Текст книги "Марш Теней"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 48 страниц)

28. Вечерняя Звезда

БЕЛЫЕ ПЕСКИ

Посмотри, как луна рассыпает алмазы.

Из кости, света и песка творит он

В саду, где никого не встретишь.

Из «Оракулов падающих костей»

Избранные передавали ее с рук на руки, словно багаж, и она уже сбилась со счета, сколько их было. Наконец Киннитан оказалась в гостиной главной жены. Аримона возлежала на подушках. Она благосклонно взглянула на девушку, опустившуюся перед ней на колени.

– Поднимись, дитя мое, – произнесла Аримона. Она сама еще казалась совсем юной. – Ведь все мы здесь сестры, не так ли?

«Будь мы сестрами, я не вставала бы на колени», – подумала Киннитан.

Главная жена прислала ей приглашение сегодня утром, и Киннитан отдалась в многоопытные руки служанок, избранных и истинных женщин, с тем чтобы через несколько часов засверкать, подобно драгоценному камню. Обсудив ее наряд и прическу, служанки решили, что лучше одеть девушку попроще.

– Мы ведь не хотим внушить Вечерней Звезде мысль, будто мы претендуем на титул Утреннего Света, – с напускной строгостью заметила избранная Руша. – Мы будем красивы, но не чересчур.

Луан в последнее время была очень рассеянна – может быть, переживала из-за истории с Джеддином. Она прислала одну из своих служанок, чтобы та уложила Киннитан волосы, но сама не пришла. Киннитан сделали высокую прическу, закрепив пряди драгоценными заколками. Девушке очень понравилось собственное отражение в зеркале.

Аримона была всего лет на десять старше ее. Красотой главная жена автарка затмевала всех женщин, каких Киннитан когда-либо видела. Нельзя было даже представить себе кого-то красивее Аримоны. Она была подобна самой Суригали, чье изображение высечено на стенах храма. Черные как смоль длинные волосы, заплетенные в косы, кольцами лежали поверх подушек, словно спящие змеи. Как прекрасно, наверное, ниспадали они на плечи хозяйки, когда та их распускала. Киннитан была уверена: все, кто видел Аримону, а тем более – настоящие мужчины, мечтали увидеть эту картину.

Свою чудесную фигуру – узкая талия и широкие бедра – главная жена автарка умело подчеркивала облегающим нарядом. На ее совершенном лице сияли огромные глаза с густыми ресницами. Почти такие же черные, как волосы, они делали Аримону похожей на богиню. Рядом с ней испуганная Киннитан чувствовала себя самозванкой в роскошных нарядах, грязной уличной замарашкой, а не всемогущей избранной невестой автарка.

– Иди сюда, присаживайся. Хочешь чаю? В такие дни я предпочитаю пить холодный мятный чай. Превосходно освежает.

Голос Аримоны звучал необыкновенно мягко и музыкально.

Киннитан подошла ближе, стараясь не споткнуться о подушки, разбросанные на полу. В углу молоденькая девушка с удивительным искусством играла на лютне. Остальные прислужницы сидели в стороне и тихо беседовали, когда в них не нуждалась госпожа. Двое юношей с невинными безволосыми лицами стояли за спиной Аримоны и обмахивали ее веерами из павлиньих перьев. Все убранство гостиной было рассчитано на то, чтобы напоминать гостям об одном: о спальне, что служила основой власти Аримоны. Она до сих пор не подарила автарку наследника. В первый год правления он много путешествовал по своим землям, и потому никто не осмеливался даже шепотом обмолвиться о неудачах в царской постели. Но если наследник не появится через год, пересуды уже не остановить.

– Прости, что я так долго тянула с приглашением, – сказала главная жена. – Ты здесь уже давно – полгода, если не ошибаюсь.

– Да, примерно столько, ваше высочество.

– Ты должна называть меня Аримоной. Я уже говорила, что все мы здесь сестры. Я много о тебе слышала и теперь вижу: ты действительно очаровательна. Именно такой я тебя и представляла. – Главная жена приподняла брови, выщипанные до толщины лапки паука. – Говорят, ты дружишь с избранной Луан. Вы ведь с ней кузины?

