлялся и попробовал еще раз: – Эй, Никель! Это вы?

До него донесся слабый, но повторенный многократным эхом голос брата:

– Именем Старейших заклинаю, как вы туда попали?

Чет начал было отвечать, но остановился. Он не мог скрыть изумления: он был уверен, что пришел тем туннелем, которым пользовались метаморфные братья.

– Вы хотите сказать… вы хотите сказать, что не знаете?… – выговорил он.

Но это был не последний сюрприз. Чет умудрился удивить даже самого себя. С трудом добравшись до храма, он добросовестно ответил на вопросы братьев о своем путешествии и о Сияющем человеке. Однако, несмотря на благодарность к спасителям и уважение к их сану, он не стал упоминать ни о зеркале, ни о происхождении Кремня.

«Если я скажу им, откуда взялся мальчик, они не выпустят его из храма», – подумал он.

Он и сам не знал, почему так уверен в этом. Конечно, братья встревожились и даже немного рассердились, что мальчик посмел вторгнуться в Святилище Тайн, но не слишком сильно. Чет понимал, что скрыть истину необходимо, даже если это эгоистично и опасно. Однако на Уэдж-роуд его возвращения ждала Опал, и, конечно, она сейчас очень беспокоилась – не только за мальчика, но и за своего мужа. Чет не мог явиться домой и сообщить ей, что мальчик стал пленником храма.

Братья не пустили Чета дальше наружного помещения – большого зала, высеченного в камне. Его посещали все жители Города фандерлингов, но только по самым большим праздникам. Внимательно выслушав рассказ Чета, братья внимательно осмотрели мальчика и попытались его разбудить. Безуспешно. На теле Кремня не было ни ран, ни ссадин, ни синяков на бледной коже, но никакие ухищрения не могли вывести его из состояния глубокого сна. Братья даже принесли на руках деда Серу – морщинистого старика с дикими глазами, – чтобы тот осмотрел Кремня. В своих вещих снах Сера видел крышевиков и волнение в Глубинном море. Чет заволновался и решил было, что все пропало. Но дряхлый старец сообщил, тряся безволосой головой, что не видит и не чувствует в Кремне ничего необычного.

В конце концов брат Никель сказал Чету:

– Больше нам нечем тебе помочь. Неси его домой.

Чет допил воду из чашки. За последние несколько часов он опустошил целую бадью, и каждая капля приносила ему блаженство.

– Я не донесу его один, – сказал он.

– Мы отправим с вами брата, чтобы помог нести носилки.

– Мне думается, я тоже сяду на носилки, – заявил Жуколов своим тоненьким, писклявым голоском. – Все лучше, чем у вас в кармане, где очень сильно пахнет, прошу прощения, и чем на старой летучей мыши, такой костлявой.

Никель посмотрел на крышевика с суеверным подозрением, словно на говорящее животное, и ушел отдавать распоряжения.

Молодой послушник по имени Антимоний взялся за носилки спереди, а Чет – сзади. Их провожала молчаливая толпа братьев. Чет совершенно обессилел и радовался, что кому-то другому придется находить дорогу и выбирать наиболее удобный путь. Он посмотрел на Кремня – тот лежал бледный и неподвижный, но удивительно спокойный. Сердце Чета переполняла тревога, но он испытывал глубокую благодарность крышевику и метаморфным братьям: он нес домой живого ребенка, пусть даже и больного.

– Вы действительно прибыли верхом на летучей мыши? – спросил он Жуколова.

Крышевик устроился в изголовье носилок, чтобы его случайно не раздавили.

– Я же разведчик желобов. Мы приручаем любых животных для наших целей, – ответил человечек. Он закашлялся, потом усмехнулся. – А крыса оказалась такой медлительной, что я обогнал бы ее пешком.

– Я должен поблагодарить вас, – проговорил Чет.

– Хорошие слова, не следует их стыдиться.

– Вы были очень добры к нам.

– Во славу королевы и всего нашего племени. – Жуколов отдал честь. – И я обнаружил, что ваш мир камня не так однообразен, как мне казалось раньше. Добавить бы немножко ветра и дождя да еще солнца в эти норы – и я с удовольствием пришел бы к вам еще раз.

– Я передам ваши пожелания гильдии, – устало улыбнулся Чет.

Землетрясение перепугало всех жителей замка, но ущерб был невелик. В огромной кухне попадала с полок и разбилась посуда да горничная упала в обморок, когда старинные королевские доспехи в Личной галерее слетели с подставки и рухнули прямо ей под ноги, – в общем, ничего серьезного не случилось. Однако даже без новостей из Марринсвока и землетрясения утро выдалось беспокойным. До полуденного звона колокола Бриони вместе с Найнором и Броуном занималась передвижением и размещением прибывающих войск и жителей окрестных поселений. Замок был уже переполнен людьми и животными. Бриони сумела выкроить часок, чтобы поесть вместе с тетушкой, но ей почти не удалось отдохнуть. Вдовствующая герцогиня, как и Бриони, беспокоилась о Баррике. Кроме того, она воспользовалась моментом, чтобы расспросить племянницу – и поспорить с ней – о том, как разместить в замке семьи знатных лордов. Когда они начинали говорить на повышенных тонах, маленькая горничная Мероланны по имени Эйлис смотрела на них широко открытыми, испуганными глазами, словно в любой момент в этом непредсказуемом и непостоянном мире может произойти что-то ужасное.