– Нет, ваше… Аримона. Но мы выросли вместе.

– Выходит, я сглупила. – Главная жена очень мило наморщила лоб. – Почему я так подумала?

– Наверное, потому, что Луан приходится кузиной Джеддину, начальнику «леопардов».

Аримона смотрела на нее очень пристально, и Киннитан пожалела, что сказала лишнее. Она еще больше расстроилась, когда поняла, что продолжает что-то мямлить на эту тему:

– Луан так много о нем говорит. Она… она очень им гордится.

– Ах да, Джеддин, – кивнула Аримона. – Я знаю его. Он красивый, правда? – Она все смотрела на Киннитан, и от этого взгляда девушка совсем растерялась. – Такая мощная мужская плоть. Ты согласна со мной?

Киннитан не знала, как следует ответить. Женщины в обители Уединения очень откровенно говорили о мужчинах, и Киннитан, будучи девственницей, часто смущалась при этих разговорах. Сейчас было что-то другое: ее проверяли. По телу пробежала дрожь. Неужели до слуха главной жены дошли какие-то сплетни?

– Я его почти и не видела, Аримона. По крайней мере, с того времени, когда мы оба были детьми, – ответила Киннитан. – Знаю только, что он не может быть столь же красив, как наш автарк, да восславится его имя. Не так ли?

Аримона улыбнулась в ответ на ее уловку. Киннитан показалось, что девушки-служанки хихикают у нее за спиной.

– Это совсем другое дело, сестричка, – отозвалась главная жена. – Сулепис – воплощение бога на земле, и о нем нельзя судить, как о других мужчинах. Однако он, похоже, увлечен тобой.

Киннитан снова почувствовала зыбкую почву.

– Увлечен мной? Вы говорите об автарке? – спросила она.

– Ну конечно, дорогая. Разве он не дал для тебя особых указаний? Я слышала, что ты проводишь много времени с этим сопящим священником Пангиссиром. Вы читаете молитвы, изучаете ритуалы, тайные практики…

– Я думала, такие занятия проводят со всеми, госпожа… – смутилась Киннитан.

– Не «госпожа», а Аримона, запомни! Думаю, нет ничего удивительного в том, что автарк заинтересовался чем-то новеньким. Он знает больше любого жреца, он прочел столько древних свитков, сколько все они, вместе взятые. Мой супруг – самый умный на свете, его знания безграничны. Он знает, что нашептывают друг другу боги во сне, почему они живут вечно, знает старые забытые земли и города, тайную историю Ксанда и остального мира. Когда он говорит со мной, я не всегда его понимаю. Но его интересы обширны, и увлечения не длятся долго. Как огромная золотая пчела, он перелетает от одного цветка к другому по зову своего могущественного сердца. Я уверена, что бы ни вызвало его интерес, это… пройдет.

Киннитан вздрогнула. Она была озадачена и решила выяснить, почему же ее считают не такой, как остальные жены.

– А как… как вас готовили, Аримона? – задала вопрос девушка. – К свадьбе, я имею в виду. Если вас, конечно, готовили… Простите мое нескромное любопытство. Для меня это так ново.

– Представляю. Возможно, ты не знаешь, но до автарка я уже была замужем.

«Мой нынешний муж убил моего единственного ребенка, а потом и моего первого мужа, причем растянул его смерть на несколько недель».

Она не сказала этого, но Киннитан и так знала ее историю. Ее знали все в обители Уединения.

– Поэтому со мной было несколько по-другому. Я пришла на ложе нашего господина и повелителя уже женщиной, – проговорила Аримона и снова улыбнулась. – Мы все несколько заинтригованы твоим появлением здесь. Ты знала об этом?

– И вы… вы тоже?

– Да, конечно. Ты совсем молоденькая, почти ребенок. – Теперь улыбка Аримоны стала холодной. – К тому же ты из простой семьи. Никто из нас не может понять, что же привлекло к тебе взгляд Бесценного. – Она развела руками. На пальцах с длинными красивыми ногтями сверкнули драгоценные кольца. – Возможно, это прелесть твоей невинности, сестричка. Она, безусловно, очаровывает и притягивает.

Еще ни разу в жизни, даже перед автарком, Киннитан не ощущала себя столь ничтожной.

– Не хочешь ли еще чаю? – предложила Аримона и вновь улыбнулась. – Я приготовила тебе сюрприз. Надеюсь, он тебе понравится. Обещаешь никому не рассказывать, если я сделаю что-то не совсем обычное?

Киннитан кивнула.

– Замечательно. Так и должно быть между сестрами. Поэтому, думаю, ты не придешь в ужас, если я скажу, что привела в свой дом мужчину. Настоящего мужчину, не избранного. Ты ведь не боишься встретиться с настоящим мужчиной и не считаешь всех мужчин чудовищами и насильниками, правда?

Смущенная и испуганная Киннитан лишь качнула головой. Неужели главная жена узнала про Джеддина? Иначе к чему все эти поддразнивания?

– Ладно, ладно, этот человек абсолютно безобиден, – успокоила ее Аримона. – Он так стар, что едва ли справится даже с мышью. – Она засмеялась сквозь зубы, а служанки подхватили. – Он сказитель. Позвать его?

Не дожидаясь ответа, Аримона подняла руки и хлопнула в ладоши.

В гостиную вошел сутулый человек в ярких одеждах.

– Хасурис, – обратилась к нему Аримона, – прости, что заставила ждать.

– Лучше ждать тебя в темном алькове, нежели вкушать медовые фиги с любой другой женщиной, госпожа, – ответил старик.

Он низко поклонился Аримоне, потом посмотрел на Киннитан. Взгляд его был таким наглым и самодовольным, что казалось, он вот-вот подмигнет ей.

– А это, наверное, та молодая жена, о которой вы говорили, моя госпожа, – добавил он.

– Ты бесстыжий льстец, Хасурис, – рассмеялась Аримона. – Вот нагрянут стражники Бесценного, и ты присоединишься к избранным.

– Мои яйца отваживаются на приключения только в воспоминаниях, о великая королева, – ответил он. – Поэтому разница невелика. Но боюсь, что расставание с ними окажется болезненным, так что лучше буду хорошо себя вести и помолчу.

– Ну уж нет! Чтобы хорошо себя вести, ты должен говорить. Расскажи нам историю. Иначе зачем я позвала тебя сюда?

– Может, ты хотела полюбоваться моим малышом?

– Мерзкий старикашка. Расскажи нам историю… Историю… – Главная жена поднесла пальчик к ярко-красным губкам, словно раздумывая, какую историю хотела бы услышать. Даже Киннитан невольно уставилась на нее, как влюбленный мальчишка. – Может, историю про глупую курицу?

– Повинуюсь, великая королева.

Старик поклонился. Теперь, когда он подошел ближе, Киннитан заметила, что его белые усы пожелтели вокруг губ.

– Вот моя история, – объявил он. – Простая и без веселых шуток, зато самая новая. Жила-была глупая курица. Она гордилась собой и считала себя самой красивой в мире. Остальным курам надоели ее кривляния, и они начали шушукаться у нее за спиной. Но глупая курица не обращала на них внимания. «Они все мне завидуют, – говорила она себе. – Какая разница, что они думают? Они ничто по сравнению с человеком, который нас кормит. Лишь его мнение имеет значение. Только он может понять меня». Она старательно привлекала внимание человека, когда он приходил в курятник и разбрасывал птицам зерно. Она проталкивалась между другими курами и прохаживалась перед человеком с высоко поднятой головой и выпяченной грудью. Когда он отворачивался, она звала его: «Ко-ко! Ко-ко!» – и он обращал на нее взгляд. Но по-прежнему не выделял ее среди остальных. Тогда глупая курица рассердилась и решила во что бы то ни стало добиться его благосклонности.

Киннитан снова почувствовала озноб. К чему все это? Может быть, Аримона считает, что молодая жена нарушает установленные правила, желая привлечь к себе внимание? Внимание автарка? Или еще чье-то? Трудно было что-либо понять. Впрочем, понимает она или нет, в чем состоит ее преступление, наказание последует ужасное. Больше всего на свете ей хотелось вновь оказаться в храме Улья и услышать мирное гудение священных пчел.