День был еще в самом разгаре, но Бриони едва переставляла ноги от усталости. Она возвращалась из покоев Мероланны через Портретный зал, и на этот раз стражникам не нужно было бежать, чтобы не отстать от нее. Бриони уже много раз видела портреты предков в пышных нарядах и давно уже бросала на них лишь беглый взгляд. Но сегодня ей показалось, что они смотрят на нее с осуждением, что в добрых глазах королевы Лили сквозит разочарование и даже скорбящая королева Санасу выглядит более несчастной, чем обычно.

Прошло несколько месяцев после трагической гибели Кендрика и меньше года с того дня, как отец покинул трон. И что же произошло за это время? Королевство пошатнулось – не только в переносном, но и в прямом смысле слова. Трудно отделаться от мысли, что сегодняшнее землетрясение стало проявлением гнева богов, предупреждением небес. Бриони знала, что доля вины лежит и на ней. Им с Барриком не нравилось, когда их называли детьми, но кто же они на самом деле? Они умудрились выпустить из рук то, что им дано от рождения, и практически оставить страну на произвол судьбы.

Мрачные мысли поглотили Бриони, и при виде женской фигуры в черном, появившейся из бокового коридора, принцесса подумала, что видит кого-то из умерших предков. Возможно, сама Санасу, беспокойная и недовольная, явилась пристыдить ее. Однако мысли стражников оказались более прозаическими, что неудивительно в столь непростые времена. Они окружили Бриони и выставили пики.

– Это вы, принцесса? – прошептала женщина и откинула вуаль.

Суеверный ужас отпустил Бриони, но не полностью, потому что она узнала это лицо.

– Элан? Элан М'Кори? – спросила она.

Свояченица Толли кивнула. Ее молодое лицо выражало безграничную скорбь. Бриони узнала это чувство после смерти собственного брата.

– Умер Гейлон, – сказала Элан.

Бриони жестом велела стражникам отойти. Сначала она хотела произнести что-нибудь вежливо-учтивое: мол, еще неизвестно наверняка, ведь никто из знакомых Гейлона не видел его тела. Но страдальческий взгляд совершенно сухих глаз тронул Бриони – ей была так понятна эта скорбь.

– Да, – ответила принцесса. – Во всяком случае, очень похоже на то.

Элан улыбнулась, слегка раздвинув уголки рта. Судя по ее виду, она переживала нечто большее, чем скорбь по поводу кончины Гейлона Толли. Ей как будто вдруг открылась сама суть человеческой жизни.

– Я знаю, я уже давно знаю, – проговорила она. Ее глаза снова смотрели на Бриони. – Я любила его. Но он не проявлял ко мне интереса.

– Мне жаль…

– Возможно, так даже лучше. Теперь я с полным основанием могу оплакивать его. У меня есть еще вопрос. И вы должны сказать мне правду.

Бриони заморгала. Кем себя воображает эта девочка?

– Я обязана отвечать лишь моему отцу, королю, леди Элан, – напомнила принцесса. – И естественно, богам. Но все равно, спрашивайте.

– Вы его убили, Бриони Эддон? Вы это сделали?

Бриони была потрясена: задать такой вопрос прямо? За несколько секунд, что протекли между вопросом и ответом, она поняла, что успела привыкнуть к почтительности – и больше, чем ей казалось.

– Нет, конечно, я его не убивала, – сказала она. – Богам известно, что мы с Гейлоном не сходились ни по одному вопросу, но я бы никогда…

Она задыхалась и была вынуждена остановиться. Следовало обдумывать каждый жест, каждое слово. Стражники стояли у стены и с трудом скрывали изумление. Она решила, что теперь слишком поздно что-либо предпринимать и нужно говорить правду. Она продолжила:

– Вы можете поставить мне в вину, если пожелаете, леди Элан М'Кори, что Гейлон хотел на мне жениться, но я не пожелала выйти за него замуж.

– Я знаю это. – Голос Элан выдавал холодное удовлетворение. – Вы хотели потешить свое тщеславие.

– Несомненно, вы правы. Но не только из-за этого. Пусть боги будут свидетелями, я никогда не выйду замуж за человека, считающего себя вправе указывать мне, куда идти и что говорить… – Бриони снова остановила себя. Отчего-то она говорила этой девушке больше, чем того хотела. – Довольно. Я не убивала его. И если он действительно убит, мы не знаем, кто это сделал.

Элан кивнула и опустила вуаль.

– Теперь он не достанется ни вам, ни какой-то другой женщине. – Голос ее звучал глухо, словно она сдерживала рыдания. – Да будут милосердны к вам небеса, – тихо добавила она и ушла, не попрощавшись и не сделав реверанса.

День оказался очень длинным. Новость из Марринсвока просочилась в замок. Ее обсуждали, гадая, чьи тела найдены, и время грозило растянуться до бесконечности. Печальное известие лишь отчасти повлияло на ежедневные обязанности Бриони как регента. Вопросы, перешептывания, короткая встреча с командиром новобранцев из Марринсвока (он наслаждался мгновениями известности и вниманием к своей персоне), бесконечные жалобы Найнора – тот никак не мог решить, разместить этих солдат вместе с остальными или отдельно. Каждый, кто проходил через Тронный зал, бросал на принцессу двусмысленные взгляды – так, во всяком случае, казалось самой Бриони. Словно ей недостаточно позорной вспышки ярости перед Хендоном Толли! Все было так ужасно, что появление горничной Аниссы ее почти обрадовало.

– Ты Селия, да? – обратилась к ней принцесса. После отъезда Баррика у нее не было причин недолюбливать девушку. – Как поживает мачеха?