– Глупая курица ночей не спала, пытаясь придумать, чем бы привлечь внимание хозяина, – продолжал рассказывать старик. – Она понимала, что ее ласковый голосок не тронул его душу. Может быть, показать, что она ценит его больше, чем остальные куры? Но как это сделать? Она решила, что должна съедать больше кукурузных зерен, чем все остальные. Как только он появлялся во дворе, она бродила за ним по пятам и не отставала, пока он не уходил. Она клевала других кур, чтобы те ей не мешали, и ела столько, сколько в нее влезало. Другие курицы презирали ее. Она стала толстой и лоснилась от жира, но человек по-прежнему не желал с ней говорить и ничем не выделял ее среди других. Тогда курица решила подлететь к нему и доказать этим, что достойна большего. Это было нелегко, потому что она сильно растолстела. Она долго тренировалась, пока не научилась пролетать довольно большое расстояние. Однажды человек пришел и выбрал ее. Сердце курицы переполнила радость. «Я так старался не обращать на тебя внимания, толстушка, – сказал он, – потому что хотел оставить тебя до праздника Восхождения в конце сезона дождей. А теперь ты попала ко мне на кухню и орешь, что есть мочи. Ясно, это боги захотели, чтобы я съел тебя сейчас». С этими словами он свернул ей шею и развел огонь в печи…

Неожиданно для самой себя Киннитан поднялась.

Старец Хасурис замолчал. Казалось, он был слегка смущен, словно понимал, что история может огорчить ее. Впрочем, едва ли его это беспокоило.

– Я… я плохо себя чувствую, – сказала Киннитан. У нее кружилась голова, и ее подташнивало.

– Моя бедная маленькая сестричка! – воскликнула Аримона, глядя на Киннитан своими огромными глазами. – Могу я чем-нибудь помочь тебе?

– Нет… думаю, мне лучше отправиться домой. Мне о-очень ж-ж-жаль.

Она зажала рот руками и ощутила внезапный позыв извергнуть все, что было у нее в желудке, прямо на красивые полосатые подушки главной жены автарка.

– О нет! Неужели уже пора? Может быть, выпьешь еще чаю с мятой? Он успокоит твой желудок, – предложила Аримона. Она подняла чашку Киннитан и протянула ей. Взгляд ее был сама невинность. – Выпей, сестра. Он заварен по моему собственному рецепту и лечит почти все болезни.

Киннитан в ужасе затрясла головой и, даже не поклонившись, опрометью ринулась вон из гостиной. Она слышала, как за ее спиной смеялись и шептались рабыни.

29. Сияющий человек

ПЯТЬ БЕЛЫХ СТЕН

Змея кусает свой хвост.

Внутреннее снаружи,

Внешнее внутри.

Из «Оракулов, бросающих камни»

– Послушайте меня, – обратился к маленькому человечку Чет.

Они уже немного отошли от храма метаморфных братьев. Он подставил ладонь к плечу, предлагая Жуколову встать на нее, и поднес его поближе к глазам, чтобы видеть крошечное лицо.

– Если ваш нос не ошибается и Кремень отправился именно в ту сторону, я знаю, куда он идет, – сказал фандерлинг.

– Мой нос ошибается? – На лице крышевика отразилось возмущение. – Конечно, меня не готовили специально, как Большого Почтенного Носа, но среди живущих на крышах Южного Предела нет носа лучше, чем мой.

– Я вам верю. – Чет глубоко вздохнул. – Дело не в вашем носе, дело в том… в том, куда отправился мальчик…

У него так задрожали колени, что пришлось сесть. Очень-очень осторожно, чтобы не уронить Жуколова с ладони, он опустился на камень. Впервые Чет Голубой Кварц пожалел, что в подземном мире, который он так любил, нельзя увидеть голубое небо и вдохнуть полной грудью свежий воздух.

– Место, куда он направился, очень необычное, – продолжал он. – Священное место. Оно может быть опасным.

– Там кошки? Змеи?

Глаза Жуколова округлились. Ужас сжимал сердце фандерлинга, но слова Жуколова его позабавили.

– Нет, ничего подобного. Ну там, конечно, могут быть какие-то животные, но опасность исходит не от них.

– Вы их не боитесь, потому что вы великан.

На этот раз Чет не смог сдержать улыбку: едва ли его еще когда-нибудь назовут великаном.

– Справедливое замечание, – кивнул он. – Но должен вам признаться, мне нужно принять решение. И непростое.

Маленький человечек смотрел на него с интересом, Чет уже видел подобный взгляд: так смотрели фандерлинги из руководства гильдии – Роговик, например, – когда им предлагали выгодную, но не слишком надежную сделку. Чет понимал теперь, что крышевики не просто походят на людей – они и есть люди. Их жизнь такая же сложная и деятельная, как у фандерлингов и больших людей. Но почему они такие маленькие? Откуда они взялись? Какая тайна кроется в их истории? Может быть, их наказали боги?

Мысли о мстительных богах были сейчас совершенно неуместны.

– Дело вот в чем, – сказал Чет Жуколову. – Я уже говорил вам, что есть места – например, храм… Понимаете, фандерлинги не любят, когда посторонние видят то, что очень важно для нас. Им не понравится, если вы войдете туда.

– Понимаю, – произнес крохотный человечек.

– Так вот. Я думаю, Кремень подошел слишком близко к тому месту, что мы называем Святилищем Тайн. Мой народ не одобряет присутствия чужаков в храме. И я не хотел, чтобы Кремень даже близко подходил к Святилищу Тайн, хотя он мой приемный сын.

– Значит, мне пора отправляться домой, – решил Жуколов.

Он произнес эти слова жизнерадостным голосом, и Чет не удивился его энтузиазму: в пещерах крышевик чувствовал себя неуютно, и чем глубже под землю они спускались, тем ему становилось хуже. Человечек просиял от счастья, когда понял, что его путешествие во мраке подходит к концу.

– Но я боюсь потерять время, – проговорил Чет, приходя в отчаяние. – Ведь мальчик находится там уже очень давно. Это опасное место, Жуколов. И очень необычное. Я… я боюсь за него.

– И что же? – Крышевик озадаченно нахмурился. Постепенно его лицо разгладилось, и брови снова вытянулись в ниточку, хотя было заметно, что понимание не принесло ему радости. – Вы хотите взять меня с собой?

– Я не знаю другого способа найти его. Простите меня. Там много тропинок, много дорог… но я не могу заставлять вас идти со мной.

– Но ведь вы намного больше меня…

– Это не имеет значения. Все равно я не могу вас неволить. Жуколов снова нахмурился.

– Вы сами сказали, что это место священно и чужакам туда ходить не следует.

– Именно поэтому мне так тяжело принять решение. Я думаю, что лучше взять вас с собой в Святилище Тайн, чем оставить там моего мальчика в одиночестве на неопределенное время. Конечно, если вы согласны. К тому же мальчик – не фандерлинг, так что закон уже нарушен.

Человечек еле слышно вздохнул, словно пискнула испуганная мышка.

– Моя королева приказала мне помогать вам и словом, и делом, и носом своим. Жуколов Лучник должен выполнить приказ своей госпожи! – провозгласил он.

– Да возблагодарят Старейшие вас и весь ваш народ, да даруют вам счастье! – ответил ему обрадованный Чет. – Вы и в самом деле редкий храбрец.

– Это истинная правда.

Они встретились у дверей оружейной. Вансен нес оттуда сукно для полировки, и руки у него были заняты. Он заметил принцессу в самый последний момент и чуть не сбил с ног. Странно было видеть ее совсем одну, одетую в простую длинную рубашку и брюки мужского покроя. Он так часто думал о Бриони, представлял ее лицо, что сейчас не мог поверить глазам и растерялся. От неожиданности он выронил тряпки, и принцесса Бриони стала их подбирать.

– М-моя госпожа, – наконец выдавил он. – Ваше высочество. Нет, нет, вы не должны этого делать. Так не годится.

Бриони казалась сейчас растерянной. За пределами зала для официальных приемов она, конечно, не узнала Вансена. Затем черты ее лица резко изменились и стали жестче, брови удивленно приподнялись.

– Капитан Вансен? – холодно произнесла она.

– Простите меня, ваше высочество.

Вансен заметил двух ее стражников, своих подчиненных, спешивших к принцессе через дворик оружейной, словно их командир мог представлять угрозу для госпожи.

Он постарался освободить ей дорогу, хотя сделать это было непросто: она держалась за ручку двери, а он стоял с охапкой тряпок в руках. Пятясь назад, в оружейную, он уронил еще несколько и наклонился, чтобы подобрать их, а заодно скрыть свое смущение.

«Спасите меня, боги! Даже когда мы встречаемся почти как равные, один на один в дверях оружейной, я мгновенно превращаюсь в неотесанного крестьянина».

Тут же в голову Феррасу пришла неприятная мысль: возможно, он и есть неотесанный крестьянин.

«Но чем раньше ты избавишься от своего идиотского увлечения, тем лучше, – подсказала ему разумная часть его души. – Если стыд может помочь тебе в этом, значит, именно он и нужен сейчас».

Вансен посмотрел в лицо принцессы и увидел на нем смешанное выражение удивления и раздражения. Опять он оказался на ее пути!

«Мне никогда не справиться с этим», – подумал Вансен.

В тот болезненно-сладостный, ослепительный миг он забыл про все: про свою семью, про долг перед товарищами, даже про всех богов.

Бриони вдруг поймала себя на том, что улыбается, наблюдая его смущение. Она удивительно быстро сумела взять себя в руки, и на ее лице появилась непроницаемая маска настороженности и глубокой печали.

«Как быстро меняется ее настроение», – подумал Вансен.

А ведь с тех пор, как Бриони стала принцессой-регентом, она упорно стремилась к тому, чтобы ее лицо оставалось неподвижным, как у мраморной статуи – из тех, что стояли в пыльных залах замка.

– Вам помочь, капитан Вансен? – Она кивнула в сторону стражников. – Один их них может отнести это.

Она предлагает одолжить ему одного из его же стражников, чтобы отнести несколько тряпок? Что это, издевка или ребяческая выходка?

– Нет, спасибо, ваше высочество, я справлюсь сам, – ответил Вансен.

Он согнул колено и поклонился, стараясь при этом снова не выронить тряпки. Она поняла его намек и позволила пройти, но ему еще пришлось ждать, пока отойдут охранники. Он так стремился поскорее убраться подальше с глаз принцессы, что лишь усилием воли заставил себя сдержать шаг и не броситься бежать со всех ног.

– Капитан Вансен! – раздался ее голос. Он вздрогнул и оглянулся.

– Слушаю, ваше высочество?

– Вы знаете, что я не одобряю решение брата возглавить поход.

– Да, и это вполне естественно, ваше высочество.

– Он мой брат, и я его люблю. Я уже… – Она совершенно не к месту улыбнулась, стараясь не расплакаться. – Я уже потеряла Кендрика. У меня остался только Баррик.

Вансен с трудом сглотнул и вымолвил:

– Ваше высочество, смерть принца…

– Довольно, – остановила его Бриони, подняв руку. В другое время он счел бы ее жест проявлением властности. – Я говорю это не затем… чтобы снова обвинить вас. Просто…

Она на мгновение отвернулась и вытерла глаза рукавом рубашки – как будто слезы были мелкими врагами, которых необходимо быстро и беспощадно истребить.

– Я прошу вас помнить, капитан Вансен, что принц Баррик Эддон – не просто принц, не просто член королевской семьи, – выговорила девушка. – Он мой брат, мой… близнец. Я прихожу в ужас от мысли, что с ним может что-то случиться.

Феррас был растроган. Даже стражники – пара молодых деревенских парней, которых Вансен прекрасно знал и которые не были способны испытывать сложные чувства, – заволновались, обеспокоенные открывшейся вдруг глубиной скорби принцессы.

– Я сделаю все возможное, ваше высочество, – пообещал он. – Пожалуйста, поверьте. Я буду… Я буду относиться к нему, как к своему брату.

Только в следующую секунду Вансен осознал, что снова выставил себя дураком: намекнул на то, что при обычных обстоятельствах он больше внимания уделял собственной семье, а не своему господину. Подобные речи произносить, наверное, неосмотрительно: один принц-регент уже мертв, причем именно Вансен по долгу службы отвечал за его жизнь.

«Я настоящий идиот, – подумал он. – Ослепленный своими чувствами, разговариваю с повелительницей страны так, словно она дочь соседнего фермера».

Но, к своему удивлению, он опять увидел слезы в глазах Бриони.

– Спасибо, капитан Вансен, – сказала она на прощание.

Все утро Бриони пыталась выкроить время на то, чтобы потренироваться с тяжелым деревянным мечом. Теперь, когда ей это удалось, она почувствовала себя уставшей и ни на что не способной.

«Все из-за Вансена», – с досадой подумала она.

Капитан гвардейцев постоянно расстраивал ее, злил, раздражал. Его вид сразу же напоминал о той жуткой ночи, когда убили Кендрика. А теперь он может стать свидетелем смерти ее второго брата, потому что ни один из доводов сестры не убедил Баррика отказаться от своего намерения. Впрочем, виноват ли в этом Вансен? Или это жестокая игра богов, так тесно связавших его с ее страданиями?

Невозможно разобраться. Бриони бросила меч в опилки на полу. Один из стражников подошел, чтобы подобрать его, но она жестом отослала солдата прочь. Невозможно ничего понять. Она обречена на страдания.

Сестра Утта!

В последнее время у нее не хватало времени на посещение наставницы. Бриони вдруг почувствовала, что ей очень не хватает умиротворяющего присутствия этой многоопытной женщины. Она вытерла руки, потопала ногами, стряхивая опилки, и отправилась в покои Утты. Стражники устремились за ней, словно цыплята за разбрасывающей зерно птичницей. Во дворике принцесса вновь, второй раз в течение часа, чуть не столкнулась с мужчиной. Теперь это был не Вансен, а молодой поэт Мэтти Тинрайт.

«Вернее, так называемый поэт», – невольно подумала она.

Он изобразил приятное удивление, но по его тщательно подобранному наряду и прическе, по учащенному дыханию Бриони догадалась: он высматривал ее в окно, а потом быстро спустился сюда, чтобы разыграть «неожиданную» встречу.

– Ваше высочество, принцесса Бриони! Прекрасная, спокойная и мудрая. Нет слов, чтобы описать мой восторг от этой случайной встречи с вами. Подумать только, вы одеты для битвы, как и подобает королеве-воительнице! – Он наклонился к ней, чтобы заговорщицки шепнуть: – Я слышал, блистательная принцесса, что нашим землям угрожает враг, что собирается армия. Я бы хотел взять в руки меч, как другие ваши защитники, но мое оружие – песни и оды, вдохновляющие на великие подвиги. Я буду сочинять их во славу короны!

Выглядел поэт неплохо – он даже был красив. Вероятно, это стало одной из причин резкой антипатии Баррика. Но сегодня у принцессы не хватало терпения выслушивать чепуху, даже безобидную.

– Вы хотите отправиться с армией, чтобы в стихах описывать сражения, мастер Тинрайт? – спросила она. – Я даю вам свое разрешение. А сейчас, если позволите…

Мэтти сделал несколько движений, словно пытался проглотить небольшой мячик.

– Отправиться с?…

– С армией, да. Можете. Если это все…

– Но я…

Поэт словно окаменел. По-видимому, мысль о том, чтобы присоединиться к армии Южного Предела, даже не приходила ему в голову.

По правде говоря, Бриони просто издевалась. Она вовсе не горела желанием повесить на шею командира – кто бы он ни был – и своего брата, и дурачка-рифмоплета.

– Я пришел не за этим… – Тинрайт снова с трудом сглотнул, но ему не полегчало. – Я пришел передать, что Джил просит у вас аудиенции.

– Джил?

– Помощник трактирщика. Вы, вероятно, помните его. Именно из-за него вы одарили меня своим вниманием.

– Ах, тот, что видит сны. – Бриони вспомнила худощавого человека со странными, слегка безумными глазами. – Он хочет поговорить со мной?

– Да, ваше высочество, – отчаянно закивал Тинрайт. – Я навестил его в темнице. Бедняга нигде не бывает, он почти пленник. Джил попросил, чтобы я помог ему встретиться с вами. Он хочет рассказать что-то важное, связанное с… – Тинрайт наморщил лоб. – С «грядущей битвой», так он выразился. Если честно, меня удивило, что Джил воспользовался такими словами, госпожа, ведь он совсем неграмотный, сказать по правде.

Бриони встряхнула головой, приводя в порядок мысли, запутанные быстрой и цветистой речью поэта. В словах Тинрайта было еще больше дешевого шика, чем в щегольском наряде.

– Джил, помощник трактирщика, желает говорить со мной о «грядущей битве»? – удивилась принцесса. – Наверное, он услышал о ней от стражников.

Она вспомнила, что в той же темнице томится еще один узник, и почувствовала, как душу захлестнула волна паники. Шасо дан-Хеза должен был в случае необходимости стать командующим армией и организовать оборону замка. Уж не предвидел ли кто-то подобную ситуацию? Может быть, кто-то и подстроил все таким образом, чтобы Шасо выглядел виновным в смерти Кендрика?

– Да, ваше высочество, – согласился Тинрайт. – Несомненно, он услышал об этом от солдат. Тем не менее именно такую просьбу меня просили передать вам. А теперь насчет моего отъезда с армией…

– Я уже дала вам разрешение, – остановила она его, потом повернулась и быстрым шагом направилась к покоям сестры Утты.

Она слышала, как у нее за спиной переругивались стражники, пытавшиеся обогнать Мэтти Тинрайта, видимо шедшего за ней по пятам.

– Но, ваше высочество… – говорил он. Бриони обернулась и перебила его:

– Тот помощник трактирщика… Он дал вам тогда золотой долфин, чтобы вы написали письмо, так?

– Д-да…

– А где он раздобыл монету?

У Тинрайта не было ответа на этот вопрос.

– Я не знаю, – ответил он. – Но, ваше высочество, по поводу того, что вы говорили об армии!…

Бриони отвернулась и пошла дальше. Ее мысли были заняты другим. Едва ли она его слышала.

– Мы редко спускаемся ниже уровня храма, – объяснял Чет своему маленькому спутнику.

Они шли вниз по Каскадной лестнице – длинному спиральному спуску. Верхний виток спирали был шире, чем весь Город фандерлингов. Нижние круги сужались, а воздух становился все теплее. Белая линия кварца, вкрапленного в известняк, змейкой вилась над их головами. Позади остались последние настенные светильники. Чет порадовался, что захватил кусок коралла из Соляного пруда. Он продолжал рассказывать:

– Священники спускаются сюда для жертвоприношений, особенно в дни праздников. Мы все приходим в это место в день нашего совершеннолетия на специальную церемонию,

Даже сейчас, несмотря на переполнявшую его тревогу, Чет невольно задумался о том, сколько молодых фандерлингов и священнослужителей побывали здесь в этом году. Чет знал каждого из них: Город фандерлингов невелик и весь поделен на кланы, а молодых людей, достигших возраста совершеннолетия ко Дню Тайн, набиралось обычно не более двух дюжин. Чет поделился с Жуколовом воспоминаниями о своей инициации, состоявшейся много лет тому назад. Перед церемонией он, как положено, постился и после этого испытывал головокружение, видел странные тени, слышал непонятные голоса. Самым жутким и волнующим был момент, когда они мельком увидели Сияющего человека. Чет до сих пор не знал, был ли тот настоящим. Сейчас, по прошествии стольких лет, тот день казался сном.

– Сияющий человек?… – переспросил Жуколов.

– Забудьте о том, что я упомянул его, – покачал головой Чет. – Я и так нарушил обычаи, приведя вас сюда.

Они достигли подножия Каскадной лестницы и оказались в пещере с множеством высоких колонн, похожих на песочные часы. Чет подошел к необычной стене, размерами превосходившей Шелковую дверь. В ней было пять арочных проходов, зияющих чернотой, которую не рассеивал свет кораллового фонарика.

– Пять проходов? – удивился Жуколов. – Зачем рыть столько туннелей рядом?

Чет по-прежнему старался говорить тихо, хотя все лампы в помещении были погашены: значит, если священники и приходили сегодня, они уже ушли.